Онлайн чтение книги Кости мертвецов Beat Not the Bones
VIII

И Вашингтон, глядя на открытую дверь отдела культурного развития, тоже не заметил Стеллу. Он прошел в приемную, где все еще сидел на корточках Хитоло.

— Привет, Хитоло. Кто-нибудь есть?

Хитоло расплылся в улыбке. Туземцы любили Вашингтона, по крайней мере, до последнего времени. Он всегда, за редким исключением, обращался с ними приветливо и дружелюбно и почти никогда не позволял себе грубости в отношении папуасов, в отличие от других белых людей. Но именно эта его странность и настораживала их.

— Мистер Найал. Он в кабинете, мистер Вашингтон.

Вашингтон кивнул и пошел по коридору. Энтони Найал сидел за столом, глядя в окно и играя резным кокосовым орехом.

— Эй, привет, — поздоровался Вашингтон в своей обычной манере, которая принесла ему славу обаятельного человека. — Заняты? Я не отрываю от дел?

Он сразу увидел, что его слова неуместны, и понадеялся, что их не воспримут как насмешку. Всем было известно, что Энтони Найал никогда не бывал занят, и его невозможно было оторвать от дел. В Марапаи не видели в этом ничего особенного, но Найал принимал такое положение близко к сердцу. Даже не улыбнувшись, он отложил в сторону свой орех, выскользнул из-за стола, обошел вокруг него и сел в кресло.

Вашингтон, который пришел сюда по делу, попытался загладить свой промах замечаниями о погоде, на редкость приятной в последние дни: свежий, прохладный ветер и ни одного москита.

Энтони Найал, ничего не сказав в ответ, смотрел на него поверх очков. Под этим пристальным, тяжелым взглядом Вашингтон почувствовал себя неуютно. Он всегда недолюбливал Найала. Как и все люди, которые много говорят, Вашингтон настороженно относился к скрытности, а Найал был немногословен.

Найал прервал болтовню Вашингтона о погоде:

— Что вам угодно?

— Ну, — начал Вашингтон, пытаясь говорить непринужденным тоном, — я пришел, если можно так выразиться, с просьбой. Я хотел взять на время книгу.

— Какую? — спросил Найал, складывая руки на груди. Вашингтон старался не встречаться с ним взглядом. Он прикурил сигарету, загасил спичку и сказал:

— Уильямса, «Драму Ороколы».

— Извините, это невозможно.

— Почему же? — Он не был удивлен, но пытался разыграть негодование.

— Вы и сами знаете, — резко ответил Найал, — что эта книга, — он кивнул на шкаф, — единственный экземпляр на территории.

Вашингтону это было известно. Большая часть антропологической библиотеки, судебной документации и отчетов была уничтожена во время войны. Чиновники, ответственные за уцелевшую часть, ревностно оберегали свои немногочисленные сокровища. Книги в шкафу Найала были поистине бесценны, потому что их пропажа была бы невосполнимой утратой.

— Господи, не съем же я ее! Уж я-то умею обращаться с ценными книгами.

— Не сомневаюсь, но, боюсь, я не могу вам ее дать.

Вашингтон знал, что у Найала есть все основания для отказа, но в нем закипал гнев. Эти книги, говорил он себе, скоро истлеют на полках. И так уже, наверное, наполовину съедены тараканами, а Найал к ним даже не притрагивается, это уж точно.

— Вот так всегда! — воскликнул он, воздев очи горе. — И мы еще удивляемся, почему эта страна стоит на месте. Если вам нужен джип, идете в транспортный отдел, и там его вам не дадут, пока вы не заполните кипу розовых анкет, а к тому времени и джип уже будет не нужен. Вы идете в жилищное управление просить, чтобы поставили дверь в ванной комнате, а там вам заявляют, что план «П» не предусматривает выдачу дверей, а проект «Икс» не предусматривает наличия ванных комнат. Куда ни сунешься, везде наткнешься на глупые предписания, составленные каким-нибудь старым дурнем из Австралии, который всю жизнь прожил в своем городе и думает, что батат — это вид устриц. И в довершение всего, когда пытаешься что-то узнать о бедных, ни в чем не повинных темнокожих жертвах, которых вы медленно сводите в могилу туберкулезом и коклюшем… — Он запнулся и выругался про себя. И как эти слова сорвались у него с языка, ведь он не хотел говорить такое.

Выражение лица Энтони Найала не изменилось. На щеках, возможно, проступил легкий румянец, но взгляд его был все так же спокоен.

— Почему мы живем здесь, одному богу известно, — продолжал Вашингтон более мягким тоном. — Нам давно уже надо было сложить чемоданы и бежать из этих мест.

— Почему же вы не возьмете отпуск, Вашингтон? Что-то мешает, а?

Упоминание об отпуске, который он не мог взять, всегда выводило его из себя. Позабыв о вежливости, он запальчиво сказал:

— А почему я должен брать отпуск?

Черт бы его побрал с его нравоучениями! Я ему покажу, и его лощеному братцу тоже. Он еще будет упрашивать меня взять у него книгу. Но он сдержался.

— Можно мне хотя бы заглянуть в оглавление, под вашим присмотром, разумеется? — попросил он, бросив взгляд на книжный шкаф.

На этот раз у Найала не было причин отказать ему, но он не двинулся с места, а только сказал:

— Может быть, сумею сообщить вам то, что вы хотите узнать. Я знаком с этой книгой.

— Возможно, и сумеете. Там есть глава о…

— Вада? — перебил Найал, вгоняя Вашингтона в краску своим взглядом. — Да, есть, я знаю. Но ворожба — настолько неточная наука, что невозможно сказать, действуют ли чары вада Ороколы так же, как и чары колдунов из долины Бава. Эти два района далеко друг от друга. Но, поскольку мы ничего не знаем о долине Бава, вам стоит этим заняться.

Вашингтон рассмеялся, чтобы скрыть испуг.

— А что навело вас на мысль, будто я интересуюсь колдовством долины Бава? — спросил он и тут же пожалел об этом.

Найал не смотрел на него. Он выдвинул ящик стола и достал жестяную коробку с сигаретами.

— Случай с Уорвиком… — Он пожал плечами. — Думаю, вы интересуетесь самой крайней формой магии, магией убийства. — Глаза его смотрели куда-то вдаль, а голос напоминал бесстрастный, равнодушный тон лектора. — Существует несколько методов. Например, укалывание на расстоянии. Спрятавшийся или невидимый колдун укалывает свою жертву каким-нибудь острым орудием, что вызывает неизлечимую болезнь, и жертва умирает. Туземцы объясняют это по-разному. Некоторые утверждают, что колдун вводит в тело жертвы инородное вещество, другие говорят, будто бы он крадет душу. Есть и еще один вид магии, коллективный. Один человек устраивает засаду на жертву и подстреливает ее, потом появляются остальные, разрезают тело и извлекают душу. Затем приходят другие люди и из частей снова складывают тело, после чего жертву оживляют и отсылают домой, в деревню. Человек не помнит, что с ним произошло, но у него уже нет души, он ложится и умирает. В этом случае жертвы не знают о колдовстве загодя. Им или сообщают об этом, или они боятся, что такое может случиться, или же, если они заболевают, считается, что имела место ворожба. — Далее, в магии могут использоваться принадлежащие жертве предметы. Вам наверняка знаком этот способ: он распространен по всей территории. Сначала нужно достать что-либо, представляющее жертву: что-то, что он носил на теле, на чем сохранился его пот, например потерянная нарукавная повязка, или остатки пищи, которую он ел, или локон его волос. Потом этот предмет подвергается различным процедурам и обычно помещается в трубочку бамбука вместе с особой грязной смесью, часто экскрементами жертвы. Когда из трубочки вылетает затычка, — он сделал выразительный жест рукой, — все… конец.

— Понятно. — Вашингтон бросил окурок на пол и наступил на него каблуком. Все это ему было известно, и он знал, что Найал знает, что ему это известно. Он взял со стола один из камней и осмотрел его. — Кто такие вада? — спросил он.

— Да почти все. Есть, конечно, и знаменитые колдуны, но ворожбой может заниматься каждый, при условии, если знает заклинания, умеет изготовить амулет и нужную смесь и убедить в своих способностях остальных, причем последнее — самое важное.

— А как они защищаются? Жертвы, я имею в виду?

— Тоже магией. Кажется, есть только один способ. Если вы боитесь колдовства, вы нанимаете себе колдуна, который вас защищает.

— А мертвецы? — спросил Вашингтон, глядя на камень в руке.

— Мертвецы? Вы хотели спросить, боятся ли туземцы мертвецов?

Вашингтон засмеялся и сказал как можно непринужденнее:

— Ну, например, станут ли они бояться мести умершего колдуна?

Он напрасно старался изобразить на лице безразличие, Найал не смотрел на него. Во время всего разговора они упорно избегали встречаться глазами.

— Возможно. Они верят во все. Колдовская наука очень изменчива. Но чаще всего они, похоже, просто забывают о мертвых. Конечно, их почитают и немного побаиваются, но не так сильно, как мы. Живой колдун для них куда опаснее. А мертвый не так страшен. Представление о духе, жаждущем отмщения, больше присуще европейцам. У папуасов мстят живые, а мертвые лишаются колдовских сил. Быть может, у них не такие сложные, как у нас, понятия о виновности.

Вашингтон не улыбнулся.

— Виновность! — Он положил камень на место и взял черный орех с покрытой резьбой кожурой. — Но ведь такое возможно; об этом что-нибудь известно?

— Чтобы мертвый колдун совершал пурри-пурри? Конечно, это возможно. Возможно все, это зависит от того, во что и насколько сильно вы верите.

— Мне кажется, сами вы относитесь к этому не особенно серьезно.

— О, безусловно, иногда происходят странные вещи. Но не стоит придавать им слишком большого значения.

— Вам не кажется, что глупо, — резко проговорил Вашингтон, — так презрительно относиться к тем явлениям, свидетелями которых зачастую становимся мы сами?

Теперь Найал обратил на него взгляд своих огромных глаз.

— Глупо или нет, — сказал он, — но так оно лучше. Я знаю только, что в этой стране нужно стоять обеими ногами на земле. Люди здесь, как вам известно, ничего не делают наполовину. И в поступках, и в мыслях они не знают середины. Люди здесь не просто пьют, они настоящие алкоголики; когда они делают деньги, они сколачивают целое состояние; когда же они проигрываются, то дотла. А когда ими овладевает страсть, они сходят с ума, — он помолчал, — или кончают с собой.

Откинув голову назад, Вашингтон залился смехом.

— Вы намекаете на беднягу Уорвика. Что ж, уверяю вас, за себя-то я спокоен. Мне еще есть зачем жить. А насчет того, чтобы стоять обеими ногами на земле, тут я с вами не согласен. Эту землю погубили как раз те, кто стоял на ней обеими ногами. Здесь нужны люди с богатым воображением, а не чванливые государственные чинуши с их крючкотворством и не эти груды мышц из буша. Здесь нужны такие, которые возьмут на себя труд понять людей, разобраться в особенностях их мышления и поставить себя на их место.

— Еще несколько лет назад я согласился бы с вами, но теперь — нет. Вам никогда не понять папуасов, Вашингтон, и вы сами это знаете. Мы здесь для того, чтобы руководить и защищать, а не для того, чтобы понимать. Только дети способны понять детей, а мы уже далеко не дети. Печально, но факт. Иногда нам хотелось бы вернуться в детство, но пути назад нет. Нам уже не являются феи. Разве что пьяницам и сумасшедшим.

— Вот как! И куда вы относите меня? — запальчиво спросил Вашингтон. Его злило, что он выдал себя. И он решил уязвить собеседника в его, как он полагал, ахиллесову пяту. — Руководить и защищать! Хорошо вам говорить.

Он хотел сказать больше, но не посмел. Остальное было понятно и без слов.

— Всем известно, что за последние полгода вы и пальцем не пошевелили. Не будь вы братом Тревора, вас бы давно отсюда вышвырнули. Уорвик не стал бы держать вас здесь.

Но выражение лица Энтони Найала не изменилось.

— Вы слишком долго пробыли здесь, вам нужно развеяться, — только и сказал он.

Силы окончательно покинули Вашингтона. У него было такое чувство, будто он сказал или слишком много, или слишком мало, и, дабы исправить последнее, продолжал говорить тем слащавым, едким тоном, который оттолкнул от него большинство друзей.

— Я один из нескольких людей в этой стране, которые находят ее весьма интересной для изучения, — заявил он. — Я всегда недолюбливал здешних белых, которые привезли сюда из Австралии пивные, ипподромы и площадки для гольфа. Выходя в море, я беру каноэ, а не яхту. Мне нравятся папуасы, они пробуждают во мне интерес. Будь здесь больше людей, пытающихся понять их, вместо того чтобы навязывать им непродуманные до конца правила поведения белых, тогда мы сдвинулись бы с мертвой точки.

— Мне казалось, что вы уволили всех своих слуг, — холодно заметил Найал.

— Мне не нужны воры! — пылко вскричал Вашингтон. — Пусть лучше у меня вовсе не будет слуг, чем такие, которым я не могу доверять.

— В нем заложена большая колдовская сила, — сказал Найал, указывая на кокосовый орех в руках у Вашингтона. — Магия Ороколы. Их часто используют в округе и, может быть, в долине Бава тоже. Сами по себе они не приносят вреда, но, если знать нужные заклинания и набить их особыми травами, они могут исполнить практически все. Если повесить орех на дверь, он оградит вас от воров.

— Ваша насмешка неуместна, — ледяным тоном проговорил Вашингтон.

Найал встал.

— Что ж, в другой раз будете говорить начистоту. У нас маленький город, и все здесь на виду, особенно такой человек, как вы, пренебрегающий условностями. Здешний климат плохо действует на вас. Вы просто комок нервов. За два последних месяца вы перессорились со всеми знакомыми. Вы очень взвинчены, пора вам отсюда выбираться. Вы не хуже меня знаете, что случается с людьми в таком положении. Вам не осилить здешней жизни. Не валяйте дурака, уезжайте!

Он говорил правду, и Вашингтон не нашел возражений. Он уже не сердился. Он чувствовал себя измотанным и побежденным. Он подумал о Сильвии, и ему захотелось очутиться рядом с ней. Он выбежал из кабинета.

Когда Энтони Найал снова посмотрел на стол, маленького кокосового ореха там уже не было.