— Ого! Вот это я называю счастьем! — вскричал Милон, идя по улице на второй день своего возращения в Париж и издали завидев Жозефину. Он радостно подошел к ней и протянул руку.
— Наконец-то я встретила вас, мсье Милон!
— Как! Вы сами разыскивали мушкетера, которого всегда сторонились?
— Как бы то ни было, а я уже второй день стараюсь вас встретить. Идти к вам на квартиру мне не хотелось, о нас могли пойти дурные толки, тем более, что вы живете у старой Ренарды.
— Да, она-таки, по правде сказать, болтлива! И все же позвольте мне прежде всего сказать нам, мадемуазель Жозефина, что я сердечно рад вас видеть!
Белая голубка опустила глаза и покраснела.
— Этого не случилось бы, если бы…
— Если бы не вынудило на это что-нибудь очень важное! Так, так! Но Боже мой, я действительно очень рад нашей встрече. У вас такие прекрасные голубые глаза, а вы нарочно опускаете их, чтобы не дать мне возможности ими любоваться. Если бы вы только знали, в каком я восторге всякий раз, когда вас вижу.
— Я пришла сюда только затем, чтобы…
— Да знаю, знаю! — перебил ее мушкетер, — что вы пришли не затем, чтобы смотреть на меня. И все-таки я радуюсь нашей встрече и тому, что могу сказать вам об этом. Разве это так уж дурно с моей стороны?
— Признаюсь, вы так добры и ласковы с бедной Жозефиной, что она даже не заслуживает такого внимания, мсье Мил он.
— В этом отношении вы совершенно правы, мадемуазель Жозефина, вы так осторожны, так недоверчивы со мной.
— Я осторожна ровно настолько, насколько это следует девушке при общении с таким знатным господином, и притом мушкетером.
— Неужели мушкетеры у вас на таком дурном счету!
— Боже сохрани! Напротив! Я просто дурно выразилась! — проговорила Жозефина с упреком в голосе. — Признаюсь даже, что я не питаю ни к кому такого доверия, как…
— Что же вы остановились?
— Как к вам и вашим друзьям.
— Ну, если вы это называете доверием, то хотелось бы знать, что вы чувствуете относительно других людей. Но что это! Вы, кажется, плакали!
На глазах Жозефины снова навернулись слезы.
— Да! — сказала она, — случилось большое несчастье.
— Несчастье! Да говорите же скорее в чем дело, дорогая мадемуазель Жозефина! Если только я могу вам помочь, то, разумеется, сделаю это от чистого сердца.
— Ваш друг, мсье Этьен, уже возвратился?
— Как! Так вы плакали о нем?
— Что вы, мсье Милон! Как это могло прийти вам в голову?
— А уж я подумал было, что вы тоскуете обо мне! Только не сердитесь на меня за мой нескромный вопрос! А д'Аль-би еще не возвращался.
— Так вы его не догнали?
— По вашему совету мы догнали и проводили его до морского берега, а потом возвратились! Но скажите же, отчего вы так грустны?
— Помните мою подругу, за которую заступились тогда же, когда и за меня.
— Разумеется. Так что же с ней случилось? Из глаз Жозефины полились горькие слезы.
— Ах, Боже мой, это так ужасно! — проговорила она тихо.
— Облегчите свое сердце, дорогая мадемуазель Жозефина, расскажите мне все. Заранее обещаю вам мой совет и помощь. Неужели вы до сих пор не убедились в моей преданности вам.
— Я знаю, что вы человек очень добрый. Только потому я и решилась обратиться к вам. Поймите же, мне не с кем даже поговорить о своем горе.
— Считайте меня своим другом, дорогая мадемуазель Жозефина, я буду счастлив этим.
— Я чувствую, что вы говорите искренне… О, моя бедная Магдалена, это просто ужасно!
— Так скажите же, что с ней случилось?
— Всего я не могу вам сказать, — отвечала Жозефина. Ей ни за что не хотелось, чтобы он узнал, кто она такая и где живет. — Да и вы не старайтесь узнать более того, что расскажу вам я.
— Обещаю вам это!
— С моей подругой Магдаленой случилось большое несчастье, и она ушла от меня шесть дней тому назад…
— Куда же она пошла?
— Я и сама не знаю. У нее было безотлагательное дело, после чего она должна была возвратиться ко мне. Я ждала ее до вчерашнего утра. Наконец вчера утром она появилась возле нашего дома. И, Господи! Что у нее был за вид! Просто сердце разрывается!
— Вы меня просто пугаете, Жозефина, что же с ней было?
— Я и сама толком ничего не поняла. Это случилось все так скоро! Мать Пресвятая Богородица! А Магдалена…
— Говорите откровенно!
— Вчера утром она прибежала к нашему дому, точно за ней кто-то гнался! Волосы растрепанные, говорит что-то несвязное! Точно помешанная! Это было так страшно! Вовек не забуду этой минуты.
— Ну, что же было дальше?
— Только прибежала она, как появились солдаты.
— Какие солдаты?
— Швейцарцы, из телохранителей коннетабля.
— Как, из свиты Люиня?
— Да, они прибежали за Магдаленой! Они гнались за ней точно за зверем на охоте! Я сама чуть не рехнулась, — бросилась к ним и спросила, чего они хотят от несчастной, но они меня и слушать не стали! Только грубые шутки отпускали.
— Да ведь это неслыханное насилие! Ну, что же они еде-дали с Магдаленой?
— Я все-таки опять подошла к ним и спросила, по какому праву они хватают девушку. Тогда они сказали, что так велел им их герцог, потому что эта птица улетела из его клетки. Меня и теперь дрожь колотит, когда припоминаю эти слова.
— По приказанию герцога! — повторил Милон. — Однако, черт возьми, мне кажется, что у этого молодца коннетабля совсем другое на уме, вместо командования войсками! Птица улетела у него из клетки! Это значит, что ваша подруга Магдалена побывала у него в руках и против своей воли должна была снова возвратиться к нему.
— Ах, уж я не знаю, что и думать. Добрый мсье Милон, помогите несчастной Магдалене.
— Так швейцарцы увели ее?
— Да, они потащили ее к заставе, я пошла за ними и наблюдала издали. Там стояла закрытая карета. Они посадили в нее Магдалену и увезли Бог знает куда!
— Клянусь, это очень похоже на похищение!
— О, помните ту ночь? Тогда к нам пристал не кто иной, как граф де Люинь.
— Да, во всем этом есть связь. Только я никак не мог себе представить, что этот выскочка посмеет так нагло и открыто повести свою игру.
— Поверьте мне, это он увез с собой бедную Магдалену.
— Ну, если это так, то клянусь, ему это дешево не обойдется!
— Ах, только будьте осторожны, не сделайте чего-нибудь необдуманного, мсье Милон. Я очень хочу помочь Магдалене, но ужасно боюсь, что вы попадете в опасную ситуацию!
— Не беспокойтесь, дорогая Жозефина! Разумеется, герцог Люинь — человек сильный, и нелегко будет призвать его к ответу…
— Всякий в Париже знает, что он делает все, что ему вздумается! А ведь вы в его власти, мсье Милон.
— Да успокойтесь же! Так или иначе, а мы отобьем дичь у этого охотника, если только все так и было, как вы мне рассказали, если он действительно посмел насильно захватить Магдалену. Даже король не станет покрывать и защищать его. Вы говорите, это случилось вчера?
— Да, вчера, рано утром.
— Хорошо! Теперь я пойду к своим товарищам держать с ними военный совет и обещаю вам, что ваша подруга найдет в нас самых преданных защитников! Однако как же я дам вам знать, на что мы решимся и что нам удастся сделать?
— Я опять постараюсь встретить вас через несколько дней, мсье Милон.
— Ну, это довольно ненадежный способ!
— А другого нет! Будьте так добры, мсье Милон, не настаивайте ни на каком другом.
— Если вы так хотите, дорогая Жозефина.
— Только, пожалуйста, не расценивайте это как признак недоверия вам! Поверьте, что у меня есть другие причины скрывать от вас многое. Поверьте, что я испытываю к вам полное доверие, что…
— Вот вы опять запнулись!
— Да мне нечего больше и сказать, мсье Милон! До свидания!
— До свидания, дорогая Жозефина! — крикнул мушкетер вслед молодой девушке, которая после этого короткого прощания быстро и грациозно пошла от него по улице.
— Премиленькая девчонка! — проворчал Милон, улыбаясь. — Однако, черт возьми, она нравится мне с каждым разом все больше. Я никогда не видел девушки лучше этой! И зачем только она все прячется да скрытничает?
С этими мыслями мушкетер отправился разыскивать своих друзей. Прежде всего он хотел узнать, возвратился ли д'Альби, потом рассказать им о том, что только что узнал от Жозефины. Дело казалось ему странным и таинственным. О Люине они давно уже были невысокого мнения, но нынешнее его поведение казалось просто немыслимым, его наглость достигла невероятных размеров.
«Маркиз и так что-то сильно его недолюбливает, неизвестно по каким причинам, — размышлял Милон, шагая к дому своего друга. — Уж он не упустит случая насолить ему! Да и я хочу в этом разобраться, как сделал бы каждый порядочный человек. Пусть он себе и любимец короля, а все-таки нельзя допустить, чтобы безнаказанно хватал женщин».
Через несколько минут Милон был уже у маркиза.
— Гром и молния! Вот это отлично! — вскричал он, увидев, что вместе с маркизом за бутылкой вина сидел и Каноник.
— Я, кажется, попал сюда как раз кстати!
— Присаживайся! — пригласили друзья.
— Мне и следует сесть, потому что нам предстоит держать военный совет, да притом еще и такого толка, что при нем стакан хорошего вина будет весьма нелишним!
— У тебя опять какие-нибудь новости? — спросил маркиз, слегка улыбаясь.
— Хотелось бы мне только знать, из какого источника он их черпает! — заметил Каноник.
— А вот скоро узнаете, что источник сей не так дурен, как вы думаете. Что д'Альби возвратился в Париж?
— Я бы уже знал, — ответил несловоохотливый Каноник.
— Неужели ты опять что-нибудь узнал о нем? Ведь виконт еще не приехал! — подтвердил де Монфор.
— Нет, ничего не знаю! На этот раз дело касается вовсе не его, а маркиза. Однако ты наполнил мой стакан не для того, чтобы он стоял передо мною?
Милон чокнулся с друзьями и выпил.
— Дело, которое касается меня? — с удивлением переспросил маркиз. — Послушаем.
— Я не знаю причин твоего нерасположения к графу, ныне герцогу де Люиню, однако то, что я расскажу, удивит даже тебя и, надеюсь, возмутит так же, как и меня.
— Да уж, действительно, говоря о герцоге Люине, едва ли обнаружишь что-нибудь хорошее! — заметил маркиз.
— Я надеюсь, что на этот раз даже наш чересчур осторожный Каноник не отыщет причин, не позволяющих нам вмешаться. Произошло величайшее и возмутительнейшее преступление!
— И о нем знаешь только ты один?
— Я уже вижу твою недоверчивую мину, друг Каноник. — Ну да, я и мой источник, вернее, мой источник и я знаем о нем.
— И преступление это совершено Люинем? — спросил маркиз.
— Им, — его швейцарцами!
— Ты что, нарочно тянешь, чтобы испытать наше терпение? — вскричал Каноник.
— Люинь насильно увез девушку, которую зовут Магдаленой! — объявил Милон.
Маркиз сильно вздрогнул, глаза его сверкнули, он вскочил с места, но усилием воли сдержался, чтобы не выдать своего волнения.
При имени Магдалена и Каноник припомнил одно событие, свидетелем которого он был, хотя и не мог объяснить себе его значение.
— Ты говоришь правду? — спросил маркиз, и голос его заметно дрожал.
— По приказанию Люиня его швейцарские солдаты схватили одну бедную девушку, которую зовут Магдаленой, и потащили ее к заставе, — повторил Милон. Маркиз не сводил с него напряженного взгляда. — Там у них была приготовлена закрытая карета. Солдаты посадили в нее беззащитную Магдалену, захлопнули за ней дверцу и увезли.
— Клянусь, это требует наказания! — вскричал маркиз с таким волнением, в котором его никто еще никогда не видел. Его всегда спокойное и благородное лицо вдруг залилось багровым румянцем. Казалось, и душу и тело его охватило какое-то лихорадочное возбуждение.
Каноник встал, подошел к маркизу и положил руку на его плечо.
— Я вижу, что был прав, называя это возмутительнейшим преступлением! — продолжал Милон Арасский. Разве можно допустить, чтобы этот отвратительный негодяй, только потому что он коннетабль Франции, вел себя так по отношению к беззащитным женщинам. Неужели же мы спокойно будем смотреть на такие бессовестные выходки?
— Послушай, Милон. Один вопрос, — обратился к нему маркиз, несколько успокоившись, — то что ты рассказываешь, только слух?
— Нет не слух, а факт! Я знаю это от лица, которое было свидетелем этого дела, которое решилось даже вступиться за несчастную Магдалену, когда ее схватили швейцарцы.
— И что же они ему ответили?
— Что хватают они ее по приказанию своего светлейшего герцога, которому эта девушка приглянулась. Они сказали еще, что эта птица улетела у герцога из клетки и они должны посадить ее туда снова.
Маркиз едва сдерживал свою ярость.
— Я принял решение, — сказал он с принужденным спокойствием. — Через час я буду на дороге в Ангулем.
— Что ты задумал? Смотри, не наделай глупостей! — остановил его Каноник.
— Я еду с тобой, маркиз! — воскликнул Милон.
— Я, разумеется, тоже, но все-таки повторяю — берегись, будь осторожен! — сказал Каноник.
— Я знаю, что мне делать, дружище, — отвечал маркиз, — благодарю тебя за предостережение, но последовать твоему совету не могу. Есть вещи, которые стоят выше всяких соображений и расчетов. Не расспрашивайте меня ни о чем больше. Я могу лишь говорить: через час я должен быть на дороге в Ангулем.
— А куда же ты идешь теперь?
— Сперва к капитану, взять отпуск, потом к королю.
— Чего же ты хочешь от короля-то? — спросил с удивлением Милон, который решительно не понимал намерений маркиза.
— Хочу просить у него отставку.
— Да что с тобой!? Зачем это?! — вскричали оба друга.
— Это я вам могу сказать: жить на одной земле с герцогом Люинем я не могу. Один из нас должен пасть — Монфор или Люинь!
— Ты хочешь его вызвать…
— Да, мы будем драться, и вы будете моими секундантами. Но ведь этот трус может отговориться тем, что коннетабль Франции не может драться с простым мушкетером. Я хочу лишить его возможности использовать эту увертку. Нужно сделать так, чтобы не мушкетер вызывал коннетабля, а маркиз де Монфор герцога де Люиня. Но если он и в этом случае откажется, я рассчитаюсь с ним арапником! Впрочем, нет! Один из нас должен умереть! Проводите меня в Лувр, друзья, нам нельзя откладывать это дело!
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления