Онлайн чтение книги Энн в Эвонли Anne of Avonlea
Глава 15. Начало каникул

Тихим золотистым вечером, когда ветерки тихонько шептались в елях вокруг школьного двора, а от кромки леса ложились на землю длинные ленивые тени, Аня заперла на замок двери школы и опустила ключ в карман со вздохом удовлетворения. Учебный год закончился, попечительский совет продлил заключенный с ней договор на следующий год, не поскупившись при этом на похвалы, — только мистер Хармон Эндрюс заметил, что ей следовало бы почаще прибегать к розге, — и впереди ее ожидали и манили к себе два восхитительных месяца честно заработанных каникул. Спускаясь с холма с корзинкой цветов в руке, Аня ощущала в душе мир и покой. С тех пор как появились первые весенние цветы, она не пропускала ни одного из своих еженедельных паломничеств к могиле Мэтью. Все остальные в Авонлее, кроме Мариллы, уже забыли тихого, робкого, неприметного Мэтью Касберта, но в сердце Ани память о нем была жива и ей предстояло жить там вечно. Аня никогда не могла забыть доброго старика, впервые одарившего ее любовью и сочувствием, которых так жаждало ее сердце.

У подножия холма в тени елей сидел на заборе мальчик — мальчик с большими задумчивыми глазами и красивым выразительным лицом. Он соскользнул вниз и присоединился к Ане, улыбаясь, но на щеках его видны были следы слез.

— Я решил подождать вас. Я знал, что вы собираетесь на кладбище, — сказал он, просовывая руку в ее ладонь. — Я тоже иду туда. Букет герани я положу на могилу дедушки Ирвинга — это от бабушки, а эти белые розы я хочу положить рядом с дедушкиной могилой, в память о моей маме… потому что я не могу отнести их на ее могилу. Но ведь она все равно узнает об этом, как вы думаете?

— Да, Пол, я уверена.

— Сегодня ровно три года с тех пор, как она умерла. Это такой долгий, долгий срок, но мне все так же не хватает ее, и боль в душе все та же. Иногда мне кажется, что я не вынесу этой боли.

Голос его сорвался, и губы задрожали. Он опустил глаза на свои розы, надеясь, что учительница не заметит его слез.

— И все же, — сказала Аня очень мягко, — ты не хотел бы, чтобы эта боль прошла… ты не хотел бы забыть свою маму, если бы даже мог.

— Нет, конечно нет… Имено это я и чувствую. Вы так хорошо все понимаете. Никто меня так не понимает, даже бабушка, хоть она и такая добрая. И папа тоже меня понимал, но с ним нельзя было долго разговаривать о маме — он становился от этого таким грустным. Когда он закрывал лицо рукой, я сразу понимал, что пора замолчать. Бедный папа, ему, должно быть, очень одиноко без меня там, в Бостоне. Но, понимаете, там, дома, нет никого, кроме экономки, а папа считает, что экономки не умеют воспитывать мальчиков; у бабушек это получается гораздо лучше, почти как у мам. А сам папа не может воспитывать меня: ему так часто приходится уезжать по делам… Когда-нибудь, когда меня уже воспитают, я вернусь к нему, и мы с ним никогда не будем расставаться.

Пол так много рассказывал Ане о своих родителях, что ей казалось, будто она сама была с ними знакома. Она думала, что характер и склонности мальчик, вероятно, унаследовал от матери, а о Стивене Ирвинге у нее сложилось представление как о довольно замкнутом человеке, старательно скрывающем от мира свою глубокую и нежную душу.

— Папу непросто узнать, — заметил однажды Пол. — Даже я не знал его по-настоящему до маминой смерти. И только когда его узнаешь, поймешь, какой он чудесный человек. Я люблю его больше всех на свете, потом бабушку Ирвинг, а потом вас. Я любил бы вас сразу после папы, но мой долг больше любить бабушку Ирвинг, потому что она так обо мне заботится. Вы ведь понимаете… Я хотел бы только, чтобы она не уносила лампу из моей комнаты, пока я не засну. Но она говорит, что я не должен быть трусом. Я не трус, но я хотел бы, чтобы свет все-таки был. Мама всегда сидела у моей постели и держала меня за руку, пока я не засну. Наверное, она меня испортила. Мамы это иногда делают. Вы ведь знаете.

Нет, Аня не знала, хотя и могла это вообразить. Она с грустью подумала о своей маме, которая находила ее такой "необыкновенно красивой" и которая умерла так давно и была похоронена вместе со своим юным мужем на далеком кладбище, где никто не навещает их могилы. Аня не могла помнить свою мать и поэтому почти завидовала Полу.

— На следующей неделе у меня день рождения, — сказал Пол, когда они начали взбираться по длинному красноватому холму, согретому июньским солнцем. — Папа обещал прислать мне в подарок что-то такое, что обрадует меня больше всего на свете. Похоже, что посылка уже пришла, потому что бабушка закрыла книжный шкаф на ключ, а это что-то новое. Но когда я спросил ее, почему, она только взглянула с таинственным видом и сказала, что мальчики не должны быть чересчур любопытными. Это очень приятно — день рождения, правда? Мне будет одиннадцать. Бабушка говорит, что я слишком маленький для моего возраста и должен есть больше овсянки, а то не вырасту. Я очень стараюсь есть больше, но бабушка всегда так щедро накладывает мне на тарелку — понимаете, в бабушке нет никакой скупости… Помните, мы с вами по дороге домой из воскресной школы говорили о молитвах? Вы тогда сказали, что всякий раз, когда сталкиваешься с трудностями, нужно просить Бога о помощи. И я молюсь каждый вечер и прошу Бога оказать мне милость и помочь съесть утром всю кашу так, чтобы на тарелке ничего не осталось. Но мне это еще ни разу не удалось. Не могу понять почему: то ли Бог оказывает мне слишком мало милости, то ли бабушка дает слишком много овсянки. Бабушка говорит, что вырастила папу на овсянке. И надо признать, что в случае с ним она добилась успеха: вы бы только посмотрели, какой он плечистый. Но порой, — вздохнув, заключил Пол с задумчивым видом, — порой мне кажется, что меня овсянка сведет в могилу…

Аня позволила себе улыбнуться, так как Пол не смотрел на нее в этот момент. Вся Авонлея знала, что старая миссис Ирвинг и кормит и воспитывает своего внука, придерживаясь добрых старых методов.

— Будем надеяться на лучшее, — сказала она бодро. — А как поживают твои Люди со Скал? Как там старший Брат-Моряк? Хорошо ведет себя?

— Он вынужден, — сказал Пол выразительно, — так как знает, что иначе я не буду с ним дружить. Но, боюсь, он полон коварных замыслов.

— А Нора уже узнала о Золотой Даме?

— Нет, но мне кажется, она о чем-то подозревает. Я почти уверен, что она следила за мной, когда я в прошлый раз ходил в пещеру. Но мне все равно, пусть даже она и узнала. Ведь это для ее же блага я не хотел, чтобы она узнала, — я боялся, что это может задеть ее чувства. Но если она сама непременно хочет, чтобы они были задеты, то ничего не поделаешь.

— А если бы я пошла вечером на берег вместе с тобой, как ты думаешь, могла бы я увидеть твоих Людей со Скал?

Пол серьезно покачал головой:

— Нет, я думаю, моих вы не увидите — только я один могу их видеть, — но вы можете увидеть других, своих собственных. Вы такая, что можете. Мы оба такие. Вы ведь знаете, — добавил он дружески, сжимая ее руку. — Как это замечательно — быть таким, правда?

— Правда, — согласилась Аня, и сияющие глаза, серые и голубые, встретились.

Им обоим было известно, как прекрасно царство воображения, и оба знали путь в этот счастливый край. Там, в долине, у ручья, вечно цветет роза радости, ни одно облачко никогда не омрачает солнечных небес, сладкая музыка никогда не звучит фальшиво, а родственных душ там без счета. Знакомство с географией этой страны, что лежит к востоку от солнца и к западу от луны, — бесценное знание, которое нельзя купить ни на одной ярмарке мира. Это знание должно быть даром добрых фей, который они приносят человеку в день его появления на свет, и годы не в силах ни испортить, ни отнять его. Лучше обладать им и быть обитателем чердака, чем жить во дворце, не имея его.

Авонлейское кладбище было все тем же заросшим травой, тихим, уединенным местом, каким оно было всегда. Конечно, «улучшатели» не забыли и о нем: на последнем заседании Присилла Грант прочитала доклад о благоустройстве кладбищ, и в будущем предполагалось скосить траву, заменить старый дощатый забор, обомшелый и неровный, на аккуратную металлическую ограду и привести в порядок осевшие и покосившиеся надгробия.

Аня положила принесенные цветы на могилу Мэтью, а затем прошла к тому месту, где под сенью тополей покоилась Эстер Грей. Со дня памятного весеннего пикника Аня, навещая могилу Мэтью, никогда не забывала положить цветы и на эту всеми забытую могилу. Накануне вечером она ходила в маленький заброшенный сад и принесла оттуда несколько белых роз с кустов, посаженных некогда руками Эстер.

— Я думаю, они понравятся тебе больше, чем любые другие, дорогая, — сказала она чуть слышно.

Аня все еще сидела неподвижно у могилы, когда рядом с ней на траву упала чья-то тень. Подняв глаза, она увидела миссис Аллан. Домой они шли вместе.

Лицо миссис Аллан уже не было лицом той юной новобрачной, которую пять лет назад привез с собой в Авонлею новый священник. Оно отчасти утратило былую свежесть и яркость красок, а возле глаз и рта легли тонкие морщинки — следы пережитого. Маленькая могилка на этом самом кладбище была причиной не одной из этих морщин, и несколько новых появились во время недавней болезни ее маленького сына. Но ямочки на щеках миссис Аллан были такими же очаровательными и появлялись так же неожиданно, как всегда, и глаза ее оставались все такими же ясными, яркими, искренними, а выражение материнской нежности и силы духа с избытком возмещало потерю девичьей свежести и красоты.

— О, я думаю, ты очень рада предстоящим каникулам, — заметила она, когда они покинули кладбище.

Аня кивнула:

— Да… Каникулы! Я могу покатать это слово языком во рту, как лакомый кусочек. Я уверена, что лето будет великолепным. И прежде всего потому, что в июле к нам на остров приезжает миссис Морган и Присилла привезет ее к нам в гости. При одной мысли об меня пронзает моя прежняя "дрожь".

— Надеюсь, ты хорошо отдохнешь за лето. Ты так усердно трудилась в минувшем году и добилась замечательных результатов.

— Не знаю… Пока я еще не достигла многих из тех целей, которые поставила перед собой прошлой осенью, когда начала преподавать. Я еще не претворила в жизнь моих идеалов.

— Редко кому из нас это удается, — сказала миссис Аллан со вздохом. — Но ты ведь знаешь эти слова Лоуэлла[6]Лоуэлл, Джеймс (1819 — 1891) — американский поэт, критик и публицист.: "Не неудача, а низкая цель — преступление". Мы должны иметь идеалы и стараться претворить их в жизнь, пусть даже нам это никогда не удастся. Без идеалов жизнь была бы жалким прозябанием, с ними же она становится одухотворенной и величественной. Храни верность своим идеалам, Аня.

— Я стараюсь, хотя мне пришлось отказаться от многих своих прежних представлений, — чуть улыбнулась Аня. — Перед тем как стать школьной учительницей, я обзавелась набором прекраснейших теорий, какие когда-либо были известны. Но почти каждая из них подвела меня в какой-нибудь из решающих моментов.

— Даже теория насчет телесных наказаний, — поддразнила ее миссис Аллан.

Аня вспыхнула:

— Никогда не прощу себе, что побила Энтони.

— Глупости, дорогая, он это заслужил. Это пошло ему на пользу. С тех пор он не доставляет тебе хлопот и думает, что нет никого лучше тебя. Как только тебе удалось искоренить его упорное представление о том, что "учительша — ничего хорошего", своей добротой ты завоевала его любовь.

— Может быть, он и заслужил это наказание, но дело не в этом. Совесть не мучила бы меня, если бы я наказала его, решившись на это спокойно и осознанно, зная, что поступаю справедливо. Но должна признаться, миссис Аллан, что я просто поддалась гневу и, даже если бы он не заслужил наказания, я все равно сделала бы то же самое. Вот это и гложет меня.

— Всем нам случается делать ошибки, дорогая, так что забудь об этом. Мы должны раскаиваться в своих ошибках и учиться на них, но никогда не тянуть их за собой в будущее… А вон Гилберт Блайт на своей двуколке; тоже едет домой на каникулы. Как у вас дела с учебой?

— Неплохо. Сегодня вечером собираемся распрощаться с Вергилием — осталось только двадцать строк. А потом до самого сентября не будем даже заглядывать в книжки.

— Ты надеешься когда-нибудь поехать учиться в университет?

— О, не знаю. — Аня мечтательно смотрела вдаль на опаловый горизонт. — Зрение Мариллы никогда не станет намного лучше, хотя мы и так уже безмерно рады, что не стало хуже. А потом близнецы… Почему-то мне не верится, что их дядя действительно приедет за ними… Может быть, университет и лежит где-нибудь за поворотом моей дороги, но я еще не дошла до него и стараюсь не думать об этом, иначе стала бы страдать от досады и неудовлетворенности.

— Я очень хотела бы, чтобы ты поступила в университет, Аня. Но даже если тебе это не удастся, не огорчайся. В конечном счете мы сами строим свою жизнь, а университет может только помочь нам в этом. Богата или бедна наша жизнь, зависит от того, что мы вкладываем в нее, а не от того, что мы от нее получаем. И она может быть богатой и полной как здесь, так и повсюду, если только мы умеем открывать наши сердца ее богатству и полноте.

— Мне кажется, я понимаю, что вы имеете в виду, — сказала Аня задумчиво. — Я знаю, что должна быть благодарна за многое в моей жизни: за мою работу, за Пола Ирвинга, за милых близнецов, за всех моих друзей… Да, прежде всего за друзей и дружбу. Она так украшает жизнь.

— Настоящая дружба действительно очень помогает в жизни, — отозвалась миссис Аллан, — и мы должны хранить ее высокие идеалы и никогда не омрачать ее ложью и неискренностью. Но, боюсь, дружбой часто называют иного рода близкие отношения, которые не имеют в себе ничего, что давало бы им право на это высокое название.

— Да… как у Герти Пай и Джули Белл. Они очень близки и почти никогда не расстаются. Но Герти часто говорит гадости о Джули за ее спиной и очень рада, когда то же самое делает кто-нибудь другой. Все думают, что она просто завидует Джули. Я считаю, что это святотатство — называть подобные отношения дружбой. Если у нас есть друзья, мы должны искать лучшее, что есть в них, и давать им взамен лучшее, что есть в нас. Вы согласны?

— Дружба — это прекрасно, — улыбнулась миссис Аллан, — но когда-нибудь…

Но, взглянув на лицо девушки, она неожиданно умолкла. В этом нежном ясном лице с простодушными глазами и подвижными чертами было гораздо больше от ребенка, чем от женщины. В сердце Ани жили пока лишь честолюбивые стремления и мечты о дружбе, и миссис Аллан не захотела стирать пыльцу сладкого неведения с прекрасного цветка. И завершить свою фразу она предоставила грядущим годам.