Онлайн чтение книги Безупречный враг
Глава 7

Прошло восемь дней с момента разговора владыки Роола и Элиис, и лодки со знаком храма, но без щитов, определяющих их принадлежность самому коралловому араави, прорезали носом унылый пустой пляж возле восточного замка. Туман делал предутренние сумерки особенно скрытными, гасил звуки. Непростой это был туман: коралловый посох, когда охотно взаимодействует со своим носителем, наделяет араави даром, чем-то сходным с возможностями сиринов. Роол полагал, что подобие капли божьей, доверенное владыке, едва ли способно остановить Волну или усмирить шторм. Но даже он в последние годы замечал, что посох вполне годен для более тонкого влияния на погоду, а еще – для получения сведений о тех судах, которые двигаются по поверхности вод. Роол удивленно вздыхал и гладил посох. За всю свою жизнь он не удостаивался столь полного внимания этой непостижимой вещи, обладающей, согласно тайным записям храма, едва ли не собственной волей. Не верить – глупо. Сколько раз он, владыка, желал пристрожить газура или показать свою власть! Трогал посох – а тот притворялся мертвым куском коралла…

После того как араави дал сирину обещание и исполнил его без обмана, посох будто бы прогнулся и начал охотно служить. Вот и теперь он, такой прочный и плотный, струится под рукой, пульсирует, едва ощутимо дышит. И туман все уплотняется, надежно пряча лодки от чужих глаз. Хотя отсюда, изнутри молочно-густой взвеси, обзорность весьма неплоха: узкая горизонтальная щель меж двух слоев как раз на таком уровне, что рулевой легко разбирает нужные ориентиры. Роол погладил посох, и серая влажная вата поползла по берегу, гонимая слабым ветерком. Следовало немного подождать, пока она склубится у ворот замка высоким плотным валом.

Владыка зябко укутался в плащ. Оглянулся на своего хранителя, бессменного уже много лет, тоже немолодого. Покривив губы, Роол нехотя признался самому себе: он почти завидует этому выскочке Эраи Граату! Его собственный сирена неплох, усерден и сполна наделен как голосом, так и умением пользоваться даром тонко и тактично. Вдобавок пожилой сирена умен и верен своему араави… Но едва ли теперь или в более юном возрасте он стал бы так яростно защищать хозяина, как коварный Боу прикрывает и отстаивает араави запада.

Само собой, коралловый араави Роол всем и всюду говорит, что возмущен поведением чужого хранителя, обрекшего знатного таора на длительную слепоту. Возмущен… Скорее уж впечатлен. Парень умудрился спасти всех до единого жрецов горящего храма, самого пожилого вытащил из огня на руках. Говорят, начисто спалил волосы, прилично обжег руку и спину, отравился дымом. Но отдыхать и лечиться Боу не стал. Нашел по свежему следу поджигателей, голосом выпытал, кто им платил. Разыскал того, снова допросил. Третий или четвертый человек в цепочке показал на таора…

И тогда сирена пришел в его дом и огласил приговор, не спрашивая мнения араави и не давая таору возможности воспользоваться связями при дворе и влиянием на соседних таоров. Вроде бы там же, во дворце врага, и сам Боу свалился без сил. Чем бы закончилась история, неизвестно, но Эраи Граат, кто бы ни звал его акулой, своего человека выручил, а его решение признал верным и подкрепил словом держателя жезла. Только тогда слепой, насмерть перепуганный таор и попытался откупиться золотом. Все признал, повинился.

– Ноир, я никогда не спрашивал твое мнение о других хранителях, – буркнул араави, кутаясь в плащ еще плотнее. – Ты ведь умен и изучал всех.

– Еще бы, – тихо прошелестел сирена. – Наиболее вероятные враги.

– Весьма смелое заявление, – отметил Роол.

– Прежде всего владыке угрожают те, кто мечтает о власти, – усмехнулся сирена. – Я уделял внимание и иным, служащим газуру. Поэтому три года назад попросил вас о праве взять хотя бы одного помощника и еще ученика.

– Теперь вас трое, – согласился Роол. – И кто же так хорош, что меньшим числом его не остановить?

– По голосу и способности к бою я нахожу лучшим Боу, – нехотя отозвался сирена и быстро добавил: – Но опасаюсь не его. Этот хранитель не пойдет против храма. Опять же, если он будет не один, нам не справиться и втроем. Я боюсь за вашу жизнь с тех пор, как выросли два брата-сирены, воспитанные в этом самом замке, о владыка. Один из них – хранитель араави ветви востока, а второй служит Древу на далеком севере, в земле с именем Дэлькост.

– Почему молчал?

– Разве я вправе заговорить первым? – тихо и ровно сказал сирена, но владыке все же почудился упрек.

– Как ты неукоснительно уважаешь традиции, – беззлобно укорил Роол. – Эту, действительно глупую, я готов отменить. Хоть сейчас посади ученика, пусть скрипит пером и создает нужный указ, пока туман еще не завершил свою работу, позволяя нам начать нашу. Так что тебе не нравится в хранителе востока?

– Гоор убийца, и хуже всего то, что ему нравится причинять смерть независимо от наличия вины и даже приказа араави. А его брат по имени Гооз, недавно ставший вторым хранителем, еще хуже. Я полагаю, он мечтает получить ваш посох.

– Сирена? – Владыка повернулся всем корпусом, желая видеть глаза своего хранителя. – Ноир, это не смешно.

– Еще бы, – отозвался тот, не дрогнув и не попытавшись смягчить сказанное выражением лица или жестом. – Это страшно. Я сирена, моя капля божья велика. Иногда я слышу голоса подобных мне в ветре, несущем беду. Иных доказательств нет, но если такое объяснение вас устроит… тогда поверьте: уже дважды, насколько я слышал, он брал в руки жезл своего хозяина и возбуждал штормы.

– Ноир, очень тебя прошу, впредь не молчи.

– Конечно, все в вашей воле.

– А лучший, значит, Боу…

– Да, хозяин. И по голосу тоже.

– А еще в чем?

– Араави Граат ему не хозяин, а скорее друг. Поймите меня верно, – тихо извинился сирена, смущенно поводя плечами, – я вас храню в меру своих сил и не ропщу. Просто указываю на то, что нахожу важным, наконец-то получив возможность не молчать о том, что опасно. Ответ мой таков: Боу не служит. Он отчаянно и не считаясь с ценой защищает то, что считает родным.

Араави задумчиво кивнул. Родным… более чем заметная разница, нельзя не согласиться с Ноиром. Владыка потер лоб тыльной стороной сухого старческого кулака. Нахмурился, усердно припоминая давнее и, как он полагал еще утром, не особенно важное. Сколько теперь сирен у Граата? Если верить отчетам, вдвое больше, чем у любого иного перламутрового араави. Втрое – если учесть детей, не прошедших полное обучение… Занятный вопрос – чьих детей? Сирены обычно не вступают в браки по своему выбору. Если еще точнее: пару сладкоголосым подбирают высшие жрецы на востоке Древа, на юге и на столичном Гоотро, где усердно следуют традициям. Внимание при выборе уделяют указаниям звезд, особенностям дара самих сирен, силе голоса.

– Ноир, ты прибыл на Гоотро с юга, когда тебе было двадцать восемь. Тогда вас еще учили в третьем замке, позже заброшенном.

– Именно так.

– Как я помню, ты лишь однажды просил меня о чем-то для себя самого. В тот единственный раз ты говорил о семье. Назвал мне имя сирены и пожелал объявить ее женой, поскольку был избран для нее прежде и беспокоился о ее судьбе. Я счел возможным вызвать на Гоотро указанную женщину. Но я не спросил у тебя и у нее, остались ли у вас дети там, на юге, на воспитании замка, если у них в крови имелась капля божья.

– Ему сейчас двадцать семь, – очень тихо выдохнул хранитель. – Не знаю, кто вам сказал… Но да, это правда. Он тоже из числа сбежавших на запад. Мне стыдно, что мой сын не смог служить как подобает.

– Я не знал, – проскрипел араави, с трудом выбирая между гневом и любопытством. – Спросил наугад. Но коли ты попался в мою ловушку, тебе же хуже, не молчи… Ты получал от него вести?

– Да, – тяжело вздохнул хранитель. – И даже видел его, когда вы в последний раз общались с Граатом.

Владыка оживился, ловко вцепился в руку Ноира, потянул его вперед и усадил на циновку перед собой. Снова погладил посох. Как порой полезно нарушать традиции! Без них все так удачно складывается, хоть еще одну отменяй… Ноир сидел понуро, выглядел удрученным и по-настоящему виноватым. Словно это он сбежал с юга, предав служение. Роол задумчиво перебрал в памяти события последних месяцев. Пожалуй, сейчас Ноир хранит его куда надежнее, чем прежде. Пытается искупить чужую вину? Почему бы нет…

– Он сказал тебе, что стало причиной побега?

– Да. Приходится признать, сказанное есть лишь слабое оправдание, о владыка. Юг беден, как и запад. Там чаще, чем на иных островах, продают сирен для праздников местных зуров. Специально для этого некоторых детей не лишают ничтожного по силе голоса, если бесполезные достаточно красивы… Он должен был доставить таких в замок. Это были совсем юные сирены, и то, что их ожидало, смею заверить, мало похоже на служение. Мой сын не исполнил приказ, хуже того, он обольстил слух рулевого лодки и увез всех на запад.

– Мерзавец, – насмешливо прищурился владыка. – Какова его служба теперь?

– Мой сын, стыдно сказать, не воин. И не желает хранить жрецов. Он учит детей совсем бесполезному, – сник хранитель. – Пению, обыкновенному, ничего не внушающему. Граат возродил традицию храмовых сирен, целиком посвящающих себя исполнению гимнов для богини Сиирэл.

– Мерзавец. – На сей раз владыка с неподдельным возмущением прошипел оскорбительное слово. – Не вздрагивай, я имею в виду Граата. Он возмечтал еще и затмить мой храмовый хор! Мой, лучший на островах Древа! И строит коварнейшие козни тайком, вот в чем подлость. Того и гляди к нему уплывет мой служитель, управляющий церемониями. То-то старый негодник твердил не в срок, что желает провести смотр сирен, а сам-то наверняка к хору тянется, предать меня решил, солгал. Ох, не вернется… Чую, не вернется!

Хранитель сник, кланяясь ниже и пряча испуг за сына, смешанный с непониманием: при чем тут старый служитель? Араави впился пальцами в плечо хранителя:

– Ну продолжай же, не молчи! Хорошо ли твой сын учит детей? Голоса у бездарных толковые?

– Он сказал, жрецы довольны, – кое-как сознался Ноир. – Простите, он еще молод, одумается.

– Нет, второго хора я не потерплю, не приведи богиня, он и здесь преуспеет! – Владыка стукнул кулаком по колену. – Дети обязаны учиться на Гоотро! Где твой помощник? Пусть пишет этому мерзавцу: «Немедленно прибыть в столичный храм».

– Какому именно мерзавцу, умоляю вас уточнить?

– Да всем им! – рявкнул Роол. – Граату, его хранителю и твоему бессовестному сыну. Отправь малую лодку с лучшими гребцами, утром, как только мы разберемся с делами в замке. Беда… Надо же, беда вынырнула, откуда я и не ждал. А хорош ли хор сейчас?

– Едва ли, – пожал плечами Ноир. – За неполный год нельзя научить многому, это совсем новое дело для запада.

– Уже облегчение, – чуть успокоился Роол. Обернулся к усердно скрипящему пером писцу: – Готово? Впиши: пусть не гоняет гребцов попусту, я повелеваю сразу же, немедленно, везти детей на прослушивание. Вот так!

Владыка чуть помолчал, дожидаясь, пока листок присыплют песком, подсушивая чернила. Размашисто подписался. Не менее решительно свернул лист, опустил, позволяя налить на стык синий, щедро подкрашенный воск. Своего на островах фактически не было, и послание с оттиском печати на воске – само по себе признак важности темы и даже роскошь. Слуга двумя ловкими движениями обернул листок синей, шитой серебром лентой, раскрыл перед владыкой плоскую шкатулку с жемчугом. Роол приложил подвеску-печать к воску. Порылся в шкатулке, выбрал пять жемчужин: крупных, ровных. Одну белую, четыре голубоватых. Слуга с поклоном принял их и вставил в гнезда оправы на ленте. «Хороший набор», – с облегчением отметил Ноир. Означает готовность к беседе и даже, возможно, некоторое расположение. Отсутствие жемчуга на ленте – знак низкой важности и срочности письма… или обман, скрывающий истинные намерения. Если бы араави всерьез гневался, то выразил бы свое настроение, поместив на ленту кривой бросовый жемчуг – прямой намек на презрение и немилость. Хуже только черный – кара владыки, за это придется воздать чем-то очень и очень ценным.

Роол оглянулся на остров: туман уже достиг ворот и облизывал стену замка, медленно, как приливная волна, набегая все выше. Владыка снова уделил внимание писцу:

– Подготовь обычный лист, напиши послание для южных островов. Араави вызвать ко мне, укажи отдельно, что дело не терпит отлагательства. Пусть-ка явится… Мы с ним побеседуем о том, как следует проводить отбор детей и в чем судьба сирен храма, это пометь в моих планах. А к лентам крепить – вот, держи.

Владыка бросил в подставленную ладонь две черные жемчужины и отвернулся, сочтя дело законченным. Его воины уже двигались к воротам. Лучшие по дару убеждения сирены, пятеро, шли впереди. Их голоса прошелестели едва слышно, не оставив страже воли к сопротивлению или хотя бы объявлению тревоги. Ворота поползли вверх. Араави и отсюда, издали, прекрасно знал: поднимают их сами стражи. Стараются изо всех сил, надрываются, тяжело дыша и глупо улыбаясь. Радость затопила сознание, поглотила и подчинила. Глаза пусты, слюни тянутся с губ… Мерзко.

Именно эта часть дара сирен вызывает настороженность к сладкоголосым, переходящую порой в страх и даже ненависть. Роол покачал головой и нахмурился. Его слуги, как и велел владыка, внушают лишь радость и азарт, что смотрится не особенно приятно, но хотя бы не причиняет существенного вреда… Иные выбирают страх или боль, несравнимо более могучие и, это известно давно, способные необратимо уродовать сознание. Роол тяжело вздохнул, поднялся на ноги и пошел в сторону замка. От палубы уже были уложены пологие ступени до самого края борта. Снаружи разместили удобные сходни. За спиной беззвучно скользил Ноир. Его ученик двигался левее и чуть в стороне.

– Малыш учился здесь? – уточнил араави.

– Само собой, владыка, вы ведь все про нас помните и никогда не ошибаетесь, – отозвался хранитель.

– Ты меня хвалишь или уличаешь? – заинтересовался Роол.

– Льщу, – честно отозвался сирена. – Если вам хочется узнать правду о восточном замке целиком, спросите его. Я пробовал, но не добился успеха. Он давал какую-то клятву, вот и все, что я смог установить, даже используя каплю божью. Отмечу еще важное: у парнишки бесподобный голос. Но я полагаю, он не владеет своим даром и в половину подлинной его силы. В звучании слышится какой-то страх, удушающий и весьма вредный для капли божьей.

– Ну-ну… знаешь, когда ты разговариваешь, мне, пожалуй, куда веселее, чем при соблюдении традиций. И пользы больше, – отметил Роол. Поманил рукой ученика хранителя: – Малыш, а тебя наказывали в замке? Ты хоть раз признавался виновным в нарушении правил?

– Не гневайтесь! Если вина еще на мне, я искуплю, полностью.

Молодой сирена уже стоял на коленях и усердно мял лбом песок. Такая реакция на простой вопрос озадачила араави. Роол остановился, нагнулся, погладил юношу по спине и вынудил подняться, подцепив под локоть. Тяжело, всем весом, оперся о его мелко дрожащее плечо: теперь не решится падать и кланяться, как-никак самого владыку ведет!

– Вот так, терпи, устал я. Пошли, ты уж шагай поровнее.

– Исполню, ваша сиятельность, – быстро кивнул сирена.

– Вот-вот, постарайся. Я, может, и говорил, а может, и нет, старики порой забывчивы… Так что повторю: я весьма доволен тобой, и никакой вины не числю, совершенно. Просто скажи: а где вас наказывали? В верхних покоях или в нижних? Я был здесь и не видел ничего предосудительного.

– Чаще в нижних, – тихо отозвался сирена, и его плечо вздрогнуло под рукой владыки. – А если совсем тяжкая вина, тогда в темном крыле замка. Туда вход особый, от берега, через гроты. Только во время отлива.

– То есть сейчас можно и пройти, и вернуться, – предположил араави. – А что вы там делали? Ведь потом начинается прилив, времени мало… Жемчуг собирали? Его здесь нет, я полагаю. Ты говори, не вздыхай. Ты ведь у меня на службе, так? Значит, все делаешь верно, исполняешь мою волю во благо храма. Продолжай, я тебя внимательно слушаю. Вас приводили в гроты, что дальше?

– Нас оставляли там, – вздрогнул сирена и продолжил сдавленным шепотом, едва решаясь выговаривать слова: – Оставляли и не говорили, надолго ли. Один прилив, пять, десять… Наказание в гротах быстро приводит к раскаянию и воспитанию покорности, о владыка. Темно. Страшно. Есть хочется. Пить – еще того сильнее. Цепь короткая, а заливает гроты почти что доверху, вся надежда на воздушные пузыри под сводом. А еще иногда, если мы не признавали безмерность своей вины, нам резали кожу, чтобы кровь привлекала хищных рыб.

– Почему ты никому не сказал прежде о пережитом? – с трудом сохраняя мягкость тона, уточнил Роол.

– Я дал клятву. Именем перламутрового араави востока, это свято. Я мог бы рассказать только вам, вы – выше и ваше слово в храме – первое и главное.

– Но я до сего дня не спрашивал, – задумчиво довершил фразу Роол. – Ноир, отправь людей в гроты. Если найдете кого-то из детей – вывести и ко мне на лодку, пусть лекарь их осмотрит. Далее… всех наставников собрать на нижнем уровне. Стражу и слуг – под замок. Распорядись. А ты, малыш, веди меня в нижние залы. Учти: я не вижу за тобой вины. Просто хочу знать, как здесь воспитывают, насколько усердно.

– Весьма усердно, – с дрожью в голосе отозвался сирена. – Все покажу, о владыка. Моя вина была велика, я долго не осознавал глубину и сокровенную мудрость канона полного подчинения. Задавал вопросы… Я знал гнусного врага храма, ученика года Волны. Он многим отравил сознание мыслями о праве на выбор. Их сложно избыть или опровергнуть, в том и особенная подлость сына Волны. Он в безумии своем утверждал, что голос сирены не должен убивать. Особенно же он отрицал право казнить голосом, если не доказана вина и нет приговора, оглашенного стражей от имени храма и зура. Еще много всего говорил.

Роол шагал неторопливо, время от времени обстоятельно хвалил своего поводыря, ободрял и старался не хмуриться. Часть наказаний была ему знакома по старым книгам храма. Увы, это была лишь малая и наиболее безопасная для людей часть…

На нижний ярус замка одного за другим доставляли наставников. Когда ученик Ноира закончил свой рассказ, он дышал хрипло и обливался потом, словно исполнил непосильное дело. Но, как ни странно, плечи чуть расправились, а дрожь в голосе унялась.

– Из замка выходили сирены, полностью осознающие свое место в храме, о владыка, – напоследок сказал ученик. Помолчал и добавил: – Мы созданы вещами, а не людьми, вот каково наше предназначение и вот что мы знали.

Щеки сирены пошли пятнами: такую неслыханную дерзость себе позволил.

Араави кивнул, оглядел зал. Все собранные по его воле наставники восточного замка уже стояли неровными рядами в темном углу. Араави еще раз рассмотрел довольно многочисленную группу, приметил знакомое лицо. Подозвал человека, памятного по прошлому посещению замка:

– Сирена?

– Нет, о владыка. Среди наставников нет этих отродий.

– Так-так, занятно… Неожиданно даже. Как же вы можете учить детей владению голосом, сложному пению и тонким настройкам звучания?

– Нам велено другое: учить их вовремя прикусывать язык, – подобострастно хихикнул мужчина. – Вы же были в замке, я и в тот раз сказал: тихо у нас, благополучно.

– Ты сказал иное: нет жалоб, – припомнил араави. – А знаешь, какова кара за обман владыки? Сознательный обман!

Тон араави стал опасно вкрадчивым. У плеча наставника тенью возник Ноир, покосился на араави и напел нечто односложное, голос дрогнул тихо и коротко, и сирена снова отступил назад. Наставник охнул, схватился за голову и сполз на пол.

– Как же это? Лишение права рождения до седьмого колена, – с ужасом шепнул он, словно очнувшись. – Пощадите. Никто из моей семьи не знает, что здесь происходит. И сам я лишь исполняю волю перламутрового араави и его преданных слуг.

– Многократное воздействие голоса сирены, – тихо молвил за спиной араави Ноир, склонившись к самому уху. – Он весьма старательно и полно обезличен, о владыка. Я снял свежие слои влияния, но это ничтожная его часть. Могу проверить каждого.

– Проверь, – задумчиво согласился араави. – Кто пел, установить посильно?

– Я знаю, – едва слышно шепнул ученик хранителя. – От его голоса всегда остается такой обманно-сладкий след охотного послушания. И злоба заныривает на дно обработанных душ, шипит в словах.

– Какой внимательный мальчик с исключительно тонким слухом, – похвалил Роол. – Не зря тебя выбрал в ученики мой Ноир. Говори, только выпрямись и не шепчи. Ты состоишь на службе у кораллового владыки, а эти – всего лишь наемники одного из жрецов. Изволь уважать и себя, и своего араави.

– Влиявшие на наставника сладкоголосые приезжали к нам каждый год, – отозвался юноша, усердно выпрямляясь и старательно возвышая голос. – Чаще всего управляли делами Гооз и Гоор, братья. Гооз обычно беседовал с наставниками, а хранитель араави Гоор проверял нас.

– Одни и те же имена всплывают раз за разом, – неприятно удивился Роол. – Значит, мне придется извиняться перед Элиис, она была права… Ноир, этих под замок, выяснить все, что доступно восстановить в их сознании. Позже изъять прошлое целиком, без исключения. Семьи не трогать, они ни при чем, полагаю. Обучаемых в замке сирен перевести в удобные комнаты, накормить. Выдели хотя бы двух своих людей, надо заново проверить голоса и помыслы, я сомневаюсь, что мы сможем за всеми детьми сохранить право на владение каплей божьей. Пока не выпускать ни одного из-под надзора. Здесь есть зал для работы?

– Уже все устроено, – поклонился хранитель. – В замке сейчас, согласно утверждению наставников, пятнадцать сирен в возрасте от восьми до семнадцати лет. Троих мы пока что не смогли разыскать. Где прочие и кто позволил им до завершения обучения быть вне замка, нам пока неведомо.

– Теперь уже видно отчетливо: вина твоего сына пошла на пользу служению, – довольно отметил Роол и усмехнулся: – Я чувствую себя любимым дедушкой, ты меня весьма славно опекаешь… мысли угадываешь! Пойдем, стану беседовать с наставниками и стражей, смотреть записи. Подготовь лодки, завтра на закате мы отплываем к Гоотро. Всех сирен берем с собой. Я начинаю находить в идее воровства детей некоторую прелесть. В конце концов, – араави покрепче оперся на плечо удивленно охнувшего ученика хранителя, – мерзавец Боу ворует, твой сын ворует, еще невесть кто ворует… А я что, хуже? Малыш, как тебя зовут?

– Тоими, ваша сиятельность, – откликнулся ученик Ноира.

– Тоими. Хорошее имя, – похвалил араави. – Тоими, обойди весь остров. Мало ли, вдруг где-то есть тайные места, способные спрятать детей, в том числе скрытно тут удерживаемых, без записи в книгах. Собери всех, с каждым поговори. Я хочу знать их имена, время пребывания в замке. Кроме указанного, мне надо понять: не исчезали ли из замка дети. Число вышедших во взрослую жизнь сирен востока за последние годы известно, и оно весьма невелико. Если учеников было больше, значит, до сих пор я не там искал поставщика сладкоголосых для тайной службы газура. Справишься?

– Приложу все усилия, о владыка.

– Тоими! – Роол уселся в огромное, заполненное подушками плетеное кресло. – А ты служишь мне по причине полной покорности или ты доволен своим местом?

– Доволен, – смущенно кивнул сирена.

– Тогда иди, малыш, – улыбнулся араави. – Я тоже вполне одобряю выбор Ноира, ты хороший ученик хранителя. Надеюсь, ты тоже привыкнешь разговаривать со мной, не дожидаясь моих вопросов. У тебя ведь, наверное, есть свои вопросы, ты еще молод и не растерял любознательность.

– У меня есть вопросы, – осторожно сознался Тоими и улыбнулся: – Я рад, что это не преступление – спрашивать. Спасибо, о владыка.

Он поклонился и удалился легким беззвучным шагом – скользящим, уверенным, стремительным. Роол заинтересованно проводил взглядом гибкую фигуру: юноша явно пребывал в приподнятом настроении и, пожалуй, станет искать детей много охотнее, чем под грубым принуждением. Подозревая или помня по своему опыту, сколь тягостна доля провинившихся, кто же захочет обрекать детей на боль и страх, которые недавно приходилось переносить самому. Если, конечно, он не из числа «убийц, получающих удовольствие от причинения кары», как сказал Ноир…

Роол немного посидел, отдыхая. Нехотя вынудил свое старое неловкое тело покинуть удобное кресло. Снова заболели суставы ног, хрустнули при первом шаге.

– Почему ты выбрал его? – уточнил араави, не оборачиваясь.

– Мы были в этом замке четыре года назад, – напомнил Ноир, распахивая перед владыкой тяжелую дверь и подставляя плечо: впереди подъем, а длинные лестницы для Роола тяжелы… – Я сразу обратил на него внимание. Весьма интересный голос, многообразный, при должной помощи обещающий существенное развитие как силы дара, так и тонкости применения, это и было мною указано в прошении. Я упомянул еще и прекрасный слух, вполне приемлемую силовую подготовку. Тоими неглуп, вопреки непростому детству он не накопил обид, порождающих мстительность и злобу. А еще он, как мне показалось, был здесь не на своем месте. Ему не дали бы должного развития, не отправили на Гоотро в числе лучших.

– Когда-то я был дальновиден, выбирая себе хранителя, – кое-как отдышался Роол, одолев три десятка ступеней. – Ты хорошо присматриваешь за моей спиной, Ноир. И ты удивительно мало попросил для себя. Неужели только по причине традиций, вынуждающих молчать?

– Я, как и Тоими, доволен своей службой.

Владыка расслабился, полулежа на низком топчане. Слуги, знакомые с его привычками, уже уложили должным образом подушки. Поставили возле правой руки кувшин с прохладным соком, блюдо с тщательно очищенными, тонко нарезанными фруктами. Ноир разложил для своего араави удобный походный столик, сел на край топчана и сделал жест, приглашая новых слуг. Те принесли книги и свитки замка, требующие изучения. Роол прикрыл глаза, позволяя себе короткий отдых. Если бы кто-то решился спросить его, доволен ли он своей службой, коралловый владыка предпочел бы отмолчаться. Лет десять назад он находил куда больше причин для положительного ответа. А теперь… Бесконечная грызня перламутровых араави, желающих добраться до вершины власти, окончательно утомила и вызывает лишь брезгливость. Во взглядах тех, кто вчера казался надежным и верным, на следующий день читалось излишнее внимание к посоху. Их вопросы о здоровье владыки звучали фальшиво, они слишком уж похожи на уточнение срока, оставшегося до момента обретения полноты собственной власти.

И, смешно сказать, более года не попадавшийся на глаза Граат уже вспоминался без прежнего гнева. Да, воровал сирен и не унялся вопреки угрозам, да, высокомерно и против всех канонов отказался от права называться наследником посоха, прочтя традиционный свиток с дополнительными условиями. Оскорбление? Слепая самонадеянность? Или все же желание остаться самим собой и сохранить своих людей? Чтобы, как Тоими и Ноир, без тени фальши в голосе говорить: «Я доволен своей службой»… Есть и еще одна особенность в затянувшемся на год молчании запада: оттуда весьма часто присылали вытяжки и травы, которые лекарь называл наилучшими и даже незаменимыми. Эти подарки упрямо возят, независимо от его, Роола, благосклонности или, наоборот, немилости.

– Вам нехорошо? – отметил хранитель, торопливо извлекая из своей сумки флаконы, заготовленные лекарем.

– Пустяки, задумался, – отмахнулся араави, принимая приготовленную смесь в малой чашечке. – Спасибо.

– Давайте я буду зачитывать вам только важное, – предложил Ноир. – В конце концов я неплохо знаю, что вы считаете мусором. Здесь столько листков, мы рискуем увязнуть в их кипе дней на десять.

– До вечера обязаны закончить, – установил срок Роол, опасливо оглядев бумаги. – Посох сегодня ведет себя настороженно и сложно. Словно море чем-то недовольно. Не привык я к его голосу, вот и маюсь. Наверное, так чувствует себя глуховатый человек. Пока ему говорят тихо – не слышит. А как гаркнут в ухо, он наконец-то разбирает слова, но с ними вместе приобретает и головную боль.

– Давайте спою вам лечение, – предложил Ноир. – Или по-прежнему не желаете попадать под любое влияние?

– Спой, – нехотя буркнул араави. – Как гляну на эту стопу свитков, мне совсем дурно делается.

Звук едва коснулся слуха, короткий и ровный. Боль, прокалывающая спину возле лопатки, послушно уползла в свое логово, куда-то к шее. Сжалась в крошечный узелок, едва различимый. Роол вздохнул и кивнул: теперь он готов слушать. Ноир зашелестел листами, быстро проглядывая каждый и вслух произнося порой лишь две-три фразы, отражающие смысл всего текста.

К вечеру араави выяснил как минимум две настораживающие особенности восточного замка. Сирены здесь подозрительно часто беспричинно гибли во время обучения. К тому же многих еще детьми куда-то увозили и не возвращали обратно. А еще, что совершенно непонятно, уже три года ни один жрец высшей ветви востока не навещал остров. Их волю всегда привозили в виде свитков с печатями либо Гооз, либо его брат Гоор, хранитель араави востока.

– Ноир, а не попал ли перламутровый араави под влияние своего хранителя? – задумался Роол. – Ты не замечал опасных признаков в его поведении?

– Традиции не позволяют сладкоголосым участвовать в беседе, – откликнулся Ноир. – Однако я искал возможность послушать его ответы на некоторые существенные вопросы. Не скажу точно, мнение не удалось составить. Но говорит он весьма ровно, даже слишком. Либо полное владение собой, либо…

– Отсутствие своей оценки и утрата части личности, – кивнул Роол. – Ваши голоса не должны влиять на носителей жезлов. Но если принять твои слова о возбуждении штормов как полностью обоснованные…

– Владыка, – настороженно отозвался хранитель, – а ведь я просто обязан посоветовать вам вернуться на Гоотро, и немедленно. Мне неловко признать, я оплошал и не подумал раньше. Мы в чужих водах. Если сирены здесь не служат храму, а жрецы не помнят себя, воинов наших лодок не хватит, чтобы обеспечить вашу безопасность. Добавлю, если позволите: шторм, посланный сиреной, даже ваш посох не отклонит с должной надежностью. И не успокоит быстро.

– Пожалуй, – усмехнулся Роол. – Одно обстоятельство в твоих страхах не учтено. Хотя это не должно быть известно никому и ты сам, надеюсь, постараешься забыть услышанное, но знай: сейчас в списке власти, что лежит в храмовом ларце, первым значится имя Граата.

– Вы даже меня удивили, – согласился Ноир.

– Тебя удивил, себя насторожил… Шторм, если таковой готовится, – мрачно отметил Роол, – будет топить в первую очередь не мою лодку, а как раз Граата. Собирай людей, мы возвращаемся на Гоотро. Немедленно. Где Тоими?

– Здесь, – шагнул от дверей сирена. – Я присматриваю за коридором, о владыка.

– Что дурного свершится в мире, если ты осмелишься меня именовать без этого нудного «о-о»? – ворчливо предложил Роол. – Как-то звучит неприятно, словно ты в постоянном удивлении. Детей нашел?

– Четверых, – живо откликнулся ученик хранителя. – Один лишний, то есть его нет в книгах замка, в списке учеников… Сирена с хорошим голосом, семнадцать лет. Я уточнил у наставников: числится погибшим. Они все убеждены в его смерти. Полностью, о… Владыка. Кормили сирену два стража, оба делали свою каждодневную работу под внушением. Я пригласил людей, мы проверили тайные помещения, я пользовался голосом и выявил два эха в тайниках, оттуда тоже забрали содержимое. Свитки у меня.

– Молодец, – ласково улыбнулся араави. – Все сделал даже лучше, чем я ожидал. Что ж, отплываем. Охрану не оставлять. Ноир, тебе хватит времени до заката, чтобы создать здесь полное забвение?

– Сирены есть, отчего не сделать, – согласился хранитель. – Они будут уверены, что всегда оберегали пустой замок. Я прослежу лично и постараюсь вас догнать, если немного задержусь. Тоими, остаешься первым за спиной, береги владыку.

Ученик гордо кивнул. Его до сего дня ни разу не оставляли настоящим главным хранителем! И юноша старался изо всех сил. Подставлял плечо, открывал двери, подозрительно щурился на каждого, даже на своих же стражей, голосом проверял коридоры впереди…

Солнце соткало золотую дорожку бликов и взялось уплотнять ее, добавляя в узор багряные и бурые нити, когда лодки покинули прибрежье замка и, выстроившись в полный защитный порядок, заспешили к столичному Гоотро. Рулевые отбивали ускоренный ритм гребли: хранитель распорядился утром сменить уставших гребцов на первой же храмовой пристани в водах срединных островов, вполне верных Роолу.

– Араави спешит и желает одолеть путь за семь дней, – так сказал людям Ноир.

Владыка не вмешивался в дела своего хранителя. Он давно и твердо уверовал: этот сирена служит именно храму и никому более. Зачем же его унижать, поправляя по мелочам и прилюдно? Конечно, семь дней – очень мало. Течение здесь сложное, мелкие островки и мели натыканы так, что даже с наилучшими гребцами и опытным рулевым не разогнаться. Погода тоже не радует, как и ветер. Но стараться гребцы просто обязаны, потому что покинуть воды восточной ветви важно в кратчайший срок. Да и на Гоотро теперь, судя по всему, неладно. Посох обжигал руку, как щупальце медузы. Посох, вздумавший общаться с владыкой, буквально кричал: беда! Где-то на Древе готовится большое дурное дело… Далеко отсюда не дотянуться и не вмешаться. Роол долго ворочался, стараясь, как он в шутку говорил лекарю, поймать покрывалом ускользающий сон. Ровный ритм гребли утомлял, тревожил. Плеск воды казался настороженным. Даже наступивший недавно выгодный штиль после порывистого встречного ветра не радовал. Роол отчаялся переспорить старость, дергающую жилы на ногах, и позвал Тоими:

– Лечить обучен?

– Да, о… То есть владыка.

– Ноир учил? – подозрительно уточнил Роол.

– Он.

– Хороший наставник, согласен? Напой мне спокойный сон, малыш. У тебя вообще-то есть обычный голос, собственный, интересный и без капли божьей?

– Есть, хотя его не развивали. Я не знаю ладов и певческого канона, – смутился сирена. – Но я помню еще по раннему детству три колыбельные. Я напел, и жена Ноира научила меня, как поправить голос, я стараюсь уже целый год. У него очень добрая жена… Простите, я отвлекся. Одна песенка – про белого дельфина, вторая – про ночной цветок и последняя – про одинокую чайку.

– Тогда пой, – разрешил араави, растирая лоб тыльной стороной ладони, – пой про дельфина. Странно, не знаю этой колыбельной. Если понравится, выучу.

– Конечно, только я всегда могу сам спеть…

– Да? А ты уверен, что я допущу тебя петь моей дочурке? – усомнился араави. – Тем более так сразу. Сперва надо убедиться, хорош ли голос, это самое меньшее.

– Меня однажды похвалил ваш распорядитель церемоний, – гордо сообщил ученик Ноира. Заморгал и смущенно добавил: – То есть он отругал и велел учиться как следует.

– Он всех ругает, тут важнее, что все же и похвалил, – усмехнулся араави. – Двигайся ближе, я тебе скажу важное. Ты ведь наверняка часто спрашивал себя: зачем хранителю такого старого араави понадобился ученик? Наш скрипучий Роол ведь вот-вот отправится в пучину, на суд богини Сиирэл.

– Как можно, – неуклюже соврал Тоими. Он, конечно, думал о своей участи при новом владыке…

– Я хотел, чтобы у моей девочки был хранитель, – прошептал Роол. – Обязательно с красивым голосом. Так что пой, малыш, это очень важно.

Тоими просиял, кивнул, уселся поудобнее и даже прикрыл глаза, чтобы не отвлекаться. Он стал тихо и бережно выводить мелодию. Колыбельную Роол знал, но не в этом звучании. Он нашел исполнение весьма интересным. Сон подхватил утомленное тело и закачал на волнах дремоты. Там нашлось место и белому дельфину, и двухлетней дочери, и… Ноиру?

Владыка со стоном открыл глаза. По-прежнему ночь! Жалкие и недостаточные часы отдыха не позволили распрощаться с головной болью. Зато времени хватило, чтобы одна узкая быстрая лодка без тооло нагнала араави.

– Ты бы не разбудил меня без причины, – покорно вздохнул Роол.

– Помните, я говорил вам о шторме и упоминал вплетенный в ветер голос сирены? – быстро прошептал Ноир. – Опять! Это не здесь, а далеко на западе, но я подумал, что вы должны знать. Тоими тоже слышит, и еще двое. Я опросил тех, кто имеет каплю божью, на нашей лодке и всех прочих рядом.

Роол осторожно погладил посох кончиками пальцев. Вскрикнув, он отдернул руку. Какие там медузы! На сей раз в ладонь, кажется, вошли все шипы плавника самой ядовитой коралловой рыбины… Ощущение не ослабевало, но араави нехотя, жмуря глаза от боли, накрыл посох всей ладонью. Странное дело: стало легче. Вместо невнятной и сводящей с ума пульсации возникло иное ощущение. Коралловый владыка словно бы излечился от глухоты и теперь разбирал «речь» посоха во всех деталях. Сами воды пульсировали в коралле и отдавали ему знания… Там, куда указывала рука Ноира, на западе, гудел ветер. Он рвал ровное покрывало ночного моря, сбивал его в высокие беспорядочные складки волн. Вода сопротивлялась чужой воле с каким-то яростным остервенением. Пена взлетала, норовя ощупать все ближние берега и скалы, искала сирену, подло использующего силу капли божьей против самой же богини. «Губитель», – так ревел океан… И, обманутый, рвался к лодке, указанной ему жезлом. Владыка плотнее сжал посох, стараясь хоть ненадолго придержать бурю, дать время гребцам и рулевым. Он отчетливо ощущал море вокруг лодок. Совсем рядом – скалы, если не усмирить волны – не будет у сидящих в лодках и слабой надежды уцелеть…

Владыка уже проваливался в темную глубину небытия, исчерпав силы, когда ветер на мгновение усомнился и дрогнул. Какой для гибнущих смысл в этой ничтожной отсрочке? Роолу казалось, что он тонет. Мрак все густел, давил темным холодом. Побеждал и праздновал свое неправедное всемогущество… Когда в воду упала алая, как кровь, бусина коралла, шторм испуганно свернулся в узор общей раковины, сплетенные ладони волн сами же и перенесли через опасные скалы лодку, готовую разбиться. Ветер, на миг стихший, встрепенулся и взвыл со злобным торжеством. Роол не видел, но ощущал: сирена с жезлом стоит на скалах, высоко. Там, как полагает преступник, он находится в полной безопасности. Зря! Петля смерча захлестнула тело и смяла, жадно увлекла в глубину. Новая большая волна брезгливо выплюнула на гальку дикого пляжа только одну кость своей долгожданной жертвы: изжеванный жезл, утративший весь перламутр и силу влияния на океан…

Белый дельфин лобастой головой толкнул тонущего Роола под руки, удобно устроил на своей спине и стал возносить вверх, к свету, к тонкой, играющей жемчужными бликами ткани поверхности. Владыка устало улыбнулся. У малыша Тоими действительно прекрасный голос. Целительный. И колыбельная хороша.

Роол очнулся на закате, с удовольствием отметил полное и окончательное прекращение головной боли. Посох под рукой мирно переливался и дышал: океан больше не готовил штормов вблизи Древа. Живой коралл радовался взаимопониманию, достигнутому с человеком впервые после стольких лет мрачного обоюдного отторжения, угнетающего молчания. Да, он не вещь и он влияет на сознание. Но разве это зло? Разве дурно для владыки знать важное о Древе? К тому же посоху, теперь Роол понимал, годится далеко не всякое сознание. Лишь достаточно открытое, любознательное, готовое слушать океан и даже меняться, подстраиваясь под него. Исполнять безотказно волю Сиирэл, а не пытаться приказывать великой богине во имя своих мелких интересов или выдуманных кем-то ограничений…

– Долго ли я отдыхал? – негромко уточнил араави, не открывая глаз. Он не сомневался: хранитель рядом.

– Мы уже второй раз сменили гребцов, – отозвался Ноир. – То есть более суток. Тоими сидел возле вас неотлучно. Все твердил про какого-то дельфина, напрягал голос. Весь стал отвратительно серый и слабый, после полудня я прекратил это самоистязание и усыпил ученика. Шторм погас очень быстро. Это сделал посох?

– Нет, куда мне, – без огорчения улыбнулся Роол. Открыл глаза, щурясь на свет, отчего-то слишком яркий, едва переносимый. Словно араави и правда провел немало времени на глубине… – Там иные силы вмешались. Или сирин, или еще кто посильнее. Но я склонен думать, что наблюдал работу Элиис. Она умудрилась создать средство для усмирения штормов. Разделить себя, не имеющую допуска на берег, и свою волю божественной. Приказала океану через некое посредничество.

– Не слышал о таком.

– Есть упоминания, – задумчиво отозвался араави. – Я сам интересовался, и прочие не обходили вниманием те книги. Старинные, редкие. Нижний ярус закрытого архива под главным храмом.

– По причине изготовления списка с запретной книги вы изгнали араави Граата с Гоотро три года назад, – вспомнил Ноир.

– Он, оказывается, отдал знания этой девочке. Надо же, мне и в голову не приходило, что их можно так использовать, – расстроился Роол. – А еще мне очень интересно, кого пытались уничтожить штормом? Араави востока и его хранитель Гоор поставлены в известность о том, что мы сейчас плывем как раз в западных водах.

– Решил утопить две лодки одним шквалом, – предположил Ноир. – Высший служитель протокола – прекрасный человек, он понимает все в пении во имя Сиирэл, и хор для него – высшая страсть и смысл жизни. Но достойный служитель имеет слабость к пышным церемониям. Не сомневаюсь, он уплыл на запад, имея не менее двадцати лодок почетной охраны, и, как я подозреваю, на бортах и корме были закреплены щиты с вашим знаком.

– Иными словами, – сделал вполне очевидный вывод Роол, – сейчас араави восточной ветви островов полагает себя законным наследником кораллового посоха.

– Который, по его мнению, лежит на дне некоей мелкой бухты, рядом с обломками вашей лодки, – подытожил Ноир. – Вы чудом выжили на сей раз, и в этом чуде нет и капли моих заслуг, увы.

– Оставим араави востока вне внимания: если я прав в догадках, он лишь игрушка. Покончив со мной и с Граатом, – нахмурился Роол, – братья-сирены возьмутся за божественную. Или я уже ничего не понимаю… Уверен: араави запада гонит свою потрепанную штормом лодку к Гоотро. Мы тоже спешим. Но успеем ли?

– Все мы во власти Сиирэл, – вздохнул Ноир.

Гребцы не уложились в семь дней. Сперва помешал большой шторм, прокатившийся через Древо на север. Затем пришлось пережидать новую бурю, куда более сокрушительную, в узкой неудобной бухте. На сей раз и сам Роол расслышал в голосе ветра не просто смысл, но осознанную жажду: сирена послал ветер искать кого-то весьма опасного. И волны были с ним согласны. Откуда у Гоора или Гооза – если один из братьев погиб в первом шторме – второй жезл, владыка Роол даже не пробовал угадывать. Восток и юго-восток Древа исконно близки и плотно связаны торговлей, родством и взглядами на жизнь. Араави двух ветвей Древа в последние годы придерживались единого мнения по любому вопросу: сперва это было похоже на выгодный союз, а затем стало настораживать…

Возле берега Гоотро, темного от свежевыброшенных водорослей, у храмового причала стояли лодки запада. Араави Граат, приведший их, обнаружился в крепости сирина. Он был мрачен настолько, что владыке расхотелось выспрашивать подробности.

Эраи поклонился, виновато вздохнул и стал говорить, не дожидаясь вопросов:

– Мы опоздали больше чем на сутки, хотя прибыли три дня назад, единый владыка. Я выяснил в деталях все, что происходило в крепости. Божественная Элиис не пострадала, однако она не здесь.

– Сбежала, – прищурился Роол. – Странно, что я так мало удивлен и даже не расстроен. Дальше.

– Араави востока, уж простите за самоуправство, временно посажен мною под замок, – вздохнул Граат без малейшего раскаяния в голосе. – Он себя едва помнит.

– Гооз и Гоор?

– Один утонул, насылая шторм на мою лодку, – снова тяжело вздохнул араави запада. – А вот второй… Казните меня: упустил! Мы не справились. Он вызвал шторм и не отдал жезл своему хозяину. Я, уж думайте что хотите, тоже ненадолго отдал жезл.

– Как только Древо уцелело, – проворчал Роол.

– Мы спасли с лодок вашего посланца всех, кого смогли, погибших немного. Все же основной удар был направлен против меня. Боу не нашел изменника, – сокрушенно признал поражение Граат. – Однако тот смог скрыться, лишь оставив жезл. Перламутр до странности нелюбим водами. Я замечал и прежде, но сейчас полагаю: это настоящая ненависть, непонятная мне.

Роол кивнул. Он и сам помнил сложные ощущения времен юности, когда владел перламутровым жезлом. Пытливо прищурился, отбросив на время мысли об утрате сирина и прочих поражениях и ошибках минувших дней. Не все сложилось плохо и не окончательно беспросветно грядущее. Зная свой посох, теперь владыка твердо и безоговорочно верил: он нашел того человека, которому следует его передать.

– Сети по-прежнему предпочитаешь гарпуну? – уточнил он.

– Увы, я мало меняюсь, – поклонился Граат.

– И утверждаешь, что не воровал детей из замков сирен.

– Не воровал, но и не верну обратно, – твердо пообещал араави.

– Восемь лет назад я бы тебе за твою глупую дерзость шею свернул, – мрачно заверил владыка. – А теперь… Стар я, хватка не та, время не то. Давай прогуляемся у моря. Обсудим некоторые условия. Особые. Мне кое-кто, кому я склонен доверять, сказал, что ты иногда не врешь… в важных делах.