Онлайн чтение книги Алжирский пленник (Необыкновенные приключения испанского солдата Сервантеса, автора «Дон-Кихота»)
Глава седьмая. Ночной поединок

Эпитафия была хороша. Мигель переписывал стихи уже в четвёртом варианте.

«История и правдивое описание краткой болезни и счастливого перехода в лучший мир её величества королевы испанской, доньи Исабелы де Валуа, светлейшей госпожи нашей…» Дон Лопес готовил сборник памяти только что умершей королевы. Все ученики дона Лопеса принимали участие в сборнике.

Третий день из-за эпитафии Мигель не мог поехать за город, в табор. Он уже несколько раз был там, у Кахиты. Отец Кахиты, Марó, высокий цыган с каменным загорелым лицом и резкой проседью в чёрных волосах, сначала неприветливо встретил Мигеля.

— Как вас зовут, молодой сеньор? — спросил Марó.

— Мигель Сервантес де Сааведра.

— Кабальеро?

— Я — знатного рода, — ответил Мигель.

Марó посмотрел на старый камзол Мигеля с дважды надставленными рукавами.

— Отчего вы так худы, молодой сеньор? — спросил Марó.

— Я беден, — ответил Мигель.

— Какой же толк в знатности вашего рода, если вы бедны? — улыбнулся цыган.

Мигель не нашёл, что ответить.

Он часто стал ездить в табор. Пестрота и вольность цыганской жизни ослепили его. Мигель полюбил сидеть в кругу сдвинутых телег, у костра. Он познакомился со всеми подругами и братьями Кахиты и подружился с самым младшим, полуголым, всегда голодным и весёлым Чикитильо. Марó, приглядевшись к Мигелю, стал разговорчивее.

— Что толку в знатности вашего рода, если вы бедны, дон Мигель, и не свободны? — говорил Марó. — Посмотрите на нас, — нет человека на земле веселее цыгана. Цыган никого не боится — ни бога, ни чёрта, ни сеньора. Это ваши трусы-крестьяне дрожат перед сеньором; мы раскидываем палатки, где захотим, и, когда захотим, снимаемся с места.

— Мы скоро уйдём отсюда, — сказала Мигелю Кахита. — Вы любите волю, дон Мигель, поезжайте с нами.

— Я не могу, Кахита, — сказал Мигель. — Я должен ещё год жить здесь, в Мадриде. Я обещал.

— Кому?

— Моему учителю. Я дал ему слово.

Кахита тряхнула головой.

— Как можно! — сказала Кахита. — Цыгане никогда не дают слова. Цыган никогда не знает, что с ним будет через год.

Она была права. Мигель жалел о том, что поехал с учителем. Он задыхался в этом городе монахов и царских слуг.

Это был седьмой вариант. Мигель отложил перо. Была ли она вправду похожа на цветок, молодая королева? Мигель никогда не видел её. Говорят, Елизавета была нехороша собою, очень боязлива и всегда бледна. Она всё не могла привыкнуть к своему испанскому имени — Исабела. Говорят, она до судорог боялась короля Филиппа, своего супруга.

Нет, на сегодня довольно! Мигель вскочил. Цыгане уйдут без него!.. Ещё накануне он видел бледное зарево за городом. Он пошёл седлать коня.

Мигель выехал поздно, уже заходило солнце. Поля и бурые холмы окрестностей Мадрида казались ржаво-красными в свете заката. Когда он свернул на дорогу к табору, тяжёлое, тёмно-багровое солнце спряталось за дальним холмом; небо стало свинцовым, собиралась гроза.

На вершине плоского холма впереди виднелись на фоне потемневшего неба два кривых чёрных каменных дуба. Рядом развалины, остатки каменных столбов, конюшен: здесь когда-то была вента.[8]Вента — сельский постоялый двор.

С вершины холма раскрылась лежащая впереди равнина, огни цыганского табора слева и тёмный массив замка маркиза де Иварры на соседней возвышенности. На небе за замком ещё теплилось бледное зарево. Там были беспорядки: крестьяне маркиза де Иварры взбунтовались и подожгли его амбары с хлебом.

Мигель издали увидел в таборе неожиданное смятение. Цыгане поспешно снимались с места. Они распутывали стреноженных лошадей и очень суетились.

Мигель привязал Пардо, подошёл ближе и онемел.

Солдаты, на конях и пешие, выгоняли цыган из палаток. Они били их кожаными плетьми и прикладами мушкетов и сгоняли всех в круг, где уже был беспорядочно свален цыганский скарб. Какая-то женщина упиралась, её тащили за волосы. Из крайней палатки к нему выбежала Кахита.

— Нас гонят отсюда! — крикнула она. — Маркиз де Иварра прислал сюда капитана де Сигурус отрядом солдат… Сам Сигура у нас в палатке. Идём туда скорее, он изобьёт моего отца!

Она потащила Мигеля.

Антонио де Сигура, в каске и перевязи капитана, стоял перед Марó. Лицо цыгана было уже изуродовано громадным синим кровоподтёком.

— Ты главный зачинщик! — кричал Сигура. — Это ты подстрекал крестьян поджечь амбары сеньора!..

Свистнув в воздухе, витая плеть опустилась на лицо цыгана.

Кахита кинулась между ними и обняла отца, подставив себя под удар.

— Ты хочешь получить за отца? Получай! — крикнул капитан.

Он опустил плеть, и красная полоса вздулась на открытом плече Кахиты.

— Не смейте бить её, капитан! — крикнул Мигель. Капитан обернулся.

— Не смейте бить эту девушку! — повторил Мигель и подступил ближе.

— Кто ты такой и почему ты вступаешься за эту бешеную девчонку? — удивился капитан.

— Меня зовут Мигель Сервантес. Я прошу вас, сеньор, не трогать этих людей.

— Убирайся отсюда прочь! — сказал Сигура.

— Сейчас же прекратите расправу, капитан! — крикнул Мигель. — Вы поступаете беззаконно и подло!

— Мальчишка, ты пришёл сюда говорить мне дерзости! — рассвирепел Сигура. — Умеешь ли ты драться?

— Умею! — крикнул Мигель, выхватил шпагу и, скинув плащ, обернул им левую руку.

Они тут же сцепились в отчаянном поединке. Кахита и Марó замерли. Сигура был и сильнее, и выше, и лучше владел шпагой. Мигель успел взять дома у брата Родриго только несколько первых уроков фехтования.

— Я научу тебя, мальчишка, как оскорблять королевских капитанов! — первый налетел Сигура, неуловимо быстрыми движениями вращая шпагой.

Удар пришёлся в плечо, проколол одежду и разодрал кожу. Сжав зубы, Мигель перешёл к нападению. Сигура уже опять наскакивал на него, целясь концом шпаги прямо в грудь. Мигель уклонился от удара, сделал незаметный шаг вперёд, нацелился и всю тяжесть тела перенёс на рассчитанный удар правой рукой.

Сигура растерянно охнул, схватившись за левый бок, и медленно начал оседать на земляной пол палатки.

Шум встревожил солдат из отряда; от соседней палатки уже бежал кто-то и пронзительным свистом звал других.

Мигель метнулся к дереву, ощупью нашёл поводья, обрубил их шпагой, вскочил в седло, одной рукой сжал обрубленные концы, другой охватил шею лошади.

— Выручай меня, Пардо, уноси отсюда скорей!

Весь день собиравшаяся гроза, наконец, разразилась. Молнии прорезали небо от края до края, жестокий ветер гнул чёрные ветви каменных дубов.

— Выручай меня, Пардо, старый друг! — повторял Мигель, нахлёстывая коня.

Конь летел наперегонки с ветром и молнией. Позади уже топотала и гикала погоня. Деревья и развалины венты на пригорке неслись навстречу, как призрак. На самом пригорке Мигель соскочил, ввёл коня под деревянный навес, в густую тень полуразрушенной галереи, и замер.

Бока коня ходили, его дыхание, казалось, было слышно на целую милю.

— Тише, Пардо, тише, не выдай, старый, милый друг! — шептал Мигель, поглаживая коню бока, дрожа и прижимаясь к потной конской шее.

Погоня, перекликаясь, скакала уже дальше.

Снова вскочив в седло, Мигель съехал с холма с другой стороны. Дальше он летел уже, не разбирая дороги, наперерез, через поля, по размытой дождём глинистой земле.

Погоня осталась далеко слева. Глубокий овраг вдруг перерезал ему дорогу. Мигель сжал коню бока каблуками.

Послушный конь, напружинившись, отделился от земли и перелетел на ту сторону, но передними ногами и грудью он попал в темноте на острый выступ огромного камня и медленно начал сползать на дно оврага.

Дон Лопес вставал рано, раньше слуг. Он любил поливать свои цветы, табак и гвоздику, когда их ещё не позолотило встающее солнце. Но в это утро нашёлся человек, который самого дона Лопеса застал в постели.

На рассвете Мигель, прихрамывая, прошёл между клумбами к окну спальни дона Лопеса и тихо стукнул в раму рукояткой шпаги. Коричневый шёлк шторы заколебался, круглая голова учителя выглянула из-за неё.

— Мигель?! Откуда ты в такой час, в таком виде?

Воротник Мигеля был порван и смят, камзол на плече разрезан, чулок на разбитой в овраге правой ноге потемнел от засохшей крови.

— Я дрался этой ночью… — хрипло сказал Мигель.

Дон Лопес, онемев, отступил от окна.

— Этой ночью я убил капитана де Сигуру, — уже твёрдо сказал Мигель и посмотрел пряма в глаза учителю.

— Де Сигуру, капитана королевской гвардии? Племянника маркиза де Иварры? — заломил руки дон Лопес. — Пресвятая монсерратская дева, помилуй нас!

— И ты стоишь здесь, — спохватился он через секунду, — ты стоишь здесь и теряешь время, когда тебя, может быть, уже ищут, когда по городу за тобой уже, быть может, охотятся королевские альгвасилы?[9]Альгвасил — полицейский. Беги, скорее беги, Мигель! Где твой конь?

— Он сломал себе передние ноги, лежит вон там, в овраге.

Мигель неопределённо махнул рукой.

— Что ты наделал, Мигель! — затряс головой дон Лопес. — Твоя эпитафия в моём сборнике памяти королевы была самой лучшей, особенно четвёртый вариант… Теперь всё пропало! Ах, как жаль, Мигелито!..

Мигель молчал.

— Беги же скорее, Мигель! — заторопился старик. — Вот тебе мой старый плащ, закутайся в него… Скорее, уже поздно. Гляди, солнце восходит.