Онлайн чтение книги Кукольный дом A Doll's House
Действие третье

ФРУ ЛИННЕ  (глядя на свои часы) . Его все еще нет. А между тем времени теперь в обрез. Лишь бы он не… (Опять прислушивается.) А! Идет! (Направляется в переднюю и осторожно отпирает наружную дверь; на лестнице слышны тихие шаги; она шепчет.) Войдите. Никого нет.

КРОГСТАД  (в дверях) . Я нашел дома вашу записку. Что это значит?

ФРУ ЛИННЕ. Мне необходимо поговорить с вами.

КРОГСТАД. Вот как? И непременно здесь, в этом доме?

ФРУ ЛИННЕ. У меня никак нельзя было. Моя комната не имеет отдельного хода. Войдите. Мы одни. Служанка спит, а Хельмеры наверху на вечере.

КРОГСТАД (входит в комнату) . Скажите! Хельмеры пляшут сегодня? В самом деле?

ФРУ ЛИННЕ. Почему же нет?

КРОГСТАД. Н-да, действительно.

ФРУ ЛИННЕ. Так вот, Крогстад, давайте поговорим.

КРОГСТАД. Разве нам с вами есть о чем говорить еще?

ФРУ ЛИННЕ. Да, много о чем.

КРОГСТАД. Не думал.

ФРУ ЛИННЕ. Потому что никогда не понимали меня как следует.

КРОГСТАД. Чего тут было не понимать? На что уж проще! Бессердечная женщина спроваживает человека на все четыре стороны, как только ей представляется партия повыгоднее.

ФРУ ЛИННЕ. Вы думаете, я все-таки совсем бессердечна? Вы думаете, мне легко было порвать?

КРОГСТАД. А разве нет?

ФРУ ЛИННЕ. Крогстад, неужели вы в самом деле так думали?

КРОГСТАД. Иначе зачем бы вам писать мне тогда такое письмо?

ФРУ ЛИННЕ. Да не могла я иначе! Раз мне приходилось порвать с вами, мой долг был вырвать из вашего сердца всякое чувство ко мне.

КРОГСТАД (стиснув руки) . Так вот что. И все это – лишь из-за денег!

ФРУ ЛИННЕ. Не забудьте, у меня на руках были старуха мать и двое малолетних братьев. Мы не могли дожидаться вас, Крогстад. Ваши виды на будущее были тогда еще так неопределенны.

КРОГСТАД. Пусть так. Но вы не вправе были бросать меня ради кого бы то ни было.

ФРУ ЛИННЕ. Уж не знаю. Не раз я задавала себе этот вопрос – вправе ли я была.

КРОГСТАД (понизив голос) . Когда я потерял вас, у меня как будто почва выскользнула из-под ног. Взгляните на меня: я похож на потерпевшего крушение, выплывшего на обломке судна.

ФРУ ЛИННЕ. За помощью, пожалуй, недалеко было идти.

КРОГСТАД. Она была близка. Но вы явились и загородили мне дорогу.

ФРУ ЛИННЕ. Сама того не зная, Крогстад. Я только сегодня узнала, что меня определяют на ваше место.

КРОГСТАД. Я верю вам, раз вы это говорите. Но теперь вы разве не уступите?

ФРУ ЛИННЕ. Нет. Это все равно не принесло бы вам никакой пользы.

КРОГСТАД. Э, пользы, пользы!.. Я бы на вашем месте все-таки сделал так.

ФРУ ЛИННЕ. Я научилась слушаться голоса рассудка. Жизнь и суровая, горькая нужда выучили меня.

КРОГСТАД. А меня жизнь выучила не верить словам.

ФРУ ЛИННЕ. Так жизнь выучила вас весьма разумной вещи. Ну, а делам вы ведь все-таки верите?

КРОГСТАД. То есть как это?

ФРУ ЛИННЕ. Вы сказали, что похожи на потерпевшего крушение, который выплыл на обломке.

КРОГСТАД. И, думается мне, имел основание сказать это.

ФРУ ЛИННЕ. И я тоже вроде женщины, потерпевшей крушение и выплывшей на обломке. Некого жалеть, не о ком заботиться!

КРОГСТАД. Сами выбрали себе долю.

ФРУ ЛИННЕ. Другого выбора у меня тогда не было.

КРОГСТАД. Ну и что же дальше?

ФРУ ЛИННЕ. Крогстад, а что если бы мы двое потерпевших крушение подали друг другу руки?

КРОГСТАД. Что такое вы говорите?

ФРУ ЛИННЕ. Вдвоем, вместе на обломках будет все-таки крепче, надежнее, чем держаться порознь, каждому отдельно.

КРОГСТАД. Кристина!

ФРУ ЛИННЕ. Зачем, по-вашему, я приехала сюда?

КРОГСТАД. Неужто вы вспомнили обо мне?

ФРУ ЛИННЕ. Без работы, без труда мне не прожить. Всю свою жизнь, насколько помню себя, я трудилась, и труд был моей лучшей и единственной отрадой. Но теперь я осталась одна как перст… Страшно пусто, одиноко… Работать для себя одной мало радости. Крогстад, дайте мне цель – для чего и для кого работать.

КРОГСТАД. Не поверю я ничему такому. Это все одна женская восторженность, великодушная потребность жертвовать собой.

ФРУ ЛИННЕ. Вы замечали за мной когда-нибудь склонность к восторженности?

КРОГСТАД. Так вы в самом деле могли бы?.. Скажите мне… Вам все известно… о моем прошлом?

ФРУ ЛИННЕ. Да.

КРОГСТАД. И вы знаете, какая про меня идет слава?

ФРУ ЛИННЕ. Я поняла из ваших слов, что, по-вашему, со мной вы могли бы стать иным человеком.

КРОГСТАД. Конечно!

ФРУ ЛИННЕ. Так разве время ушло?

КРОГСТАД. Кристина… вы говорите вполне серьезно? Да, да. Я вижу по вашему лицу. Так у вас в самом деле хватит смелости?..

ФРУ ЛИННЕ. Мне надо кого-нибудь любить, о ком-нибудь заботиться, заменять кому-нибудь мать, а вашим детям нужна мать. Мы с вами нужны друг другу. Крогстад, я верю, что основа у вас хорошая; и с вами вместе я на все готова.

КРОГСТАД (схватив ее руки) . Спасибо, спасибо, Кристина! Теперь уж я сумею подняться в глазах других… Ах, да я и забыл…

ФРУ ЛИННЕ (прислушивается) . Тсс! Тарантелла! Уходите.

КРОГСТАД. Почему? В чем дело?

ФРУ ЛИННЕ. Слышите, наверху пляшут тарантеллу? Когда она будет кончена, они явятся сюда.

КРОГСТАД. Да, да, так я уйду. Да и к тому же все напрасно. Вы, разумеется, не знаете, на какой шаг я решился против Хельмеров.

ФРУ ЛИННЕ. Знаю, Крогстад.

КРОГСТАД. И все-таки у вас хватило бы духу?..

ФРУ ЛИННЕ. Я хорошо понимаю, до чего может довести отчаяние такого человека, как вы.

КРОГСТАД. Ах, если бы я мог вернуть сделанное!

ФРУ ЛИННЕ. Вы могли бы. Ваше письмо лежит еще в ящике.

КРОГСТАД. Вы уверены?

ФРУ ЛИННЕ. Вполне. Но…

КРОГСТАД (пытливо глядит на нее) . Так не приходится ли так понять дело? Вы хотите во что бы то ни стало спасти подругу. Скажите напрямик. Так?

ФРУ ЛИННЕ. Крогстад! Кто раз продал себя из-за других, не сделает этого во второй раз.

КРОГСТАД. Я потребую свое письмо обратно.

ФРУ ЛИННЕ. Нет, нет.

КРОГСТАД. Естественно. Я дождусь Хельмера и скажу ему, чтобы он вернул мне мое письмо, что оно касается одного меня, моей отставки, что ему незачем его читать.

ФРУ ЛИННЕ. Нет, Крогстад, не требуйте своего письма обратно.

КРОГСТАД. Но скажите, разве не за этим, собственно, вы призвали меня сюда?

ФРУ ЛИННЕ. Да, в первую минуту, со страху. Но теперь прошли целые сутки, и просто не верится, чего только я за это время не насмотрелась здесь в доме. Пусть Хельмер все узнает. Пусть эта злополучная тайна выйдет на свет божий. Пусть они наконец объяснятся между собой на чистоту. Невозможно, чтобы это так продолжалось – эти вечные тайны, увертки.

КРОГСТАД. Ну хорошо, раз вы на это решаетесь… Но одно я, во всяком случае, могу сделать, и надо сделать это сейчас же…

ФРУ ЛИННЕ (прислушиваясь) . Скорее! Уходите! Пляска кончена. Нас могут застать с минуты на минуту.

КРОГСТАД. Я дождусь вас внизу.

ФРУ ЛИННЕ. Хорошо. Потом проводите меня до дому.

КРОГСТАД. За всю мою жизнь я ни разу не был так неимоверно счастлив! (Уходит.)

ФРУ ЛИННЕ (немного прибирает на столе и приготовляет свою верхнюю одежду) . Какой поворот! Какой поворот! Будет для кого работать… для кого жить… куда внести свет и тепло. Да, придется-таки приналечь. Скорее бы приходили… (Прислушивается.) А, вот они. Скорей одеться. (Надевает шляпу и манто.)

НОРА  (еще в дверях, сопротивляясь) . Нет, нет, нет! Не хочу сюда! Хочу опять наверх. Не хочу уходить так рано.

ХЕЛЬМЕР. Но, милочка Нора…

НОРА. Ну, я прошу тебя, умоляю, Торвальд… Ну, пожалуйста… еще хоть часочек!

ХЕЛЬМЕР. Ни минутки больше, моя дорогая. Ты помнишь уговор? Вот так. Сюда. Ты еще простудишься тут в передней. (Бережно ведет жену, несмотря на ее сопротивление, в комнату.)

ФРУ ЛИННЕ. Добрый вечер!

НОРА. Кристина!

ХЕЛЬМЕР. Как, фру Линне, вы здесь, в такой поздний час?

ФРУ ЛИННЕ. Да, извините, мне так хотелось взглянуть на костюм Норы.

НОРА. Так ты все сидела и ждала меня?

ФРУ ЛИННЕ. Да, я, к сожалению, опоздала, ты была уже наверху, ну, мне и не хотелось уходить, не поглядев на тебя.

ХЕЛЬМЕР (снимая шаль с Норы) . Ну, глядите же на нее хорошенько. Право, стоит посмотреть. Чем не хороша, фру Линне?

ФРУ ЛИННЕ. Да, признаюсь…

ХЕЛЬМЕР. Разве не дивно хороша? Там все в один голос признали это. Но она ужасная упрямица, эта милая крошка. Что поделаете? Представьте себе, мне чуть не силой пришлось увести ее оттуда.

НОРА. Ах, Торвальд, ты еще раскаешься, что не дал мне повеселиться еще хоть полчасика.

ХЕЛЬМЕР. Слышите, фру Линне! Она пляшет тарантеллу… производит фурор… вполне заслуженный… хотя исполнение было, пожалуй, чересчур безыскусственно-то есть более натурально, нежели это, строго говоря, желательно с точки зрения искусства. Ну да пусть! Главное – она произвела фурор, огромный фурор. И дать ей остаться после этого? Ослабить впечатление? Нет, спасибо. Я подхватил мою прелестную капричианку, – капризную капричианку, можно бы сказать, – под ручку, марш-маршем по зале, общий поклон, и – как говорится в романах – прекрасное видение скрылось. Конец всегда должен быть эффектен, фру Линне. Но где мне втолковать это Норе? Никак. Фу, какая здесь жара! (Сбрасывает домино и открывает дверь в кабинет.) Э! Да там темно. Ну да, конечно. Извините… (Уходит к себе и зажигает там свечи.)

НОРА (быстрым шепотом, задыхаясь) . Ну, ну?

ФРУ ЛИННЕ (тихо) . Я говорила с ним.

НОРА. И что же?

ФРУ ЛИННЕ. Нора… ты должна все сказать мужу.

НОРА (упавшим голосом) . Я знала.

ФРУ ЛИННЕ. Тебе нечего опасаться со стороны Крогстада. Но ты должна все сказать.

НОРА. Я не скажу.

ФРУ ЛИННЕ. Так письмо скажет.

НОРА. Спасибо, Кристина. Я знаю, что теперь делать. Тсс!

ХЕЛЬМЕР (входит) . Ну, фру Линне, налюбовались ею?

ФРУ ЛИННЕ. Да, да, и теперь прощусь.

ХЕЛЬМЕР. Уже? А эта ваша работа, вязанье?

ФРУ ЛИННЕ (берет работу) . Да, благодарю. Чуть было не забыла.

ХЕЛЬМЕР. Так вы и вяжете?

ФРУ ЛИННЕ. Случается.

ХЕЛЬМЕР. Знаете, вы бы лучше вышивали.

ФРУ ЛИННЕ. Вот как? Почему?

ХЕЛЬМЕР. Да это куда красивее. Видите: держат работу вот так, левой рукой, а правой делают стежки… вот так… легкими, свободными взмахами… Не правда ли?

ФРУ ЛИННЕ. Да, пожалуй…

ХЕЛЬМЕР. Вязанье, напротив, не может выходить красиво; всегда как-то неуклюже. Взгляните: эти стиснутые руки… эти спицы… то вверх, то вниз… какая-то китайщина… А-а, какое великолепное шампанское там подавали!

ФРУ ЛИННЕ. Так прощай, Нора, и не упрямься больше.

ХЕЛЬМЕР. Отлично сказано, фру Линне!

ФРУ ЛИННЕ. Спокойной ночи, господин директор.

ХЕЛЬМЕР (провожая ее до дверей) . Спокойной ночи, спокойной ночи. Надеюсь, благополучно доберетесь до дому. Я бы с удовольствием… но ведь вам недалеко. Спокойной ночи, спокойной ночи. Фру Линне уходит, он запирает за нею дверь и возвращается. Наконец-то спровадили ее. Ужасно скучная особа.

НОРА. Ты очень устал, Торвальд?

ХЕЛЬМЕР. Нет, ничуть.

НОРА. И спать не хочешь?

ХЕЛЬМЕР. Совсем нет. Напротив, я необычайно оживлен. А ты? Да, у тебя порядком усталый и сонный вид.

НОРА. Да, я очень устала. И скоро усну.

ХЕЛЬМЕР. Вот видишь! Значит, я хорошо сделал, что мы не остались дольше.

НОРА. Ах, ты все хорошо делаешь.

ХЕЛЬМЕР (целуя ее в лоб) . Ну вот, жаворонок заговорил по-человечески. А ты заметила, как Ранк был сегодня оживлен?

НОРА. Да? Разве? Мне не удалось с ним поговорить.

ХЕЛЬМЕР. И мне почти тоже. Но я давно не видал его в таком хорошем настроении. (Глядит на нее с минуту, затем подходит к ней поближе.) Гм!.. Однако как чудесно опять очутиться у себя дома. Ах ты, очаровательная юная красавица!

НОРА. Не гляди на меня так, Торвальд!

ХЕЛЬМЕР. Что? Мне нельзя смотреть на свое драгоценнейшее сокровище? На всю эту прелесть, которая принадлежит мне, мне одному, вся целиком!

НОРА (переходя на другую сторону стола) . Не надо так говорить со мной сегодня.

ХЕЛЬМЕР (следуя за нею) . У тебя в крови все еще кипит тарантелла, как погляжу. И оттого ты еще очаровательнее… Слышишь?.. Гости начинают расходиться. (Понизив голос.) Нора… скоро в доме все стихнет.

НОРА. Надеюсь.

ХЕЛЬМЕР. Не так ли, моя любимая? О, знаешь, когда я бываю с тобою в обществе, знаешь, почему я там мало говорю с тобой, держусь от тебя подальше, лишь украдкой поглядываю на тебя?.. Знаешь почему? Потому что я представляю себе, будто ты моя тайная любовь, что мы с тобой обручены тайком и никто даже не подозревает, что между нами есть что-то.

НОРА. Да, да, да, я ведь знаю, что все твои мысли около меня.

ХЕЛЬМЕР. А когда мы собираемся уходить и я накидываю шаль на твои нежные, юные плечи… на этот дивный изгиб шеи от затылка… я представляю себе, что ты моя юная невеста… что мы прямо из-под венца… что я впервые введу тебя сейчас в свой дом… в первый раз останусь с тобой наедине… один с тобой, моя юная, трепещущая прелесть! Весь этот вечер у меня не было иной мысли, иного желания, кроме тебя. Когда я увидал, как ты носишься и манишь в тарантелле… у меня кровь закипела… я не мог больше… Оттого я и увлек тебя оттуда так рано…

НОРА. Поди, Торвальд… Оставь меня. Я не хочу…

ХЕЛЬМЕР. Что это значит? Ты меня поддразниваешь, малютка Нора? Не хочу?.. Или я тебе не муж?..

НОРА (вздрагивая) . Слышишь?

ХЕЛЬМЕР (оборачивается) . Кто там?

РАНК  (за дверями) . Это я. Можно на минутку?

ХЕЛЬМЕР (тихо, с досадой) . И что ему теперь понадобилось? (Громко.) Сейчас. (Идет и отпирает дверь.) Вот это славно, что ты не прошел мимо нас.

РАНК. Мне послышался твой голос, вот и захотелось заглянуть к вам. (Окинув комнату беглым взглядом.) Н-да, эти милые знакомые места. Хорошо у вас здесь, уютно, у вас – обоих.

ХЕЛЬМЕР. Кажется, тебе и наверху было сегодня хорошо, уютно.

РАНК. Восхитительно. И почему бы нет? Отчего не взять от жизни все, что она дает? Во всяком случае, сколько можно и пока можно. Вино было превосходное…

ХЕЛЬМЕР. Особенно шампанское!..

РАНК. И ты заметил? Просто не верится, сколько я мог влить в себя.

НОРА. Торвальд тоже выпил сегодня много шампанского.

РАНК. Да?

НОРА. Да, а после этого он всегда в отличном настроении.

РАНК. Да что ж, почему и не кутнуть разок вечерком после проведенного с пользой дня?

ХЕЛЬМЕР. Проведенного с пользой! Этим я, к сожалению, не могу похвалиться.

РАНК (ударяя его по плечу) . А я так могу!

НОРА. Доктор Ранк, вы, наверное, предпринимали сегодня какое-нибудь научное исследование?

РАНК. Вот именно.

ХЕЛЬМЕР. Те-те-те! Малютка Нора говорит о научных исследованиях?

НОРА. И можно поздравить – с успехом?

РАНК. Н-да, можете.

НОРА. Значит, результат получился хороший?

РАНК. Наилучший и для врача и для пациента – уверенность.

НОРА (быстро, пытливо) . Уверенность?

РАНК. Полная уверенность. Ну как не кутнуть после этого?

НОРА. Да, вы правильно сделали, доктор.

ХЕЛЬМЕР. И я то же скажу. Только бы тебе не пришлось расплачиваться за это завтра.

РАНК. Ну, даром ничего в этой жизни не дается!

НОРА. Доктор Ранк, вы, верно, охотник до маскарадов?

РАНК. Да, если много забавных масок…

НОРА. Слушайте же, чем нам с вами нарядиться в следующий раз?

ХЕЛЬМЕР. Ах ты, ветрогонка! Ты уж думаешь о следующем разе?

РАНК. Нам с вами? Сейчас скажу. Вам – баловнем счастья…

ХЕЛЬМЕР. А ты придумай-ка наряд, который бы ясно выразил эту мысль.

РАНК. Пусть твоя жена явится такой, какой она всегда бывает в жизни…

ХЕЛЬМЕР. Вот это метко сказано. Ну, а ты придумал, чем сам явишься?

РАНК. Да, дружище, это у меня решено.

ХЕЛЬМЕР. Ну?

РАНК. На следующем маскараде я появлюсь невидимкой…

ХЕЛЬМЕР. Вот так выдумка!

РАНК. Есть такая большая черная шапка, – или ты не слыхал о шапке-невидимке? Стоит надеть ее – и человека как не бывало.

ХЕЛЬМЕР (подавляя улыбку) . Да, это так.

РАНК. Но я совсем забыл, для чего, собственно, зашел. Хельмер, дай-ка мне сигару, из гаванских, потемнее.

ХЕЛЬМЕР. С величайшим удовольствием. (Предлагает портсигар.)

РАНК (берет одну и обрезает кончик) . Спасибо.

НОРА (зажигая спичку) . А мне позвольте предложить вам огоньку.

РАНК. Спасибо вам.

И прощайте!

ХЕЛЬМЕР. Прощай, прощай, дружище!

НОРА. Спокойного сна, доктор Ранк.

РАНК. Спасибо за пожелание.

НОРА. Пожелайте мне того же.

РАНК. Вам? Ну, раз вы хотите – спокойного сна. И спасибо за огонек. (Кивает им обоим и уходит.)

ХЕЛЬМЕР (вполголоса) . Здорово выпил.

НОРА (рассеянно) . Пожалуй.

Торвальд… зачем ты?

ХЕЛЬМЕР. Надо опорожнить ящик. Он уже полон. Места не хватит для утренних газет…

НОРА. Ты хочешь работать ночью?

ХЕЛЬМЕР. Ты знаешь, что не хочу… Что это? Тут кто-то возился с замком!

НОРА. С замком?

ХЕЛЬМЕР. Да, конечно. Что же это там застряло? Нельзя допустить, чтобы прислуга… Да, тут сломанная шпилька. Нора, твоя шпилька!

НОРА (быстро) . Ах, так это, верно, дети…

ХЕЛЬМЕР. Ну, их надо отвадить от этого. Гм!.. Гм!.. Ну, наконец-то удалось отпереть. (Вынимает из ящика письма и кричит в кухню.) Элене! Элене! Надо погасить лампу в передней. (Входит в комнату и запирает дверь в переднюю, показывая Норе кипу писем.) Вот видишь, сколько набралось! (Перебирая письма.) Это что такое?

НОРА (у окна) . Письмо! Не надо, не надо, Торвальд!

ХЕЛЬМЕР. Две визитных карточки от Ранка.

НОРА. От Ранка?

ХЕЛЬМЕР (глядит на них) . «Доктор медицины Ранк». Они сверху лежали: видно, он сунул их, уходя.

НОРА. На них что-нибудь написано?

ХЕЛЬМЕР. Над именем сверху черный крест. Гляди. Что за жуткая фантазия! Точно извещает о собственной смерти.

НОРА. Так оно и есть.

ХЕЛЬМЕР. Что? Ты что-нибудь знаешь? Он тебе говорил что-нибудь?

НОРА. Да. Раз мы получили эти карточки, он, значит, простился с нами. Теперь запрется у себя и умрет.

ХЕЛЬМЕР. Мой бедный друг!.. Я так и знал, что мне недолго удастся сохранить его. Но чтобы так скоро… И спрячется от всех, как раненый зверь…

НОРА. Раз чему быть – так лучше без лишних слов. Так ведь, Торвальд?

ХЕЛЬМЕР (ходит взад и вперед) . Мы так сжились с ним. Я как-то не могу себе представить, что его не будет. Он, его страдания, его одиночество создавали какой-то легкий облачный фон нашему яркому, как солнце, счастью… Ну, а может быть, оно и к лучшему. Для него, во всяком случае. (Останавливается.) Да, пожалуй, и для нас, Нора. Теперь мы с тобой будем одни – всецело друг для друга. (Обнимая ее.) Моя любимая… Мне все кажется, что я недостаточно крепко держу тебя. Знаешь, Нора… не раз мне хотелось, чтобы тебе грозила неминуемая беда и чтобы я мог поставить на карту свою жизнь и кровь – и все, все ради тебя.

НОРА (высвобождаясь, твердо, решительно) . Прочти же твои письма, Хельмер.

ХЕЛЬМЕР. Нет, нет, не сегодня. Я хочу быть с тобой, моя ненаглядная, у тебя.

НОРА. Зная, что друг твой умирает?

ХЕЛЬМЕР. Ты права. Это взволновало нас обоих. В наши отношения вторглось нечто некрасивое – мысль о смерти, о разложении. Надо сначала освободиться от этого. Пока что разойдемся каждый к себе…

НОРА (обвивая его шею руками) . Торвальд… спокойной ночи! Спокойной ночи!

ХЕЛЬМЕР (целуя ее в лоб) . Спокойной ночи, моя певунья-пташечка! Спи спокойно, Нора. Теперь я прочту письма. (Уходит с письмами в кабинет и затворяет за собой дверь.)

НОРА (с блуждающим взором, шатаясь, бродит по комнате, хватает домино Хельмера, набрасывает на себя и шепчет быстро, хрипло, прерывисто) . Никогда не видать его больше. Никогда. Никогда. Никогда. (Набрасывает на голову шаль.) И детей тоже никогда не видать. И их тоже. Никогда. Никогда. Никогда… О-о! Прямо в темную, ледяную воду… в бездонную глубину… О-о! Скорее бы уж конец, скорее… Вот теперь он взял письмо… читает… Нет, нет, еще не сейчас… Торвальд, прощай! И ты и дети… (Хочет кинуться в переднюю.)

ХЕЛЬМЕР. Нора!

НОРА (громко вскрикивает) . А!

ХЕЛЬМЕР. Что это? Ты знаешь, что в этом письме?

НОРА. Знаю. Пусти меня! Дай уйти!

ХЕЛЬМЕР (удерживая ее) . Куда ты?

НОРА (пытаясь вырваться) . И не думай спасать меня, Торвальд.

ХЕЛЬМЕР (отшатываясь) . Правда! Значит, правда, что он пишет? Ужасно! Нет, нет! Это невозможно, чтобы это было правдой.

НОРА. Это правда. Я любила тебя больше всего в мире.

ХЕЛЬМЕР. Ах, поди ты со своими вздорными увертками!

НОРА (делая шаг к нему) . Торвальд!..

ХЕЛЬМЕР. Несчастная… Что ты наделала?!

НОРА. Дай мне уйти. Нельзя, чтобы ты платился за меня. Ты не должен брать этого на себя.

ХЕЛЬМЕР. Не ломай комедию! (Запирает дверь в переднюю на ключ.) Ни с места, пока не дашь мне отчета. Ты понимаешь, что ты сделала? Отвечай! Ты понимаешь?

НОРА (глядит на него в упор и говорит с застывшим лицом) . Да, теперь начинаю понимать – вполне.

ХЕЛЬМЕР (шагая по комнате) . О, какое ужасное пробуждение! Все эти восемь лет… она, моя радость, моя гордость… была лицемеркой, лгуньей… хуже, хуже… преступницей! О, какая бездонная пропасть грязи, безобразия! Тьфу! Тьфу!

(Останавливается перед ней.) Мне бы следовало предчувствовать возможность подобного. Следовало предвидеть. Все легкомысленные принципы твоего отца… Молчи. Ты унаследовала все легкомысленные принципы своего отца. Ни религии, ни морали, ни чувства долга… О, как я наказан за то, что взглянул тогда на его дело сквозь пальцы. Ради тебя. И вот как ты меня отблагодарила.

НОРА. Да, вот как.

ХЕЛЬМЕР. Теперь ты разрушила все мое счастье. Погубила все мое будущее. Ужас подумать! Я в руках бессовестного человека. Он может сделать со мной, что хочет, требовать от меня, чего угодно, приказывать мне, помыкать мной, как вздумается. Я пикнуть не посмею. И упасть в такую яму, погибнуть таким образом из-за ветреной женщины!

НОРА. Раз меня не будет на свете, ты свободен.

ХЕЛЬМЕР. Ах, без фокусов! И у твоего отца всегда были наготове такие фразы. Мне-то какой будет прок из того, что тебя не будет на свете, как ты говоришь. Ни малейшего. Он все-таки может раскрыть дело. А раз он это сделает, меня, пожалуй, заподозрят в том, что я знал о твоем преступлении. Пожалуй, подумают, что за твоей спиной стоял я сам, что это я тебя подучил! И за все это я могу благодарить тебя! А я-то носил тебя на руках все время. Понимаешь ли ты теперь, что ты мне причинила?

НОРА (с холодным спокойствием) . Да.

ХЕЛЬМЕР. Это до того невероятно, что я просто опомниться не могу. Но придется постараться как-нибудь выпутаться. Сними шаль. Сними, говорю тебе! Придется как-нибудь ублажить его. Дело надо замять во что бы то ни стало. А что касается нас с тобой, то нельзя и виду подавать: надо держаться, как будто все у нас идет по-старому. Но это, разумеется, только для людей. Ты, значит, останешься в доме, это само собой. Но детей ты не будешь воспитывать. Я не смею доверить их тебе… О-о! И это мне приходится говорить той, которую я так любил и которую еще… Но этому конец. Отныне нет уже речи о счастье, а только о спасении остатков, обломков, декорума! Звонок в передней. (Вздрагивая.) Кто это? Так поздно. Неужели надо ждать самого ужасного?.. Неужели он?.. Спрячься, Нора! Скажись больною!

СЛУЖАНКА  (полуодетая, из передней) . Письмо барыне.

ХЕЛЬМЕР. Давай сюда. (Хватает письмо и затворяет дверь.) Да, от него. Ты не получишь. Я сам прочту.

НОРА. Прочти.

ХЕЛЬМЕР (около лампы) . У меня едва хватает духу. Быть может, мы уже погибли, и ты и я… Нет, надо же узнать. (Лихорадочно вскрывает конверт, пробегает глазами несколько строк, смотрит на вложенную в письмо бумагу и радостно вскрикивает.) Нора!

Нора… Нет, дай прочесть еще раз… Да, да, так. Спасен! Нора, я спасен!

НОРА. А я?

ХЕЛЬМЕР. И ты, разумеется. Мы оба спасены, и ты и я. Гляди! Он возвращает тебе твое долговое обязательство. Пишет, что раскаивается и жалеет… что счастливый поворот в его судьбе… Ну да все равно, что он там пишет. Мы спасены, Нора! Никто тебе ничего не может сделать. Ах, Нора, Нора!.. Нет, сначала уничтожить всю эту гадость. Посмотрим-ка… (Бросает взгляд на расписку.) Нет, и смотреть не хочу. Пусть все это будет для меня только сном. (Разрывает в клочки и письмо и долговое обязательство, бросает в печку и смотрит, как все сгорает.) Вот так. Теперь и следа не осталось… Он писал, что ты с сочельника… Ах, какие же это были, ужасные три дня для тебя, Нора!

НОРА. Я жестоко боролась эти три дня.

ХЕЛЬМЕР. И страдала и не видела другого исхода, как… Нет, не надо и вспоминать обо всем этом ужасе. Будем теперь только радоваться и твердить: все прошло, прошло! Слушай, же, Нора, ты как будто еще не понимаешь, что все прошло. Что же это такое… Ты как будто окаменела? Ах, бедная малютка Нора, я понимаю, понимаю. Тебе не верится, что я простил тебя. Но я простил, Нора, клянусь, я простил тебе все. Я ведь знаю: все, что ты наделала, ты сделала из любви ко мне.

НОРА. Это верно.

ХЕЛЬМЕР. Ты любила меня, как жена должна любить мужа. Ты только не смогла хорошенько разобраться в средствах. Но неужели ты думаешь, что я буду меньше любить тебя из-за того, что ты неспособна действовать самостоятельно? Нет, нет, смело обопрись на меня, я буду твоим советчиком, руководителем. Я не был бы мужчиной, если бы именно эта женская беспомощность не делала тебя вдвое милее в моих глазах. Ты не думай больше о тех резких словах, которые вырвались у меня в минуту первого испуга, когда мне показалось, что все вокруг меня рушится. Я простил тебя, Нора. Клянусь тебе, я простил тебя.

НОРА. Благодарю тебя за твое прощение. (Уходит в дверь направо.)

ХЕЛЬМЕР. Нет, постой… (Заглядывая туда.) Ты что хочешь?

НОРА (из другой комнаты) . Сбросить маскарадный костюм.

ХЕЛЬМЕР (у дверей) . Да, да, хорошо. И постарайся успокоиться, прийти в себя, моя бедная напуганная певунья-пташка. Обопрись спокойно на меня, у меня широкие крылья, чтобы прикрыть тебя. (Ходит около дверей.) Ах, как у нас тут славно, уютно, Нора. Тут твой приют, тут я буду лелеять тебя, как загнанную голубку, которую спас невредимой из когтей ястреба. Я сумею успокоить твое бедное трепещущее сердечко. Мало-помалу это удастся, Нора, поверь мне. Завтра тебе все уже покажется совсем иным, и скоро все пойдет опять по-старому, мне не придется долго повторять тебе, что я простил тебя. Ты сама почувствуешь, что это так. Как ты можешь думать, что мне могло бы теперь прийти в голову оттолкнуть тебя или даже хоть упрекнуть в чем-нибудь? Ах, ты не знаешь сердца настоящего мужа, Нора. Мужу невыразимо сладко и приятно сознавать, что он простил свою жену… простил от всего сердца. Она от этого становится как будто вдвойне его собственной – его неотъемлемым сокровищем. Он как будто дает ей жизнь вторично. Она становится, так сказать, и женой его и ребенком. И ты теперь будешь для меня и тем и другим, мое беспомощное, растерянное созданьице. Не бойся ничего, Нора, будь только чистосердечна со мной, и я буду и твоей волей и твоей совестью… Что это? Ты не ложишься? Переоделась?

НОРА (в обыкновенном домашнем платье) . Да, Торвальд, переоделась.

ХЕЛЬМЕР. Да зачем? В такой поздний час?..

НОРА. Мне не спать эту ночь…

ХЕЛЬМЕР. Но, дорогая Нора…

НОРА (смотрит на свои часы) . Не так еще поздно. Присядь, Торвальд. Нам с тобой есть о чем поговорить. (Садится к столу.)

ХЕЛЬМЕР. Нора… что это? Это застывшее выражение…

НОРА. Присядь. Разговор будет долгий. Мне надо многое сказать тебе.

ХЕЛЬМЕР (садясь к столу напротив нее) . Ты меня пугаешь, Нора. И я не понимаю тебя.

НОРА. В том-то и дело. Ты меня не понимаешь. И я тебя не понимала… до нынешнего вечера. Нет, не прерывай меня. Ты только выслушай меня… Сведем счеты, Торвальд.

ХЕЛЬМЕР. Что такое ты говоришь?

НОРА (после короткой паузы) . Тебя не поражает одна вещь, вот сейчас, когда мы так сидим с тобой?

ХЕЛЬМЕР. Что бы это могло быть?

НОРА. Мы женаты восемь лет. Тебе не приходит в голову, что это ведь в первый раз мы с тобой, муж с женою, сели поговорить серьезно?

ХЕЛЬМЕР. Серьезно… в каком смысле?

НОРА. Целых восемь лет… больше… с первой минуты нашего знакомства мы ни разу не обменялись серьезным словом о серьезных вещах.

ХЕЛЬМЕР. Что же мне было посвящать тебя в свои деловые заботы, которых ты все равно не могла мне облегчить.

НОРА. Я не говорю о деловых заботах. Я говорю, что мы вообще никогда не заводили серьезной беседы, не пытались вместе обсудить что-нибудь, вникнуть во что-нибудь серьезное.

ХЕЛЬМЕР. Ну, милочка Нора, разве это было по твоей части?

НОРА. Вот мы и добрались до сути. Ты никогда не понимал меня… Со мной поступали очень несправедливо, Торвальд. Сначала папа, потом ты.

ХЕЛЬМЕР. Что! Мы двое?.. Когда мы оба любили тебя больше, чем кто-либо на свете?

НОРА (качая головой) . Вы никогда меня не любили. Вам только нравилось быть в меня влюбленными.

ХЕЛЬМЕР. Нора, что это за слова?

НОРА. Да, уж так оно и есть, Торвальд. Когда я жила дома, с папой, он выкладывал мне все свои взгляды, и у меня оказывались те же самые; если же у меня оказывались другие, я их скрывала, – ему бы это не понравилось. Он звал меня своей куколкой-дочкой, забавлялся мной, как я своими куклами. Потом я попала к тебе в дом….

ХЕЛЬМЕР. Что за выражение, когда говоришь о нашем браке!

НОРА (невозмутимо) . Я хочу сказать, что я из папиных рук перешла в твои. Ты все устраивал по своему вкусу, и у меня стал твой вкус или я только делала вид, что это так, – не знаю хорошенько. Пожалуй, и то и другое. Иногда бывало так, иногда этак. Как оглянусь теперь назад, мне кажется, я вела здесь самую жалкую жизнь, перебиваясь со дня на день!.. Меня поили, кормили, одевали, а мое дело было развлекать, забавлять тебя, Торвальд. Вот в чем проходила моя жизнь. Ты так устроил. Ты и папа много виноваты передо мной. Ваша вина, что из меня ничего не вышло.

ХЕЛЬМЕР. Нора! Какая нелепость! Какая неблагодарность! Ты ли не была здесь счастлива?

НОРА. Нет, никогда. Я воображала, что была, но на самом деле никогда этого не было.

ХЕЛЬМЕР. Ты не была… не была счастлива!

НОРА. Нет, только весела. И ты был всегда так мил со мной, ласков. Но весь наш дом был только большой детской. Я была здесь твоей куколкой-женой, как дома у папы была папиной куколкой-дочкой. А дети были уж моими куклами. Мне нравилось, что ты играл и забавлялся со мной, как им нравилось, что я играю и забавляюсь с ними. Вот в чем состоял наш брак, Торвальд.

ХЕЛЬМЕР. Тут есть, пожалуй, доля правды, как это ни преувеличенно и ни выспренне. Но теперь у нас все пойдет по-другому. Время забав прошло! Пора взяться за воспитание.

НОРА. За чье? За мое или детей?

ХЕЛЬМЕР. И за твое и за их, дорогая Нора.

НОРА. Ах, Торвальд, не тебе воспитать из меня настоящую жену себе.

ХЕЛЬМЕР. И ты это говоришь?

НОРА. А я… разве я подготовлена воспитывать детей?

ХЕЛЬМЕР. Нора!

НОРА. Не сам ли ты сейчас лишь говорил, что не смеешь доверить мне этой задачи?

ХЕЛЬМЕР. В минуту раздражения. Можно ли обращать на это внимание!

НОРА. Нет, ты рассудил правильно. Эта задача не по мне. Мне надо сначала решить другую задачу. Надо постараться воспитать себя самое. И не у тебя мне искать помощи. Мне надо заняться этим одной. Поэтому я ухожу от тебя.

ХЕЛЬМЕР (вскакивая) . Что ты сказала?

НОРА. Мне надо остаться одной, чтобы разобраться в самой себе и во всем прочем. Потому я и не могу остаться у тебя.

ХЕЛЬМЕР. Нора! Нора!

НОРА. И я уйду сейчас же. Кристина, верно, даст мне ночлег…

ХЕЛЬМЕР. Ты не в своем уме! Кто тебе позволит! Я запрещаю!

НОРА. Теперь напрасно запрещать мне что бы то ни было. Я возьму с собой лишь свое. От тебя ничего не возьму, ни теперь, ни после.

ХЕЛЬМЕР. Что же это за безумие!

НОРА. Завтра я уеду домой… то есть в мой родной город. Там мне будет легче устроиться.

ХЕЛЬМЕР. Ах ты, ослепленное, неопытное созданье!

НОРА. Надо же когда-нибудь набраться опыта, Торвальд.

ХЕЛЬМЕР. Покинуть дом, мужа, детей! И не подумаешь о том, что скажут люди?

НОРА. На это мне нечего обращать внимания. Я знаю только, что мне это необходимо.

ХЕЛЬМЕР. Нет, это возмутительно! Ты способна так пренебречь самыми священными своими обязанностями!

НОРА. Что ты считаешь самыми священными моими обязанностями?

ХЕЛЬМЕР. И это еще нужно говорить тебе? Или у тебя нет обязанностей перед твоим мужем и перед твоими детьми?

НОРА. У меня есть и другие, столь же священные.

ХЕЛЬМЕР. Нет у тебя таких! Какие это?

НОРА. Обязанности перед самой собою.

ХЕЛЬМЕР. Ты прежде всего жена и мать.

НОРА. Я в это больше не верю. Я думаю, что прежде всего я человек, так же как и ты, или, по крайней мере, должна постараться стать человеком. Знаю, что большинство будет на твоей стороне, Торвальд, и что в книгах говорится в этом же роде. Но я не могу больше удовлетворяться тем, что говорит большинство и что говорится в книгах. Мне надо самой подумать об этих вещах и попробовать разобраться в них.

ХЕЛЬМЕР. Как будто твое положение в собственном доме не ясно и без того? Да разве у тебя нет надежного руководства по таким вопросам? Нет религии?

НОРА. Ах, Торвальд, я ведь не знаю хорошенько, что такое религия.

ХЕЛЬМЕР. Что ты говоришь?

НОРА. Я знаю это лишь со слов пастора Хансена, у которого готовилась к конфирмации. Он говорил, что религия то-то и то-то. Когда я высвобожусь из всех этих пут, останусь одна, я разберусь и в этом. Я хочу проверить, правду ли говорил пастор Хансен или, по крайней мере, может ли это быть правдой для меня.

ХЕЛЬМЕР. Нет, это просто неслыханно со стороны такой молоденькой женщины! Но если тебя не может вразумить религия, так дай мне задеть в тебе хоть совесть. Ведь нравственное-то чувство в тебе есть? Или – отвечай мне – и его у тебя нет?

НОРА. Знаешь, Торвальд, на это нелегко ответить. Я, право, и этого не знаю. Я совсем как в лесу во всех этих вопросах. Знаю только, что я совсем иначе сужу обо всем, нежели ты. Мне вот говорят, будто и законы совсем не то, что я думала. Но чтобы эти законы были правильны – этого я никак не пойму. Выходит, что женщина не вправе пощадить своего умирающего старика отца, не вправе спасти жизнь мужу! Этому я не верю.

ХЕЛЬМЕР. Ты судишь, как ребенок. Не понимаешь общества, в котором живешь.

НОРА. Да, не понимаю. Вот и хочу присмотреться к нему. Мне надо выяснить себе, кто прав – общество или я.

ХЕЛЬМЕР. Ты больна, Нора. У тебя жар. Я готов подумать, что ты потеряла рассудок.

НОРА. Никогда еще не бывала я в более здравом рассудке и твердой памяти.

ХЕЛЬМЕР. И ты в здравом рассудке и твердой памяти бросаешь мужа и детей?

НОРА. Да.

ХЕЛЬМЕР. Тогда остается предположить одно.

НОРА. А именно?

ХЕЛЬМЕР. Что ты меня больше не любишь.

НОРА. Да, в этом-то все и дело.

ХЕЛЬМЕР. Нора… И ты это говоришь!

НОРА. Ах, мне самой больно, Торвальд. Ты был всегда так мил со мной. Но я ничего не могу тут поделать. Я не люблю тебя больше.

ХЕЛЬМЕР (с усилием преодолевая себя) . Это ты тоже решила в здравом рассудке и твердой памяти?

НОРА. Да, вполне здраво. Потому-то я и не хочу здесь оставаться.

ХЕЛЬМЕР. И ты сумеешь также объяснить мне причину, почему я лишился твоей любви?

НОРА. Да, сумею. Это случилось сегодня вечером, когда чудо заставило себя ждать. Я увидела, что ты не тот, за кого я тебя считала.

ХЕЛЬМЕР. Объяснись получше, я совсем тебя не понимаю.

НОРА. Я терпеливо ждала целых восемь лет. Господи, я ведь знала, что чудеса не каждый день бывают. Но вот на меня обрушился этот ужас. И я была непоколебимо уверена: вот теперь совершится чудо. Пока письмо Крогстада лежало там, у меня и в мыслях не было, чтобы ты мог сдаться на его условия. Я была непоколебимо уверена, что ты скажешь ему: объявляйте хоть всему свету. А когда это случилось бы…

ХЕЛЬМЕР. Ну, что же тогда? Когда я выдал бы на позор и поругание собственную жену!..

НОРА. Когда бы это случилось… я была так непоколебимо уверена, что ты выступишь вперед и возьмешь все на себя – скажешь: виновный – я.

ХЕЛЬМЕР. Нора!

НОРА. Ты хочешь сказать, что я никогда бы не согласилась принять от тебя такую жертву? Само собой. Но что значили бы мои уверения в сравнении с твоими?.. Вот то чудо, которого я ждала с таким трепетом. И чтобы помешать ему, я хотела покончить с собой.

ХЕЛЬМЕР. Я бы с радостью работал для тебя дни и ночи, Нора… терпел бы горе и нужду ради тебя. Но кто же пожертвует даже для любимого человека своей честью?

НОРА. Сотни тысяч женщин жертвовали.

ХЕЛЬМЕР. Ах, ты судишь и говоришь, как неразумный ребенок.

НОРА. Пусть так. Но ты-то не судишь и не говоришь, как человек, на которого я могла бы положиться. Когда у тебя прошел страх, – не за меня, а за себя, – когда вся опасность для тебя прошла, с тобой как будто ничего и не бывало. Я по-старому осталась твоей птичкой, жаворонком, куколкой, с которой тебе только предстоит обращаться еще бережнее, раз она оказалась такой хрупкой, непрочной. (Встает.) Торвальд, в ту минуту мне стало ясно, что я все эти восемь лет жила с чужим человеком и прижила с ним троих детей… О-о, и вспомнить не могу! Так бы и разорвала себя в клочья!

ХЕЛЬМЕР (упавшим голосом) . Вижу, вижу… Действительно, между нами легла пропасть… Но разве ее нельзя заполнить, Нора?

НОРА. Такою, какова я теперь, я не гожусь в жены тебе.

ХЕЛЬМЕР. У меня хватит силы стать другим.

НОРА. Быть может – если куклу у тебя возьмут.

ХЕЛЬМЕР. Расстаться… расстаться с тобой!.. Нет, нет, Нора, представить себе не могу!

НОРА (идет направо) . Тем это неизбежнее. (Возвращается с верхней одеждой и небольшим саквояжем в руках, который кладет на стул возле стола.)

ХЕЛЬМЕР. Нора, Нора, не сейчас! Погоди хоть до утра.

НОРА (надевая манто) . Я не могу ночевать у чужого человека.

ХЕЛЬМЕР. Но разве мы не могли бы жить, как брат с сестрой?

НОРА (завязывая ленты шляпы) . Ты отлично знаешь, так бы долго не протянулось… (Накидывает шаль.) Прощай, Торвальд. Я не буду прощаться с детьми. Я знаю, они в лучших руках, чем мои. Такой матери, как я теперь, им не нужно.

ХЕЛЬМЕР. Но когда-нибудь, Нора… когда-нибудь?

НОРА. Как я могу знать? Я совсем не знаю, что из меня выйдет.

ХЕЛЬМЕР. Но ты моя жена и теперь и в будущем – какой бы ты ни стала.

НОРА. Слушай, Торвальд… Раз жена бросает мужа, как я, то он, как я слышала, по закону свободен от всех обязательств по отношению к ней. Я, во всяком случае, освобождаю тебя совсем. Ты не считай себя связанным ничем, как и я не буду. Обе стороны должны быть вполне свободны. Вот твое кольцо. Отдай мне мое.

ХЕЛЬМЕР. И это еще?

НОРА. И это.

ХЕЛЬМЕР. Вот.

НОРА. Так. Теперь все покончено. Вот сюда я положу ключи. Прислуга знает все, что и как в доме, лучше, чем я. Завтра, когда меня не будет, Кристина придет уложить вещи, которые я привезла с собой из дому. Пусть их вышлют мне.

ХЕЛЬМЕР. Конечно, конечно! Нора, ты и не вспомнишь обо мне никогда?

НОРА. Нет, я, верно, часто буду вспоминать и тебя, и детей, и дом.

ХЕЛЬМЕР. Можно мне писать тебе, Нора?

НОРА. Нет… никогда. Этого нельзя.

ХЕЛЬМЕР. Но ведь нужно же будет посылать тебе…

НОРА. Ровно ничего, ничего.

ХЕЛЬМЕР. Помогать тебе в случае нужды.

НОРА. Нет, говорю я. Ничего я не возьму от чужого человека.

ХЕЛЬМЕР. Нора, неужели я навсегда останусь для тебя только чужим?

НОРА (берет свой саквояж) . Ах, Торвальд, тогда надо, чтобы совершилось чудо из чудес.

ХЕЛЬМЕР. Скажи какое!

НОРА. Такое, чтобы и ты и я изменились настолько… Нет, Торвальд, я больше не верю в чудеса.

ХЕЛЬМЕР. А я буду верить. Договаривай! Изменились настолько, чтобы?..

НОРА. Чтобы сожительство наше могло стать браком. Прощай. (Уходит через переднюю.)

ХЕЛЬМЕР (падает на стул у дверей и закрывает лицо руками) . Нора! Нора! (Озирается и встает.) Пусто. Ее нет здесь больше. (Луч надежды озаряет его лицо.) Но – чудо из чудес?!