Онлайн чтение книги Авантюристы
Глава XIII. Совет флибустьеров

Прошло несколько лет, не принеся значительных перемен в колонии. Флибустьеры продолжали все с тем же ожесточением совершать набеги против испанцев, но так как экспедиции их были единичными вследствие отсутствия в их среде какой-либо организации, то потери испанцев, хотя и весьма ощутимые, были, однако, не столь значительны, как можно было бы ожидать.

В один прекрасный день люгер с четырьмя пушками и с экипажем из сорока человек бросил якорь у острова Сент-Кристофер, гордо подняв французский флаг. Это судно привезло колонистам новый контингент храбрых авантюристов. Они высадились, познакомились с обитателями острова и изъявили желание поселиться здесь. Их предводитель, которого товарищи называли Монбаром и которому они, по-видимому, были бесконечно преданны, объявил колонистам, что он так же, как и они, питает глубокую ненависть к испанцам, что за ним идут два испанских корабля, захваченных им, и что капитанам этих кораблей он приказал бросить якорь у берегов Сент-Кристофера. Эти приятные известия были встречены местными жителями с радостными восклицаниями, и Монбара едва не отнесли на берег на руках, с триумфом.

Как он и объявил, через четыре дня два испанских корабля бросили якорь у острова Сент-Кристофер; над кастильским флагом, перевернутым в знак унижения, гордо развевался флаг французский. К ужасу, охватившему даже самых мужественных, на бушприте, на блинда-гафелях, на реях этих кораблей висели трупы — по приказанию Монбара экипаж этих кораблей был повешен; не пощадили ни одного юнги.

Предводитель французских авантюристов великодушно передал груз с обоих кораблей колонистам, потребовав взамен только землю, на которой он мог бы построить себе жилище. Это требование тотчас было встречено согласием. Вновь прибывшие разгрузили свой люгер, сошли на берег и принялись обустраиваться.

Монбар был молодым человеком двадцати восьми лет, с мужественными и резкими чертами лица, с пристальным и проницательным взором. Выражение его физиономии было печально, насмешливо и жестоко; матовая бледность, разлитая по лицу, придавала еще большую необычность его наружности. Высокого роста, крепкого сложения, но гибкий и грациозный, он отличался изяществом, благородными манерами, кроткой и изысканной речью; он производил странное очарование на окружающих и на тех, кого с ним сводил случай. Люди чувствовали одновременно и антипатию, и влечение к этому необычному человеку, который, кажется нимало не заботясь о том, подчинял всех своей воле, заставлял повиноваться себе одним мановением руки или просто нахмурив брови и, по-видимому, жил, только когда находился в гуще битвы, когда трупы валились около него, кровь текла под его ногами, вокруг раздавался свист пуль, смешиваясь с грохотом пушек, и когда он, опьянев от дыма пороха резни, бросался на палубу испанского корабля. Вот что говорили о нем его товарищи тем, кого поражала его необычная внешность и кто хотел побольше узнать о нем. Но кроме этих скудных сведений невозможно было узнать и малейшей подробности из его прошлой жизни. Когда колонисты поняли, что все их вопросы остаются без ответа, ни перестали задавать их, тем более что прошлая жизнь Монбара не только их не касалась, но и не очень-то их интересовала.

Авантюрист оставался на острове ровно столько времени, сколько было необходимо для того, чтобы вполне сносно обустроить свое жилище, после чего в один прекрасный день, не предупредив никого, перебрался на свой люгер с людьми, которых привез с собой, оставив шесть человек на острове, чтобы смотреть за его новыми владениями, и отплыл в неизвестном направлении.

Через месяц он вернулся, ведя на буксире испанский корабль с богатым грузом и со всей командой, повешенной на реях.

Так продолжалось целый год. Монбар никогда не оставался на острове больше трех дней, уходил в море и всегда возвращался с добычей и с командой, подвергнутой повешению.

Смелость отважного корсара увенчалась таким большим успехом, что слухи об этом достигли Франции. Тогда дьеппские авантюристы, понимая, какую пользу они могут извлечь из корсарства, снарядили суда и на острове присоединились к Монбару с намерением совершать усиленные набеги против испанцев.

Флибустьерство вступало в новую, организованную фазу. Монбар построил свое жилище на том самом месте, где впоследствии англичане воздвигли батарею. Эта позиция была выбрана очень удачно, и в случае нападения было легко не только обороняться, но и отразить натиск неприятеля со значительными для него потерями.

Жилище это, выстроенное из бревен и покрытое пальмовыми листьями, возвышалось почти на самом краю скалы, откуда можно было видеть большую часть острова и море на много миль вокруг. До этой скалы, возвышавшейся отвесно на сорок метров над морем, можно было добраться не иначе как по узкой и неровной тропинке, перегороженной через определенные расстояния крепкими палисадами и широкими и глубокими рвами, через которые необходимо было проходить по небрежно переброшенным доскам, кои легко было снять в случае тревоги; две пушки, поставленные на вершине тропинки, надежно защищали подходы.

Дом разделялся на пять комнат, довольно больших, меблированных с роскошью и комфортом, довольно странным на таком отдаленном острове, но это вполне оправдывалось ремеслом хозяина, который выбрал для себя эту мебель из добычи, доставленной ему грабежом. На длинном шесте, вбитом в землю перед дверью дома, развевался белый флаг корсаров, который Монбар менял иногда на черный, в середине которого были изображены белого цвета мертвая голова и две кости крест-накрест, — флаг зловещий, показывавший, что побежденные не должны ждать пощады.

В один жаркий день в конце мая, через полтора года после прибытия Монбара на остров, несколько человек свирепого вида и с грубыми ухватками, вооруженные с ног до головы, шли, разговаривая между собой, по тропинке, которая из долины вела на скалу, где возвышался дом Монбара. Было около десяти часов вечера. Ночь стояла тихая и ясная, мириады звезд сверкали на небе, луна щедро проливала свой белый свет, воздух был так прозрачен, что даже самые маленькие предметы виднелись на далеком расстоянии. В воздухе не замечалось ни малейшего дуновения ветра, в листьях деревьев — ни малейшего шелеста. Море, спокойное, как зеркало, с тихим и таинственным шепотом плескалось у песчаного берега. Бесшумно летали светлячки и иногда касались путников, которые небрежно отмахивались от них руками, не прерывая разговора, который, по-видимому, их очень интересовал.

Людей было пятеро; все находились в расцвете сил, движения их были энергичны и резки, лица дышали смелостью и чрезвычайной решимостью, плечи были несколько сгорблены, а по походке и по характерному размахиванию рук с первого взгляда можно было узнать в них моряков, даже если бы их костюмы не свидетельствовали об этом со всей очевидностью. Они говорили по-английски.

— Ба! — говорил один из них в ту минуту, когда мы начинаем прислушиваться к их разговору. — Надо посмотреть — не все то золото, что блестит; притом я был бы рад ошибиться.

— Ты по своей похвальной привычке, — отвечал другой, — начинаешь высказывать сомнение.

— Нет, — с живостью отвечал первый, — только опасение.

— Наконец-то мы узнаем, в чем дело, — сказал третий, — мы уже прошли половину тропинки, слава Богу!

— Этот демон Монбар, — продолжал первый, — отлично выбрал место — какой вид! Его дом неприступен.

— Да, не думаю, чтобы испанцы отважились на приступ. Только бы, — прибавил этот человек, вдруг остановившись, — нам не пришлось идти понапрасну! Застанем ли мы Монбара дома?

— Ручаюсь вам, Красный Чулок, что Монбар дома, будьте спокойны.

— Откуда вам это известно? — осведомился тот, кто носил странное прозвище Красный Чулок.

— Разве вы не видите, что развевается его флаг?

— Это правда, я не обратил внимания.

— Но теперь-то вы видите, я полагаю?

— Если только я не ослеп!

— А! — сказал один из флибустьеров, который до сих пор молчал. — Мы все-таки не знаем, для чего нас созывают… Вы знаете, брат?

— Понятия не имею, — ответил Красный Чулок, — верно, Монбар придумал какой-нибудь смелый план и хочет пригласить нас принять участие.

— Вы знаете, что он созвал не только нас, но и вожаков французских флибустьеров.

— Я не понимаю цели этого собрания, — продолжал Красный Чулок, — впрочем, это все равно, скоро мы узнаем, в чем дело.

— Это правда… Ну вот, мы и пришли.

Действительно, в эту минуту они дошли до вершины тропинки и очутились на площадке прямо против дома, дверь которого была отворена, как бы приглашая их войти. Из Двери лился довольно яркий свет, и громкий говор голосов ясно показывал, что в доме собралось многолюдное общество. Англичане подошли и остановились у порога дома.

— Входите, братья, — послышался изнутри звучный голос Монбара, — входите, вас ждут.

Семь или восемь человек находились в комнате, в которую вошли англичане; эти люди были самыми знаменитыми предводителями флибустьеров. Здесь были: Красивая Голова, тот свирепый дьеппец, который убил более трехсот своих обязанных работников, сославшись впоследствии на то, что они умерли от лености; Пьер Высокий, бретонец, который шел на абордаж не иначе как переодевшись женщиной; Александр Железная Рука, молодой человек, слабый и деликатный с виду, с женственными чертами, но одаренный поистине геркулесовой силой и впоследствии сделавшийся одним из героев флибустьерства; Рок, прозванный Бразильцем, хотя родился в Гронингене, городе восточной Фрисландии, в Нидерландах; затем двое из наших бывших знакомых, Тихий Ветерок и Мигель Баск, которые прибыли на остров Сент-Кристофер в одно время с Монбаром и чья репутация среди флибустьеров была очень высока.

Пятерых пришедших англичан звали: Красный Чулок, имя которого уже было произнесено в предыдущем разговоре; Морган, молодой человек лет восемнадцати, с надменным лицом и с аристократическими манерами; Жан Давид, голландский моряк, поселившийся в английской колонии, и, наконец, Уильям Дрейк, давший клятву нападать на испанцев не иначе как в то время, когда их будет пятнадцать против одного, — так было велико презрение, которое он испытывал к этой чванливой нации.

Таким образом тут присутствовало избранное общество всех знаменитых флибустьеров того времени.

— Добро пожаловать, братья, — сказал Монбар, — я очень рад вас видеть. Я ждал вас с нетерпением… Вот трубки, табак и ром; курите и пейте, — прибавил он, указывая на стол, стоявший посредине залы, на котором лежали трубки, стояли стаканы, кружки с водой и горшок с табаком. Флибустьеры сели, закурили трубки и наполнили стаканы.

— Братья, — продолжал Монбар через минуту, — я пригласил вас к себе по двум причинам, очень важным, одна из которых вытекает из другой. Вы расположены выслушать меня?

— Говори, Монбар, — отвечал Уильям Дрейк от имени всех, — испанцы прозвали тебя Губителем; я завидую этому имени, брат, ты можешь желать флибустьерству только пользы.

— Об этой-то пользе и идет речь, — ответил Монбар.

— Я в этом уверен, брат; говори, мы слушаем тебя с почтением.

Все приготовились внимательно слушать. Эти люди, столь закаленные в сражениях, не признававшие других законов кроме тех, что создали себе сами, не знали зависти и готовы были добросовестно рассуждать о предложениях, которые хотел им сделать Монбар.

Несколько минут Монбар собирался с мыслями, потом заговорил проникновенным голосом, который скоро пленил его слушателей.

— Братья, — сказал он, — я не стану долго распространяться, потому что все вы люди испытанные, с горячим сердцем и твердой рукой, и с вами продолжительные речи не только бесполезны, но даже смешны. С самого моего прибытия на Сент-Кристофер я изучаю флибустьерство, его жизнь, его нравы, его стремления и с огорчением узнал, что результаты не оправдывают усилий. Что мы делаем? Ничего или почти ничего, несмотря на наше неукротимое мужество! Испанцы насмехаются над нами, по причине нашего одиночества мы слишком слабы для того, чтобы причинить им ощутимый урон. Мы понапрасну тратим нашу энергию, проливаем кровь, чтобы отнимать у испанцев какие-то жалкие суда; не так должны идти дела, это не то мщение, о котором каждый из нас мечтал. Какова причина нашей относительной слабости против грозного врага? Одиночество, о котором я вам говорил, — это одиночество всегда будет парализовать наши усилия.

— Это правда, — прошептал Железная Рука.

— Но что же мы можем сделать? — спросил Давид.

— К несчастью, помочь ничем невозможно, — вздохнул Уильям.

— Мы авантюристы, а не государство, — заметил Красивая Голова.

Монбар улыбнулся той бледной и зловещей улыбкой, которая была ему свойственна и холодила сердце.

— Вы ошибаетесь, братья, — сказал он, — средство найдено, если захотим. Мы сделаемся государством!

— Говори! Говори! Говори! — закричали все авантюристы, вскочив со своих мест.

— Вот мой план, братья, — продолжал он. — Нас здесь двенадцать человек; мы принадлежим к разным нациям, но имеем одно сердце, мы составляем отборный цвет флибустьерства. Я заявляю об этом громко, не опасаясь опровержения, потому что каждый из нас дал доказательства своей храбрости — и какие доказательства! Ну, соединимся же, составим одну семью; из нашей доли в добыче уделим сумму на общую казну и, сохранив свободу организовать отдельные экспедиции, поклянемся никогда не вредить, никогда не идти наперекор друг другу, оказывать помощь, когда это окажется необходимым, трудиться изо всех сил на погибель Испании и, не разглашая договора о нашем товариществе другим братьям, соединять наши силы, когда наступит пора, чтобы разом раздавить нашего неумолимого врага. Вот, братья, мое первое предложение. Я жду вашего решения.

Наступило минутное молчание. Флибустьеры понимали важность предложения их собрата и силу, которую оно даст им в будущем. Они переглянулись между собой, посоветовались шепотом, потом Уильям Дрейк взялся отвечать от имени всех присутствующих.

— Брат, — сказал он, — ты в нескольких словах разъяснил вопрос, который до сих пор всегда оставался в темноте; ты прекрасно определил причину нашей слабости и в то же время нашел средство сделать товарищество, образовавшееся случайно и почти бесполезное до сих пор, действительно могущественным и полезным. Но это не все. Товариществу, о котором ты говоришь, необходима голова, которая управляла бы им и, когда наступит пора, обеспечила бы успех его усилий. Следовательно, необходимо не только, чтобы наше товарищество оставалось тайным и чтобы во всем не относящемся к главной цели оно как бы не существовало, необходимо выбрать предводителя, которому мы будем преданны и которому мы будем помогать трудиться для общего блага, сохраняя полнейшую тайну.

— Вы согласны с этим, братья? — спросил Монбар. — Вы принимаете мое предложение и дополнение, сделанное Уильямом Дрейком?

— Принимаем, — отвечали флибустьеры в один голос.

— Очень хорошо; только предводитель, о котором вы говорите, должен быть выбран нами единогласно, а его власть может быть отнята у него на собрании большинством голосов. Будучи хранителем общей казны, он должен быть всегда готов дать отчет, и его пребывание на этом посту, если оно не будет возобновлено в результате вторичных выборов, не может превышать пяти лет.

— Все это справедливо, — сказал Красный Чулок, — никто лучше тебя не расписал бы нашу общую выгоду, брат.

— Итак, — заметил Давид, — мы будем настоящими братьями; никакие ссоры, никакие распри не будут возможны между нами.

— Мы будем внешне сохранять вольные нравы и полнейшую независимость, — подтвердил Красивая Голова.

— Да, — ответил Монбар.

— Теперь, братья, — сказал Уильям Дрейк, вставая и снимая шляпу, — выслушайте меня. Я, Уильям Дрейк, клянусь моей верой и моей честью в полной преданности товариществу Двенадцати и заранее обязуюсь подчиниться любому наказанию, какое братья захотят наложить на меня, даже смерти, если изменю тайне товарищества и нарушу свою клятву. Да поможет мне Господь!

После Уильяма Дрейка каждый флибустьер твердым голосом произнес ту же клятву. Все опять сели на свои места.

— Братья, — начал Монбар, — то, что мы сделали до сих пор, ничего не значит, — это только рассвет новой эры, счастливые дни флибустьерства едва начинаются. Двенадцать человек — таких, как мы, — увлеченные одной идеей, должны творить чудеса.

— Мы сотворим их, будь спокоен, брат, — сказал Морган, беспечно ковырявший в зубах золотой зубочисткой.

— Теперь, братья, прежде чем я сделаю вам свое второе предложение, было бы хорошо, если бы мы выбрали главу общества.

— Еще одно слово, — сказал Мигель, выходя на средину кружка.

— Говори, брат.

— Я хочу добавить, что каждый член товарищества, который попадет во власть испанцев, должен быть освобожден другим членом товарищества, каким бы опасностям он ни подвергался.

— Клянемся! — с восторгом вскричали флибустьеры.

— Если только это не будет невозможно, — сказал Морган.

— Для нас ничего нет невозможного, — резко ответил Уильям Дрейк.

— Это правда, брат, ты прав, я ошибался, — с улыбкой заметил Морган.

— Общество будет называться обществом Двенадцати; смерть одного из членов позволит принять другого, который должен быть избран единогласно, — отвечал Мигель.

— Мы клянемся! — снова вскричали флибустьеры.

— Теперь, — заявил один из братьев по имени Бартелеми, — проведем тайные выборы, чтобы сохранить свободу подачи голосов.

— Вот на этом столе бумага, перья и чернила, братья, — сказал Монбар.

— А вот моя шапка, — смеясь, сказал Красный Чулок, — бросайте в нее ваши бумажки, братья.

Сняв с головы шапку из бобровой шкуры, флибустьер положил ее на землю посреди залы. Тогда авантюристы в строгом порядке, один за другим, написав что-то на бумажке, свертывали ее и клали в шапку Красного Чулка. Потом все сели на свои места.

— Все подали голос? — спросил Давид.

— Все, — ответили флибустьеры в один голос.

Давид вынул из шапки бумажки, сосчитал их; бумажек оказалось двенадцать.

— Теперь, брат, — сказал Уильям Дрейк Давиду, — так как у тебя в руках шапка, считай же голоса.

Давид посмотрел на товарищей; они утвердительно кивнули головой. Тогда он взял первый попавшийся бюллетень, развернул его и прочел:

— Монбар Губитель.

Потом он взял второй бюллетень и развернул.

— Монбар Губитель, — прочел он опять.

На каждом бюллетене стояли два слова: «Монбар Губитель» — зловещий вызов, брошенный испанской нации, для которой этот человек был самым жестоким врагом. Монбар встал, снял шляпу и, любезно поклонившись товарищам, сказал:

— Братья, благодарю вас. Вы не обманетесь в вашем доверии ко мне.

— Да здравствует Монбар Губитель! — вскричали в едином порыве все флибустьеры.

Страшное общество Двенадцати было создано. Флибустьерство действительно становилось грозным и могущественным.