Онлайн чтение книги Беовульф. Старшая Эдда. Песнь о Нибелунгах.
Песнь 11-20

Хродгар вышел,

   за ним дружина,

опора Скильдингов,

   прочь из зала;

возлег державный

   на ложе Вальхтеов

в покоях жениных;

   уже прослышали

все домочадцы,

   что сам Создатель

охрану выставил

   в хоромах конунга,

дозор надежный

   противу Гренделя.

Гаутский воин,

   душа отважная, 670

снял шлем железный,

   себя вверяя

Господней милости

   и силе рук своих,

кольчугу скинул

   и чудно скованный

свой меч отменный

   на время боя

отдал подручному

   на сохранение.

Всходя на ложе,

   воскликнул Беовульф,

гаут могучий,

   врагу в угрозу:

«Кичится Грендель [44]678 след. Слова Беовульфа входят в ритуал битвы: перед сражением противники старались сокрушить друг друга грозной похвальбой (для которой в древнеанглийском даже было специальное слово). Необычно здесь лишь то, что похвальба звучит до появления врага (но после прихода Гренделя ее уже было бы не произнести!).

   злочудищной силой,

но я не слабей

   в рукопашной схватке!

Мне меч не нужен! —

   и так сокрушу я 680

жизнь вражью.

   Не посчастливится

мой щит расщепить ему, —

   хотя и вправду

злодей не немощен! —

   я пересилю

в единоборстве,

   когда мы сойдемся,

отбросив железо,

   коль скоро он явится

нынче ночью!

   Над нами Божий,

Господень свершится

   суд справедливый —

да сбудется воля

   Владыки Судеб!»

Склонил он голову,

   высокородный,

на пестроцветное изголовье,

   вокруг мореходы 690

легли по лавам

   в палате для пиршеств;

из них ни единый

   не чаял вернуться

под кров отеческий,

   к своим сородичам

в земли дальние,

   их вскормившие,

ибо знали,

   как много датских

славных витязей

   в этом зале

было убито.

   Но Бог-заступник,

ткач удачи,

   над ратью гаутской

вождем поставил

   героя, чья сила

верх одержала

   над вражьей мощью [45]В древнеанглийской поэзии, и особенно в «Беовульфе», исход события очень часто предсказывался заранее. Слушателей заботил не столько традиционный сюжет (хотя и он был далеко не безразличен), сколько встреча с любимыми персонажами, обсуждение понятных всем ситуаций и мастерство сказителя. 700

в единоборстве, —

   воистину сказано:

Бог от века

   правит участью

рода людского!

   Исчадие ночи

вышло на промысел;

   воины спали, [46] …воины спали…  — То, что гауты могли уснуть в такую ночь, кажется необъяснимым. Но тем более величественно предстает фигура бодрствующего Беовульфа.

уснула охрана

   под кровлей высокой,

из них лишь единый

   не спал (известно,

без попущенья

   Судьбы-владычицы

хищная тварь

   никого не утащит

в кромешное логово),

   на горе недругу

он ждал без страха

   начала схватки. 710

Из топей сутемных

   по утесам туманным

Господом проклятый

   шел Грендель

искать поживы,

   крушить и тратить

жизни людские

   в обширных чертогах;

туда поспешал он,

   шагая под тучами,

пока не увидел

   дворца златоверхого

стен самоцветных, —

   не раз наведывался

незваный к Хродгару,

   сроду не знавший

себе соперника,

   не ждал и нынче,

найти противника,

   дозор дружинный 720

в ночных покоях.

   (Шел ратобитец

злосчастный к смерти.) [47] Шел ратобитец // злосчастный к смерти.  — Третий разговорится о том, что Грендель идет в Хеорот. Это нагнетает напряженность, создает впечатление неотвратимости смертельной схватки. На самом же деле схватка с Гренделем не была для Беовульфа слишком тяжелой. Последующие встречи с матерью Гренделя и драконом стоили ему несравненно больших усилий. Но искусственно созданная поэтом атмосфера ужаса (совершенно отсутствующая там, где противник действительно могуч) маскирует легкость победы. Также и роскошный пир назавтра после битвы подчеркивает важность случившегося. И действительно, хотя и давшаяся ему сравнительно легко, эта битва — кульминация всей жизни Беовульфа, тот последний момент в ней, когда, сражаясь с исчадиями ада, чудовищами и силами зла, он еще чувствует свое превосходство. Грендель не случайно называется злосчастным: своими преступлениями он обречен на гибель и одиночество, и у сказителя, хорошо знающего, что значит изгнание для любого смертного, порой прорывается нечто, похожее на сочувствие к нему.

   Едва он коснулся

рукой когтелапой

   затворов кованых —

упали двери,

   ворвался пагубный

в устье дома,

   на пестроцветный

настил дворцовый

   ступил, неистовый,

во тьме полыхали

   глаза, как факелы,

огонь извергали

   его глазницы.

И там, в палатах,

   завидев стольких

героев-сородичей,

   храбрых воителей, 730

спящих по лавам,

   возликовал он;

думал, до утра

   душу каждого,

жизнь из плоти,

   успеет вырвать,

коль скоро ему

   уготовано в зале

пышное пиршество.

   (После той ночи

Судьба не попустит —

   не будет он больше

мертвить земнородных!)

   Зорко высматривал

дружинник Хигелака

   повадки вражьи,

стерег недреманный

   жизнекрушителя:

чудище попусту

   не тратило времени! 740

тут же воина [48] … тут же воина…  — Много позже, из рассказа вернувшегося домой Беовульфа (ст. 2076), станет известно имя воина — Хандскио (Рукавица). В поэме есть несколько эпизодов, рассказанных дважды и даже трижды, и каждый раз описание варьируется и возникают дополнительные подробности. Гибель соплеменника дает Беовульфу мотив личной мести в битве с Гренделем, но современного читателя поражает, что Беовульф не вступился за Хандскио, а неподвижно следил за происходящим со своего ложа.

   из сонных выхватив,

разъяло ярое,

   хрустя костями,

плоть и остов

   и кровь живую

впивало, глотая

   теплое мясо;

мертвое тело

   с руками, с ногами

враз было съедено.

   Враг приближался;

над возлежащим

   он руку простер,

вспороть намерясь

   когтистой лапой

грудь храбросердого,

   но тот, проворный,

привстав на локте,

   кисть ему стиснул, 750

и понял грозный

   пастырь напастей,

что на земле

   под небесным сводом

еще не встречал он

   руки человечьей

сильней и тверже;

   душа содрогнулась,

и сердце упало,

   но было поздно

бежать в берлогу,

   в логово дьявола;

ни разу в жизни

   с ним не бывало

того, что случилось

   в этом чертоге.

Помнил доблестный

   воин Хигелака

вечернюю клятву:

   восстал, угнетая 760

руку вражью, —

   хрустнули пальцы;

недруг отпрянул —

   герой ни с места;

уйти в болота,

   зарыться в тину

хотело чудище,

   затем что чуяло,

как слабнет лапа

   в железной хватке

рук богатырских, —

   так обернулся

бедой убийце

   набег на Хеорот!

Гром в хоромах,

   радости бражные

вмиг датчанами,

   слугами, воинами,

были забыты;

   в гневе сшибались 770

борцы распаленные:

   грохот в доме;

на редкость крепок,

   на диво прочен

был зал для трапез,

   не развалившийся

во время боя, —

   скобами железными

намертво схвачен

   внутри и снаружи

искусно построенный;

   в кучу валились

резные лавы,

   скамьи бражные

(об этом люди

   мне рассказали), [49] …об этом люди мне рассказали…  — Обычная эпическая формула такого рода, ссылка на вполне естественный и, как казалось, надежный источник, ибо история у древних германцев неотделима от эпоса (ср. вст. ст. стр. 6). И Беовульф узнал о Гренделе из песен.

допрежде не знали

   мудрые Скильдинги,

что крутоверхий,

   рогами увенчанный 780

дом дружинный

   не властна разрушить

рука человеческая —

   это под силу

лишь дымному пламени. [50] …это под силу лишь дымному пламени.  — Намек на то же событие, что и в ст. 81 (см. прим. к нему).

   Громом грянули

крики и топот;

   жуть одолела

северных данов, [51] Северных данов.  — Скильдинги называются в поэме и северными, и южными, и западными, и восточными данами.

   когда услыхали

там, за стенами.

   стон и стенания

богоотверженца —

   песнь предсмертную,

вой побежденного.

   вопль скорбящего

выходца адского.

   Верх одерживал,

гнул противника

   витязь незыблемый, 790

сильнейший из живших

   в те дни под небом.

Причины не было

   мужу-защитнику

щадить сыроядца,

   пришельца миловать, —

не мог он оставить

   в живых поганого

людям на пагубу.

   Спутники Беовульфа

мечами вращали,

   тщась потягаться,

сразиться насмерть

   за жизнь дружинного

вождя, воителя

   всеземнознатного:

в толпу стеснившись,

   они обступили

врага, пытались,

   мечами тыча, 800

достать зломогучего,

   о том не ведая,

что ни единым

   под небом лезвием,

искуснокованым

   клинком каленым

сразить не можно

   его, заклятого, —

он от железных [52] …он от железных мечей, от копий // заговорен был…  — Когда Беовульф решил победить Гренделя лишь силой своих рук (ст. 678 след.), он не мог знать, что меч и не помог бы ему. Рукопашная — излюбленный Беовульфом способ сражения (ср. прим. к ст. 2500 след.). Фольклористы заметили, что эта черта героя англосаксонского эпоса восходит к древнейшему источнику поэмы, а именно к сказке о медведе (медведю же естественно удушать противников в своих объятиях). Действительно имя Беовульф может толковаться как «волк пчел», т. е. как кеннинг для медведя. Но «Беовульф» — художественное произведение, и в нем существенны не напластования источников (каждый сюжет имеет корни в других сюжетах), а поэтические мотивы, и гораздо важнее понять, какую роль играет в характеристике героя отказ от оружия, чем установить литературное происхождение этого хода. Для аудитории поэмы история вопроса не могла быть интересной.

   мечей, от копий

заговорен был, —

   но этой ночью

смерть свою встретил

   он, злосчастливый,

и скоро мерзкая

   душа, изыдя

из тела, ввергнется

   в объятия адские.

Враг нечестивый,

   противный Богу, 810

предавший смерти

   несметное множество

землерожденных,

   теперь и сам он

изведал смертную

   немощь плоти,

изнемогавший

   в руках благостойкого

дружинника Хигелакова;

   непримиримы

они под небом.

   Неисцелимая

в плече нечистого

   кровоточащая

зияла язва —

   сустав разъялся,

лопнули жилы;

   стяжал в сражении

победу Беовульф,

   а Грендель бегством 820

в нору болотную

   упасся, гибнущий,

в берлогу смрадную

   бежал, предчуя

смерть близкую;

   земная жизнь его

уже кончилась.

   И тотчас даны,

едва он скрылся,

   возликовали:

герой-пришелец

   изгнал злосчастье

из дома Хродгара,

   он, доброхрабрый,

избыл их беды;

   битва умножила

славу гаута,

   слово чести,

что дал он данам,

   герой не нарушил: 830

спас их от гибели,

   исправил участь

людей, не знавших

   удачи в стычках,

избавил скорбных

   от долгострадания, —

тому свидетельство

   люди увидели,

когда победитель

   под кровлей дворцовой

поднял высоко

   плечо с предплечьем —

острокогтистую

   лапу Гренделя.

Наутро толпами

   (так люди мне сказывали)

стали сходиться

   дружины к хоромине:

дальних и ближних

   земель старейшины 840

шли по дорогам

   взглянуть на чудо —

следы чудовища;

   из них ни единого

не опечалила

   кончина недруга.

Следы поведали,

   как, насмерть раненный,

разбитый в битве,

   убрел враг, шатаясь,

и, Богом проклятый,

   свой путь направил

к бучилу адскому —

   в пучине сгинул;

варом кровавым

   вскипели воды,

вспучился омут,

   покрылся пеной,

мутные волны,

   вздымаясь, дымились 850

багровым паром,

   кровью злорадца,

лишенного радостей

   и обреченного, —

геенна приняла

   темного духа.

От топей к дворцу

   повернули старейшины,

к праздничной трапезе;

   за ними ратников,

всадников сила

   на серых конях

шла от болота,

   они возглашали: [53] …они возглашали: да славится Беовульф.  — Таково первое прославление Беовульфа, предшествующее более официальному чествованию на пиру. Фраза о том, что нет другого, кто был бы достойней старшинствовать, пророческая, поскольку Беовульф станет впоследствии князем. Но поэт тактично добавляет хвалу и Хродгару, дабы не противопоставлять их друг другу и не умалять роли конунга. Кроме того, восхваление щедрого и мудрого властителя выглядело вполне естественно, независимо от обстоятельств.

да славится Беовульф

   под этим небом! —

нет другого

   от моря до моря

на юг и на север

   земли срединной, 860

кто бы сравнился

   с ним в добродоблести,

кто был бы достойней

   воестаршинствовать!

(Они и Хродгара,

   вождя любимого,

хвалить не забыли —

   он добрый был конунг!)

Там и наездники,

   быстрые в битвах,

вскачь пускали

   коней буланых,

и приближенный,

   любимец конунга, [54]Сцена возвращения дает представление о том, как слагались древнегерманскими поэтами краткие героические песни о только что происшедших событиях.

славословий знаток

   многопамятливый,

сохранитель преданий

   старопрежних лет,

он, по-своему

   сопрягая слова, 870

начал речь —

   восхваленье Беовульфа;

сочетая созвучья

   в искусный лад,

он вплетал в песнопение

   повесть новую,

неизвестную людям

   поведывал быль —

все, что слышал [55]875 след. …все, что слышал о подвигах Сигмунда… а драконова плоть сгибла в пламени.  — В Песни о Сигмунде история этого героя рассказана поэтом «Беовульфа», быть может, в своем первоначальном виде, но без всяких подробностей. Однако она хорошо известна по «Саге о Вёльсунгах» (русский перевод Б. И. Ярхо, «Academia», 1934). В саге говорится, что у короля Вёльсунга (в «Беовульфе» Сигмунд назван Вёльсингом, т. е. потомком Вельса) были близнецы: мальчик Сигмунд и девочка Сигни. Сигни насильно выдали замуж за гаутского короля Сиггейра. Брак этот оказался роковым для всей семьи, так как Сиггейр зазвал своего тестя в гости и убил там вместе с дружиной, и лишь Сигмунд спасся бегством и поселился в лесу. И он и Сигни стали готовиться к мести. Для Сигни отец, кровный родственник, дороже и ближе, чем муж, и она ждет, когда вырастут сыновья, чтобы использовать их как орудие мести, но сыновья оказались недостаточно мужественными, и тогда Сигни, переодевшись ведьмой, нашла брата в лесу и родила сына от него. Этот мальчик, названный Синфьётли, рос истинным Вёльсунгом. В «Беовульфе» он Фитела, и это имя, хотя и похоже на (Син)фьётли, соответствует ему не полностью. Кроме того, здесь он племянник Сигмунда, и, возможно, перед нами какой-то другой вариант сказания. Когда Синфьётли исполнилось десять лет, мать отослала его к Сигмунду, не подозревавшему, что сын Сигни — это и его сын. Сигмунд и Синфьётли долго прожили в лесу вместе и в конце концов подожгли дворец Сиггейра. Что же касается убийства дракона, то дошедшая до нас скандинавская и немецкая традиция приписывает его не Сигмунду, а его прославленному сыну Сигурду. Сигурд — герой многих песен «Старшей Эдды» («Пророчество Грипира» и след.) и центральный персонаж «Песни о нибелунгах» (где он зовется Зигфридом). В «Старшей Эдде» рассказано о гибели дракона Фафнира (см. «Речи Регина», «Речи Фафнира», а также «Младшую Эдду»; Л., 1970, с. 74–75), но там Сигурд убивает его не на скале, как Сигмунд в «Беовульфе», а в яме, и дракон не сгорает в собственном пламени. Эпизод с драконом имеет столь же определенное отношение к будущим событиям, как и слова о праве Беовульфа быть князем, ибо, вернувшись на родину, Беовульф сразился с огнедышащим драконом, и эта последняя схватка стала величайшим из его подвигов.

   о подвигах Сигмунда,

о скитаниях, распрях,

   победах Вёльсинга.

К месту он помянул

   вероломство и месть,

к месту — верность

   племянника, Фителы,

в ратном деле

   неразлучимого

с дядей: рядом

   во всякой сече 880

были оба,

   рубились конь о конь

их мечами

   несчетное множество

на чуже нежити

   было посечено.

Слава Сигмунда

   немало выросла

после смерти его:

   разнесла молва,

как с драконом —

   кладохранителем

он сходился,

   бесстрашный в сражении,

под утесами темными

   (там без Фителы

сын достойного

   ратоборствовал),

и ему посчастливилось:

   остролезвый клинок, 890

благородный меч

   поразил змеечудище,

пригвоздил к скале,

   и дракон издох;

тут по праву сокровищем

   завладел герой,

воздаяньем за труд

   было золото:

он на грудь ладьи

   драгоценный груз

возложил и увез,

   Вельса доблестный сын;

а драконова плоть

   сгибла в пламени.

И пошла по земле

   молва о нем,

широко средь народов

   стал известен он,

покровитель воинства,

   добродеятель. 900

А допрежде того Херемод [56] А допрежде того… чем неправедный Херемод!  — О Херемоде (имя которого означает «воинственный дух»), сыне неизвестного нам датского короля Эггвелы, будет еще рассказано в прощальной речи Хродгара (ст. 1709 след.). Херемод, упоминающийся и в других источниках, — великий герой, но его деспотизм и скупость сделали его проклятьем для подданных. Хотя сказано (ст. 913), что Херемод правил в землях Скильдингов (в подлиннике он прямо назван благородным Скильдингом), имя Скильдингов употребляется здесь как синоним для данов, поскольку его династия предшествовала династии Скильда, и именно падение и гибель Херемвде, тиноли к тому «безначалию» (ст. 16), спасеньем от которого был приход мифического Скильда. Таким образом, Беовульф сравнивается со знаменитейшими героями прошлого: Сигмундом и Херемодом, что само по себе большая честь, но Песнь о Херемоде с ее откровенной концовкой — это еще и история с моралью: певец предупреждает Беовульфа, что и до него были славные мужи, но чрезмерная гордость может погубить и достойного.

   растерял храброту,

мощь души и рук,

   и подпал под власть [57] …и подпал под власть адской силы…  — В подлиннике темное место. Может быть, оно действительно значит, что Херемод погиб и стал добычей дьявола («злолукавого врага»), но не исключена версия, что он бежал от своего народа к ютам и был там убит.

адской силы,

   и был погублен

злолукавым врагом, —

   сокрушили его

бури бедствий —

   стал он бременем

для дружины своей

   и для подданных;

и скорбели тогда

   о судьбе его

многомудрые мужи,

   прежде чаявшие,

что сумеет он

   упасти их от бед;

часто сетовали,

   что наследовал 910

сын отца своего,

   власть державную

над казной и дружиной,

   над людьми и селеньями,

в землях Скильдингов.

   И сказал певец:

полюбился нам

   больше Беовульф,

родич Хигелака,

   чем неправедный Херемод!

По кремнистым дорогам

   гнали всадники

коней взапуски.

   Солнце утренницы [58] Солнце утренницы // воссияло с небес.  — Фактически то же, что в ст. 838: «Наутро толпами…» и т. д. Типичная черта древнего стиля: два одновременных события описаны так, как если бы они шли одно за другим, и нет никакого приема, подчеркивающего, что между ними нет интервала.

воссияло с небес.

   Диву давшиеся

поспешали старейшины

   храбромыслые

в крутоверхий зал.

   Досточестный сам 920

вышел конунг,

   увенчанный славой,

из покоев жены,

   и дружина с ним,

и супруга его,

   с ней прислужницы

шли толпой во дворец

   к ранней трапезе.

Хродгар молвил,

   став на пороге,

когда увидел,

   под златослепящей

кровлей хоромины

   лапу Гренделя:

«За это зрелище

   хвалу Всевышнему

воздать я должен!

   Во мрак страданий

был ввергнут я Гренделем,

   но Бог от века 930

на чудо — чудо

   творит, Преславный!

Еще недавно

   я и не думал

найти спасителя

   среди героев,

сюда сходившихся,

   в мой дом, что доверху,

до самой кровли

   был залит кровью;

из тех прославленных

   мужей премудрых

никто не чаял

   мой дом избавить,

жилье людское,

   от злого призрака,

от адской пагубы.

   Но вот он, витязь,

по воле Создателя

   то совершивший, 940

чего не умели,

   вместе собравшись,

мы, хитромыслые!

   Мать, подарившая

людям воина,

   может гордиться

(родитель добрая

   жива, надеюсь!) —

Судьба-владычица

   ей подарила

сына достойного!

   Тебя же, Беовульф,

из лучших избранный,

   в душе полюбил я,

как чадо кровное, —

   и стал ты отныне мне

названым сыном.

   Ни в чем отказа

в моих владениях

   тебе не будет! 950

Не раз я, бывало,

   за меньшие службы

не столь достойных

   казной одаривал,

не столь отважных,

   как ты, подвигшийся

на небывалый труд.

   Ты сам стяжал себе

всевечную славу!

   И да воздаст Создатель

тебе, как ныне,

   во все дни жизни!»

Ответил Беовульф,

   сын Эггтеова:

«Работе ратной

   мы были рады [59] …мы были рады…  — Беовульф подразумевает свою дружину, тоже, хотя и без пользы, принявшую участие в битве.

и шли без робости,

   презрев опасность,

на встречу с недругом;

   но было бы лучше, 960

когда бы ты мог

   врага убитого

во всей красе его

   здесь видеть:

я, право, думал,

   что тут же брошу

его, изнемогшего,

   иа смертное ложе,

что, крепко стиснутый

   в моих объятьях,

он дух испустит;

   ему, однако,

достало силы

   отсюда вырваться;

Судьба не дала мне

   сдержать бегущего

жизнекрушителя —

   он стал воистину

резв от страха!

   И скрылось чудище, 970

оставив лапу

   ради спасенья —

плечо с предплечьем;

   ныне, однако,

ничто проклятого

   спасти не может,

не заживется

   в поганом теле

душа нечистая:

   теперь злочинный,

отягченный грехами,

   бьется в оковах

предсмертной муки;

   он, тьмой порожденный,

скоро узнает,

   какую кару

ему уготовила

   Судьба-владычица!»

Унферт притихший

   молчал, сын Эгглафа, [60] Сын, Эгглафа — Унферт (ср. ст. 1456). 980

не похвалялся

   своими подвигами,

пока старейшины

   дивились жуткой

руке чудовища,

   что под стропилами

герой подвесил —

   на каждом пальце

огромной лапы

   воителя адского

железный был коготь,

   острое жало

мечеподобное;

   теперь мы видим, —

они говорили, —

   что даже лучший

клинок на свете

   не смог бы сравниться

с когтистой лапой

   человекоубийцы. 990

И было повелено

   ухитить Хеорот;

спешила челядь,

   мужчины и женщины,

прибрать хоромы,

   украсить к трапезе

гостеприимный зал,

   где златовышитые

на стенах ткани

   и дивные вещи

ласкали зренье

   землерожденным.

Но все же стены,

   скобами железными

прочно скрепленные,

   были побиты

и двери сорваны —

   одна лишь кровля

цела осталась,

   когда, собравшись 1000

с последними силами,

   враг злосердый

на волю рвался.

   Не властен смертный

спастись от смерти:

   ему, гонимому

Судьбой, открыта

   одна дорога —

в приют, готовый

   принять земное

души вместилище

   на ложе смерти,

где сон последний —

   отдохновение

от буйного пиршества.

   Настало время

явиться конунгу,

   потомку Хальфдана,

в хоромы править

   праздничной трапезой; 1010

и я не слышал,

   чтоб в зал сходилось

когда-либо столько

   мужей достойных, —

там достославные

   расселись по лавам,

пир начиная.

   Сновали чаши

медовой браги

   среди героев,

собравшихся в Хеорот,

   среди соратников

и родичей конунга

   в зале. где Хродгар

сидел и Хродульф, [61] Хродульф — племянник Хродгара. Он был широко известен в Скандинавии как Хрольф Краки (Жердинка), и именно он, а не Хродгар славился там блестящим двором и подвигами. Хродульф, как следует из скандинавских источников, был сыном младшего брата Хродгара Хальги (см. ст. 60), рано осиротел, и Хродгар с Вальхтеов заменили ему родителей. В те годы, которые описаны в первой части «Беовульфа», Хродгар и Хродульф почти на равных делят королевскую власть. Но поэт несколько раз намекает на предстоящие распри среди Скильдингов. Действительно ли, как принято думать, Хродульф впоследствии попытался захватить единоличную власть и отплатить злом за добро, неясно. Во всяком случае, этот вывод не следует с очевидностью из текста поэмы (ср. прим. к ст. 1181, 1228, 2166 след.). —

   еще не изведали

распрей Скильдинги

   междоусобиц и вероломства.

Наследник Хальфдана

   пожаловал Беовульфу 1020

знак победный —

   ратное знамя,

стяг златовышитый —

   и шлем с кольчугой;

многие видели

   и меч знаменитый,

ему подаренный.

   Беовульф поднял

заздравную чашу:

   дары такие

принять не стыдно

   в глазах дружины;

и я немногих

   встречал героев

в иных застольях,

   кто был бы достоин

тех четырех

   златозарных сокровищ!

Сетью железной

   по верху обвитый, 1030

шишак тот служит

   надежным кровом,

спасая голову

   от остролезвого

меча, разящего

   в жестокой сече,

когда воитель

   идет на недругов.

Еще, по воле

   военачальника,

восемь коней

   в роскошных соруях

ввели в палату:

   была на первом

ратная упряжь,

   седло, в котором

сидел, бывало,

   сам сын Хальфдана, [62] Сын Хальфдана — Хродгар.

дружиноводитель,

   когда, вступая 1040

в игру мечевую,

   не знал он страха

над грудами трупов

   под градом ударов.

Защитник Ингвинов, [63] Защитник Ингвинов.  — Еще один кеннинг для Хродгара (в ст. 1319 — владыка Ингвинов). Бог Инг почитался древними германцами, а в «Беовульфе» Ингвины означают данов (ср. упоминаемое Тацитом племенное название Ингвеонов).

   желая ратнику

удачи воинской,

   отдал во вечное

владенье Беовульфу

   одежды боя

и коней резвых,

   воздал ему конунг

добромогучий

   за труд, воителю,

казной богатой

   да скакунами —

никто не скажет,

   что плата нещедрая.

И так же каждого

   в той дружине, 1050

которую Беовульф

   привел из-за моря,

глава старейшин

   в пиру приветил

дарами бесцепными;

   и цену крови, [64] …и цену крови… покрыл вождь золотом.  — Хродгар заплатил вергельд за Хандскио (см. прим. к ст. 741), так как в момент гибели тот находился у него на службе.

пролитой Гренделем,

   покрыл вождь золотом.

Не будь Судьба их

   вершима Богом,

не будь героя

   доблестносердого,

убийца с радостью

   избил бы многих!

Но род человеческий

   ходит под Господом,

поэтому лучшее в людях —

   мудрость,

души прозорливость,

   ибо немало 1060

и зла и радостей

   здесь уготовано

любому смертному

   в дни его жизни.

Сливались музыка

   и голос в песне

перед наследным

   престолом Хальфдана;

тронул струны

   сказитель Хродгаров,

дабы потешить

   гостей в застолье

правдивым словом

   песнопредания,

былью о битве

   с сынами Финна,

как воину Хальфдана

   Хнафу Скильдингу [65]Поскольку в рукописи нет знаков препинания, то неизвестно, где начинается застольная песня. Ее начало можно отнести и несколько выше (к ст. 1063). Вся песнь в целом известна как Финнсбургский эпизод. Хотя распря, которой посвящен эпизод, описана с большей обстоятельностью, чем подвиги Сигмунда и падение Херемода, и здесь много туманных мест, а кульминация всего рассказа может толковаться по-разному. Кроме Финнсбургского эпизода в «Беовульфе», известен еще так называемый Финнсбургский отрывок в 48 строк (без начала и без конца). В нем те же персонажи участвуют как будто в той же битве, что и в эпизоде, но там мы застаем события на несколько более ранней стадии развития. Даже если объединить оба текста, остается неясным, что вызвало раздор между данами и фризами (однако ср. конец прим. к ст. 2025 след.). Очевидно лишь, что фризский король Финн женат на датской принцессе Хильдебург и что у них взрослый сын (взрослый, чтобы принять участие в сражении, т. е. ему должно быть хотя бы 14–15 лет). Из отрывка мы узнаём, что ранним утром отряд из 60 данов под предводительством короля Хнафа подвергся нападению фризских воинов короля Финна, у которого они были в гостях. Было ли нападение предумышленным и участвовал ли в нем с самого начала Финн, сказать невозможно. Битва продолжалась пять дней и (отсюда начинается эпизод) стоила многих жизней обеим сторонам. Не в силах одержать победу, обескровленный Финн заключает перемирие с Хенгестом (который, видимо, принял на себя командование данами после гибели Хнафа). Мертвых с положенными почестями сжигают на костре, а Хенгест с немногочисленной дружиной остается у Финна ждать, когда вскроется море и можно будет уплыть домой. Дальнейшее спорно. Либо даны Гудлаф и Ослаф нарушают условия перемирия и оскорбляют фризов, после чего военные действия возобновляются, Финн убит, а Хильдебург и большую добычу увозят на родину. Либо Гудлаф и Ослаф сначала едут за подмогой и потом мстят Финну. Но в любом случае очевидно, что события изложены с датской точки зрения, а песнь призвана прославить стойкость и мужество данов.

смерть суждена была

   на поле фризском; 1070

«Воистину, Хильдебург [66] Воистину, Хильдебург тогда не радовалась // ни доблести фризов, ни мощи данов…  — Яркий пример так называемой литоты, когда сознательно говорится меньше, чем подразумевается: Хильдебург не только не радовалась случившемуся, но должна была быть подавлена горем, так как погибли ее сын и брат. Стиль «Беовульфа» изобилует литотами.

   тогда не радовалась

ни доблести фризов,

   ни мощи данов,

когда любимые

   и сын и брат ее, [67] Брат ее — Хнаф (см. прим. к ст. 1069).

оба пали

   в противоборстве,

проколоты копьями, —

   жена несчастливая

свою оплакала

   долю, дочь Хока,

когда наутро

   она увидела

вождей дружинных

   мертвых, лежащих

под небом, где прежде

   лишь радости жизни

она знавала.

   Война истратила 1080

войско Финна —

   осталась горстка

в его хоромах. —

   и он не смог бы,

подняв оружие

   противу Хенгеста,

спасти последних

   своих воителей;

тогда, смирившись,

   решил oн данам

отдать половину

   зала для трапез

и дома дружинного,

   дабы жилищем

равно владели

   даны и фризы;

еще обещался

   наследник Фольквальда [68] Наследник Фольквальда — Финн (Фольквальд — его отец).

дарами, как должно,

   приветить данов: 1090

дарить чтодневно

   героям Хенгеста

пластины золота,

   каменья и кольца,

а вместе и честь

   воздавать им в застолье,

равно как и фризской

   своей дружине.

На том порешили,

   и мир нерушимый

скрепили клятвой:

   поклялся Хенгесту

Финн, что будут

   его старейшины

править ратями

   так, чтобы ратники

словом ли, делом,

   по злому ли умыслу

согласья не рушили,

   чтобы дружинники, 1100

те. чья участь

   по смерти конунга

жить под убийцей

   кольцедарителя, [69] …жить под убийцей кольцедарителя…  — Это состояние было особенно невыносимо для оставшихся в живых и противоречило законам древнегерманскои этики. Поэтому специально оговаривалось, что фризы не будут насмехаться над данами за такой позор.

ни слова злобы

   не смели вымолвить;

если ж из фризов,

   помянув старое,

распрю новую

   кто посеет —

меч без жалости

   его жизнь решит!

Так зарок был дан.

   И тогда на костер [70] И тогда на костер // золотые сокровища вместе с воином были возложены…  — Обычный способ хоронить убитых. Погребение как основной способ захоронения утвердилось у германцев вместе с христианством. Здесь и в некоторых других местах поэт забывает, что даны по его версии — христиане.

золотые сокровища

   вместе с воином,

с героем Скильдингом

   были возложены:

люди видели

   окровавленные 1110

битв одежды

   железотканые

с кабаном позолоченным

   на груди вождя

среди многих воителей,

   в сече сгибнувших.

По желанию Хильдебург

   там, на ложе огня,

рядом с Хнафом лежал

   сын ее благородный,

дабы плоть его

   вместе с дядиной

жар костровый истлил;

   погребальный плач [71] … погребальный плач // затянула она…  — Часть похоронного ритуала. Беовульфа тоже сжигают под причитанья плакальщицы (3150 след, и прим.).

затянула она,

   вой скорбящей жены,

и взметнулся дым,

   в поднебесье огонь,

пламя под облака:

   кости плавились, 1120

кожа углилась,

   раны лопались

и сочилась кровь.

   Так пожрал дух костра,

пламя алчное,

   лучших воинов

двух враждебных племен —

   и не стало их.

И спешила дружина,

   рать скорбящая,

разойтись по домам

   в ютских землях,

в пределах фризских;

   сам же Хенгест,

доверясь клятве,

   время зимнее

вредотворное

   вместе с Финном провел,

об отчизне печалуясь;

   и закрылись пути 1130

кольцегрудых ладей —

   воды вспучились,

ветром взбитые,

   а затем во льды

заковал их мороз.

   Но пришла пора,

повернулся год —

   чередой возвращаются

времена с небес

   (так и ныне!)

на земли смертных, —

   стаял зимний покров,

зеленели поля,

   и сбирался в путь

гость с чужбины;

   но чаще на мысли

приходила ему

   не морская тропа,

но кровавое мщение —

   в новой схватке 1140

он фризам попомнил бы

   встречи прежние!

Потому не отверг он

   Хунлафинга [72] Хунлафинг.  — Что такое Хунлафинг, не вполне ясно. Это может быть человек, потомок Хунлафа (как Скильдинги потомки Скильда), но подобным образом мог называться и меч. Нет даже уверенности, что Хунлафинг — это одно слово, а не сочетание Хун (чье-то имя) и Лавинг (название меча). Неясно и то, кто вручил меч Хенгесту. Поэтому события, предшествующие развязке, в какой-тo мере скрыты от нас. Хорошо понятен лишь исход. В настоящем переводе выбран вариант, который представляется наиболее вероятным.

меч, возложенный

   на колени его,

пламя битвы,

   клинок прославленный

(ютам памятно

   это лезвие!),

от которого

   Финн лютосердый

принял смерть в бою

   во дворце своем.

Так случилось,

   что Гудлаф с Ослафом,

с горькой вестью

   к данам ходившие,

возвратились из-за моря,

   и сердца их исполнились 1150

духом ярости —

   кровь заструилась

в доме Финна,

   и рать была выбита,

и жена его

   стала пленницей.

Было Скильдингам

   чем грузить ладьи —

драгоценностями,

   самоцветами, —

всем, что в доме,

   в хоромах Финна,

отыскать смогли;

   и жену благородную

возвратили они

   из заморья в отечество,

в землю датскую!»

   Так закончил

сказитель песню; 1160

   пир продолжился

за медовым столом,

   и вино — дивных бочек сокровище —

разносил виночерпий.

   Златовенчанная

вышла Вальхтеов

   в зал, где конунг

сидел с племянником

   (не порвались еще

узы кровные),

   а в стопах у владетельных Скильдингов

сел вития

   Унферт, признанный

меж людьми

   многодоблестным,

хоть и был он убийцей

   кровных братьев своих.

И промолвила Вальхтеов:

   «Господин мой,

испей эту чашу,

   о даритель сокровищ, 1170

да возрадуешься

   ты, друг воинов!

Слово доброе

   молви гаутам,

будь с гостями

   не скуп, но равно

дари и ближних,

   приветь и дальних!

Назвал ты сыном,

   так я слыхала,

героя-гаута,

   который ныне

очистил Хеорот

   кольцесверкающий, —

так будь же щедрым,

   покуда можешь! —

когда же срок твой

   придет, оставишь

своим сородичам

   казну и земли! 1180

А добрый мой Хродульф [73] А добрый мой Хродульф поддержит славу // юной дружины…  — после смерти Хродгара. Хотя, как сказано (см. прим. к ст. 1018), вероломство Хродульфа после смерти Хродгара не следует из текста поэмы, беспокойство Вальхтеов и ее почти льстивые слова, обращенные к племяннику, видимо, не случайны, как не случайна и радость, которую она испытывает при известии, что Беовульф, отныне названый сын Хродгара (ст. 948–949), готов оказывать покровительство ее сыновьям.

   поддержит славу

юной дружины,

   коль скоро прежде,

чем он, о Скильдинг,

   ты жизнь покинешь;

сторицей, надеюсь,

   воздаст он нашим

детям за прежнее:

   был сиротой он,

его мы вскормили

   и мы возвысили

нам на радость,

   ему во славу!»

Затем повернулась

   к скамье, где братья,

Хредрик и Хродмунд,

   сыны ее кровные,

сидели средь юных,

   а между ними — 1190

герой гаутский,

   воитель Беовульф.

Ласковым словом,

   чашей медовой

был он привечен,

   а также пожалован

двумя запястьями

   златовитыми

да украшением —

   кольцом ошейным,

какого в жизни

   я и не видывал,

и кто из героев

   владел, не знаю,

подобным сокровищем,

   кроме Хамы, [74] …кроме Хамы… с ожерельем Бросинга…  — Эпизод, видимо, хорошо знакомый слушателям «Беовульфа», сейчас уже почти невозможно восстановить. Эорменрик (он же Эрманарих, Германарих, а в Скандинавии Ёрмунрекк) — знаменитый король остготов. Кто такой Хама, доподлинно неизвестно, хотя он фигурирует и в других источниках. Из текста «Беовульфа» как будто следует, что Хама украл ожерелье у своего конунга. Бросинги, если они тождественны скандинавским Брисингам, — род карликов. Именно их бесценное ожерелье, надетое на богиню Фрейю, скорее всего, упоминается в «Старшей Эдде» («Песнь о Трюме», строфа 15).

который, в дом свой

   внеся ларец

с ожерельем Бросинга,

   бежал от гнева 1200

Эорменрика

   под руку Предвечного. [75] …под руку Предвечного.  — Либо погиб, либо, спасаясь от Эорменрика, принял христианство и умер в монастыре.

Гаутский Хигелак,

   внук Свертинга, [76] Внук Свертинга — Хигелак. Свертинг — его дед или дядя. 1204 след. …в последней битве… смерть похитила.  — О набеге Хигелака на франков в поэме рассказано четырежды (см. еще стихи 2362 след., 2500 след., 2911 след.). Он также описан в старых хрониках (в частности, Григорием Турским) и, несомненно, принадлежит не легенде, а истории. Около 521 г. н. э. Хигелак (Хогилайкус) вторгся во владения западных фризов и добрался по Рейну до земель хаттуариев. Он одержал над ними победу, но на обратном пути был настигнут сильным войском объединенных племен и убит, а флот его, уже нагруженный трофеями и отосланный вперед, полностью уничтожен. Что же касается ожерелья, то по другой версии (ст. 2172 след.), Беовульф подарил его жене Хигелака Хюгд. Либо Хюгд отдала это ожерелье мужу, либо между двумя версиями нет связи (как часто бывает в эпических поэмах большого объема).

тем даром Вальхтеов,

   кольцом был украшен

в последней битве,

   где защищал он

свою добычу,

   стоя под стягом, —

войнолюбивца

   Судьба настигла

в пределах фризских:

   надев на шею

то украшение,

   пришел за море

дружиноначальник,

   но пал под щитами,

и с телом вместе

   убор нагрудный 1210

достался франкам,

   и это сокровище

также стало

   поживой слабейших [77] Слабейших.  — Так иногда называли воинов вражеского племени.

врагов на поле,

   где многих гаутов

смерть похитила.

   Под клики застольные

молвила Вальхтеов,

   стоя меж воинов:

«Владей, о Беовульф,

   себе на радость,

воитель сильный,

   дарами нашими —

кольцом и запястьями,

   и пусть сопутствует

тебе удача!

   Гордись же, воин,

славой и мощью 1220

   и будь наставником

этих юных.

   Не я прославляю —

ты сам прославил

   себя среди смертных

вовек и повсюду,

   вплоть до границы

суши и моря!

   Будь же, воитель,

благоуспешен!

   Живи безбедно!

И я надеюсь,

   ты станешь другом

сынам моим кровным,

   о многорадостный!

Конунгу предан [78] Конунгу предан… мне повинуются!  — Если Вальхтеов действительно предвидит грядущие смуты и потому так настойчиво просит Беовульфа быть защитником ее детей (ср. прим. к ст. 1018, 1181), то эти слова отмечены почти трагической иронией.

   каждый наш ратник,

верен другу

   и кроток духом;

старейшины дружны;

   слуги покорны; 1230

хмельные воины

   мне повинуются!»

Воссела гордая!

   Великолепен был

пир-винопитие;

   и не предвидели,

не знали витязи

   Судьбы злосмертной,

им уготованной,

   когда под вечер

Хродгар на отдых

   в покои конунга

ушел, оставив,

   как должно, в зале,

в чертоге, стражу,

   дозор дружинный.

Служили им ложами [79] Служили им ложами и подголовьями // скамьи дощатые…  — После уничтожения Гренделя воины опять не боятся ночевать в Хеороте (ср. ст. 138–140 и 1671–1673).

   и подголовьями

скамьи дощатые

   (Роком отмечен [80] Роком отмечен // был между ними один брагопийца…  — Имеется в виду любимец Хродгара Эскхере, который погибнет ночью, когда в зал явится мать Гренделя (о нем же идет речь в ст. 1251–1252. и 1290 след.). 1240

был между ними

   один брагопийца);

щиты широкие,

   блестя, стояли

у них в изголовьях;

   на лавах виднелись

высокие шлемы;

   и меч отменный

у каждого воина

   был под рукою,

и сбруя кольчатая.

   Таков обычай

у них, всечасно

   готовых к сече:

и в дальнем походе,

   и в доме отчем —

везде, где опасность

   грозит владыке, —

стоит на страже

   дружина добрая! 1250

Они уснули.

   Из них единый

за сон расплатился,

   как то и прежде

случалось в доме,

   где долго злочинствовал

Грендель, покуда

   казнь по заслугам

его не настигла,

   но скоро люди

о том узнали,

   что недруг по смерти

оставил мстителя

   за кровь, пролитую

в том сражении.

   Выла над сыном

родитель Гренделя - [81] Родитель Гренделя… в болотное логово.  — Поэма ясно распадается на несколько частей, и, видимо, предполагалось, что слушатель может понять сюжет, даже если пропустил начало. Так проще всего объяснить места, в которых кратко и почти в тех же словах, что и раньше, пересказывается содержание предыдущих глав.

   женочудовище,

жившее в море,

   в холодных водах, 1260

в мрачной пучине,

   с тех пор как Каин

мечом зарезал

   отцово чадо,

кровного брата,

   а сам, заклейменный,

утратив радости

   рода людского,

бежал в пустыню

   и там породил

многих проклятых

   существ, подобных

Гренделю-волку,

   ходившему в Хеорот

где с ним и встретился

   ратник сильный,

жаждавший мощью

   с мерзким помериться,

благо от Бога

   дан человеку 1270

дар многославный —

   сила и храбрость;

там, уповая

   на волю Господа,

воин сразился

   и твари адской

воздал, как должно, —

   с позором сгинул

лишенный счастья

   враг земнородных

в болотное логово.

   Но мать страшилища, [82] Но мать страшилища… решила кровью // взыскать с виновных…  — По германским понятиям, она имела на это несомненное право.

тварь зломрачная,

   решила кровью

взыскать с виновных,

   отмстить за сына:

явилась в Хеорот,

   где войско датское

дремало в зале,

   и новые скорби 1280

н страхи прежние

   сулила людям

родитель Гренделя.

   (И все же не слишком

страшна врагиня —

   не так ведь могуча

жена в сражении, [83] …не так ведь могуча // жена в сражении…  — Эта фраза есть, скорее всего, дань естественному представлению, что существо женского пола не приспособлено к ратному труду. На самом, же деле победа над матерью Гренделя далась Беовульфу с гораздо большим трудом, чем над самим Гренделем (ср. прим. к ст. 1569). Любопытно, что в подлиннике мать Гренделя несколько раз называется «он». В древнеисландской литературе к наиболее воинственным героиням тоже изредка применяются эпитеты, естественные для характеристики мужчин (правда, ни об одной из них не сказано «он»).

   как муж, подъявший

молотокованый,

   кровью запятнанный

меч остролезвый,

   дабы с размаху

разбить на вражьем

   шеломе вепря [84] Вепря — см. прим. к ст. 305 и ср. ст. 1327, 2152..)

Щитов достаточно

   нашлось в чертоге,

клинки засверкали

   в руках у воинов

(лишь тот, застигнутый

   врасплох, спросонок 1290

не вспомнил о шлеме,

   о мече и кольчуге);

тогда от дружины

   она бежала,

уйти поспешила,

   жизнь упасая,

но все же успела

   похитить сонного

схватила ратника

   и скрылась в топях.

Она сгубила

   любимца Хродгара,

слугу вернейшего

   из всех старейшин

земель междуморских,

   достойного мужа,

храброго в битвах.

   (Тем временем Беовульф [85] Тем временем Беовулъф // спал после праздника… гаут всеславный.  — Типичный фольклорный мотив: в момент нападения герой отсутствует (иначе сила врага не могла бы проявиться).

спал после праздника

   златодарения 1300

в дальних палатах,

   гаут всеславный.)

Крики в хоромах;

   она похитила

руку Гренделя,

   н вновь злосчастье

вернулось в Хеорот:

   выпал жребий

гаутам с данами

   дань выплачивать

кровью родичей.

   Многострадального

старца-правителя

   скорбь сокрушила,

когда он услышал,

   что умер лучший

из благороднейших

   его соратников.

Тогда поспешно

   к нему был призван 1310

победный Беовульф,

   и рано поутру

военачальник

   со всем отрядом

своих сородичей

   к вождю явился,

дабы услышать,

   какими благами

воздал Создатель

   за прежние муки.

Шагал по плитам

   прославленный в битвах

и с ним дружина

   (дрожали стены)

навстречу мудрому

   старцу-конунгу;

владыку Ингвинов [86] …владыку Ингвинов спросил он, приветствуя, // счастливо ль минула ночь прошедшая.  — Удивительный вопрос, целиком принадлежащий придворному этикету, так как невозможно себе представить, чтобы по дороге в Хеорот воины не рассказали Беовульфу о новой беде.

   спросил он, приветствуя,

счастливо ль минула

   ночь прошедшая. 1320