Онлайн чтение книги Энн в Эвонли Anne of Avonlea
Глава 6. Самые разные соседи и соседки

Сентябрьский день на холмах острова Принца Эдуарда. Свежий ветер дует с моря через песчаные дюны. Длинная красная дорога вьется среди лесов и полей. Она то огибает участок, густо поросший елями, то тянется через рощу молодых кленов, все пространство под которыми покрыто большими пушистыми папоротниками; то ныряет в долину, где веселый ручей неожиданно выскакивает из леса и, сделав поворот, опять прячется среди деревьев; то греется в лучах солнца на открытых полянах между полосами золотарника и дымчато-голубых колокольчиков. Воздух дрожит от стрекота мириад сверчков, этих веселых маленьких летних обитателей холмов. Холеный гнедой пони спокойной трусцой бежит по дороге. В кабриолете — две девочки, в которых бьет ключом бесценная простая радость юности и жизни.

— Ах, этот день пришел к нам прямо из рая, правда, Диана? — И Аня, совершенно счастливая, вздохнула. — В этом воздухе такая чудесная, волшебная сила! Только взгляни на этот роскошный пурпур в чаше долины… О, как пахнет сосновой смолой! Это оттуда, с той маленькой солнечной полянки, где мистер Эбен Райт спилил сосны. Счастье жить в такой день, но запах спиленных сосен — райское блаженство. Это на две трети — Вордсворт[4]Вордсворт, Уильям (1770 — 1850) — английский поэт. и на одну треть — Аня Ширли. Не может быть, чтобы в раю были спиленные сосны, ведь там нет смерти, правда? И все-таки мне кажется, что рай был бы несовершенен, если бы там нельзя было порой вдохнуть этот волшебный запах. Возможно, там будет подобный запах, но без умирания. Да, я уверена, так оно и будет. Ведь восхитительный аромат — душа сосен, а в небесах живут лишь души.

— У деревьев нет душ, — возразила Диана, — но запах действительно замечательный. Я хочу сшить подушку и набить ее хвоей. Ты тоже могла бы сшить себе такую.

— Сошью обязательно… и буду класть ее под голову, если прилягу вздремнуть днем. И тогда во сне увижу себя лесной нимфой. Но в эту минуту я вполне довольна тем, что я — Аня Ширли, учительница из Авонлеи, и еду по такой чудесной дороге в такой приятный день.

— Да, день-то приятный, но задачу нашу никак не назовешь приятной, — вздохнула Диана. — И зачем ты, Аня, вызвалась собирать пожертвования именно на этой дороге? Здесь живут почти все авонлейские скряги, и вероятно, на нас будут смотреть как на нищих, просящих подаяния Это самая плохая дорога из всех.

— Именно поэтому я ее выбрала. Конечно, Гилберт и Фред занялись бы этой дорогой, если бы мы их попросили. Но, понимаешь, Диана, я чувствую, что ответственность за Общество Друзей Авонлеи лежит именно на мне, потому что я первая предложила учредить его. И поэтому мне кажется, что я должна брать на себя самую неприятную часть работы. Жаль, что тебе приходится страдать вместе со мной, но ты можешь не говорить ни слова в домах этих скупцов. Я сама буду говорить… Миссис Линд вставила бы тут, что уж этого-то умения мне не занимать… Миссис Линд еще не решила, одобрить наше начинание или нет. Она не прочь отнестись к нему благосклонно, когда вспоминает, что нас поддержали мистер и миссис Аллан. Но тот факт, что идея создания таких обществ возникла в Штатах, говорит, по ее мнению, не в нашу пользу. Так что она остается в нерешительности, и только успех может оправдать нас в ее глазах… Присилла собирается написать доклад для следующего заседания нашего общества, и я уверена, что он окажется удачным, ведь ее тетя такая талантливая писательница, и этот дар у них наверняка наследственный. Ах, никогда не забуду, какая дрожь пронзила меня, когда я впервые услышала, что Шарлотта Морган — тетя Присиллы. Мне казалось просто чудом, что я дружу с девочкой, тетя которой написала "На опушке леса" и "Розовый сад"!

— А где живет миссис Морган?

— В Торонто. Следующим летом она собирается посетить наш остров, и Присилла постарается устроить нам встречу с ней. Даже не верится в такое чудо! Но очень приятно помечтать об этом, когда ложишься спать.

Создание Общества Друзей Авонлеи стало свершившимся фактом. Гилберт Блайт был избран его председателем, Фред Райт — заместителем председателя, Аня Ширли — секретарем, а Диана Барри — казначеем. «Улучшателям», как их быстро окрестили в Авонлее, предстояло раз в две недели собираться в доме кого-либо из членов общества. Они отдавали себе отчет в том, что до начала зимы остается не так уж много времени и в этом году им не удастся добиться значительных перемен к лучшему. Но они собирались составить план предстоящей летней кампании, внести и обсудить новые предложения, подготовить и прочесть доклады и, как выражалась Аня, "начать формировать гражданское сознание населения".

Были, конечно, и голоса неодобрения, и — что задевало Друзей Авонлеи гораздо сильнее — изрядное количество насмешек. Так, мистер Илайша Райт заявил, что наиболее подходящим названием для их общества было бы Клуб Любителей Флирта. Миссис Слоан утверждала, будто слышала, что «улучшатели» намерены вспахать обочины всех дорог и засадить их геранью. Мистер Леви Бултер предупреждал своих соседей, что «улучшатели» потребуют от каждого снести его дом и выстроить новый в соответствии с планами, одобренными их обществом. Мистер Джеймс Спенсер просил не отказать ему в любезности и сделать более пологим холм, на котором стоит церковь. Эбен Райт сказал Ане, что очень хотел бы, чтобы «улучшателям» удалось заставить Джоша Слоана подравнять его бакенбарды. Мистер Лоренс Белл объявил, что побелит свои амбары, если «улучшатели» будут на этом настаивать, но вешать кружевные занавески в окнах своего коровника не намерен ни при каких обстоятельствах. Мистер Мейджер Спенсер спросил Клифтона Слоана, одного из «улучшателей», который возил молоко на сыроварню в Кармоди, правда ли, что к следующему лету все молочные ведра должны быть расписаны вручную и накрывать их придется вышитыми салфетками.

Несмотря на это, а возможно, именно вследствие этого — ибо такова уж человеческая природа — Общество Друзей Авонлеи решительно взялось за претворение в жизнь того единственного проекта, который представлялось возможным успеть завершить до наступления зимы. Уже на втором собрании общества, состоявшемся в гостиной дома Барри, Оливер Слоан внес предложение начать собирать деньги по подписке на ремонт авонлейского клуба. Джули Белл поддержала его, хотя и с неприятным чувством, что делает нечто не совсем приличествующее даме. Гилберт поставил предложение на голосование, оно прошло единогласно, и Аня торжественно занесла это в свой протокол. Далее необходимо было избрать комитет, и Герти Пай, решительно настроенная не дать Джули Белл стяжать все лавры, смело выдвинула предложение избрать председателем упомянутого комитета мисс Джейн Эндрюс. Это предложение также было должным образом поддержано и проведено через процедуру голосования. Джейн ответила любезностью на любезность, назначив Герти членом комитета наряду с Гилбертом, Аней, Дианой и Фредом Райтом. Затем состоялось закрытое заседание комитета, на котором обязанности были распределены следующим образом: Аня и Диана были назначены собирать пожертвования в домах, расположенных по дороге в Ньюбридж, Гилберт и Фред — по дороге в Уайт Сендс, а Джейн и Герти — по дороге в Кармоди.

— Это потому, — объяснил Гилберт Ане, когда они вместе направлялись домой через Лес Призраков, — что все Паи живут вдоль дороги в Кармоди, а ни один из них не внесет ни цента, если только к ним не обратится кто-нибудь из их родственников.

И в следующую же субботу Аня и Диана двинулись в путь. Они начали с дальнего конца дороги, и первым на их пути оказался дом "девиц Эндрюс".

— Если мы застанем Кэтрин одну, то, может, что-нибудь и получим, — сказала Диана, — но если дома Элиза, то вряд ли.

Элиза была дома и выглядела даже более суровой, чем обычно. Она принадлежала к тем людям, само присутствие которых создает впечатление, что жизнь, вне всякого сомнения, юдоль слез и что улыбка, не говоря уже о смехе, это пустая и поистине предосудительная трата нервной энергии.

"Девицы Эндрюс" были девицами уже более пятидесяти лет, и казалось вполне вероятным, что они останутся девицами до конца своего земного паломничества. Кэтрин, как говорили, еще не совсем потеряла надежду выйти замуж, но Элиза, прирожденная пессимистка, никогда такой надежды и не питала. Они жили в маленьком коричневом домике на солнечной опушке букового леса Марка Эндрюса. Элиза часто жаловалась, что летом в их доме ужасно жарко, Кэтрин же обычно радовалась, что в нем уютно и тепло зимой.

Когда Аня и Диана вошли в гостиную, Элиза штопала белье. Она занималась этим не потому, что белье нуждалось в штопке, но в знак протеста против легкомысленных кружев, которые вязала крючком Кэтрин. Девочки приступили к изложению цели своего визита. Элиза слушала их нахмурясь, а Кэтрин — с улыбкой. Разумеется, каждый раз, когда Кэтрин ловила на себе суровый взгляд Элизы, она с виноватым и смущенным видом пыталась подавить улыбку, но уже в следующее мгновение лицо ее снова прояснялось.

— Если бы у меня было столько денег, что я могла бы их транжирить, — сказала Элиза мрачно, — я, возможно, сожгла бы их и насладилась этим зрелищем, но на клуб я не дала бы ни цента. От него нашей деревне никакой пользы. Это просто место, где молодежь собирается и флиртует по вечерам, когда всем им давно пора спать.

— Ах, Элиза, но молодежи необходимо какое-то развлечение, — возразила Кэтрин.

— Я не вижу в этом необходимости. Мы не болтались по клубам и прочим подобным местам, когда были молодыми. Этот мир становится все хуже день ото дня.

— А я думаю, он становится лучше, — заявила Кэтрин решительно.

—  Ты думаешь! — В голосе мисс Элизы звучало глубочайшее презрение. — То, что ты думаешь, не имеет никакого значения. Факт остается фактом.

— Я предпочитаю видеть хорошую сторону жизни, Элиза.

— У нее нет никакой хорошей стороны.

— Ах, что вы! Конечно есть! — воскликнула Аня, которая не могла молча слушать подобную ересь. — Есть! И даже много хороших сторон, мисс Эндрюс. Этот мир прекрасен!

— Ты не будешь такого высокого мнения о нем, когда поживешь с мое, — возразила мисс Элиза недовольно, — и не будешь с таким энтузиазмом стремиться изменить его к лучшему. Как твоя мама, Диана? Боже мой, как она постарела за последние годы, и вид у нее совершенно измученный… А сколько еще осталось ждать, пока Марилла совсем ослепнет, Аня?

— Доктор думает, что ухудшения не произойдет, если она не будет утомлять глаза, — запинаясь, вымолвила Аня.

— Доктора всегда так говорят, чтобы больной не терял надежды. На ее месте я не очень обольщалась бы. Всегда лучше быть готовым к худшему.

— Но разве не следует нам быть готовым также и к лучшему? — попыталась защититься Аня. — Лучшее ничуть не менее вероятно в жизни, чем худшее.

— Нет, если судить по моему опыту, а у меня его пятьдесят семь лет против твоих шестнадцати, — отпарировала Элиза. — Вы уже уходите, да? Ну, быть может, это ваше новое общество сумеет предотвратить дальнейший упадок Авонлеи, но надежд на это у меня немного.

Аня и Диана с чувством облегчения выбрались из дома "девиц Эндрюс" и покатили по дороге со всей скоростью, на какую был способен откормленный пони. На повороте за буковым лесом они увидели спешащую к ним через пастбище мистера Эндрюса полную женскую фигуру, возбужденно размахивающую руками. Это была Кэтрин, которая так запыхалась, что едва могла говорить. Она сунула в руку Ане несколько монет.

— Это мой вклад в покраску клуба, — задыхаясь, произнесла она. — Я с удовольствием дала бы вам целый доллар, но я не осмелилась взять больше пятидесяти центов из тех денег, что получила за яйца, потому что Элиза заметила бы. Меня очень заинтересовало ваше общество, и я верю, что оно принесет много пользы. Я оптимистка. Мне приходится ею быть, живя рядом с Элизой… Мне надо спешить назад, а то она заметит. Она думает, что я кормлю кур… Желаю вам удачи, и не принимайте близко к сердцу то, что говорит Элиза. Мир меняется к лучшему… Это несомненно.

Следующим на пути девочек был дом Дэниела Блэра.

— Здесь все зависит от того, дома его жена или нет, — сказала Диана, когда кабриолет затрясло на дорожке с глубокими колеями. — Если она дома, мы не получим ни цента. Все говорят, что Дэн Блэр не смеет даже подстричься без ее разрешения. И хорошо известно, что она, мягко выражаясь, очень скупая. Она говорит, что должна быть осмотрительной, прежде чем стать щедрой. Но миссис Линд добавляет, что ее «осмотрительность» тянется так долго, что «щедрость», вероятно, так и не наступит.

В тот вечер Аня так рассказывала Марилле о встрече с мистером Блэром:

— Мы привязали лошадь во дворе и постучали в дверь кухни. Никто не вышел, но дверь была приоткрыта и было слышно, как кто-то без умолку бормочет в кладовой. Мы не могли разобрать слов, но Диана говорит, что, если судить по интонациям, это были ругательства. Трудно в это поверить, ведь мистер Блэр всегда такой тихий и кроткий. Но, вероятно, он был раздражен до крайности, потому что, когда бедняга появился в дверях, он был красный, как свекла, и пот тек у него по лицу ручьями. На нем был один из больших холщовых передников его жены. "Я не могу снять этот дурацкий передник, — сказал он. — Шнурки завязались очень крепким узлом, и мне с ним не справиться, так что прошу меня извинить за такой наряд". Мы попросили его не стесняться, вошли в гостиную и сели. Мистер Блэр тоже сел; он откинул свой передник за спину и закатал его, но выглядел таким смущенным и подавленным, что мне стало его жаль. Диана заметила, что, вероятно, мы пришли не вовремя. "О, нет, ничуть, — сказал мистер Блэр, пытаясь улыбнуться… Вы знаете, Марилла, он всегда такой вежливый. — Я немного занят… Собираюсь печь пирог. Моя жена получила сегодня телеграмму от своей сестры, которая живет в Монреале, с известием, что та приезжает вечерним поездом, и поехала на станцию встречать ее. Мне она отдала распоряжение испечь пирог к чаю. Она оставила рецепт и дала множество устных указаний, но я начисто забыл половину из них. А в рецепте сказано: "Специи по вкусу". Что это значит? А что, если у меня вкус не такой, как у других людей? Столовая ложка ванили — этого достаточно для небольшого слоеного пирога?"

Тут я почувствовала еще большую жалость к этому бедняге. Похоже, он оказался совсем не в своей стихии. Я слышала, что бывают мужья, которых жены держат "под каблуком", и вот один из них был передо мной. У меня чуть не вырвалось: "Мистер Блэр, если вы пожертвуете деньги на покраску клуба, я согласна замесить тесто вместо вас". Но мне сразу пришло в голову, что это будет не по-соседски — навязывать такую сделку ближнему, оказавшемуся в бедственном положении. Поэтому я предложила замесить тесто, не выдвинув никаких условий. Он даже подпрыгнул от радости. Он сказал, что до женитьбы сам пек себе хлеб, но боится, что пирог — это уже ему не по силам, хотя ему было бы очень неприятно разочаровывать жену. Он дал мне другой передник. Диана сбивала яйца, а я замешивала тесто. Мистер Блэр бегал вокруг, подавая нам все, что было нужно, и совсем забыл о своем переднике, который развевался у него за спиной, словно крылья. Диана сказала потом, что давилась от смеха, глядя на него. Он заверил нас, что испечь пирог сумеет сам, так как не раз делал это прежде. А потом он попросил наш список и подписался на четыре доллара. Так что, видите, мы были вознаграждены. Но даже если бы он не дал ни цента, я всегда чувствовала бы, что мы поступили по-христиански, оказав ему помощь, и мне было бы приятно.

Следующей остановкой на их пути был дом Теодоры Уайт. Ни Аня, ни Диана никогда прежде не бывали здесь, а саму миссис Теодору, которая не славилась гостеприимством, знали только с виду.

Следовало подойти к парадной двери или к задней? Пока они шепотом держали об этом совет, в парадной двери появилась миссис Теодора с пачкой газет в руке. Она неторопливо принялась раскладывать их одну за другой на ступенях крыльца, а затем вдоль всей дорожки до самых ног своих озадаченных посетительниц.

— Пожалуйста, вытрите ноги о траву и пройдите аккуратно по этим газетам, — сказала она с беспокойством в голосе. — Я только что закончила уборку и боюсь, как бы вы не наследили. Дорожка очень грязная после вчерашнего дождя.

— Не смей смеяться, — предупредила Аня шепотом, когда они зашагали по разложенным газетам. — И умоляю тебя, Диана, не смотри на меня, что бы она ни говорила, а то я не сумею сохранить серьезное выражение.

Газеты лежали в передней и в безупречно чистой гостиной. Аня и Диана осторожно присели на ближайшие стулья и объяснили цель своего визита. Миссис Уайт выслушала их вежливо, прервав только дважды: один раз, чтобы выгнать дерзкую муху, и второй, чтобы поднять малюсенькую травинку, которая упала на ковер с Аниного платья. Аня почувствовала, что ужасно виновата перед хозяйкой… Миссис Уайт подписалась на два доллара и сразу вручила им деньги. "Чтобы мы не приходили второй раз", — заметила Диана, когда они вышли из дома. Не успели еще девочки отвязать лошадь, как миссис Уайт собрала все газеты. А выезжая со двора, они увидели, как она, вооружившись шваброй, усердно подметает переднюю.

— Я не раз слышала, что миссис Теодора наиаккуратнейшая женщина в мире, и теперь охотно этому верю, — заметила Диана, давая волю смеху, как только они отъехали на безопасное расстояние.

— Я рада, что у нее нет детей, — сказала Аня серьезно. — Что это было бы за несчастье для ребенка — жить в таком доме!..

В доме Спенсеров миссис Изабелла испортила им настроение тем, что сказала что-нибудь злое почти о каждом обитателе Авонлеи. Мистер Томас Бултер категорически отказался дать что-либо, потому что, когда клуб строили — а было это лет двадцать назад, — не было учтено его, мистера Бултера, мнение относительно того, где именно этот клуб следует строить. Миссис Эстер Белл — судя по внешности, воплощение здоровья — полчаса расписывала им в подробностях, где у нее колет, режет и болит, а потом с грустью внесла пятьдесят центов, потому что ее, вероятно, уже не будет здесь будущей осенью — о да, она будет уже в могиле!..

Однако самый плохой прием ждал их у Саймона Флетчера. Въезжая во двор, они заметили два лица, выглянувшие из окна передней. Но хотя они стучали и терпеливо ждали, никто упорно не подходил к двери. Возмущенным и рассерженным девочкам ничего не оставалось, как уехать от этого негостеприимного дома. Даже Аня признала, что мужество начинает покидать ее.

Но потом дела пошли лучше. Следующими на их пути оказались несколько ферм Слоанов, где пожертвования были щедрыми, а прием любезным. С этого момента им сопутствовала удача, и лишь изредка они сталкивались с пренебрежительным к себе отношением. Последней остановкой на их пути был дом Роберта Диксона у моста через пруд, и хотя они были уже почти дома, им пришлось задержаться и выпить чаю, чтобы не задеть чувства миссис Диксон, которая имела репутацию "очень обидчивой". Они еще находились в доме Диксонов, когда туда заглянула старая миссис Уайт, жена Джеймса Уайта.

— Я только что от Лоренса, — объявила она. — В эту минуту он самый счастливый человек в Авонлее. А как же иначе? Жена подарила ему сына! А после семи дочерей — это событие, уверяю вас.

Аня навострила уши, а когда они отъехали от дома Диксонов, сказала:

— Едем прямо к Лоренсу Уайту!

— Но он живет на дороге в Уайт Сендс, и это нам совсем не по пути, — запротестовала Диана. — К нему должны заехать Гилберт и Фред.

— Они поедут собирать пожертвования только в следующую субботу, а тогда будет слишком поздно, — сказала Аня твердо. — Вся прелесть новизны уже пропадет. Лоренс Уайт ужасный скряга, но сейчас он пожертвует на что угодно. Мы не можем упустить такой чудесный случай.

Результаты даже превзошли Анины ожидания. Мистер Уайт встретил их во дворе, сияя словно майское солнце. Когда Аня попросила его о пожертвовании, он согласился с энтузиазмом.

— Конечно, конечно. Запишите: даю на доллар больше самого щедрого человека, какого вы встретили сегодня.

— Это значит пять долларов… Мистер Дэниел Блэр внес четыре, — сказала Аня чуть ли не с испугом. Но Лоренс не отступил.

— Пять — значит пять… Вот вам деньги сразу… А теперь позвольте пригласить вас в дом. Там есть кое-что, на что стоит поглядеть… кое-что, что пока видели лишь очень немногие… Зайдите и скажите ваше мнение…

— Что мы скажем, если ребенок неприятный? — шепнула Диана с опаской, когда они последовали в дом за возбужденным Лоренсом.

— О, всегда найдется что-нибудь доброе, что можно сказать о младенце, — заверила Аня.

К счастью, ребенок оказался очень милым, и мистер Уайт почувствовал, что стоило дать пять долларов, чтобы услышать от девочек слова искреннего восхищения пухлым маленьким новым человеком. Это был единственный, первый и последний, случай, когда Лоренс Уайт на что-то жертвовал деньги.

Аня, хоть и очень усталая, предприняла в тот вечер еще одно усилие ради общего блага: сбегала через поле к мистеру Харрисону, чтобы попросить и его внести вклад в покраску клуба. Он жил на дороге в Кармоди, но Джейн и Герти, которые знали о нем только по ходившим по деревне рассказам, умоляли Аню заменить их.

Мистер Харрисон, как обычно, курил трубку, сидя на крыльце в обществе Джинджера. Он категорически отказался дать хоть цент, и все Анины ухищрения оказались напрасны.

— Но мне казалось, что вы одобряете наше начинание, мистер Харрисон, — сказала она жалобно.

— Одобряю, одобряю… но мое одобрение не заходит настолько далеко, чтобы затронуть мой карман.

"Еще несколько таких испытаний, как сегодняшнее, — и я стану не меньшей пессимисткой, чем мисс Элиза Эндрюс", — сказала Аня своему отражению в зеркале, ложась спать в своей белой комнатке в восточном мезонине.