Онлайн чтение книги Анжелика и король Angélique and the King
Глава VI

На рассвете госпожа де Монтеспан зевнула и потянулась. Она почти всю ночь проболтала с Анжеликой: в крошечной спальне им так и не удалось прилечь и хоть немного отдохнуть.

Поваренок посапывал, привалившись к камину. Госпожа д’Артиньи исчезла. Госпожа дю Рур и составивший им компанию в игре молодой человек вполголоса беседовали, сидя на плиточном полу. Речь шла не о любви, а о суровой бухгалтерии. До Анжелики доносились слова: «расходы… торги… выплаты… излишки».

За пологом кровати заворочались два сонных тела, кто-то зевнул и послышался нежный шепот.

– Думаю, мне стоит спуститься, – решила Атенаис. – Скоро королева позовет фрейлин. Хочу оказаться у нее в числе первых, чтобы сопровождать государыню к мессе. Вы пойдете?

– Возможно, теперь не самое подходящее время, чтобы представляться королеве?

– Верно. Лучше по возвращении из часовни. Встанете где-нибудь у нас на пути. Но прежде мне следует показать вам выгодные места, откуда вы при любых обстоятельствах сможете видеть их величества и по возможности показаться им. Это большое искусство. Спускайтесь со мной. Заодно покажу вам небольшую туалетную комнату возле покоев королевы. Фрейлины пользуются ею, чтобы поболтать и причесаться. У вас есть что-нибудь из одежды, кроме охотничьего костюма?

– О да, в сундуке. Только нужно отыскать моего мальчишку-лакея, чтобы отправить его за платьем в спальню мужа.

– Для начала наденьте что-нибудь простое. После мессы король примет просителей, потом удалится работать с министрами. А вот вечером, думаю, будет комедия или маленький балет. Вы сможете надеть свои лучшие украшения. А теперь идемте.

В коридоре было холодно и промозгло. Госпожа де Монтеспан спускалась по лестнице, не обращая ни малейшего внимания на пронизывающий ветер, обдувающий ее прелестные обнаженные плечи.

– Неужели вам не холодно? – спросила Анжелика.

Маркиза беззаботно махнула рукой. Она обладала выносливостью, свойственной всем придворным, привыкшим в залах, открытых всем ветрам или, наоборот, раскаленных горячим пламенем свечей, терпеть худшие неудобства: жару и стужу, усталость от долгого стояния на ногах, бессонные ночи, тяжесть перегруженных золотым шитьем и драгоценностями туалетов.

Твердый характер, движение, а главное, крепкое телосложение поддерживали силы в этих дамах, героически и с восторгом принимавших свои мучения.

В детстве Анжелика частенько недоедала и с тех пор зябла и не могла обходиться без накидок. У нее их была целая коллекция. И очень красивых. Та, в которую она куталась теперь, из чередующихся бархатных и шелковых квадратов, по цвету прекрасно подходила к ее зеленым глазам. Капюшон украшало венецианское кружево, которое она могла опустить на лицо, когда не хотела быть узнанной.

Госпожа де Монтеспан рассталась с Анжеликой у входа в пиршественный зал. Казалось, кроме неподвижных, как статуи, несущих вахту швейцарцев с алебардами и крахмальными брыжами, ничто в огромном дворце еще не пробудилось. Дневной свет только начинал постепенно вытеснять из гостиных ночной мрак. Галереи и вестибюли, при свете дня сверкавшие зеркалами и позолотой, зияли в темноте, словно гигантские таинственные пещеры.

Горели редкие свечи.

– Я вас покидаю, – шепнула фрейлина королевы, боясь нарушить редкую в здешних местах тишину. – Здесь есть крошечный будуар, вы можете пока посидеть там. Очень скоро появятся придворные, которые обязаны присутствовать при пробуждении короля. Его величество встает рано. Скоро увидимся.

Она удалилась, а Анжелика подошла к указанному ей маркизой скрытому за гобеленом будуару.

– О, простите, – пробормотала она, поспешно захлопывая дверь.

Бедняжке следовало бы догадаться, что этот уголок, каким бы маленьким он ни был, если в нем поместился диван, мог служить лишь для галантных встреч.

«Надо же, – думала она, – я и вообразить не могла, что у госпожи де Субиз такая красивая грудь. Зачем она прячет столь обольстительное сокровище?»

Разумеется, партнер отнюдь не господин де Субиз. Об этом ей тоже следовало бы догадаться. В Версале принято было закрывать глаза на распущенность, зато супружеские утехи воспринимались как плебейство и шокировали общество.

Итак, Анжелике не оставалось ничего, кроме как бродить по большим пустынным залам.

Она остановилась в первом. Это был Ионический зал, названный так из-за двенадцати колонн, поддерживающих карниз. Было совсем светло. Анжелика могла различить изящество фриза из белых волют, катящихся по краю тени, словно спокойные морские волны к мрачному океану. Потолок с глубокими позолоченными кессонами черного дерева утопал в темноте. Хрустальные люстры возникали из него подобно подвешенным на тончайших незаметных нитях оледенелым диковинам, феерическим сталактитам. В тройном зеркале на стене отражались окна, в которые постепенно проникал дневной свет.

Молодая женщина оперлась о мраморный подоконник и выглянула в парк. Он тоже пробуждался ото сна. Совершенно пустая песчаная терраса без единой тени у подножия замка напоминала чистую прибрежную отмель. Чуть ниже стояли волны тумана, окутывая аллеи постриженных высоких грабов, из очертаний которых выстраивался призрачный город с белыми и голубоватыми стенами, хранящими тайны совершенных садов с кружевными лужайками и водоемами с черной и зеленой водой, где плавают лебеди.

Когда появится солнце, можно будет увидеть, как вдали сверкают в его лучах эти водоемы, начиная от двух прудов на террасе к пруду Латоны, потом к пруду Аполлона, похожему на серебряный круг. Оттуда к золотому кресту Большого канала, где останавливались укрощенные воды, мертвые и дикие, воды больших болот, где обитают утки и нырки и которые простираются так далеко, куда хватает глаз…

– О чем мечтаете, маркиза?

Анжелика не увидела обладателя шепчущего голоса. Она озадаченно огляделась: обратиться к ней могла лишь стоящая напротив мраморная статуя.

– О чем мечтаете, маркиза?

– Но… Кто вы?

– Я Аполлон, бог красоты, которому вы в столь ранний утренний час любезно составили компанию.

– …

– Прохладно, не так ли? Вы хотя бы в накидке, я же совершенно наг. Мраморное тело не слишком-то греет, знаете ли.

Анжелика вздрогнула, заглянула за статую, но ничего не увидела. Тут ее внимание привлек лежащий на полу возле постамента статуи узел разноцветного тряпья. Она наклонилась и протянула к нему руку. Узел подпрыгнул, как козочка, и перед Анжеликой появился забавный гномик. Он отбросил закрывавший его лицо капюшон.

– Баркароль! – воскликнула Анжелика.

– К вашим услугам, Маркиза Ангелов.

Карлик королевы отвесил глубокий поклон. Ростом он был не выше семилетнего ребенка. Его поставленное на маленькие кривые ножки крошечное бесформенное тельце заставляло мгновенно забыть о красоте его умного лица. На голову он нахлобучил багровую шелковую шляпу, украшенную медалями и бубенчиками. Камзол с кружевными манжетами и штаны тоже были шелковые, наполовину багровые, наполовину черные, но без бубенчиков и украшений. На боку висела миниатюрная шпага.

Давненько Анжелика не видела Баркароля. Она нашла, что он выглядит как настоящий дворянин, и сказала ему об этом.

– Правда? – обрадовался Баркароль. – Думаю, если бы не рост, я мог бы соперничать с любым из прекрасных господ, что здесь разгуливают. Ах, если бы еще наша добрая королева согласилась снять с моей шляпы эти колокольцы, она доставила бы мне огромное удовольствие. Но она утверждает, что в Испании все шуты носят колокольчики и если она перестанет слышать подле себя этот карильон, то станет еще печальней. К счастью, у меня и двух моих товарищей нашелся союзник. Сам король. Он нас просто не переносит. И каждый раз, навещая королеву, прогоняет нас ударами своей трости. Мы удираем с ужимками и прыжками, так что наши погремушки бренчат на весь дворец. Пока король с королевой беседуют, и даже в самые интимные и деликатные моменты, мы при первой возможности неистово сотрясаем своими колокольчиками. Что приводит его в дурное расположение духа. Наконец королева это заметила. Теперь она только вздыхает и уже ничего не говорит, если мы не пришиваем на место случайно оторвавшийся бубенец. А скоро мы попытаемся получить еще одну привилегию.

– Какую же?

– Парик, – отвечал Баркароль, закатив глаза.

Анжелика расхохоталась:

– Боюсь, вы становитесь претенциозным, господин Баркароль.

– Я стараюсь возвыситься, проникнуть в общество, – самодовольно произнес карлик.

Но в его взгляде зрелого мужчины Анжелика сумела прочесть печаль и иронию. Он насмехался над самим собой.

– Я так рада снова тебя видеть, Баркароль! Давай поговорим.

– А вы не боитесь за свою репутацию? О нас станут судачить. А вдруг ваш муж вызовет меня на дуэль?

– У тебя же есть шпага?

– Верно! Смелость города берет. Полюбезничаю-ка я с вами, прекрасная маркиза. Только давайте смотреть в окно. Люди подумают, что мы любуемся садами, и не смогут догадаться о моих пылких признаниях.

Он просеменил к окну и по-детски уткнулся носом в стекло.

– Что вы скажете о дворце? Мило, не так ли? Маркиза Ангелов, значит, ты, вельможная дама, не отказываешься от своей дружбы с карликом королевы?

Анжелика стояла возле него, глядя в сад. Она положила руку на плечо маленького человека:

– Баркароль, от воспоминаний вроде тех, что объединяют нас, не отказываются. – И совсем тихо добавила: – Даже если бы мы захотели, не смогли бы…

В лучах солнца туман рассеялся. День будет ясным. Теплым и сияющим, будто весной. Вынырнув из тумана, грабы обретали свой зеленый оттенок, водоемы – голубоватую прозрачность, цветы – яркую окраску. Принялись за работу садовники с тачками и граблями. Их было много, и с высоты эспланады они казались совсем крошечными.

– Иногда, – произнес карлик вполголоса, – наша королева нервничает. Она не видела меня весь день. Куда мог запропаститься ее любимый карлик?.. Он в Париже, что бы там ни говорило ваше величество. Чтобы отдать должное другому величеству, чем ни один из его подданных не позволил бы себе пренебречь. Это принц нищих Деревянный Зад. О Маркиза Ангелов, подданных вроде нас не так много. Способных раскошелиться и вывалить в общий котел увесистый, как тыква, кошелек. Думаю, Деревянный Зад очень меня любит.

– Меня тоже, – проговорила Анжелика.

Она представила себе наводящего страх принца нищих. Кто мог бы заподозрить ее в тайных прогулках, которые порой приводили прекрасную маркизу дю Плесси-Бельер, в маске и саржевом платье, в самое сердце Фобур-Сент-Оноре? И каждую неделю ее самые верные слуги несли туда корзины с драгоценными винами, дичь и жаркое.

– Ничего не бойся, Маркиза Ангелов, – прошептал Баркароль, – мы умеем хранить тайны. И не забывай, что с нами ты никогда не будешь одинока и тебе никогда не будет угрожать опасность… даже здесь.

Он обернулся и выразительным движением своей маленькой руки обвел великолепный зал.

– Здесь!.. В королевском дворце, где каждый более одинок и уязвим, чем в любом другом месте на земле…

Прикрывая раздираемые зевотой рты кружевными манжетами, появились первые придворные. Издали слышался стук их деревянных каблуков по каменному полу. Лакеи принесли поленья. В огромных каминах разжигали огонь.

– Скоро выйдет старуха. Да вот и она.

Мимо Анжелики прошла пожилая женщина в плаще с капюшоном. Ее седые волосы прикрывал накрахмаленный крестьянский чепец из тончайшего батиста. При ее появлении некоторые дворяне отставили ногу в легком поклоне. Казалось, она не заметила их. Со спокойной величественностью она шла своей дорогой.

– Куда это она?

– К королю. Это госпожа Амлен, его кормилица. За ней сохранилось право первой по утрам входить в опочивальню короля. Она раздвигает полог и целует его. Осведомляется, хорошо ли он спал и чувствует ли себя свежим и бодрым… Они перекидываются словечком. Великие мира сего топчутся на пороге… Потом она удаляется, и весь день ее никто не видит. Никто не знает, где она скрывается со своей прялкой… Эта старуха – ночная птица. Но министров, принцев и кардиналов постоянно грызет зависть, что эта парижская мещаночка каждый день получает первую улыбку монарха и зачастую срывает его первую милость.

Король просыпался.

Вслед за кормилицей вошли три лейб-медика в черных мантиях. На пышных пудреных париках торчали остроконечные шапки – символ их уважаемой профессии. Один за другим они приближались к монарху, щупали пульс, справлялись о его здоровье, обменивались несколькими латинскими словами и исчезали.

После этого начинается первый выход: принцев крови.

Перед склонившимися в поклоне принцами крови король встает с постели. Главный камергер подает ему халат, который поддерживает камердинер. Его величество имеет право самостоятельно надеть короткие штаны, после чего один из офицеров спешит пристегнуть подвязки.

Поскольку право подать рубашку являлось привилегией первого дворянина, следовало дождаться, пока тот появится, гордо шествуя во главе второго выхода, состоящего из представителей высшей знати и специально приглашенных вельмож.

Когда король получает рубашку, камердинер поддерживает правый рукав, а хранитель королевского гардероба помогает надеть левый.

Третий выход, состоящий из герцогов и пэров, уже толпится в дверях со счастливым ропотом и множеством поклонов, от которых расшитые камзолы никнут, как цветочное поле под ураганным ветром.

Тем временем королевский гардеробщик повязывает галстук. Это его право. Однако, если специальный лакей, отвечающий за галстук, сочтет, что узел плох, он подправляет, а иногда даже перевязывает его. Это – его право. При условии, если он заранее убедился, что в спальне не присутствует никто из старших камердинеров.

Четвертый выход – государственные секретари, пятый – послы, шестой – лиловый и пурпурный – кардиналы и епископы. Все они постепенно заполняют опочивальню короля.

С первого взгляда король узнаёт присутствующих и замечает отсутствующих. Он задает вопросы, интересуется сплетнями и радуется остроумным ответам. Думая о простых смертных, вынужденных томиться за позолоченными дверьми, «апостолы версальского рая» испытывали невероятное наслаждение, что удостоились видеть короля в шлафроке.