Онлайн чтение книги Без свидетелей
ЧАСТЬ III. МЕДИКО-ПРАВОВАЯ ПРОБЛЕМА

Глава XIX

ПОБЕГ

— Полагаю, ты не станешь отрицать, — заметил лорд Питер, — что с людьми, которые могут сообщить какую-либо информацию о последних днях жизни Агаты Доусон, происходят чрезвычайно странные вещи. Берта Готобед внезапно умирает при весьма подозрительных обстоятельствах; сестре ее в Ливерпуле мерещится мисс Виттейкер, засевшая в засаде на пристани. Мистера Тригга обманом заманили в какой-то таинственный дом и чуть не отравили. Интересно, что бы случилось с мистером Пробином, если бы он неосторожно остался в Англии.

— Я вовсе ничего не отрицаю, — ответил Паркер. — Я только хотел бы подчеркнуть, что весь месяц, в который на семейство Готобед обрушились эти несчастья, подозреваемая тобой особа провела в Кенте в компании Веры Финдлейтер, которая с ней ни на минуту не разлучалась.

— В ответ на этот аргумент, — возразил Вимси, — я покажу тебе письмо мисс Климпсон, в котором — наряду со всяким вздором, которым я не хочу тебя утомлять — она пишет, что у мисс Виттейкер на правой руке есть шрам, который полностью подходит под описание, которое дал мистер Тригг.

— Неужели? Пожалуй, это недвусмысленно доказывает связь мисс Виттейкер с приключениями Тригга. Но разве это подтверждает твою теорию о том, что Мэри Виттейкер стремится избавиться от всех, кто что-либо знает про мисс Доусон? Не многовато ли работы для слабой однорукой женщины? Кроме того, почему она в таком случае пощадила доктора Карра? А сестру Филлитер, сестру Форбс и того, второго эскулапа? Все население Лихэмптона, в конце концов?

— Это интересный вопрос. Он уже приходил мне в голову. Мне кажется, я знаю, почему. До настоящего времени случай Агаты Доусон распадался на две разные проблемы: юридическую и медицинскую, или, если угодно, на вопрос о мотиве и о средствах. В качестве возможных убийц выступают только двое: мисс Виттейкер и сестра Форбс. Поскольку смерть богатой и доброй пациентки не дала бы медсестре ровным счетом ничего, мы сразу отметаем ее кандидатуру.

Теперь перейдем к медицинской проблеме, то есть к вопросу о средствах. Я должен признать, что в данный момент он кажется совершенно неразрешимым. Я зашел в тупик, Ватсон («сказал он, и его ястребиный взор мрачно сверкнул из-под полуопущенных век»). Даже я зашел в тупик. Но не надолго! («воскликнул он в величественном порыве самоуверенности»). Моя Честь (с большой буквы) требует, чтобы я выследил этого Изверга Рода Человеческого (все — с большой буквы) в его потаенном логове и пригвоздил лицемера к позорному столбу, даже если мне суждено погибнуть в схватке со злодеем! Следуют бурные аплодисменты. «Задумчиво опустив подбородок на грудь, он извлек несколько гнусавых нот из своего саксофона, который скрашивал ему долгие часы одиночества, проведенные в ванной комнате».

Паркер демонстративно открыл книгу, которую отложил с приходом Вимси.

— Скажи мне, когда закончишь, — язвительно произнес он.

— Но я же только начал! Повторяю, вопрос о средствах кажется неразрешимым. Видимо, убийца тоже так считает. Поэтому среди докторов и сиделок повышенной смертности не наблюдается. Нет, наша леди не ждет удара с этой стороны. Ее слабое место — это мотив. Отсюда и стремление поскорее заткнуть рты людям, которые были в курсе юридической стороны проблемы.

— Ну да, понимаю. Кстати, миссис Кроппер отправилась обратно в Канаду. Насколько я знаю, никто не пытался причинить ей никакого вреда.

— Да, но мне кажется, причина в том, что в Ливерпуле за ней все-таки кое-кто наблюдал. Убивать миссис Кроппер имело смысл лишь до тех пор, пока она еще никому не успела рассказать свою историю. Именно поэтому я так заботливо ее встретил и поехал в Лондон вместе с ней напоказ всем окружающим.

— Что за чушь, Питер! Даже если мисс Виттейкер действительно была там — чего, как мы знаем, быть не могло — откуда ей было знать, что тебя интересует дело Доусон? Ведь Мэри Виттейкер тебя никогда в глаза не видела!

— Но она могла дознаться, кто такой Марблз. Ведь объявление, с которого все и началось, мы дали от его имени.

— Почему же она, в таком случае, не устроила покушения ни на тебя, ни на Марблза?

— Марблз — стреляный воробей. Ставить на него силки бесполезно. Он не флиртует с клиентками, не выезжает по вызовам и никогда не выходит из дома без охраны.

— Я не знал, что он так серьезно ко всему отнесся.

— Уж куда серьезнее. Марблз прожил достаточно долгую жизнь, чтобы научиться ценить свою шкуру. А что касается меня… Тебя не удивило странное сходство между приключением мистера Тригга и тем небольшим приключеньицем, которое произошло со мной на Саут-Одли-стрит?

— Ты имеешь в виду миссис Форрест?

— Да. Тайное свидание. Предложенные напитки. Стремление во что бы то ни стало задержать человека на ночь. Я уверен, что в сахаре были кое-какие добавки, которых в этом продукте быть не должно. Смотри Закон о здравоохранении (раздел о фальсификации продуктов питания).

— Ты думаешь, что миссис Форрест — соучастница преступления?

— Вот именно! Не знаю, что она получает от этого. Может быть, деньги? Но я уверен, что здесь есть какая-то связь. Отчасти из-за купюры в пять фунтов, которую нашли в кармане Берты Готобед; отчасти потому, что история, рассказанная миссис Форрест, была откровенным враньем — я убежден, что у этой женщины никогда не было любовника, не говоря уже о муже — нельзя ошибиться, когда сталкиваешься с явной неопытностью человека; главным же образом — из-за сходства методов. Преступники всегда тяготеют к повторению одних и тех же действий. Вспомни Джорджа Джозефа Смита с его невестами. Вспомни Нилла Крима. Вспомни Армстронга с его зваными чаепитиями.

— Ну что ж, если есть сообщник, тем лучше. Сообщники, как правило, в итоге пробалтываются о преступлении.

— Верно. А мы в удачном положении: не думаю, что на данный момент преступникам известно о наших подозрениях относительно возможной связи между ними.

— Но, видишь ли, я по-прежнему считаю, что мы должны раздобыть некоторые доказательства того, что действительно были совершены реальные преступления. Назови меня мелочным придирой, если тебе угодно. Вот если бы ты смог предположить средство, с помощью которого преступникам удалось покончить с этими людьми так, чтобы при этом не оставить никаких следов — я бы тогда почувствовал себя гораздо счастливее.

— Средство, говоришь? Ну, кое-что об этом мы уже знаем.

— А именно?

— Ну, возьмем эти две жертвы убийства…

— Предполагаемого.

— Хорошо, дружище. Итак, две жертвы предполагаемого убийства и две жертвы предполагаемых покушений. Мисс Доусон была больной и беспомощной. Разум и чувства Берты Готобед, возможно, удалось притупить обильной едой и непривычным для бедняжки количеством вина. Триггу дали изрядную дозу веронала, чтобы его усыпить, а мне, видимо, тоже подсыпали что-то в этом роде — как бы я хотел сейчас исследовать остатки того кофе! И какой же вывод напрашивается?

— Полагаю, преступник использовал для убийства то средство, которым можно воздействовать лишь на человека в достаточно беспомощном или же бессознательном состоянии.

— Точно. Например, подкожное впрыскивание — вот только старушке, похоже, ничего такого не впрыскивали. Или какая-нибудь подобная тонкая операция — если бы мы только могли предположить что-то, полностью соответствующее данному случаю. Или, например, насильственная ингаляция чего-нибудь типа хлороформа — однако на теле мисс Доусон никаких признаков удушья не обнаружили.

— Да. Недалеко же мы продвинулись, надо признаться.

— Но это уже кое-что. Весьма вероятно, что искомый способ убийства либо входит в число навыков профессиональной медсестры, либо должен быть знаком ей понаслышке. Ведь мисс Виттейкер, как Мы знаем, была профессионалом своего дела. Кстати, именно поэтому она так легко смогла наложить повязку на голову себе самой, когда ей понадобилось разыграть перед бедным, глупым мистером Триггом душещипательный спектакль, оставшись при этом неузнанной.

— Но это также не должно быть чем-то из ряда вон выходящим. Это не должен быть слишком замысловатый способ, который под силу только опытному хирургу. Он также не должен требовать познаний в какой-либо узко специальной области.

— Да-да, конечно. Скорее всего, эта одна из тех небольших медицинских премудростей, которые можно почерпнуть из разговора с врачом или другими медсестрами. Может, нам снова связаться с доктором Карром? Или нет, не стоит. Если бы у него были какие-то идеи на этом счет, он бы успел этим похвастаться еще в прошлый раз. Эврика! Нужно обратиться к химику Лаббоку. Он — то, что нам нужно. Я завтра же с ним свяжусь.

— У меня складывается впечатление, — сказал Паркер, — что мы сейчас сидим, сложа руки, и дожидаемся, когда она еще кого-нибудь убьет.

— Просто ужас, правда? Мне до сих пор чудится, что кровь несчастной Берты Готобед, так сказать, вопиет к небу. Это на моей совести.

— Да?

— Что касается истории, рассказанной Триггом, то здесь мы фактически располагаем ясными и недвусмысленными уликами. Может быть, нам выдвинуть против леди обвинение в ночной краже со взломом, чтобы она спокойно посидела в тюрьме, пока мы до всего окончательно не докопаемся? Так часто делают. Потом, это ведь действительно была кража со взломом. Преступница вломилась в дом под покровом тьмы и коварно завладела ведром угля, чтобы использовать его по собственной надобности. Тригг сможет ее опознать, в прошлом он не раз уделял этой даме свое благосклонное внимание. Таксиста мы тоже запросто раскрутим на показания, подтверждающие нашу версию.

Несколько минут Паркер молча курил трубку.

— В этом что-то есть, — наконец произнес он. — Может быть, с этим даже действительно стоит обратиться к властям. Но не следует слишком спешить. Но все-таки хорошо бы сначала набрать побольше других улик. Ведь существует такая вещь, как закон о неприкосновенности личности. Мы не имеем права держать человека до бесконечности по обвинению в краже угля.

— Не забывай, что она действительно совершила взлом и вломилась в чужое жилище! За кражу со взломом можно даже приговорить к каторжным работам.

— Все зависит от того, что скажет суд по поводу угля. Если возобладает мнение, что преступница изначально не питала намерения украсть этот уголь, то ее действия будут рассматриваться как обычное хулиганство или гражданское правонарушение. В сущности, нам ведь и не нужно, чтобы ее осудили за кражу угля. Но я все-таки закину на этот счет удочку в нашем заведении, а заодно снова свяжусь с Триггом и попытаюсь найти того таксиста, а также доктора, которого позвали к Триггу. Может быть, все это удастся трактовать как покушение на убийство или, по меньшей мере, как нанесение тяжких телесных повреждений. Но мне все-таки хотелось бы иметь побольше доказательств того, что…

— Ку-ку! Мне бы тоже хотелось. Но я же не могу сотворить доказательства из пустоты. Опомнись, выкинь это все из головы! Я на твоих глазах раздул уголовное дело из ничего. Ну, неужели это тебя не позабавило? Черная неблагодарность — вот твой основной порок.

Пока Паркер занимался своим расследованием, наступили самые длинные дни июня.

Чамберлен и Левин перелетели Атлантический океан, а Сигрейв распрощался с Бруклэндом. В «Дейли Мелл» печатали антикоммунистические передовицы; в те дни на ее страницах сообщалось о раскрытии опасного заговора, о притязаниях некоего господина на маркизат, и о том, что какой-то чех собирается совершить заплыв через Ла-Манш. Хэммонд лишил своей благосклонности Грэйс, в Москве происходило одно убийство за другим, Фокслоу выиграл Золотой кубок, а в Окси земля разверзлась и поглотила чей-то огород. Преимуществу англичан в Уимблдоне был нанесен тяжелый удар, а Палата Лордов дала понять, что готова пойти на уступки.

Тем временем лорд Питер весьма продвинулся в работе над задуманным им magnus opus, в котором намеревался перечислить сто один способ того, как вызвать внезапную смерть. У Вимси накопилось такое количество подготовительных записей, что бумаги, как бурный поток, вышли из берегов и затопили собой не только библиотеку, но и всю квартиру. Возникла реальная опасность, что Бантер, задачей которого было сортировать эти материалы, раскладывать их по папкам и вообще создавать порядок из хаоса, будет скоро засыпан ими с головой. Встречая в клубе путешественника или ориенталиста, Вимси вцеплялся в несчастного и учинял ему допрос на предмет экзотических ядов, не поддающихся химическому анализу. На досуге лорд Питер занимался изучением сообщений о чудовищных экспериментах, которые проводились в германских лабораториях. Жизнь сэра Джеймса Лаббока, который имел несчастье быть близким другом лорда Питера, сделалась невыносимой из-за ежедневных расспросов о том, насколько хорошо выявляются после смерти такие вещества, как хлороформ, кураре, газ цианид и диэтилсульфонметилэтилметан.

— Но должно же быть какое-то вещество, которое убивает, не оставляя следов, — умоляющим тоном произнес лорд Питер, услышав наконец решительное требование прекратить это издевательство. — Ведь на него огромный спрос! Ученые должны были догадаться изобрести такой яд. Он должен существовать. Почему он нигде не рекламируется? Это же просто смешно! Давно пора основать компанию по его производству и распространению. Такая вещь должна быть всегда под рукой.

— Ты меня не так понял, — возразил сэр Джеймс Лаббок. — Существует масса ядов, которые не оставляют никаких следов. Многие из них, особенно яды растительного происхождения, чрезвычайно трудно выявить путем анализа, если не знать заранее, что именно ты ищешь. Например, если ты проводишь анализ на мышьяк, то результат не скажет тебе о том, есть ли в теле стрихнин. Если проведешь анализ на стрихнин, то ничего не узнаешь насчет морфия. Придется делать анализ за анализом, пока не наткнешься на то, что нужно. Кроме того, существуют яды, для которых пока не разработан метод анализа.

— Все это я знаю, — заявил Вимси. — Я сам всем этим занимался. Но если мы имеем дело с веществом, способ анализа которого не известен, то как доказать, что человека отравили именно этим ядом?

— Ну, тогда придется учесть различные симптомы, обратиться к истории болезни и так далее.

— Все это так, но я ищу яд, который не дает никаких симптомов, исключая смерть, если смерть вообще можно назвать симптомом, и для которого не разработан метод анализа. Неужели не существует яда, единственное действие которого заключается в том, что жертва прямиком отправляется на тот свет?

— Разумеется, нет, — досадливо произнес химик Его раздражение можно было понять: ведь все химики, которые занимаются медициной, только и живут, что симптомами и анализами. Вряд ли какого-нибудь специалиста приведет в восторг гипотеза, подрывающая самые основы его профессии. — Нет, — повторил сэр Джеймс, — все имеет свои симптомы, даже преклонный возраст или умственная неполноценность.

К счастью, еще до того, как в лорде Питере успели явно проявиться симптомы умственной неполноценности, Паркер призвал его к действию.

— Я еду в Лихэмптон с ордером на арест, — сказал инспектор. — Возможно, он мне не понадобится, но шеф считает, что ордер все-таки может пригодиться в период расследования. Загадка Бэттерси, дело Даниэлса, смерть Берты Готобед — в этом году было многовато трагедий, которые остались без объяснения. Газеты снова подняли лай, черт бы их всех побрал! В «Джон Ситизен» на этой неделе напечатали статью под заголовком «Девяносто шесть убийц гуляют на свободе», а заметки в «Ивнинг Вьюз» теперь начинаются словами «Прошло уже шесть недель, а полиция еще ни на шаг не приблизилась к разгадке…» — ну, в общем, сам знаешь, как они обычно пишут. Ты поедешь со мной?

— Разумеется. Полагаю, свежий сельский воздух пойдет мне на пользу. Стряхни с души паутину забот. Может быть, путешествие вдохновит меня, и я изобрету какой-нибудь новый способ убийства. «О Вдохновение, дитя уединенья, ты песнью оглашаешь глубь лесов…» Это кто-то написал или я сам сочинил? Какие реминисценции вызывают у меня эти строки!

Паркер, выведенный из себя, коротко сообщил ему что полицейская машина выезжает в Лихэмптон через час.

— Я буду вовремя, — заверил его Вимси. — Правда, знаешь, я терпеть не могу ездить в машине, когда за рулем сижу не я. Не чувствую себя при этом в безопасности. Ну да ладно. Мы явим миру свирепость, дерзость и решительность, как сказала королева Виктория архиепископу Кентерберийскому.

Они добрались до Лихэмптона без всяких дорожных происшествий, которые могли бы оправдать страхи лорда Питера. Паркер захватил с собой еще одного полицейского офицера. По дороге они заехали за начальником полиции графства, который, казалось, отнесся к этой командировке с большим сомнением. Думая о том, что пятеро сильных мужчин собрались, чтобы схватить одну молодую женщину, лорд Питер не мог не вспомнить маркиза де Бренвилье («Как! Столько воды для такого маленького человечка, как я?»). Это снова навело его на мысли о яде. Вимси вновь погрузился в мрачные размышления и предавался им до тех пор, пока автомобиль не подкатил к дому на Веллингтон-авеню.

Паркер вылез из машины и вместе с начальником полиции направился по дорожке, ведущей к дому. Дверь им открыла перепуганная служанка, которая легонько вскрикнула, увидев, кто перед ней стоит.

— О, сэр! Вы приехали сообщить, что с мисс Виттейкер что-то случилось?

— Разве мисс Виттейкер нет дома?

— Нет, сэр. Она еще в понедельник уехала на машине вместе с мисс Верой Финдлейтер. Прошло уже четыре дня, а ни она, ни мисс Финдлейтер до сих пор не вернулись. Я уже боюсь, не стряслось ли с ними чего. Когда я увидела вас, сэр, я первым делом подумала: наверное, полиция приехала сообщить, что они попали в аварию. Я прямо не знала, что делать, сэр.

«Сбежала, ей-Богу, сбежала!» — вертелось у Паркера в голове. Тем не менее, инспектор сдержал свою досаду и спросил у служанки:

— Вы знаете, куда они поехали?

— Мисс Виттейкер сказала — на Крауз-бич.

— Добрых пятьдесят миль, — заметил начальник полиции. — Может, они просто решили остаться там на денек-другой?

«Скорее всего, они отправились в прямо противоположном направлении», — подумал Паркер.

— Они не взяли с собой ни белья, ни туалетных принадлежностей, сэр. Выехали они утром, около десяти, сказали, что пообедают на месте и к вечеру вернутся. От мисс Виттейкер не было ни звонка, ни записки, хотя она всегда была такой аккуратной и пунктуальной. Мы с кухаркой уже прямо не знаем…

— Ничего-ничего, думаю, с ними все в порядке, — успокоил ее начальник полиции. — Жаль, что мы не застали мисс Виттейкер — нам так хотелось с ней поговорить. Если она с вами свяжется, передайте, что к ней заходили сэр Чарльз Пиллингтон с другом.

— Хорошо, сэр. Скажите, сэр, что нам все-таки делать.

— Ничего. И не беспокойтесь понапрасну. Я сам наведу об этом справки. Я ведь начальник полиции, я быстро смогу узнать, была ли где-нибудь авария или несчастный случай. Если несчастье имело место, полиции наверняка о нем известно. Возьмите себя в руки, девочка моя, вам пока совершенно не о чем плакать. Как только появится какая-то информация, мы поставим вас в известность.

Несмотря на эти слова, вид у сэра Чарльза был весьма обеспокоенный. В контексте приезда Паркера ситуация выглядела довольно неприятно.

Лорд Питер отреагировал на новость весьма жизнерадостно.

— Превосходно, — сказал он. — Нечего им сиднем сидеть. Пусть побегают. В этом-то вся и соль. Люблю, когда что-нибудь происходит. Мои наихудшие подозрения начинают подтверждаться. От этого так и проникаешься сознанием собственной добродетели и значимости. Вот только не пойму, зачем она потащила с собой девушку? Давайте-ка лучше заглянем к Финдлейтерам. Может быть, они что-нибудь знают.

Джентльмены немедленно последовали этому более чем логичному предложению. К сожалению, их ждало разочарование. Оказалось, что вся семья отдыхает на взморье, за исключением мисс Веры, которая гостит на Веллингтон-авеню у мисс Виттейкер. Горничная не проявляла по этому поводу ни малейшей тревоги; судя по всему, она действительно была совершенно спокойна. Детективы, которым отнюдь не хотелось возбудить в ней какие-либо опасения, оставили ничего не значащую вежливую записку от имени сэра Чарльза и удалились, чтобы провести военный совет.

— Я не вижу иного выхода, кроме как отдать всем постам приказ задержать машину с этими дамами, — произнес Паркер. — Кроме того, необходимо навести о них справки во всех английских портах. У них преимущество в четыре дня; теперь они могут быть где угодно. Господи, ну что мне было немножко рискнуть и выехать чуть-чуть пораньше, безразлично, с разрешением или без! Как выглядит эта девчонка Финдлейтер? Пожалуй, я вернусь в дом и возьму фотографии — и ее, и этой Виттейкер. Кстати, Вимси, не мог бы ты наведаться сейчас к мисс Климпсон и узнать, нет ли у нее какой-нибудь информации.

— А ты передай своим друзьям в Скотланд-ярде, чтобы они присматривали за квартирой миссис Форрест — ответил Вимси. — В моменты, когда в жизни преступника происходит нечто экстраординарное, весьма целесообразно проследить за его сообщниками.

— Я совершенно уверен, что вы оба заблуждаетесь, — твердил сэр Чарльз Пиллингтон. — «Преступник»… «сообщники»… Боже ты мой! За свою долгую жизнь — дольше, чем у любого из вас — я приобрел немало опыта, и я абсолютно убежден, что мисс Виттейкер — я ведь ее хорошо знаю! — самая добрая и милая девушка, какую только можно себе представить. Несомненно, с ними произошел какой-то несчастный случай, и наша обязанность — расследовать все максимально тщательно. Как только я получу описание автомобиля, то сразу свяжусь с полицией Крауз-бич.

— Это «остин-7» номер ХХ9917, — сказал Вимси, к большому удивлению сэра Чарльза. — Но я весьма сомневаюсь, что вы найдете его на Крауз-бич или в ее окрестностях.

— Ну ладно, пора отправляться, — прервал его Паркер. — Думаю, нам лучше будет разделиться. Давайте соберемся через час на ланч у «Георга».

Вимси не повезло: ему не удалось застать мисс Климпсон. Да, она рано пообедала и ушла; при этом она сказала, что собирается подольше прогуляться на природе. Миссис Бадж выразила опасение, что мисс Климпсон, вероятно, получила какое-то неприятное известие: со вчерашнего вечера она выглядела чрезвычайно огорченной и расстроенной.

— Но вообще-то, сэр, если вы поторопитесь, — добавила миссис Бадж, — вы, возможно, застанете ее в церкви. Она частенько заглядывает туда, чтобы прочитать свои молитвы. Вообще, есть в этом какое-то неуважение к храму, как вам кажется, сэр? Разве хорошо вот так запросто заскакивать в церковь в будний день, словно в гости к приятельнице? И от причастия она идет домой веселая, и позволяет себе потом остаток дня шутить и смеяться. А ведь мы должны наполнять свои сердца печалью! Нельзя низводить религию до уровня чего-то повседневного. Но что поделать, у всех нас свои слабости, а мисс Климпсон, несмотря ни на что, очень милая леди. Я готова повторить свои слова, даже если окажется, что она скрытая католичка или близка к этому.

Лорд Питер подумал, что «скрытые католики» — это прекрасное название для ультрамонтанской фракции партии Высокой Церкви. Как бы то ни было, в данный момент у него не было времени на религиозные дискуссии. В поисках мисс Климпсон Вимси направился к церкви.

Двери храма Св. Онезимуса были гостеприимно распахнуты. В его сумрачной глубине приветственным огоньком горела маленькая красная лампадка. Войдя в церковь с яркого июньского солнца, Вимси немного поморгал глазами, прежде чем смог разглядеть хоть что-то вокруг. После этого он заметил, что перед лампадкой стоит на коленях какая-то темная согбенная фигура. На секунду у Вимси возникла надежда, что это мисс Климпсон, но затем он с разочарованием понял, что это просто монахиня в черном облачении, которая, видимо, начала положенное бдение перед алтарем. Кроме нее, в церкви находился только священник в сутане, который занимался украшением алтаря. Вимси вспомнил, что скоро праздник Св. Иоанна. Лорд Питер прошел по проходу между рядами, надеясь, что обнаружит свою добычу где-нибудь в темном уголке. Ботинки у него скрипели. Вимси это глубоко раздражало. Бантер раньше никогда такого не допускал. Лорду Питеру пришла в голову безумная мысль: что, если скрип — это результат одержимости дьяволом, что, если это преследующий Вимси злой дух в такой форме выражает свое недовольство здешней благоговейной атмосферой? Лорду Питеру эта идея пришлась по вкусу. Дальше он шел уже более уверенно.

Скрип ботинок привлек внимание священника, он повернулся и поспешил навстречу вошедшему. «Ну, точно, — подумал Вимси, — сейчас он мне предложит свои профессиональные услуги по изгнанию злого духа».

— Вы кого-нибудь ищете? — учтиво спросил священник.

— Да, я ищу одну леди, — начал Вимси. Тут его осенило, что при данных обстоятельствах эта фраза звучит странновато, и лорд Питер поспешил приглушенным голосом, который, по его мнению, наиболее соответствовал святости места, объяснить все более подробно.

— Да-да, — невозмутимо подтвердил священник, — мисс Климпсон была здесь совсем недавно, но, полагаю, уже ушла. Это не значит, что я все время пересчитываю свое стадо по головам, — прибавил он, смеясь, — просто она поговорила со мной перед уходом. У вас к ней срочное дело? Какая жалость, что вы ее не застали. Могу я вам чем-нибудь помочь?

— Нет, благодарю вас, — вздохнул Вимси. — Простите за беспокойство. Это, конечно, нехорошо — врываться в церковь и выдергивать оттуда человека, но… да, вот именно, у меня к мисс Климпсон чрезвычайно важное дело. Ну ничего, я оставлю у нее дома записку. Искренне вам признателен.

С этими словами лорд Питер направился к выходу, но вдруг остановился и вновь подошел к священнику.

— Насколько я знаю, — сказал Вимси, — вы даете советы по части этических проблем и тому подобное?

— Да, это входит в обязанности пастыря, — ответил священник. — Вас беспокоит что-то конкретное?

— Да-а-а, — протянул Вимси. — но это не религиозная проблема. Я хочу сказать, что это не связано с вопросом о непорочности Девы Марии или чем-то таким. Просто это одна вещь, которая никак не дает мне покоя.

Священник — нелишне упомянуть, что это был викарий, мистер Тредгоулд, — жестом дал понять, что он весь в распоряжении лорда Питера.

— Очень любезно с вашей стороны. Нельзя ли нам пройти куда-нибудь, где не нужно так тихо шептать? Я никогда ничего не мог объяснить шепотом. Это меня как бы парализует, понимаете.

— Давайте выйдем, — предложил мистер Тредгоулд.

Они вышли из церкви и уселись на плоское надгробие.

— Дело вот в чем, — произнес Вимси. — Это, так сказать, гипотетический случай, просто для примера — ну, вы понимаете. Допустим, вы знаете кого-то, кто очень тяжело болен и долго все равно не протянет. Кроме того, этот человек ужасно страдает, ему все время колют морфий. Для мира он как бы уже мертв. Предположим, что если он умрет прямо сейчас, то случится нечто такое, чего вам очень хочется и чего не произойдет, если больной проживет немного дольше. (Я сейчас не могу вам объяснить, что, потому что эти подробности — уже дело личное). Вы поняли мою мысль? Так вот, предположим, что, зная все это, вы поможете больному умереть чуть пораньше, так сказать, ускорите естественный ход событий. Будет ли это таким уж страшным преступлением?

— Закон… — начал мистер Тредгоулд.

— О да, с точки зрения закона это преступление, здесь все просто, — воскликнул Вимси. — Но вы-то сами и вправду считаете, что это настолько дурно? Я знаю, вы скажете, что это грех, но что здесь, собственно, ужасного? Ведь самому умирающему это уже не причинит вреда?

— Мы не можем ответить на этот вопрос, — заявил мистер Тредгоулд, — поскольку нам неведомы пути, по которым Господь ведет человеческую душу. Эти последние недели или часы, проведенные человеком в муках и без сознания, могут быть важной частью странствий его души в земной юдоли, и не наше дело укорачивать это странствие. Кто мы такие, чтобы решать, кому жить, а кому умереть?

— Ну да, мы все когда-нибудь умрем, тем или иным образом. Военные — присяжные заседатели — врачи — все они умрут. И все-таки я чувствую, что здесь что-то не так. Ведь если вмешаться в это дело, начать что-либо выяснять, то можно причинить гораздо больший вред. Дать, так сказать, толчок разным событиям.

— Мне кажется, грех… или, если не употреблять этого слова, общественный вред и порочность такого подхода заключаются скорее не в том зле, которое этот поступок причинит жертве, а в том, которое он причинит убийце, конечно, в том случае, если он убивает из соображений собственной выгоды. Вы упомянули о последствиях, которые должна была иметь смерть больного, — ведь лицо, совершившее убийство, считало, что они послужат к его выгоде?

— Да. Именно. Оно… она… так считала.

— Это переводит вопрос в совсем иную плоскость. Ведь проблема тут не в том, что кто-то приблизил смерть больного из сострадания. Грех заключен не в деянии, а в намерении. Существует разница между божественным и человеческим законом. Не подобает человеку приписывать себе право лишать другого жизни ради собственной выгоды. В итоге он решит, что вообще стоит над всеми законами. Лицо, которому удалось безнаказанно совершить умышленное убийство, всегда представляет собой угрозу для общества. В этом причина того — вернее, одна из причин — почему Господь запрещает личную месть.

— Вы хотите сказать, что одно убийство приводит к другому?

— Очень часто. Во всяком случае, оно приводит к готовности совершить новое убийство.

— О да. В том-то все и дело. Но этого бы не произошло, если бы я не сунул туда свой нос. Может быть, мне было бы лучше воздержаться от вмешательства?

— Понимаю. Это очень сложно. Для вас это, конечно, крайне тяжело. Вы чувствуете ответственность за происшедшее.

— Да.

— Но вы-то сами не стремитесь к личному отмщению?

— О, нет. В сущности, это вообще не имеет ко мне отношения. Я влез в это дело, как дурак, чтобы помочь человеку, попавшему в неприятное положение, как раз из-за того, что у него появились кое-какие подозрения. И это мое проклятое вмешательство дало толчок новым преступлениям.

— Не стоит так сильно винить себя. Быть может, страхи, вызванные нечистой совестью, привели бы преступника к этому и без вашего вмешательства.

— Это правда, — согласился Вимси, вспомнив Мистера Тригга.

— Мой вам совет — делайте то, что кажется вам правильным с точки зрения закона, который мы обязаны соблюдать. Последствия этих действий оставьте на усмотрение Господа. И постарайтесь думать даже о злых людях без осуждения. Вы понимаете, о чем я говорю. Преступник должен предстать перед судом, но помните о том, что всех нас в конце пути ждет суд. Ни вам, ни мне его не избежать.

— Я знаю. Повергни врага, но не пляши на его трупе. Вы совершенно правы. Простите, что побеспокоил вас, и извините меня за то, что убегаю так быстро: у меня назначена встреча с другом. Большое вам спасибо. Я больше не чувствую себя таким подонком из-за этого. Но раньше меня это действительно очень мучило.

Мистер Тредгоулд смотрел вслед лорду Питеру, когда тот быстрой походкой удалялся между могил. «О, Господи», — подумал викарий, — «До чего же они все милые. Такие добрые, щепетильные, и при этом так неуверенно себя чувствуют там, где нельзя опереться на правила поведения, которым учат в привилегированных школах. Эти люди гораздо более нервны и чувствительны, чем принято думать. Достучаться до них чрезвычайно трудно. Нужно будет завтра особо помолиться за него во время обедни».

Будучи практичным человеком, мистер Тредгоулд немедленно завязал на платке узелок, чтобы не забыть о своем благочестивом намерении.

«Проблема — вмешиваться или не вмешиваться — закон Господа и закон кесаря. Полиция, да, полиция, — для полисмена здесь проблемы нет. Но для обычного человека… да, трудно разобраться в собственных побуждениях. Интересно, что его сюда привело. Может быть, это… Нет!» — вздрогнул викарий. — «Я не имею права строить домыслы». Он снова вытащил носовой платок и завязал на нем еще один мнемонический узелок, дабы не забыть на следующей исповеди признаться в том, что повинен в грехе любопытства.

Глава XX

УБИЙСТВО

За последние полчаса Паркер тоже перенес массу разочарований. Мало того, что мисс Виттейкер, как выяснилось, терпеть не могла фотографироваться; после смерти мисс Доусон она к тому же уничтожила все фотопортреты, которые были в доме. Конечно, фотографии мисс Виттейкер, скорее всего, имелись у ее друзей. Наверняка они были и у мисс Финдлейтер. Но в данный момент Паркеру совсем не хотелось поднимать в Лихэмптоне переполох. В конце концов, эти фотографии вполне могла достать и мисс Климпсон. С этими мыслями Паркер направился на Нельсон-авеню. Нет, мисс Климпсон дома нет, и сегодня ее уже спрашивал один джентльмен. Глаза у миссис Бадж прямо выкатились от любопытства: видимо, у нее появились кое-какие сомнения насчет «племянника» и его друзей. Тогда Паркер решил обойти всех местных фотографов. В Лихэмптоне их было пять. У двух из них Паркеру удалось выманить несколько групповых снимков, сделанных во время благотворительных церковных базаров и любительских спектаклей, где присутствовала мисс Виттейкер. Однако разобрать ее черты на этих фотографиях было совершенно невозможно. Вообще же за время жизни в Лихэмптоне леди не заказала ни одного студийного фотопортрета.

Зато Паркеру удалось получить несколько превосходных фотографий мисс Финдлейтер. С них смотрела хрупкая, светловолосая девушка с довольно сентиментальным выражением лица, пухленькая и миловидная. Паркер немедленно отправил эти фото в Лондон. Он вложил в конверт записку, в которой просил ознакомить всех полицейских с этими снимками и с описанием того, во что была одета девушка, когда ее видели в последний раз.

Когда вся компания собралась у «Георга», веселое настроение было только у двух участников экспедиции. Одним из них был второй полисмен, который под видом сбора информации не без приятности поболтал с местными трактирщиками и владельцами гаражей. Другим был начальник полиции. Он праздновал свой триумф: обзвонив несколько полицейских постов, расположенных в сельской местности, он узнал, что автомобиль номер ХХ9917 действительно видел один скаут в прошлый понедельник на Крауз-бич. Сэр Чарльз, который с самого начала утверждал, что молодые дамы действительно отправились на Крауз-бич, теперь ликовал, одержав верх над полицейским из Скотланд-ярда. Вимси и Паркер уныло согласились с тем, что теперь им следует съездить на Крауз-бич и навести там справки об обеих дамах.

В это время один из фотографов, кузина которого была штатным сотрудником газеты «Лихэмптон Мэркьюри», позвонил в офис этого суперсовременного источника информации, очередной выпуск которого был уже готов к печати. В последнюю минуту в текст вставили срочное сообщение. За ним чуть позднее последовал специальный выпуск. Кто-то успел позвонить и в лондонскую «Ивнинг Ньюс», которая немедленно отреагировала кричащим заголовком на первой странице:

«ДЕЛО СДЕЛАНО, БЫТЬ БЕДЕ».

На следующее утро «Дейли Мелл», «Дейли Вьюс», «Дейли Вайер» и «Дейли Тайдингс», которые перманентно страдали от недостатка сенсаций, крупными буквами напечатали сообщение об исчезновении двух молодых женщин.

Как оказалось, на уютном, престижном курорте Крауз-бич никто и слыхом не слыхивал ни о мисс Виттейкер, ни о мисс Финдлейтер, ни об автомобиле номер ХХ9917. Они не останавливались в здешних отелях, не заезжали ни в один гараж, чтобы заправить или починить машину. Их не видел ни один полицейский. Начальник полиции настаивал на своей теории, что с дамами произошел несчастный случай. По окрестностям разослали поисковые группы. Со всей округи направляли телеграммы в Скотланд-ярд. Выяснилось, что парочку видели в Дувре, в Ньюкасле, в Шеффилде, в Винчестере, в Регби. В Фолкстоуне какие-то две молодые женщины выпили в кафе по чашке чая, ведя себя при этом крайне подозрительно. По улицам Дорчестера в понедельник поздним вечером с шумом промчался неопознанный автомобиль. В Нью-Альресфорде некая темноволосая девушка, находившаяся «в состоянии сильного возбуждения», зашла в паб перед самым закрытием и спросила, как проехать в Хазельмейр. Просмотрев все эти донесения, Паркер отложил в сторону сообщение бойскаута, поступившее в субботу утром. Мальчик утверждал, что в понедельник он видел двух леди, которые расположились на пикник рядом со своим автомобилем на холмах недалеко от Шелли-хед. У них был именно «остин-7». В этом скаут был уверен, поскольку он вообще увлекался машинами (самая веская причина для проявления пристального внимания, какая только может быть у мальчика его возраста). Кроме того, скаут заметил, что на автомобиле был лондонский номер, хотя и не сумел вспомнить, какой именно.

Шелли-хед находится на побережье. От Крауз-бич его отделяет примерно десять миль. Это на удивление безлюдное место, особенно если учесть, как близко от курорта оно расположено. Под стеной отвесных меловых скал тянется полоса пляжа, усыпанного чистым светлым песком. На этом пляже никогда не увидишь купальщиков, на него не выходят окна домов. Сами скалы, поросшие невысокой травкой, переходят в просторы холмов, покрытых вереском. За холмами идет полоса соснового леса. За ней вьется узкая, петляющая, изрезанная колеями дорога, которая под конец выводит на большое гудронированное шоссе, соединяющее Рэмборо и Райдерс-хед. По холмам практически никто не ездит, хотя там проходит немало ухабистых проселочных дорог, по которым вполне можно проехать на автомобиле, если, конечно, вы готовы смириться с недостатком комфорта и не слишком переживаете из-за состояния рессор.

Полицейская машина катилась по проселочной дороге, подскакивая на ухабах. Бойскаут указывал направление. Искать следы машин, проехавших здесь раньше, было бесполезно, потому что меловый грунт был сухим и твердым, а трава и вереск все равно не сохранили бы отпечатки колес. На каждом шагу перед глазами открывались ложбинки и овраги, похожие друг на друга. В каждом из этих оврагов можно было запросто спрятать маленький автомобиль, не говоря уже о том, чтобы скрыть следы и остатки недавнего пикника. Добравшись до нужного места, которое приблизительно определил их проводник, полицейские вышли из машины. Паркер выделил каждому свой участок для поиска, и все приступили к делу.

С этого самого дня у Вимси выработалась стойкая неприязнь к вереску. Кустов было так много, и все такие густые. В этих зарослях могла остаться пустая пачка от сигарет, оберточная бумага от сэндвича, лоскут одежды или какая-то другая улика. Вимси с совершенно несчастным видом побрел между кустов, согнувшись и упершись взглядом в землю. Перевалив через гребень холма, лорд Питер заглянул в ложбину. Затем он описал несколько кругов в разных направлениях, не теряя из виду полицейскую машину; которая служила ему ориентиром. Преодолев еще один холм, спустился в очередную ложбину, потом поднялся на следующий холм…

Да. В ложбине что-то было.

Сначала лорду Питеру показалось, что из-за куста что-то высовывается. Что-то длинное и светлое, похожее на человеческую ногу.

Ему стало немного не по себе.

— Похоже, там кто-то улегся спать, — громко сказал он.

Затем в голове у Вимси мелькнула мысль: «Странно: на виду все время остаются именно ноги».

Он пробрался понизу между кустами, почти ползком, задевая короткую травку и злобно чертыхаясь.

Да, это был странный сон. Похоже, спящей совершенно не мешали мухи, облепившие ее голову.

У Вимси мелькнула мысль, что для мух вообще-то еще не сезон. В газетах тогда как раз публиковали рекламные стишки типа «Коль с мухою одной сейчас расправиться, на триста меньше летом их появится». Или на тысячу меньше? Нет, кажется, это нарушает стихотворный размер.

Он взял себя в руки и шагнул вперед. Мухи маленьким облачком поднялись в воздух.

Вимси подумал, что нужен очень сильный удар, чтобы так разнести человеку затылок. У мертвой были коротко остриженные светлые волосы. Она лежала лицом вниз, уронив голову между руками.

Вимси перевернул тело на спину.

Конечно, без фотографии он все равно не мог с уверенностью утверждать, что это Вера Финдлейтер. Да в этом и не было нужды.

Все это заняло у него секунд тридцать.

Он вскарабкался на гребень холма и закричал.

Маленькая черная фигурка, видневшаяся вдалеке, остановилась и обернулась к нему. Лицо ее казалось отсюда просто белым пятном без всякого выражения. Вимси снова закричал и замахал руками, размашистыми жестами пытаясь дать понять, что произошло. Человек, спотыкаясь, побежал к нему; продираясь сквозь заросли вереска, он двигался медленно и неуклюже. Это был второй полисмен. Он обладал тучным телосложением и явно не был создан для забегов по жаре. Вимси снова закричал, и полицейский закричал в ответ. Тут лорд Питер увидел, что к нему приближаются остальные. На гребне одного холма появился нелепый силуэт бойскаута, размахивающего дорожной палкой, и снова исчез. Полисмен был уже совсем близко. На бегу котелок съехал ему на затылок. На цепочке для часов, которая свешивалась у толстяка из кармана, болтался какой-то брелок, ярко сверкавший на солнце. Вимси понял, что он уже и сам бежит навстречу полисмену, отчаянно выкрикивая подробнейшие объяснения произошедшего. С такого расстояния полисмен наверняка не разобрал бы слов, но Вимси, крича, все продолжал объяснять, многословно, с выражением, с развернутой аргументацией. Он совсем запыхался, когда они с полицейским подбежали друг к другу. В общем-то, они оба запыхались изрядно. Мужчины кивнули друг другу, хватая ртом воздух, со стороны это выглядело ужасно смешно. Потом Вимси помчался в обратную сторону. Полицейский следовал за ним по пятам. Вскоре все участники экспедиции собрались возле трупа. Они что-то измеряли, отыскивали улики, делали записи, ползали под кустами вереска. Вимси сел. Он чувствовал себя совершенно измученным.

— Питер, — услышал он голос Паркера, — взгляни-ка на это.

Вимси устало поднялся.

Немного ниже в ложбине обнаружились следы пикника. Толстый полицейский держал в руках маленькую сумочку, которую он вытащил из-под трупа, и перебирал ее содержимое. На земле, недалеко от головы убитой, лежал большой тяжелый гаечный ключ. Естественный цвет металла изменился на специфический бурый оттенок. К концу ключа прилипло несколько светлых волосков. Но Паркер хотел обратить внимание Вимси совсем не на это, а на лиловато-серую мужскую кепку.

— Где ты ее нашел? — спросил Вимси.

— Альф подобрал ее наверху, у края ложбины, — сообщил Паркер.

— Она перевернутая валялась наверху, в зарослях вереска, — подтвердил скаут, — как будто слетела у кого-то с головы.

— Следы ног обнаружены?

— Да вроде нет. Но все кусты на том месте истоптаны и поломаны. Это похоже на следы борьбы. А куда девался «остин»? Эй, паренек, не трогай гаечный ключ. На нем могут быть отпечатки пальцев. Создается впечатление, что на дам напала какая-то шайка. Что там у нас в кошельке? Бумажка в десять шиллингов, шестипенсовик и пара медяков. Э-э! Ну, может быть, у ее подруги было при себе больше. Вторая женщина — весьма состоятельная особа, и я не удивлюсь, если ее похитили с целью выкупа.

Паркер нагнулся и очень осторожно обернул гаечный ключ шелковым носовым платком. Затем он поднял платок, держа за четыре уголка, так чтобы ключ был на весу

— Теперь нам лучше снова разделиться и поискать машину. Давайте посмотрим в полосе лесонасаждений: это симпатичное местечко выглядит многообещающе. Хопкинс, будет лучше, если вы возьмете сейчас нашу машину, поедете в Крауз-бич, сообщите обо всем в участке и вернетесь вместе с фотографом. Вот этот текст отправите телеграммой в Скотланд-ярд комиссару. Заодно прихватите с собой какого-нибудь доктора. Найдите еще одну машину, на тот случай, если мы не сумеем отыскать «остин». В одну нашу машину все не поместятся. Если вы плохо запомнили дорогу, возьмите с собой Альфа. Кстати. Хопкинс! Привезите из города чего-нибудь перекусить, хорошо? Скорее всего, мы еще долго здесь прокопаемся. Вот деньги. Столько хватит?

— Да, благодарю вас, сэр.

Констебль уехал вместе с Альфом, который разрывался между желанием остаться и поучаствовать в расследовании, и уникальной возможностью насладиться славой, первым принеся новость в Крауз-бич. Перед их отъездом Паркер обратился к мальчику с краткой благодарственной речью, от которой тот Пришел в полный восторг. Затем инспектор снова заговорил с начальником полиции:

— Скорее всего, они поехали в этом направлении. По-моему, вам лучше сейчас взять влево, сэр, и войти в лесок вон с того конца. Питер, будь добр, зайди справа и двигайся навстречу сэру Чарльзу. А я пойду прямо посередине.

Начальник полиции, изрядно потрясенный страшной находкой, повиновался, не говоря ни слова. Вимси схватил Паркера за рукав.

— Слушай, — сказал он, — ты осмотрел рану? Это что-то странное, правда? Какая-то она уж слишком аккуратная. Что ты об этом думаешь?

— В данный момент я вообще ничего не думаю, — довольно мрачно ответил Паркер. — Подождем, что скажет доктор. Пошли, Стив! Надо наконец отыскать эту машину.

— Можно мне взглянуть на кепку? Гм… Куплена в магазине в Степни, принадлежащем джентльмену иудейского вероисповедания. Почти новая. Сильный запах калифорнийского мака. Да этот бандит просто щеголь! Как говорится, первый парень на деревне.

— Да. Думаю, мы сможем выйти на его след. На наше счастье, преступники всегда совершают какой-нибудь промах. Ну ладно, пошли дальше.

Найти машину труда не составило. Войдя в лесок, Паркер сразу же наткнулся на нее. Пропавший «остин» стоял на полянке, по которой бежал небольшой ручеек. Здесь росли не только сосны, но и другие деревья. Чуть дальше ручеек изгибался и впадал в небольшой мелкий пруд с грязными берегами.

Капот автомобиля был поднят. При приближении Паркера охватило неприятное предчувствие, что под капотом он сейчас увидит нечто жуткое. Но там ничего не оказалось. Паркер проверил передачу. Она стояла на нейтралке, и рычаг ручного тормоза был поднят. На сиденье лежал грязный носовой платок, на котором не было ни метки, ни инициалов. Паркер хмыкнул, отметив про себя безалаберную привычку бандитов разбрасывать повсюду свои вещи. Обойдя автомобиль спереди, он получил еще одно подтверждение беззаботности преступников. В прибрежной грязи виднелись следы. Судя по всему, их оставили двое мужчин и одна женщина.

Дама вышла из машины первой: ее левая пятка оставила в земле глубокую вмятину, когда женщина слезала с низкого сиденья. Рядом был отпечаток правой ноги, уже не такой глубокий. Женщина, пошатываясь, сделала несколько шагов и пустилась бежать. За ней погнался один из мужчин, который выскочил из зарослей папоротника. На нем были ботинки с новыми резиновыми подошвами. Дальше земля была вся истоптана; видимо, мужчина схватил женщину, а она пыталась вырваться. Наконец, к ним подбежал второй мужчина, который выскочил из-за автомобиля. У него были очень узкие ступни, обутые в туфли с длинными носами, какие особенно любят франтоватые молодые евреи. Его следы были ясными и отчетливыми. Они пересекали следы женщины и накладывались на них. Все трое неумного постояли на одном месте. Затем следы повели прочь (женщина шла в середине), до того места, где ясно отпечатались резиновые покрышки фирмы «Мишлен». «Остин» ездил на простых «данлопах»; кроме того, эта неопознанная машина явно была гораздо больше. Надо думать, она какое-то время стояла на этом месте, потому что на земле успела образоваться маленькая лужица машинного масла, которое накапало из картера двигателя. Затем большая машина поехала прочь, петляя между деревьев. Паркер немного прошел вперед по следу, но затем отпечатки колес пропали в толстом ковре сосновых иголок. Впрочем, автомобиль все равно мог поехать только по одной дороге. Паркер вернулся к «остину», чтобы продолжить осмотр. Тут до него донеслись крики, которые говорили о том, что двое других сыщиков наконец встретились в центре леса. Паркер прокричал им в ответ, и вскоре Вимси и сэр Чарльз Пиллингтон с шумом подбежали к нему, продравшись сквозь папоротники, окаймлявшие край поляны.

— Ну хорошо, — сказал Вимси. — Полагаю, тот элегантный головной убор фиолетового цвета потерял джентльмен в изящных ботинках (скорее всего, они у него ярко-желтые, с пуговками). Сейчас, небось, оплакивает свою красивую кепку. Женские следы, надо думать, принадлежат Мэри Виттейкер.

— Видимо, да. Ведь это никак не может быть мисс Финдлейтер. Женщина уехала в машине. Или ее увезли.

— Ну конечно, это не Вера Финдлейтер. Когда мы ее нашли, на туфлях у нее не было грязи.

— Ого! Да от тебя ничто не ускользнуло. А я-то думал, что ты находишься в состоянии полной отрешенности.

— Я в нем и находился, но это ничего не значит. Я буду подмечать все вокруг, даже умирая. Постой-ка! Что это там?

Вимси сунул руку за подушку сиденья и вытащил оттуда журнал «Черная маска». Это было ежемесячное американское издание, где публиковались детективы и прочая чепуха.

— Легкое популярное чтиво, — пренебрежительно бросил Паркер.

— Может, его принес с собой джентльмен в желтых ботинках? — предположил начальник полиции.

— Скорее уж мисс Финдлейтер, — отозвался Вимси.

— Странный выбор для женщины, — обиженным тоном произнес сэр Чарльз.

— Ну почему же. Насколько я знаю, мисс Виттейкер была заклятым врагом всякой сентиментальности и розовых рюшечек, а ее несчастная подруга во всем ей подражала. Вероятно, в литературе у них были мальчишеские вкусы.

— Это все не так важно, — сказал Паркер.

— Погоди-ка. Гляди-ка: кто-то сделал на обложке пометки.

Вимси протянул Паркеру журнал, предлагая лично в этом убедиться. Первое слово заголовка было жирно подчеркнуто карандашом.

— Не думаешь ли ты, что это — своеобразное послание? Может быть, журнал лежал на сиденье, и перед тем, как жертву перетащили в другую машину, женщина ухитрилась сделать пометку на обложке и спрятать журнал.

— Очень остроумно, — согласился сэр Чарльз, — но совершенно непонятно. «Черная». Бессмыслица какая-то.

— Может быть, тот джентльмен в узконосых ботинках — негр? — предположил Паркер. — Негров вообще отличает пристрастие к модным ботинкам и маслу для волос. А может, это какой-нибудь индус или перс.

— О Боже, — в ужасе воскликнул сэр Чарльз, — английская девушка в руках чернокожего! Это просто отвратительно!

— Будем надеяться, что это не так. Что нам теперь делать: двигаться в направлении, куда уехала машина похитителей, или подождать, когда приедет доктор?

— Думаю, лучше вернуться обратно к телу, — произнес Паркер. — У преступников все равно большое преимущество, и какие-то полчаса все равно ничего не решат.

И джентльмены обратили свои взоры обратно к холмам, прочь от пронизанной солнцем зелени соснового леска. Ручеек бежал по камушкам, без умолку журча, держа путь на юго-запад — в реку, а дальше в море.

— Журчишь-то ты хорошо, — сказал Вимси ручью. — И почему только ты не можешь нам рассказать о том, что ты видел?

Глава XXI

КАКИМ СПОСОБОМ?

Доктор оказался кругленьким, суетливым человечком того типа, который Вимси не без раздражения называл «мистер Ай-яй-яй». Осматривая разбитую голову несчастной Веры Финдлейтер, доктор осуждающе зацокал языком, как будто это была корь или приступ подагры, который по неосторожности спровоцировал сам больной.

— Ц-ц-ц! Ужасный удар. До чего мы дожили. Простите, что? Ц-ц! Когда наступила смерть? Ну, приблизительно несколько дней назад — ц-ц! — что, конечно, еще более прискорбно. О Господи, какое горе для бедных родителей. И для сестер тоже. Это очень милые девушки; вы их, конечно, знаете, сэр Чарльз. Да. Ц-ц!

— Сомнений в том, что это мисс Финдлейтер, быть не может? — спросил Паркер.

— Ни малейших, — подтвердил сэр Чарльз.

— Ну что ж, если вы сами ее опознали, не стоит подвергать испытанию нервы родственников и показывать им девушку в таком виде. Одну минуту, доктор! Фотограф должен заснять положение тела убитой, поэтому прошу вас пока ничего не сдвигать. Мистер Эндрюс, если не ошибаюсь? Вам случалось когда-нибудь делать подобные снимки? Нет? Постарайтесь отнестись к этому спокойно, по-деловому. Я знаю, все это довольно неприятно. Пожалуйста, один снимок отсюда, чтобы показать положение тела на земле, другой — отсюда, сверху. А теперь — отдельный снимок раны крупным планом. Благодарю вас. Доктор, вы можете перевернуть тело. Поверьте, мистер Эндрюс, я прекрасно понимаю, что вы сейчас чувствуете, но сделать это необходимо. Эй! Посмотрите, у нее все руки в ссадинах, как будто она выдержала ожесточенную схватку. Видимо, пытаясь удержать, ее схватили за правое запястье и левый локоть… Нужно сфотографировать эти отметины, мистер Эндрюс. Может быть, это очень важно. Ну, доктор, что вы скажете насчет ее лица?

Судя по тому, какой вид был у доктора, он явно предпочел бы не рассматривать лицо убитой слишком пристально. Наконец, осуждающе посопев и поцокав языком, он все-таки изрек свой вердикт.

— Насколько можно что-либо утверждать с учетом начавшегося разложения, — нерешительно начал доктор, — лицо и губы были чем-то поцарапаны или обожжены. Лоб, шея и переносица, напротив, остались неповрежденными. Ц-ц! В обычных обстоятельствах я бы предположил, что это сильный солнечный ожог.

— А может, это ожог от хлороформа? — предположил Паркер.

— Ц-ц! — опять зацокал языком доктор, раздосадованный тем, что сам до этого не додумался. — Вы, полицейские, ужасные торопыги. Вам все хочется решить за две минуты. Я как раз собирался сказать — если бы вы меня не опередили — что, поскольку я не могу объяснить эти повреждения солнечным ожогом, остается именно тот вариант, о котором вы упомянули. Конечно, я не рискну с уверенностью утверждать, что это именно результат воздействия хлороформа, поскольку подобное заключение нельзя вынести в спешке, без тщательного медицинского обследования. И все же такое объяснение вполне допустимо.

— Мог ли хлороформ быть причиной смерти? — вмешался Вимси. — Может, доза оказалась слишком велика, или просто у жертвы было слабое сердце?

— Драгоценнейший, — запыхтел доктор, чувствуя себя на сей раз глубоко оскорбленным, — взгляните на рану у нее на затылке, и задайте себе вопрос, нужно ли искать какую-то другую причину. Более того: если она умерла от хлороформа, зачем ей тогда разбили голову?

— Именно это я и хотел бы понять, — ответил Вимси.

— Полагаю, — продолжал доктор, — вы не хотите подвергнуть сомнению мои познания в области медицины?

— Разумеется, нет, — согласился Вимси, — но, как вы сами сказали, не следует выносить заключение в спешке, без тщательного медицинского обследования.

— Тем более, что здесь для этого совсем не место, — поспешно вставил Паркер. — По-моему, мы уже сделали все, что можно было сделать на месте преступления. Доктор, вы не могли бы сопроводить тело в морг? Мистер Эндрюс, я буду вам крайне признателен, если вы сейчас пойдете со мной в лес и сделаете там еще несколько фотографий. Нужно заснять следы на земле и прочие мелочи. Боюсь, освещение там довольно скверное, но мы должны сделать все, что можем.

Сказав это, инспектор взял Вимси под руку.

— Доктор — идиот, не спорю, — согласился Паркер, — но мы можем привлечь второго специалиста. А пока лучше сделать вид, что мы принимаем это поверхностное объяснение.

— У вас какая-то проблема? — с любопытством спросил сэр Чарльз.

— Да нет, ничего особенного, — отозвался Паркер. — Внешне все говорит в пользу того, что на девушек напали двое негодяев и похитили мисс Виттейкер с целью выкупа, перед этим зверски убив мисс Финдлейтер, которая оказала им сопротивление. Вероятно, это и есть верное объяснение. Все мелкие противоречия, несомненно, со временем разрешатся сами собой. Все прояснится, когда у нас будет заключение медицинской экспертизы.

Они вернулись в лес, чтобы сделать несколько снимков и произвести тщательные замеры оставшихся на земле следов. Начальник полиции с величайшим интересом наблюдал за этой бурной деятельностью, заглядывая через плечо Паркеру, когда тот делал заметки в своей записной книжке.

— Послушайте, — вдруг сказал сэр Чарльз, — вам не кажется странным…

— Кто-то едет, — перебил его Паркер.

Тарахтенье мотоцикла, который мчался по ухабам и кочкам на второй скорости, оказалось признаком приближения молодого человека, вооруженного фотокамерой.

— О, Боже! — простонал Паркер. — Чертовы журналисты уже здесь.

Он встретил репортера вполне учтиво, показал ему следы колес и отпечатки ног, а затем провел его к месту, где было обнаружено тело, попутно развивая перед молодым человеком теорию о похищении с целью выкупа.

— Инспектор, вы могли бы приблизительно описать внешность преступников?

— Пожалуйста, — сказал Паркер. — Одного из них можно в известном смысле назвать денди. Он носит ужасную лиловую кепку и ботинки с узкими носами. Если та пометка на обложке журнала действительно что-то значит, то можно предположить, что один из преступников относится к цветной расе. Что касается второго, мы можем с уверенностью сказать только то, что он носит ботинки десятого размера с резиновыми набойками.

— Я как раз собирался сказать, — начал Пиллингтон, — a propos de bottes, крайне странно, что…

— А вот здесь мы нашли тело мисс Финдлейтер, — безжалостно прервал его Паркер.

Инспектор описал репортеру повреждения и положение тела. Благодарный журналист защелкал фотокамерой. Он сделал несколько снимков, включая групповой портрет Вимси, Паркера и начальника полиции на фоне кустов вереска, причем сэр Чарльз на фото величественно указывал тростью на то место, где нашли убитую.

— А теперь, сынок, когда ты наконец получил то, что хотел, — добродушно произнес Паркер, — уматывай отсюда и передай мои слова остальным ребятам. Мы рассказали все, что могли, и теперь у нас есть дела поважнее, чем раздавать интервью.

О подобном репортер даже мечтать не мог: ведь это автоматически делало информацию эксклюзивной, недоступной для других изданий. Можно поклясться, что ни одна викторианская матрона не ценила преимущества эксклюзивности и привилегированности так, как умеют ценить их современные журналисты.

— Ну, сэр Чарльз, — сказал Паркер, когда репортер наконец укатил на своем мотоцикле, тарахтя по пням и кочкам, — что вы хотели сказать мне насчет следов?

Но сэр Чарльз чувствовал себя глубоко оскорбленным. Этот полицейский из Скотланд-ярда унизил его и уронил его авторитет.

— Ничего, — ответил сэр Чарльз. — Я уверен, что мои умозаключения показались бы вам слишком примитивными.

И на обратном пути он всю дорогу хранил величественное молчание.

Дело Виттейкер началось с сущего пустяка, с реплики, случайно услышанной за столиком ресторана в Сохо; закончилось все это оглушительной газетной сенсацией, которая потрясла Англию от края до края и отодвинула на второй план даже уимблдонский турнир. В тот же день в вечернем выпуске «Ивнинг Ньюс» появилось эксклюзивное сообщение об убийстве и похищении, содержащее лишь голые факты. На следующий день новость перекочевала на страницы воскресных газет, которые опубликовали репортаж с фотографиями и многочисленными подробностями — как реальными, так и вымышленными. Известие о двух английских девушках, одна из которых была зверски убита, а другая увезена в неизвестном направлении каким-то бесчеловечным злодеем, к тому же чернокожим, вызвало у аудитории самое сильное чувство ужаса и негодования, на какое только способен английский темперамент. Репортеры слетались в Крауз-бич, словно саранча. Можно было подумать, что на холмах рядом с Шелли-хед раскинулась ярмарка, столько там появилось машин, мотоциклов и пешеходов. Все эти люди мечтали лишь о том, чтобы провести уик-энд в месте, окруженном таинственным ореолом смерти и кровопролития. Паркер, который вместе с Вимси остановился в отеле «Зеленый лев», занимался только тем, что отвечал на телефонные звонки и просматривал письма и телеграммы, поступавшие отовсюду. В конце коридора стоял на посту крепкий полицейский, в задачу которого входило оградить инспектора от незваных гостей.

Вимси нервно бегал по комнате, взволнованно куря сигарету за сигаретой.

— На этот раз они у нас в руках, — воскликнул он. — Слава Богу, на этот раз они перехитрили сами себя

— Да, это так. Но прояви немного терпения, старик. Теперь мы их не упустим, но сначала мы должны собрать воедино все факты.

— Ты уверен, что миссис Форрест под надежным присмотром?

— О, да. Она вернулась в свою квартиру в понедельник вечером. По крайней мере, так сказал тот парень, что работает в гараже. Наши люди ни на минуту не прекращают слежки. Они немедленно дадут нам знать, как только кто-нибудь наведается в квартиру миссис Форрест.

— В понедельник вечером!

— Да, но само по себе это еще ни о чем не говорит. Большинство лондонцев возвращается домой с уик-энда именно в понедельник вечером. Кроме того, мне бы не хотелось ее спугнуть, пока мы не знаем, кто она на самом деле: руководительница или сообщница. Смотри, Питер, вот сообщение от другого из наших людей. Он навел справки о состоянии финансов мисс Виттейкер и миссис Форрест. С декабря прошлого года мисс Виттейкер выписывала на себя чеки на крупные суммы, которые почти абсолютно, цифра в цифру, совпадают с теми, которые переводила на свой счет миссис Форрест. Она обладает большой властью над мисс Виттейкер, и началось это после смерти мисс Доусон. Миссис Форрест увязла во всем этом по уши, Питер.

— Я это знал. Миссис Форрест обделывала дела за Виттейкершу, которая в это время сидела в Кенте, чтобы обеспечить себе алиби. Умоляю, Чарльз, только не сделай какой-нибудь ошибки. Пока хоть одна них на свободе, никто не может быть спокоен за вою жизнь.

— Если женщина лишена совести и неразборчива в средствах, — нравоучительно произнес Паркер, — из нее выйдет самый безжалостный преступник на свете. Тут она в двадцать раз хуже мужчины, потому что у женщин намного больше целеустремленности.

— Это потому, что женщины лишены сентиментальности, — заметил Вимси. — А мы, остолопы, все носимся с мыслью о том, какие они романтичные и эмоциональные. Все это чушь, сын мой. Черт бы побрал этот телефон!

Паркер схватил трубку.

— Да-да, слушаю. Господи, ну кто бы мог подумать. Хорошо. Да. Да, конечно, вы должны были его арестовать. Я лично думаю, что все это чепуха, но его, конечно, нужно задержать и допросить. И постарайтесь, чтобы все газеты об этом узнали. Скажите, что, по вашему мнению, он — тот самый. Что? Постарайтесь им втолковать, что это официальная точка зрения. И вот еще что — погодите минутку! — мне нужны фотографии чека и отпечатки пальцев, которые были на нем. Немедленно отправьте их с нарочным. Чек, я полагаю, настоящий? Сотрудники банка это подтверждают? Отлично! А он что говорит?.. Ох! а конверт? Уничтожил? Чертов придурок! Да. Да. До свидания.

Слегка взволнованный, он обернулся к Вимси.

— Аллилуйя Доусон вчера утром пришел в «Банк Ллойда» в Степни и попытался получить деньги по чеку на 10000 фунтов, который Мэри Виттейкер выписала в Лихэмптоне на предъявителя. Чек был помечен 24 февраля. Поскольку сумма это крупная, а в газетах в пятницу вечером уже опубликовали историю об исчезновении обеих девушек, беднягу попросили зайти попозже. Тем временем сотрудники банка позвонили в Лихэмптон. После того, как вчера вечером напечатали сообщение об убийстве, менеджер лихэмптонского отделения банка сопоставил эти факты и позвонил в Скотланд-ярд. В результате из Лондона приехали полицейские и задержали Аллилуйю, чтобы задать ему несколько вопросов. По его версии, он получил чек по почте в понедельник утром, в обычном конверте, без всяких объяснений. Старый простофиля, естественно, выкинул конверт, так что мы не можем проверить правильность его рассказа или посмотреть на штемпель почтовой марки. Наши люди подумали, что вся эта история довольно сомнительна, но Аллилуйя все равно был задержан до полного выяснения обстоятельств — иначе говоря, арестован по подозрению в убийстве и участии в преступном заговоре!

— Бедный старый Аллилуйя! Чертовщина какая-то! Чарльз, это же безвредное, простодушное существо, которое неспособно обидеть даже муху!

— Я знаю. Но раз уж он влип в это дело, ему придется пройти через все до конца. Нам это даже на руку. Что за трезвон! Опять кого-то черт несет. Войдите!

— К вам доктор Фолкнер, сэр, — сообщил констебль, сунув голову в дверь.

— Отлично! Заходите, доктор. Вы провели осмотр тела?

— Да, инспектор. Это было очень интересно. Хочу вам сразу сказать, что вы были совершенно правы.

— Я рад это слышать. Присаживайтесь и рассказывайте.

— Я постараюсь быть как можно более кратким, — произнес доктор, типичный лондонец, командированный сюда из Скотланд-ярда. Доктору Фолкнеру было не привыкать работать с полицией. Этот тощий, седовласый человек, сильно смахивавший на барсука, очень деловитый, являл собой полную противоположность «мистеру Ай-яй-яй», который так надоел Паркеру вчера вечером.

— Ну, во-первых, рана на голове, конечно же, не имеет никакого отношения к подлинной причине смерти. Вы сами видели: кровотечения почти не было. Удар нанесли через некоторое время после того, как наступила смерть, несомненно, чтобы имитировать нападение бандитов. То же самое можно сказать о порезах и царапинах на руках: все это — просто уловка для отвода глаз.

— Совершенно верно. Ваш коллега…

— Мой «коллега», как вы его называете, идиот, — фыркнул доктор. — Если он всегда так ставит диагнозы, в Крауз-бич, вероятно, очень высокая смертность. Но это я так, между прочим. Вы хотите знать причину смерти?

— Хлороформ?

— Возможно. Я вскрыл тело, но не нашел никаких характерных признаков отравления или чего-то подобного. Я вырезал соответствующие органы и отправил их сэру Джеймсу Лаббоку, чтобы он провел анализы по вашему усмотрению. Но, честно говоря, я не думаю, что это принесет особые результаты. Вскрыв грудную клетку, я не ощутил запаха хлороформа. Или с момента смерти прошло столько времени, что хлороформ успел выветриться (это вполне возможно, учитывая скорость испарения данного вещества), или доза была слишком мала. Я также не обнаружил у погибшей ни малейших признаков болезни сердца. Чтобы здоровая молодая девушка могла умереть от отравления хлороформом, она должна была вдыхать его довольно долго.

— Вы уверены в том, что ей вообще давали хлороформ?

— Думаю, да. Подтверждением тому являются ожоги на лице.

— Заодно это объясняет и платок, который мы нашли в машине, — заметил Вимси.

— Но все-таки, — допытывался Паркер, — чтобы насильно заставить крепкую молодую женщину дышать хлороформом, нужны немалая сила и решительность. Ведь девушка должна была энергично сопротивляться.

— Должна была, — мрачно произнес доктор, — но не сопротивлялась. В этом-то и заключается странность. Как я уже сказал, все повреждения были нанесены после наступления смерти.

— А может, ее застали врасплох во время сна? — предположил Вимси. — Ведь тогда, надо думать, все это можно было проделать очень легко?

— О, да, запросто. Сделав несколько глубоких вдохов, она впала бы в полубессознательное состояние. Дальше с ней было бы значительно проще управляться. Можно допустить, что девушка заснула на солнцепеке, а ее спутница в это время отправилась на прогулку и пала жертвой похитителей. Затем бандиты вернулись и избавились от мисс Финдлейтер.

— Это кажется мне излишним, — сказал Паркер. — Зачем им вообще было возвращаться?

— Вы полагаете, что обе девушки одновременно заснули, а потом явились бандиты и синхронно усыпили их хлороформом? Это выглядит малоправдоподобно.

— Я вовсе не это имел в виду. А теперь выслушайте меня, доктор, и сохраните мой рассказ в секрете.

И Паркер в общих чертах ознакомил доктора с историей подозрений, которые они с Вимси питали относительно Мэри Виттейкер. Доктор слушал детектива с ужасом и изумлением.

— Мы предполагаем, что случилось следующее, — сказал Паркер. — Вероятно, мисс Виттейкер по какой-то причине решила избавиться от бедной девушки, которая была к ней так привязана. По инициативе Мэри Виттейкер они вдвоем поехали на пикник, причем никто не знал, куда именно они направляются. Согласно нашей гипотезе, преступница убила мисс Финдлейтер, когда та задремала на солнцепеке. Для этого Мэри Виттейкер воспользовалась либо хлороформом, либо тем методом, к которому она прибегала в предыдущих случаях, в чем бы конкретно он ни заключался. Последнее, на мой взгляд, более вероятно. После этого она разбила убитой голову и оставила на теле другие повреждения, чтобы создать впечатление, что девушка перед смертью отчаянно защищалась. Потом мисс Виттейкер забросила в кусты кепку, которую она заранее купила и выпачкала бриллиантином. Разумеется, я выяснил происхождение кепки. Мисс Виттейкер — высокая, сильная женщина. Я думаю, она была вполне в состоянии нанести по неподвижному телу тот самый пресловутый удар.

— Но что вы скажете насчет следов в лесу?

— Я как раз к этому подхожу. Тут не обошлось без странностей. Во-первых, если это действительно дело рук какой-то таинственной шайки, то непонятно, зачем они отклонились от своего маршрута и приехали к этой грязной луже. Уж не затем ли, чтобы украсить ее берега отпечатками своих ботинок? Это был единственный болотистый участок на двадцать миль вокруг. Практически в любом другом месте бандиты могли сделать свое дело и уехать, не оставив никаких видимых следов.

— Верно подмечено, — согласился доктор. — К этому я могу добавить: обладатель кепки должен был заметить, что она упала у него с головы. Отчего он не вернулся и не подобрал ее?

— Вот именно. Теперь следующее. Судя по следам на берегу, обе пары ботинок были совершенно новыми и неизношенными. Подошвы и каблуки совершенно ровные и гладкие. Резиновые подметки на ботинках большего размера явно свидетельствуют о том, что эту пару только что купили в магазине. Через пару минут нам принесут фотографии следов, и вы в этом сами убедитесь. Конечно, теоретически можно допустить, что оба бандита разгуливали в новехонькой обуви, но в целом в это трудно поверить.

— Пожалуй, да, — согласился доктор.

— Теперь мы подходим к моменту, который представляется мне наиболее подозрительным. У одного из предполагаемых преступников ноги значительно крупнее, чем у другого. Казалось бы, и рост у него в силу этого должен быть выше, вес больше, а шаг длиннее. Но что же мы обнаружили, измерив расстояние между следами? У всех троих, крупного мужчины, низкорослого мужчины и у женщины, длина шага оказалась совершенно одинаковой. Но это еще не все. Глубина следов тоже полностью совпадает. Следовательно, все трое были одного веса. Если остальные противоречия еще можно как-то отнести на счет случайного стечения обстоятельств, то это последнее уже выходит за рамки теории вероятности.

Некоторое время доктор Фолкнер обдумывал его слова.

— Вы убедили меня в своей правоте, — сказал он наконец. — На мой взгляд, это неопровержимое доказательство.

— Это поразило даже сэра Чарльза Пиллингтона, который вообще-то не блещет сообразительностью, — усмехнулся Паркер. — Мне стоило величайших усилий воспрепятствовать сэру Чарльзу и не дать ему рассказать об этом удивительном совпадении пареньку из «Ивнинг Ньюс».

— Так значит, вы считаете, что мисс Виттейкер заранее запаслась ботинками и сама оставила эти следы?

— Да. Возвращалась она каждый раз через заросли папоротника. Очень умно. Накладывая следы один на другой, мисс Виттейкер ни разу не ошиблась. Чисто сработано: каждый след перекрывается другим, а тот, в свою очередь, третьим. В результате создается впечатление, что там одновременно находилось три человека. Тут налицо хорошее знание работ мистера Остина Фримэна.

— А что потом?

— Полагаю, что миссис Форрест — давняя сообщница преступницы — подогнала туда свой автомобиль (это и была та большая машина) и стала ждать мисс Виттейкер. А может, миссис Форрест взяла на себя следы, а мисс Виттейкер создавала видимость того, что на них с Верой Финдлейтер напали бандиты. Так или иначе, миссис Форрест приехала уже после того, как мисс Виттейкер и мисс Финдлейтер вышли из «остина» и расположились в ложбине под холмом. Когда Мэри Виттейкер сделала свою часть работы, преступницы положили в «остин» платок и журнал «Черная маска» и уехали на автомобиле миссис Форрест. Само собой, я выяснил маршрут автомобиля. Это темно-синий четырехместный «рено» номер Х04247, на колесах покрышки фирмы «Мишлен». Нам известно, что именно этот автомобиль миссис Форрест поставила к себе в гараж в понедельник вечером, вернувшись обратно в Лондон.

— Но где в таком случае находится мисс Виттейкер?

— Она где-то прячется. Но все равно ей от нас не уйти. Она не сможет снять деньги со своего счета — служащие банка предупреждены. Если это попытается сделать за нее миссис Форрест, мы проследим, куда она пойдет. Так что в самом худшем случае мы просто возьмем мисс Виттейкер измором. Но у нас есть и другая ниточка. Мисс Виттейкер сделала откровенную попытку бросить подозрение на одного своего несчастного родственника — темнокожего пастора-нонконформиста с удивительным именем Аллилуйя Доусон. У него есть к ней определенные претензии финансового плана. Правда, эти претензии не носят юридического характера, но всякий гуманный и порядочный человек счел бы своим долгом отнестись к ним с уважением. Но мисс Виттейкер этого не сделала; таким образом, с точки зрения окружающих, у Аллилуйи были все причины затаить против нее злобу. Вчера утром он попытался получить 10000 фунтов наличными по чеку на предъявителя за подписью Мэри Виттейкер. В полиции Аллилуйя изложил малоубедительную версию о том, что он получил чек утренней почтой, в простом конверте, без всяких объяснений. Его пришлось задержать как одного из предполагаемых похитителей.

— Очень топорно сработано! Ведь у него почти наверняка найдется алиби.

— Думаю, нам хотят навязать версию о том, что Аллилуйя нанял нескольких бандитов, которые сделали за него все, что нужно. Он состоит при миссии в Степни. Это город, где и была куплена серо-лиловая кепка. Не сомневаюсь, что там по соседству водится немало крутых ребят. Разумеется, мы проведем тщательный сбор информации и опубликуем все подробности в прессе.

— А потом?

— Потом, полагаю, на сцену вновь выступит мисс Виттейкер. Она объявится где-нибудь в крайне взволнованном состоянии, с ужасным рассказом о нападении бандитов и похищении с целью выкупа. Если у кузена Аллилуйи не найдется удовлетворительного алиби, то мы узнаем, что он тоже был на месте преступления и руководил убийцами. Если же он сумеет доказать, что его там не было, то мисс Виттейкер вспомнит, как бандиты произносили его имя. А может, он и сам появлялся в их мрачном логове. Разумеется, бедная девочка едва ли будет в силах вспомнить, когда именно он туда приходил, и где находилось это самое логово.

— Какой дьявольский замысел!

— О да, Мисс Виттейкер — очаровательная молодая дама. Я даже не знаю, перед чем она могла бы остановиться. Судя по всему, милейшая миссис Форрест с ней одного поля ягода. Разумеется, доктор, мы просим вас сохранить все это в тайне. В деле поимки мисс Виттейкер все зависит от того, поверит ли она, что мы заглотили ее наживку.

— Я отнюдь не болтлив, — заверил его доктор. — Вы говорили о «банде преступников», но, как я понял, это банда и есть. А мисс Финдлейтер умерла от полученного удара по голове. Надеюсь, что мой коллега и начальник полиции проявят не меньшую сдержанность. После того, что вы сказали вчера вечером, я их на всякий случай предостерег.

— Все это замечательно, — сказал Вимси, — но какими неопровержимыми уликами мы располагаем против этой женщины? Умно построенная защита не оставит от нашей версии камня на камне. Мы можем безусловно доказать только то, что она проникла в дом на Хэмпстедской пустоши и украла там ведро угля. Ведь смерти всех ее жертв врачи признали естественными. Что касается мисс Финдлейтер, то даже если мы докажем, что ее усыпили хлороформом, это все равно ничего не решит. Хлороформ не так трудно достать, это ведь не мышьяк и не цианид. И даже если на гаечном ключе есть отпечатки пальцев мисс Виттейкер…

— Их там нет, — мрачно произнес Паркер. — Эта девица знает, что делает.

— Но зачем ей понадобилось убивать Веру Финдлейтер? — неожиданно спросил доктор. — По вашим словам выходит, что мисс Виттейкер должна была, напротив, чрезвычайно дорожить этой девушкой. Ведь она являлась единственным свидетелем, который мог подтвердить алиби Мэри Виттейкер в отношении других преступлений, если это вообще были преступления.

— Возможно, ей стало слишком много известно об отношениях мисс Виттейкер с миссис Форрест. У меня сложилось впечатление, что Вера Финдлейтер сослужила мисс Виттейкер какую-то службу, после чего сделалась опасна для преступницы. Мы надеемся, что нам удастся застукать миссис Форрест и мисс Виттейкер, когда они в очередной раз выйдут друг с другом на связь. Как только это произойдет…

— Гм! — хмыкнул доктор Фолкнер и подошел к окну. — Мне не хотелось бы беспокоить вас понапрасну, но я вижу, что сэр Чарльз Пиллингтон в данный момент беседует со специальным корреспондентом «Телеграфа». Сегодня в утреннем выпуске «Мелл» была опубликована статья о преступлении в окрестностях Крауз-бич, которая заняла всю первую страницу, и патриотическая передовица против въезда цветных иммигрантов. Наверное, с моей стороны излишне напоминать вам о том, что «Телеграф» теперь не побоится подкупить даже архангела Гавриила, лишь бы только переплюнуть «Мелл».

— Дьявол! — воскликнул Паркер, бросаясь к окну.

— Слишком поздно, — посетовал доктор. — Журналист из «Телеграфа» уже скрылся в здании почты. Правда, вы можете им позвонить и попытаться остановить это сообщение.

Паркер так и сделал. Редактор «Телеграфа» вежливо заверил его, что этот материал к нему не поступал, и что если он его получит, то непременно последует указаниям инспектора Паркера.

Редактор «Телеграфа» говорил чистую правду. Информацию получил редактор газеты «Ивнинг Бэннер», которая была дочерним изданием «Телеграфа». Что поделать — в трудные времена кризиса левая рука предпочитала не знать, что делает правая. Кроме того, это ведь было эксклюзивное интервью!

Глава XXII

ВОПРОС СОВЕСТИ

Это было в четверг, 23 июня, в канун праздника святого Иоанна. Буднично-зеленые покровы, в которые облекается храм на время ежедневных служб после мистических восторгов Пятидесятницы, теперь убрали. Алтарь опять сиял белизной. В часовне девы Марии при церкви Св. Онезимуса как раз закончилась вечерня. В воздухе еще стоял слабый аромат ладана; под потолком клубилось облачко благовоний. Низенький псаломщик, вооруженный очень длинным приспособлением для гашения свечей, ходил по церкви. Гаснущие свечи издавали специфический запах горячего воска, немного неприятный, но зато проникнутый святостью церковного обихода. Несколько пожилых дам, присутствовавших на богослужении, нехотя поднялись с мест, прервав свои молитвы, и одна за другой удалились, по очереди преклонив колени перед алтарем. Мисс Климпсон собрала в кучку свои маленькие молитвенники и, не глядя, нашарила рукой перчатки. К несчастью, при этом она уронила ежедневник, который завалился за длинную скамеечку для коленопреклонений. Из ежедневника в темный угол за исповедальней дождем посыпались пасхальные открытки, закладки, картинки на сюжеты из Святого Писания, засохшие веточки вербы и бумажки с текстом «Ave Maria».

Мисс Климпсон, возмущенно вскрикнув, нырнула за своими бумажками и немедленно раскаялась в том, что позволила себе в святом месте столь неподобающий взрыв раздражения. «Терпение, — пробормотала она, извлекая из-под скамейки последний листок, подобно потерянной драхме, — я должна научиться терпению и самообладанию». Кое-как засунув бумаги обратно в ежедневник, мисс Климпсон схватила перчатки и сумочку, поклонилась алтарю, уронила сумочку, снова подхватила ее, на этот раз с румянцем мученицы, поспешила по проходу к южной двери, где с ключом в руке стоял ризничий, ожидая, когда он сможет выпустить посетительницу. Выходя, она бросила взгляд на главный алтарь, где в полумраке белели длинные свечи, словно бледные призраки. Внезапно ей пришло в голову, что это выглядит мрачно и жутко.

— Доброй ночи, мистер Станнифорт, — быстро бросила она на ходу.

— Доброй ночи, мисс Климпсон, доброй ночи.

Мисс Климпсон была рада покинуть мрачный придел церкви и выйти в зеленое сияние июньского вечера. В церкви она почувствовала какую-то угрозу, опасность. Была ли то мысль о суровом Крестителе с его призывом к покаянию? Молитва о даре говорить правду и смело противодействовать злу? Мисс Климпсон решила, что ей лучше поспешить домой и почитать Евангелие и Послания, которые в сравнении с праздником этого строгого и непреклонного святого казались удивительно мягкими и утешительными. «А заодно приведу в порядок эти бумажки», — подумала она.

У миссис Бадж в передних комнатах на втором этаже было душно. Мисс Климпсон распахнула окно и уселась перед ним, чтобы навести порядок в своих маленьких реликвиях. Открытка с репродукцией «Тайной Вечери» относилась теперь к молитве о сосредоточении, «Благовещение» Фра Анджелико выскользнуло из разворота с числом 25 марта и угодило в воскресенье после троицына дня, изображение «Сердца Иисусова» с текстом по-французски попало в раздел о теле Христовом… «О Господи!» — воскликнула мисс Климпсон. — «Наверное, я случайно подобрала это в церкви».

Ну, конечно: этот маленький листок был явно исписан чужим почерком. Наверное, кто-то его обронил. Было вполне естественно посмотреть — а вдруг это что-то важное?

Мисс Климпсон относилась к людям, которые говорят про себя: «Я не из тех, кто читает чужие почтовые открытки». Это несомненный признак для всех, кто как раз-таки относится к данной породе людей. При этом они не лгут; иллюзия является для них реальностью. Дело просто в том, что Провидение снабдило их предупреждающей погремушкой, подобно той, что имеет гремучая змея. Кроме того, если вы столь беспечны, что оставляете свою корреспонденцию на виду у таких людей, то это ваша вина.

Мисс Климпсон внимательно рассматривала бумажку.

В руководствах по самоанализу, которые предназначены для католически ориентированных христиан, часто включается маленький неблагоразумный пункт, свидетельствующий о том, что его составители невинны и не от мира сего. Верующим рекомендуется во время подготовки к исповеди составить маленький список своих прегрешений, чтобы один-два пустячных грешка не ускользнули у вас из памяти. Правда, вас предостерегают, что не следует записывать там имена других людей, показывать свой список друзьям или бросать его где попало. Но могут произойти разные непредвиденные случаи. Может быть, способ записывать грехи противоречит мнению церкви, которая предписывает вам быстро, на одном дыхании, прошептать о них на ухо священнику и велит последнему забыть о них в момент, когда он их отпустил, как будто он никогда о них и не слышал.

Как бы то ни было, кто-то недавно — может быть, в эту субботу — разрешился от грехов, перечисленных на этой бумажке, и этот документ незамеченным скользнул между стенкой исповедальни и подушечкой для коленопреклонений, и уборщик его тоже не заметил. И вот она здесь — история, которую не следовало рассказывать никому, кроме Бога. Лежит на круглом обеденном столе миссис Бадж перед глазами другого творения Божья.

Надо отдать справедливость мисс Климпсон: она, скорее всего, тут же разорвала бы листок, не прочитав, если бы ее взгляд не скользнул по одной фразе: «Ложь, на которую я пошла ради М.В.».

В эту же секунду мисс Климпсон поняла, что это почерк Веры Финдлейтер. «Эта догадка вспыхнула у меня в мозгу, как молния», — объясняла она впоследствии. Догадка о том, что означали эти слова.

Целых полчаса мисс Климпсон сидела в одиночестве, борясь со своей совестью. Ее природное любопытство говорило: «Читай», а религиозное воспитание убеждало: «Ты не должна это читать». Чувство долга перед Вимси, у которого она была на службе, приказывало: «Выясни все», а ее собственное чувство благопристойности требовало: «Не делай этого». Страшный, суровый голос скрипуче нашептывал ей: «Речь идет об убийстве. Ты хочешь стать сообщницей убийцы?» Мисс Климпсон, как Ланселот Гоббо, разрывалась между дьяволом и совестью. Но как можно было в данном случае отличить совесть от дьявола?

«Всегда говорить правду и смело сопротивляться злу».

Убийство.

Теперь предоставляется реальная возможность узнать об этом деле.

Однако насколько реальна такая возможность? Может быть, она вложила в эту фразу больше, чем она означала.

Но в таком случае, не является ли для нее почти что прямым долгом читать дальше и освободить свой ум от этого ужасного подозрения?

Мисс Климпсон хотела бы пойти к мистеру Тредгоулду и попросить у него совета. Скорее всего, он велел бы ей незамедлительно сжечь бумажку и изгнать из души подозрение молитвами и постом.

Мисс Климпсон встала и принялась искать спички. Лучше побыстрее избавиться от этой вещи.

Но что она, собственно, собирается сейчас сделать? Уничтожить ключ к разгадке убийства?

Что бы она там себе ни думала, это слово само отпечаталось в ее мозгу заглавными буквами, жирно подчеркнутое. УБИЙСТВО — прямо как на полицейской афише.

Потом ей пришла в голову новая мысль. Ведь Паркер полицейский! Наверное, он также не испытывает особого трепета перед священным таинством исповеди. С виду он похож на протестанта. А может быть, он вообще не принадлежит ни к какой религии. В любом случае служебный долг для инспектора наверняка превыше всего. Может, лучше послать ему эту бумажку, не читая, просто с кратким объяснением того, как она попала к мисс Климпсон? Тогда вся ответственность ляжет на него.

Однако, после зрелого размышления, мисс Климпсон в силу своей природной честности отвергла этот иезуитский план. Предав гласности эти записи подобным образом, она нарушила бы тайну исповеди не меньше, чем если бы сама прочла бумажку. Ветхий Адам в душе мисс Климпсон тоже поднял голову: уж если все равно кто-то должен был ознакомиться с этими признаниями, то почему бы ей и не удовлетворить свое умеренное любопытство? Кроме того, не исключено, что она вообще ошиблась. Наконец, «ложь» могла не иметь никакого отношения к алиби Мэри Виттейкер. Тогда получилось бы, что леди-сыщица безответственно и без всякого результата выведала чужой секрет. Если она решила это доказать, то прежде всего сама обязана прочитать записи — отдавая должное всем заинтересованным сторонам.

Может быть, если она взглянет еще на одно-два слова, то убедится, что это никоим образом не связано с УБИЙСТВОМ, И тогда она сможет уничтожить бумажку и забыть о ней. Мисс Климпсон знала, что если она разорвет ее, не читая, то уже никогда не сможет о ней забыть — до самой смерти. Она вечно будет носить в душе это мрачное подозрение. Она будет думать о Мэри как о возможной убийце. Глядя в холодные голубые глаза мисс Виттейкер, она будет невольно задумываться о том, какое выражение они принимали, когда душа, скрытая за ними, замышляла УБИЙСТВО. Конечно, это подозрение еще раньше поселилось в душе мисс Климпсон. Его посеял в ней Вимси. Но только теперь оно стало ее собственным подозрением. Оно «кристаллизовалось», стало для нее реальностью.

«Что же мне делать?»

Мисс Климпсон бросила на бумажку еще один быстрый, стыдливый взгляд. На этот раз она увидела слово «Лондон».

Она легонько ахнула, словно встав под ледяной душ.

«Ну ладно, — сказала себе мисс Климпсон, — если это действительно грех, то я его совершу, и да простит меня Бог».

Ее щеки покрылись густым румянцем, как будто она раздевала кого-то донага. Тем не менее, она сосредоточилась на записке.

Записи были короткими и неясными. Едва ли Паркер сумел бы много отсюда извлечь. Но для мисс Климпсон, натренированной в стенографии набожности, эта история была так ясна, будто ее напечатали жирным шрифтом.

«Ревность». Это слово автор записки написал заглавными буквами и подчеркнул. Далее шло упоминание о ссоре, злых обвинениях, гневных словах и о том, что в душе кающегося кто-то занял место между ним и Богом. «Кумир» — и рядом длинный росчерк.

По этому окаменевшему костяку мисс Климпсон не составило труда реконструировать одну из тех исполненных ненависти и страсти «сцен», с которыми она была слишком хорошо знакома по жизни. «Я все для тебя делаю, а ты нисколько обо мне не заботишься. Ты обращаешься со мной безжалостно, я тебе просто надоела, вот в чем дело!» А в ответ: «Не будь смешной. Нет, я больше не в силах это выносить. Ну прекрати же, Вера! Ненавижу, когда люди распускают слюни». Унизительные, разрушающие, изматывающие, гадкие сцены. Сцены из школы для девочек, из пансиона, из квартиры в Блумсбери. Отвратительный эгоизм, уставший от своей жертвы. Глупенькая schwarmerei, которая засасывает всякое подобающее самоуважение. Бесплодные перебранки, которые кончаются стыдом и ненавистью.

«Ужасная женщина, кровосос», — злобно подумала мисс Климпсон. — «Это ужасно. Она использует бедную девушку».

Но кающийся теперь был озадачен новой, более трудной проблемой. Ложь была сказана — это было неправильно, даже для того, чтобы помочь подруге. Но были сделаны и такие признания, которые были направлены на то, чтобы завуалировать эту ложь. В этом следовало исповедоваться и привести это в порядок. Но, спрашивала себя девушка, пришла ли она к этому выводу из ненависти ко лжи или от злости на подругу? Трудно исследовать свое сердце. И не следовало ли ей, не удовлетворенной тем, что она призналась в этом священнику, также открыть правду миру?

Мисс Климпсон не сомневалась в том, какой совет даст ей священник. «Вам не нужно отступать со своего пути и предавать свою подругу. Храните молчание, если можете, но если вы говорите, вы должны говорить правду. Вы должны сказать своей подруге, чтобы она не ждала, что вы снова будете лгать. Он вправе попросить вас сохранить тайну, но не больше».

Пока все хорошо. Но тут возникает следующая проблема.

«Должна ли я потворствовать тому, что она плохо поступает?» — и снова разъясняющая запись, похожая на реплику в сторону: «Мужчина на Саут-Одли-стрит».

Это было несколько таинственно… Нет! — напротив, это объясняло все загадки, всю ревность, все ссоры и так далее.

В течение недель апреля и мая, когда считали, что Мэри Виттейкер все время находится в Кенте с Верой Финдлейтер, она ездила в Лондон. А Вера обещала Мэри сказать, что они пробыли вместе все это время. А поездки в Лондон были связаны с мужчиной, живущим на Саут-Одли-стрит, и с этим было связано что-то греховное. Вероятно, тут имелась в виду любовная связь. Мисс Климпсон добродетельно поджала губы, но в действительности она была скорее удивлена, чем шокирована. Мэри Виттейкер! Мисс Климпсон ожидала от нее чего угодно, но только не этого. Но это так хорошо объясняло ссоры, ревность и чувство покинутости. Как Вере удалось узнать об этом? Может быть, Мэри Виттейкер сама призналась ей? Нет, следующая фраза под заголовком «Ревность» гласила: «ездила за М.В. в Лондон». Так она проследила за ней и сама все увидела! А потом, в какой-то момент, она выложила подруге все, что знала, упрекнула ее. Наверное, поездка в Лондон имела место до того, как мисс Климпсон беседовала с Верой Финдлейтер. Тогда девушка казалась еще такой уверенной в чувствах Мэри. Или, может быть, Вера, предпринимая намеренный самообман, просто старалась убедить саму себя в том, что эти дела с мужчиной ничего не значили? Вполне возможно. И, может быть, какое-то проявление жестокости со стороны Мэри заставили вскипеть и выйти на поверхность все жалкие подозрения, укоризненно, крикливо и неистово. Так они дошли до скандала и разрыва.

«Странно, что Вера никогда не приходила ко мне рассказать о своих огорчениях», — подумала мисс Климпсон. — «Может, ей просто было стыдно. Бедное дитя! Я ее не видела почти неделю. Думаю, надо ей позвонить и встретиться с ней. Тогда, может быть, она мне об этом расскажет. В этом случае», — воскликнула совесть мисс Климпсон, внезапно появляясь из-под ударов врага с яркой и лучезарной улыбкой, — «в этом случае я буду знать эту историю вполне законно и смогу совершенно достойным образом поведать о ней лорду Питеру».

На следующий день, в пятницу, она проснулась, испытывая неприятные угрызения совести. Записка, все еще засунутая в ее ежедневник, беспокоила ее. Мисс Климпсон с утра пораньше заглянула в дом Веры Финдлейтер, но услышала только, что девушка гостит у мисс Виттейкер. «Тогда они, наверное, помирились», — сказала себе мисс Климпсон. Ей не хотелось видеть Мэри Виттейкер, безразлично, заключалась ли ее тайна в убийстве или обычной безнравственности. Но мисс Климпсон чувствовала мучительное желание выяснить вопрос о ее алиби для лорда Питера.

На Веллингтон-авеню мисс Климпсон сообщили, что обе девушки уехали в понедельник и пока еще не вернулись. Мисс Климпсон попыталась успокоить служанку, но у нее и самой возникло дурное предчувствие. Она вдруг без всякой видимой причины почувствовала тревогу. Она заглянула в церковь и прочла свои молитвы, но мысли ее были далеки от того, что она говорила. Повинуясь импульсу, она перехватила мистера Тредгоулда, когда он входил и выходил из ризницы, и спросила, можно ли ей будет следующим вечером прийти и изложить ему один вопрос совести. Пока все было хорошо, и она почувствовала, что «хорошая прогулка» может помочь ей встряхнуться.

И мисс Климпсон отправилась в путь, разминувшись с лордом Питером на четверть часа. Она доехала поездом до Гилфорда, а оттуда пошла пешком, пообедала в придорожном кафе, вернулась в Гилфорд и оттуда отбыла домой. Дома она узнала, что «мистер Паркер и еще куча джентльменов спрашивали ее весь день, и что за ужас, мисс, оказалось, что мисс Виттейкер и мисс Финдлейтер исчезли, полиция начала розыски, и что за ужас эти автомобили, мисс, не правда ли. Остается только надеяться, что они не попали в аварию».

В порыве вдохновения в голове мисс Климпсон вдруг всплыли слова «Саут-Одли-стрит».

Конечно, мисс Климпсон не знала, что Вимси находился на Крауз-бич. Она надеялась найти его в Лондоне. Дело в том, что у нее внезапно возникло необъяснимое желание, которого она и самой себе не могла объяснить, наведаться на Саут-Одли-стрит. Она понятия не имела, что она будет там делать, когда окажется там, но знала, что ей обязательно нужно на Саут-Одли-стрит. Это было следствием прежнего внутреннего неприятия того, чтобы открыто использовать исповедальную записку. Ею подспудно владела надежда узнать историю Веры Финдлейтер из первых рук. Итак, мисс Климпсон села на первый поезд до Ватерлоо, оставив для Вимси или Паркера письмо, на случай, если они снова объявятся. Это письмо было столь таинственным и невразумительным, и там было столько вставок и подчеркиваний, что, может быть, этим джентльменам повезло, что оно никогда не попало к ним в руки.

На Пиккадилли ее встретил Бантер и сообщил, что его светлость находится на Крауз-бич вместе с мистером Паркером, а он, Бантер, как раз намеревается выехать, чтобы присоединиться к ним. Мисс Климпсон немедленно снабдила его запиской на имя своего работодателя, которая была еще несколько более запутанной и таинственной, чем ее письмо. Затем достойная дама отправилась на Саут-Одли-стрит. Уже прохаживаясь по ней, она поняла, насколько неопределенной была ее догадка, и до чего мало можно узнать, просто ходя по улице. Кроме того, ее вдруг осенило, что если мисс Виттейкер занимается на Саут-Одли-стрит какими-то секретными делами, то вид знакомой, ходящей дозором по тротуару, несомненно, должен ее насторожить. Сраженная этой мыслью, мисс Климпсон резко нырнула в лавку аптекаря, и купила там зубную щетку, чтобы скрыть свои передвижения и выиграть время. Можно скоротать много минут, сравнивая форму, размер и щетину зубных щеток, да и аптекари иногда попадаются милые и разговорчивые.

Оглядевшись в аптеке в поисках предмета для разговора, мисс Климпсон заметила жестянку с нюхательным табаком, на которой стояло собственное имя аптекаря.

— Я еще возьму упаковку вот этого, — сказала она. — Что за замечательная это вещь. Совершенно великолепная. Я годами ей пользовалась, и я действительно он нее в восторге. Я рекомендую это всем моим друзьям, особенно от сенной лихорадки. У меня есть одна приятельница, которая часто проходит мимо вашей аптеки, которая только вчера мне сказала, как она страдает от этого недуга. «Дорогая, — сказала я ей, — тебе нужно всего лишь купить жестянку этого потрясающего снадобья, и ты все лето будешь в полном порядке». Она была так благодарна, что я ей об этом сказала. Она к вам еще не заходила? — и мисс Климпсон очень точно описала аптекарю Мэри Виттейкер.

Кстати, следует заметить, что в борьбе между совестью и тем, что Уилки Коллинз называет «детективной лихорадкой», в душе мисс Климпсон совесть в данный момент терпела сокрушительное поражение. Совести пришлось закрыть глаза на количество умышленной неправды, которое еще некоторое время назад потрясло бы ее.

Но аптекарь никогда не видел приятельницы мисс Климпсон. Делать нечего: ей пришлось ретироваться и подумать, как быть дальше. Мисс Климпсон удалилась, но перед уходом она ловко уронила свои ключи в большую корзину с губками, которая стояла сбоку от нее. Мисс Климпсон чувствовала, что ей нужен будет предлог, чтобы еще раз наведаться на Саут-Одли-стрит.

Совесть глубоко вздохнула, и ангел-хранитель мисс Климпсон уронил слезу на корзину с губками.

Удалившись в ближайшее кафе, которое попалось на ее пути, мисс Климпсон заказала чашку кофе и начала обдумывать план прочесывания Саут-Одли-стрит. Ей нужен был для этого и предлог, и способ маскировки. В ее престарелой груди взыграл дух приключений, и первая дюжина ее идей была скорее страшно авантюрна, чем реально осуществима.

Наконец ей в голову пришла действительно блистательная мысль. Она относилась именно к тому типу и телосложению людей, которые ассоциируются со сбором пожертвований. Мисс Климпсон даже не пыталась скрыть это от самой себя. Церковь, к общине которой она принадлежала в Лондоне, вела миссионерскую работу в трущобах и крайне нуждалась в денежных средствах. У мисс Климпсон было некоторое количество коллекционных открыток, и она имела полное право получать пожертвования в их интересах. Что было более естественным, чем попытаться дом за домом обойти состоятельный квартал?

Таким образом, вопрос маскировки оказался менее трудным, чем это могло показаться на первый взгляд. Мисс Виттейкер знала ее хорошо одетой и состоятельной с виду дамой. Уродливые, тяжелые башмаки, целомудренно-безобразная шляпа и пара темных очков послужат достаточной маскировкой, чтобы она не смогла узнать мисс Климпсон на расстоянии. Узнает ли она ее вблизи, было неважно, потому что если мисс Климпсон удастся подобраться к Мэри Виттейкер вплотную, то ее задача выполнена и она нашла дом, который ей нужен.

Мисс Климпсон встала из-за стола, заплатила по счету и поспешила на улицу, чтобы купить очки, помня, что сегодня суббота. Выбрав пару очков, которые достаточно скрывали бы ее глаза, не выглядя при этом преувеличенно таинственно, мисс Климпсон отправилась в свои комнаты на площади святого Георга, чтобы подобрать подходящую одежду для этого приключения. Конечно, она понимала, что едва ли ей удастся приступить к делу до понедельника. С точки зрения сбора пожертвований, вторая половина дня в субботу и воскресенье совершенно безнадежны.

Подбор одежды и аксессуаров занял у мисс Климпсон почти весь остаток дня. Когда она, наконец, была удовлетворена, она спустилась вниз, чтобы попросить у квартирной хозяйки чая.

— Конечно, мисс, — ответила добрая женщина. — Какое ужасное убийство, неправда ли, мисс?

— Какое убийство? — рассеянно переспросила мисс Климпсон.

Взяв из рук хозяйки «Ивнинг Вьюс», мисс Климпсон прочла статью о смерти Веры Финдлейтер.

Это воскресенье было самым ужасным днем в жизни мисс Климпсон. Будучи по природе женщиной деятельной, она была обречена на бездействие, и у нее хватило времени, чтобы предаться грустным мыслям о произошедшей трагедии. Не зная подоплеки событий, которая была известна Вимси и Паркеру, мисс Климпсон приняла историю с похищением за чистую монету. В известном смысле это ее даже утешило, потому что теперь она могла снять с Мэри

Виттейкер всякое подозрение в совершении предыдущих убийств. Все их, разумеется, за исключением смерти мисс Доусон, которая, возможно, вовсе и не была убита, мисс Климпсон теперь приписывала таинственному человеку с Саут-Одли-стрит. У мисс Климпсон сложился совершенно кошмарный образ этого мужчины. Он представлялся ей кровожадным, зловещим, и, что было всего ужаснее, соучастником и работодателем развратных и отвратительных чернокожих убийц. К чести мисс Климпсон, следует упомянуть, что она ни на секунду не поколебалась в своем намерении выследить этого монстра в его логове.

Она написала лорду Питеру длинное письмо с подробным изложением своих планов. Поскольку она знала, что Бантер уже уехал с Пиккадилли, 110A, она, тщательно это обдумав, адресовала письмо лорду Питеру Вимси, на адрес для передачи инспектору Паркеру, полицейское отделение, Крауз-бич. Конечно, в воскресенье почту туда из Лондона не доставляли. Как бы то ни было, письмо должно было уйти с полуночной почтой.

Утром в понедельник мисс Климпсон вышла из дома рано, в старой одежде и в очках, и направилась на Саут-Одли-стрит. Никогда еще ее природное любопытство и пройденная в третьесортных меблированных пансионах жесткая школа жизни не сослужили ей такой хорошей службы. Мисс Климпсон умела задавать вопросы, не обращая внимания на полученный отпор, проявлять настойчивость, быть нечувствительной и наблюдательной. В каждой квартире, куда она заходила, мисс Климпсон фактически играла роль самой себя. Она была настолько настойчива и прилипчива, что редко уходила без пожертвования и почти никогда — без какой-либо информации о квартире и ее обитателях.

К полудню она уже прошла одну сторону улицы полностью, а вторую — почти наполовину, и все безрезультатно. Она стала подумывать о том, что хорошо бы было перекусить. Но тут в поле ее зрения попала женщина, которая проворно двигалась в том же направлении, что и мисс Климпсон, но только на сто ярдов впереди.

Легко обознаться, глядя человеку в лицо, но не узнать знакомую спину просто невозможно. Сердце запрыгало в груди у мисс Климпсон. «Мэри Виттейкер!» — сказала она себе и пустилась следом за ней.

Женщина остановилась перед витриной. Мисс Климпсон заколебалась, стоит ли ей подходить ближе. Если Мэри Виттейкер была на свободе, значит, похищение было совершено с ее собственного согласия. Поставленная в тупик, мисс Климпсон решила занять выжидающую позицию. Женщина вошла в магазин. Заведение дружелюбного аптекаря было почти напротив. Мисс Климпсон решила, что настал подходящий момент для того, чтобы востребовать свои ключи. Она зашла в аптеку и спросила о них. Их действительно отложили для нее, и помощник аптекаря немедленно их принес. Женщина все еще оставалась в магазине через улицу. Мисс Климпсон начала плести затейливое кружево извинений и обстоятельных подробностей, рассказывая о своей рассеянности. Тут женщина вышла из магазина. Мисс Климпсон дала ей пройти вперед, закончила разговор и снова суетливо выскочила на улицу, вернув на прежнее место на носу очки, которые она сняла, чтобы ее узнал аптекарь.

Женщина шла, не останавливаясь, и только время от времени бросала взгляд в витрины магазинов. Глядя на мисс Виттейкер, проходящую мимо, человек с тележкой, нагруженной фруктами, снял кепку и поскреб в затылке. Вдруг женщина неожиданно быстро обернулась и пошла назад. Продавец фруктов подхватил свою тележку и покатил ее в переулок. Женщина шла прямо на мисс Климпсон, и той пришлось нырнуть в пролет двери и притвориться, что она завязывает шнурок, чтобы избежать столкновения лицом к лицу.

По-видимому, женщина забыла купить сигареты. Она зашла в табачную лавку, через пару минут снова появилась в дверях и опять прошла мимо мисс Климпсон. Последняя уронила свою сумочку и теперь в волнении разбирала ее содержимое, выпавшее на тротуар. Женщина миновала мисс Климпсон, даже не взглянув в ее сторону. Мисс Климпсон, у которой кровь прилила к щекам из-за того, что она находилась в согнутом положении, снова поспешила вслед за этой дамой. Женщина вошла в жилой дом; это была следующая дверь после входа в цветочный магазин. Теперь мисс Климпсон сильно сократила дистанцию, боясь потерять подозреваемую виду.

Мэри Виттейкер — если это была Мэри Виттейкер — прошла через холл к лифту. Лифтера там не было. Женщина вошла в лифт и захлопнула за собой дверь. Мисс Климпсон, сделав вид, что разглядывает розы и орхидеи в витрине цветочного магазина, подождала, пока лифт исчезнет из виду. Затем, держа на виду в руке одну из открыток, при помощи которых она собирала пожертвования, мисс Климпсон тоже вошла в подъезд.

В маленькой стеклянной кабинке дежурил портье. Он сразу понял, что мисс Климпсон не входит в число жильцов дома, и вежливо спросил у нее, чем он может быть ей полезен. Наобум выбрав имя в списке жильцов, который висел у входа, спросила, где находится квартира миссис Форрест. Портье ответил, что это на пятом этаже, и прошел вперед, чтобы вызвать лифт для мисс Климпсон. Человек, с которым перед этим болтал портье, спокойно вышел из стеклянной кабинки и встал в проходе. Когда лифт набрал высоту, мисс Климпсон заметила, что продавец фруктов вернулся на прежнее место. Его тележка теперь стояла на самом краю тротуара.

Портье поднялся наверх вместе с мисс Климпсон и показал ей дверь квартиры миссис Форрест. Его присутствие успокаивало. Мисс Климпсон хотелось бы, чтобы портье оставался в пределах досягаемости, пока она не закончит обход всего дома. Как бы то ни было, раз уж она спросила миссис Форрест, начать придется именно с этой дамы. И мисс Климпсон нажала на кнопку звонка.

Сначала она решила, что в квартире никого нет, но, позвонив еще раз, услышала приближающиеся шаги. Дверь открылась, и перед мисс Климпсон предстала разодетая леди с обесцвеченными перекисью волосами. Лорд Питер сразу узнал бы эту женщину.

— Я пришла, — сказала мисс Климпсон, быстро вклиниваясь в дверной проход с ловкостью профессионального сборщика пожертвований, — чтобы спросить, не могли бы вы оказать помощь нашей миссии. Можно войти? Я уверена, что…

— Нет, извините, — отрезала миссис Форрест, настолько поспешно и тихо, что это наводило на мысль, что за ее спиной прячется человек, который не должен слышать ее слова. — Я не оказываю помощь миссиям.

И она попыталась закрыть дверь. Но мисс Климпсон успела уже достаточно увидеть и услышать.

— Боже мой! — воскликнула она, уставившись на миссис Форрест, — да это же…

— Входите.

Миссис Форрест почти грубо схватила ее за руку, втащила внутрь квартиры и захлопнула за ней дверь.

— Как все это странно! — воскликнула мисс Климпсон. — С этим цветом волос я вас едва узнала, мисс Виттейкер.

— Вы! — произнесла Мэри Виттейкер. — Не кто-нибудь, а именно вы!

Они сидели в гостиной, украшенной ярко-розовыми шелковыми подушками, и смотрели друг на друга.

— Я знала, что вы во все суете свой нос. Как вы сюда попали? С вами еще кто-нибудь есть?

— Нет… да… так уж получилось, — рассеянно пробормотала мисс Климпсон. Ею всецело овладела одна мысль. — Как вам удалось выбраться на свободу? Что произошло? Кто убил Веру?

Мисс Климпсон знала, что задает грубые и глупые вопросы.

— И почему вы так изменили свою внешность?

— Кто вас послал? — повторила Мэри Виттейкер.

— Что за мужчина с вами связан? — допытывалась мисс Климпсон. — Он здесь? Это он совершил убийство?

— Какой мужчина?

— Тот, которого Вера видела, когда он выходил из вашей квартиры. Он…

— Так вот оно что. Вера вам все рассказала. Лгунья! Я-то думала, что успела вовремя.

И тут все те смутные предположения, которые уже несколько недель терзали мисс Климпсон, внезапно кристаллизовались и обрели ясность. Это выражение в глазах Мэри Виттейкер! Давным-давно, когда мисс Климпсон помогала вести дела одной своей родственнице, которая держала меблированный пансион, некий молодой человек оплатил счет чеком. Вокруг счета возникли определенные недоразумения. Постоялец неохотно подписал чек, сидя в гостиной за маленьким столиком, покрытым плюшевой скатертью. Мисс Климпсон в это время сидела, наблюдая за молодым человеком. Потом этот постоялец исчез — взял свою сумку и прокрался из пансиона, когда его никто не видел. Чек его в банке вернули. Оказалось, что он не стоит и ломаного гроша: чек был поддельный. Мисс Климпсон пришлось дать показания в суде. Она помнила тот странный, вызывающий взгляд, с которым молодой человек взял ручку, собираясь в первый раз преступить закон. Сегодня мисс Климпсон опять увидела у мисс Виттейкер похожее выражение глаз. В нем читалась неприятная смесь дерзости и расчетливости. Это было то самое выражение, которое однажды послужило предостережением Вимси, и должно было послужить им и для мисс Климпсон. Мисс Климпсон почувствовала, что у нее участилось дыхание.

— Так кто этот мужчина?

— Мужчина? — Мэри Виттейкер вдруг рассмеялась. — Этого мужчину зовут Темплтон, и меня с ним ничего не связывает. До чего смешно: вы решили, что это — мой любовник! Я бы его убила, если б смогла.

— Но где он? И что вы здесь делаете? Разве вы не знаете, что вас все ищут? И почему вы…

— А вот почему!

И Мэри Виттейкер швырнула ей утренний выпуск «Ивнинг Бэннер», который лежал на диване. Мисс Климпсон прочла кричащие заголовки:

«ПРЕСТУПЛЕНИЕ НА КРАУЗ-БИЧ: УДИВИТЕЛЬНЫЙ ПОВОРОТ В РАССЛЕДОВАНИИ!!!»

«РАНЫНА ТЕЛЕ УБИТОЙ НАНЕСЕНЫ ПОСЛЕ СМЕРТИ!!!»

«ПОДДЕЛЬНЫЕ СЛЕДЫ!!!»

Мисс Климпсон ахнула от изумления и склонилась над газетой, впившись глазами в текст, набранный шрифтом помельче. «Потрясающе!» — воскликнула она, быстро вскинув взгляд на мисс Виттейкер.

Но, похоже, это все-таки следовало сделать чуть раньше. Тяжелая медная лампа прошла мимо головы мисс Климпсон, но тяжело обрушилась ей на плечо. Пронзительно вскрикнув, мисс Климпсон вскочила с места, и в это мгновение сильные, белые руки Мэри Виттейкер сомкнулись у нее на горле.

Глава XXIII

ВОЗМЕЗДИЕ

Лорду Питеру тоже весьма не хватало мисс Климпсон. Погрузившись в расследование, которое вела полиция, он и подумать не мог о том, чтобы вернуться в Лихэмптон. Бантер прибыл на «миссис Мердль» в субботу вечером. Полиция развернула невероятную активность в местности, расположенной по соседству с холмами, в Ваутхэмптоне и Портсмуте. Это должно было создать впечатление, что, по мнению властей, шайка скрывается в этих районах. Но на деле ничто не было дальше от подлинных мыслей Паркера. «Пусть думает, что она в безопасности», — повторял он, — «пусть вернется обратно. Для нас это — игра в кошки-мышки, старина». Вимси был истерзан беспокойством. Он ждал результатов вскрытия тела. Мысль о предстоящих ему долгих днях ожидания отнюдь не радовала лорда Питера. К тому же надежды на результат было маловато.

— Очень приятно сидеть тут, когда за дверями квартиры миссис Форрест дежурит здоровенный переодетый полицейский, — раздраженно сказал Вимси однажды утром, приступая к бекону и яйцам. — Но ты же понимаешь, что ни в одном случае мы не располагаем прямыми доказательствами того, что это было убийство.

— Да, верно, — спокойно отвечал Паркер.

— Неужели кровь не закипает у тебя в жилах при этой мысли? — возмутился Вимси.

— Не закипает, — признался Паркер. — Такое случается слишком часто. Если бы кровь закипала у меня в жилах всякий раз, как возникали какие-то проблемы с уликами, у меня бы была хроническая лихорадка. Зачем нервничать? Может быть, это и правда то «идеальное преступление», о котором ты так любишь говорить, — преступление, после которого не остается следов. Оно, наоборот, должно тебя обворожить.

— Да уж. О Подлость, где же то очарованье, что мудрый видел на лице твоем? Заключено в руках Убийцы Время; нигде я не найду, чего бы выпить. Образцовые Поэты Вимси, подправленные Имяреком. Честно говоря, я подозреваю, что убийство мисс Доусон явилось бы идеальным преступлением, если бы мисс Виттейкер остановилась на нем и не начала заметать следы. Как ты мог заметить, смерть каждой последующей жертвы связана с применением все более грубого насилия, все менее похожа на естественную смерть, а способы убийства все больше усложняются. Опять телефон звонит. Если телефонная компания получит в этом году огромные прибыли, это будет твоей заслугой.

— Это по поводу кепки и ботинок, — мягко объяснил Паркер. — Они выяснили их происхождение. Вещи были заказаны в магазине в Степни, с просьбой отправить их преподобному А. Доусону в отель «Певерил», Блумсбери, куда он должен был прибыть.

— Опять этот «Певерил»!

— Да. Узнаю почерк загадочной особы, которая пыталась «обворожить» мистера Тригга. На следующий день курьер этого округа получил карточку преподобного Аллилуйи Доусона с надписью «Прошу отдать посланное предъявителю сего». На словах ему объяснили, что сам Аллилуйя не сумел приехать. Следуя полученным по телефону инструкциям, курьер передал пакет на платформе Чэринг-кросс неизвестной леди в платье медсестры. Когда его попросили ее описать, он ответил, что это была высокая дама в синих очках и в обычном плаще и чепце, какие носят медсестры. Вот так.

— Но как тогда осуществили оплату за эти товары?

— Они были заказаны по почте, и получены в «час пик» на Главном западном почтамте.

— Когда все это произошло?

— Самый интересный вопрос! Все провернули в прошлом месяце, вскоре после того, как мисс Виттейкер и мисс Финдлейтер вернулись из Кента. Операция была тщательно продумана заранее.

— Да, пожалуй. Теперь тебе будет что повесить на миссис Форрест. Похоже, это доказывает ее участие в сговоре, что трудно сказать о ее непосредственном участии в убийстве…

— Думаю, они хотели, чтобы в преступном сговоре заподозрили кузена Аллилуйю. Пожалуй, нам придется отыскать машинку, на которой была напечатана эта записка, и опросить всех этих людей. Господи, сколько еще предстоит мороки! Войдите! Рад вас видеть, доктор.

— Простите, что прерываю ваш завтрак, — произнес доктор Фолкнер, — но сегодня утром, когда я, проснувшись, лежал в постели, меня осенила прекрасная идея. Поэтому я и решил направиться к вам, чтобы избавиться от нее, пока она еще свежая. Это касается раны на голове и ссадин на руках. Вам не кажется, что они преследуют двойную цель? Может быть, они призваны не только создать видимость нападения шайки, но и скрыть какой-то другой, менее заметный след? К примеру, девушке могли вколоть яд при помощи шприца, а потом замаскировать след укола порезами и царапинами, нанесенными после смерти.

— Откровенно говоря, — признался Паркер, — я до этого не додумался. Это очень интересная идея. Может быть, даже верная. Проблема только в том, о в двух предыдущих случаях, которые мы расследуем, на теле не осталось никаких следов или симптомов отравления, хотя анализ проводили самые искусные химики. Вернее сказать, не только следов отравления, но и вообще никаких признаков насильственной смерти. А ведь мы приняли версию, что это убийство совершено тем же способом, что и два первых.

И Паркер подробно изложил доктору оба случая.

— Странно, — промолвил доктор. — Так вы думаете, что все эти убийства однотипны? Но в последнем случае смерть все же трудно счесть естественной. Иначе зачем бы понадобилось прибегать к столь сложным способам маскировки?

— Да, это было убийство, — согласился Паркер. — Доказательством этому служит то, что, как нам стало известно, план преступления был придуман около двух месяцев назад.

— Но метод! — воскликнул Вимси. — Метод! Пропади оно все пропадом! Вот сидим мы здесь, люди, известные своим блистательным умом, обладатели великолепной профессиональной репутации, а эта недоучка из больницы смеется над нами! Как, черт возьми, она все это провернула?

— Наверное, разгадка так проста и очевидна, что просто не приходит нам в голову, — предположил Паркер. — Что-нибудь типа правил, которые все мы учили в четвертом классе школы и больше никогда не использовали. Нечто совершенно элементарное, вроде затруднений того безмозглого мотоциклиста, которого мы встретили в Крофтоне. Он сидел под дождем и просил о помощи, так как не знал, что в бензопроводе бывают воздушные пробки. Теперь, я надеюсь, паренек все-таки понял… Что с тобой?

— О Боже! — возопил Вимси. Он ударил кулаком по столу, на котором стоял завтрак, опрокинув при этом свою чашку. — Боже! Что это! Ты это понял, ты это сделал! Это же очевидно! Для этого даже не нужен врач. Это может объяснить любой рабочий из гаража. Люди умирают от этого каждый день. Конечно, это была воздушная пробка в бензопроводе.

— Крепитесь, доктор, — сказал Паркер. — Он всегда так себя ведет, если ему приходит в голову какая-то идея. Со временем к этому привыкаешь. Может, ты все-таки объяснишь нам, в чем дело, старина?

Бледное лицо Вимси залилось румянцем. Лорд Питер обернулся к доктору.

— Понимаете, — начал он, — человеческий организм — это тоже своего рода мотор. Сердце прокачивает кровь по артериям, а потом обратно по венам, правда? Именно благодаря этому мотор работает. Кровь совершает полный круг в течение двух минут, ведь так?

— Разумеется.

— Один маленький клапан выпускает кровь из сердца, другой впускает ее туда. Это устройство подобно камере внутреннего сгорания.

— Ну, конечно.

— А если оно вдруг остановится?

— Человек умрет.

— Да. А теперь смотрите. Предположим, у нас есть хороший, большой, совершенно пустой шприц, который мы воткнем в одну из крупных артерий и нажмем на поршень. Что произойдет, доктор? Вы вгоните в трубу, по которой идет топливо, большой пузырь воздуха. Как это отразится на кровообращении?

— Кровообращение остановится, — без колебаний ответил врач. — Именно поэтому медсестры должны очень внимательно наполнять шприц лекарством, особенно, если делают внутривенную инъекцию.

— Я же говорил, что такие вещи учат в четвертом классе! Продолжим. Итак, кровообращение остановится. Это будет выглядеть как закупорка кровеносного сосуда, правда?

— Да, но для этого нужно непременно сделать укол в одну из главных артерий. Если кровеносный сосуд слишком мал, то кровь пойдет обходным путем. Вот почему (видимо, эта тема была любимым коньком доктора) закупорку, то есть сгусток крови, необходимо сразу же растворить, чтобы она не перемещалась по кровеносным сосудам.

— Да-да, но если в одной из главных артерий, например, в бедренной, или в крупной вене, расположенной на сгибе локтя, появится пузырь воздуха, то кровообращение остановится, не так ли? Насколько быстро это произойдет?

— Сразу. Сердце перестанет биться.

— А потом?

— Человек умрет.

— Какие симптомы появятся при этом?

— Практически никаких. Может быть, умирающий пару раз судорожно вдохнет: легкие сделают отчаянную попытку продолжить работу. Потом наступит остановка, подобная остановке сердца. В общем-то, это и будет остановка сердца.

— Как все это мне знакомо! Карбюратор иногда чихает — «вдыхает воздух», как вы сказали. А какие симптомы обнаружатся при вскрытии?

— Никаких, только признаки сердечного приступа. Конечно, если вы поищете как следует, то найдете еще крошечный след от иглы.

— Вы в этом уверены, доктор? — спросил Паркер.

— Но это же просто, не правда ли? Наша проблема относится к области самой примитивной механики. Конечно, так и случится. Это просто обязано случиться.

— Это можно доказать? — настаивал Паркер.

— Не исключено, что тут возникнет несколько больше трудностей.

— Мы должны попытаться, — воскликнул Паркер. — Это гениально, и многое объясняет. Доктор, не могли бы вы снова отправиться в морг и попробовать найти на теле след от укола? Питер, мне кажется, тебе удалось найти решение всех загадок. Кто там опять звонит?.. Что? Что? Ах, черт! Наш план сорван! Теперь она никогда не вернется. Пошлите сообщение во все порты Англии, всем полицейским постам! Установите наблюдение за пассажирами железной дороги, прочешите Блумсбери — эта часть Лондона знакома ей лучше всего. Я немедленно выезжаю в Лондон. Да, немедленно. Вы совершенно правы. Паркер повесил трубку, добавив еще несколько кратких и емких выражений.

— Пиллингтон, идиот недоделанный, выложил журналистам все, что знал. Сегодня в утреннем выпуске «Бэннер» опубликовала всю полученную информацию. Теперь Мэри Виттейкер известно, что ее карта бита, и она моментально сбежит из страны, если еще не сбежала. Поедешь со мной в Лондон, Вимси?

— Естественно. Садись в автомобиль, не теряй времени. Бантер, мы возвращаемся в Лондон. Когда мы можем выехать?

— Прямо сейчас, милорд. Я держал ваши вещи и вещи мистера Паркера в упакованном виде на случай непредвиденного поспешного отъезда.

— Славный малый!

— А вот письмо для вас, мистер Паркер, сэр.

— Благодарю вас. А, понятно! Это отпечатки пальцев, которые были на чеке. Гм… Если отбросить кассира, на чеке осталось только два комплекта отпечатков: кузена Аллилуйи и какой-то женщины, предположительно, Мэри Виттейкер. Да, несомненно: вот здесь отпечатались четыре пальца левой руки, как будто дама придерживала чек, когда ставила подпись.

— Прошу прощения, сэр! Можно мне взглянуть на эту фотографию?

— Конечно. Возьмите себе одну копию. Я знаю, вам это интересно как фотографу. Что ж, всего хорошего, доктор. Увидимся в городе. Пошли, Питер.

Вимси поспешил вслед за другом. Вот потому-то, как сказал бы доктор Фолкнер, лорда Питера и не застало второе письмо от мисс Климпсон, доставленное чуть позднее из полицейского участка.

Они добрались до Лондона в двенадцать (исключительно благодаря Вимси, сидевшему за рулем) и отправились прямиком в Скотланд-ярд, высадив по дороге Бантера, которому, по его собственному признанию, не терпелось вернуться домой. Главный комиссар был отнюдь не в лучшем расположении духа: он был зол и на газету «Бэннер», и на Паркера, который не смог заставить молчать Пиллингтона.

— Одному Богу известно, где ее теперь искать. Наверное, она успела замаскироваться. Скорее всего, пути отхода у нее уже давно подготовлены.

— Может быть, она уже сбежала, — предположил Вимси. — Она вполне могла покинуть Англию в понедельник или во вторник. Если бы преступница решила, что на пути у нее больше нет никаких препятствий, она бы вернулась, чтобы вновь вступить во владение своим имуществом. Теперь она останется за границей. Это все.

— Очень боюсь, что ты прав, — мрачно согласился Паркер.

— Кстати, а что поделывает миссис Форрест?

— Ведет себя, как обычно. Мы ее, конечно, непрерывно опекаем, но делаем это весьма ненавязчиво. Этим заняты три человека: один изображает продавца фруктов, другой — приятеля портье, который частенько заглядывает к своему другу, чтобы дать ему совет насчет ставок на ипподроме. Третий, этакий странноватый с виду субъект, непрерывно занят чем-то на заднем дворе. Все они сообщают, что она выходила из квартиры и возвращалась обратно, ходила по магазинам. Однако ест она, как правило, дома. Никто к ней не приходил. Еще два человека, которые следят за ней, когда она выходит из квартиры, сообщают, что вне дома она ни с кем не говорила и никому не передавала денег.

— Простите, сэр, — сказал полицейский, просунув голову в дверь. — К вам слуга лорда Питера Вимси со срочным посланием.

В кабинет вошел Бантер. Выправка его была безупречна, но глаза сверкали. Он положил на стол две фотографии.

— Милорд, джентльмены, я прошу у вас прощения, но не могли бы вы поближе взглянуть на эти снимки?

— Отпечатки пальцев? — вопросительно произнес шеф.

— Один из снимков — наша собственная полицейская фотография отпечатков, обнаруженными на чеке на 10000 фунтов, — пояснил Паркер. — Другой… Где вы его взяли, Бантер? Отпечатки те же самые, но это не наш снимок!

— Моему неопытному глазу они показались похожими, сэр. Я подумал, что лучше будет передать это дело на ваше усмотрение.

— Пришлите сюда Дьюсби, — сказал комиссар. Дьюсби, руководитель отдела, занимающегося отпечатками пальцев, дал ответ без всяких колебаний.

— Несомненно, это одни и те же отпечатки, — заявил он.

Тут для Вимси забрезжил свет.

— Бантер, это отпечатки с бокала для вина?

— Да, милорд.

— Но они же принадлежат миссис Форрест!

— Вы так мне и сказали, милорд, и поэтому я занес их в каталог под этим именем.

— Тогда, если подпись на чеке не поддельная…

— То нам не придется далеко искать эту птичку, — свирепо сказал Паркер. — Двойная жизнь! Черт бы побрал эту особу, из-за нее мы потеряли кучу времени. Ну, теперь-то она у нас в руках. За ней числится, по меньшей мере, убийство Финдлейтер, а может, и дело Готобед.

— Но, насколько я помню, у нее было алиби, — удивился шеф.

— Было, — зловеще сказал Паркер, — но подтвердить его могла только девушка, которую убили. Похоже на то, что она решила заговорить, и тогда преступница избавилась от нее.

— Похоже на то, что несколько человек уже об этом догадались, — вставил Вимси.

— Включая тебя. Светлые волосы миссис Форрест — всего лишь парик.

— Вероятно. В общем-то, мне никогда не казалось, что это ее природный цвет волос. В тот вечер, когда я встретился с ней наедине, на ней был некий тюрбаноподобный головной убор. Под ним она могла оказаться вообще лысой.

— Ты не заметил шрама на пальцах правой руки?

— Нет, потому что ее пальцы были сплошь унизаны кольцами. За ее отвратительным вкусом стоял удивительно здравый смысл. Думаю, она собиралась подсыпать мне наркотик или, когда это не удалось, заняться со мной любовью, пока я не засну, а затем, так сказать, «вывести из обращения»! Весьма печальный инцидент. Влюбленный член закрытого клуба умирает на чужой квартире. Родственники покойного, стремящиеся замять это происшествие. Думаю, она выбрала меня, потому что видела, как я встречал в Ливерпуле Эвелин Кроппер. Готов предположить, что Берту Готобед постигла именно такая участь. Закончив работу, встретила прежнюю хозяйку; пять фунтов в сумочке, вкусный ужин, шампанское… Бедная девочка напивается едва ли не до потери сознания, ее запихивают в автомобиль, приканчивают там, а потом отвозят в Эппинг-Форест и бросают в лесу рядом с сэндвичем и бутылкой из-под пива. Как просто найти верное объяснение, особенно, если знать все заранее.

— Итак, — сказал главный комиссар, — чем раньше мы ее схватим, тем лучше. Вам стоит поехать туда немедленно, инспектор. Возьмите ордер на арест мисс Виттейкер, она же миссис Форрест, и столько людей, сколько считаете нужным.

— Нельзя ли мне тоже туда поехать? — спросил Вимси, когда они вышли из здания Скотланд-ярда.

— Почему бы нет? Ты можешь пригодиться. А вместе с людьми, которые уже дежурят рядом с ее квартирой, дополнительная помощь нам не понадобится.

Автомобиль со свистом пронесся по Пэлл-Мэлл, затем по Сейнт-Джеймс-стрит и Пиккадилли. На полпути к Саут-Одли-стрит они встретили продавца фруктов, с которым Паркер обменялся почти неуловимым знаком. Отсчитав несколько дверей до той, что вела в нужную им квартиру, они остановились, и к ним почти сразу присоединился друг здешнего портье, любитель скачек.

— Я как раз собирался позвонить вам, — сказал упомянутый джентльмен. — Она приехала.

— Кто, Виттейкер?

— Да. Поднялась наверх минуты две назад.

— Форрест тоже там?

— Да. Она вошла незадолго до второй женщины.

— Ничего не понимаю, — сказал Паркер. — Еще одна отличная теория пошла прахом. Вы уверены, что это именно Виттейкер?

— Она была переодета. Старомодное платье, седой парик и так далее. Но она подходит по росту и общему описанию. Кроме того, она снова проделала трюк с синими очками. Думаю, что это именно та женщина. Правда, помня ваши инструкции, я не стал подходить к ней слишком близко.

— Ну ничего, сейчас посмотрим. Пойдемте. Продавец фруктов тоже догнал их, и они все вместе вошли в дом.

— Старушенция вошла в квартиру Форрест? — спросил третий детектив у портье.

— Да. Она прошла прямо к этой двери и начала что-то говорить насчет пожертвований. Тогда миссис Форрест быстро втащила ее внутрь и захлопнула дверь. С того времени оттуда никто не выходил.

— Хорошо. А теперь поднимемся наверх, и не дайте никому проскользнуть мимо нас по лестнице. Вимси, она знает тебя под именем Темплтона, но вполне может не знать того, что ты работаешь с нами. Позвони в дверь, а когда она откроется, просунь туда ногу. Мы спрячемся за углом и будем готовы ворваться внутрь.

Так они и сделали. Звук звонка было прекрасно слышно из-за двери.

Но на него никто не откликнулся. Вимси позвонил еще раз, а затем прижался к двери ухом.

— Чарльз, — крикнул он внезапно, — там что-то происходит. — Лицо его стало белым. — Скорее! Я не перенесу еще одного…

Паркер поспешил к нему и прислушался. Потом, схватив трость лорда Питера, он заколотил ей в дверь, так что звук ударов эхом отдавался в шахте лифта.

— Выходите! Откройте дверь! Это полиция!

И все это время внутри квартиры слышались страшные, глухие удары и бульканье, как будто там происходила драка или тащили что-то тяжелое. Затем раздался громкий треск, видимо, на пол упала мебель. Затем раздался громкий хриплый вопль, резко оборвавшийся на середине.

— Ломайте дверь, — сказал Вимси, у которого по лицу катился пот.

Паркер подал знак двум полицейским, которые были покрупнее. Сначала он попробовал толкнуть дверь плечом. Она вздрогнула и затрещала. Паркер приналег всем телом, толкнув тщедушного Вимси в угол. Они пыхтели и топтались, сгрудившись в узком пространстве.

Наконец дверь поддалась, и полицейские ввалились в прихожую. Там царила полная тишина.

— Быстрее! — всхлипнул Питер.

Дверь справа была открыта. Они заглянули внутрь, но там никого не оказалось. Они бросились к двери гостиной и толкнули ее. Дверь открылась примерно на фут: сзади мешало что-то громоздкое. Они с силой нажали на дверь, и преграда подалась. Оказалось, что дверь загораживал высокий, лежащий на боку шкаф, и Вимси перескочил через него. Пол был усыпан осколками китайского фарфора. В комнате некоторое время назад явно происходила отчаянная борьба. Перевернутые столы, сломанный стул, разбитая лампа… Вимси рванулся в спальню, и Паркер последовал за ним.

На кровати неподвижно лежала женщина. Жгуты длинных, седых волос разметались по подушке. На голове и горле женщины была кровь. Увидев, что кровотечение не прекращается, Вимси вскрикнул от радости: у трупов раны не кровоточат.

Паркер бросил всего один взгляд на раненую женщину и быстро кинулся в гардеробную. Над его головой просвистела пуля, затем раздался визг и рычание, и все было кончено. Констебль стоял, тряся укушенной рукой, а Паркер в это время зажал жертву в тиски. Он сразу ее узнал, хотя белокурый парик сбился на бок, а взгляд голубых глаз помутился от страха и бешенства.

— Ну хватит, — спокойно произнес Паркер, — игра окончена. Это вам не поможет. Проявите благоразумие. Вы же не хотите, чтобы мы надели на вас наручники, правда? Мэри Виттейкер, она же Форрест, вы арестованы по обвинению… — он на секунду запнулся, и женщина это заметила.

— По какому обвинению? Что у вас есть против меня?

— Ну, для начала — по обвинению в убийстве этой леди, — сказал Паркер.

— Этой старой дуры! — с презрением бросила женщина. — Она сама ворвалась сюда и напала на меня. Это все?

— Едва ли, — промолвил Паркер. — Я должен поставить вас в известность о том, что любые ваши слова могут быть зафиксированы и использованы в суде против вас.

И в самом деле, третий полицейский уже вытащил блокнот и начал невозмутимо писать: «После предъявления обвинения арестованная спросила: «Это все?» Видимо, это замечание показалось ему поразительно необдуманным, потому что полицейский лизнул карандаш с видом крайнего удовлетворения.

— С этой леди все в порядке? Кто она? — спросил Паркер, продолжая осмотр места происшествия.

— Это мисс Климпсон; один Бог знает, как она здесь оказалась. Думаю, с ней все в порядке, но ей пришлось пережить тяжкое испытание.

Говоря с Паркером, лорд Питер одновременно взволнованно вытирал кровь с головы мисс Климпсон. Внезапно она открыла глаза.

— Помогите! — невнятно произнесла мисс Климпсон. — Шприц… вы не можете… о-о!» Она сделала несколько слабых движений, но затем узнала Вимси, который встревоженно склонился над ней.

— О Боже! — воскликнула мисс Климпсон. — Лорд Питер, какая неожиданность! Вы получили мое письмо? Все нормально?.. О, Господи, как я выгляжу! Я… Эта женщина…

— Не волнуйтесь, мисс Климпсон, — с большим облегчением сказал Вимси. — Все в порядке, вам ничего не нужно говорить. Вы все нам расскажете потом.

— А при чем тут шприц? — спросил Паркер, погруженный в расследование.

— Она держала в руке шприц, — задыхаясь, проговорила мисс Климпсон и попыталась встать, шаря руками по постели. — Кажется, я потеряла сознание… мы так боролись… и что-то ударило меня по голове. И я увидела, что она подходит ко мне с этой штукой. Я выбила шприц у нее из руки. Дальше я ничего не помню. Однако, я, как выяснилось, удивительно живуча! — весело добавила мисс Климпсон. — Мой папенька всегда говорил: «Нас, Климпсонов, убить нелегко!»

Паркер что-то ощупью искал на полу.

— Вот он, — сказал инспектор, держа в руке медицинский шприц.

— Она психопатка, — заявила арестованная. — Это всего-навсего обычный шприц. Когда у меня начинается невралгия, я делаю себе инъекции. В нем же вообще ничего нет.

— Тут вы совершенно правы, — согласился Паркер, многозначительно кивнув Вимси. — В нем — ничего — нет.

Во вторник вечером, когда арестованная предстала перед судом по обвинению в убийстве Берты Готобед, Веры Финдлейтер и покушении на убийство Александры Климпсон, Вимси ужинал вместе с Паркером. Лорд Питер казался нервным и подавленным.

— С самого начала это было гнусно, — проворчал он. Они засиделись допоздна, обсуждая подробности процесса.

— Интересно, — сказал Паркер, — интересно. Кстати, я должен тебе семьдесят шесть полукрон. Мы должны были раньше догадаться, кто такая миссис Форрест, но нам казалось, что нет причин подвергать сомнению алиби, которое обеспечила преступнице мисс Финдлейтер. Ее неуместная верность породила массу проблем.

— По-моему, нас сбило с толку то, что все началось слишком рано. У нас не было видимых причин для такого подозрения. Но, оглядываясь на историю с Триггом, я должен сказать, что все было просто, как дважды два. Она очень рисковала, забравшись в пустой дом, да и не всегда можно найти пустые дома, их которых уехали хозяева. Тогда-то, думаю, ей и пришло в голову, что можно вести двойную жизнь, чтобы, если Мэри Виттейкер когда-нибудь в чем-нибудь заподозрят, она могла бы исчезнуть и превратиться в морально неустойчивую, но зато ни в чем не повинную миссис Форрест. По-настоящему серьезный промах она совершила, когда забыла вынуть пятифунтовую бумажку из сумочки Берты Готобед. Если бы не это, мы могли бы никогда не узнать о существовании миссис Форрест. Вероятно, она страшно перепугалась, когда мы к ней нагрянули. В результате полиции она была известна в обеих своих ипостасях. Убийство Веры Финдлейтер было отчаянной попыткой замести следы. Попыткой, обреченной на провал, поскольку план преступления был слишком сложным.

— Да. Но убийство Доусон было просто прекрасно в своей элегантной простоте.

— Если бы она на этом остановилась, и это преступление осталось бы единственным, мы никогда не смогли бы ничего доказать. Мы не можем доказать его и сейчас. Именно поэтому я не включил его в список обвинений. Я еще никогда не встречал более алчного и бессердечного убийцу, чем эта Виттейкер. По всей видимости, она считала, что всякий, кто причиняет ей неудобства, не имеет права на жизнь.

— Да, злая и алчная женщина. Подумать только: свалить свою вину на бедного старого Аллилуйю! Надо думать, он совершил непростительное злодеяние, попросив у нее денег.

— Хорошо хотя бы то, что он их получит. Яма, которую она вырыла Аллилуйе, обернулась золотоносным прииском. Банк принял к оплате чек на 10000 фунтов. Я позаботился об этом до того, как Виттейкер могла об этом вспомнить и остановить платеж. Впрочем, она вряд ли могла бы его остановить, потому что его представили к оплате в прошлую субботу.

— С юридической точки зрения деньги принадлежат ей?

— Конечно. Мы знаем, что они приобретены преступным путем, но поскольку мы не выдвинули против нее обвинения по этому пункту, то в юридическом смысле преступления как бы не было. Разумеется, я ничего не сказал об этом кузену Аллилуйе. А то ему бы не захотелось принять эту сумму. Он думает, что Виттейкер послала их ему в порыве раскаяния. Бедный старик!

— Значит, кузен Аллилуйя и все его маленькие аллилуйчики разбогатеют? Это великолепно. А что будет с остальными деньгами? Неужели они все-таки уйдут в казну?

— Нет. Если Виттейкер не завещает их кому-нибудь, они перейдут к ее ближайшему родственнику. По-моему, у нее есть двоюродный брат по имени Оллкок. Очень достойный малый, живет в Бирмингеме. Конечно, это произойдет при условии, — добавил он, внезапно охваченный сомнением, — что двоюродные братья являются безусловными наследниками согласно этому непостижимому Закону.

— Думаю, двоюродные братья в надежном положении, — сказал Вимси, — насколько вообще что-нибудь может считаться надежным в наше время. В конце концов, хоть какие-то родственники должны иметь право на наследство, иначе что станет со святостью семейных уз? Если так, то вот тебе самое веселое, что связано с этим гнусным делом. Знаешь, когда я позвонил Карру и рассказал ему обо всем, то он абсолютно не проявил никаких эмоций: ни благодарности, ни интереса. Доктор сказал только, что всегда подозревал нечто подобное и надеется на то, что мы не станем заново ворошить эту историю: он-де наконец получил наследство, о котором говорил, обосновался на Харли-стрит и не хочет больше никаких скандалов.

— Я никогда не питал к нему симпатии. Мне очень жаль сестру Филлитер.

— И совершенно напрасно. Я снова сунул свой нос в дела этой парочки. Оказалось, что Карр теперь слишком важная персона, чтобы жениться на медсестре. По крайней мере мне кажется, что в этом все дело. Может, это не очень верное объяснение, но, как бы то ни было, помолвка расторгнута. Мне было так приятно сыграть роль провидения в жизни двух молодых и достойных людей! — патетически воскликнул Вимси.

— О Господи! Хорошо, что девушка выпуталась из этой затеи. Кажется, звонит телефон. Кто, черт побери… Наверное, опять какое-то сообщение из Скотланд-ярда. Кто из нас, в конце концов, полицейский? — Да? О! Хорошо, я заеду. Наш судебный процесс отдал концы, Питер.

— Как?

— Самоубийство. Удавилась на простыне. Наверное, мне лучше туда поехать.

— Я поеду с тобой.

— Если женщина может быть воплощением зла, то это была она, — мягко произнес Паркер, взглянув на окоченевшее тело с распухшим лицом и глубоким красным следом на горле.

Вимси не сказал ничего. Ему было зябко, он плохо себя чувствовал. Пока Паркер и начальник тюрьмы отдавали необходимые распоряжения и обсуждали этот случай, он, сгорбившись, сидел на стуле, чувствуя себя глубоко несчастным. Голоса продолжали свой бесконечный разговор. Незадолго до того, как они с Паркером собрались уходить, пробило шесть часов. Это напомнило ему о восьми ударах часов, возвещающих, что поднят страшный черный флаг.

Ворота тюрьмы с лязгом распахнулись перед Вимси и Паркером, и они шагнули в жуткую, тусклую темноту. Июньское солнце давно уже встало, но бросало на полупустые улицы лишь слабый желтоватый отблеск. Было ужасно холодно, и шел дождь.

— Что сегодня творится? — спросил Вимси. — Может быть, мир близится к своему концу?

— Нет, — ответил Паркер, — это всего лишь солнечное затмение.