Онлайн чтение книги Анжелика и заговор теней Angélique and the Conspiracy of Shadows
Глава IV

– Ах! – вздохнул маркиз де Вильдавре, вдыхая влажный соленый воздух реки. – Ах! Как я люблю эту атмосферу любви…

Интендант Карлон озадаченно на него взглянул.

Они находились на палубе корабля, стояли морозные ноябрьские сумерки, и тот факт, что свинцовое небо чуть приоткрылось на горизонте, пропустив золотистый луч, еще не оправдывал таких радостных восклицаний. Сине-зеленая вода беспокойно волновалась. Под густым покровом леса, позолоченного закатом и красками осени, в окрестностях реки Святого Лаврентия прятались враги: волосатые горцы с проколотыми носами и рваными ушами, индейцы племени алгонкинов, дикие и свирепые, как кабаны.

Время от времени с пронзительными криками пролетали птицы.

И где он во всем этом нашел любовь?

– Разве вы не чувствуете, Карлон, – продолжал маркиз, выпятив грудь под шубой из меха выдры, – этого неистовства любви? Ах! Любовь! Какой благословенный климат, только в такой атмосфере человек может воистину расцвести, резвиться как рыба в воде. Как чудно в нее погрузиться и родиться заново! Не часто мне доводилось ощутить ту силу, с которой она царит вокруг.

– Но… любовь к чему? – не унимался интендант, постепенно раздражаясь.

Конечно, маркиз де Вильдавре был оригиналом. Но в определенные моменты возникали опасения за его рассудок…

Под холодным и подозрительным взглядом собеседника маркиз еще больше распалялся:

– Любовь ведь так коротка! Любовь с ее наслаждениями, обмираниями и сладострастными битвами, с ее чарами и полными тайн ожиданиями, с короткими ссорами и пьянящими примирениями, с ее быстро утихающими страхами и горькими разрушительными сожалениями, которые тают, как снег на солнце, от одной-единственной улыбки, с ее надеждами и уверениями, с этими восхитительными порывами сердца и плоти… она обогащает изумлением перед каждой мелочью, и вы живете уже в другом мире, где есть только двое, только двое , готовые, если надо, умереть в тот же миг, ибо каждый миг, каждый час, каждый день есть ступень к райскому блаженству, где несть числа чудесам, и кажется, что никогда не ослабеет сила чувства…

– Что-то вы заговариваетесь… А может, выпили лишку.

Интендант бросил подозрительный взгляд на низкий столик, где стояло угощение. Бокалы, хрустальные кубки и столовое серебро поблескивали в лучах заходящего солнца, но к графинам с вином и ликерами, похоже, пока никто не притронулся.

– Да, я выпил, – согласился Вильдавре, – я опьянен божественным эликсиром, о котором вам рассказываю:

Любовью. Она сияет, хрупкая и почти неосязаемая, но такая сильная, могущественная и страстная, что кажется, будто я окружен ее чудесными флюидами, которые не могу не почувствовать и не воспринять… Ну что вы хотите, я такой чувствительный…

– Флюиды, – повторил Карлон. – Ну да, и правда, флюиды присутствуют, только в них нет ничего райского. Вот интересно: мы ведь находимся далеко от моря, а морские запахи все равно чувствуются, даже здесь.

– Да кто же вам говорит про морские запахи? – простонал маркиз. – Какой вы все-таки приземленный человек! Я тщетно пытался хоть чуточку вас взволновать.

Он разочарованно отвернулся и взял конфету из хрустальной вазы. Дегустация явно подняла ему настроение, и он снова воодушевился:

– Ну вот! Даже в этом лакомстве я вижу знак Любви. Разве не подвиг любящего сердца доставить все эти деликатесы сюда, в такую даль, в пустынный край, невзирая на всю суровость этих мест, чтобы любимому существу было легче эту суровость преодолеть? Что есть любить, как не положить к ногам любимой все земные богатства и не стремиться душой и сердцем к этому волшебному созданию? Ну разве я не прав? Эти знаки любви и нежности никого не смогут оставить равнодушным, даже вас. Да, даже ВАС…

Он уставил указательный палец в грудь Карлону и постучал.

– Вы опять заговариваетесь и к тому же делаете мне больно.

Но маркиза де Вильдавре, губернатора Акадии, уже понесло.

Он ухватил собеседника, который был на голову его выше, за отвороты пальто:

– Уж не хотите ли вы сказать, что вас это совсем не трогает? Как бы ни было ничтожно ваше жалкое естество королевского служаки, вы не заставите меня поверить, что в вашем бледном и холодном рыбьем теле не бьется сердце и не трепещет мужское естество!

Совсем опешивший Карлон высвободился из его рук:

– Губернатор, я привык к вашей бестактности, но тут вы перешли все границы. Позвольте вам еще раз заметить, что я ничего не понял из вашей бредовой болтовни. Становится холодно, скоро ночь, мы плывем в Квебек, где нас поджидают бесчисленные враги, а вы вдруг заявляете, что погрузились в атмосферу любви! Любви к ЧЕМУ, я вас спрашиваю?

– Отчего же к ЧЕМУ? – топнул ногой маркиз. – Могли бы спросить: к КОМУ? Да глядите же, слепой вы человек! Смотрите – и увидите, кто к нам приближается…

Торжествующим театральным жестом он указал на группу людей, появившуюся у леера кормовой надстройки. Против света, на фоне золотистого неба, все в шляпах с пышными плюмажами, они мало чем отличались друг от друга, за исключением одной, явно женской фигуры.

– О, ну вот! ЕЕ-то вы видите? – не отставал от собеседника дрожащий от волнения маркиз. – ЕЕ, единственную? Женщину, наделенную всеми милостями природы, всем очарованием безупречной женственности? Один ее взгляд может ослепить, одно слово, слетевшее с этих дивных уст, может осчастливить навеки. Ее нежность покоряет, а необузданность потрясает до глубины души. И неясно, взывает ли она к вашей силе, чтобы защитить свою чарующую слабость, или хочет разбудить слабость в вас, чтобы обнаружить свою скрытую непобедимую силу и возбудить в вас желание прижаться к ее горячей груди, как прижимаются к груди матери. С этой женщиной не поймешь, чем она покоряет: самыми нежными или, напротив, самыми опасными качествами своего пола. Однако могу сказать наверняка: находясь рядом с ней, ни один мужчина, да и вообще ни одно живое существо не может остаться равнодушным. Она ни на кого не похожа, в ней присутствует то неодолимое очарование, которое, на мой взгляд, и есть главное и тончайшее качество женщины, ЖЕНЩИНЫ в своей сути…

Ему пришлось перевести дыхание.

Интендант Карлон молчал, но в его взгляде зажглась искорка интереса.

В этот момент Анжелика, графиня де Пейрак, в сопровождении супруга и пышно разодетых морских офицеров графского флота – капитанов, старших помощников, старших матросов – начала спускаться по лакированной деревянной лестнице на нижнюю палубу. Даже на таком расстоянии сияющая красота единственного на корабле женского лица притягивала внимание, и было невозможно понять, отчего так светится это лицо: то ли заходящее солнце оживляет его, то ли приоткрывавшая губы нежная и радостная улыбка, с которой она прислушивалась к речам своих спутников. Ни маркиз, ни интендант не могли отсюда услышать, что именно они говорили, но, судя по улыбке графини, что-то очень забавное.

Широкополая шляпа из белого фетра окаймляла ее голову, словно нимб. Белый шелковый плащ, подбитый белым мехом, приоткрывал корсаж, отделанный по вороту кружевом в три ряда, переливы розового шелка платья, по моде чуть укороченного спереди, и складки бархатной гранатовой юбки, отделанной понизу двойным серебряным галуном.

Одной рукой она придерживала складки юбки, чтобы не споткнуться на лестнице, а другая пряталась в белой меховой муфточке, висевшей на шее на серебряном шнурке.

Анжелика де Пейрак двигалась с такой непринужденной грацией, что Вильдавре прошептал:

– Не правда ли, она достойна спускаться по парадной версальской лестнице рядом с самим королем Франции?

– Говорят, спускалась… – отозвался Карлон.

– Да ну? Спускалась по версальской лестнице? С королем?

Интендант не ответил, только фыркнул с важным видом.

Вильдавре не отставал:

– Ах вот оно что! Вы о ней что-то знаете! Ну скажите! Ладно, предпочитаете молчать, но я все равно из вас вытяну…

Вдруг, вынырнув из тени на свет заходящего солнца, на леере появился силуэт какого-то зверька. В несколько прыжков зверек догнал компанию, спрыгнул на палубу у ног Анжелики и, внимательно на нее посмотрев, торжественно пошел впереди, распушив хвост.

– Кот! – ликующе вскрикнул Вильдавре. – Заметьте, даже животные присоединяются к свите графини де Пейрак и охотно ей подчиняются. Ах, видели бы вы ее в Голдсборо с медведем!

– С каким еще медведем? – вздрогнул Карлон.

– С огромным, мохнатым и чрезвычайно свирепым зверем. А она, стоя перед ним на коленях, гладила его и нежно с ним разговаривала.

– Но вы рассказываете тревожные вещи! Раньше вы никогда не говорили, что мадам де Пейрак наделена таким могуществом.

– Это было незабываемое зрелище.

– Это может означать, что она владеет магией.

– Да что вы! Это говорит всего лишь о ее личном обаянии… Разве вы не чувствуете, насколько это захватывающе?

– И да и нет. Я полагаю, мы находимся в руках человека, который занимается пиратством, и можем считать себя его пленниками. И похвастаться нам нечем.

– Да нет же! Что у вас за привычка видеть все в мрачном свете! Мы просто гости господина де Пейрака, любителя приключений, гасконца по происхождению и, кроме того, самого богатого человека в Северной Америке. Он помог нам в Акадии в нашей инспекционной поездке и любезно предложил доставить нас на своем судне в Квебек, где он собирается нанести визит вежливости губернатору Новой Франции, господину де Фронтенаку.

– А вы сами? Отчего вы всегда видите жизнь в розовом свете? – съязвил Карлой.

– Я счастливый человек. Что есть, то есть. Я в любом событии вижу приятную сторону, а что может быть приятнее для мужчины с моей восприимчивостью, чем оказаться на корабле в хорошей компании – даже с вами, да-да, даже с вами, и не протестуйте, пожалуйста! – и иметь возможность беседовать с самой прелестной в мире женщиной? Я осваиваю корабль, который граф де Пейрак подарил мне взамен моего «Асмодея», затопленного бандитами. Смотрите, вот он, стоит на якоре, такой красивый! Даже не знаю, как его назвать… Я везу торговые грузы: много мехов, фьяски с ямайским ромом в большом количестве… изразцы для печки… тсс… просто чудо! Господин де Пейрак заказал для меня во Франции. Взгляните.

– Взгляните, посмотрите… Только это и повторяете. Вы мне, в конце концов, надоели… Ну ладно, я смотрю… И вижу, что ситуация становится все более двусмысленной и запутанной и в перспективе у нас куча неприятностей. А учитывая, что мадам и господин де Пейрак – люди особой породы и олицетворяют собой, как вы изволили выразиться, Любовь и все ее радости, то в Квебеке нас ожидает серьезная шумиха. И чему тут радоваться? Для начала произойдет обмен пушечными выстрелами, даю руку на отсечение. А потом, если удастся ноги унести, таких, как мы, в силу понятных обстоятельств, ждет порицание, несчастья, а не исключено, что и отлучение. Вы ведь знаете, что епископ, его преосвященство Лаваль, и иезуиты не шутят с вопросами колдовства и распущенности, и сомневаюсь, что они примут эту компанию с улыбкой.

– Что-то вы очень разошлись, друг мой! Вы преувеличиваете! Конечно, не обойдется без жестов, криков, слез и скрежета зубовного. Но сознаюсь, я все это обожаю…

– Уж конечно! Это всем известно! Тут я, пожалуй, соглашусь с мадам де Пейрак, когда она утверждает, что ничто вас так не развлечет, как перевернуть весь город вверх тормашками.

– Она так сказала? Абсолютно справедливо. Ну разве она не прелесть?

– Как бы там ни было, а спорить с вами бесполезно, потому что вы влюблены.

– Да вовсе я не влюблен… или так, чуть-чуть… Нет, вы решительно ничего не поняли, ничего… Вы меня с толку сбили… Не буду больше с вами разговаривать.

И маркиз де Вильдавре отвернулся, недовольно надувшись.

Поравнявшись с ними, Анжелика де Пейрак и ее свита обнаружили обоих в мрачном расположении духа.

После очередного дня плавания флотилия снова бросила якорь в одном из пустынных заливов реки Святого Лаврентия. По обычаю, капитаны всех кораблей явились на «Голдсборо» к общей трапезе, в ходе которой обсудили события прошедшего дня и наметили планы на следующий.

– Мы скоро будем в Тадуссаке.

– Первое французское поселение!

– Надеемся, что нам там окажут не слишком скверный прием!

– Да с чего бы вдруг? Это всего лишь небольшое уединенное местечко, без серьезной охраны. Сила на нашей стороне. Да и к тому же намерения наши вполне миролюбивы.

Флот и вправду был в отличной форме и состоял из трех кораблей водоизмещением от двухсот до трехсот пятидесяти тонн: суда небольшие, однако вооруженные шестьюдесятью пушками. На якорь встали под прикрытием мыса, который защищал от любых неожиданностей. Две маленькие яхты голландской работы выполняли роль разведчиков и одновременно сторожевых собак. Они были сконструированы таким образом, что у каждой в трюме умещалось две пушки, а на палубе спереди и сзади располагалось по пищали, которые вполне могли нанести серьезный ущерб, если умело прицелиться.

Одна из яхт называлась «Ларошелец», другая «Пустынная гора». «Ларошельцем» командовал Кантор, младший сын Анжелики и Жоффрея де Пейрака, который, несмотря на свои шестнадцать лет, был уже искушенным морским офицером. Морскую науку он постигал в Средиземноморье, где плавал с отцом с десяти лет, и в Карибском море.

«Пустынная гора» ходила под командованием Ванно, опытного корсара, служившего пирату по прозвищу Золотая Борода. Из всех старых соратников граф де Пейрак выбрал именно его, поскольку тот имел прекрасную репутацию, не был ни за что осужден во Франции и к тому же был католиком.

Вопрос религии вынуждал строго подходить к составу экипажа и назначению старших офицеров. Вербовать для плавания в Новую Францию офицеров-протестантов было невозможно. Их бы в лучшем случае арестовали как предателей, а в худшем – повесили. Включать в команду иностранцев было тоже рискованно. Но граф де Пейрак ходил под собственным флагом как частное, независимое лицо, и его экипаж, где бы он ни был набран, должен быть принят не хуже самого графа.

Однако, несмотря ни на что, ему и здесь пришлось выбирать. Командиром «Голдсборо» остался норвежец Эриксон, человек молчаливый и осторожный, умевший не привлекать к себе внимания. Жоффрей де Пейрак оставил ему четверых испанцев личной охраны, за долгие годы службы снискавших его особое доверие. Лишись они сейчас этих обязанностей, им просто некуда будет себя деть.

Испанцы тоже были немногословны, жили замкнуто и не общались с французским населением, как не общались с матросами или переселенцами Пейрака.

Капитанами двух других кораблей были граф д’Юрвиль и шевалье де Барсампюи, французские аристократы из хороших семей, которые ничем не выделялись бы среди квебекской знати при условии, что никто не станет копаться в их прошлом и выискивать причины, по которым они покинули Францию и отправились бороздить моря.

Подойдя, Анжелика сразу заметила огорченную физиономию Вильдавре и угрюмую и насупленную – интенданта Карлона. Ага! Похоже, приятели повздорили… Она еще издали видела, как маркиз размахивал руками, а потом отвернулся и топнул ногой.

Бедняга маркиз, он ведь так любит повторять, что «жизнь прекрасна»!

Анжелика никогда не оставалась равнодушной к чужим неприятностям.

Почувствовав в проницательном взгляде прекрасных глаз интерес к своей персоне, Вильдавре сразу успокоился. Он любил, когда о нем тревожились и пеклись о его душевном состоянии. Приближение Анжелики наполнило его сердце радостью.

– Что случилось, мой дорогой друг? – спросила она. – У вас, как видно, неприятности?

– Ах! Да, можно так сказать, – простонал Вильдавре. – Уже само существование таких вот субъектов, с которыми совершенно не хочется общаться, доказывает, что бы там ни говорили теологи, что чистилище начинается прямо здесь, на земле.

– Вы говорите о господине Карлоне?

– Ну а о ком же, по-вашему?

– Садитесь-ка вот тут, рядышком, и расскажите мне все.

Он опустился рядом с ней в кресло, обложенное подушками.

Внимательно выслушивая его жалобы, Анжелика оглядывалась вокруг.

Стоял прекрасный вечер. После двух дней проливного дождя воздух очистился, и дышалось с удовольствием.

После стоянки в Сент-Круа-де-Мерси путешествие продолжилось, и никто из участников трагических событий той ночи ни словом не обмолвился о том, что им пришлось пережить.

Временами Анжелика спрашивала себя, уж не приснилось ли ей все это. Самым существенным в тех тайных событиях была еле уловимая перемена в ее отношениях с мужем. Он словно начал смотреть на нее другими глазами, с любопытством и восхищением, и теперь гораздо больше ей доверял и гораздо выше ее ценил.

Он охотнее посвящал ее в свои планы, чаще спрашивал ее мнение. Перед тем как бросить якорь в Квебеке, во владениях короля в Новой Франции, надо было обсудить много вопросов и просчитать много вариантов их решения.

Пока еще Квебек воспринимался далекой целью. Им казалось, что они отделены от мира, особенно когда река приносила ароматы моря и они смешивались в ледяном воздухе с восхитительными запахами сластей и печенья или с экзотическим ароматом кофе в медных кувшинах, шоколада и чая, который уговаривал отведать новый метрдотель, господин Тиссо, объясняя при этом, что в Париже чай – последний крик моды.

Этого человека Эриксон нанял во время своего последнего путешествия в Европу по рекомендации одного из руанских компаньонов графа де Пейрака. Он прекрасно знал свое дело, и его таланты намного превосходили способности обыкновенного повара. Сейчас он, тепло укутанный, с торжественным видом присматривал за маленьким серебряным чайником, поставленным на краешек жаровни.

– Это самое ограниченное существо из всех, кого я знаю, – продолжал Вильдавре, отправляя в рот фисташку.

– Вы по-прежнему имеете в виду интенданта Новой Франции?

– Ну конечно!

– Я не разделяю вашего мнения по этому поводу, маркиз. У господина Карлона может быть дурное настроение, но он человек весьма сведущий, и с ним интересно поговорить. Мой муж очень любит с ним беседовать, в особенности о вопросах коммерции, в которых он очень компетентен.

– И я! И я тоже! – запротестовал Вильдавре. – Разве я не столь же компетентен в вопросах коммерции?

– Ну конечно и вы тоже.

– И разве я не сведущий человек?

– Да, один из самых сведущих людей, которых я знаю… и один из самых приятных.

– Вы очаровательны, – прошептал маркиз, преданно целуя ей руку. – Как же мне не терпится скорее пригласить вас к себе. Вот увидите, – продолжал он, оседлав своего конька, – как нам хорошо будет сидеть в моей маленькой гостиной в Квебеке, перед изразцовой печкой… а снаружи будет бушевать непогода. Я угощу вас чашечкой китайского чая. Отец Мобёж дал мне несколько запечатанных пакетов, которые ему прислали прямо из Китая… Вы устроитесь в моем лучшем кресле, очень удобном, в стиле буль. Знаете, я его заказал одному мебельщику, а потом назову в вашу честь… А шелк на подушках лионской вышивки… Вот увидите… Вам будет так удобно, и вы расскажете мне всю, всю свою жизнь.

Вот уж решительно, во всей истории с поездкой в Квебек самым сложным будет не заставить себя принять, а провести всю зиму в тесном общении с весьма любопытным маркизом и не рассказать ему и вправду всю свою жизнь в малейших деталях.

Он уверен, что теперь уж ей точно не отвертеться…

Ладно, посмотрим. До Квебека надо еще добраться.

Несмотря на оптимизм Жоффрея, который не желал считать покушение на себя заранее спланированным и не верил в интриги губернатора Фронтенака, не подлежало сомнению, что их ожидают весьма могущественные враги, хотя вовсе не обязательно, что эти враги одержат победу.

– А что за человек был маркиз де Варанж? – необдуманно спросила Анжелика у Вильдавре.

Тот поморщился:

– Варанж? Вы что-то о нем слышали?

– Ну, можно сказать…

– А почему «был»? Насколько мне известно, он не умирал.

Анжелика прикусила язык и тут же себя выругала. С тех пор как она оказалась во французских водах, у нее в мозгу словно произошел какой-то сдвиг, и она перестала верно оценивать ситуацию. Ей все казалось, что она дома, во Франции, а на самом деле все было совсем наоборот. Чтобы исправить оплошность, она принялась бессовестно врать:

– Кто-то мне сказал, даже не помню кто… А! Может быть, Амбруазина де Модрибур на восточном берегу. По-моему, она сказала, что его отозвали во Францию.

– Не может быть, я не в курсе! – возмущенно заметил Вильдавре и на минуту задумался. – Ну, в любом случае вполне возможно, что наша милейшая герцогиня состояла с ним в переписке или в других отношениях, это в ее стиле. Старый зануда, которого перевели в колониальную администрацию за аморальные проступки. В Квебеке у него незначительная должность управляющего финансами в департаменте, но я с ним не общаюсь… Вот дрянь, она здесь все про всех знала еще до того, как сюда приехала. Ну чертовка! Теперь я вдвойне стану остерегаться Варанжа…

Чтобы сменить тему разговора, Анжелика жестом подозвала Куасси-Ба.

– Да, я бы охотно чего-нибудь выпил, – сказал Вильдавре, – я много говорил, да все без толку… этому недоумку Карлону. Я ему говорил о вас такие дивные вещи… как-нибудь вам их повторю. И это должно было его взволновать, раскрыть ему глаза. А он в ответ упрямо приводил мне доводы логики, которая не желает видеть дальше того, что лежит на поверхности.

Черный гигант Куасси-Ба склонился перед ними с медным подносом, на котором дымились чашечки горячего кофе по-турецки.

Куасси-Ба был сама преданность. Вот кто провел рядом с четой де Пейрак всю жизнь и мог бы порассказать о прошлом графа и графини все, что так хотелось услышать Вильдавре! С того самого дня, как он, невольник графа в Тулузе, впервые увидел его супругу в карете, в золотом подвенечном платье, до ночной тьмы на реке Святого Лаврентия, когда он смог еще раз в восхищении склониться перед этой женщиной, жизнь его тесно переплеталась с их жизнью.

Сегодня он прислуживал высокородному собранию в ливрее с золотым шитьем, прекрасно утепленной, чтобы не замерзнуть. На нем были белые чулки с золотой отделкой и башмаки с пряжками на очень высоком каблуке. На седой голове красовался алый шелковый тюрбан с султаном, который одновременно грел его и выгодно оттенял черное лицо. В ушах красовались кольца из чистого золота с жемчужными подвесками: совсем недавно граф преподнес их верному слуге в подарок.

Вильдавре с завистью разглядывал великана-негра, отметив для себя, с каким благородством он двигается и как прекрасно знает свое дело.

– Ваш мавр будет пользоваться успехом в Квебеке… И как это я раньше не додумался завести себе такого…

И он недовольно прищелкнул языком. В этой дыре, в Квебеке, он совсем утратил чувство моды… У его приятельницы, герцогини де Понтарвиль, обитавшей в предместье Сен-Жермен, было два юных пажа из Судана. Если он попросит, она, конечно, пришлет ему одного, но сейчас уже поздно отправлять курьера в Европу, надо дождаться весны.

Господин де Вовенар осведомился:

– Отчего это, господин де Пейрак, вы так поздно вошли в русло реки? Погода к нам милостива, но еще немного, и мы рискуем встретиться со льдами.

– Лучше встретиться со льдами, чем с чужими кораблями!

Услышав это, Карлон бросил на графа полный горечи взгляд:

– Похоже, вы прекрасно осведомлены о проблемах Новой Франции. Действительно, к концу октября все суда ушли обратно в Европу, и вам вряд ли грозит встреча с серьезным кораблем, готовым дать сражение. У Новой Франции нет флота, и об этом я много спорил с господином Кольбером. Но если Квебек закроет перед вами двери, сможете ли вы вернуться обратно и не окажетесь ли жертвой собственных просчетов?

– А с чего вы решили, что Квебек закроет перед ними двери? – ринулся в бой Вильдавре, ни за что не желавший испортить себе настроение. – Хотел бы я на это посмотреть. Все люди моего круга выйдут на набережную и поприветствуют нас серенадами… Именно так все и произойдет… Вот, возьмите это пирожное…

Он так разволновался, что Анжелика начала опасаться за судьбу чашечки кофе, которую держала в руках, однако пыл, с которым маркиз ринулся на их защиту, ее порадовал.

Слава богу, платье она не запачкала. Маленькая медная пиала с кофе была надежно закреплена в фарфоровом подстаканнике, который позволял держать ее тремя пальцами, не обжигаясь. Она отпила несколько глотков.

Путешествие по реке было передышкой. Уже сам факт, что они продвигались без затруднений, настораживал. И не надо было забывать, что за островом Антикости они станут подниматься по реке Святого Лаврентия, оказавшись уже на территории Канады. Для тех, кто отваживается смотреть в глаза реальности, все представится как во вчерашнем кошмаре Анжелики: это вражеская территория. Однако, несмотря ни на что, они находились среди друзей.

Река была пустынна. Но порой из потоков дождя выныривала то флотилия индейских каноэ, то рыбачьи лодки, показывались колонисты-одиночки или затерянные в лесах хутора фермеров, которые не считали для себя зазорным полюбопытствовать, что это за неизвестный флот идет на всех парусах в Квебек под незнакомыми штандартами.

В начале ноября растаяли в тумане очертания мыса Гаспе, над которым с криками кружили стаи птиц. Позади остались островки, где обитали лавраки, утки и нырки. Чтобы избежать штормов, внезапно налетавших на реке, чьи соленые воды уходили вглубь материка более чем на пятьсот километров, приходилось лавировать от берега к берегу.

Пока они пересекали залив Святого Лаврентия, направляясь к северным берегам Акадии, погода стояла ясная. Но едва они миновали мыс Гаспе, как погода испортилась. Очертания кораблей тонули в густой мгле, и приходилось прибегать к помощи туманных горнов. В пелене тумана любое появление на горизонте живописного леса во всей прелести осенних красок воспринималось как заря.

На реке стало гораздо теплее, чем на открытой воде залива, и путешественники охотнее выходили на палубу.

К капитанам кораблей – Ролану д’Юрвилю, Эриксону, Ванно, Кантору и Барсампюи, – явившимся для рапорта на «Голдсборо», присоединились королевские служащие, которых Жоффрей де Пейрак подобрал во Французском заливе возле восточного берега Акадии. После атак англичан и прочих неприятностей они лишились своих судов. Кроме них, с флотилией де Пейрака плыли акадийские землевладельцы де Вовенар, Гранбуа и Гран-Ривьер. Они воспользовались оказией выехать из своих отдаленных владений и напомнить о себе господину де Фронтенаку, губернатору французского короля, у которого они хочешь не хочешь, а находились в подчинении.

– Ну вот, вы ее расстроили, – заметил интенданту Вильдавре. – Полюбуйтесь, что вы натворили…

– Весьма огорчен, мадам, – запротестовал Карлой.

– С вашими пустыми рассуждениями…

– Да нет, господин интендант вправе высказывать свои пессимистические замечания, – парировала Анжелика.

Канадским французам Жоффрея де Пейрака обрисовали как сторонника англичан, проникшего на территорию Кеннебека с единственной целью – держать под угрозой французские земли в Канаде и Акадии. Для других он был пиратом, не менее опасным и безжалостным, чем Морган. О нем рассказывали кучу небылиц, и в конце концов он правильно рассудил, что лучшим способом отрезвить горячие головы будет откровенный разговор лицом к лицу. Потому он и отважился отправиться в Квебек. Надо было дать возможность населению с собой познакомиться.

Можно было побиться об заклад: присутствие у него на борту интенданта, оказавшегося там случайно, еще больше запутывало ситуацию.

– Я знаю, что не дает вам покоя, господин интендант, – снова заговорила Анжелика, – и почему вы время от времени спорите с господином де Вильдавре, которому не нравится видеть все в мрачном свете.

– Этот Карлон – ужасно желчный тип. Он все время боится, что, когда мы прибудем в Квебек, что-нибудь случится.

– Мы все этого боимся, – заметила она.

– Все, кроме него, бьюсь об заклад…

Вильдавре кивнул в сторону графа де Пейрака, на которого намеки Карлона, казалось, не производили ни малейшего впечатления.

Анжелика покачала головой:

– Он!.. А его всегда любые беды только раззадоривали.

Жоффрей обсуждал с Вовенаром и геометром Фальером ледовую обстановку на реке Святого Лаврентия в зимнее время. Он отставил чашку с кофе, и Куасси-Ба, держа в одной руке щипцы с горячим углем, другой протянул ему палочку из скрученных листьев табака. Граф любил курить именно такие палочки. Прикурив от раскаленного угля, он с видимым удовольствием сделал несколько затяжек голубоватым ароматным дымком.

«Совсем как в Тулузе», – подумала Анжелика.

И это воспоминание ее утешило. Все, казалось, оживало и рождалось заново.

Зачастую восторженное возбуждение, когда все препятствия казались пустяками, сменялось у нее дурными предчувствиями, связанными с прошлым, от которых ей было не избавиться. Тогда она смотрела на Жоффрея.

Это сразу придавало ей сил и уверенности, что все будет хорошо и бояться нечего.

Привлеченные ее взглядом, темные глаза графа повернулись к ней, и сквозь прозрачную пелену дыма она уловила огонек нежности. Он помахал ей рукой, словно давая понять, что опасности нет, и это еще раз рассеяло страх. Чего ей бояться, когда он рядом? В прошлом году в это же время они оба блуждали по лесам Нового Света, подвергаясь все новым опасностям. Они вместе противостояли враждебности канадцев, мстительности ирокезов, убийственным зимним холодам и голоду. А нынче сила на их стороне, у них хорошо вооруженные, удобные корабли, нагруженные товарами, и, для обеспечения тылов в Северной Америке, повсюду свои люди и предприятия, преданные политике графа де Пейрака. Ну разве это не чудо? Разве это не говорит о том, что у него талант волшебника? У него никогда и ничто не шло так, как кто-то предсказал, напророчил им обоим. Он был и остался непревзойденным дуэлянтом, мастером секретных ударов и неожиданных выпадов.

За этот год они сто раз могли погибнуть.

Им сулили поражение, их якобы видели мертвыми, их полагали поверженными навсегда.

А они победно движутся к Квебеку.