Онлайн чтение книги Энн в Эвонли Anne of Avonlea
Глава 10. Дэви в поисках впечатлений

В один из ноябрьских дней, шагая домой из школы по Березовой Дорожке, Аня заново пришла к убеждению, что жизнь — совершенно чудесная вещь. Это был хороший день: все шло замечательно в ее маленьком королевстве. Аристократическое имя Сен-Клэр не стало поводом ни для одной драки. У Прилли Роджерсон болел зуб и так распухла щека, что она даже не делала попыток кокетничать с сидевшими поблизости мальчиками. С Барбарой Шоу случилось всего лишь одно несчастье: она разлила на пол ковш воды. А Энтони Пая в этот день вообще не было в школе.

— Какой чудесный этот ноябрь, — сказала Аня, которая так никогда и не избавилась от детской привычки разговаривать с собой вслух. — Обычно ноябрь неприятный месяц, как будто год неожиданно обнаружил, что стареет и не остается ничего другого, кроме как плакать и раздражаться из-за этого. Но нынешний год стареет как-то изысканно, совсем как величавая старая дама, которая знает, что может быть очаровательной даже с морщинами и седыми волосами. Какие были прелестные дни и восхитительные сумерки! Последние две недели прошли так мирно, и даже Дэви вел себя почти хорошо. Я нахожу, что он значительно изменился к лучшему. Какой тихий лес сегодня — ни звука, только приглушенный гул ветра, перебирающего верхушки деревьев, словно прибой рокочет на далеком морском берегу. Милый мой лес! Прекрасные мои деревья! Я люблю каждое из вас как друга.

Аня умолкла на мгновение, чтобы обнять стройную молодую березку и поцеловать ее молочно-белый ствол. Диана, неожиданно появившаяся на повороте дорожки, увидела это и засмеялась.

— Ах, Аня, ты только притворяешься, что выросла. Я думаю, что наедине с собой ты все та же маленькая девочка, какой была всегда.

— Конечно, ведь нельзя так сразу избавиться от привычки быть маленькой девочкой, — сказала Аня весело. — Ты же знаешь, что я была маленькой целых четырнадцать лет, а взрослая — лишь неполных три года. Но я уверена, что в лесу всегда буду чувствовать себя ребенком. Эти прогулки по лесу после занятий в школе и полчаса перед тем, как заснуть, — единственное время, когда я могу помечтать. Я так занята: работа, учеба, заботы о близнецах… Днем у меня совсем нет времени, чтобы мечтать. Но ты и не догадываешься, какие чудесные приключения ожидают меня каждый вечер, когда я ложусь в постель в своей комнатке в восточном мезонине. Я всегда воображаю себя кем-нибудь выдающимся, заслуженным, знаменитым: я — или примадонна, или медсестра Красного Креста, или королева. Вчера вечером я была королевой. Как это замечательно вообразить, что ты — королева! Можно вкусить все прелести этого положения, не подвергая себя связанным с ним неудобствам. И можно перестать быть королевой, как только захочешь, что невозможно в реальной жизни. Но здесь, в лесу, я люблю воображать совсем другое: я — дриада, живущая в старой сосне, или крошечный эльф, прячущийся под побуревшим листом. Эта белая береза, которую я поцеловала, — моя сестра, и единственная разница между нами в том, что она — дерево, а я — девушка, но это совсем несущественное различие… А куда ты идешь, Диана?

— К Диксонам. Я обещала Альберте помочь раскроить новое платье. Может быть, ты зайдешь за мной к ним вечером и мы прогуляемся до дома вместе?

— Я могу зайти… ведь Фред Райт уехал в город, — сказала Аня с, пожалуй, слишком невинной миной.

Диана покраснела, тряхнула головой и зашагала дальше. Впрочем, она не выглядела обиженной.

Несмотря на твердое намерение выполнить обещание, данное Диане, Аня не зашла к Диксонам в тот вечер. Когда она добралась до Зеленых Мезонинов, положение дел оказалось таково, что все мысли, кроме одной, вылетели у нее из головы. Во дворе ее встретила Марилла с безумными глазами.

— Аня, Дора исчезла!

— Дора! Исчезла! — Аня взглянула на Дэви, который раскачивался на калитке, и заметила лукавый блеск в его глазах. — Дэви, ты не знаешь, где она?

— Нет, не знаю, — сказал Дэви решительно. — Я не видел ее с обеда, ей-богу!

— Меня не было дома с часу дня, — продолжила Марилла. — Томас Линд неожиданно заболел, и Рейчел прислала батрака с просьбой, чтобы я немедленно пришла к ней. Когда я уходила, Дора играла с куклой в кухне, а Дэви строил куличики за амбаром. Полчаса назад я вернулась, а Доры нигде нет. Дэви утверждает, что не видел ее с тех пор, как я ушла.

— Не видел, — подтвердил Дэви торжественно.

— Она, должно быть, где-то поблизости, — сказала Аня. — Она никогда не отважилась бы забрести далеко от дома: вы же знаете, какая она робкая. Может быть, она просто заснула в какой-нибудь комнате?

Марилла покачала головой:

— Я обыскала весь дом. Но может быть, она в одном из амбаров?

Начались тщательные поиски. Встревоженные женщины обшарили каждый уголок дома, двора, хозяйственных построек. Аня пробежала через сад и Лес Призраков, громко окликая Дору. Марилла взяла свечу и обследовала подвал. Дэви сопровождал то одну, то другую и был неистощим, придумывая все новые места, где, по его мнению, могла оказаться сестра. Наконец Аня и Марилла снова встретились во дворе.

— Уму непостижимо! — простонала Марилла.

— Да где же она может быть? — в отчаянии воскликнула Аня.

— А может, она свалилась в колодец? — предположил Дэви радостно.

Аня и Марилла с испугом переглянулись. Мысль эта преследовала их на протяжении всех поисков, но ни одна не решалась высказать ее вслух.

— А вдруг… — прошептала Марилла.

Аня, чувствуя дурноту и слабость, подошла к колодцу и заглянула через сруб. Внутри, на полке, как обычно, стояло ведро, а далеко внизу чуть отсвечивала поверхность неподвижной воды. Колодец Касбертов был самым глубоким в Авонлее. Если Дора… но Аня была не в силах даже подумать об этом. Она содрогнулась и отвернулась.

— Сбегай за мистером Харрисоном, — сказала Марилла, ломая руки.

— Мистер Харрисон и Джон-Генри уехали сегодня в город. Я сбегаю за мистером Барри.

Пришел мистер Барри и принес свернутую в кольцо длинную веревку, к которой был прикреплен похожий на коготь инструмент, сделанный из зубца старых вил. Пока он обследовал дно колодца этим орудием, Марилла и Аня стояли рядом с ним, похолодевшие и дрожащие от ужаса, а Дэви, оседлав калитку, наблюдал за ними с выражением неописуемого удовольствия. Наконец мистер Барри покачал головой с явным облегчением:

— Тут ее нет. Хотя ужасно странно, куда она могла подеваться. Послушай-ка, молодой человек, ты уверен, что понятия не имеешь, где твоя сестра?

— Я уже десять раз сказал, что не знаю, — заявил Дэви с обиженным видом. — Может, какой-нибудь бродяга пришел и украл ее?

— Чушь! — резко сказала Марилла, свободная теперь от смертельного страха перед колодцем. — Аня, как ты думаешь, не могла она забрести к мистеру Харрисону? Она без конца вспоминала его попугая, с тех пор как ты брала ее туда с собой.

— Не думаю, что Дора могла решиться зайти так далеко одна, но я сбегаю и посмотрю, — отозвалась Аня.

Никто не смотрел на Дэви в этот момент, но если бы взглянул, то заметил бы явную перемену в его лице. Он тихонько соскользнул с калитки и побежал так быстро, как только могли нести его толстенькие ножки, к амбарам.

Аня, не питая, впрочем, больших надежд, поспешила прямо через поле к ферме мистера Харрисона. Дом был заперт, ставни закрыты, и ни души вокруг. Она остановилась на крыльце и громко позвала Дору.

Из кухни послышался визгливый голос Джинджера, который принялся ругаться с неожиданной свирепостью, но между его выкриками Аня услышала жалобный плач, донесшийся из маленького сарайчика, где мистер Харрисон хранил инструменты. Аня подскочила к двери, сняла засов и схватила в объятия несчастную маленькую смертную с залитым слезами лицом, которая, съежившись, сидела на перевернутом бочонке из-под гвоздей.

— О, Дора, Дора, ну и нагнала же ты на нас страху! Как ты здесь очутилась?

— Мы с Дэви пришли посмотреть на Джинджера, — всхлипывала Дора, — но мы его не увидели, а Дэви просто стучал ногой в дверь, а Джинджер ругался. А потом Дэви привел меня сюда, и закрыл дверь, и убежал, а я не могла выбраться, и плакала, и плакала, и мне было так страшно, и я так замерзла, и хочу есть. Ох, Аня, я боялась, что ты никогда не придешь!

— Дэви? — Аня не сказала ничего больше. Она повела Дору домой с тяжелым сердцем: страдание, которое причиняла ей мысль о поведении Дэви, заглушало радость от того, что она нашла девочку живой и невредимой. Саму проделку — то, что он запер Дору в сарае, — можно было легко простить. Но Дэви лгал, лгал нагло и хладнокровно. Это был отвратительный поступок, и Аня не могла закрывать на это глаза. Она была готова сесть и заплакать от горького разочарования. Она уже так сильно полюбила Дэви — насколько сильно, она даже не знала до этой минуты, — и открытие, что он способен на сознательную ложь, оказалось для нее невыносимо болезненным.

Марилла выслушала Анин рассказ в молчании, которое не сулило ничего хорошего мистеру Дэви. Мистер Барри рассмеялся и посоветовал как следует разделаться с озорником не откладывая. Когда он ушел домой, Аня успокоила и согрела всхлипывающую и дрожащую Дору, дала ей поужинать и уложила в постель. В кухню она вернулась как раз в тот момент, когда туда с мрачным видом вошла Марилла, ведя, или, скорее, волоча, за собой упирающегося, покрытого паутиной Дэви, которого она нашла в самом темном углу конюшни.

Она рывком поставила его на коврик, лежавший посередине кухни, а сама отошла и опустилась на стул у окна. У другого окна, поникшая, сидела Аня. Преступник стоял между ними. Спина его была обращена к Марилле, и казалась эта спина робкой, покорной, испуганной; но лицо его было обращено к Ане, и хотя выражение этого лица оставалось чуть пристыженным, в глазах светилось дружеское доверие, как будто он чувствовал, что поступил скверно, и ожидал, что его накажут, но вместе с тем не мог не рассчитывать на то, что потом Аня сама посмеется над всем этим вместе с ним.

Но в Аниных серьезных серых глазах не появилось и тени ответной улыбки, хотя это легко могло бы случиться, если бы речь шла только о шалости. Но здесь было нечто еще — нечто гадкое, отталкивающее.

— Как ты мог так поступить, Дэви? — спросила она печально.

Дэви смущенно поежился:

— Да я просто для смеха. Тут все так долго было тихо, и я подумал, что будет весело, если нагнать на вас побольше страху. И правда, было ужасно смешно.

Несмотря на боязнь наказания и некоторое раскаяние, Дэви усмехнулся при этом воспоминании.

— Но ты сказал ложь, Дэви, — возразила Аня еще печальнее.

Дэви, казалось, был озадачен.

— Что такое ложь? Ты хочешь сказать — вранье?

— Я хочу сказать, что ты говорил неправду.

— Само собой, — согласился Дэви откровенно. — А иначе вы не испугались бы. Мне пришлось наврать.

После нескольких часов испуга и напряжения Аня чувствовала усталость и слабость, а отсутствие раскаяния со стороны Дэви явилось последним ударом. Ее глаза наполнились слезами.

— О, Дэви, как ты мог? — сказала она с дрожью в голосе. — Разве ты не знал, как это гадко?

Дэви был в ужасе: Аня плачет… плачет из-за него! Волна искреннего раскаяния поднялась и затопила его маленькое горячее сердце. Он бросился к Ане, взобрался к ней на колени, обхватил за шею руками и разразился слезами.

— Я не знал, что вранье — это гадко, — всхлипывал он. — Откуда мне было знать? У Спроттов все дети всегда врали и божились, что говорят правду. Пол Ирвинг, наверное, никогда не врет, а я ужасно стараюсь быть таким же хорошим, как он. Я боюсь, что теперь ты никогда больше не будешь меня любить. Аня, мне ужасно жалко, что ты плачешь из-за меня, и я никогда больше не буду врать.

Дэви спрятал лицо на плече у Ани и отчаянно зарыдал. Аня мгновенно поняла, что творилось в его душе, и, крепко обняв Дэви, взглянула на Мариллу поверх его курчавой головки.

— Марилла, он не знал, что нехорошо лгать. Я думаю, мы должны простить его на этот раз, если он обещает, что никогда больше не будет лгать.

— Никогда не буду… теперь, когда знаю, что это гадко, — торжественно заверил Дэви между всхлипываниями. — Аня, если ты опять поймаешь меня на вранье, можешь… — Дэви мысленно поискал подходящее наказание… — с меня живьем кожу содрать!

— Дэви, не говори «вранье», говори "ложь", — заметила школьная учительница.

— Почему? — спросил Дэви, сползая вниз и поднимая к ней залитое слезами, недоуменное лицо. — Почему «вранье» хуже, чем «ложь»? Я хочу знать.

— Это просторечное, грубое слово; маленькие мальчики не должны употреблять грубых слов.

— Ужасно много вещей, которых маленькие мальчики не должны делать, — сказал Дэви со вздохом. — Я никогда не думал, что их так много. Жалко, что вра… то есть ложь — это гадко, потому что врать ужасно удобно. Но раз это гадко, я никогда больше не буду. Что вы сделаете со мной за то, что я наврал в этот раз? Я хочу знать.

Аня просительно взглянула на Мариллу.

— Я не хочу быть слишком сурова к ребенку, — сказала Марилла. — Никто, видно, не сказал ему, что лгать нехорошо, а дети Спроттов были для него дурным примером. Бедная Мэри была слишком больна, чтобы как следует заниматься его воспитанием. А по моему мнению, трудно ожидать от шестилетнего ребенка, что он почувствует такие вещи инстинктом. Я полагаю, нам придется принять, что он ничего не знает, и начать с самого начала. Но его нужно наказать за то, что он запер Дору, а я не могу придумать ничего другого, кроме как отправить его в постель без ужина. Но мы делаем это так часто… Ты не можешь предложить что-нибудь другое, Аня? Я думаю, для тебя это несложно при твоем богатом воображении.

— Но наказания — это так неприятно, а я люблю воображать только приятные вещи, — возразила Аня, прижимая к себе Дэви. — На свете и так много неприятных вещей, стоит ли воображать еще?

В конце концов Дэви, как всегда, был отправлен в постель с приказом оставаться там до следующего полудня. Вероятно, размышления помешали ему заснуть, потому что, когда спустя час Аня поднялась к себе в мезонин, она услышала, как он тихонько окликает ее. Когда она вошла в его комнату, он сидел на постели, уперев локти в колени и опустив подбородок в ладони.

— Аня, — сказал он серьезно, — это для всех гадко говорить вра… ложь? Я хочу знать.

— Да, для всех.

— И для взрослых тоже?

— Да.

— Тогда, — сказал Дэви решительно, — Марилла — гадкая, потому что она тоже сказала ложь. И она хуже меня, ведь я-то не знал, что это гадко, а она знала!

— Дэви, Марилла в жизни не солгала! — воскликнула возмущенная Аня.

— Солгала. В прошлый вторник. Она сказала, что, если я не буду на ночь читать молитву, со мной случится что-нибудь ужасное. И я не читал — целую неделю! — чтобы посмотреть, что случится… и ничего не случилось, — заключил Дэви с оскорбленным видом.

Аня подавила безумное желание расхохотаться, ибо была убеждена, что последствия будут роковыми, а затем горячо взялась за спасение репутации Мариллы.

— Но, Дэви, — сказала она внушительно, — именно сегодня с тобой случилось нечто ужасное!

Дэви взглянул на нее с сомнением.

— Ты, наверное, думаешь, что ужасно, когда посылают в кровать без ужина, — произнес он с презрительной миной. — Это совсем не ужасно…Конечно, мне это не нравится, но, с тех пор как я здесь, меня посылали в кровать так часто, что я привык. И ничего вы не выгадываете, что оставляете меня без ужина, потому что я всегда съедаю в два раза больше на следующее утро.

— Я говорю совсем не о том, что тебя отправили в постель, а о том, что сегодня ты солгал. А сказать неправду, — Аня склонилась над спинкой кровати и выразительно указала обличающим перстом на маленького преступника, — это самое ужасное, что может случиться с мальчиком… почти самое ужасное. Так что, видишь, Марилла сказала тебе правду.

— Но я думал, что это "что-то ужасное" будет интересным, — запротестовал Дэви обиженно.

— Чем же виновата Марилла, что ты так думал? Плохое не всегда интересно. Очень часто это просто что-то гадкое и глупое.

— Но было ужасно смешно, когда вы с Мариллой заглядывали в колодец, — сказал Дэви, обхватив колени руками.

Аня сохраняла серьезнейшее выражение на протяжении всего этого разговора, но, спустившись вниз, в изнеможении упала на кресло в гостиной и расхохоталась так, что у нее закололо в боку.

— Рассказала бы и мне свою шутку, — обратилась к ней Марилла чуть мрачно. — Не знаю, над чем можно смеяться после такого дня.

— Вы тоже посмеетесь, когда услышите, — заверила Аня.

И Марилла действительно посмеялась, что неопровержимо свидетельствовало о том, насколько значительные успехи сделала она в своем развитии, с тех пор как взяла на воспитание Аню… Но потом она все же вздохнула:

— Я думаю, мне не следовало пугать его таким образом, хотя я сама однажды слышала, как священник говорил эти слова какому то ребенку… Но в тот вечер Дэви просто извел меня. Это было, когда ты уехала на концерт в Кармоди, а я укладывала его спать. Он заявил, что не видит смысла молиться, пока он еще слишком маленький, чтобы иметь для Бога какое-то значение. Аня, я не знаю, что мы будем делать с этим ребенком. В жизни не видела ничего подобного! Я в полном отчаянии.

— О, не говорите так, Марилла. Вспомните, какой была я, когда сюда приехала.

— Нет, Аня, ты никогда не была плохой… никогда. Я понимаю это теперь, когда узнала, что такое по-настоящему плохой ребенок. Ты часто попадала в переделки, это я признаю, но твои намерения всегда были благими. Но Дэви плохой в силу своих склонностей.

— О нет! Я не думаю, что это его дурная натура, — горячо вступила Аня в защиту Дэви. — Это просто озорство. В нашем доме слишком тихо и спокойно для него. Здесь нет мальчиков, с которыми он мог бы играть, и ум его ничем не занят. Дора слишком чопорная и благоразумная, она не годится в товарищи для игр резвому мальчику. Мне кажется, было бы лучше послать их в школу.

— Нет, — возразила Марилла решительно, — мой отец всегда говорил, что не следует запирать ребенка в четырех стенах школы, пока ему не исполнится семь лет, и мистер Аллан тоже высказывает подобную точку зрения. Близнецы могут немного поучиться дома, но в школу они пойдут только в будущем году.

— Тогда мы должны попытаться перевоспитать Дэви дома, — сказала Аня бодро. — При всех его недостатках он очень милый мальчик. Я не могу не любить его, Марилла. Может быть, это и нехорошо, но должна признаться, что Дэви нравится мне больше, чем Дора, хоть она и такая послушная.

— Со мной то же самое, — призналась Марилла. — Но это несправедливо, потому что Дора не доставляет нам никаких хлопот. Нет послушнее ребенка, и даже не слышно, дома она или нет.

— Дора слишком хороша, — заметила Аня, — и она вела бы себя так же хорошо, если бы даже рядом не было ни души, чтобы сказать ей, что хорошо, а что плохо. Она родилась воспитанной, и мы ей не нужны. А я думаю, — заключила Аня, выражая самую жизненно насущную правду, — что мы всегда больше любим людей, которым мы нужны. А Дэви нуждается в нас.

— Он действительно кое в чем нуждается, — согласилась Марилла. — Рейчел Линд сказала бы, что он очень нуждается в том, чтобы его хорошенько отшлепать.