Онлайн чтение книги Бесчисленные времена
Часть вторая. ЧТО НЕ НАПИСАНО В СКРИЖАЛЯХ

Глава первая

Год четырехсотлетия покорения Англии Непобедимой Армадой подходил к концу в роскоши и великолепии. Зима была мягкой, лишь в канун Нового года ударил морозец, приправленный ветерком, который пощипывал щеки, украшал румянцем и заставлял прохожих ускорять шаги. После захода солнца на улицах Лондреса загоралась иллюминация, они заполнялись лотошниками с орехами, продавцами жареного картофеля и мяса, приготовленного на вертелах.

В сумерках на Темзе состоялся грандиозный спектакль, зеваки устремились сюда тысячами, чтобы увидеть замечательную инсценировку битвы между Непобедимой Армадой и превосходным, но проигравшим, а оттого вызывающим сочувствие английским флотом. За точность деталей следовало поблагодарить Службу Времени.

Консервативные упрямцы громко выражали протесты против представления, оскорбляющего, по их мнению, предков. Но большинство зрителей аплодировало, потому что все считали себя подданными Империи, какая бы кровь ни текла в их жилах — испанская, английская, французская, кровь мохауков, чероки, сиу… Гражданская гвардия быстро навела порядок, и когда показался роскошный баркас с его Всекатолическим Величеством Филиппом IX на борту, по всему Лондресу прокатился восторженный крик приветствий.

Король милостиво улыбался и раздавал поклоны. На борту второго судна следовали кронпринц, его супруга и дети. Третий баркас нес принца Новой Кастилии. На королевском судне было по шестнадцать гребцов с каждого борта, на баркасах его сыновей — по двенадцать, и за одним из весел потел и поругивался дон Мигель Наварро.

Кто бы, черт побери, ни выдумал такую форму почтения королевской фамилии, он должен бы сам потянуть эту лямку со всеми, считал дон Мигель. Но был уверен, что выдумщик сейчас увивается вокруг короля или кронпринца, а не сидит на жесткой скамье.

Хотя они плыли вниз по реке, гребцам приходилось туго — нужно было держать дистанцию с роскошным баркасом короля, а там на восемь гребцов больше, и он не так перегружен. Как жест почтения, идея казалась прекрасной, а воплощенная — была отвратительной.

Церемония — результат многомесячных дворцовых интриг. В этот предновогодний вечер обязанности хозяина исполнял принц Новой Кастилии и Гроссмейстер Службы Времени, а гостями считались его отец, старший брат и орава чужеземных вельмож, из которых высшим по рангу был посол Восточной Конфедерации. Конечно, Службе Времени выпала необычайная честь быть хозяевами праздника, но, как и все королевские милости, она имела свои минусы. Дон Мигель старался не обращать внимания на боль в руках. Коварство владык бывает и более изощренным. Короли Сиама, скажем, желая разорить своих подданных, дарили им священных белых слонов.

Куда приятней было бы провести новогодний вечер в кругу друзей, но — увы! После исполнения роли почетного гребца дон Мигель обязан был весь вечер опекать всяческих знатных идиотов во дворце Гроссмейстера в Гринвиче. Наварро знал, что он не единственный из молодых сотрудников на скамьях гребцов, кто разделяет его мнение.

Вероятно, людям, наблюдавшим с берега роскошную процессию на воде, и в голову не приходит, что кто-то участвует в ней вопреки желанию. Они разойдутся, завистливо вздыхая и мечтая побывать на великолепном празднестве у короля, и каждому захочется стать очень видным, чтобы получать такие приглашения.

А дон Мигель и его товарищи по несчастью сидели на веслах, потели и завидовали простым людям, которые могли разойтись в любую минуту, чтобы провести вечер в кругу семьи или окунуться в звонкое веселье на улицах.

— Я думал, — проворчал он, — что на баркасе принца сиденья вполне бы могли быть помягче!

Его коллега у другого борта, такой же рядовой сотрудник и ровесник, дон Филиппе Бассо сморщил нос.

— Мне кажется, Мигель, что сегодня вечером ты бы с удовольствием смылся из дворца, — предположил он.

— Да, в Македонии было лучше, чем здесь, — кивнул дон Мигель, имея в виду служебную поездку в век Александра Великого. Тогда-то он и познакомился с доном Филиппе…

— Дон Мигель! Держите ритм! — донесся с кормы пронзительный голос Артуро Кортеса. Тот восседал на золотом стуле в роскошнейшем плаще цвета павлиньих перьев, плаще и ослепительно белых бархатных панталонах. Он был Старшим сотрудником Службы, стоящих рангом ниже Генеральных сотрудников, и уже руководил несколькими экспедициями в прошлое. Все знали, что его прочат в преемники Красного Медведя на посту заведующего Выездным отделом. Артуро Кортес где-то раздобыл церемониальный жезл Генерального сотрудника, носить который не имел права, и отбивал им ритм, словно дирижировал гребцами.

Дон Мигель смолчал — он сидел слишком близко к павильону из гобелена, в котором находился принц, — и послушно налег на весло. Когда дон Артуро обратил внимание на другой объект, Филиппе Бассо прошептал:

— Кажется, он тебя недолюбливает, Мигель!

— Кто, дон Артуро? Тут у нас чувства взаимные. Я его тоже не люблю.

— Быстрее, немного быстрее — прокаркал дон Артуро, поднялся и взмахнул жезлом. — Мы отстаем!

Когда баркас мягко причалил к набережной напротив дворца Гроссмейстера, на ягодицах дона Мигеля были синяки, а ладони стерты до крови. Дон Артуро с привычно преувеличенной деловитостью руководил сошествием принца на сушу. Дон Мигель подумал, как противодействовать антипатии, на которую намекал Филиппе. Причина ее была понятна. Он искусно справился с аферой, связанной с контрабандой ацтекской маски, и сегодня надел знак благосклонности Гроссмейстера — воротник, украшенный драгоценными камнями, и звезду ордена Косы и Песочных часов, их старый циник Борромео изобрел лично в качестве эмблемы Службы.

Будь он немного умнее, использовал бы свою награду, чтобы избежать почетной обязанности сидеть на скамье гребца. Но особенно задумываться о том, что не сделано, было не в его натуре. Что толку махать кулаками после драки?

О доне Артуро ходила дурная слава, что он завидует любому молодому сотруднику Службы, если тот достигает громкого успеха. Сегодня дон Мигель убедился, что слухи возникли не на пустом месте. Для собственного благополучия следовало, пожалуй, слегка позаискивать перед доном Артуро, но не сейчас же — поведение Кортеса на баркасе было слишком вызывающим.

— Ты что, собрался просидеть здесь целую ночь, Мигель? — спросил дон Филиппе и хлопнул приятеля по плечу.

Дон Мигель со вздохом поднялся и мрачно осмотрел свои ладони.

— Надо было надеть кожаные перчатки, а не рядиться в шелковые, теперь их можно выбросить. Ну, как бы там ни было, но все кончилось, и на том спасибо. Пойдем, выпьем.

Вместе с Филиппе они ступили на сходни…

Набережная была устлана красным ковром; лестницу, которая вела вверх через зеленые газоны к колоннаде дворца, покрывала ковровая дорожка. По сторонам ступеней стояли гиганты-гвардейцы с пылающими факелами. На ветвях деревьев качались стеклянные шары со свечами внутри, пылая красным, синим и голубым в искусственной листве. Все окна дворца были ярко освещены, лишь окошки двух верхних этажей, где под крышей размещались слуги и рабы, оставались темными. Не светились и окна огромной центральной башни, где стояла личная хроноаппаратура Гроссмейстера. У дона Мигеля было предчувствие, что этой ночью, по крайней мере, одного сотрудника СВ уговорят провести гостя королевской или дворянской крови в башню, дабы показать увлекательную игрушку, а назавтра достойные жалости техники будут вынуждены заняться скучной работой по настройке сложной аппаратуры.

Из дворца доносились звуки музыки. В моде были монотонные мелодии мохауков, сопровождаемые барабанами, а Гроссмейстер как принц Новой Кастилии, естественно располагал лучшими американскими музыкантами.

Через гигантские окна возле входной двери в главный зал дон Мигель видел Генеральных сотрудников Службы, приготовившихся приветствовать короля. Падре Рамона не было, он собирался прийти попозже.

Оба брата королевской крови и кронпринцесса, окруженные щебечущей толпой придворных, проследовали за королем во дворец, а речники Службы собрались отчаливать, чтобы перегнать баркасы в ангары. Они внимательно осматривали снаряжение, как будто высокотитулованные новички нанесли их драгоценным баркасам страшные повреждения. Временные экипажи судов тянулись вслед за королем, словно на буксире.

— Давайте пошевеливайтесь, вы, двое! — дон Артуро деловито шагал по набережной, размахивая рукой. — Не видите, нужно освободить трап? Подходит баркас посла Конфедерации, нельзя заставлять его ждать!

Сейчас, когда Гроссмейстера поблизости не было, дон Мигель мог бы дать отпор, но дон Филиппе благоразумно удержал его от дерзости, крепко сжав пальцами локоть. Оба повиновались дону Артуро, а речники принялись поспешно отгребать от причала.

— Пошли, Мигель, — потащил его дон Филиппе, — иначе угодим в свиту посла. Мы же не хотим, чтобы на нас сердились, верно?

— Я уже достаточно рассержен, — дон Мигель оторвал взгляд от залитого огнями судна, приближающегося по реке. — Тебе бы хотелось сегодня вечером хорошенько повеселиться, Филиппе?

— Мне? Мне везде весело. Но ты выглядишь так, словно на тебя навели порчу.

— Вот как? Тогда я точно знаю, куда ее навели, — вздохнул дон Мигель и потер ягодицы.

Дон Филиппе хохотнул и взял приятеля под руку, увлекая вверх по склону холма к огням дворца.

Глава вторая

Огромный дворцовый зал для торжественного приема был роскошно украшен. Тут было тепло — а это в глазах молодых сотрудников СВ крупное преимущество, но вовсе не потому, что они так уж любили жару. Дело в другом: прелестные девушки могли показаться здесь в самых тонких вечерних платьях. Но дон Мигель, которому после гребли было и так жарко, о девушках не думал и злился. Гости все прибывали. Они заходили со стороны дороги и с набережной. Через каждые полминуты зал в том или другом направлении пересекала группа служащих с гвинейцем во главе, чтобы приветствовать прибывших согласно протоколу.

Суматоха имела свои преимущества, по крайней мере, для дона Мигеля. Вероятно, ему удастся укрыться в какой-нибудь нише и, оставаясь незамеченным, поправить настроение бокалом вина. На замечание дона Филиппе о достоинствах присутствующих дам, он отвечал что-то неопределенное и взглядом отыскивал место для уединения.

И тут услышал, как его окликнули.

Красный Медведь повелительно махнул рукой и двинулся от входа со стороны набережной — там только что ступил на сходни посол Конфедерации — к противоположной двери. Такое требование нельзя игнорировать. Дон Мигель пристроился в кильватер Красного Медведя, а дон Филиппе, которого тоже позвали, присоединился.

— Думаю, нас это развлечет, — предположил Филиппе. — Интересно, кто там появился?

Дворецкий, стоящий около двери, имел звучный голос, но из-за шума нельзя было разобрать имен, которые он выкрикивал. Под широкой дверной аркой стояли пожилой мужчина и две юные девушки.

Красный Медведь обернулся и жестом подозвал обоих молодых людей. Они приблизились и поклонились.

— Ваша милость! — казалось, эта официальность чрезвычайно нравилась Красному Медведю. — Для меня большое удовольствие представить вам дона Филиппе Бассо, сотрудника Службы Времени, и дона Мигеля Наварро, сотрудника и рыцаря ордена Косы и Песочных часов. Дон Мигель, дон Филиппе… его милость герцог Сканья, посол Соединенного королевства Швеции и Норвегии… Леди Ингеборг, леди Кристина.

Ага, видимо дочери посла. Дон Мигель, поклонившись, посмотрел на них повнимательней. Сестры были похожи друг на друга и на герцога тоже — обе высокие, стройные, со светлыми волосами. Глаза — голубые озера, кожа — как молоко. Вечерние платья — без украшений и вышивок — чарующе прекрасны.

— Это честь для меня! — с энтузиазмом воскликнул дон Филиппе, и дон Мигель более или менее убедительно повторил его слова.

— Дон Мигель, дон Филиппе, — заявил Красный Медведь, — я поручаю вам сопровождать этих юных дам и убежден, что вы будете рады поручению.

Дон Филиппе снова поклонился, на этот раз раскованно, и широко улыбнулся. Глаза леди Ингеборг заблестели; по мнению дона Мигеля, она была примерно на год моложе сестры.

Наварро обронил несколько банальных фраз и почувствовал себя неуклюжим мужланом. Леди Кристина была необыкновенно хороша, хотя общество эмансипированной девушки — не совсем то, чего он желал в этот вечер. Он никогда не был в Швеции и Норвегии; эти государства провозгласили свою независимость и не заключали союзов ни с Империей, ни с Конфедерацией. У Соединенного королевства была своя общественная система, женщины у них имели право участвовать в выборах членов тинга. Его друзья, флиртовавшие с девушками из северного государства, рассказывали, что дамы ожидают — и даже требуют! — чтобы с ними обращались на равных, как дома.

А он после злоключений с маркизой и слышать не мог о равенстве полов.

Хотя, возможно, дочери герцога строже соблюдают этикет? Да нет, вряд ли. Немыслимо, но девушки с таким социальным положением явились на большой прием даже без дуэний. Эта эмансипация до добра не доведет…

А это еще что такое?

— Уверен, что за вами хорошо присмотрят, мои милые, — сказал герцог на великолепном испанском. — Идите и веселитесь. Я же намерен кое с кем пообщаться и уже вижу людей, с которыми просто обязан переговорить. Так что ступайте и обо мне не беспокойтесь.

Он подхватил под руку Красного Медведя и растворился в толпе.

Первые шаги с партнершей дон Мигель сделал автоматически. Несколько глотков вина… Несколько замечаний о мягкой зиме… Несколько слов о недавнем сражении… На этом фантазия Наварро иссякла. Мысли его вернулись к израненным ладоням и жесткой скамье. Дон Филиппе и леди Ингеборг оживленно беседовали у толстой колонны, к которой они приткнулись вчетвером, а дон Мигель невежливо молчал, не находя тем для разговора, и чувствовал себя полным болваном.

Леди Кристина тронула новенькую звезду на его груди.

— Наварро, — задумчиво сказала она. — А вы не тот ли дон Мигель Наварро, который раскрутил дело с ацтекской маской, способной изменить ход истории?

Она говорила по-испански не хуже отца.

— Да, я… — кивнул дон Мигель, слегка смущенный. — Но как, ради всего святого, вы узнали об этой истории? Ведь о ней не… не сообщали в прессе!

Леди Кристина звонко рассмеялась.

— Ох уж эта скромность испанского дворянина! Вам не кажется, что вы с этим в Империи несколько перехлестываете? Пусть даже о вас не писали газеты, но кто вы — догадаться нетрудно, ордена не раздаются просто так. А в посольствах любят посплетничать, особенно когда пахнет скандалом.

— Миледи, я уверен, что сплетни преувеличили мою роль в этом скандале! — криво улыбнулся дон Мигель.

Она пожала молочно-белыми плечами.

— Несомненно! Но если бы я попросила вас рассказать, как было на самом деле, вы бы наверняка принизили свою роль в полном убеждении, будто излагаете чистую правду.

Что ей нужно? Выпытать подробности, льстя без меры, как… как Каталина ди Хорке? Он собрался отговориться тем, что как сотрудник Службы Времени обязан хранить молчание, но вовремя спохватился, разобравшись, что дочь посла говорит искренне и вовсе не пытается что-то выведать.

— Ну, хорошо, — сказала она безо всякой обиды. — Если уж вы не собираетесь со мной беседовать, то могли бы, по крайней мере, пригласить на танец.

Он послушно повел ее в круг танцующих. Она оказалась очень хорошей партнершей, никаких мелких якобы стыдливых девичьих шажков под музыку, леди Кристина танцевала раскованно и грациозно. Это было непривычно, но свежо, и после первого тура он вошел во вкус.

Мимо них пронеслись Филиппе и Ингеборг; приятель подмигнул ему поверх белого плеча партнерши. Похоже, в принципе, сплетни о морали скандинавских девушек были недалеки от истины, даже если речь шла о дочерях посла.

Он замер посреди очередного па.

— Господи Боже, что слу… — начала леди Кристина, проследила за его взглядом и прикусила язык. — А, — сказала она вполголоса, — вы хотите смыться?

Он протянул руку, чтобы увести ее из центра зала, но она решительно увлекла его в одну из боковых галерей. И только когда они свернули за угол, он заметил свою оплошность и смущенно глянул на девушку.

— Э-э… мне страшно жаль! — воскликнул он.

— Почему?

— Ну, я так внезапно утащил вас… Это непростительная грубость! Вы, должно быть, сочли меня неотесанным чурбаном.

Снова раздался ее серебристый смех.

— Мой милый дон Мигель, посмотрим все-таки в корень! Разве это была не маркиза ди Хорке, которую вы увидели вступающей в зал?

Он кивнул.

— И… не знаю, сплетня ли это… говорят, что вы выставили ее дурой у всех на глазах. Это правда?

Он снова кивнул.

— И разве вас не потрясло, что она появилась на официальном приеме, на который, как вы ожидали, ей не получить приглашение и через тысячу лет?

— Да, миледи, — признался он. — Наверное, кто-то из друзей или родственников… э-э… сумел окольным путем достать ей приглашение, возможно, чтобы сгладить суровое порицание со стороны официальных кругов.

— Поэтому-то вы и поспешили убраться с ее дороги. Что ж, у меня никаких возражений. Немногое, что я о вас слышала, говорит, что вы довольно интересный человек; а из того, что знаю о Каталине ди Хорке, следует: лучше всего с ней не связываться. Давайте поищем местечко, где можно присесть и поболтать. Вы не против? И перестаньте называть меня «миледи», дома меня так не называет никто, кроме мужиков и торговцев. Зовите меня Кристина, — она открыла ближайшую дверь и заглянула внутрь. — Место хоть куда. И давайте достанем чего-нибудь выпить, чтобы оставаться в форме.

Дон Мигель растерянно оглянулся — по галерее как раз пробегала рабыня, она несла серебряный поднос с напитками. Он подозвал ее, гвинейка послушно вошла в комнату, сделала книксен и предложила вина.

Кристина взяла сразу шесть бокалов и, смущая гвинейку, расставила их на столике в ряд. Глядя вслед Уходящей рабыне, она сказала:

— М-м! Очень красива! Хотелось бы мне выглядеть так. Гвинейки весьма сексуальны, вы не находите? Дон Мигель, мне нравится, что вы так мило шокированы. Ваше лицо пылает, как стеклянные шары со свечами, что развешаны на деревьях.

Она, улыбаясь, плюхнулась на мягкую кушетку, обитую кожей с золотым тиснением, и взяла бокал. Дон Мигель торопливо схватил второй, чтобы ответить на ее «скооль!»

— А теперь докладывайте! — скомандовала она, утирая губы. — Я поняла, что вам здесь все не по душе, еще до появления маркизы ди Хорке. Надеюсь, я тут ни при чем. Но если мое общество вам в тягость, то скажите, я не стану впадать в истерику! Ненавижу заплесневелый обычай навязываться, чтобы только не нарушать приличий…

— Отнюдь! — перебил дон Мигель. — Расстроен я вовсе не потому, что мне предложили за вам ухаживать!

— Тогда вас угнетает перспектива обливаться потом в этой духоте, отдавая дань вежливости. Скажите, что еще предстоит на сегодняшнем приеме?

Стена отчуждения рухнула. Дону Мигелю понравилась обезоруживающая откровенность молодой женщины. Он тихо хохотнул и развеселился.

— Ну что ж, откровенность за откровенность, — начал он. — Ничего нового уже не случится. Часу эдак в девятом Красный Медведь, который слаб к огненной воде, как и все мохауки, объявит, что ему нет равных в игре на барабане. Посол Конфедерации разделает празднество под орех, утверждая, что ему никогда не сравниться с зимним карнавалом на Неве. После этого все начнут накачиваться вином, потому что говорить станет не о чем. К полуночи явится падре Рамон, чтобы справить мессу в капелле Службы, и после этого члены королевской фамилии покинут зал. Тут все сразу перестанут важничать, а юные сотрудники и кандидаты Службы сумеют, быть может, повеселиться. Сейчас многих из них просто нет. У них хватило ума остаться в городе и развлекаться, как душе угодно… За исключением тех бедолаг, которые сегодня дежурят.

— Звучит обескураживающе, — задумчиво сказала Кристина. — Я бы охотно присоединилась к тем, кто будет действительно веселиться… Вы обязаны участвовать в полуночной мессе?

Мигель огорченно кивнул.

— Это касается любого сотрудника Службы, который достаточно трезв или, по крайне мере, выглядит трезвым. Месса — главное событие года.

Он не стал объяснять, почему мессе придается такое значение. Некоторые вещи ни к чему знать посторонним.

Кристина решительно поднялась и заявила:

— Мигель, предлагаю присоединиться к людям, которые веселятся. Мы успеем побывать в Лондресе и вернуться к богослужению? Да? Тогда поищите экипаж.

У дона Мигеля отвалилась челюсть.

— Вы знаете… — сказал он, с трудом возвращая ее на место, — это великолепнейшая идея!

Глава третья

Какое это счастье — бродить в толпе веселых людей под руку с красивой девушкой, дурачиться под прикрытием полумасок, купленных у бродячего торговца, хохотать чаще, чем когда-либо. Дон Мигель был по натуре серьезным человеком, пожалуй, слишком уж серьезным, решил он, глядя на Кристину.

Они добрались до северного берега реки и вышли из экипажа. Купили в будке на колесах горячие каштаны и глинтвейн, посмотрели на выступления акробата и фокусника, поглазели в аллее королевы Изабеллы на африканских зверей в клетках, присоединились к труппе уличных музыкантов и с удовольствием подпевали их обширному репертуару фривольных песенок. А потом оказались в центре города, на Имперской площади, куда сходились пять главных улиц. Внизу с шипением плевались искрами шутихи, в небе взрывались гроздья фейерверка, капелла исполняла народные мелодии, а люди танцевали прямо на улице. Похолодало, и Кристина, на которой поверх тонкого вечернего платья был наброшен легкий прогулочный плащ, побежала к костру греть руки. Она откинула на спину длинные светлые волосы и повернулась к дону Мигелю, блестя глазами сквозь прорези черной полумаски.

— Ах, Мигель! Никогда бы не подумала, что жители вашего туманного острова умеют так веселиться.

— Покорив Англию, мы, испанцы, принесли с юга немного солнца, — улыбнулся Наварро. — Конечно, не всем по нраву подобные праздники, словно развлекаться — грех, но, слава Богу, таких ханжей немного. Скажите, а наши развлечения очень отличаются от тех, к которым вы привыкли у себя на родине?

— О, только внешне. Естественно, у нас гораздо холоднее. Зимой мы катаемся на коньках или на лыжах. Пока лежит снег. Но, в принципе, все то же самое, — она повернула свое раскрасневшееся лицо. — Ой, Мигель, почему вы печальны? Что случилось?

— Я вспомнил… — он помедлил. Раньше он никогда бы не доверил своих мыслей посторонней молодой девушке, пусть даже благородного происхождения. Однако Кристина была так непохожа на остальных… — Я вспомнил другие праздники, на которых побывал. В других местах и в другие времена, — продолжил он. — Праздник ацтеков в честь Ксипа, лишенного кожи божества, на котором жрецы были одеты в человеческую кожу и занимались ритуальным каннибализмом после того, как вырывали сердце из жертвы.

— Вы это видели?

— Да, видел. А в Большом цирке Древнего Рима гладиаторы умирали только для того, чтобы удовлетворить зрителей, жаждущих крови. И…

Он зябко повел плечами.

— Не удивительно, что вы помрачнели, — заметила Кристина. — Извините, что я иронизировала. Это, должно быть, нелегко — носить в себе такие воспоминания.

— Это не так тяжело, как кажется. Бывало же в прошлом и безобидное веселье вроде нынешнего. Чопорным людям и пуританам, осуждающим веселье в новогоднюю ночь, стоило бы стать терпимее — мир изменился к лучшему. Что бы они запели, если бы мы все еще публично убивали друг друга ради какого-то ритуала?

Кристина молча кивнула, взяла его под руку и увела от костра.

— Я так хорошо согрелась. Странно, хотя здесь, в Лондресе, не так холодно, как дома, но до костра я успела промерзнуть до костей. Наверное, виновата влажность, к которой я просто не привыкла. Как это она выносит такой холод? — Кристина высвободила руку и указала на что-то на другой стороне площади.

Сначала Мигель не понял, о чем это она; но два молодых парня заметили ее жест, подняли головы и удивленно засвистели.

— Гляди! — толкнул один другого. — Нет, ты только глянь!

Глаза второго полезли из орбит.

— Пьяная или сумасшедшая? — спросил он. — Так себя вести!… Наверное, сумасшедшая.

— Какое интересное сумасшествие! — воскликнул первый.

Дон Мигель, наконец, разглядел, кого они обсуждают, и решил, что у девушки мозги не в порядке. Костюм ее казался нелепым даже в эту ночь, когда прохожие щеголяли в самых фантастических нарядах. Он состоял из голубых перьев, приклеенных к коже на бедра, ягодицы и живот до пупка. На ногах красные башмачки, на запястьях — нитки жемчуга, на лице, плечах и груди — желтая раскраска. Похоже, она попала на Имперскую площадь с набережной, и теперь стояла посередине, озираясь, словно загнанный зверь.

Из толпы послышались смех и ругательства, музыка смолкла. Пожилой господин ухватил за рукав гражданского гвардейца и негодующе тыкал пальцем в сторону девушки в перьях. Дон Мигель не расслышал слов, но их значение не вызывало сомнений.

— Держите ваше мнение при себе! — закричал ему ухмыляющийся парнишка. — Нам нравится, в чем она расхаживает!

Мигель подумал, что негоже дочери герцога взирать на полуобнаженное тело, но Кристина ничуть не смутилась — она с любопытством разглядывала девушку в голубых перьях.

— Мигель, такого я еще никогда не видела! Откуда она взялась, как вы думаете? Откуда-то из тропиков? Из Азии? Из Африки?

При этих словах Мигеля охватило предчувствие, но чего именно, он не успел осознать. Несколько подвыпивших мужчин, похотливо ухмыляясь, медленно двинулись к девушке. Та сжалась в комок, затравленно озираясь.

Назревало отвратительное зрелище.

— Кристина, — тихо сказал дон Мигель, — нам лучше отсюда уйти.

— Еще лучше было бы прижечь задницы гвардейцам и проследить, чтобы они помогли бедняжке, пока ее не изнасиловали!

Ее ответ был как пощечина.

Привыкший к традиционному лексикону благовоспитанных дам, дон Мигель ошарашено уставился на спутницу и ненадолго отвлекся. Внезапный крик вернул его к действительности. Он обернулся и с удивлением увидел, что один пьянчужка валяется на земле, а второго девушка отправляет вслед за ним броском через бедро.

— О, великолепно! — Кристина захлопала в ладоши и ухватила Мигеля за локоть. — Давайте подойдем ближе и поаплодируем.

Его же не оставляло беспокойство, вызванное ее недавними словами.

Я такого еще никогда не видела…

Раздвигая плечами толпу, он двинулся к украшенной перьями девушке. Кристина протискивалась за ним.

Когда он пробился, к двум мужчинам на земле добавилась еще пара. Потирая ушибленные места, те отчаянно ругались, и девушка тоже не скупилась на проклятия. Голос у нее был низкий, как у мужчины. Дон Мигель вслушался, и волосы его встали дыбом.

Девушка была невысокой и худенькой, но жилистой. Жесткие черные волосы двумя крыльями опадали на щеки. Кожа ее была бледно-оливкового цвета, а выкрикивала она на языке, похожем на китайский.

Дон Мигель досконально изучал обычаи, языки и одежду самых крупных цивилизаций в истории, умел изъясняться на греческом, персидском и арамейских языках. Он был в состоянии распознать наиболее характерные группы гласных и согласных звуков многих других языков, которыми не владел; но то, что девушка шипела в адрес напавших, не принадлежало ни одному из них.

Может быть, она из свиты китайского посла? Но вряд ли это танцовщица или гейша. Чтобы разбросать нескольких здоровенных мужиков, нужно совсем другое умение.

Тут что-то не сходится!

Он сделал шаг в сторону девушки… Она вскрикнула и внезапно кинулась на него.

Он с ужасом осознал, что она настроена убить. От Удара в пах он сумел уклониться, и большой палец ее ноги угодил в бедро. Удар был так силен, что он упал на колени. Она схватила его правую руку за запястье и локоть и так резко вывернула назад, что чуть не вывихнула плечо. Он рванул руку, качнулся вперед и назад, вытянул ногу, описал ей полукруг и сделал подсечку. Девушка была невероятно сильной, но очень легкой, и против этого приема не устояла.

Она рухнула, но тут же вскочила на ноги и прыгнула на него, целясь головой в живот. Он упал на спину и ударом ног перебросил девушку через себя, и она растянулась где-то за его головой. Резко вскочила и попыталась вцепиться в его руку зубами. Он рывком поднялся и навалился на нее всем телом, прижимая локти и ноги к земле.

Она скрежетала зубами, пытаясь вырваться из его хватки. В эту долгую-долгую минуту дон Мигель горячо надеялся, что среди зевак нет ни одного сотрудника или кандидата Службы. Есть ли что-то более недостойное сотрудника СВ, нежели борьба с женщиной посередине Имперской площади? Дон Мигель ничего худшего представить себе не смог…

Но выбора не было, хотя это и противоречило его принципам: женщина это или нет, он был обязан ее обездвижить. Для этого прижал нервные узлы на ее локтях, она дернулась от боли, а он успел ухватить ее кисти и сжать их. Потом нащупал сонную артерию и надавил так, как его обучали.

Секунд через пятнадцать она обмякла. Он выждал еще немного, чтобы убедиться, что она не скоро оправится, и встал на колени, вытирая потный лоб. Во время борьбы его подбодряли выкрики из толпы, а сейчас к ним примешались упреки в бессердечности.

Бессердечное обращение! Попробовали бы сами с ней потягаться!

Однако следовало освободиться от пленницы. Где же, черт побери, гвардейцы? Ага, вот и они: деловито прокладывают путь сквозь толпу, а та ворчит — то добродушно или иронически, то недовольно. Дон Мигель поднялся на ноги.

— Прикажите людям отойти! — коротко распорядился он. — Найдите экипаж и помогите погрузить девушку.

Однако оба гвардейца в ответ агрессивно выпятили подбородки, а один покрутил ус и спросил:

— Что вы о себе воображаете? Кто вы такой?

Рука его легла на рукоять меча.

Дон Мигель набрал в грудь воздуха и рявкнул:

— Делайте, что я говорю! Я дон Мигель Наварро из Службы Времени, и это — дело Службы! И поторапливайтесь, идиоты!

Шрам делал его лицо суровым, а при упоминании Службы гвардейцы побледнели. По толпе прокатился ропот.

Дон Мигель скинул плащ и прикрыл лежащую на земле девушку. Она пошевелилась, но в себя не пришла. Он связал ей запястья носовым платком. Надо бы связать и лодыжки, подумал дон Мигель, только вот — чем? Он оглянулся и увидел Кристину, которая протягивала пояс от своего вечернего платья. Он стянул лодыжки незнакомки.

— Кто она? — спросила Кристина. — Почему она на вас напала, хотя вы ей не угрожали?

— Я не знаю, кто она, — признался дон Мигель. — Но если она та, за кого я ее принимаю, то худшее еще впереди.

Глава четвертая

Экипаж мягко покачивался на рессорах. Дон Мигель и Кристина молчали, покрытая плащом девушка лежала на противоположном сиденье. Через равные интервалы на нее, словно удары кнута, падал свет уличных фонарей.

— Что вы имели в виду, Мигель, когда сказали, что худшее еще впереди? — спросила Кристина, прижимаясь к нему. — Вы меня напугали.

Наварро сожалел, что вообще открывал рот, и не знал, как оправдать свои действия. Но если бы незнакомку в перьях задержала обычная гражданская гвардия, и она бы попала к бесталанному судье, а тот споткнулся об обстоятельства ее появления… Вдруг его смутные подозрения окажутся правдой?

Нет, думать об этом — все равно, что заглядывать в ящик Пандоры! Скорее всего, к утру у загадки обнаружится очень простой ответ, а он схлопочет выговор от Генеральных сотрудников.

— Если вы не возражаете, Кристина, то я лучше помолчу, пока не закончится расследование, — сказал он извиняющимся тоном.

Губы ее приоткрылись, она хотела спросить о чем-то еще, но передумала. Он погладил ее по руке, чтобы успокоить, и признался себе, что девушка с перьями внушает ему страх!

Громыхая колесами по булыжной мостовой, экипаж въехал в ограду штаб-квартиры Службы.

Здание, как и дворец Гроссмейстера, стояло на холме, и, как и во дворце, над ним возвышалась башня с хроноаппаратурой. На этом сходство кончалось.

Дон Мигель соскочил с подножки экипажа на ходу. Сегодня, должно быть, здесь никого нет, кроме дежурного кандидата в сотрудники.

— Вынеси девушку! — приказал дон Мигель кучеру. — Я прикажу открыть двери.

Кучер кивнул и слез с козел. Наварро поднялся по ступеням.

Дверь открылась, на пороге стоял молодой человек не старше двадцати лет. Он робко моргал в свете факелов.

— Вы один? — спросил дон Мигель.

— Э-э… да, господин сотрудник! — ответил юноша. — Я — кандидат Джонс, сударь, нахожусь на ночном дежурстве. А вы, полагаю, дон Мигель Наварро? Чем могу служить?

— Вы один? — повторил вопрос Мигель. — Больше никого нет?

— Совершенно один, сударь, — заверил Джонс, глядя на него во все глаза.

Дон Мигель расстроился, что теперь придется долго ждать, но ничего не поделаешь.

— В моем экипаже девушка, — сказал он, устало вытирая лоб. — Она не должна бы находиться здесь… впрочем, и в любом другом месте тоже. Ее нужно пока разместить в здании.

Джонс тяжело вздохнул.

— Слушаюсь, сударь. Полагаю, вы хотели бы комнату на первом этаже… и чтобы вам не мешали…

Выражение лица дона Мигеля заставило его заткнуться.

— Сотрудники Службы уже требовали от вас подобных услуг? — спросил Наварро.

— Ох… — Джонс зарделся. — Не от меня, сударь. Но от других кандидатов…

— Если кто-то еще раз попытается потребовать комнату для свиданий, доложите Старшему инструктору! Сводничество не входит в ваши обязанности. Понятно? — дон Мигель развернулся, не ожидая ответа, и понял, что предположение Джонса объясняется просто: возле экипажа стояла Кристина, а кучер, скрытый распахнутой дверцей, старался вытащить из экипажа нечто, завернутое в плащ.

— Помоги кучеру! — рявкнул он кандидату. — Проводи его в комнату с кушеткой.

— Сию минуту, сударь! — воскликнул Джонс и ссыпался по лестнице.

— Кристина, — тихо сказал дон Мигель. — Простите, что затащил вас сюда. Сейчас мне нужно срочно попасть во дворец, только там я найду людей, способных помочь.

— Вам все равно пора туда ехать, — сказала она. — Уже двенадцатый час… почти четверть двенадцатого!

— В самом деле? — ужаснулся он. — Напрасно я сюда заезжал. Понимаете, мне необходим совет падре Рамона, и я предположил, что застану его здесь… Но он сейчас наверняка уже на пути во дворец Гроссмейстера. Вот ведь досада! Придется и мне поторопиться. Садитесь в экипаж и ждите, а мне нужно уладить еще одно дело.

Он развернулся на каблуках и помчался в здание штаб-квартиры.

Несколько минут спустя он вихрем слетел с лестницы, вскарабкался на козлы и схватил вожжи. Постромки натянулись, лошади заржали, Кристина испуганно вскрикнула.

— Простите! — извинился дон Мигель, стараясь перекричать стук копыт. — Но девушка слишком опасна, чтобы доверить ее охрану молодому парню. Я заплатил кучеру, чтобы он не уезжал, а помог охранять. Не бойтесь, я неплохой возница.

Он старался скрыть от Кристины свою все усиливающуюся озабоченность и даже страх. Поэтому сказал далеко не все. В штаб-квартире после переговоров с кучером он бросился ко входу в башню, опасаясь, что парочка упившихся кандидатов или продажных сотрудников, воспользовавшихся тем, что в предновогоднюю ночь никого нет, пробрались к хроноаппаратуре. Результаты их действий могли быть самыми плачевными, но все же поправимыми.

Он убедился, что к замкам Залов Времени никто не притрагивался, но беспокойство не отпускало. Он чувствовал — случилось что-то зловещее.

Улицы продувал холодный ветер. Дон Мигель ежился, проклиная себя за нетерпение, нужно было забрать плащ, в который он закутал незнакомку.

Он гнал изо всех сил и вскоре выехал на аллею Святого Креста, ведущую к реке. Свернул к мосту и чуть не врезался в толпу. Подумал, что люди идут ко всенощной в городской кафедральный собор. Но откуда же паника? Сутолока, испуганные лица, крики гражданских гвардейцев, пытающихся навести порядок…

Он натянул поводья. Кристина высунулась из окошка и крикнула, чтобы перекрыть гомон толпы:

— Мигель, что случилось?

— Пока не знаю, — бросил он через плечо. — Гвардия! Гвардия, ко мне!

Конный гвардеец двинулся к ним, раздвигая людей лошадиной грудью и размахивая рукой в перчатке.

— Вам придется искать другую дорогу, ваша честь! — прокричал он. — Здесь не пробиться.

Дон Мигель, ругаясь под нос, напряженно вглядывался в туман, едва освещаемый фонарями. В сумятице за мостом, на другом берегу, ничего разобрать было невозможно.

— Что там творится? — гаркнул он гвардейцу.

— Этого никто не знает, ваша честь. Одни утверждают, что это вторжение, другие — что восстание… Что бы там ни было, это ужасно! — голос гвардейца дрожал. — Люди видели, как вниз по реке плывут трупы, утыканные стрелами… Так, во всяком случае, я слышал. И несколько пожаров возникло!

С моста раздался женский вопль, и обезумевшая толпа хлынула в аллеи. Гвардеец, увлекаемый толпой, пытался командами восстановить порядок. Экипаж дона Мигеля стал угрожающе раскачиваться. Выбраться на мост было невозможно, оставалось отвести экипаж на обочину. Поставив его на тормоз, Наварро спрыгнул с козел.

Кристина распахнула дверцу, но он велел ей оставаться на месте.

— Попытайтесь найти гвардейца, — посоветовал дон Мигель, — который сможет вас сопровождать. Это не место для…

— Мигель, еще один намек на женскую слабость, и я выйду из себя! Я иду с вами. У гвардейцев и без меня хватает забот.

Она спрыгнула на дорогу и упрямо посмотрела на него. Дону Мигелю ее настойчивость пришлась не по нутру, но он понимал, что пускаться в спор с волевой девушкой бессмысленно. Потому покорно ухватил ее за руку, и они стали протискиваться к мосту.

У парапета занял позицию отряд кавалеристов с легкой артиллерией. Офицер отдавал подчиненным приказы контролировать толпу, прикладываясь к подзорной трубе. От воды поднимался туман. На южном берегу виднелись всполохи пожаров.

Офицер перестроил отряд, вскочил на коня и начал вместе с толпой удаляться от моста. Дон Мигель криками привлек его внимание.

— Я Мигель Наварро, Служба Времени, — издали представился он, сложив ладони рупором. — Можно ли перебраться через реку по мосту?

Офицер посмотрел на него, как на сумасшедшего.

— Вы собрались пробиваться ко дворцу? Радуйтесь, что вы на этом берегу!

Дон Мигель похолодел.

— Никак не пойму, что происходит, — признался он.

— Я тоже не… — тут сверху грянул колокол кафедрального собора, и конь под офицером встал на дыбы. — Как бы то ни было, — выкрикнул офицер, успокаивая скакуна, — но там хуже, чем здесь. Вы еще не разглядели, что творится на том берегу? Вот, возьмите мою трубу.

Дон Мигель направил окуляры на южный берег и обомлел.

— Дворец… горит… — вырвалось у него.

— Горит! — офицер протянул руку за подзорной трубой. — Минуту назад мне сообщили, что рухнула крыша.

— Но там же король и кронпринц, и Гроссмейстер Службы, и посол Конфедерации!…

Кристина судорожно вцепилась в его руку. Лицо ее побледнело: во дворце она оставила отца и сестру.

— Одному Богу ведомо, что останется от дворца, — сурово сказал офицер. — Это самая крупная катастрофа за последние сто лет. На том берегу какие-то типы грабят, убивают и поджигают дома.

С берега донесся громкий крик:

— Там кто-то есть… вон плывет! Помогите же ему! Вытащите его на берег!

— С ним я сейчас разберусь! — пообещал офицер и дал лошади шенкеля.

Трое гвардейцев по его приказу побежали к берегу. Кристина и Мигель последовали за ними. Возможно, человек с южного берега расскажет, что случилось.

Когда они добрались до берега, человек лежал на песке лицом вниз. В его предплечьях торчало по короткой стреле, было чудом, что он не утонул.

— Мигель, — прошептала Кристина. — Это не ваш ли друг?

Дон Мигель шагнул вперед.

— Боже мой! — простонал он. — Это же Филиппе!

Он упал на колени возле распластавшейся фигуры, но спешившийся офицер велел ему отойти.

— Погодите, — сказал он. — Нужно ему помочь, откачать воду из легких.

Дон Мигель пробормотал извинения и отступил, пропуская санитара с медицинской сумкой. За ним спешила сестра милосердия, похожая на огромную неуклюжую белую сову. Наварро сосредоточенно следил, как они вдвоем вытаскивают стрелы и обрабатывают раны. Он не слышал царившего вокруг гвалта, не замечал, что поток беженцев на мосту сузился до ручейка из калек, стариков и подростков.

Краешком сознания уловил грохот экипажа, прибывшего к мосту. Резкий голос приказал кучеру поискать другую дорогу. А потом послышался другой голос изнутри кареты — сухой и отчетливый:

— Но я должен переправиться через реку именно здесь и сейчас. Я обязан быть во дворце до полуночи!

Дон Мигель узнал голос и так обрадовался, что позабыл обо всем на свете и ринулся к экипажу, размахивая руками.

— Падре Рамон! Падре Рамон! — выкрикивал он. — Хвала небу, что вы здесь!

Глава пятая

Главный теоретик Службы времени нехотя вышел из экипажа и осмотрелся, хмуря брови. Площадь у моста напоминала поле боя после сражения, ее заполняли больные и увечные, повсюду валялись брошенные вещи.

— Мне непонятен, сын мой, тот порыв, с которым вы бросились к моей карете. Надеюсь, что я узнаю причину, хотя и боюсь — мне она очень не понравится. Но лучше горькая правда, чем слепое неведение. Просветите меня!

Дон Мигель обрисовал картину происходящего так, как он ее представлял: рассказал падре о таинственных агрессорах на том берегу, о пожаре во дворце и том, что судьба королевской семьи неизвестна, о беженцах, представил ему леди Кристину и сообщил, что она волнуется за своего отца и сестру…

Падре Рамон его внимательно выслушал, и по лицу было видно, что он испугался по-настоящему.

— Я обо всем этом и понятия не имел, — признался он. — Обычно по дороге к мессе я задергиваю занавески и молюсь… Правда, я слышал вопли и шум, но полагал, что это ссорятся праздношатающиеся. Есть ли у вас какие-то объяснения?

— Очень боюсь, что есть, — рассудительно сказал дон Мигель и описал встречу с оперенной девушкой на Имперской площади.

Страх на лице падре Рамона сменился ужасом.

— Вы догадываетесь, кто эта девушка? — спросил его дон Мигель.

— Судя по вашему описанию — да, — ответил падре. — Одеяние, которое не встречается ни в современном мире, ни в каком-либо другом историческом периоде, незнакомый язык… Но это — наихудший из возможных выводов. Как узнать подробности того, что случилось на южном берегу?

— Э-э… можно, пожалуй, попытаться… Только что реку переплыл дон Филиппе Бассо. Он ранен двумя стрелами в спину. Сейчас им занимаются медики… — он указал пальцем.

Падре Рамон устремился к белому силуэту сестры милосердия. Дон Мигель глянул на Кристину, та едва держалась на ногах. Он обнял ее за плечи и повел к реке. Когда они приблизились, иезуит сидел на корточках возле дона Филиппе.

— Выживет? — спрашивал он у санитара.

— Он вынослив, как дуб, падре, — кивнул санитар и швырнул в воду окровавленные бинты. — Выживет.

Дон Мигель облегченно вздохнул и наклонился к падре Рамону. В эту минуту дон Филиппе открыл глаза.

— A-a, вам повезло, падре, — прошептал он. — И… Ты тоже здесь, Мигель? Боже мой, я думал, что ты… Ну, все равно. Это не самое главное. Клянусь ранами Иисуса, не пойму: что нашло на этих людей?

— Говорите! — приказал иезуит. — От имени Службы приказываю вас говорить истинную правду!

Дон Филиппе закрыл глаза. Голос его прерывался, падал до шепота, паузы порой были нестерпимо долгими. И вот что они узнали.

Как обычно, началось с малого. Виновником несчастья частично явился посол Конфедерации, человек язвительный и ярый шовинист. Он едко отозвался о празднике в Лондресе и принялся нахваливать торжества, которыми мог бы наслаждаться дома.

Часть вины лежала на кронпринце. Все знали, что в свои сорок с лишним он устал ждать, когда же сменит на престоле отца-долгожителя, а скуку рассеивал обильными возлияниями.

Отчасти это была вина Красного Медведя, чья слабость к огненной воде ни для кого не являлась секретом.

Когда начались обмены колкостями, король вспылил и пожелал выслать посла привязанным к ослу, причем — лицом к хвосту. А рядом, как обычно, торчали гнусные сплетники — Артуро Кортес и маркиза ди Хорке.

— Кто-то из авторитетных лиц должен был замять скандал, — простонал дон Филиппе. — Красный Медведь или даже Гроссмейстер. Но у этой проклятой ди Хорке нет ни капли такта! Она понесла что-то насчет эмансипации, а потом кто-то сказал, что женщины и мужчины не могут быть равными хотя бы потому, что некоторые занятия, скажем, ведение войны, исключительно мужские. Посол стал возражать, уже из принципа. Он заявил, что самыми кровожадными и жестокими воинами были скифские амазонки. Тогда король сказал, что амазонки только миф, и обратился к дону Артуро, и…

Он закашлялся и содрогнулся от боли в ранах. Падре Рамон терпеливо ждал, когда тот придет в себя.

— А потом, сын мой?

— Я не знаю, — прошептал дон Филиппе. — Все, что я помню, это страшные женщины с луками и копьями, которые хлынули по лестнице из центральной башни. Я дрался вместе со всеми, кто держал оружие, но эти воительницы в голубых перьях — сущие бестии…

— А мой отец? — спросила Кристина. — А моя сестра? Что стало с ними?

Дон Филиппе не отозвался. Санитар опустился на колени и проверил пульс.

— Нужно унести его отсюда и дать отдохнуть, — сказал он, повернувшись к падре Рамону. — Разговор его крайне ослабил.

Иезуит поднялся. Дон Мигель торопливо прошептал:

— Я до сих пор ничего не понимаю. Вы знаете, падре, кто эти страшные женщины?

— Вне всякого сомнения, — отвечал падре Рамон. — Амазонки… Так и должно было произойти. Вот идиоты! Ох уж эти идиоты! Прости меня, Господи, что я о них так, но как по-другому их еще называть? Это же надо — захотелось исчерпывающего ответа: могут ли женщины быть воинами? Ответ искали там, куда им и носа совать не следовало — по ту сторону границ нашей реальности. Женщины, которые выглядят, как та, которую вы описали, это гладиаторы при дворе царя Махендры, Белого Слона. Они из мира, где на троне Монгольской империи восседает интриган-самозванец и правит всей Азией и Европой… из мира, который гораздо удаленнее, чем все, исследованные нашими учеными.

Дон Мигель был с недавних пор посвящен в самые сокровенные тайны Службы, и объяснение прозвучало правдоподобно. Он знал об опасной игре со временем, начатой сорок лет назад. А вот бедняжка Кристина ничего не понимала, переводила взгляд с одного на другого и только повторяла:

— Мой отец, моя сестра… что с ними стало?

Дон Мигель прижал ее к себе, стараясь утешить.

— Я догадывался о чем-то подобном, — признался он падре Рамону. — Но что случилось, то случилось. А кто виноват? Кто из гостей первым заговорил о тайных опытах? Конечно, не Гроссмейстер… даже по настоянию своего отца…

— Нет, не Гроссмейстер, — покачал головой иезуит. — Хотя он по-королевски заносчив, но не безрассуден и не стал бы глумиться над законами природы.

— Кто же тогда?

— Руководителем экспедиции в эту удаленную ветвь истории был Артуро Кортес.

Они молча глянули друг на друга. Часы на городской ратуше пробили полночь, и тут раздался сухой треск ружейных выстрелов.

Санитар и двое гвардейцев подняли с земли дона Филиппе и уложили на носилки. Скривившись от боли, тот выкрикнул:

— Падре Рамон, где вы?

— Здесь, сын мой! — поспешил к нему иезуит.

— Падре, самого худшего я вам не сказал! — торопливо пробормотал дон Филиппе. — Я видел, как был убит король! Я видел, как продырявили стрелами кронпринца, и как они нанизывали на копья мужчин и женщин! Я видел, как одну девушку столкнули с лестницы, и она размозжила себе череп о мраморный пол! Я видел… Да смилуется над нами Бог, падре, я видел такие жуткие вещи!

— Что? — громко выкрикнул стоящий поблизости гвардеец. И прежде чем падре Рамон сумел его одернуть, закричал офицеру: — Сударь! Он говорит, что король мертв!

Все, кто его услышал, замерли. По толпе волнами покатилось: «Король мертв! Король… Король!…»

— Падре Рамон, что же делать? — спросил дон Мигель.

Падре задумался.

— Прежде всего… — он помолчал, а потом решительно продолжил: — Нужно поручить гвардейцам собрать в штаб-квартире всех сотрудников Службы, которых не было при дворце. Это будет несложно — если они отправились к мессе, то должны быть поблизости. Потом… У вас есть экипаж?

— Да, — дон Мигель оглянулся. — Был… Но он исчез. Вероятно, его умыкнули беженцы. Но все равно на нем не пробиться сквозь толпу.

— Тогда возьмем лошадей из моей упряжки, — тряхнул головой падре Рамон. — Были когда-то и мы… рысаками!

Глава шестая

Одной рукой дон Мигель держал уздечку, а другой ухватился за гриву коня. Леди Кристина сидела сзади, охватив руками его грудь, и прижималась лицом к мужской спине. Ехать без седла, да еще и с пассажиркой… Нет, путешествие в хроноаппарате было удобней.

Они пробились через толпу, с трудом поспевая за падре Рамоном, и наконец добрались до штаб-квартиры. Двери были распахнуты настежь, и в проеме стоял Джонс. Факелы освещали свежий синяк у него под глазом.

— Все-таки она вырвалась? — спросил дон Мигель, соскакивая с коня и протягивая руку, чтобы помочь Кристине.

— Да, сударь, — признался Джонс. — А снова связать ее…

Он не договорил и погладил синяк.

— Но вам это удалось?

— Хорошо, что вы оставили кучера. Один бы я ни за что не справился.

Бедняга-кучер, подумал дон Мигель, он лишился своего экипажа, единственного средства к существованию. Но этой ночью в Лондресе многим не повезло куда больше. Хотя пока трудно определить масштабы бедствия и количество погибших.

— Вы сказали, что девушка сумела освободиться? — прокряхтел падре Рамон, сползая с лошади.

— Да, но ее снова связали, — ответил дон Мигель. — Джонс, веди нас к ней.

Кристина, спотыкаясь и покачиваясь, поднялась по ступеням в холл, и дон Мигель усадил ее в кресло. Джонс распахнул вторую дверь в комнате дежурного, и Наварро увидел лежащую на кушетке девушку, опутанную веревками с головы до ног. Рядом, свирепо на нее глядя, стоял кучер с палкой наготове. Однако падре Рамон протрусил мимо пленницы и устремился вверх по лестнице.

— Падре! Девушка внизу! — крикнул дон Мигель.

— Знаю-знаю. Идите за мной. Быстро!

— Позаботьтесь о даме! — приказал сотрудник кандидату и двинулся вслед за иезуитом.

На втором этаже они двинулись по галерее. Миновали библиотеку с десятками тысяч томов, описывающих традиционную историю, исправляемую и дополняемую путешественниками во времени, и остановились у помещения, за дверью которого дон Мигель никогда не был. На ней имелись надежные запоры, а почему — сотрудники знали и не спрашивали. Здесь хранились акты, документы и записи, до знакомства с которыми, полагали в коллективной мудрости Генеральные сотрудники Службы, мир еще не созрел.

— Вы уже бывали в тайном архиве? — спросил падре Рамон, роясь под сутаной в поисках ключа.

— Нет, не был.

— А знаете, что здесь хранится?

— В общем… предполагаю, что документы о самых щекотливых периодах прошлого. Возможно — о жизни Господа нашего, Иисуса Христа… — дон Мигель неопределенно махнул рукой.

— Если бы… Тогда к чему бы такие меры предосторожности? — вздохнул падре Рамон, поворачивая ключ в замочной скважине и нажимая на какие-то тайные пружины. — Невзирая на резкую критику так называемых прогрессистов и рационалистов, Иисус Христос заслуживает вечного восхищения. Не будь он таким, церковь при первом же контакте с ним потерпела бы полный крах. Но она сильна, как прежде.

Он аккуратно притворил дверь, опять поколдовал над тайными затворами и повел сотрудника сквозь лабиринт железных стеллажей с толстыми стеклянными дверцами. На них стояли книги, рукописи в папках, периодические издания, и на всех краснела надпись «Совершенно секретно».

— Нет, — продолжал иезуит, — здесь хранится гораздо более тяжкий груз знаний, нежели простое доказательство, что Иисус Христом был человеком, ел, спал и отправлял естественные надобности. И если бы не строгое предписание, что в хранилище без сопровождающего не имеет право войти никто — абсолютно никто, даже Гроссмейстер! — я бы ни за что не впустил вас сюда. Для молодого человека вроде вас достаточно и той ответственности, которую вы несете как сотрудник Службы, и мне бы не стоило нагружать вас важными секретами, но… — он остановился возле одного из стеллажей и извлек из сутаны другой ключ, поменьше, — …я должен проверить, не ошибся ли.

Он распахнул стеклянные дверцы и вытащил папку. Быстро перелистав рукописные страницы, он протянул спутнику рисунок, выполненный акварелью.

— Связанная женщина, которая лежит внизу, похожа на эту?

Дон Мигель кивнул. Правда, перья на девушке были зелеными, а не голубыми, а раскраска на лице и груди белая, а не желтая, зато прическа, цвет кожи, обувь и нитки жемчуга на запястьях ничем не отличались.

— Значит, оправдались мои самые худшие опасения, — пробормотал падре Рамон. Он захлопнул папку и сунул ее на полку. — Должен признаться, сын мой, я не знаю, что делать. Катастрофа так беспримерна, что наши теоретики даже не рассматривали ее возможность, не говоря уже о расчете последствий.

Услышать такое от признанного специалиста в области теории хроноведения… Дон Мигель был потрясен до глубины души.

— Однако мы попытаемся найти ключ к решению задачи, — сказал падре Рамон, и повернулся к другому стеллажу. — Здесь найдется если не инструкция, то хотя бы информация, от которой можно оттолкнуться в наших расчетах…

Через несколько минут они осторожно спустились по лестнице, нагруженные стопками книг и папками с рукописями. В вестибюле кандидат Джонс пытался успокоить сотрудников, не знавших, почему их не пропустили к мессе и собрали сюда. Они увидели падре Рамона и дружно замолчали. А он остановился посередине лестницы, чтобы увидеть их всех.

— Падре, почему мы здесь, а не в городе, где, похоже, мятеж? — выкрикнул самый нетерпеливый из сотрудников. — Почему бы нас не послать на его подавление?

— Эту проблему одними мечами и кулаками не решить, одернул его иезуит. — Станете действовать по моим указаниям, но прежде доложите, с чем столкнулись на улицах.

— Там полная неразбериха! Толпы мечутся по улицам, рассказывая какую-то дичь о попытке убийства короля!

— Но он же умер, — донеслось с противоположной стороны холла, и сразу же поднялся гвалт. Повелительным жестом падре Рамон велел замолчать, а затем стал вызывать сотрудников одного за другим — поименно.

Из отрывочных сведений свидетелей собиралась цельная картина. Кое-что дону Мигелю уже было, известно: что дворец горит, по реке плывут трупы, — но встречались и новые, ужасные новости: рассвирепевшая толпа разорвала гвардейца на аллее Королевы Изабеллы, грабители опустошили крупные торговые лавки, а потом стали поджигать дома и конторы, чтобы отвлечь преследователей; два армейских подразделения устроили перестрелку, полагая, что атакуют грабителей, и многие погибли, прежде чем офицеры восстановили порядок.

— Достаточно! — оборвал опрос падре Рамон. — Пойдемте в зал Наставлений, там вы все получите мои поручения. Дон Мигель, просмотрите книги, которые я вам вручил, и помечайте каждый разумный совет, который может нам помочь. Я присоединюсь к вам, как только наши братья получат приказы.

Перелистывая страницу за страницей, Наварро чувствовал себя так, словно его зашвырнули в иной мир, хотя имена авторов знал с тех пор, как попал в Службу Времени: Генеральные сотрудники, а также дон Артуро Кортес и падре Теренс О'Даблхайн. Но то, чем занимались они, ему и в кошмарном сне не привиделось бы!

И в каждой статье — подробное описание экспериментов, подтвержденное математическими расчетами… Неужели, все еще существует настоящее?… он сам?… падре Рамон?…

— Ну, что? Отыскали что-нибудь полезное для нас в этих досье? — спросил иезуит.

— Признаться, ничего, падре, — вздохнул дон Мигель. — Я с этой тематикой незнаком, но сделал выборку аргументации… насколько позволили мои математические познания. Если выборку обобщить, то можно сделать некоторые выводы… Вот, взгляните…

Он выложил на середину стола четыре книги, раскрытые на закладках, освободил стул для падре, ожидая одобрения либо отрицания своих предположений.

— Вижу, что вы имели в виду, — кивнул тот после беглого знакомства с текстами. — Вопрос высшего порядка. Одно дело — несущественные последствия кляксы, посаженной неосторожным путешественником во времени на важный документ, и совсем другое — гибель сотен, если не тысяч людей.

— Просто еще не проводилось темпорального вмешательства таких масштабов, — сказал дон Мигель и потер усталые глаза. — Никогда не использовались возможности повторной ретронакладки, разве…

Он замолчал и уставился на иезуита.

— Падре, у меня идея. Не знаю, сработает ли она, но, по крайней мере, мы сможем вмешаться там, где уже была нарушена линия времени.

В глазах падре Рамона блеснула надежда.

— Что за идея? — живо спросил он.

— Всенощная, падре. Нельзя ли использовать всенощную Службы?

Падре молчал очень долго, пристально глядя в никуда, и вдруг разразился жутким хохотом.

— Естественно — месса! Будьте благословенны, сын мой. Надо же быть таким слепым — проглядеть мессу!

Глава седьмая

Очертание знакомой обстановки уплотнилось вокруг дона Мигеля. Кабинки для переодевания перед входом в капелле Службы нельзя было спутать ни с чем, а высокий, ясный звон колоколов служил подтверждением.

Он был у цели.

Но у той ли? В какой реальности он находится?

Ответить на этот вопрос было пока невозможно. Он хорошо понимал, что является частью операции, жуткого эксперимента, на который он никогда бы не решился без крайней необходимости, поскольку результаты были непредсказуемы.

Падре Рамон набросал предварительные расчеты, а детали дон Мигель уточнил с помощью оробевшего семнадцатилетнего кандидата, владевшего природным даром математика. Проблема сузилась до точно неопределимого расхождения в результатах, зависящих от некоторого фактора «к». Падре Рамон долго изучал свои расчеты, потом закрыл глаза, похоже, просил Божьего благословения, и велел дону Мигелю подняться в Залы Времени.

Там, повинуясь указаниям нервничающих техников, разместился между знакомыми железными и серебряными прутьями. Проверку повторили несколько раз, затем он отправился в путешествие, на которое еще никогда не отваживалась Служба. Ему предстояло убрать псевдоответвление истории.

Воздух вокруг него стал очень горячим…

… и вот он здесь, у входа в капеллу, и колокола наверху звонят, как в любую предновогоднюю ночь…

Что означал фактор «к»? Может быть, короля, чья жизнь или смерть могла изменить реальность радикальнее, нежели гибель простого смертного? Но что-то говорило, что этим фактором является он сам, спасшийся благодаря капризу Кристины. И теперь он просто обязан с процентами оплатить подарок судьбы.

Он должен вернуть все на свои места, сделать так, чтобы не стало этой ночи безумия, которая иначе ляжет черным пятном на честь Службы Времени. А повод, вызвавший этот кошмар, был так ничтожен… Перерыв документацию, он понял: устанавливая замкнутую казуальную ловушку, никто не подозревал, что случится, если ловушка сработает…

Он был достаточно сведущ в казуистике, чтобы разобраться, почему падре Рамон решился включиться в дерзкую игру. Самое главное — нереальность мира, созданного экспериментом ученых Службы. Но если женщины-гладиаторы явились из нереального мира, тогда и последствия вмешательства ученых можно рассматривать как нереальные. И результат корректуры последствий окажется тоже нереальным…

Ему страстно захотелось, чтобы этого кошмара не было, чтобы вторжения не случилось, и ему не пришлось бы вмешиваться… Наварро прошиб холодный пот — он только сейчас осознал, что является единственным хозяином единственного в своем роде прошлого.

Он замер, когда перестали звонить колокола. В наступившей тишине слышалось шарканье подошв. Дон Мигель перевел дыхание: колокола перестали бить в действительности, а сотрудники Службы направились ко всенощной, самому священному из всех официальных мероприятий. Он был просто обязан присоединиться к процессии. Несколько раз глубоко вздохнув и выдохнув, он снял с вешалки сутану, надел и надвинул капюшон на лицо. Потом открыл дверь и поспешил за коллегами.

Длинные сутаны с капюшонами делали всех одинаково безликими. У такого обезличивания имелись причины, о которых знали только сотрудники службы и которые делали мессу необычным событием.

В сумраке капеллы, освещаемой двумя свечами на алтаре, все фигуры сливались в серую массу. Торжественно звучал орган, и люди стали рассаживаться.

В этом году собралось восемьсот сорок шесть кандидатов, сотрудников и старших работников Службы. Следовательно, на скамьях сидело восемьсот сорок шесть одетых в серое мужчин. Каждый мог оказаться сотрудником из другого времени, и этому сотруднику суждено было умереть, потому что будущее изменится.

Только священник, раздавая облатки преклонившим колени братьям, видел их лица и мог бы догадаться, кто из них — чужак, пришедший на мессу с коллегами из прошлого. Священник носил маску. Каждый год орган играл одну и ту же музыку; каждый год с разрешения папы служба осуществлялась шепотом, поэтому чужак не смог бы уловить в голосе священника непривычные нотки и тем самым предвидеть предстоящую смерть…

Раздался шорох сотен ног, люди в серых сутанах встали, священнослужитель в маске шагнул к алтарю.

Глава восьмая

К концу богослужения дон Мигель понял, что должен делать. Вместе с другими сотрудниками службы он вышел из капеллы и направился к своей кабинке для переодевания. Непродолжительная изоляция людей до и после мессы была нужна не только для медитации, она позволяла человеку, избранному для участия в предновогодней всенощной будущего века, покинуть капеллу никем не узнанным.

Не было безусловной необходимости проводить перемещение прямо из кабины. Дон Мигель почувствовал, что от его нервозности не осталось и следа, ее сменила холодная ярость. Он швырнул сутану на пол и устремился к ризнице в другом конце галереи. Если предположить, что в их план вкралась ошибка в расчетах, то войти ему разрешит вовсе не падре Рамон, а кто-то другой…

Что ж, имеется только один способ узнать, правильно ли они рассчитали, как предотвратить катастрофу. Он решительно постучал в двери и с облегчением услышал голос падре Рамона.

Иезуит стоял у стола, положив руку на полированную столешницу.

— Поздравляю вас с Новым годом, сын мой, — сказал он с улыбкой. — Очень любезно с вашей стороны посетить меня. Я-то предполагал, что вы торопитесь на праздник во дворец… — он внимательно взглянул на Наварро и продолжал более серьезно. — Простите мою веселость. Я вижу по лицу, что вас что-то гнетет.

— Вы правы, падре. То, что привело меня к вам, прозвучит необычно, но мне придется вас убедить, что я не пьян и не сошел с ума, — дон Мигель облизнул пересохшие губы. — Надеюсь, что вы воспримите мои слова всерьез, особенно если я смогу точно назвать, кто именно из сотрудников Службы сегодня не присутствовал на всенощной.

— Едва ли это тема для суесловий, — сурово отвечал падре Рамон. — И вы обязаны объяснить, чего ради ее затронули!

— Попытаюсь! — дон Мигель судорожно сглотнул. — Вы, наверное, не станете спорить, что обычным способом выяснить отсутствующего человека невозможно. Но вам придется поверить, что я тайком не заглядывал в секретные документы… что даже не знаю, существуют ли подобные документы!

— Вы смущаете меня… но я вам верю. Продолжайте!

— Если так, то подтвердите, либо опровергните мое утверждение, что сотрудник, которому вы сегодня не подали Святого Хлеба это… Это Артуро Кортес!

Последовало долгое молчание. Падре Рамон взял с полки Библию в черном переплете с тисненым золотым крестом, положил ее на стол и кивком предложил посетителю присесть.

— Есть еще кое-что, падре, — продолжал тот, положив руку на Библию. — Даю вам слово, что я никогда — я имею в виду, в этом мире! — никогда не был в тайном архиве библиотеки. Но я знаю, и вы знаете, что при дворе царя Махендры, Белого Слона, есть женщины-гладиаторы, которые дерутся как профессиональные убийцы.

— Вы услышали о них от дона Артуро? — напустился на него иезуит.

— Нет, я с ним об этом никогда не разговаривал. Вы и сами знаете, что мы терпеть друг друга не можем.

— Тогда от кого же вы узнали о Махендре и женщинах-гладиаторах?

— От вас, падре. Вы сами мне о них рассказали.

Воцарилась жуткая тишина. Лицо иезуита стало пергаментно бледным, но голос оставался беспристрастным.

— Вы говорите загадками, но не производите впечатления человека, который потерял рассудок. Я намерен вас выслушать. Продолжайте!

— Вы кое-что объяснили мне, теперь я, в свою очередь, изложу вам эти сведения, чтобы вы не сомневались, в здравом ли я уме. Вы доверили мне тайну, которая, как вы считали, обязательно привлечет ваше внимание.

— Да, вы привлекли мое внимание фразой о Махендре и его воительницах, — признался падре Рамон. — По довольно веским причинам существование этого потенциального мира сохранялось в тайне. Наверное, вы понимаете, почему?

— Потому что в этом мире подавляется истинная вера? — предположил дон Мигель.

— Правильно. Имеются и другие причины, но эта — важнейшая. Итак, изложите мне, чего вы добиваетесь.

Дон Мигель понял, что острый ум иезуита уже готов перейти к существу дела. Конечно, падре Рамон оказался в неприятнейшем положении: ему предстояло оценить собственные действия, о которых он должен сейчас услышать впервые.

— Прежде всего, падре, вы обязаны написать обращение в будущее, чтобы обеспечить безопасность нашего мира. Вы должны издать инструкцию, заверенную Большой Печатью Службы, для того дня, в котором дон Артуро будет послан справлять всенощную с братьями из прошлого, словно с братьями из собственного времени. Он должен будет их предупредить, чтобы с сегодняшнего бала у Гроссмейстера его, Кортеса, удалили раньше обычного. Ни в коем случае дон Артуро не должен говорить с послом Конфедерации — и вообще с кем бы то ни было, — о женщинах как храбрых воительницах.

— Я, пожалуй, сделаю это, — пообещал падре Рамон. — Только вы объясните мне — зачем.

Дон Мигель принялся излагать суть дела. Когда он закончил рассказ о вторжении воительниц в перьях и убийстве короля и кронпринца, падре Рамон долго молчал.

— Да, — сказал, наконец, он, — такое могло случиться. Коррумпированный и беспринципный царедворец, имеющий доступ к аппаратуре Залов Времени, потакает настроению монарха, а результат — кровавая резня тысяч людей и гибель членов королевской фамилии. Вы оказали Службе неоценимую услугу, сын мой. Но, несомненно, понимаете, что единственной платой за нее будут жуткие воспоминания.

Дон Мигель кивнул.

— Моя сегодняшняя неосведомленность гораздо хуже! — сказал он. — Я как лист, подхваченный ветром, прилетел сюда и не имею ни малейшего представления, что делал в течение всего вечера — здесь, в этом мире.

— Если станете действовать осторожно, то установите это, не причинив реальности никакого вреда, — заверил его иезуит. — А если пожелаете освободиться от жутких воспоминаний о резне, то я могу вас от них избавить, ибо все то, о чем вы помните, сейчас не существует. Изгнать такие воспоминания из вашего мозга вполне логично.

Дон Мигель помедлил. Предложение было соблазнительным, и он знал, что процедура проводится легко и быстро: Святой трибунал изобрел снадобье для искренне раскаявшихся преступников, чтобы укоры совести не мешали им снова стать полезными членами общества. Но неожиданно для самого себя сказал:

— Нет, падре. Это опыт, и я не хочу его лишаться. Кроме того, вам сейчас известно столько же, сколько и мне. Будет несправедливо взваливать этот груз на одного человека.

— Я бы разделил этот груз с Господом, — напомнил ему падре Рамон. — Но благодарю вас. Это мужественное решение! — он взял в руки Библию. — Ради умиротворения вашей души советую вернуться на дворцовый прием. Отправляйтесь туда и убедитесь собственными глазами, что дворец невредим, король жив, а ваш друг Филиппе не ранен стрелами. И все случившееся покажется вам сном.

На лице иезуита появилось подобие улыбки.

— Утром… или, если хотите, сегодня ночью, но позднее, приходите ко мне. Я покажу вам книги, повествующие о власти Антихриста и границах ее. Он может создавать убедительные иллюзии, но не реальность. А решительные, честные люди всегда в состоянии распознать эти иллюзии.

Он поднялся. Дон Мигель упал перед ним на колени и склонил голову для благословения.

— Я напишу обращение в будущее, — заверил его падре Рамон. — Позднее, может быть, напишу предостерегающую статью для журнала, который издает Служба Времени… благодаря моей репутации ее не рискнут рассматривать как абсурдную. И, само собой, я буду молиться.

Он благословил Наварро и открыл ему дверь.

— Идите с Богом, сын мой, — сказал он.

Глава девятая

Опустошенный усталостью, дон Мигель медленно шагал по галерее, соединяющей капеллу с дворцом. Оттуда доносилась музыка, голоса подпевающих ей, беззаботный смех.

Это была реальность!

И все же, что из пережитого им было пережито кем-то еще? Провел ли он ночь с Кристиной в Лондресе, смешавшись с толпой? Естественно, они не повстречали на Имперской площади девушку в перьях, но что они делали вместо этого?

Был ли он вообще на приеме?

Он замер, затем решительно тряхнул головой и отогнал пустые мысли. Если вторжения не произошло, значит, Служба по распоряжению падре Рамона предприняла все необходимые меры, чтобы устранить альтернативную ветвь развития событий. Он помнил о мерах предосторожности, которые предприняли техники в штаб-квартире, чтобы он наверняка появился в этой откорректированной реальности не раньше одной-двух минут до полуночи. Он уже делал «притирку» для самого себя, потому что в другом, потенциальном мире, в эту минуту находился вместе с падре Рамоном и Кристиной в штаб-квартире, а в этом, реальном мире, намеревался присоединиться к празднеству во дворце.

Он заставил себя вернуться к окружающей действительности. Наварро находился в теплой, хорошо освещенной и красиво украшенной галерее, ведущей в зал… Там Кристина ждет его возвращения со всенощной.

А вдруг окажется, что они не сбежали в город, а провели вечер в скучнейшей, вежливой, но ничего не значащей болтовне, пока она не нашла отговорку, чтобы избавиться от него и поискать более интересного партнера?

Падре Рамон советовал ему быть осмотрительным… а в зале наверняка было слишком много гостей… Он свернул в боковую галерею, по которой сновали рабы с подносами, уставленными традиционными новогодними закусками и бокалами с глинтвейном. Вход в зал был завешан бархатными портьерами с золотыми кистями. Из этого местечка было удобно незаметно обозревать зал.

Народу поубавилось. Короля не было, вероятно, он удалился на покой… Не было и посла конфедерации… Зато был кронпринц. Он стоял возле помоста для оркестра и по-королевски беседовал с хорошенькой девушкой-индианкой. Тут же находился и Красный Медведь, развалившийся высоком кресле. Перед мессой, похоже, его в принудительном порядке протрезвили… Генеральный сотрудник мог себе позволить некоторые излишества…

— Мигель!

Он испуганно оглянулся. Широко улыбаясь, к нему подходил дон Филиппе.

— Мигель, где ты был все это время? — ткнул тот приятеля пальцем в бок и понимающе подмигнул. — Молчи… попробую угадать… Пожалуй, лучше не говорить этого вслух!… Уверен, ты провел веселый вечер!

— Естественно! — дон Мигель ухватился за эту соломинку. — Так ты меня искал?

— Не совсем, — гоготнул дон Филиппе. — Я… ну, вообще-то я был занят другим… Но я заметил, как ты блистательно сбежал.

— Так просвети меня, пожалуйста, что здесь без меня произошло? — дон Мигель попытался принять самодовольный вид. — Я… э-э… ну, может быть, мне следует скрывать свое отсутствие, а?

Дон Филиппе округлил глаза.

— Мигель, не хочешь ли ты сказать?… Нет, ты просто бессовестный счастливчик! Ингеборг очень веселая, но все-таки еще молода для…

— Филиппе! — резко оборвал его Наварро.

— Ладно, ладно! — дон Филиппе разыграл раскаяние. — Скромность — дело чести и все такое прочее… Ну, тогда покончим с разговором; я спешу избавиться от вина, которое во мне содержится, и вернуться к Ингеборг. Так, с какого момента от тебя ускользнула нить событий?

— Э-э… — Мигель наморщил лоб. — Тут не было спора между королевскими величествами и послом Конфедерации?

— Ах, это… Да, они сцепились, и довольно крепко. Но Красный Медведь еще мог соображать и заставил некоторых из нас произвести отвлекающий маневр. Однако твоя старая подруга маркиза ди Хорке не переставала делать всякие дурацкие замечания. В какой-то момент казалось, что дойдет до драки. Но кто действительно раздражал, так это, как и следовало ожидать, дон Артуро. К большому облегчению присутствующих, он куда-то исчез… перепил, наверное. Господи Боже, да вот же он! Глянь, как здорово накачивается!

Дон Мигель бросил взгляд в указанном направлении. Дон Артуро, бледный, как смерть, похоже, старался обрести здоровый цвет лица и вливал в себя красное вино бокал за бокалом.

— И что же случилось потом? — спросил Наварро, помедлив.

— Ну, разговор переключился на что-то более безобидное, а когда король, его свита и посол в половине двенадцатого ушли, все стали смеяться, жать друг другу руки и говорить любезности. Мигель, извини, но мне нужно исчезнуть.

Дон Мигель радостно улыбнулся, Значит, действительно все в порядке. Неясно одно: если глава дипломатического корпуса, посол Конфедерации ушел еще до полуночи, чтобы отпраздновать Новый год в посольстве, то остальные иноземные вельможи, скорее всего, сделали то же самое; тогда почему Ингеборг еще здесь… неужели она осталась, как и ее отец?

Потом он подумал, что скандинавы, наверное, справляют свои религиозные праздники не так, как подданные его Всекатолического Величества. Сейчас он отыщет Кристину и выведает, как они в течение двух часов манкировали королевским приемом. Окрыленный, он уже хотел отправиться на поиски, но еще раз непроизвольно взглянул на дона Артуро.

Нет, следует уладить еще кое-что, прежде чем высматривать Кристину. Он мало что мог сделать для этого человека — безразлично, достойного любви или ненависти. Ему пришлось испытать жуткую участь — осознать, что был извлечен из своего времени и стал первым (и дай Бог, чтобы последним!) сотрудником Службы Времени, который справлял новогоднюю мессу в чужом мире.

Имел ли он, дон Мигель, право заставить его страдать, когда последствия необдуманного бахвальства уже находились под сукном несуществования?

Нет, пусть про это толкуют специалисты, если когда-нибудь узнают об операции исправления реальности. Дон Артуро был не в таком уж скверном положении, однако, явно мучился от осознания вины, хотя и исправленной. Дон Мигель, переполненный внезапным состраданием, шагнул вперед и остановился перед доном Артуро.

— Вашу руку, брат! — воскликнул он. — Могу я пожелать вам счастливого Нового года?

Дон Артуро измученно взглянул на него, словно не понял слов. Потом уронил бокал и схватил руку дона Мигеля обеими руками. Он не говорил ничего, только улыбался.

Немедленно появился раб, чтобы убрать осколки стекла и вытереть винную лужу. Освободившись от рукопожатия, дон Мигель услышал знакомый голос:

— А, так вы здесь, Мигель! Что вас так задержало?

В нескольких шагах от двух сотрудников Службы между отцом и сестрой стояла Кристина, подзывая его. Сердце его подпрыгнуло, он устремился к девушке. Быстро поклонившись герцогу, он сказал:

— Мне очень жаль, леди Кристина, но я должен еще… должен поговорить в ризнице с падре Рамоном.

Она изумленно подняла брови, когда он назвал ее титул, но потом, похоже, сообразила, чем это объясняется.

— О, вам надо бы усвоить, папе нет дела до того, Мигель, что люди меня называют просто Кристиной. Ему нужно было только привыкнуть к этому… не правда ли, папа? — добавила она и толкнула отца локтем в бок.

Герцог Сканья с ухмылкой кивнул.

— Так точно, пришлось привыкнуть, — согласился он. — Мне пришлось примириться и с так называемыми прогрессивно настроенными друзьями, которые обращаются ко мне просто «герцог». Ну и что с того? Я никогда не заострял внимания на этих формальностях! — Сканья бросил на дона Мигеля вопрошающий взгляд. — Полагаю, что вы и моя дочь хорошо понимаете друг друга… Во всяком случае, я весь вечер не видел вас.

— Мигель — просто чудо — затараторила Кристина. — Нам было жутко скучно, и тогда он устроил так, чтобы мы смогли незаметно улизнуть. Мы побывали в городе и повеселились прямо по-королевски. Подумать только — за таким хмурым лицом скрывается весельчак. Я думала, Мигель, что вы очень строги к себе и только затем посетили падре Рамона, чтобы исповедаться, как отвратительно вы себя сегодня вели — были кавалером девушки, которую не сопровождала дуэнья!

— Кристина! — сказал герцог с упреком. — Сколько раз тебе объяснять? Нельзя смеяться над моральными устоями других!

Мигелю сразу стало очень легко. Пережитые им события начали отодвигаться на второй план, постепенно блекнуть, пока не стало казаться, что их и вовсе не было.

— О Господи, Кристина! — взволнованно сказал он. — Нет, я никогда не раскаюсь в том, что провел вечер с вами. А в доказательство позвольте пригласить вас на танец, и на сей раз, надеюсь, нам не придется его прерывать.

Он поклонился герцогу и повел ее в центр зала.

— Все к лучшему в этом лучшем из миров, — шепнул он.

— Что вы сказали, Мигель? Я не совсем поняла…

— Ничего особенного. Это просто шутка… Правда, циничная.

— Ой, объясните мне! — настаивала она.

Он покачал головой:

— Поверь мне, Кристина, не могу. И никто другой не смог бы. Забудь про шутку, давай танцевать!