Онлайн чтение книги Анна Австрийская, или Три мушкетера королевы
VII. ДУЭЛЬ

Маркиз де Монфор и двое его друзей тотчас же после рассказа Милона отправились в Лувр. Каноник и Милон прошли в зал караулов, чтобы попросить себе отпуск у капитана, а маркиз поднялся в покои короля. Он обратился к дежурному адъютанту с просьбой доложить о себе, но тот очень вежливо заметил ему, что едва ли просьба об аудиенции будет удовлетворена, так как простой солдат не имеет права даже просить о подобной милости. Эжен Монфор тем не менее повторил свою просьбу, обещая при этом всю ответственность за последствия взять на себя.

Когда министры вышли из кабинета короля, адъютант доложил ему, что о встрече с его величеством просит один мушкетер.

— Мушкетер? — с удивлением повторил Людовик.

— Маркиз де Монфор желает лично просить ваше величество о своей отставке.

— Да ведь это обыкновенно делается письменно согласно раз и навсегда установленному порядку.

— Я говорил ему то же самое, ваше величество, но он все-таки…

— Пусть войдет! Я отобью у этих господ охоту надоедать мне такими пустяками.

Адъютант поклонился и впустил маркиза в кабинет. Король поначалу сделал вид, что вовсе не замечает мушкетера, потом спросил через плечо:

— Что нужно?

Маркиз не отвечал, в свою очередь делая вид, что этот вопрос может относиться не к нему.

Помолчав, король еще раз, но уже громче и резче повторил сбой вопрос, но снова не получив ответа, гневно обернулся к мушкетеру.

— Я вас спрашиваю, зачем вы сюда пришли? Отвечайте, — почти крикнул он.

— Мушкетер Монфор просит об отставке, ваше величество, — отвечал Маркиз, низко кланяясь.

— А почему вы обращаетесь с вашей просьбой именно ко мне?

— Потому, ваше величество, что на эту просьбу меня вынуждают совершенно особые обстоятельства.

— Не тот ли вы мушкетер, которого называют маркизом?

— К вашим услугам, ваше величество, так точно, — товарищи называют меня маркизом.

— Так значит это вы несколько недель тому назад имели дело с людьми герцога Гиза на дороге в Фонтенбло?

— Так точно, ваше величество.

— Я не помню, что именно там произошло. Кажется, люди герцога хотели завербовать новобранца своему господину, а вы подоспели с вашей шпагой.

— Возвращаясь ночью в Париж, мы ехали мимо старого Картезианского монастыря. Вдруг из каштановой аллеи кто-то окликнул мушкетера д'Альби, который ехал несколько впереди нас. Затем послышался звон сабель. Я и мои друзья, Генрих де Сент-Аманд и граф Фернезе, поскакали туда и по форме узнали всадников герцога Гиза. Д'Альби уже успел уложить одного из них на месте, но остальные шестеро продолжали нападать на него. Пока мы пробирались к нему, он уложил и второго, а мы так припугнули остальных, что они пустились в бегство и, вероятно, у них надолго отпадет охота вербовать.

Король слушал рассказ мушкетера с видимым интересом.

— Да, это было храброе дело! — проговорил он, когда тот кончил. — Только лучше было бы захватить их живьем.

— Это было невозможно, ваше величество, они, кажется, именно этого и опасались.

— А скажите мне, почему вы хотите уйти в отставку и оставить полк. Разве вам дурно выплачивают жалование?

— Я сам не беден, ваше величество.

— Так из-за чего же вы не хотите служить?

— Мне нужно сделать одно дело, которое невозможно для мушкетера и очень легко для маркиза де Монфора.

— Ничего не понимаю! Значит, вас стесняет мушкетерская форма! Но мне кажется, это самая почетная одежда.

— Я всегда считал за честь носить ее, ваше величество, но пока она на мне, я не могу достичь своей цели. Мой противник нашел бы в ней предлог отказаться от вызова.

— Как! Значит, дело идет о дуэли! Разве вы не знаете, что я строго запретил поединки между военными? Дуэли стали слишком часты, и я решил положить этому безумству конец.

— Поэтому-то я и прошу ваше величество об отставке.

— Следовательно, вы хотите обойти мой запрет!

— Этого требует моя честь, ваше величество!

— Ну, это я слышу каждый раз! Говорите яснее.

— А еще того более требует честь одной несчастной женщины.

— Опять женщина! И везде-то они впутаются! Значит, дело идет о ревности?

— Нисколько, ваше величество! Дело в том, что нужно освободить одно несчастное существо из рук негодяя, который решился насильно увезти ее.

— Это отвратительно! Да как же она позволила увезти себя?

— Тот негодяй приказал это сделать своим солдатам.

— Вы говорите правду, мушкетер?

— Я затем и умоляю ваше величество об отставке, чтобы сейчас же поехать на место преступления и убедиться в этом. И если окажется, что это правда, я сам накажу негодяя.

— А кто этот человек, который, как вы говорите, посмел послать своих солдат на такое постыдное дело?

— Герцог Люинь, ваше величество.

Людовик быстро поднялся со своего места. Этого он уже никак не ожидал! Сначала он взглянул на маркиза с удивлением, но затем лицо его приняло строгое выражение.

— Вы возводите на человека тяжкое обвинение, мушкетер, — проговорил он. — Имеются ли у вас доказательства?

— Доказать виновность герцога и призвать его к ответу стало целью моей жизни, ваше величество! И это станет понятно почему, если я скажу вам, что несколько лет назад граф похитил у меня существо, которое было для меня дороже всего на свете, — похитил, обольстил и уже насильно овладел несчастной жертвой. Ведь это бесчеловечно! Чаша моего терпения переполнена! Дать отчет простому мушкетеру герцог просто откажется, но отказать маркизу де Мон-фору он не посмеет, иначе ему придется открыто признаться в своей трусости. Вот почему, ваше величество, я и решил просить об отставке.

— Которой, однако, вы все-таки не получите, — быстро добавил король.

— Ваше величество, неужели же я буду вынужден сделаться дезертиром!

— И это исключено! Сколько времени вам потребуется на ваше дело?

— Самое большее две недели, ваше величество.

— Да, в Ангулем дорога не близкая! Вы получите от меня отпуск на три недели с правом снять на это время ваш мундир и действовать просто как маркиз де Монфор. После вашего возвращения выяснится, достойны ли вы носить мундир мушкетера, и тогда снова можете вступить в свой полк.

— Благодарю за эту милость, ваше величество!

— Так поспешите же. Я сам очень заинтересован в результатах вашего расследования.

— Разрешите высказать еще одну просьбу, ваше величество.

— Говорите, какую!

— Граф Фернезе и барон Сент-Аманд хотят ехать вместе со мною в Ангулем, чтобы быть моими секундантами в случае, если поединок наш с герцогом состоится. Соблаговолите разрешить им также снять форму на это время.

— Вы, кажется, говорили, что они также участвовали в схватке с людьми герцога Гиза?

— Так точно, ваше величество.

— В таком случае пусть и они получат королевский отпуск! А после вашего возвращения вы дадите мне отчет о том, что сделали, — закончил король гораздо милостивее, чем сам того ожидал.

Маркиз откланялся, вышел из кабинета и, отыскав друзей, рассказал им о своем визите к королю.

Милон был чрезвычайно рад и шумно выражал свое одобрение. Молчаливый Каноник тоже не мог не высказать своего удовлетворения.

— Это отлично, что король знает теперь всю эту историю, — вскричал Милон. — Чтобы там ни случилось, но теперь он уже не будет так доверять своему любимцу.

— Мне кажется, ты напрасно на это рассчитываешь, — заметил Каноник, кладя руку на плечо своего горячего друга. — Если бы Люинь сейчас явился в Лувр, очень может быть, что ему ничего не стоило бы разубедить короля. Такие вещи не раз случались.

— А потому нам следует всячески заботиться о том, чтобы Люинь не попал сейчас в Лувр. До сих пор его здесь нет, так не будем терять ни минуты.

— Через час мы должны быть за заставой! — решил Милон, и друзья были с ним совершенно согласны.

Они разошлись по домам, чтобы заменить мушкетерский мундир другой одеждой и ровно через час все трое съехались у заставы. Теперь они походили на знатных дворян, отправляющихся на какой-нибудь праздник.

Караульный офицер, услышав их имена, почтительно раскланялся, и через минуту они неслись по дороге в Ангулем.

Хотя они ехали быстро и по обыкновению останавливались только для того, чтобы дать отдых лошадям, все же дорога в лагерь заняла несколько дней. На остановках им рассказывали, что герцог Люинь со свитой и с какой-то закрытой каретой, которую охраняли солдаты, проехал двумя сутками раньше. Друзья не останавливаясь проскакали целую ночь и таким образом сократили разрыв на целых двенадцать часов.

Маркиз спешил, не чувствуя усталости, и вышло так, что герцог Люинь прибыл в Ангулем всего на одни сутки раньше их. Он тотчас же поехал со своей свитой в лагерь, отстоявший от города на одну милю.

Друзья прискакали в Ангулем поздно вечером на другой день и, посоветовавшись, решили переждать ночь, а утром явиться к герцогу.

Маркиз не мог уснуть. Его мучили и горе, и злость, и ожидание. Он не знал еще наверное, какую именно Магдалену увез Люинь, но именно неизвестность и составляла главную его муку.

Утром, как только проснулись Милон и Каноник, он подошел к ним и почти торжественно протянул им руки.

— Друзья, — сказал си, — через какой-нибудь час дело пойдет о тайне всей моей жизни, но я прошу вас не стараться проникнуть в эту тайну до тех пор, пока я сам не открою ее вам. Теперь отправимся в лагерь, но в палатку Люиня я войду один. Так нужно, и я надеюсь, что вы мне не откажете.

Милон и Каноник ответили обещанием, и через несколько минут они скакали по дороге в лагерь королевских войск. У въезда их остановил часовой и спросил, кто они такие и зачем приехали. Маркиз приказал ему вызвать дежурного офицера и когда тот пришел, объявил ему, что желает переговорить с герцогом де Люинем о некоторых весьма важных делах.

Офицер ответил, что коннетабль с несколькими людьми из свиты выехал рано утром, но должен скоро возвратиться и предложил пройти в палатку Люиня, чтобы там дожидаться возвращения герцога.

Все трое вежливо отказались и стали расхаживать между палатками.

Милон и Каноник назвали офицеру свои фамилии и тот завязал с ними оживленный разговор. Между тем маркиз отстал от них и подошел к палатке герцога Люиня.

За палаткой стояло множество экипажей герцога, охраняемых двумя высокими швейцарцами.

Маркиз старался взглядом отыскать ту карету, в которой привезли Магдалену, но оказалось, что закрытых экипажей там было много.

Молодой человек несколько раз обошел вокруг и наконец заметил, что одна запыленная и забрызганная грязью карета была так ловко заставлена другими экипажами, что увидеть ее можно было только с одного места.

Ему удалось даже стать так, что он мог разглядеть единственное крошечное окошечко, освещавшее внутренность кареты.

Вдруг он невольно вздрогнул. За стеклом показалось бледное изможденное лицо Магдалены Гриффон. Его опасения оправдались. Это она была жертвой наглости негодяя, ее схватили солдаты, она беспомощно билась в их руках.

Гнев и отчаяние охватили маркиза! Выражение лица несчастной поразило его. Что за перемена произошла с Магдаленой!?

Маркиз хотел было броситься к ней и выпустить ее из заточения, в котором она, казалось, так спокойно пребывала. Но он вовремя понял, что эта попытка окончилась бы лишь тем, что солдаты попросту бы его прогнали.

Он еще раз взглянул на несчастную и возвратился к друзьям. Офицер тотчас же сказал им, что коннетабль только что возвратился и прошел в свою палатку.

— Тогда, будьте так добры, доложите ему о маркизе де Монфоре, — попросил маркиз.

Офицер исчез в палатке коннетабля, но через минуту возвратился и объявил, что теперь герцог не может принять никого.

Почти следом за ним появился и Люинь. Он подошел к экипажам и, казалось, что-то приказывал швейцарцам.

Прежде чем друзья успели удержать его, маркиз очутился возле палатки перед герцогом. Люинь гордо оглядел того, кто осмелился встать поперек дороги ему, коннетаблю Франции.

— Кто вы? И что это значит! — гневно вскричал герцог, оглядывая маркиза презрительным взглядом.

— Мне нужно переговорить с вами! — ответил маркиз тихим взволнованным голосом.

— Если вы тот, о ком мне сейчас докладывали, то, вероятно, уже слышали, что я не могу принять вас! Однако вы порядочный нахал, если хотите заставить меня разговаривать с вами!

— Мне понятно, отчего вы не хотите принять меня, — проговорил маркиз с невыразимым презрением. — Я пришел потребовать у вас ответа за бесчестное ваше дело.

— Каково! Да вы с ума сошли! Я сейчас велю швейцарцам выбросить вас вон из лагеря.

— Не трудитесь! Вам не уйти от расплаты! Королю известно ваше постыдное поведение по отношению к Магдалене Гриффон.

— Король… Магдалена Гриффон… Я не понимаю, чего вы от меня хотите!

— Я требую того, чтобы вы сказали, кто сидит в той карете. Еще я требую, чтобы вы приняли меня в вашей палатке и там я расскажу вам остальное.

— Да кто вы такой, что осмеливаетесь говорить таким тоном с коннетаблем Франции?

— Я маркиз де Монфор и разговариваю с герцогом Люинем.

— Припоминаю эту фамилию среди мушкетеров короля! Если вы тот самый, то я вас сейчас так проучу, что вы не забудете этого всю свою жизнь. Да вы и не в мундире! Часовые, сюда!

— Я был мушкетером его величества. Но король сам дал мне временную отставку, чтобы я мог призвать вас к ответу. Я ведь знал, что вы станете прибегать ко всяким уловкам, чтобы увернуться, и предусмотрел все. Намерены вы войти со мною в вашу палатку или здесь же при всех на площади я скажу вам, зачем я приехал. Я более не жду!

— А и в самом деле интересно знать, что вас привело сюда и до чего вы доведете вашу наглую игру! — вскричал Люинь, дрожа от злости и собираясь отдать распоряжения своему адъютанту.

Но маркиз заметил это движение и громко сказал:

— Я стану говорить с вами в вашей палатке о таких вещах, которые не допускают свидетелей. Поэтому и те два господина, которые сопровождают меня по приказанию короля, держатся в стороне.

Люинь и маркиз вошли в высокую просторную палатку коннетабля, которую охраняли часовые.

— Ну-с, господин маркиз, — начал герцог с едва скрываемой злобой, — да будет вам известно, что только благодаря моему глубочайшему почтению к его величеству королю я соглашаюсь принять вас и не отвечаю кое-чем иным на вашу назойливость. Однако говорите скорее и покороче, зачем вы сюда приехали?

— Я приехал спросить вас, вы ли тот бесчестный и безжалостный граф де Люинь, который совратил и бросил Магдалену Гриффон?

— С какой стати вы меня об этом спрашиваете?

— Я требую, чтобы вы ответили мне! — вскричал маркиз, в гневе хватаясь за эфес шпаги.

— А разве вы защитник или опекун этой девушки! Да, наконец, разве я могу запомнить каждую девочку, которую когда-нибудь целовал?

— Вы ли тот бесстыдный похититель, который решился во второй раз насильно захватить в свои руки несчастную жертву!

— Клянусь, я убью вас!

— Да я и сам приехал сюда затем, чтобы вызвать вас. Люинь побледнел до того, что стал белее роскошно вышитого широкого воротника, облегавшего его шею.

— Хорошо! — проговорил он, — хотя мы с вами и не одного звания, но я снизойду до того, чтобы проколоть вас своей шпагой. Час и место!

— Сегодня на закате в лесу близ города. Впрочем, нет! Любое промедление создает лишь большую опасность для Магдалены Гриффон, а вам, пожалуй, даст возможность увернуться! Таких птиц, как вы, опасно выпускать из рук. Защищайтесь! — вскричал маркиз, выхватывая шпагу из ножен, — и знайте, что это наказание вам за ваше постыдное поведение по отношению к Магдалене Гриффон!

Он напал на Люиня, и в палатке завязался смертельный поединок. Шпаги со звоном ударялись одна о другую. Маркиз фехтовал мастерски, Люинь же потерял голову от бешенства и ненависти. Он так энергично нападал на Монфора, что тому оставалось только парировать его удары. Коннетабль все еще надеялся, что адъютанты услышат наконец звон сабель и войдут в палатку, тогда он будет спасен! Он задумал передать маркиза в их руки и устроить так, чтобы его расстреляли в соответствии с законом. Но, казалось, никто не слышал звуков поединка, никто не входил в палатку, а между тем Люинь, не успев еще по-настоящему почувствовать силу своего противника, начал уже изнемогать.

Маркиз заметил это и совершенно неожиданно сам напал на него. Герцог стал отступать шаг за шагом, с трудом отражая удары.

— Вы уже в моих руках, — заметил ему де Монфор, — защищайтесь лучше, иначе я сейчас убью вас.

Эти спокойные и насмешливые слова снова взорвали герцога. Он вновь вспыхнул злобой, пожирая глазами маркиза, но усталость брала свое. А Монфор спокойно подмечал слабость своего противника и ловко использовал ее.

— Молитесь! — вдруг крикнул он и нанес последний удар… Люинь схватился рукой за грудь, зашатался и упал, заливая кровью ковер, покрывавший пол палатки.

Маркиз быстро распахнул занавеси палатки. Увидев нескольких адъютантов и офицеров, он попросил их подойти.

— Господа, — сказал он, — будьте так добры, окажите коннетаблю помощь, в которой он нуждается. Я сейчас ранил его на дуэли. А где живет помощник главнокомандующего? Потрудитесь проводить меня к нему.

Часть офицеров печально и суетливо столпилась вокруг Люиня, другая окружила маркиза, который считался теперь как бы арестантом, сопровождая его к генералу.

В лагере маркиз встретил Милона и Каноника и попросил их возвратиться в Ангулем и дожидаться его там, а сам пошел дальше к помощнику главнокомандующего, чтобы отдать ему свою шпагу.

Генерал не хотел верить собственным ушам, когда ему доложили, что коннетабль, любимец короля, герцог Люинь только что погиб в поединке. В глубине души он осознавал, что этот бездарный всеми ненавидимый человек получил лишь заслуженную кару, но он вынужден был исполнить свои обязанности.

Когда к нему привели маркиза, он принял его с вежливостью дворянина по отношению к другому дворянину.

— Я явился к вам, генерал, — сказал маркиз, — чтобы просить вас дать мне сопровождающего в Париж. Офицер, которого вы хорошо знаете, вместе со мною отправится к королю и доложит ему о случившемся здесь.

— Разве вы совершили необдуманный поступок, маркиз?

— Нисколько! Я просто наказал герцога Люиня за постыдное дело, которое он совершил по отношению к одной бедной девушке. Если вы будете так добры и пойдете со мной, я отведу вас к этой несчастной, которая тоже должна отправиться со мной в Париж в той самой карете, в которую герцог велел упрятать ее своим швейцарцам.

— Это ужасно, просто невероятно! — вскричал генерал.

Старый генерал распорядился тотчас же осмотреть кареты. Несколько адъютантов, знавших о делишках погибшего герцога, сочли за благо уйти подальше.

Наконец таинственную карету выкатили на середину.

Маркиз в порыве какой-то гигантской силы не отворил, а вырвал дверцу. Старый генерал с ужасом отшатнулся. Сам Монфор побледнел, как мертвец.

Перед ними, дико хохоча, стояла сумасшедшая.