Онлайн чтение книги Бенони Benoni
IV

По весне Мак напрямки сказал ему:

— Вот что я тебе скажу, дорогой мой Хартвигсен, пора тебе жениться.

Заслышав эти слова, Бенони из кокетства напустил на себя смиренный вид и ответил:

— Да кому ж я такой нужен?

— Ну, ясное дело, ты должен выбрать себе ровню, а не бросаться очертя голову, — невозмутимо продолжал Мак. — Есть у меня на примете одна дама. Впрочем, об этом мы сегодня говорить не станем. Ты мне лучше скажи, Хартвигсен: терпел ли ты большие убытки с тех пор, как связался со мной?

— Убытки?

— Меня, знаешь ли, вот что удивляет: ты ведь изрядно заработал, а помещать свои деньги у меня и не думаешь.

— Не так уж много я и заработал.

— Значит, ты всё прячешь в сундук? Странно, странно. Как твои родители хранили деньги у моих, так и тебе надо бы хранить их у меня. Не то чтобы у меня была в том корысть, но так заведено.

Бенони ответил уклончиво:

— Просто старые люди передали мне свои страхи.

— Страхи? Они, верно, рассказывали тебе про всякие банкротства после войны? Мой отец был крупный коммерсант. Он и не обанкротился. А я, по-моему, тоже не из мелких и тоже не банкрот. Надеюсь и впредь с Божьей помощью...

— Я и сам думал принести господину свои гроши.

Тут Мак снова подошёл к окну, задумался, а потом начал говорить, спиной к Бенони:

— Весь посёлок ходит ко мне, я им всё равно как родной отец. Они приносят мне свои шиллинги и оставляют, пока шиллинги не понадобятся им снова, а я даю им расписку со своим именем: Сирилунн, дня такого-то и такого-то, Фердинанд Мак. Проходит время, когда долгое, когда короткое, люди являются снова и просят свои деньги обратно, вот расписка, говорят они. Ну ладно, я отсчитываю деньги, пожалуйста, получите. А они мне говорят: что-то их больно много. Мы тебе меньше оставляли. А это проценты — отвечаю я.

— Да, проценты, — невольно повторил Бенони.

— Разумеется, проценты. Мне нужны деньги, и я их зарабатываю, — с этими словами Мак отвернулся от окна. — А вот у тебя, Хартвигсен, денег куда больше. И потому я выдам тебе не простую расписку, а составлю закладной лист по всей форме. Я говорю это потому, что так я делаю. Нельзя обращаться с людьми состоятельными, как с мелюзгой, у людей состоятельных должна быть уверенность. Твои деньги — это не такая сумма, которую я могу безо всякого достать из кармана и вернуть тебе по первому требованию, вот почему ты отдашь деньги под заклад Сирилунна со всем его добром и пароходством.

— Помилуйте, господин Мак! — вскричал растерянный Бенони. Потом, словно желая смягчить такую свою непочтительность, добавил: — Я думаю, господину не надо так говорить, это уже слишком.

С детских лет, сколько Бенони себя помнил, о Маке из Сирилунна и о его богатстве не было двух мнений. Одни только торговые склады и пристань, мельница и винокурня, причалы, пекарня и кузня стоят во много раз больше, чем жалкие сбережения Бенони, а к этому ещё надо добавить самое усадьбу с живорыбными садками, с болотами морошки, с сушильнями.

Но к вящему смущению Бенони Мак продолжал снисходительно и ласково:

— Я просто хочу сказать, как это делается у меня. И значит, ты можешь быть спокоен за свои деньги. Впрочем, довольно об этом.

Бенони, заикаясь:

— Дорогой господин, дайте мне срок обдумать ваши слова. Если б меня в своё время не застращали старики... Но, конечно, раз вы... Сам-то бы я не прочь...

— Довольно об этом. Ты знаешь, о чём я думал, пока стоял у окна? О моей крестнице Розе Барфуд. Почему-то она пришла мне на ум. А ты о ней не думал, Хартвигсен? Удивительное это дело с молодёжью. Она уехала на юг после Рождества, собиралась пробыть там целый год, а сама уже вернулась. Может, её что-нибудь тянет домой? Ну ладно, Хартвигсен, до свидания. И обдумай это насчёт денег, обдумай, если захочешь. Только если сам захочешь...

Но дальше всё обернулось так, что Бенони и сам носа не казал, и денег своих не приносил Маку. Не беда, пусть доспеет, верно, думал про себя Мак, этот скользкий угорь во всяких делах и делишках, пусть себе мешкает с ответом, верно, думал Мак. А послать к Бенони гонца ему и в голову не приходило.

Бог не обидел Бенони разумом, он прекрасно понял намёки Мака насчёт Розы, пасторской дочери. Поразмышляв несколько дней и ночей, он мало-помалу раззадорился и решил не связываться с Маком, а действовать на свой страх и риск. Ну какой он хозяин тому богатству, которое хочет навязать ему Мак, откуда оно возьмётся, это богатство? О нет, Бенони был далеко не дурак.

Вырядившись в две куртки и нарядную рубашку, он пошёл сперва лесом, потом перевалил через гору. Путь он держал прямиком в пасторат, а пастору по его расчётам следовало быть в соседней, соподчинённой церкви.

Для начала он прошёл на кухню и сообщил, что едет по делам, ему надо съездить через пролив, так вот не уступит ли ему пастор на время свою лодку.

А пастора нет дома, ответили девушки.

Тогда, может быть, фру пасторша или фрёкен Роза дома? Передайте им поклон от Бенони Хартвигсена.

Лодку он получил, но ни фру пасторша, ни фрёкен Роза не вышли к нему и не сказали: «А-а, Хартвигсен, здравствуй, здравствуй! Милости просим зайти в комнаты».

Зряшная затея, подумал Хартвигсен. Он перебрался через пролив, побродил какое-то время по лесу, вернулся обратно и снова заглянул на кухню, чтобы поблагодарить за лодку.

Всё с тем же результатом. Хозяева так и не показались.

Совсем зряшная затея, подумал Бенони, переваливая через гору по пути домой. Пусть он твёрд и удачлив во многих делах, но с важными господами он всегда оставался робким и неумелым. «Как же мне быть? — рассуждал он дальше. — То ли подобрать себе жену по своему достатку, то ли посвататься к одной из прежних подружек и вместе с ней опуститься на дно?».

Дома дел было невпроворот. Четыре плотника подрядились выстроить у него большой навес для баркасов, но охоты заниматься делами совсем не было, недовольство всё росло, он стал очень недоверчивый и про себя подозревал, что люди собираются по-прежнему называть его Бенони, а не Хартвигсен. Чем же он навлёк на себя такое поношение?

Однажды Мак сказал ему:

— Вот ты строишь навес, а навес тебе без надобности. Для твоего баркаса всегда найдётся свободное место под моим навесом. А тебе надо бы совсем другое: тебе надо бы сделать пристройку к дому. Если ты в добрый час надумаешь жениться, тебе понадобятся ещё комнаты. Дамы это любят.

Они ещё малость потолковали об этом, и вдруг Бенони осенила мысль, что надо немедля сходить домой и принести деньги, — это самое малое, чем он может доказать Маку своё доверие. По дороге домой он снова всё обмозговал и взвесил: при огромном закладе, под который Мак возьмёт от него деньги, его шиллингам ничто не угрожает, напротив, он станет как бы тайным компаньоном Мака и совладельцем Сирилунна. Ох, деньги, деньги, когда судьба благосклонна, она и бедняка делает царём.

Бенони вернулся и приволок своё богатство, тяжёлый мешок серебра. Бенони не стал жаться, раз уж Мак так высоко его ставит и считает богачом, пусть не испытает разочарования. Вот почему Бенони приложил даже норвежские талеры, чтобы получилось ровным счётом пять тысяч, то есть вполне значительная сумма.

— Господи Исусе! — воскликнул Мак, чтобы польстить ему.

— Вы уж не посетуйте за такой жалкий вклад. Больше не сыскалось, — промолвил Бенони, напыжась от гордости.

Но Мак решил не давать ему спуску.

— У тебя, никак, серебро? Бумажки ведь тоже идут по номиналу.

— Куда идут?

— По номиналу — это значит, что они ничуть не хуже серебра. Да ты ведь и сам знаешь. Хотя, впрочем, серебро лучше.

— Я просто думал, что принёс хорошие деньги, и бумажки и серебро, — сказал Бенони, малость обескураженный.

И снова Мак не дал ему спуска и коротко сказал: «Ну да», — после чего принялся считать. Подсчёт занял много времени, на столе сперва вырастали столбики талеров, столбики сгребались в кучу, а куча вновь исчезала в мешке. Потом были отдельно подсчитаны бумажные деньги, а потом Мак, с полной торжественностью подойдя к делу, написал большое долговое обязательство.

— Спрячь хорошенько этот документ, — многозначительно сказал он Бенони.

Но тут произошло и ещё одно не менее важное событие: Роза, пасторская дочь, не только пожаловала в Сирилунн, но и поглядела прямо в лицо Бенони добрым и проникновенным взглядом, словно много о нём думала. А потом она и вовсе заявилась к нему в отлив и сказала:

— Я просто хотела посмотреть на твой новый навес.

— Не так он и велик, чтобы вам его показывать, — сказал Бенони, не умея совладать со своим смущением и радостью. Немного оправившись от смущения, он сказал: — Я ещё хочу и комнаты пристроить.

— Да что ты говоришь! И сколько же комнат ты хочешь пристроить?

— Ну, я думал гостиную и ещё спальню, — осторожно ответил Бенони.

— Это ты хорошо придумал, — сказала фрёкен Роза приветливо. — А после этого ты, верно, женишься?

— Уж как получится.

— Я, конечно, не знаю, какова она, та, которая здесь поселится, но на твоём месте я бы построила спальню большую и светлую.

— Да, да, — ответил Бенони, — вам бы это понравилось?

— Да.

Тут Бенони расхрабрился и, прежде чем она ушла, сказал:

— Не побрезгуйте, придите взглянуть, когда всё будет готово.

И вот Бенони построил гостиную и большую спальню, причём даже малость перестарался и построил спальню тех же размеров, что и гостиную. Когда Роза пришла посмотреть, у Бенони сердце запрыгало, как у зайца, при мысли, что он сделал что-то не то. Но Роза держала себя приветливо, как и в первый раз, и заявила, что точно так она всё это себе и представляла.

Именно тут ему следовало бы вымолвить одно словечко, но он его не вымолвил. Вместо того он вечером пошёл к Маку и попросил сказать это словечко Розе вместо него, конечно, если Мак видит здесь хоть малейшую возможность.

В кратких словах Мак чётко изложил суть дела, слегка улыбнулся обоим и вышел из комнаты.

И они остались вдвоём.

— Скажу тебе по чести, Бенони, я не думаю, что из этого выйдет что-нибудь путное, — прямо ответила Роза. — Я долгое время была помолвлена с одним человеком на юге, и не случайно я так часто уезжала из дому.

— Может, вы за него и собираетесь замуж?

— Нет, из этого ничего не выйдет. С ним у меня никогда ничего не выйдет.

— Тогда, может, вы не откажетесь от меня? Но я именно таков, как сижу здесь перед вами. Я простой человек. Стало быть, мне здесь ждать нечего.

Роза задумалась, изредка помаргивая.

— А если попробовать? По мнению крёстного, я именно так и должна поступить. Но для начала признаюсь тебе честно, — с улыбкой добавила она, — что не ты моя первая любовь.

— Нет, нет, об этом я и не мечтаю, но мне до этого нет дела, — отвечал Бенони по своему разумению.

Короче, они ударили по рукам...

В последующие недели люди немало судачили об этом удивительном событии, о том, что хотя здесь, может, и виден промысел Божий, но всё равно как-то странно... А в доме у пономаря выражались без обиняков: Божий промысел, говорите? Никакой не промысел, а селёдка. Не разбогатей Бенони на сельди, не видать бы ему Розы как своих ушей.

У них ведь подрастал свой сын, и он скорей был бы парой для Розы.