Онлайн чтение книги Адские чары
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

После разговоров у маркиза, Малейнен с дочерью и зятем отправились прямо в тот домишко на Волковом, где некогда жила. Переговоры со сторожем были недолгими, наём состоялся, и старуха осталась в доме, а своих послала за вещами. Сев у окна, она мрачно задумалась; в том же положении нашла её вернувшаяся с узлами чета.

С наступлением ночи Малейнен велела дочери с зятем зажечь в печи, на шесте, можжевельник и читать указанные заклинания да стеречь, чтобы огонь как-нибудь не потух до её возвращения.

Было около полуночи, когда ушла она на кладбище. Ночь была холодная. Бурный, порывистый ветер гнал по небу сизые, дымные тучи, скрывавшие луну; лишь по временам пробивавшийся тусклый полусвет озарял громадную ниву мирного упокоения, и тогда из темноты выглядывали кресты и памятники.

Сделав большой обход, Малейнен вернулась в ту часть кладбища, которая прилегала к её избёнке. Эта сторона, как наиболее старая, была больше всего запущена. Могилы стояли заброшенные, кресты либо повалились, либо покосились, и кругом всё густо заросло травой и кустарником.

Полузакрытый обветшавшими деревьями, там стоял старый памятник в виде часовни. Чугунная, некогда окружавшая его решётка была уже сломана, каменные ступени разъехались, и старая дверь, хотя и запертая, едва держалась, по-видимому на ржавых петлях.

Малейнен достала из-под полы зажжённый фонарь и, вынув из кармана ключ, открыла дверь. Внутри всё было пусто. Когда-то здесь была икона и лампада, но образ исчез, а валявшиеся на полу осколки стекла только и указывали на бывшую тут когда-то лампаду.

При входе Малейнен послышалось глухое шипение, и из тёмного угла выскочила чёрная кошка. Подняв хвост трубой и изогнув спину, она глядела на колдунью горящими глазами, но та повелительно подняла руку, пробормотала несколько слов, и кошка пропала неизвестно куда.

Тогда Малейнен пошла в угол, разгребла кучу мусора, скрывавшего кольцо от подъёмной двери, открыла её и сошла по крутой лестнице в склеп.

Склеп был средних размеров, и в нём стояло два гроба, обитых когда-то бархатом с позументом, но всё это уже обветшало, и сгнившие доски почти развалились.

В головах одного из гробов сложен был кирпичный стол, на котором стоял семирожковый шандал с чёрными восковыми свечами. Старуха достала из-за пазухи склянку и палочку, затем зажгла свечи. Жидкостью она окропила весь склеп, и в воздухе послышался одуряющий запах серы, а затем, став между гробами и подняв руку с палочкой, она мерно запела на неизвестном языке.

Вскоре послышались сухие удары и треск, чёрная дымка заволокла всё внутри и стала сгущаться в облако, из-за которого вдруг вынырнул маленький горбатый уродец. Тёмное тело его было покрыто шерстью, плоские широкие ступни походили на копыта и на голове светились рожки. Гадкий ублюдок этот вскочил на один из стоящих гробов и уселся верхом.

— Здорово, кума! Что тебе от меня надо? — диким голосом спросил он, лукаво и злобно глядя на свою названную «кумушку».

— Здравствуй, Анаэль. Помощь нужна мне твоя в одном деле, запутанном, но очень прибыльном.

— Ага!.. Всё для жены того, кому мы шею свернули? Чего ещё этой негоднице понадобилось. Вышла за своего суженого и ничего, стало быть, больше требовать не смеет.

Малейнен рассказала коротко про своё условие с Кирой относительно её избавления от преследований Басаргина. Уродец внимательно её выслушал.

— Эх! Напрасно впуталась ты опять в эту глупую историю. Знаешь, ведь, что хозяин недолюбливает таких вмешательств. Уж он никогда не отдаст то, что своим считает.

— Помоги мне, Анаэль. Уж я тебе поднесу в награду кружку свиной крови.

— И рад бы тебе пособить, да… дело-то очень неверное. Что ж, впрочем, если ты непременно хочешь, пожалуй, попробуем. Только нам помощники нужны. Выбери кого надо из тех, что у тебя в погребе, да завтра в полночь приготовь им угощение; вот мы первый опыт и сделаем. А я постараюсь выпытать у хозяина, что надо, и завтра же надеюсь тебе ответ дать.

Он спрыгнул на землю. Послышался глухой грохот, потрясший склеп, и уродец исчез. Малейнен потушила свечи, взяла в руку фонарь и открыла проделанную в стене низкую дверь.

Дверь была прочно замкнута, и за ней открылся низкий и узкий, но длинный проход, который вёл в погреб довольно странного вида и гораздо больших размеров, чем склеп.

На земле и на полках стояли бутылки всевозможных размеров, но большей частью, четвертные и ведёрные. В погребе была ещё и вторая дверь, запертая на железный засов с громадным замком, который старуха и отпёрла.

За этой дверью оказался небольшой подвал, откуда был уже ход в кухню дома, где жила Малейнен. Но перед отъездом та тщательно замкнула и даже завалила соединительную дверь со стороны подполья дома. Кто бы ни нанял после неё дом, никто даже не заподозрит, что бок о бок имеется погреб, да ещё с такими загадочными припасами.

Кончив эти приготовления, старуха отправилась домой той же дорогой, какой пришла. Утро следующего дня поглощено было разного рода закупками.

Затем колдунья с зятем освободила и отперла дверь, которая вела в погреб с бутылками, и она снесла туда несколько больших корзин, тщательно укрытых белым холстом. Незадолго до полуночи Малейнен спустилась в подвал, зажгла несколько чёрных восковых свечей, а затем принялась разглядывать и разбирать бутылки.

И посуда, и бутылки с их содержимым были удивительны. Красные деревянные резные пробки, припаянные у горлышка чёрными кружками изображали рогатые козлиные головы. Внутри бутылей заключены были словно крошечные человечки, прозрачные и студенистые, хотя и вполне отчётливые; особенно живыми представлялись головы с отвратительным злобным выражением.

Колдунья отобрала двадцать одну бутылку и поставила их на середину подвала, а затем раскрыла корзины, в которых лежали поросята, кошки и вороны.

Животные казались как-будто дохлыми, потому что не шевелились, даже когда старуха доставала их из корзин и раскладывала по одному перед каждой бутылкой; но всмотревшись, можно было заметить у них чуть заметное дыхание.

В течение этих приготовлений из тёмных углов, где стояли остальная посуда, слышалось глухое ворчание, и вдруг раздались громкие, стоны и зловещий треск. Малейнен мгновенно выхватила из-за пазухи палочку; она погрозила ею в сторону начавшегося шума и произнесла заклинание. Кругом снова всё стихло.

После этого она принесла небольшую жаровню с горящими углями и посыпала её порошком, который с треском сгорел, наполнив подвал, удушливым запахом серы. На жаровне же вспыхнуло синее, с зеленоватым отливом пламя, сменившееся клубом черного дыма, и в тот же миг перед колдуньей очутился вчерашний уродец.

— Ну какие у тебя новости, Анаэль? — спросила она.

Тот скорчил гримасу.

— Ничего достоверного, кума. Не больно он доволен, хотя и не возражает. Так что, если ты настаиваешь, давай, попробуем.

Да, попытаемся. А чтоб придать тебе мужества, потому всё-таки рассчитываю на твою помощь, я тебе поднесу угощение.

Она вытащила из корзины поросёнка и зарезала его так, что тот даже не пискнул. Выпустив кровь в глиняные горшки и сцеживала в них кровь зарезанных животных. Кончив это, Малейнен раздула угли, бросила в них новую пригоршню порошка и затянула песню вперемешку с заклинаниями.

Мало-помалу густой дым застлал погреб, послышался треск, раздались точно выстрелы и дикие крики, а затем, когда дым рассеялся, оказалось, что все бутылки разбиты, а вокруг жаровни собралось целое общество, жадно глотавшее налитую в горшки кровь.

Тут были представители обоих полов и всяких общественных положений: офицеры, духовенство, штатские, купцы, крестьяне и даже дамы. Мертвенно-бледные лица их отражали всевозможные страсти; но помимо трупного цвета и пристального, дьявольского злобного взгляда, ничем иным они не отличались от живых людей.

Малейнен продолжала петь, как вдруг в воздухе блеснул свет, точно молния, порыв ветра пронёсся по подвалу, и точно из-под земли вырос Басаргин с пеной у рта и дико сверкающими глазами. По-видимому он был в ярости.

— Нет! — заревел он. — Не выпущу я её живой из своих рук и не дозволю никогда освобождать её.

Злые духи кинулись на него и пытались повалить его; а в это время Малейнен с палочкой в одной руке и горящим углём в другой подскочила тоже, намереваясь ударить его с левой стороны, Анаэль тоже вцепился в Басаргина.

Вдруг тот вырвался из рук нападавших, взлетел на воздух, превратился в зеленоватый, искромётный шар, лопнувший затем с грохотом, и Басаргин исчез.

Малейнен отпустила страшное ругательство, но спохватившись, стала читать заклинание и под конец пронзительно крикнула:

— Завтра в полночь созываю вас всех на решительный бой.

Анаэль и прочие духи растаяли в воздухе, а Малейнен, очертив магическим кругом оставшиеся бутылки, ушла из подвала.

— Кто бы мог подумать, что у него такая силища, ворчала она, идя к себе.

Перед генеральным сражением, которое Малейнен собиралась дать силам зла, она постилась целый день и делала особые приготовления.

С наступлением ночи она заперлась во второй комнате, строго наказав зятю и дочери не спать, зорко сторожить подполицу и читать заклинания, магически преграждавшие выход из подвала.

Заперев за собой дверь, она сняла с себя всё и надела только длинную красного цвета рубашку, распустив свои седые, но ещё длинные и густые волосы. Затем она зажгла в печи охапку можжевельника и в огонь сунула лезвие большого ножа.

На престол она поставила медный колокол в виде черепа и рядом положила дудку, выделанную из человеческой кости. Перед печью поставила старый, взятый с чьей-то могилы чугунный крест, а на чёрной доске, прибитой к престолу сзади семирожкового шандала, написала какие-то знаки и затем открыла заклинательную книгу. На лице колдуньи застыло выражение дикой отваги.

Она вполне сознавала, что подвергает себя смертельной опасности, берясь спасать Киру. Но её соблазнило богатое вознаграждение. А она была жадна, упряма и уверена в своих силах.

Кроме того, она рассчитывала на содействие тех, которых накануне ночью одарила жизненной силой, дававшей им возможность вторгаться в толпу живых.

С этими тёмными существами люди часто сталкиваются, сами того не зная и не подозревая. Скептики отрицают такие явления, а присяжные «учёные» над этим смеются, потому что ни те, ни другие не понимают скрытых пружин, производящих в действие неведомые для них силы потустороннего мира; как они не знают, откуда берутся и куда деваются эти загадочные, зловредные существа.

Громко и отчётливо читала Малейнен заклинания, временами она остановилась, брала дудку и издавала протяжный, резкий свист, подзванивая ему в колокол. Затем она подбрасывала в огонь ветки и переворачивала начинавший накаляться докрасна нож.

Мало-помалу вся комната стала трещать, в стены и пол неистово стучали, проносились порывы холодного ветра и чуть не задували свечи.

Наконец, блеснула молния, и весь дом затрясся словно от громового раската. Из стен и пола выходили тёмные тени, которые быстро уплотнялись. Эта толпа тащила Басаргина, который упирался и отбивался, но всё-таки был повален на землю.

Теперь было заметно, что красная светлая нить исходила из его левого бока и терялась в пространстве. Чёрные худые, но цепкие, как змеи, существа, держали Басаргина, несмотря на его отчаянные усилия вырваться из их лап.

Тогда Малейнен выхватила из огня раскалённый нож и кинулась к нему, чтобы рассечь таинственную связь, соединявшую его с Кирой. Но в этот миг произошло нечто совершенно неожиданное и ужасное…

В комнате рядом раздался громкий взрыв, входная дверь вспыхнула точно огнём, и в комнату повалила целая ватага людей и животных. Впереди шло отвратительное рогатое чудовище с козьей мордой, красными, как огонь, глазами и громадными зубчатыми, точно у летучей мыши, крыльями. Чудовище это грозно потрясло трезубцем и залилось злым дьявольским смехом.

— Ты ещё смеешь вступать в бой со мной, негодная?! Или забыла, что ты наша раба, у которой нет ни знаний, ни сил, достаточно побороть нас?!

Чёрный козёл кинулся, как молния, к престолу, схватил водруженный крест перед печью крест и вонзил его в колдунью, которая упала с нечеловеческими криками и была пригвождена к полу. Потоки чёрной крови хлынули из её рта к груди.

В тот же миг Басаргин вырвался из рук нападавших и исчез с громкими ругательствами. В комнате же происходило нечто непостижимое.

Часть дьявольской свиты бросилась на неподвижное тело колдуньи, они пили и вылизывали её кровь; кости старухи трещали, и по трупу ползали языки пламени. Другие ломали и топтали всё, что было в комнате. Наконец, окно с шумом распахнулось, и вся дьявольская ватага с чёрным козлом во главе вихрем унеслась на кладбище. В ночные часы в этом царстве мёртвых обыкновенно пусто. И теперь лишь ветер жалобно стонал и свистел меж обнажённых деревьев. Временами лунный свет проглядывал сквозь седые облака, заливая кресты и памятники унылым, дремотным светом.

Но если все казалось пустынным и тихим для неразвитого взора человеческого, ясновидящий усмотрел бы кипевшую здесь суетливую и зловещую жизнь.

В разных местах вспыхивали блуждающие огоньки, слетавшие затем вокруг дьявольского кортежа, который вылетел из дома колдуньи. Демон с козлиной мордой остановился и звонко протрубил в кривой, словно охотничий рог трижды. Затем раздался его глухой, скрипучий голос:

— Призываю вас всех, кто заключён тут и кого не выпускает плоть, приковав к могиле. Вы стремитесь к свободе, хотите уничтожить воинство Люцифера? Так вставайте же, поломайте гробы свои и опрокиньте надгробные кресты. Придите, возлюбленные и разлученные смертью: вы, алчущие наслаждений и мести!

Толпа вокруг него пела и выла, испуская снопы искр. Поднялся целый ураган диких звуков; крики и стоны сливались с похоронным пением. В разных направлениях сверкали огненные зигзаги, гробницы трещали и кресты качались, и из поднимались громадные зеленоватые, жёлтые и чёрные шары.

Шары эти с грохотом лопались, распространяя вокруг трупную вонь и обнажая отвратительных существ с разлагающимися талами. Искажённые, отталкивающие лица их отражали все грубые страсти, все нечистые вожделения и похоти обожаемой ими плоти, которая тем самым сковывала их теперь и причиняла ужасные страдания. Но много могил всё же остались целыми. Те, которые были погребены были погребены там, не поддавались сатанинскому зову. Святые молитвы и символы удерживали одних и ограждали от других.

Современный род людской, глубоко невежественный в познании невидимого мира и закованный в броню неверия, отталкивает как излишние, а то ещё и осмеивает все мистические таинства, которыми человечество с древнейших времён неизменно окружало два величайших момента человеческой жизни: рождение или появление человека на земле из неведомых областей, и смерть, то есть возвращение его в потусторонний мир. Между тем обряды эти и таинства, установленные величайшими светилами герметической науки, имеют глубокое значение и служат защитой как живому человеку, так и свободному духу против силы зла…

А демоны продолжали, между тем, свою оргию, освобождая из могил грешные, слабые души, чтобы захватить их в свою власть и толкать затем на новые преступления.

С хохотом и криками принимало дьявольское чудовище со своей свитой тех, которые выходили из усыпальниц и преклонялись перед ним. Но где-то вдали пропел петух.

В тот же миг заклубились вихри чёрного дыма, в котором и растаяла дьявольская ватага.

На следующий день после страшной ночи Кира заканчивала завтракать, когда доложили о приходе Тенгрена. Маркиз с женой и генеральшей ушли в кабинет, куда привели чухонца.

Он был смертельно бледен, очень взволнован и хриплым голосом заявил, что они с женой чуть было не умерли в минувшую ночь.

Маркиз поднёс ему стакан вина, для подкрепления и попросил подробно рассказать всё, что у них случилось.

Собравшись с мыслями, тот начал:

— Вчера вечером мать стала готовиться к большому заклинанию. Барыня помнит, вероятно, что в первой комнате есть подполье, а во второй, за занавеской, устроен престол. Там она с нашей помощью всё изменила по-новому: занавеску сняла, престол поставила на середину комнаты, перед ним поставила ковёр с какими-то странными знаками, расставила вокруг до сорока черепов, подобранных на кладбище, да четыре совсем новых жаровни с можжевельником и дёгтем, а перед печью водрузила чугунный, взятый с могилы крест. На престол она положила открытую большую книгу с заклинаниями, а в шандал вставила по четыре чёрных свечи и по три красных да принесла два горшка: один с вином, а другой с зерном.

Устроив всё это, мать обсыпала подполицу ладаном, а сверху поставила три чугуна с можжевельником и углями. Нам она дала по мешку, один с ладаном, а другой с можжевельником и травами, наказав сидеть да твердеть заклинания, которые заставила выучить наизусть.

— Особенно остерегайтесь заснуть, — предупреждала мать. — Да сторожите подполицу хорошенько, чтобы кто оттуда не вышел; а если что-нибудь там зашевелиться, так бросайте горстями ладан и кричите заклинание. В мою комнату не входите, пока петух не запоёт, чтобы там ни слышали.

— Я забыл сказать, — продолжал он, — что она купила чёрного петуха и повесила его в клетке у окна во второй комнате. Около полуночи мать ушла к себе и заперла за собой дверь, а мы уселись на свои места и принялись курить да читать заклинания, как она приказала.

Но мало-помалу, такая меня разобрала охота спать, что просто глаза слипались, и вдруг вижу я с ужасом, что Катерина храпит вовсю; я же, хоть и подбрасываю в огонь курения, сижу, как пьяный, голова кругом идёт, и бормочу что-то непонятное. Так ли я всё делал, как надо было, не знаю и не помню; сидел я, точно окаменелый, и шевельнуться не мог.

Вдруг раздался такой громкий удар, что я подумал, как бы дом не рухнул, и с полу и из печи мелькнули огненные языки; подполица сама собой открылась с треском, и снизу полезла целая уйма людей: мужчин, женщин, военных, мужиков и всякого сброда, а сзади них — разные животные: кошки, собаки, волки, козлы, крысы, лягушки, летучие мыши, уж и не припомню, что ещё. Вся эта стая людей и скотов с воем и криком кинулась в комнату матери, а там, в это время такой поднялся шум и гам, какого я отроду не слыхивал. Меня словно ударило что-то по голове, и я потерял сознание.

Когда я открыл глаза, полуживая от страха Катерина неистово трясла меня.

— Слава Богу, Онни, ты очнулся, а я уж считала, что ты помер. Что мы с тобой наделали!.. Мы уснули, а ведь мать нам строго приказывала не дремать и сторожить подполицу, чтобы она не поднималась. Теперь, гляди, она открыта. Рядом же в комнате — гробовая тишина. Мать не отвечает, а петухи давно пропели. Страшно!

Я кинулся к двери и пробовал её открыть, но она не поддавалась, точно была заперта изнутри на крючок. Мы выбежали во двор, и я открыл окно, которое никогда не запиралось на задвижку. Когда я заглянул в комнату…

Тенгрен задрожал и от волнения не мог говорить, но наконец успокоился и продолжал:

— Мать лежала, растянувшись на полу, а в комнате всё было перевёрнуто, что называется, вверх дном. Тут я испугался, как бы нас не обвинили в убийстве, и побежал звать сторожа, городового и ещё прихватил двух свидетелей. Мы выломали дверь и увидели что-то ужасное.

Престол, свечи, горшки, всё оказалось перевёрнутым и разломанным, ковёр был изодран, платье на матери сожжено, и она лежала голая, с переломанной спиной и свёрнутой назад головой; а самое ужасное — она была пригвождена к полу чугунным крестом, который прошёл насквозь…

— Уж, дорогой барин, выдайте нам обещанные деньги, потому, ведь мать честно исполнила своё обещание и даже жизни лишилась, чтобы Вам услужить… А мы завтра хотим домой ехать, — закончил финн, вытирая слёзы.

Не говоря ни слова, маркиз отпер шкаф, вынул деньги и отдал их Тенгрену, после чего тот ушёл. Все трое с отчаянием глядели друг на друга; особенно была убита Кира.

Что же теперь будет с ней, когда и колдунья умерла?

Лишь на следующий день, когда прошёл первый испуг, решено было навести справки, не наврал ли чухонец. Но оказалось, что он сказал правду, и всё Волково кладбище говорит про колдунью, удавленную чёртом.

Даже в одном из болтливых столичных листков промелькнула впоследствии заметка про загадочную смерть какой-то подозрительной женщины, слывшей колдуньей.