Онлайн чтение книги Кости мертвецов Beat Not the Bones
XV

Светало. Над рекой висел густой туман, окутывавший деревья на другом берегу. Он поднимался от черной воды, словно дым от кипящего мазута. Было невероятно тихо. У берега качался на воде длинный, похожий на какое-то животное бревенчатый плот, двигавшийся, казалось, благодаря вяло теплившейся в нем жизни. Но в этой тишине чувствовалась некая напряженность. Стелле казалось, что джунгли живут собственной жизнью, не подчинявшейся законам природы. Огромными корявыми корнями деревья впились в землю, высасывая из нее жирную черную влагу, питавшую мясистые стволы и гигантские лопасти листьев. Их ветви тянулись на запахи и звуки, словно пытаясь ухватить все, что шевелится.

Стелле казалось, что в джунглях преобладает животное начало, и что стоит тронуть лист или сломать прутик, как обиженное растение станет мстить — по-своему, дико и ненасытно. Когда же она сошла из лодки на берег, ей почудилось, что нога ее упираются в гниющую человеческую плоть. Ступни ее утопали в иле — не том мягком водянистом иле, к которому она привыкла, но в странном, упругом, черном веществе, прогибающемся под ногами.

Вашингтон взял ее за руку и помог выбраться на твердую землю. Они стояли бок о бок и смотрели на лодку, из которой носильщики выгружали вещи. Районный комиссар дал им двоих провожатых — один из них был полицейский родом из деревушки в нижнем течении реки Бава, а второго они нашли в Майоле накануне вечером.

Все молчали, как будто боясь кого-то разбудить. И даже районный комиссар — человек далеко не впечатлительный — отдавал распоряжения приглушенным голосом. В лесу ощущалось чье-то присутствие. Громко заговорить, рассмеяться или свистнуть казалось богохульством, за которое последует немедленная расплата. Теперь уже все были на берегу. Темное тело Хитоло, шедшего последним, тенью выскользнуло из воды. Он стоял поодаль, окутанный туманом. Глядя на расплывчатые очертания его фигуры, Стелла подумала: вот такими мы все видим друг друга. Такой они видят меня. Начался процесс уничтожения.

Эти размышления не вызывали страха или сожаления. Никогда еще она не чувствовала себя настолько оторванной от действительности. В этот утренний час все еще спало, и ощущения Стеллы притупились. Все ее существо было подчинено единственной цели, словно ласточка, которая, повинуясь одному лишь инстинкту, летит к югу, не боясь непогоды, предпочитая смерть отступлению, упрямо гонимая вперед сознанием, что другого выбора нет. Прошлое, толкнувшее ее на этот шаг, оставило в ее душе пустоту, где иногда рождались волнующие чувства, осмыслить которые она была не в состоянии. Стелла даже позабыла о Дэвиде. Теперь она не была одинока. Она не вспоминала ни любовь, ни утрату, поскольку даже эти воспоминания могли помешать ей. Она просто стояла рядом с Вашингтоном, ожидая, пока носильщики уложат снаряжение и можно будет тронуться в путь.

Близлежащая деревня, накрытая зонтом пальм, выказывала признаки жизни. Слышалось осторожное шуршание, то здесь, то там в дверях тростниковых хижин мелькали фигуры людей. Неподалеку остановилась горстка ребятишек. Маленькие, призрачные создания с длинными, будто у гномов, руками в этот сумеречный предрассветный час больше напоминали лесных бесенят, чем отпрысков человека. Майола была самой северной точкой на границе округа Каирипи, и здесь нечасто появлялись белые люди, даже полицейские — туземцы в униформе.

Ситон сошел на берег вместе с двумя полицейскими, стоявшими по щиколотки в грязи.

— Ну, кажется, все готово, — сказал он. — Если идти напрямик, вы успеете совершить более половины дневного перехода еще до жары. Постарайтесь, миссис Уорвик, если получится, днем останавливаться на отдых.

Стелла кивнула, но его слова не тронули ее. Будь ее воля, они бы шли без привала до самой Эолы. Ей, похоже, и в голову не приходило, что может быть слишком жарко, что они могут устать, что им нужно будет хоть иногда останавливаться, чтобы поесть и набраться сил. Их тела были только средством транспорта, и физиологические потребности в расчет не принимались.

— Может быть, польет дождь, а может, и нет, — сказал Ситон. — После полудня, не раньше. Непредсказуемое время года. Погода должна быть хорошая. Для дождей еще рановато. И, если вы заблудитесь, миссис Уорвик, запомните: нужно идти вдоль реки. Хотя вряд ли вы заблудитесь. Держитесь реки, ваш муж говорил мне, что там проторенная тропа. Едва ли с вами что-то случится.

Разве что в Эоле, подумала она. Если что и случится, так только в Эоле.

Ситон протянул руку.

— Я вернусь за вами через две недели. Если вас здесь не будет, вам придется самим доставать каноэ. Или ждать пару месяцев, пока сюда наведается офицер патруля.

— Через две недели мы уже будем здесь, — сказал Вашингтон. Он говорил громко, но на последних словах голос его дрогнул. Он бросил быстрый нервный взгляд на окутанную дымкой стену деревьев. — Сколько еще будет висеть этот туман? — шепотом спросил он.

— Еще час-два. Не торопите солнце. Еще намучаетесь, когда оно взойдет.

Становилось все жарче, парило. Руки Стеллы стали липкими от пота. Она вспомнила о медузах, копошащихся на дне моря у берегов Марапаи.

Ситон прощался с Вашингтоном. Она не слышала, о чем они говорили. Их голоса доносились до нее как шепот в пустом помещении. Звуки здесь были глухими. Душный воздух, словно губка, впитывал слова и дыхание. Они разговаривали, а воздух вокруг них сгущался, становился все тяжелее.

— Ну что ж, еще раз до свидания, — проговорил Ситон, отдавая им честь. Взревел мотор катера. Устроившийся на корме Ситон казался белым пятном с серым, размытым лицом.

Ни Стелла, ни Вашингтон не шевелились. Они ждали, когда разорвется это последнее звено, связывавшее их с жизнью Марапаи и цивилизованного мира. Катер медленно тронулся вниз по реке, оставляя за кормой две белые маслянистые полосы. В круговороте воды будто закипала жуткая, отвратительная, скрытая под пеленой тумана жизнь. Катер скрылся за излучиной. И только шум его моторов разрывал тишину джунглей.

Вашингтон повернулся лицом к деревне.

— Ну, можно идти. — Он старался казаться веселым, но голос его выдавал скрываемую тревогу. Взглянув на его лицо, бледное и бескровное в сумеречном свете утра, Стелла подумала: неужели и я похожа на бледную луну?

Они пошли бок о бок.

— Должен заявить, — прозвучал все тот же веселый шепот Вашингтона, — что я предпочел бы выступить попозже.

— Не понимаю почему, — ответила Стелла. — Мы ведь уже на ногах, и все готово. — Она не узнавала собственного голоса.

Деревня была выстроена полукругом, от воды ее отделял широкий полумесяц ила. Теперь они различали дома — приплюснутые серые лачуги, которые казались живыми диковинными птицами на негнущихся деревянных ногах, с топорщащимся тростником крыш вместо оперенья. Посреди деревни виднелись смутные очертания мужского длинного дома, округлый задний фасад которого взметнулся в небо, будто нос каноэ, а высокий, конической формы передний фасад упрямо замкнулся в себе, храня свои тайны. Собачьего лая не было слышно, но то тут, то там из-под домов выныривали псы и крадучись пробирались между сваями, покачивая костлявыми, изъеденными паршой боками. Несколько стариков вышли посмотреть на уходящих белых людей. Одна женщина, принадлежавшая их проводнику, какое-то время шла за ними, но потом отстала. Оглянувшись, Стелла увидела, что она стоит возле своего дома в потрепанной юбке из листьев, связанных на бедрах; одна ее рука висела вдоль тела, другая лежала на округлившемся животе.

Цивилизация лишь чуть-чуть коснулась жизни этих людей, и сейчас, когда уехал районный комиссар, Стелла поняла, что эти люди, которым доводилось видеть белых, которые выстраивались в очереди во время переписи населения, у которых был свой деревенский полицейский со значком на тунике и чьих соотечественников судили по законам цивилизации, олицетворяли собой порядок, надежность, мир. Она видела на лице оставшейся позади молодой женщины выражение горькой утраты. За ними все еще шли трое ребятишек и двое юношей, один из которых, вооруженный луком и стрелами, выскользнул из дома, когда они проходили мимо, и незаметно присоединился к ним. Затем все затянуло туманом, и деревня исчезла из виду. Впереди тропа упиралась в стену деревьев. Их запотевшие листья покрылись липким, словно белая слизь, налетом. Они шли вперед, и со всех сторон на них давил влажный тяжелый воздух.

Дети отстали первыми. Стелла даже не заметила это. Но, оглянувшись назад спустя четверть часа, она различила лишь фигуры двух мужчин из деревни в низовьях реки, проводника из Майолы и Хитоло, шедшего с двумя юношами из деревни.

Прошел еще час. Джунгли все еще заволакивал туман. Казалось, здесь было запрещено нарушать тишину. Теперь они шли гуськом, потому что тропа была узкая, а по бокам рос высокий подлесок, серый, густой. Потом тропинка вывела их на поляну под сенью раскидистых деревьев. Подлесок в этом месте был вырублен; судя по всему, деревенские жители устроили здесь что-то вроде пристани. На берегу лежали три длинных каноэ, выдолбленных из цельных стволов. На земле сплетались огромные извивающиеся корни. Сквозь листву виднелась река, течение здесь было быстрое. Туман почти растаял, лишь тонкая дымка окутывала деревья на другом берегу.

Вашингтон обернулся. Юноши, следовавшие за ними, подошли ближе и остановились.

— Кто эти двое? — Он заговорил в первый раз с тех пор, как они вышли из деревни. Теперь, когда туман рассеялся, можно было нарушить молчание.

Юноши робко стояли в сторонке. Оба почти голые, темнокожие, длинноволосые, они казались братьями-близнецами и смотрели на Вашингтона настороженным растерянным взглядом.

— Деревенские ребята, таубада, — объяснил полисмен на полицейском жаргоне. Это был высокий мужчина с худым лицом, отвислыми мочками ушей и острым носом.

— Скажи им, чтобы шли домой.

Стелла не понимала языка, на котором изъяснялся Вашингтон, но уловила смысл. Полицейский гаркнул на юношей. Они нерешительно развернулись, оглянулись, посмотрели друг на друга и медленно пошли назад. Стелла смотрела им вслед, пока их фигуры не растворились в туманной дымке. Когда они ушли, Стелла посмотрела в глаза Вашингтона. На какую-то долю секунды взгляды их встретились, и они прочли мысли друг друга.

Джоб не убивал моего мужа, думала Стелла. Его убил этот человек, Вашингтон, а теперь он убьет и меня.

И именно теперь, — когда, как говорил Энтони Найал, было уже слишком поздно, — Стелла поняла, что не хочет умирать.

— Устроим привал? — спросила она.

Не глядя на нее, Вашингтон кивнул.

— Носильщикам нужно отдохнуть.

Она чувствовала, что в тот миг, когда они смотрели друг другу в глаза, Вашингтон тоже пережил потрясение. Мысли ее текли ясно и стройно. Она знала, что нынешние мысли и чувства зародились в ее душе уже давно, а сейчас, в этот самый миг, вырвались наружу.

Присев на корень дерева, Вашингтон, раскуривал сигарету. Носильщики положили вещи на землю. Стелла села напротив него.

— Почему вы отослали этих двоих? — спросила она.

Он метнул на нее короткий взгляд.

— У нас достаточно людей. Они могут идти за нами часами, а потом нам придется кормить их. Кроме того, они могут запаниковать и заразить страхом носильщиков.

— Из-за вада?

Он не ответил.

Я должна защищаться, решила она и, напряженно раздумывая, огляделась по сторонам. Стелла чувствовала, что страх перед вада можно победить. В прошлый раз носильщики поддались панике, и белым пришлось идти в деревню одним. Даже Хитоло потерял голову. На этот раз такого не должно случиться. Сама она не испытывала страха. Пока. Сейчас в ней вновь проснулась жажда жизни, наполнявшая ее ощущением собственной силы. Ей и в голову не приходило повернуть назад, и в то же время она находила все больше поводов довести дело до конца. Только ее присутствие поддерживало Вашингтона. Лицо его стало болезненно бледным, руки тряслись. Дело не только в лихорадке, решила она. Он боится. И он не хочет меня убивать, он сделает это только в самом крайнем случае, если я буду угрожать его безопасности или если его обуяет другой страх. Он сделает все, чтобы мы повернули вспять.

Вашингтон вел себя так, будто на него охотились. Он непрерывно зыркал на деревья. Иногда на миг опускал глаза, потом вдруг поднимал голову и смотрел на тропу.

Стелла встала и направилась к Хитоло. Он тоже устроился на корне и курил. Он посмотрел на нее, но даже не привстал. У Хитоло был странный вид, и Стелле даже показалось, что он не сразу узнал ее.

— Хитоло, — мягко спросила она, — как вы думаете, эти люди останутся с нами? Не испугаются?

— Останутся, миссис Уорвик. Может быть, еще дня на два. — Он говорил короткими фразами, и она неосознанно стала обращаться к нему в той же манере.

— Узнайте, что они говорят. Потом расскажете мне, Хитоло. Ладно? — Он кивнул, но по его лицу нельзя было сказать, дошел ли до него смысл ее просьбы.

— И не оставляйте меня одну, Хитоло. Не бросайте меня. Идите все время рядом и следите, чтобы со мной ничего не случилось.

— Да, синабада.

Стелла вернулась к Вашингтону. Он докурил сигарету и теперь каблуком втаптывал окурок в землю. Она стояла и смотрела на него сверху вниз, не испытывая к нему жгучей ненависти, как когда-то к Джобу. Ей казалось, что она знает и понимает его. А ведь нельзя ненавидеть человека, которого понимаешь, считала она, так же как нельзя любить кого-то, о ком ничего не знаешь. И здесь Энтони Найал оказался прав. Она не знала Дэвида — это становилось все более очевидным — и, вспоминая последние несколько недель, отчетливо сознавала, что ее поведение было всего лишь истерической реакцией на правду: она никогда не любила его. И то, что она здесь, — ее последний протест. Она не скорбела о потерянной любви. Теперь возвращение в Марапаи не страшило ее, но стало целью, которой надо было достигнуть любой ценой.

— Ну что, идем?

Вашингтон вздрогнул, посмотрел на нее, медленно поднялся на ноги, и они двинулись вперед.