Онлайн чтение книги И быть подлецом And Be A Villain
Глава третья

Мне удалось договориться о встрече только на три часа дня в понедельник. В назначенное время я вошел в вестибюль жилого многоквартирного дома в верхней части Семидесятых улиц, между Мэдисон-авеню и Парк-авеню.

Обстановка тут была будто во дворце, куда ковры покупают акрами, однако, как это часто бывает, впечатление несколько портила резиновая дорожка. Очевидно, ее расстелили из-за дождя на улице, но дворец есть дворец. Если на ковре появились грязные мокрые следы, вышвырните его к чертям собачьим и постелите другой. Вот каковы дворцовые обычаи!

Я сказал величественному привратнику, что зовусь Арчи Гудвином и что меня ждет мисс Фрейзер. Он вытащил из кармана клочок бумаги, сверившись с ним, кивнул и осведомился:

– Ну?.. И это все?

Я вытянул шею и прошептал ему прямо в ухо:

– Овсянка.

Он снова кивнул, сделал знак лифтеру, стоявшему у двери лифта, в пятнадцати шагах от нас, и четко произнес: «Десять „бэ“».

– Скажите, – спросил я, – пароль ввели только после убийства или так было всегда?

Смерив меня ледяным взглядом, он повернулся ко мне спиной. Я сказал ему в спину:

– Это обойдется вам в пятицентовик, который я собирался дать.

С лифтером я решил не говорить вообще. Он тоже безмолвствовал. Выйдя из лифта на десятом этаже, я очутился в закутке не больше лифтовой кабины – еще один дворцовый фокус. На двери слева было написано «10A», на двери справа – «10B». Лифтер дождался, пока я нажму кнопку на второй двери и меня впустят в квартиру, и только тогда уехал.

Женщина, впустившая меня, лет двадцать назад вполне могла быть чемпионом по борьбе. Она буркнула: «Извините, я спешу» – и понеслась куда-то. Я крикнул вдогонку: «Моя фамилия Гудвин!», но реакции не последовало.

Сделав четыре шага, я снял пальто и шляпу и бросил их на стул. Затем огляделся. Это было что-то вроде большого квадратного холла. Слева и напротив меня виднелись двери. Справа взгляду открывалась ничем не отгороженная огромная гостиная, обставленная многочисленной и разномастной мебелью.

В силу профессии глаз у меня наметанный, и я могу запомнить что угодно, от сложной уличной сцены до пылинки на воротнике человека, но и мне не по плечу дать точное описание этой комнаты. Два предмета обстановки бросались в глаза: бар, сверкавший хромом и красной кожей, с такими же табуретами, и массивный старинный стол из черного ореха с резными ножками. Они давали представление о стиле жилища.

Никто не показывался, но слышались голоса. Я поискал, куда бы сесть, не нашел подходящего стула и устроился на диване длиной десять футов и шириной четыре фута, обитом зеленой джутовой тканью. Поблизости стоял стул, обтянутый розовым шелком с вышивкой.

Я как раз прикидывал, какую лошадь нарисовал бы субъект, обставлявший эту комнату, когда через дверь в дальней стене вошли двое мужчин, молодой красавец и лысый субъект средних лет. Оба были нагружены фотоаппаратурой, включая треногу.

– Ее возраст заметен, – изрек молодой человек.

– Да какой к черту возраст, – резко возразил лысый. – У них же тут случилось убийство, не так ли? Ты слышал об убийстве? – Тут он заметил меня и спросил своего спутника: – А это еще кто?

– Не знаю, никогда не видел его раньше.

Молодой человек попытался открыть входную дверь, ничего не уронив. Это ему удалось, и парочка вышла, дверь за ними закрылась.

Через минуту отворилась другая дверь в квадратном холле и показалась женщина-борец. Она направилась в мою сторону, но, поравнявшись со мной, рванула дальше, к двери слева, и, открыв ее, исчезла.

У меня возникло чувство, что мной пренебрегают.

Прошло еще десять минут, и я решил идти в атаку. Я поднялся на ноги и уже сделал пару шагов, когда открылась дверь в дальнем конце квадратного холла. Возникшая в дверях женщина направилась ко мне – но не рысцой, а плавной легкой походкой, спросив на ходу:

– Мистер Гудвин?

Я подтвердил это.

– Я – Дебора Коппел. – Она протянула мне руку. – Мы тут совсем сбились с ног.

Ей удалось удивить меня, причем дважды. Сначала мне показалось, что у нее маленькие глазки, но, когда она заговорила со мной, я увидел, что они большие и очень темные, а взгляд проницательный. А еще я полагал, что у такой невысокой толстушки рука должна быть пухлой и влажной. Однако пожатие маленькой ручки оказалось неожиданно крепким. Лицо смуглое, одета в черное. Все у нее было черным или темным, за исключением седины в смоляных волосах.

– Вы сказали мисс Фрейзер по телефону, – произнес высокий голос, – что у вас для нее есть предложение от мистера Ниро Вульфа.

– Совершенно верно.

– Она сейчас очень занята. Впрочем, как и всегда. Я ее менеджер. Не могли бы вы рассказать все мне?

– Сам я рассказал бы вам что угодно, – пришлось заявить мне. – Но я работаю на мистера Вульфа, а он дал указание рассказать все мисс Фрейзер. Однако теперь, после знакомства с вами, мне бы хотелось изложить его предложение ей и вам.

Она улыбнулась. Улыбка излучала дружелюбие, но взгляд стал еще более пристальным.

– Очень хорошая импровизация, – одобрила она. – Мне бы не хотелось вынуждать вас ослушаться указаний. Это займет много времени?

– Зависит от обстоятельств. От пяти минут до пяти часов.

– Пять часов исключаются. Прошу вас быть как можно более кратким. Сюда, пожалуйста.

Она повернулась и направилась в квадратный холл, я следовал за ней. Мы попали в комнату, где рояль соседствовал с кроватью и холодильником, так что оставалось лишь гадать о ее назначении. За еще одной дверью скрывалось угловое помещение, довольно просторное. Тут имелось целых шесть окон, по три с каждой стороны.

Многочисленное убранство было выдержано в двух тонах – светло-желтом и голубом. Голубой предназначался для деревянных поверхностей, а все остальное: ковры, обивка, покрывало на кровати – имело один из двух названных оттенков.

Исключение составляли корешки книг на полках и одежда молодого блондина, сидевшего в кресле. Женщина, лежавшая на кровати, соответствовала общей цветовой гамме: на ней был лимонного цвета халат и голубые домашние туфли.

Блондин поднялся и подошел поздороваться с нами. Выражение его лица менялось на ходу. Когда я взглянул на него в первый раз, оно было хмурым, но теперь глаза приветливо сияли, а улыбке позавидовал бы продавец зубных щеток. Полагаю, он вел себя так в силу привычки, но зря старался, поскольку это я собирался кое-что продать.

– Мистер Гудвин, – представила меня Дебора Коппел. – Мистер Медоуз.

– Билл Медоуз. Зовите меня просто Билл – как все. – Рукопожатие было сильным. – Итак, вы Арчи Гудвин? Очень рад! Считай, почти что познакомился с самим великим Ниро Вульфом!

Его перебило звучное контральто:

– Я сейчас должна отдыхать, мистер Гудвин, и они не разрешают мне подниматься. Мне даже не позволено разговаривать. Но разве настанет такое время, когда я смогу не разговаривать…

Я подошел к ее ложу и пожал протянутую руку Маделин Фрейзер. Она улыбнулась. Ничего общего с проницательной улыбкой Деборы Коппел или синтетическим оскалом Билла Медоуза. Просто она улыбнулась именно мне.

Взгляд зеленовато-серых глаз не казался изучающим, хотя, вероятно, она меня изучала. Уж я-то точно ее изучал.

Она была стройной, но не худенькой и теперь, когда лежала на постели, выглядела высокой. Никакой косметики на лице, но отвести от него взгляд не тянет – очень неплохо для женщины под сорок, если не за сорок. Особенно в моих глазах, не склонных разглядывать дам, пересекших тридцатилетний рубеж.

– Вы знаете, – изрекла она, – я часто испытывала искушение… Принеси кресла, Билл. Искушение пригласить в свою программу Ниро Вульфа в качестве гостя.

Она говорила как опытный диктор: голос звучал естественно, но с такими интонациями, чтобы смысл дошел до самого неискушенного слушателя.

– Боюсь, – возразил я с усмешкой, – он не принял бы вашего предложения. Разве что вы провели бы провода в его кабинет, чтобы вести трансляцию оттуда. Он никогда не покидает дом по делу и крайне редко – для какой-либо иной цели.

Я опустился в одно из принесенных Биллом кресел, он сам и Дебора Коппел заняли два других.

Маделин Фрейзер кивнула:

– Да, я знаю.

Она повернулась на бок, чтобы видеть меня, не выворачивая шею. Под тонкой желтой тканью халата обозначился изгиб бедра, и теперь она выглядела не такой уж стройной.

– Это просто рекламный трюк или он действительно безнадежный домосед?

– Думаю, и то и другое. Он очень ленив и до смерти боится движущихся предметов, особенно тех, что на колесах.

– Изумительно! Расскажите мне о нем.

– Как-нибудь в другой раз, Лина, – вмешалась Дебора Коппел. – У мистера Гудвина есть к тебе предложение. И у нас завтра передача, а ты даже не взглянула на сценарий.

– Боже мой, уже понедельник?

– Понедельник, половина четвертого, – терпеливо ответила Дебора.

Торс примадонны радиосети резко принял вертикальное положение, как будто кто-то поднял его рывком.

– Что за предложение? – спросила она и снова улеглась.

– На мысль обратиться к вам его навело случившееся в субботу, – пояснил я. – Наша великая страна нанесла ему сокрушительный удар. Два удара. Мартовские корриды.

– Подоходный налог? Мне тоже. Но что…

– Хорошо сказано! – воскликнул Билл Медоуз. – Откуда вы это взяли? Это прозвучало в эфире?

– Насколько мне известно, нет. Я придумал это вчера утром, когда чистил зубы.

– Мы дадим вам за эту остроту десять баксов. Нет, погодите минутку. – Он повернулся к Деборе: – Какой процент нашей аудитории слышал о мартовских идах?[4]Идами в римском календаре называлась середина месяца. В марте иды приходились на 15-е число. В мартовские иды 44 года до нашей эры заговорщиками был убит Юлий Цезарь. Посвященный этим событиям эпистолярный роман «Мартовские иды» американского писателя Торнтона Уайлдера (1897–1975) увидел свет в том же 1948 году, что и книга Рекса Стаута «И быть подлецом». – Ред .

– Полпроцента, – ответила она, словно цитируя опубликованные статистические данные. – Так что нет смысла!

– Могу скинуть вам за доллар, – великодушно уступил я. – Предложение мистера Вульфа обойдется значительно дороже. Как и все, кто платит налог по наивысшей ставке, он разорен. – Мои глаза встретились с взглядом зеленовато-серых глаз Маделин Фрейзер. – Он предлагает вам нанять его для расследования убийства Сирила Орчарда.

– О господи! – простонал Билл Медоуз, прикрыв ладонями лицо.

Дебора Коппел взглянула на него, затем на Маделин Фрейзер и глубоко вздохнула. Мисс Фрейзер покачала головой и постарела прямо на глазах. Теперь ей явно не помешала бы косметика.

– Мы избрали для себя, – заявила она, – единственно возможный выход – как можно скорее обо всем забыть. Эта тема вычеркнута нами из разговоров.

– Все это прекрасно и имело бы смысл, – согласился я, – если бы вашему правилу подчинились все, включая копов и газетчиков. Но разве людей заставишь не говорить об убийстве, даже самом заурядном? А это было чертовски эффектным. Возможно, вы сами не понимаете, до чего впечатляющим. Ваша программа выходит в эфир два раза в неделю и собирает у радиоприемников восемь миллионов американцев. Гостями в студии были «жучок» с ипподрома и профессор математики из крупного университета. И вдруг посреди программы один из них издает ужасные звуки прямо в микрофон и падает замертво. Причем умирает от яда, который принял прямо на передаче вместе с продуктом вашего спонсора.

Окинув взглядом приближенных, я снова обратил его к даме, возлежащей на кровати.

– Я знал, что могу столкнуться здесь с самыми разными мнениями, но, конечно же, не ожидал подобной реакции. Возможно, вам это неизвестно, но такое громкое убийство не исключишь из разговоров – и не только через неделю, но и через двадцать лет. Ведь остается открытым вопрос о том, кто подсыпал яд. И два десятилетия спустя люди все еще будут спорить, кто отравитель: Маделин Фрейзер, Дебора Коппел, Билл Медоуз, Натан Трауб, Ф. О. Саварезе, Элинор Вэнс, Нэнсили Шепард или Талли Стронг…

Дверь отворилась, и вошла женщина-борец, которая торопливо объявила:

– Здесь мистер Стронг.

– Пришлите его сюда, Кора, – велела мисс Фрейзер.

Я уже видел фотографии Талли Стронга в газетах. В основном он был похож на свои изображения – очки без оправы, тонкие губы, длинная шея и прилизанные волосы, – однако не выглядел таким туповатым и безликим, как на снимках. Все это я успел заметить, пока он здоровался, – еще до того, как Стронг повернулся ко мне.

– Мистер Стронг, – представила его мне Дебора Коппел, – секретарь совета наших спонсоров.

– Да, я знаю.

– Мистер Гудвин, – пояснила она ему, – пришел с предложением от Ниро Вульфа. Мистер Вульф – частный детектив.

– Да, я знаю. – И Талли Стронг мне улыбнулся. При таких тонких губах, как у него, трудно определить, не гримаса ли это, однако я решил, что улыбка, особенно когда он добавил: – Мы оба знамениты, не так ли? Конечно, вы привыкли к ослепительному свету огней рампы, а для меня это в новинку. – Он сел. – Что же предлагает мистер Вульф?

– Он полагает, что мисс Фрейзер должна нанять его для расследования убийства Сирила Орчарда.

– Чертов Сирил Орчард. – Да, определенно раньше была улыбка, а теперь – гримаса, и они совсем разные. – Чтоб он провалился в преисподнюю!

– Вряд ли ваше пожелание исполнимо, – возразил Билл Медоуз, – поскольку сейчас он, наверно, именно там и находится.

Проигнорировав его замечание, Стронг обратился ко мне:

– Мало нам неприятностей с полицией, так вы хотите, чтобы мы добровольно наняли того, кто нам их еще добавит.

– Неприятности неизбежны, – согласился я, – но ваша точка зрения недальновидна. Своими неприятностями вы обязаны тому, кто подмешал яд в «Хай-Спот». Как раз перед вашим приходом я объяснял, что неприятности будут длиться годами, если отравителя не поймают. Конечно, нельзя исключать, что убийцу изобличит полиция. Однако копы занимаются этим делом уже шесть дней, а особого успеха не добились, как вам известно. Указавший на виновного прекратит неприятности. Известно ли вам, что мистер Вульф собаку на этом съел, или нужно вдаваться в подробности?

– Я надеялась, – вставила Дебора Коппел, – что предложение мистера Вульфа будет конкретнее. Что у него есть… есть идея.

– Нет, – решительно ответил я. – Его единственная идея – запросить с вас двадцать тысяч долларов за то, чтобы он покончил с вашими неприятностями.

Билл Медоуз присвистнул. Дебора Коппел улыбнулась мне. Талли Стронг возмущенно воскликнул:

– Двадцать тысяч?!

– Это не ко мне, – процедила Маделин Фрейзер. Тон у нее был столь же решительный, как у меня. – Мне действительно нужно подготовиться к передаче, мистер Гудвин.

– Погодите минутку. – Я сосредоточил внимание на ней. – Покончить с неприятностями – это лишь один из пунктов, причем не главный. Взглянем на дело иначе. В результате этого происшествия вы и ваша программа получили бесплатную рекламу, не так ли?

Она издала стон:

– Реклама! Боже мой! И вы называете это рекламой?

– Так и есть, – упорствовал я. – Правда, негативную. И так будет продолжаться, нравится вам это или нет. Завтра на первой полосе каждой городской газеты появится ваше имя. Вы ничего не можете с этим поделать – но вам решать, что именно напишут о вас на первой полосе. Вам прекрасно известно, о чем станут распинаться газетчики при нынешнем положении дел. Но что, если вместо этого газеты объявят: вы пригласили Ниро Вульфа расследовать убийство гостя вашей программы, поскольку страстно желаете торжества справедливости? Журналисты обнародуют и условия сделки. Если мистер Вульф не сумеет найти убийцу и представить неопровержимые улики, вы только покроете издержки на расследование – отнюдь не раздутые, мы не раздуваем издержки, – и всё. Если же он преуспеет, то получит от вас вознаграждение в двадцать тысяч долларов. Так как насчет первой полосы? Какая это будет реклама – все еще негативная? Какая доля вашей аудитории – и вообще публики – не просто уверует в вашу невиновность, но и посчитает вас героиней, готовой пожертвовать целое состояние во имя справедливости? Девяносто девять с половиной процентов. Очень немногие сообразят, что и издержки на расследование, и вознаграждение вычтут из вашего подоходного налога и на самом деле вам придется заплатить около четырех тысяч долларов, никак не больше. В глазах общества вы будете уже не одной из подозреваемых в сенсационном убийстве, которую преследуют власти, – вы будете защитницей нации, преследующей убийцу. – Я развел руками. – И вы получите все это, мисс Фрейзер, даже если мистера Вульфа постигнет величайшая неудача в его карьере и вам придется лишь оплатить его расходы. Никто не сможет сказать, что вы не пытались. Для вас это выгодная сделка. Мистер Вульф почти никогда не берется за дело, зависящее от случайностей, но если ему нужны деньги, он нарушает правила, даже им самим установленные.

Маделин Фрейзер слушала с закрытыми глазами. Сейчас она их открыла, и снова ее улыбка предназначалась именно мне.

– В вашем изложении, – сказала она, – это определенно выглядит как выгодная сделка. Как ты думаешь, Дебби?

– Думаю, что мне это нравится, – осторожно ответила мисс Коппел. – Нужно обсудить это на радио, а также с агентами и спонсорами.

– Мистер Гудвин.

Я повернул голову:

– Да, мистер Стронг?

Талли Стронг снял очки и, мигая, смотрел на меня.

– Понимаете ли, я всего лишь секретарь совета спонсоров программы мисс Фрейзер, и у меня нет реальной власти. Но я знаю их отношение к этому делу, особенно мнение двоих. И разумеется, мой долг – незамедлительно доложить им о нашем разговоре. Могу сказать вам неофициально, что, весьма вероятно, они примут предложение мистера Вульфа и возьмут на себя расходы. Учитывая общественное мнение, полагаю, они пожелают заплатить мистеру Вульфу – на условиях, изложенных вами. И еще, не для протокола: думаю, это особенно относится к производителям «Хай-Спот». Именно в бутылку с этим напитком был подмешан яд.

– Да, я знаю. – Я обвел взглядом лица четырех собеседников. – Признаюсь, я в несколько затруднительном положении. Я надеялся заключить сделку с мисс Фрейзер, прежде чем откланяюсь, но мисс Коппел говорит, что условия нужно обсудить с другими заинтересованными лицами. А теперь мистер Стронг сообщает, что спонсоры, возможно, пожелают взять расходы на себя. Проблема в том, что это вызовет задержку. И так уже прошло шесть дней. Мистер Вульф должен взяться за дело немедленно: сегодня вечером, в крайнем случае – завтра.

– Не говоря уже о том, – вклинился Билл Медоуз, улыбнувшись мне, – что ему надо догнать и перегнать копов, если он хочет заработать. Мне кажется… Привет, Элинор! – Он поспешно поднялся с кресла. – Как там дела?

Девушка, которая вошла без доклада, кивнула ему и, бросив пару слов, торопливыми шагами направилась к кровати. Я назвал ее девушкой, хотя в газетах писали, что у Элинор Вэнс за плечами колледж Смит[5] Колледж [Софии] Смит  – престижный частный колледж высшей ступени, преимущественно для женщин, в Нортхэмптоне, штат Массачусетс. Основан в 1871 году по завещанию жительницы г. Хэтфилда Софии Смит. – Ред ., сочинение пьесы, которая готовится к постановке, и два года писания сценариев для программы Маделин Фрейзер.

Просто Элинор выглядела так, словно у нее имелось в запасе по крайней мере еще восемь лет до возрастного рубежа привлекательности, установленного мной для женщин. Когда она приближалась к нам, мне подумалось: как мало в мире тех, кто выглядит привлекательно, даже когда не выспался и валится с ног от усталости.

– Прости за опоздание, Лина, – извинилась она, – но меня продержали весь день в офисе окружного прокурора… Я никак не могла втолковать им… Они ужасны, просто ужасны…

Она умолкла, и дрожь пробежала по ее телу.

– Черт побери, – сердито проворчал Билл Медоуз. – Я налью тебе выпить.

– Я уже наливаю, Билл, – сказал Талли Стронг с другого конца комнаты.

– Приляг сюда, – предложила мисс Фрейзер, подвинувшись на кровати.

– Уже почти пять часов, – спокойно, но решительно заявила мисс Коппел. – Мы должны немедленно приступить к работе, или я позвоню и отменю завтрашнюю передачу.

Я встал, не сводя взгляда с Маделин Фрейзер.

– Ну так как? Вопрос можно решить сегодня вечером?

– Я не знаю, каким образом это можно сделать. – Она гладила по плечу Элинор Вэнс. – Нужно заниматься передачей и еще кое с кем проконсультироваться…

– Тогда завтра утром?

Талли Стронг, который приблизился с выпивкой для Элинор, передал ей стакан и сказал мне:

– Я позвоню вам завтра, до полудня, если получится.

– Хорошо, – ответил я и откланялся.