ГЛАВА ВТОРАЯ. Мэри, Мэри, Мэри – вот: Все совсем наоборот!

Онлайн чтение книги Бесноватые
ГЛАВА ВТОРАЯ. Мэри, Мэри, Мэри – вот: Все совсем наоборот!

– Добро пожаловать, дорогой сэр, и вы, молодая госпожа! – сердечно приветствовал их хозяин. – Не сочтите за труд переступить порог этого дома. Милости просим. Вас уже ждут.

Он отошел с дороги, давая лошадям въехать на мощенный булыжником двор таверны, и, когда карета остановилась, открыл дверцу. Джеффри Уинн высунулся наружу, нахлобучил треуголку и спрыгнул на грязные булыжники, поверх которых была постелена солома.

Дым вился по двору, и сквозь его густые клубы видна была галерея, шедшая вдоль всех четырех задних фасадов здания.

Из маленьких зарешеченных окошечек на галерее падал свет, который отражался на ножнах шпаги и пряжках на башмаках молодого человека.

– Уже ждут? – поинтересовался он беззаботно. – Сэр Мортимер Ролстон?

– Не знаю, сэр, он не назвал своего имени. Но не сомневаюсь, что это именно тот джентльмен. Он ожидает вас в моих так называемых Антилоповых покоях с отдельной гостиной и желает, чтобы вы и молодая дама немедленно проследовали к нему.

– В свое время, любезный хозяин, в свое время!

– Как вам будет угодно, сэр. – И хозяин сделал неловкую попытку согнуть ноги в коленях. – Но он ждет вас уже несколько часов. И он сказал «немедленно». С ним дама.

Некто в карете яростно топнул ногой.

– Что он говорит? – донесся оттуда нежный голосок Пег Ролстон. – С ним дама? Черт бы ее побрал!

Девушка выглянула из кареты. Ее вспыхнувшее румянцем лицо было прелестно. Она была такого же роста, как ее спутник, но хрупкого телосложения и явно слабая физически. Плащ ее раскрылся, и под ним видно было платье розовато-сиреневого шелка с кринолином, слегка расширенным распорками из китового уса, так называемым «обручем», на нижней юбке. Голос ее звучал необычно из-за того, что она глотала слезы и пыталась подавить испуг.

– Я – грязная! – произнесла она трагически. – То есть я хочу сказать, мне нужно помыться с дороги. Я четыре дня не меняла платья. Мистер Уинн, я отказываюсь встречаться с этой женщиной, пока не приведу себя в порядок.

– Хозяин! – позвал Джеффри. – Будьте так добры, проводите даму в другие покои с отдельной гостиной. Принесите ей воды и мыла, если таковые у вас имеются.

– Сэр, – взмолился хозяин. – Сэр, я не уверен, что…

– Но насос у вас есть? Если нет ничего другого, она сунет голову под него. Нет, сударыня, никаких белил, никаких румян! Ваше лицо так прекрасно! Не стоит разрисовывать его, как клоуну на Варфоломеевской ярмарке.

– У дамы есть багаж, сэр?

– Какой багаж! – воскликнула Пег. – Когда меня унесли в нижней юбке! Вы слышали, что сказал этот господин?

– Сэр, но я должен проводить вас, я должен показать вам путь в Антилоповы покои.

– Я знаю, как туда пройти, и обойдусь без провожатых. Позаботьтесь о даме.

В воздухе блеснул золотой, потом еще один для кучера и третий – для форейтора, сидящего на пристяжной. Столь неумеренные траты вызвали возмущение Пег, которая выразила свое недовольство в выражениях достаточно крепких, как если бы речь шла о разбазаривании семейного состояния, что уже проделал в свое время некий предок Джеффри Уинна. Через минуту у кареты уже суетились конюхи, а Джеффри направился в глубь двора.

Таверна «Золотой Крест»[8]Вид Чаринг-Кросс с Нортумберленд-хаус и таверной «Золотой Крест» с флагом над входом сохранился на картине А.Каналетто (1750-е гг.) и выполненном по ней офорте Дж. Баулса., видимо получившая свое название от белого креста на зеленом фоне на флаге, висевшем над входом, располагалась напротив памятника Карлу I. Сам памятник не был виден со двора, откуда вырисовывались лишь неясные очертания Нортумберленд-хаус с флюгером на крыше и двумя каменными львами перед входом. Здесь располагалась также Английская Западная почтовая станция, и воздух был наполнен сильным запахом лошадей.

Перебросив плащ через руку, Джеффри поднялся по наружной лестнице, ведущей на галерею. Правда, подойдя к нужной двери, он не взялся за ременную петлю, служившую дверной ручкой, а вместо этого заглянул в окно, расположенное рядом с дверью.

В комнате было неспокойно – именно так! Но это было не то беспокойство, которое ожидал увидеть Джеффри.

Две свечи на каминной полке освещали обитую деревянными панелями гостиную с голым дощатым полом. В середине комнаты, за столом, лицом к окну сидел мужчина, явно поглощенный своим ужином.

Это был крупный человек, за пятьдесят, мускулистый, но одновременно и тучный, с большим животом и тяжелым подбородком. На нем был роскошный костюм из цветастого шелка с пятнами от еды и крошками нюхательного табака, а на голове – неопрятный парик. Шпагу сэр Мортимер Ролстон носил, лишь следуя этикету. Нередко, стукнув кулаком по столу, он заявлял, что не знает, как ею пользоваться, и подозревает, что и все прочие фехтуют не лучше, чем он. В данный момент его красное лицо отражало не столько дурное расположение духа, сколько сосредоточенную задумчивость; он прихлебывал из массивного стеклянного кубка, поводя глазами из стороны в сторону.

Упомянутое выше беспокойное настроение в гостиной исходило от изящной женщины со сложенным веером в руке, которая расхаживала взад и вперед перед камином. Миссис Лавинии Крессвелл, вдове, на вид можно было дать лет тридцать, но только не при дневном свете, которого вообще избегали, как правило, дамы из общества.

Миссис Лавиния Крессвелл была весьма миловидна, если не считать слишком уж выцветших светлых волос и слишком бесцветных голубых глаз. Роста она была невысокого. В то же время держалась она величественно и с какой-то ленивой надменностью, чему Пег безумно завидовала и тщетно пыталась подражать. Миссис Крессвелл что-то резко и отрывисто говорила, обращаясь к сэру Мортимеру. Слов нельзя было разобрать, но видно было, как сэр Мортимер сжимается от них.

– Отчего бы это? – думал Джеффри Уинн.

Все суставы его ныли от долгой тряски в карете, и голова гудела после напряжения и беспокойства последних месяцев. Он еще немного постоял у окна (о чем он при этом думал, пусть домыслит сам читатель), затем бесшумно переместился к двери. Столь же бесшумно, стараясь, чтобы не звякнул засов, Джеффри потянул за ремешок. Затем он распахнул дверь.

Впечатление, которое появление его произвело на людей в комнате, напоминало эффект разорвавшейся бомбы.

– Что такое? – воскликнул сэр Мортимер.

Этот тучный человек привстал, толкнув животом стол, так что задребезжала оловянная посуда. Нижняя челюсть у него отвисла. Он взглянул сначала на Джеффри, потом за спину Джеффри; при этом краска отлила от его лица. Голос его, глубокий, хрипловатый и раскатистый, на этот раз дрогнул.

– Что такое? – воскликнул сэр Мортимер.

Затем:

– Черт возьми! Ничего не вышло?

– Не беспокойтесь, сэр. Все в порядке.

– Но распутница? Все ли в порядке с ней?

– С ней тоже все в порядке.

– Ну так!.. – произнес сэр Мортимер, к которому постепенно возвращалось самообладание. – Ну так!..

Миссис Крессвелл не глядела в их сторону; она стояла, постукивая сложенным веером по выступу каминной полки. Сэр Мортимер откинулся в кресле и жадно припал к кубку, торопливо глотая вино, которое проливалось, струясь по его подбородку и стекая на кружевной ворот рубашки. Он допил вино, потом еще несколько секунд молчал. Лицо его пылало гневом, и на лбу вздулись синие жилы. Он грохнул кубком по столу и снова вскочил на ноги.

– Что, боится? – спросил он. – Кто кого, черт возьми, боится? Ну ладно. Где моя племянница? Где эта распутница? Где она прячется? Приведите ее сюда, молодой человек. Приведите, и я убью ее. Убью и лишу наследства. Ведите ее сюда!

– Сэр, – сказал Джеффри, – выслушайте меня, прошу вас.

– Выслушать тебя? Где она?!

– Сэр, Пег в другой комнате. Она готовится к встрече с вами. Умоляю вас, сэр, будьте с ней помягче. Как бы она ни притворялась, душа ее страдает.

На этот раз ответила ему миссис Крессвелл; она повернула голову и холодно взглянула на молодого человека.

– Что вы говорите? – спросила она, улыбаясь. – Боюсь, что, когда мы разберемся с ней, тогда придется пострадать и ее телу.

– Если мне будет позволено, сударыня…

– Не будет. Могу я спросить, сколько вам лет, мистер Уинн?

– Двадцать пять.

– Вот как! Двадцать пять. – Миссис Крессвелл подняла свои выцветшие брови. – По вашему лицу и манере рассуждать я бы решила, что вам несколько больше. Но вам всего двадцать пять. Поэтому будьте любезны говорить, лишь когда вас просят об этом – и не ранее.

– Сударыня…

– И еще, мистер Уинн. Насколько я понимаю, вы оказали нам некоторые услуги. Что побудило вас к этому?

– Меня наняли.

– Именно. Меня радует, что вы осознаете это. Но больше мы не испытываем нужды в вас, и, как это ни прискорбно, интереса к вам мы тоже не испытываем.

Неожиданно сэр Мортимер стукнул кулаком по столу.

– Эй, Лэвви…

– Дорогой друг, неужели вы полагаете, что меня – подобно всем прочим – не заботят интересы и честь вашей семьи?

– Нет, Лэвви, я… Я, конечно, знаю… Но зачем же вы так суровы с мальчиком?

– Ну тогда зачем же проявлять суровость и к девочке? – спросила миссис Крессвелл.

Слегка раскрыв веер, она двинулась в направлении сэра Мортимера; на ее восковом лбу появился румянец, а верхняя губа красивого, строгого рта слегка приподнялась. Отблески свечи играли на кулоне – оправленных в золото рубинах – на шее миссис Крессвелл.

– Или вы полагаете, что ввели меня в заблуждение своей яростью, тем, как вы изображаете эдакого сквайра Уэстерна из сочинения покойного мистера Филдинга?[9]Филдинг, Генри (1707–1754) – английсктй писатель, автор романа «История Тома Джонса, найденыша» (1749 г.). Сквайр Уэстерн – персонаж этого романа. Нимало. Вы говорите, что убьете ее? Что вы сделаете? Собираетесь ли вы покарать ее, как она того заслуживает, за побег из дома, который она совершила? Собираетесь ли вы покарать ее вообще?

– Ну, Лэвви, зачем вы так суровы? Она же дочь моего покойного брата. Я воспитывал ее.

– Воспитывали. И ваше воспитание видно в ее манерах. Спору нет, в ее жилах течет благородная кровь. Но, как и вы, она – деревенщина.

– Лэвви…

– Вы когда-нибудь видели такие лживые глаза? Такое жеманство, уловки, к которым прибегает скотница, когда она кокетничает с глупыми мужчинами? Кого вы могли воспитать? Только деревенщину. Но зачем же было воспитывать шлюху? Можно ли допустить такую в Сент-Джеймсский дворец и представить Его Всемилостивейшему Величеству?[10]Георг ІІ (1683–1760) – король Великобритании и Ирландии (с 1727 г.), курфюрст Ганновера, сын Георга І (1660 – 1727), основателя Ганноверской английской королевской династии, сменившей династию Стюартов.

– Его Всемилостивейшему Величеству? – вскричал сэр Мортимер. – Этому жирному олуху, который и по-английски-то толком говорить не научился! Да они все, ганноверцы, – безмозглые!

– А мы все еще якобиты![11]Якобиты – сторонники Якова ІІ Стюарта (1603–1701), бежавшего во Францию в 1688 г. Мы еще со школьной скамьи обожаем Стюартов! Ну ничего. Можете не дрожать за свою шею! Якобиты давно в могиле и напрочь забыты. Но то, что вы хотите видеть свою распутную девицу в хорошем обществе, – это ведь не просто разговоры? Или, может быть, все же прибегнуть к каким-то радикальным средствам и поучить вас уму-разуму – для вашей же пользы?

– Лэвви, Лэвви, вы правы абсолютно во всем! Боже мой, поступайте как сочтете нужным. Как, по-вашему, следует обойтись с Пег?

– Ее следует раздеть донага и выпороть кнутом, а после этого засадить на месяц в Брайдвелл по обвинению в распутстве. Что она вам или вы ей, когда есть люди, которые вас действительно любят? И пороть ее будете не вы; этого я не допущу: у вас слишком мягкое сердце. Внизу находится мой дорогой брат, мистер Тониш, он готов оказать нам эту услугу.

Миссис Крессвелл повернулась к Джеффри:

– Вы что-то хотели сказать, молодой человек?

– Да, сударыня.

– Могу я спросить, что именно?

– Я хотел сказать, сударыня, что ваш «дорогой брат» крупно рискует, если только осмелится тронуть мисс Ролстон.

– Что вы говорите? – произнесла миссис Крессвелл, на которую эта угроза не произвела никакого впечатления. – А вы знакомы с моим братом, мистер Уинн? Или с его близким другом майором Скелли?

– Не имею этой сомнительной чести.

– А также, я полагаю, не владеете искусством фехтования?

– Нет, сударыня. И вообще не имею склонности к героическому.

– Ну что ж, похвально. Нечасто встретишь такого благоразумного охотника за приданым. Ну ладно, где эта страдалица? В какой комнате она прячется?

– Не могу вам этого сказать.

– То есть не хотите? Тогда, боюсь, мне самой придется привести ее. Или вы собираетесь воспрепятствовать мне?

– Ни в коем случае, сударыня. Но вы только что упомянули сочинение покойного мистера Генри Филдинга. Вы знали его?

Миссис Крессвелл взглянула на молодого человека. На ней было платье кремового бархата с розовой накидкой, кружевами, идущими по рукаву, от локтя и почти до самого запястья, и лифом с очень низким прямоугольным вырезом, в котором вдруг поднялся и потом вновь опустился рубиновый кулон.

– Я понимаю толк в литературе и не стыжусь иногда пролить слезу над особенно трогательным местом. Но его сочинения – грубые и отвратительные, совсем не такие, как у мистера Ричардсона[12]Ричардсон, Сэмюэл (1689–1761) – популярный английский романист, автор романов «Памела, или Вознагражденная добродетель» (1740 г.) и «Кларисса Гарлоу» (1748 г.).. Его удивительно трогательная, такая волнующая «Кларисса»…

– Я имел в виду не ваши литературные склонности, сударыня. Знали ли вы мистера Филдинга в другом его качестве? И знакомы ли вы с его сводным братом и преемником, слепым судьей с Боу-стрит? И с теми, кого за глаза называют «людьми мистера Филдинга»?[13]В 1748 г. Г. Филдинг стал мировым судьей Вестминстера и при суде на Боу-стрит организовал подразделение сыщиков (предтечу знаменитого Скотленд-Ярда), известное первоначально как «люди мистера Филдинга», а впоследствии – «бегуны с Боу-стрит». После его смерти в г. Лиссабоне (Португалия) председателем суда на Боу-стрит стал единокровный брат Г. Филдинга – Джон, который и возглавлял подразделение сыщиков.

– С этим слепым наглецом? Да, во всяком случае, встречалась. Могу я пойти вниз или еще нет?

– Сделайте одолжение, сударыня, – вниз или к дьяволу.

– Вы об этом пожалеете, – сказала миссис Крессвелл.

Дверь открылась и вновь захлопнулась за ней. Взметнулось и заколебалось пламя свечей. Порыв ветра промчался над Чаринг-Кросс, влетел на Стрэнд и понесся по улицам, состояние которых некий знаток Лондона определил как «абсолютно дикое и варварское». Не исключено, что в доме в этот момент было не лучше.

– Сэр… – начал Джеффри.

– Признайся, мальчик, – перебил его Мортимер Ролстон, – ты никогда не думал увидеть меня таким. Не думал, что я могу так низко пасть.

На протяжении всей речи миссис Крессвелл он ни разу не приподнялся со своего места, и глаза его все время были устремлены в пол. Сейчас он с трудом выбрался из-за стола и искоса смотрел на Джеффри. Парик на нем сбился на сторону. Один белый чулок, а именно левый, спустился из-под пряжки, застегивающей под коленом штанину, и сполз на огромную туфлю. Так он и стоял, глядя через плечо на пламя камина, с отблесками света на красном лице, – как толстый надувшийся школьник.

– По-твоему, я без ума от этой женщины? Черт меня побери, ну и без ума! По-твоему, я ничего не могу с этим поделать? Черт меня побери, ну и не могу! Не я первый.

– Не первый и не последний, если уж на то пошло.

– Ты тоже без ума от Пег. Думаешь, я не знаю? Только ты умеешь это скрывать. А я нет. Я простой бесхитростный мужик.

– Сэр, вы кто угодно, но только не простой и не бесхитростный мужик.

– Что? – заинтересовался сэр Мортимер, к которому вдруг вернулся его обычный цвет лица, а вместе с ним и обычная несдержанность. – Ты что, догадался?

– Кое о чем.

– О чем же именно? Знаешь, например, почему я именно тебя отправил на эти идиотские розыски вместо того, чтобы обратиться к дюжине моих людей в Париже, которые уже десять раз могли доставить Пег сюда?

Джеффри так и стоял, перебросив плащ через руку. Ему пришло в голову послать проклятие небесам или швырнуть этот плащ на пол, как это, наверное, сделал бы сэр Мортимер. Но он только оглянулся.

– У вас дюжина своих людей в Париже? Вы прямо как сэр Фрэнсис Уолсингем[14]Уолсингем, Фрэнсис (ок. 1530–1590) – государственный деятель, советник Елизаветы І, «Бесс» (1533–1603). Имел многочисленных шпионов и осведомителей при европейских дворах..

– Кто такой сэр Фрэнсис Уолсингем?

– Он уже умер. Я когда-то читал, что он нанял целый легион шпионов для доброй королевы Бесс.

– А, науки, науки! – пробурчал сэр Мортимер. – Я, знаешь, уважаю книжную ученость; только многовато ее развелось, а здравого смысла осталось маловато. Я вложил деньги в ювелирное дело Хуксона с Леденхолл-стрит вовсе не для шпионажа. Мы уже целый год воюем с «мусью». Но банкиры не воюют, они богатеют. Ты это запомни, слышишь? Меня бы выгнали из дома, в одной рубашке выгнали бы… эти люди из общества, узнай они, что я вкладываю деньги в торговлю. И все же вот тебе мой ответ.

– Ответ на что? Почему вы послали меня в Париж?

– Да, черт возьми! Потому что кто-то должен жениться на Пег! И я решил, что это будешь ты! Кому же еще? Я с самого начала так задумал и решил дать тебе возможность показать, на что ты годишься, доказать, что ты вовсе не робкий слюнтяй, каким вечно прикидываешься.

Он перехватил взгляд Джеффри.

– Ну, не возмущайся. Ты мне нравишься. Раз ты все равно втюрился в Пег, а она в тебя – еще больше, так что дурного в этой моей затее?

– Дурного в ней ничего. Но есть в ней одна ошибка. Ошибка, сэр, заключается в том, что я не собираюсь жениться на Пег.

– Как?! – вскричал сэр Мортимер, приходя в ярость. – Не собираешься жениться?

– Не собираюсь.

Сэр Мортимер весь подался вперед, плечи его приподнялись и в свете свечи, падавшем из-за спины, казались еще массивнее.

– Это оттого, что она уже не девица, да? Мне не доказать, что ты первый с ней валялся: потаскушка скорее плюнет мне в глаза, нежели хоть слово скажет против тебя; да я и не стану ничего доказывать, пусть чертовы законники доказывают. Да и такая уж важная штука – невинность – для девушки с таким приданым? Тоже мне, добродетель!

– Штука не такая уж важная. Мне эта женская добродетель представляется товаром чересчур дорогим и слишком непонятным, чтобы держать его в такой чести. Восхищаться женщиной только за то, что она ни разу не вспомнила про свой пол, все равно что восхищаться мужчиной, который ни разу не вспомнил про свои мозги.

– Верно рассуждаешь. Не произноси этого вслух – понял? – а то куча попов тут же на тебя набросится с воплями. Но рассуждаешь верно. Что же тебя заботит в таком случае?

Сэр Мортимер пристально взглянул на Джеффри.

– Не золотишко, надеюсь? А то ты у нас гордый, еще откажешься от ее денежек. Это сейчас, когда всякий юноша из хорошей семьи только и думает, как бы поправить семейные дела удачной женитьбой, – и правильно делает! Так не из-за денег?

– Нет, не из-за денег. По крайней мере…

– Так в чем же дело, черт побери? Не станешь же ты отрицать, что любишь эту потаскушку?

– Про себя я это знаю. Но я скорее дам перерезать себе горло, нежели женюсь на ней или признаюсь, что желаю этого.

– Что это вы, сэр, за персона такая, чтобы рассуждать, что вы станете делать, а что – нет? Да кто ты такой? Лэвви ты, может, и озадачил своими разговорами о «людях мистера Филдинга», а меня – нет. Я знаю, что это – легавые с Боу-стрит, сволочь, которая тайно выслеживает и сдает за вознаграждение воров и убийц. И ты – один из них. Есть ли дело грязнее?

– Осторожней, сэр.

– Господи Боже мой! – трагически воскликнул сэр Мортимер. – Что же за гадюк развели мы вокруг себя! Пег чуть не стала актриской в «Друри-Лейн» и, не помешай я ей, была бы сейчас с низшими из низших! Ты – сыщик! Куда уж ниже? И оба вы: любите и не женитесь. И я: разрываю себе сердце из-за двух идиотов, луной ушибленных.

– Факты, которые вы приводите, сэр…

– Не говори, черт возьми, о фактах!

– Факты, которые вы приводите, неверны. С приходом мистера Джона Филдинга на Боу-стрит суд магистратов[15]Магистрат – член суда магистратов, мировой судья, судья полицейского суда. и служащие этого суда обрели наконец достоинство. Что касается театра, то два самых разборчивых и высокомерных господина, его милость герцог Графтон[16]Фитцрой, Огастус Генри, третий герцог Графтон (1735–1811) – британский государственный деятель. и мистер Горацио Уолпол[17]Уолпол, Гораций (171–1797) – четвертый граф Орфордский; приобрел известность как автор трудов исторического и антикварного содержания, а также блестящих и остроумных писем. Автор готического романа «Замок Отранто»., считают за честь отобедать с Гарриком в Хэмптоне.

– Пег – не Гаррик, пойми ты, щенок! Она скорее похожа на ту, другую Пег, Уоффингтон, которая сбежала из театра, прежде чем ее оттуда выгнали.

Тон его изменился.

– Мальчик мой, послушай меня! У нас мало времени. В любую минуту Лэвви может…

Сэр Мортимер внезапно замер с открытым ртом, схватившись рукой за золотую пуговицу на камзоле. Джеффри кивнул.

– Да, – произнес он. – Вы хотели сказать, что в любую минуту миссис Крессвелл может вернуться. И вы будете стоять перед ней, словно преступник у позорного столба, когда толпа бросает в него камни и дохлых кошек. Я не хочу обидеть вас, сэр. Но с вами-то что происходит?

– Я не могу ей противиться. Я это заслужил. Вот и все.

– Простите, но совсем не все. Я сам так думал несколько месяцев назад.

– Черт меня дери, могу ли я вечно пренебрегать благополучием Пег? Она должна пребывать в высшем свете, иначе зачем нам этот дом в Лондоне? Лэвви Крессвелл пользуется расположением нашего милостивого короля, его толстозадости Георга Второго, такого же жалкого вдовца, как и я. В этом все дело, и тебе это известно.

– Это только часть дела, я в этом уверен. Вы никогда не придавали особого значения свету. Я видел, как вы спустили с лестницы баронета, который не сказал и половины того, что наговорила вам миссис Крессвелл. Чем держит вас эта женщина? Чем она так запугала вас? Или не она, а ее братец, мистер Хэмнит Тониш?

– Чем держит? Чем запугала?

– Да.

Сэр Мортимер помолчал, потом вновь обратился к Джеффри:

– Однажды, мой мальчик, – произнес он сдавленным голосом, – ты проснешься утром и увидишь, что ты – старик. И нет в тебе уже прежнего спокойствия и прежней уверенности в себе.

– Никогда в жизни я и ни на минуту не чувствовал уверенности в себе. Я всегда полагался только на Бога.

– Я сказал: прежней уверенности в себе. И соображаешь ты уже не так скоро, и речь твоя медленна. И даже загнать лжеца в угол ты уже неспособен. Но стерпишь ли ты, чтобы Пег выпороли у тебя на глазах, потом бросили в тюрьму по приговору суда, на основании показаний, данных под присягой? А потом ее отдадут Хэмниту Тонишу, если он еще не раздумал жениться на ней.

– Отдадут Хэмниту Тонишу?

– Ты говоришь, ты не знаком с ним.

– И это правда. Я знаю лишь, что у него репутация фехтовальщика, который уступит только его же дружку майору Скелли, ну и еще кое-что. Но Пег? Отдадут Хэмниту Тонишу!

– Да, и в этом все дело. Кто поможет ей, если не ты?

– Поклянитесь, что это правда. У дяди ее cтолько возможностей.

– Клянусь тебе, мальчик…

Казалось, будто Джеффри уловил в его речи отзвук какого-то другого голоса.

– Да, – произнес он. – Пег тоже во многом клялась мне недавно. Сэр, ни вы, ни Пег больше не сумеете меня одурачить. Благодарю вас, но я отказываюсь. Я и пальцем не двину, чтобы помочь ей. Даже если…

Снаружи на галерее прозвучали быстрые шаги. Эти покои таверны «Золотой Крест» состояли из обшитой деревянными панелями гостиной и примыкающей к ней спальни без окон, но с блохами. Шаги миновали спальню и достигли гостиной. Открылась дверь, и появилась Лавиния Крессвелл в сопровождении человека лет на шесть старше ее; она появилась в дверях и устремила взгляд на сэра Мортимера (за то время, что она смотрела на него, можно было бы сосчитать до десяти).

Миссис Крессвелл не выглядела рассерженной, лишь на ее восковом лбу в паре мест выступили пятна.

– Нашей милой Мэри Маргарет, – промолвила миссис Крессвелл, – придется держать ответ еще кое за что. Она исчезла.

– Исчезла? Но куда?

– Это, – ответила миссис Крессвелл, – мы бы и хотели знать.

– О да, – подтвердил ее спутник. – Очень бы хотели.

В отличие от невысокой миссис Крессвелл ее спутник был худ и рост имел выше среднего. У него были длинные руки и пальцы – тонкие и гнущиеся. Все же и выражение, и некоторое сходство в чертах их бледных без кровинки лиц позволяли предположить, что эти люди – брат и сестра.

– Ваша племянница, дорогой мой друг, – пояснила миссис Крессвелл, – потребовала, чтобы ей отвели комнату для того якобы, чтобы помыться. Буквально минуту спустя она выбежала во двор и позвала наемный экипаж. Хозяин, как он утверждает, последовал за ней, пытаясь удержать. Но мисс Пег, не обращая на него внимания, укатила в направлении на восток.

– Лэвви, Лэвви, – взмолился сэр Мортимер, – я здесь совершенно ни при чем.

– Я вас и не обвиняю.

– И я не знаю, куда она бежала.

– Этого я тоже не утверждаю, – сказала миссис Крессвелл.

Затем она кивнула в сторону Джеффри:

– Но не знает ли он?

– Нет, – сказал Джеффри. – Я тоже не знаю.

– Тоже не много знаете, это вы хотите сказать? – осведомился Хэмнит Тониш.

Мистер Тониш выдвинулся вперед. Гладкий белый парик сидел на нем очень ладно; горизонтальный локон плотно прилегал к каждому уху. На нем был горчичного цвета камзол с золотым шитьем и голубой жилет. Рукава камзола были такие широкие, что могли бы служить карманами. Левая рука его покоилась на стальном эфесе его рапиры с позолоченной чашкой.

– Тоже не много знаете? – повторил мистер Тониш.

– Не спеши, братец, – вмешалась миссис Крессвелл.

Ее широко открытые глаза были устремлены на Джеффри.

– Мне известно, мистер Уинн, что вы проживаете на Ковент-Гарден-пьяцца. Там может остаться без ответа любая грубость. Юная мисс Пег отбыла в восточном направлении. Кучеру она дала указания, которые – хотя и не были расслышаны как следует – могут оказаться небесполезны. Мистер Уинн, проживаете ли вы в доме или поблизости от дома, имеющего вывеску с надписью «Волшебное перо»?

Странно, но раздавшийся возглас удивления исходил от сэра Мортимера.

По выражению лица Джеффри нельзя было определить (во всяком случае, он на это надеялся), что слова эти что-то для него значат. Но в сердце его и в мысли они вселили страх за Пег; машинально он взглянул на дверь. и в это мгновение Хэмнит Тониш уже стоял перед ним, опустив руки.

– Мистер Тониш…

– А, так вы знаете меня? – осведомился тот, приподнимая верхнюю губу, совсем как его сестра. – Сейчас вы познакомитесь со мной еще ближе. Вы хорошо слышите, приятель?

– Мистер Уинн, – сказала миссис Крессвелл, – я жду ответа на мой вопрос.

– Ответ, сударыня, таков: поблизости от моего дома нет места, носящего название «Волшебное перо».

– Куда же вы в таком случае собираетесь?

– Куда я собираюсь, сударыня, не касается никого, кроме меня.

На верхнюю губу мистера Тониша пробралась улыбка. Ладонью левой руки, как бы даже нехотя, он влепил Джеффри затрещину, такую сильную, что треуголка подпрыгнула на голове молодого человека. Правой рукой Хэмнит Тониш извлек из ножен рапиру.

– Доставайте! – сказал он.

– Мистер Тониш, я не ищу ссоры с вами и хотел бы ее избежать.

– Вижу, что не ищете, – согласился его рослый противник. – Но вы ее уже нашли, и никуда вам не деться. Доставайте шпагу!

– Хэмнит, – вскричала миссис Крессвелл, – отпусти его!

– Милая сестра…

– Неужели не ясно, – произнесла миссис Крессвелл, внезапно переводя взгляд на потолок, – что от него нам не будет никакого толку? Не говоря уже о том, что, как ты видишь, душа у него уже ушла в пятки, и ссориться с ним – только понапрасну терять время. Пусть убирается!

Рапира, тонкая, с острым, как игла, концом, могла лишь колоть. Поэтому, когда Хэмнит Тониш занес руку как бы для того, чтобы нанести рубящий удар прямо по глазам Джеффри, жест этот не предвещал никакой опасности, но выражал крайнюю степень презрения.

Джеффри поклонился, глядя прямо в лицо мистеру Тонишу. Бросив на него взгляд настолько отсутствующий, что его нельзя было даже назвать презрительным, мистер Тониш опустил рапиру и отступил в. сторону. Сэр Мортимер выругался сквозь зубы. Миссис Крессвелл разглядывала что-то на потолке. Джеффри же ринулся к двери.


Читать далее

Джон Диксон Карр. Бесноватые
ГЛАВА ПЕРВАЯ. Лондонский крушится мост, старый мост… 09.04.13
ГЛАВА ВТОРАЯ. Мэри, Мэри, Мэри – вот: Все совсем наоборот! 09.04.13
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Молодая женщина и старуха 09.04.13
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. Шпаги в лунном свете 09.04.13
ГЛАВА ПЯТАЯ. В «Волшебном пере» перед выбором 09.04.13
ГЛАВА ШЕСТАЯ. О Лавинии Крессвелл в алькове… 09.04.13
ГЛАВА СЕДЬМАЯ…. и о судье Филдинге у себя в гостиной 09.04.13
ГЛАВА ВОСЬМАЯ. На перепутье, в растерянности 09.04.13
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. В Галерее восковых фигур звучит скрипка 09.04.13
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ. Ковент-гарденские бани 09.04.13
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ. Назад в Ньюгейт 09.04.13
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ. Выстрелы над озером 09.04.13
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ. Полночь на Сент-Джеймсской площади 09.04.13
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ. Боу-стрит принимает вызов 09.04.13
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ. Начинают сходиться «бесноватые» 09.04.13
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ. Живой труп 09.04.13
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ. Так зашей его иглой… 09.04.13
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ. Любитель обходных путей 09.04.13
ГЛАВА ВТОРАЯ. Мэри, Мэри, Мэри – вот: Все совсем наоборот!

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть