Онлайн чтение книги Боевой клич
Часть III

Пролог

Военные транспортные суда никогда не отличались комфортом (если, конечно, у вас нет офицерских нашивок), и я повидал их предостаточно, но что касается «Бобо», то хуже не сыскать во всем флоте. Какой садист сделал из этой лохани транспорт, до сих пор остается загадкой. Вентиляцию и освещение в трюмах можно было назвать смехотворными, если бы они действительно присутствовали. Койки подвешивались в несколько ярусов, и перевернуться на бок, не задев соседа сверху, оказалось практически невозможно. В общем, даже для бывалых волков вроде меня путешествие было не из приятных, поэтому, когда из туманной дали показались зеленые холмы, наше ликование не знало предела. Ненавистный «Бобо» скользнул в гавань, и мы с изумлением увидели аккуратные, словно игрушечные, дома и густую зелень.

Таинственным местом назначения под кодовым названием «Спунер» оказалась Новая Зеландия!

Нас здесь было всего четыре тысячи, но эта земля стала нашим вторым домом. Нас кормили бифштексами, свежими яйцами, мороженым. Нас буквально купали в изумительном молоке, а местные жители всегда гостеприимно открывали перед нами двери своих домов.

Может, в этом и есть одна из прелестей жизни морпеха. Чувство новой земли под ногами. Как здорово видеть улыбки на лицах местных девушек, когда маршируешь рядом со своими друзьями по Лэмбдон Куэй, в выглаженной форме, сияя начищенными до умопомрачительного блеска ботинками! Новые запахи, незнакомая кухня, диковинная выпивка, чужой язык. Изумрудные склоны холмов, мягкий климат, неторопливый, размеренный образ жизни. Да, мы действительно чувствовали себя счастливыми в Новой Зеландии, — счастливыми, насколько это возможно за шесть тысяч миль от дома. Все мои ребята находились в прекрасной форме. «Стервецы Хаксли» и весь шестой полк только и ждали приказа отправиться хоть к черту на рога и обломать ему их.

Мое отделение быстро становилось настоящими связистами, не хуже, чем старая гвардия Корпуса. А то, что они вытворяли с «уоки-токи», удивляло весь полк. Связь была в надежных руках, и если бы мне удалось отучить их от матерно-пошлого радиообмена, в котором, правда, встречались алмазы настоящего армейского юмора, то нас, без сомнения, признали бы лучшими во всем Корпусе.

Глава 1

Весть о том, что шестой полк прибыл в Веллингтон, мигом облетела весь город, и улицы заполнились улыбающимися людьми.

— Привет, лайми![7]Лайми — прозвище, данное американцами англичанам.

— Мы не лайми, мы новозеландцы.

— Ну-ка, дай взглянуть на эту монету. Эрдэ, смотри, какая здоровенная!

— Привет, янки! — кричали из окна девушки-.

— Брось мне свой адресок, милашка! Я обязательно зайду!

— Заходи. У меня есть несколько подружек.

— Вы, ребята, из пятого полка?

— Нет, мы шестой полк.

— А форма у вас одинаковая.

— Да они просто купаются в лучах нашей славы, — отвечали мы, хотя знали, что сейчас пятый полк ведет тяжелые бои на Гвадалканале.

Новозеландцы искренне радовались нашему прибытию, потому что длинные щупальца Японской империи уже тянулись к их маленькой стране. Каждый житель готовился до последней капли крови защищать родную землю. Их было немного, тем более, что большая часть мужчин уже давно воевала на Ближнем Востоке.

Пятый полк побывал здесь раньше нас и уже отбыл на Гвадалканал, поэтому Киви (так мы называли новозеландцев) с облегчением вздохнули, когда появился наш шестой полк. Какими бы дебоширами и забияками мы ни были — они все равно любили нас. Впрочем, мы тоже. Особенно после «Бобо».

— Становись! Живо, язви вашу мать!

Мы построились и двинулись в свой первый марш-бросок по Новой Зеландии. Дорога была крутой, извилистой и грязной, и я никак не припомню, почему ребята прозвали ее Маленькой Бирмой. Она вела в приготовленный для нас лагерь Маккэй.

Редко выпадали дни, когда мы возвращались с учений одной и той же дорогой. Френч Хаксли находил все новые и все более опасные и утомительные пути. Ноябрь в Новой Зеландии — разгар лета, поэтому жара стояла просто изнуряющая. Во время марш-бросков, которые Хаксли устраивал чуть ли не каждый день, приходилось экономить воду. Сколько раз, проклиная все на свете, карабкались мы по крутым склонам гор, а если вы думаете, что спускаться легче, то глубоко ошибаетесь. Попробуйте пройти вниз по склону хотя бы мили четыре с полной выкладкой, и сами убедитесь. Для того, чтобы мы меньше потели, нам выдавали соленые таблетки, которые полагалось сосать, как леденцы. До сих пор не могу понять, как может маленькая таблетка заменить десяток галлонов пота. От них чертовски хотелось пить, но зато мы не теряли драгоценную влагу, а жажду можно и перетерпеть.

Что касается взвода связи, то ребята тащили на себе еще и тяжелую аппаратуру, комплекты ЗИП[8]ЗИП — запасные инструменты и приборы. и прочее. Конечно, у нас было что-то вроде тележек, но в горах часто приходилось тащить их на себе. А когда дорога спускалась вниз, то мы чуть ли не трупами ложились, чтобы эти проклятые тележки не скатились по склону. Я уже не говорю об «уоки-токи», которые еще добавляли килограммов по двадцать на человека.

А в те дни, когда марш-бросок совершался налегке, только с оружием и боекомплектом, Бернсайд задавал такой убийственный темп, что небо с овчинку казалось. Френч Хаксли гонял нас беспощадно, но добился своего. Второй батальон мог опередить любое подразделение во всем Корпусе. По крайней мере мы свято верили в это.

Кроме того, Хаксли по одному ему известным причинам вознамерился сделать настоящего морпеха из командира штабной роты лейтенанта Брюса. Между нашим взводом связи и разведвзводом сержанта Пэриса шло постоянное соперничество во время марш-бросков. Стоило одному из взводов пройти какой-либо маршрут за рекордное время, как на следующий день другой пытался побить этот рекорд, чем Хаксли и воспользовался, назначая Брюса старшим над взводом, делающим в этот день попытку реванша. Что касается нас, то много ящиков пива было выиграно и проиграно на пари, в каком взводе Брюс свалится быстрее.

* * *

Энди Хуканс бесцельно шатался по железнодорожному вокзалу Веллингтона. Он возвращался из увольнения и опоздал на поезд, а до следующего оставался целый час.

Побродив по вокзалу, он вышел на улицу и, заметив вывеску столовой Армии Спасения, куда приглашались также и военнослужащие, недолго думая, вошел туда. Усевшись на высоком круглом стуле, в конце длинной стойки, он огляделся.

— Что будешь пить, янки?

— Кофе, пожалуйста. — Швед оценивающе оглядел фигуру девушки, пока она отвернулась, чтобы налить ему кофе.

Недурна, очень недурна. Высокая, худощавая, но не костлявая, белая кожа, короткая стрижка, блондинка.

— Что-нибудь еще? — улыбнулась она, подавая ему кофе.

— Да.

— Что именно?

— Поговори со мной.

— Боюсь, я не смогу этого сделать. На работе запрещено болтать с посетителями.

— Не похоже, чтобы сегодня было много работы.

— Перед приходом поезда соберется толпа. Здесь всегда так.

— Неужели? Кстати, меня зовут Энди.

Она промолчала. Энди, хлебнув кофе, продолжал:

— У вас прекрасная страна.

— Я рада, что вам нравится, хотя, конечно, с Америкой не сравнишь.

— Почему же? Мне у вас больше нравится.

— Тогда вы действительно необычный американец.

— Именно это я и пытаюсь втолковать тебе уже десять минут.

— Надеюсь, вашим ребятам нравится здесь. Мы очень обязаны вам, ведь вы пришли защищать нас от японцев, а наши мужчины ой как далеко.

— Ты здесь работаешь?

— Нет, это что-то вроде дежурства. Дважды в неделю. А теперь, извините, мне нужно обслужить посетителя.

— Только не задерживайся, я ведь не успел рассказать тебе, какой я удивительный человек. — Он проводил ее взглядом и долго наблюдал, как она наливает кофе и делает бутерброды для новозеландского летчика.

Энди терпеть не мог обхаживать женщин. Да, он пользовался их телом, но почему нужно вести эти дурацкие разговоры? Впрочем, в данном случае он не прочь и поболтать. Было из-за чего.

— А вы из какой части Америки?

— Из Вашингтона.

— Ого! Из самой столицы?

— Нет, из штата Вашингтон.

— Да-да, припоминаю, мы учили в школе. Вашингтон располагается на Западном побережье страны и производит большое количество древесины.

— Точно, и половину этой древесины произвел я, до того как попасть я армию.

— Интересно, вот бы не подумала, что вы дровосек.

— Лесоруб, — поправил он. (Только не убегай опять, детка.)

— И ты действительно заготавливал лес и жил в лесном лагере?

— А то! Валил деревья, обрубывал ветки, сплавлял стволы по реке (так-так, давай, нагнись ко мне поближе). Кстати, я не расслышал, как тебя зовут.

— Пэт, Пэт Роджерс.

— Вот здорово! У меня когда-то была знакомая девушка по имени Пэт! (шлюха редкая) Хорошая девушка. Я, помнится, даже влюбился в нее (в городке ее только ленивый не трахал, а лесорубы, как известно, далеко не лентяи).

— Да, это имя часто встречается.

— Слушай, Пэт, а в интересах поддержания дружеских отношений между союзниками, может, встретимся как-нибудь? (Давай, паренек, дожимай ее).

— Боюсь, я не смогу.

(Ну-ну, ты же не хочешь обидеть доброго старого Энди).

— Ты знаешь, я еще ни с кем не встречался здесь, потому что трудно схожусь с людьми. Очень хотелось бы сходить с тобой в кино или на танцы (не говоря уже о теплой постельке).

— Спасибо, Энди, но думаю, что союз между нашими странами не распадется, если мы обойдемся без свиданий. Рада была познакомиться.

Энди горестно усмехнулся и, вздохнув, пожал плечами, изображая огорчение. Пэт покачала головой, словно сожалея о своих словах, поправила волосы и отошла, чтобы накормить ораву морпехов, ворвавшихся в столовую. На пальце у нее блеснуло обручальное кольцо.

(Так, она замужем).

Энди слез со стула и направился к выходу.

— Энди!

Он обернулся.

— Да, Пэт?

— Вы не обидитесь, если я скажу, что передумала? Целую вечность не была на танцах.

(Во теперь все стало на свои места, сестричка. Тоскуешь по своему мужику, который корячится на Ближнем Востоке? Ну что ж, старый Энди постарается заменить его).

— У меня увольнительная в четверг, значит, я зайду за тобой около шести.

— Вообще-то в это время моя смена, но думаю, что смогу договориться и меня подменят.

(Конечно, сможешь! Старый Энди любит замужних женщин. Они удобны, как разношенная обувь).

— Тогда увидимся в четверг, Энди.

— До встречи, Пэт.

* * *

— А мне плевать... плевать, понимаешь?! — Ски уронил голову на стойку бара.

— Заканчивай с этим, Ски, или тебя переведут в другую часть.

— Какая разница, где сдохнуть.

— Ты идешь или мне вытащить тебя отсюда? — Дэнни начал терять терпение.

— Ты мой друг, Дэнни, я знаю... а она... она...

— Прекрати, слышишь?! Ты ведь изведешь себя и откинешь копыта прежде, чем доберешься до японцев.

— Плевать!

— Ты уже два раза сидел на губе. Еще раз, и Хаксли напишет рапорт о твоем переводе.

* * *

Прошло несколько недель после нашего прибытия в Новую Зеландию, и однажды я вдруг заметил, как изменились мои ребята. Тяжелые РД и аппаратура были теперь им нипочем. Любой морпех из взвода связи мог идти каким угодно темпом и по горам, и по песку. Даже во время привалов они уж не снимали вещмешки. Фляги с водой после марш-бросков оставались почти нетронутыми. Как ни старался Берни, он уже не мог загнать ребят до изнеможения, наоборот, они еще подначивали его за то, что он якобы плетется черепашьим шагом. Френч Хаксли постепенно делал из них то, что хотел.

После марш-бросков все принимали ледяной душ. Теплая воды считалась недопустимой роскошью. Бесконечные тренировки и занятия по различным видам связи делали свое дело, и мои ребята даже с закрытыми глазами запросто могли развернуть радиостанцию и начать передачу в считанные секунды.

* * *

— Спасибо, Энди, Хорошо повеселились. Давно я так не танцевала, — Пэт и Энди стояли у входа в общежитие Армии Спасения.

— Я тоже. Но мы обязательно еще раз повторим.

— Конечно, если хочешь.

Энди улыбнулся и взял ее за руку Пэт внимательно посмотрела на него, но руки не отняла.

— Ладно, Энди, спокойной ночи. Спасибо за чудесный вечер.

Он попытался привлечь ее к себе, но она уперлась руками ему в грудь.

— Энди, вечер действительно был чудесный, поэтому не стоит портить его.

— Да хватит тебе, Пэт, заканчивай эту комедию.

— Не поняла, что ты имеешь в виду?

Энди с усмешкой отпустил ее.

— Ты же такая, как все, зачем все усложнять?

— Думаю, тебе лучше уйти, Энди.

— Пэт, можно подумать, что все это время в городе, где полно морпехов, ты только и делала, что тосковала по своему мужу.

Пэт посмотрела ему в глаза.

— Мой муж погиб на Крите два года назад.

* * *

Воскресенье. Теплый, лениво-спокойный день. Наш второй батальон заступил в наряд, поэтому те, кто был свободен, разошлись по палаткам чистить обмундирование и приводить в порядок территорию. Покончив с этим, все завалились на койки и, как всегда, принялись травить байки. Потом разговор перекинулся на пятый полк, сражающийся на Гвадалканале, а затем плавно перешел на женщин. Ну, к чему сводятся все разговоры в армии? К женщинам, жратве и выпивке.

— Как он? — тихо спросил Энди, присев рядом с Дэнни.

Тот посмотрел в сторону Ски, безучастно лежавшего на койке в углу палатки.

— Хреново, Энди. От таких ран лечит только время.

— Проклятые бабы. — Энди опустил голову и некоторое время разглядывал свои руки. — Дэнни.

— Ну?

— Ты когда-нибудь извинялся?

— Что за дурацкий вопрос? Конечно, извинялся.

— Часто?

— Ну, в общем, да.

— А перед девушкой?

— Это что, третья степень допроса?

— Ладно, забудь. Это я так.

* * *

Энди Хуканс вошел в столовую Армии Спасения и уселся за стойку. Пэт была на своем обычном месте, но, увидев его, отвернулась.

Энди покраснел.

— Пэт, мне нужно поговорить с тобой.

— Знаешь что, парень? Шел бы ты отсюда.

— Если ты не выслушаешь меня, то я вытащу тебя из-за стойки и заставлю слушать.

Пэт огляделась. В столовой было пусто и никто не смог бы помешать Энди выполнить свою угрозу.

— Ладно, только короче.

Энди нервно поправил форму, не зная, с чего начать. Вся заготовленная речь мигом вылетела из головы.

— Пэт, я еще никогда ни перед кем не извинялся, но хочу извиниться перед тобой. Еще никогда я ни о чем не жалел, но сейчас мне хреново оттого, что я сказал тебе тогда... Еще раз прошу, прости.

Пэт некоторое время молчала.

— Ладно, Энди, все мы иногда говорим глупости.

— Я не надеюсь, что ты согласишься снова пойти со мной, и не обижаюсь... но хочу, чтобы ты приняла от меня вот это. — Он положил перед ней небольшой пакет. — Только ты ничего плохого не думай... я... я просто хотел... ну, ты понимаешь.

— Нет, Энди. Извинения я принимаю, но никаких подарков.

— Ну, пожалуйста, прошу тебя. И клянусь, я больше не появлюсь тебе на глаза.

Она нерешительно открыла пакет. В нем оказалась пара маленьких, но со вкусом выбранных сережек.

— Какая прелесть!

— Может, ты как-нибудь наденешь их, а?

— Конечно, надену. Это очень мило с твоей стороны, Энди.

Он протянул ей руку.

— Спасибо, Пэт. Я пойду.

— Энди. — Она задержала его ладонь в своей. — Ты не хочешь выпить кофе? У меня скоро заканчивается дежурство, и ты можешь проводить меня до общежития.

Глава 2

Мэрион Ходкисс был счастлив. Ни одна почта не приходила без письма или посылки от Рэчел. А мы все гордились Мэрионом. Не каждое подразделение могло похвастаться своим писателем. Все свободное время он проводил в штабе за столом сержанта Пуччи, где писал рассказы, которые в Штатах шли нарасхват. Дюжина журналов постоянно присылала ему заказы, но тем не менее он отклонил предложение департамента пропаганды перевестись обратно в страну и предпочел остаться в своей части, чем завоевал любовь и уважение всего батальона.

Его отношения с испанцем Гомесом были вроде нормальными, но я предчувствовал, что так просто это на закончится.

В середине месяца всему взводу, кроме испанца и Сияющего Маяка, присвоили очередные звания. Теперь каждый носил на рукаве один шеврон, а Дэнни Форрестер, получивший чин капрала, с гордостью пришил сразу два.

* * *

Элкью Джонс, поминутно поправляя форму, нервно ходил перед койкой Непоседы Грэя, который неторопливо зашнуровывал ботинки.

— Двойная увольнительная — это как раз то, что надо, — возбужденно говорил Элкью. — Давай, шевели копытами, не то опоздаем на поезд.

— Не суетись, корешок, никуда девки не денутся.

— Те же две коровы, что и в прошлый раз?

— Ага. Но лучше уж они, чем искать новых, а то, пока уломаешь... — Непоседа сплюнул на пол.

— А ну-ка потише, свинтусы! — подал голос Дэнни. — Вы что, не видите, что на стене висит фото моей жены? Так что закройте свои грязные пасти.

— Эй, вождь, а ты что же не идешь к девочкам?

— С меня пока хватит. В прошлый раз мы с Элкью мило провели время с двумя скво, а потом опоздали на поезд и попали под дождь.

— Да-да, я помню, — подхватил Энди. — Вам пришлось ехать в товарном вагоне с целой отарой овец.

— Очень смешно, — огрызнулся Элкью. — Мы добрались до лагеря часов в пять утра. Вывозились, как черти, и надо же было напороться на сержанта Пуччи!

— Элкью и говорит ему: «Доброе утро, сержант. Прекрасное утро для прогулки». А сержант принюхался и в ответ: «Ничего себе, Элкью! Овцы! От вас разит овчиной! Вы что, не могли девочек снять? Не ожидал от вас, рядовой Джонс! Ну, вождь ладно, у них свои обычаи, но вы, Джонс!»

— Но теперь у Элкью шикарная старуха! Правда, личико желательно прикрыть флагом, но зато как это патриотично!

— А, идите вы! Что вы понимаете в женщинах? Может, я срываю последние розы любви! И пока вы травитесь всяким дерьмом в барах, меня поят первоклассным виски со льдом. У моей Ольги единственный холодильник на весь Веллингтон, а ее старик просто купается в деньгах... Непоседа, ты идешь или нет, черт бы тебя побрал. — Иду, иду, не суетись, корешок. В любви спешка только вредит.

* * *

Энди и Пэт стояли на вершине холма и, опершись на перила смотровой площадки, смотрели на мерцающие огни ночного Веллингтона.

Энди зажег две сигареты и передал одну Пэт. Она затянулась и, выпустив дым, усмехнулась.

— Знаешь, я когда-то видела в кино, как герой фильма зажигал две сигареты — для себя и для своей девушки. Всегда хотела, что кто-то сделал это для меня.

— Ты не замерзла?

— Есть немного.

Энди поспешно стащил с себя куртку и набросил на плечи Пэт.

— Спасибо.

Некоторое время они молча курили.

— Странно, — заговорил Энди. — Как все перевернула война. Раскидало, разнесло людей по всему миру. Мы, американцы, здесь, а ваши ребята на Ближнем Востоке. Я слышал, им там туго пришлось.

— Да, хорошего мало, Энди. Крит, Греция, а теперь они в Северной Африке. Когда наших поймали в западню на Крите, то список погибших пришлось печатать на нескольких газетных страницах.

— Скажи, Пэт... а что за человек был твой муж?

— Дон? Простой деревенский парень и к тому же мой дальний родственник. У нас даже фамилии одинаковые — Роджерс. Мы были женаты всего полгода.

— Извини, Пэт.

— Тебе нравится в Новой Зеландии, Энди?

— Очень. У вас такая размеренная, спокойная жизнь, и, знаешь, я не заметил по-настоящему богатых людей или бедняков. Все живут приблизительно на одном уровне, даже маори.

— А мы гордимся маори, ведь в конце концов это была их страна, прежде чем здесь появились европейцы.

Энди выбросил сигарету и повернулся к девушке.

— Пэт... я хотел спросить тебя... только ты ничего не подумай такого... В общем мы скоро будем праздновать День Благодарения, и все получат увольнительные до понедельника. Может, мы съездим куда-нибудь за город на несколько дней? Обещаю, что не допущу никаких глупостей, просто хочется хоть пару дней не видеть лагеря.

Она улыбнулась.

— С удовольствием, Энди.

— Нет, правда? Ты поедешь?!

— Почему бы и нет? Мы можем поехать в мою деревню. Я уже давно там не была. У моих родителей есть ферма недалеко от Мастерсона.

— Так ты, стало быть, сельская девушка? Вот бы не подумал.

— После смерти Дона я просто не могла жить на ферме, поэтому переехала в Веллингтон. Только вся беда в том, что в нашей маленькой стране далеко не убежишь. А через месяц пришла похоронка на моего брата Тимми.

— От того, что ты имеешь в виду, не скрыться во всем мире. Нужно время, чтобы забыть это.

— Я знаю... Хорошо, Энди, мы поедем к моим родителям. Заодно посмотрим, как поживают Тони и Арики.

— Это кто?

— Лошади. Одна принадлежала моему брату Тимми, а другая — мне. Отец с детства приучал нас к лошадям. Он и Тимми обожали фильмы о ковбоях. Только предупреждаю, что весь клан Роджерсов живет неподалеку и наверняка приедет смотреть на настоящего морпеха.

— Это ничего, Пэт, словно... — Он замялся.

— Что, Энди? Словно что?

— Словно едешь домой.

* * *

Вдоволь покатавшись на лошадях по лугам, Пэт и Энди вернулись на ферму, где их уже поджидал Енох Роджерс, отец Пэт.

Энди легко соскочил с коня и помог Пэт спешиться. Потом ласково потрепал по холке своего жеребца.

— Молодец, Тони, я знал, что ты никому не позволишь обогнать меня.

— Ты, должно быть, понравился ему, Энди, — сказал Енох. — Он обычно не признает чужих.

Отец Пэт был высокий кряжистый старик, с морщинистой грубой кожей и копной седых волос. Несмотря на возраст, он был все еще силен, как медведь.

— Ну что, Пэт, ты показала Энди все наши тропинки?

— Она совсем загоняла меня, мистер Роджерс, ведь я не очень-то хорошо сижу в седле.

— Ерунда, ты отличный наездник.

— Спасибо, сэр.

— Пэтти говорила, что ты лесоруб.

— Это правда, сэр. До армии был лесорубом.

— Еще не забыл свое ремесло? Ну-ка, пойдем со мной, я хочу показать тебе кое-что. Пэтти сама отведет лошадей в конюшню.

Энди кивнул и, передав поводья Пэт, легко перепрыгнул через ограду.

— Тимми тоже так делал, — чуть слышно сказал Енох.

Они прошли с полмили и оказались на пологом склоне, ведущем к небольшому ручью, через который был перекинут ветхий мостик. На другом берегу ручья стеной стояли деревья.

— Эта земля принадлежала моему сыну, — сказал Енох, кивнув на рощу. — Теперь она собственность Пэтти. Давай-ка подойдем поближе.

Энди молча шел за стариком, озираясь по сторонам и мысленно спрашивая себе, не сон ли это. Ему давно уже грезилось подобное место, где можно спокойно жить, вдали от суеты, со своей семьей, на своей земле.

Енох остановился перед большим дубом, в стволе которого торчал заржавевший топор.

— Когда мой сын уходил в армию, он оставил здесь этот топор. Сказал, что когда вернется, то расчистит это место.

Энди машинально взялся за рукоять.

— Боюсь, Энди, его уже не вытащить.

Швед резким движением рванул рукоять, и лезвие со скрипом освободилось. Поплевав на ладони, Энди ухватил топор поудобнее и всадил в дерево. Сколько раз слышал он этот стук в лесах Вашингтона, но никогда еще он не отзывался в сердце такой радостной музыкой.

Енох задумчиво смотрел на работающего шведа, невольно любуясь своеобразной косолапой грацией лесоруба.

Наконец дуб затрещал и с шумом рухнул на траву. Энди вытер вспотевший лоб и, воткнув топор в пень, повернулся к Роджерсу.

— У тебя хорошие руки, парень... Когда-нибудь мужик вроде тебя расчистит это место.

* * *

Миссис Роджерс поставила на стол огромную миску жареных цыплят.

— Пэтти сказала, что ты любишь жареных цыплят, Энди, так я пятерых соседок обошла, прежде чем достала рецепт.

— Зачем столько хлопот, миссис Роджерс, — смутился Энди, что, правда, не помешало ему схватить подвернувшуюся куриную ножку.

— Надеюсь, что получилось как нужно.

— Миссис Роджерс, — прогудел Енох. — Будь любезна, принеси-ка нам пива.

— Мистер Роджерс, — отвечала старая леди. — За своим пивом, будь любезен, сходи сам. Ты прекрасно знаешь, что я не переношу этой вони. К тому же сегодня утром взорвалась еще одна бутыль.

— Ох уж эти женщины, — пробурчал мистер Роджерс, поднимаясь из-за стола.

В это время дверь отворилась и в комнату вошли шесть человек. Мужчина, вне сомнения, из клана Роджерсов, его необъятная жена и четверо упитанных отпрысков.

— Дядя Бен! — радостно вскрикнула Пэт.

— Пэтти, девочка моя, сколько же мы не виделись!

— Ну, Энди, приготовься, — прошептала миссис Роджерс, наклонившись к нему. — Сегодня тебе придется выдержать настоящую атаку.

— Эй, Роджерсы, где тут американский морпех, которого вы прячете?

* * *

Миссис Роджерс дремала, покачиваясь в скрипучем кресле-качалке у камина. Енох с огромной кружкой пива сонно смотрел на пламя, изредка отхлебывая из кружки. Энди сидел на низком табурете, а Пэт устроилась на полу у его ног и рассеянно ворошила угли в камине, над которым красовалась надпись «Благослови, Господи, очаг наш».

Энди блаженствовал, положив руку на плечо Пэт. Еще никогда в жизни ему не было так хорошо.

Енох Роджерс очередной раз приложился к своей кружке и смачно рыгнул.

— Мистер Роджерс! — возмутилась миссис Роджерс.

— О Господи, женщина! Неужели мужчина не может рыгнуть в собственном доме? Не обращай внимания, Энди, мы люди простые, не то что у вас в Америке. — Он нагнулся и ласково потрепал собаку, развалившуюся у его ног. — Хорошая земля, хорошая женщина, хорошая собака. Что еще нужно старику, который всю жизнь пахал, как лошадь? Мы, Роджерсы, никогда не понимали тех, кто живет по городам. Здесь, среди этих холмов, и течет настоящая жизнь, а не там, среди суеты, шума и дыма.

— Тебе, наверное, скучно с нами, Энди, — заметила миссис Роджерс. — Извини, что было так много гостей, но ведь Пэт давно уже не приезжала домой, а наши родственники не упустят повода собраться вместе. Женщинам надо поболтать, мужчинам выпить. Сам понимаешь...

— Они прекрасные люди, миссис Роджерс, надеюсь, я им понравился.

— Конечно, понравился, — ухмыльнулся Енох. — Они ведь и шли сюда, чтобы посмотреть на американца, которого заарканила Пэт.

— Папа!!!

— Да еще не просто американца, а морпеха.

— Попридержи язык, мистер Роджерс. Ты доведешь до слез бедную девочку.

— Ничего подобного, миссис Роджерс. Видела бы ты лица Даггера и Бена, когда я рассказал им, как парень свалил дерево. Они все на ус мотают.

— Здесь не так уж весело, Энди, — продолжал Енох, раскурив трубку. — А мужиков не хватает. Наши ребята ушли, и многие никогда не вернутся. Другие разъедутся по разным странам. Они повидали мир и теперь им неохота возвращаться на фермы и кастрировать быков. Так что, как ни крути, а без свежей струи нам не обойтись.

Миссис Роджерс хотела было что-то сказать, но Енох предостерегающе поднял руку и встал.

— Пойдем-ка, старушка, отдыхать. Пусть молодежь посидит вдвоем, пока еще не погас огонь в камине.

Они пожелали спокойной ночи и неторопливо удалились в спальню.

— Бедный Энди, — сказала Пэт. — Представляю, каково тебе пришлось, но я ведь предупреждала...

— Что ты, Пэт, они все замечательные. Надеюсь, что я им понравился.

— Об этом не беспокойся. Раз ты можешь ловко срубить дерево и пить с ними пиво, значит, ты для них уже свой. А на папу с мамой не обращай внимания. Они пытаются побыстрее отдать меня замуж, чтобы я не осталась старой девой.

Энди осторожно обнял ее.

— Пэт... я никогда не думал, что на свете есть такой дом, такие люди... — Он осторожно коснулся ее щеки. — Пэт... можно?

Ее руки обняли его, и горячие сухие губы коснулись его губ.

— Милый, — чуть слышно прошептала она.

— Пэт, родная, — выдохнул он.

Она вдруг отстранила его.

— Мы не должны... не надо...

Он поднялся и помог ей встать.

— Не сердись, Энди.

— Ничего. Я понимаю. Спокойной ночи, Пэт.

* * *

Я вошел в палатку и, подойдя к койке Энди, ткнул его под ребра.

— Эй, придурок, ну-ка вставай и зайди ко мне в офис.

Хуканс молча обулся и последовал за мной. Мы зашли в штабную палатку, и, пока я возился с бумагами, Энди уселся за стол, где стояла радиостанция, и рассеянно отстукивал ключом несколько сигналов: «Пэт Роджерс, Пэт Роджерс...»

Я со вздохом отбросил бумаги и взглянул на него.

— Ну, в чем дело, Мак?

— Ты завалил последние полевые учения. Что за хреновину ты нес в эфире?

— Да брось, Мак.

— Черта с два! Старшина Китс крепко распсиховался на наше отделение и все из-за тебя! После увольнительной на День Благодарения ты не в себе. Что случилось?

— Я уже посетил капеллана и исповедался ему, так что все будет о'кей.

— Ни хрена ты у него не был. Я проверял.

Энди вспыхнул и поднялся, но я уже стоял у выхода, не давая ему пройти. Швед несколько секунд яростно сверлил меня взглядом, потом сник и сел на место.

— У меня появилась девушка, Мак.

— Ну и что, здесь у всех есть девушки.

— Эта не такая.

— Я знаю. Они все не такие.

— Тогда чего разговаривать?

— Я хочу знать, что грызет тебя?

— А ты... ты никому не расскажешь?

— Ты меня знаешь.

— Мак, я с ума схожу по ней. Никогда не думал, что со мной такое может твориться.

— Слушай, Энди, чего ты так настроен против женщин? Что они тебе сделали?

Он закурил сигарету.

— Это длинная история и довольно скучная.

— Ничего, я послушаю. Может, и тебе полегчает.

Он глубоко затянулся и в упор поглядел на меня.

— Ладно, может, ты и прав. Так вот... Мой отец умер, когда мне было три года. Благотворительное общество отняло меня у матери, когда мне исполнилось четыре. Они обнаружили меня и моего брата закрытыми в комнате грязной дешевой гостиницы, где мы сидели голодными двое суток... Там же нашли нашу мать, пьяную до беспамятства. — Энди закрыл глаза и сжал кулаки. — В городе не существовало лесоруба, который бы не трахнул ее. И не только в городе...

— Можешь не продолжать, я понял.

— Ты сам хотел выслушать меня. Из интерната я сбежал в лагерь лесорубов. Тогда мне было уже двенадцать. Я мыл полы, посуду, прислуживал за столом и много слышал о женщинах. Что могут сказать грубые прямые люди о бабах? Это не джентльмены из общества, они не ищут оправдания женским подлостям, а просто констатируют факт. Когда мне стукнуло шестнадцати, я уже вовсю махал топором, а раз в месяц ездил в город, чтобы напиться и трахнуть подвернувшуюся шлюху... Такую же шлюху, какой была моя мать.

Вначале Энди говорил с трудом, подыскивая слова, а потом годами скопившиеся ненависть, ярость и боль прорвались наружу.

— Ты же знаешь, какие они все в постели. Делают вид, что здорово проводят время, а на самом деле только и думают, как наложить лапу на твои деньги, за которые ты, как проклятый, горбатился на лесоповале. Они лежат на спине, закатывают глазки, стонут и сладко поют, какой ты классный мужик... дешевки! Дешевки! Шлюхи! Мой младший брат, который остался в интернате и не знал того, что знал о них я... Мак, какой был парень! Умница, вроде нашего Сестрички Мэри. Ты бы видел, как он разбирал и собирал любые двигатели, чинил какие угодно машины. Я тогда понемногу начал откладывать деньги, чтобы отправить его в колледж... — Голос Энди охрип, и я уже едва слышал, что он говорит. — Он познакомился с этой девкой. Тоже молоденькая совсем, тварь паршивая. Она от кого-то забеременела и все свалила на него, чтобы он женился. А он, дурачок, только обрадовался. Даже если бы я сказал ему, что она шлюха, что и сейчас трахается со всеми, кто подвернется, он все равно бы не поверил. У меня ни хрена не вышло в жизни, я так хотел, чтобы он выучился и жил не хуже других, а теперь что? За тридцатку работает в сушилке! Это с его головой, с его руками... Э-эх!

Я, конечно, понимал его. История была не из веселых.

— Слушай, Энди, ты кто такой? Господь Бог? Кто дал тебе право считать всех женщин свиньями и шлюхами?!

— Нет, нет, я так не считаю, — поспешно возразил он. — Она не такая. Я как-то пытался познакомиться с ней поближе, так она меня так отшила, что до сих пор стыдно.

— Я не могу сказать тебе ничего такого, что поможет тебе забыть, перечеркнуть прошлое, Энди. Ты должен что-то решать. Если любишь ее, то вперед. Если сомневаешься, то поворачивай оглобли и не морочь голову.

— Я хотел сказать ей, как она мне дорога... но не смог.

— Ну почему, черт возьми?

— Я не хочу сходить с ума! Посмотри на Ски! Разве у него была плохая девушка? Она ведь любила его. Мак, я хочу любить ее, всем сердцем хочу, но ведь все проходит, и в конце концов она бросит меня.

— Ты думаешь, Дэнни и Мэрион согласятся с тобой? Их женщины — это часть их самих. Они верят им. Чтобы жить, надо верить, Энди, понял? Верить! Ты ведь в глубине души знаешь, что она не бросит тебя, не причинит тебе боли, но не веришь самому себе.

— Мне страшно, Мак.

— А Пэт не страшно?

— Откуда ты знаешь ее имя?

— По-моему, его знает уже весь полк. Во всяком случае на последних учениях ты отправил его во все роты.

— Да?.. Слушай, Мак, а у тебя самого было такое чувство?

— Нет. То есть я, конечно, встречал много хороших девчонок, но такой старый волк, как я, принадлежит только Корпусу. Моя жена — морская пехота. Может, когда выйду в отставку или когда закончится война...

— Знаешь, Мак, у ее отца есть ферма, и ты бы видел ее семью! Таких людей редко встретишь. Когда я впервые вошел в их дом, то мне показалось, что я всю жизнь шел туда и наконец добрался. Ее отец показал мне участок земли, который раньше принадлежал брату Пэт, а я стоял там, смотрел на всю эту красоту и слышал голос: «Где ты был, Энди, мы так давно ждали тебя...»

Глава 3

Приближался день нашего отбытия в район боевых действий, и весь полк интенсивно занимался рукопашной подготовкой. По нескольку часов в день нас натаскивали до автоматизма, как быстро убить винтовкой, пистолетом, ножом, палкой, штыком, камнем или просто голыми руками. Любое полевое учение включало в себя нападение на часовых. Каждый день назначался взвод, который целые сутки рыскал по расположению батальона, нападая не только на часовых, но и на все, что попадалось на пути. Это должно было держать нас в постоянной боевой готовности и обострить реакцию. Причем нападения совершались и в столовой, и в гальюне, и днем, и среди ночи.

Удары ребром ладони, локтями, коленями, головой — ничего не упускалось из виду. Часто нас строили в круг и завязывали глаза, в то время как сержант-инструктор выбирал очередную жертву и нападал. Приходилось выкручиваться, иначе можно было остаться в полузадушенном состоянии и добрых два часа приходить в себя.

— Ребята, вы сильнее и крупнее, чем любой японец. Используйте вашу футбольную подготовку. Играйте грубо, дайте ему по глазам, потом по яйцам, а когда он упадет, то прикончите его.

Нам даже приказывали неожиданно нападать друг на друга, чтобы поддерживать постоянную бдительность. Мелкие ребята, вроде Ски и Сияющего Маяка, быстро овладели искусством неожиданной атаки и не давали проходу всему взводу.

18 декабря 1942 года.

Лагерь Маккей.

"К сведению всех батальонных командиров. В связи с тем, что шестой полк в ближайшее время отбывает в район боевых действий, интендантская служба просит обратить внимание на следующее:

На складе номер шесть (веллингтонские доки) хранится несколько тысяч ящиков американского пива. Предлагается реализовать пиво среди личного состава, с тем чтобы по отбытии полка на складе не осталось продукции, числящейся за шестым полком..."

В наши палатки, забитые ящиками с пивом, входить можно стало только боком, а до коек приходилось добираться прямо по ящикам. Вечерами мы сидели на пиве, пили пиво и говорили, о чем обычно говорят в армии, — о женщинах и еще раз о женщинах.

В палатку протиснулся Мэрион и, с трудом добравшись до своей койки, уселся чистить автомат.

Элкью подмигнул Непоседе Грэю и Энди, которые сидели рядом с Ходкиссом.

— Мы тут поспорили, — начал Непоседа.

— Могу себе представить о чем, — буркнул Мэрион, не отрываясь от своего занятия.

— Я не позволял им говорить о тебе гадости и поручился своим добрым именем, — вмешался Элкью. — И кстати, поставил свой последний шиллинг, что они ошибаются.

— А мы с Непоседой говорили Элкью, что ты не можешь выпить бутылку пива, — объявил Энди.

— Отдай деньги Элкью, — сказал Мэрион. — Ты же знаешь, что я не пью.

Я оторвался от письма и с интересом наблюдал, как Элкью умолял Мэриона, а Непоседа и Энди время от времени вставляли язвительные замечания.

Мэриону это быстро надоело. Он собрался встать, но Элкью упал на колени и принялся лизать его башмаки. Потом снял с себя ремень и потребовал, чтобы Мэрион повесил его прямо в палатке, но не предавал их дружбы.

— Плати, плати, Элкью, — ехидно поглядывая на Мэриона, торжествовал Непоседа.

Элкью с несчастным видом достал бумажник.

— Вот она дружба! — горько сетовал он. — Быстро же этот свинтус забыл, как я прикрывал его на перекличках, пока он шатался по Сан-Диего. На какие деньги я пойду в увольнительную? Теперь Ольга подумает, что я бросил ее.

— Судя по тому, что я слышал о ней, так будет лучше, — отрезал Мэрион.

— Еще и оскорбляет, — всхлипнул Элкью. — Значит, конец дружбе, да?

Он упал на койку и громко зарыдал, уткнувшись в подушку.

Мэрион отложил в сторону автомат.

— Дайте сюда эту чертову бутылку!

— Дружище! Брата-ан! — заревел Джонс.

— Больше ни для кого я бы этого не сделал, Элкью. Надеюсь, что ты счастлив?

Я достал бутылку и, откупорив ее, передал Мэриону. Того аж передернуло от запаха пива, но мы уже столпились вокруг и дружно подбадривали его. Он хлебнул глоток и закашлялся.

— Нет, мужики, ничего у меня не получится!

— Деньги на бочку!

— Давай, Мэри, ты сможешь!

Мэрион закрыл глаза и, страдальчески скривившись, кое-как выпил пиво, пролив половину себе на колени. Элкью издал победный вопль, а Мэрион, отчаянно кашляя, бросил бутылку в угол палатки и снова занялся своим автоматом.

Непоседа и Энди отдали деньги радостно улыбающемуся Джонсу.

— Слушай, Элкью, только гремучая змея не дает шансов отыграться, — сказал Непоседа, поглядывая на Мэриона.

— Никто не смеет говорить, что Элкью Джонс жесток, как змея, — важно ответил Элкью. — Ставлю еще фунт стерлингов на моего друга.

Я открыл еще одну бутылку и, прежде чем Мэрион опомнился, сунул ему под нос.

— Шантажисты! Насильники! — простонал Мэрион, но вторую бутылку выпил гораздо быстрее, чем первую, и даже причмокнул, прежде чем лихо выкинуть ее из палатки.

— Знаете что, мужики, я дам вам еще один шанс, — объявил Элкью. — Ставлю весь выигрыш, что Мэрион не одолеет третьей.

— Пр-ринимаю! — прорычал Мэрион и испустил боевой клич.

Мы обменялись удовлетворенными улыбками, Наконец-то нам удастся напоить его. Еще четыре бутылки последовали одна за другой, после чего Мэрион, путаясь в словах, принялся рассказывать нам о приключениях Страшного Дэна Макгроу на Юконе.

— Смирно! — вдруг скомандовал Энди, и в палатку вошел майор Хаксли.

Мы все вскочили по стойке «смирно», кроме Дэнни, который подхватил Хаксли, споткнувшегося об ящики.

Прежде чем я успел затолкать его под койку, Мэрион Ходкисс со счастливой улыбкой упал на грудь майору.

— Раздери меня к хренам, если это не мой старый кореш Френч Хаксли... ты чего тут слонячишься... слоня... слоняешься, а?

Майор едва не вывалился из палатки. Перегаром, которым разило от гордости второго батальона, можно было травить тараканов.

— Тока не надо этих взглядов, — погрозил ему пальцем Мэрион. — Ты м-мужик и я м-мужик тоже, да? Значит, нам есть о чем поговорить.

Мэрион дружески улыбнулся и вдруг громко рыгнул в лицо Хаксли.

— Ходкисс! Да вы пьяны!

— Для майора вы чертовски наблюдательны, Сэмми. — Мэрион положил руки на плечи Хаксли. — Но серьезно, братан, ты уж сли-ик-шком гоняешь ребят. Знаешь, как называют наш батальон? Стервецы Хаксли! Ну и названьице... Напишу об этом в новой книге. — С этим заявлением Мэрион упал на грудь майору и захрапел.

Хаксли приподнял его и передал на руки Форрестеру.

— Напоили все-таки профессора, бараны?!

— Честно говоря, сэр, мы действительно дали ему бутылку или две, — отрапортовал Непоседа.

Хаксли уничтожающе оглядел каждого из нас.

— Если хоть одна живая душа узнает о том, что здесь произошло, я всех вас разжалую в рядовые и переведу в барабанщики. До конца службы будете барабанить машками[9]Машка — швабра для мытья палубы. по гальюнам. Ясно?

— Так точно, сэр, — откликнулся Энди.

— Мы здесь все люди чести, — важно подтвердил Непоседа.

— Аминь, — торжественно заключил Хаксли. — А когда он протрезвеет, пусть зайдет в штаб. Из Министерства пропаганды пришел заказ на новые статьи и сборники рассказов.

Едва Френч вышел, мы все вздохнули с облегчением. Энди и Эрдэ уложили Мэриона на койку.

— Здорово он отрубился.

— Ага, сегодня Сестричка Мэри наконец-то потерял свою невинность.

— Эй, Мак, по-моему, он сейчас начнет блевать.

— А мне что? Ловить? Пусть себе блюет.

— Так он блюет себе в койку.

— Ничего, полей его одеколоном.

Мы снова уселись в круг и, расстегнув для удобства ремни, принялись за пиво. На исходе второго ящика Непоседа взял гитару и мы спели пару песен. Могли бы спеть и больше, но Элкью постоянно выбивался из ритма. К тому же Сияющий Маяк вдруг тоже начал что-то мычать, раскачиваясь на койке. Обычно он был спокоен и кроток, как ягненок, но, стоило ему напиться, он превращался в краснокожее торнадо. К счастью, за несколько минут до перевоплощения, он бормотал какие-то индейские частушки, а потом начиналось светопреставление. Энди первым заметил признаки надвигающейся бури.

— Индеец заводится! — тревожно предупредил он.

— Мама! — пискнул Элкью, и все шарахнулись к выходу.

— Мужики, мы не можем бросить Мэриона. Вождь наверняка скальпирует его. Не говоря уже о том, что перебьет все пиво.

— Есть идея! Давайте привяжем его к койке.

— Молодец! У меня есть веревка.

— Давай быстрее!

Мы подступали к индейцу, когда он вдруг поднял голову и как-то нехорошо посмотрел на нас мутными глазами.

— Энди! — скомандовал Дэнни. — Выруби его.

— Ни хрена! Сам попробуй, я уже видел его таким.

— Сдрейфил?

— А то как же.

— Я тоже.

Элкью, который был чуть пьянее нас, вынес на обсуждение новый гениальный план.

— Я отвлеку его внимание, а ты, Дэнни, как бывший футболист, собьешь его с ног. Непоседа, приготовь аркан. Ты же техасец, черт возьми.

— Отличный план, — одобрил Эрдэ, поскольку его не включили в диспозицию.

Мы вытолкнули Элкью на середину палатки, пока он не передумал. Он пристально осмотрел индейца, потом вернулся и пожал нам всем руки.

— Давай, брат, — прослезился Эрдэ. — За это ты можешь получить медаль Конгресса.

Элкью снова вышел на середину палатки и, приняв позу атакующего барана, скрипнул зубами.

— Вставай, краснокожий! Я здесь!

Сияющий Маяк дико взвизгнул, горячая кровь предков ударила ему в голову, и он вскочил на ноги. В этот момент Дэнни, разогнавшись, прыгнул и, пролетев через всю палатку, сбил с ног Элкью. Оба рухнули на пол.

— Ты не того сбил, болван! — орал Эрдэ, а Сияющий Маяк, разгоряченный зрелищем падающих бледнолицых, уже шел по тропе войны.

— Веревку! Быстро! — ревел Энди.

Его рев перешел в кашель, когда аркан Непоседы захлестнулся у него на горле и свалил его на пол.

— Не меня вяжи, — хрипел Энди. — Индейца, мать твою...

Сияющий Маяк между тем наступал на меня. Он уже чуял кровь бледнолицего и готовился отомстить за обиды, нанесенные его племени. Тут уже приходилось действовать быстро. Я схватил бутылку пива и протянул ему.

— Ну-ка, хлебни пива.

— Ой, спасибо, Мак, — без всякого перехода улыбнулся он, открыл бутылку и припал к ней.

К этому времени мои «коммандос» распутали веревки, расцепили ноги и руки и набросились на индейца всей толпой. Он успел сделать только один глоток, да и тот распылился на всех. После четверти часа отчаянной рукопашной, мы наконец привязали его к койке, оставив свободной только голову, куда и примостили бутылку пива.

— Когда выпьешь, только свистни, — сказал Энди.

Сияющий Маяк улыбнулся и, выразив нам благодарность за заботу, присосался к горлышку.

Едва мы уселись на ящики, как в палатку вломился Бернсайд.

— Все, мужики! Я перепил Маккуэйда! Двадцать восемь на двадцать три! Я этого салагу...

Мы подняли его с ящика, на который он упал, и отнесли на койку.

— Знаете, мужики, — сказал я. — У нас самая лучшая часть в Корпусе. А вы мне, как... как мои дети...

Мелодичный свист прервал мою речь.

— Что это он насвистывает? — Эрдэ повернулся к индейцу. — А! Вспомнил! «Ты мое солнышко, ты мое единственное солнышко». Помните?

— Энди, дай индейцу новую бутылку.

— Мне, кстати, тоже.

— А знаете, братаны, — сказал Элкью. — После войны нам нужно держаться вместе.

— Умница!

— Молодец!

— Давайте заключим договор, что встретимся после войны!

— Что скажешь, Мак?

— Какой разговор.

— Тогда напишем на бумаге, а кто нарушит договор, тот будет жалким ублюдком.

Элкью достал лист бумаги.

— Когда встретимся?

— Ровно через год после окончания войны. В Лос-Анджелесе, на площади Першинга.

— Годится.

— Заметано.

Элкью взял ручку и начал писать, а мы столпились вокруг него и подсказывали:

"22 декабря 1942 года.

Священный договор.

Мы, нижеподписавшиеся, потные, вонючие и пьяные стервецы Хаксли обязуемся встретиться через год..."

— "Ты мое солнышко, ты мое единственное солнышко..."

— Энди, поменяй бутылку вождю.

«Если кого-то из нас убьют и он не сможет прийти, то мы выпьем за его светлую память. В любом другом случае этот человек будет считаться вонючим козлом без чести и совести...»

— "Ты мое солнышко, мое единственное солнышко..."

Глава 4

Куда же готовилась забросить нас судьба? «Нечестивая четверка», как прозвали военные транспорты, предназначенные для переброски шестого полка, уже ошвартовались в порту Веллингтона. Их названия согревали сердце любому морпеху: «Джексон», «Адаме», «Нейз», «Кресент-Сити». Эти славные транспорты доставили первых морпехов на Гвадалканал и десятки раз отражали атаки японских «нулей»[10]"Нуль, или «зеро» — японский истребитель..

И вот выпита последняя бутылка пива, прошло последнее похмелье и настало время сворачивать лагерь. Как всегда, мои овечки оказались первостатейными лентяями и симулянтами, но на этот раз мы с Берни уже не стали церемониться с ними.

Наш транспорт «Джексон» настолько отличался от жалкого «Бобо», что некоторое время мы молча рассматривали приготовленные для нас кубрики и сияющую чистотой палубу.

— Вот это да!

— Немного отличается от «Бобо», верно?

— Эй, Мак, у Эрдэ приступ морской болезни!

— В каком смысле? Мы же стоим у причала.

— А он, как только видит корабль, так сразу начинает блевать.

— Мужики, смотрите, какие матрасы! Да я с такого сутки не встану!

Разместившись на корабле, мы ждали, пока закончится погрузка на остальных транспортах и можно будет двинуться в путь. Тем не менее Рождество мы встретили в порту. После торжественной службы, отслуженной патером Петерсоном и отцом Маккэйлом в одном из пустых складов, нам приказали вернуться на борт транспорта. Настроение у всех было подавленное. Рождество — это же чисто семейный праздник, который полагается отмечать дома, среди родных и близких, а не на борту корабля в чужой стране. Уж на что я привычный к такому, но от вида ребят самому тошно стало. Дэнни перечитывал старые письма, Мэрион открыл бумажник и задумчиво рассматривал фотографию Рэчел. Даже Ски достал потускневшее фото Сьюзан и смотрел на него с мрачной печалью. Элкью пытался развеселить нас, но его шутки не казались забавными.

Ски достал последнее письмо от сестры. Она писала, что Сьюзан выгнали из дома, и она с мужем живет в дрянной гостинице. Здоровье матери становилось все хуже и хуже, а сестра только и мечтала бросить школу и найти приличную работу, чтобы хоть как-то свести концы с концами.

Звук сирены, прокатившийся по радиосети корабля, заставил всех вздрогнуть.

— Внимание! Офицерскому и сержантскому составу полка разрешено увольнение на берег!

Разочарованный вздох пронесся по кубрику. Что касается меня, то объявление поспело как раз вовремя. Еще немного, и я бы спятил. А теперь, слава Богу, мы с Берни как следует выпьем за весь взвод.

Я быстро натянул куртку и уже застегивал последнюю пуговицу, когда ко мне подошел Энди. Я сразу понял, что он хочет.

— Ничего не выйдет, Энди. У меня крыша поедет, если я хоть на минуту останусь здесь.

— Да я просто думал... ты же знаешь, что у нас с Пэт. Ну да ладно. — Он повернулся уходить, когда я окликнул его. И не потому что пожалел, а просто потому, что хороший сержант должен в первую очередь заботиться о своих солдатах. Стащив с себя куртку с сержантскими нашивками, я швырнул ее Энди. Лицо его расплылось в широкой улыбке, и в следующий момент две огромные руки едва не раздавили меня в медвежьих объятиях.

— Не хватало еще шведской любви в рождественскую ночь! — Я вырвался из его хватки. — Уматывай отсюда, пока я не передумал.

Энди исчез, как привидение, а через четверть часа в кубрик зашел старшина Китс и подозвал к себе меня и Мэриона.

— Где Гомес, Мак?

— Не знаю, сэр, не видел.

— А ты, Ходкисс?

— Я тоже не видел его, сэр.

— Так я и думал. Умотал в самоход. Ладно, когда вернется, пришлешь его ко мне, Мак. На этот раз он будет путешествовать в карцере.

— Слушаюсь, сэр.

— Капрал Ходкисс, похоже, вы единственный, кому я могу доверять в этой банде, поэтому примете вахту у трапа с двадцати ноль-ноль до полуночи. Вот список лиц, которым разрешено увольнение, всех остальных немедленно отправлять в карцер. Потом разберемся.

— Есть, сэр.

Старшина пошел к выходу, но я догнал его и взял за плечо.

— Я знаю, о чем ты хочешь попросить меня, Мак, и мой ответ — нет. — В его голосе звучало сожаление. Старшина был настоящий морпех. Несколько лет назад мы оба еще капралами съели вместе не один пуд соли. Он-то прекрасно понимал, каково этим мальчикам в рождественский вечер. Задумчиво потерев массивную челюсть, он бросил на меня раздраженный взгляд: — Только ради Христа, Мак, если возьмешь их на берег, вернись до того, как сменится Ходкисс. Если не успеешь, то оба лишимся нашивок.

— С Рождеством тебя, Джек, — радостно откликнулся я.

— Иди к черту.

Я собрал свое отделение в гальюне и задраил люк, чтобы никто не вошел.

— Слушать всем, недоноски. Без десяти двенадцать встречаемся у склада номер шесть. И упаси Господи кого-нибудь опоздать. Лично шкуру спущу. Вахта Мэриона заканчивается в полночь, и мы должны проскочить на борт. Сияющий Маяк!

— Здесь!

— Пойдешь со мной. Скальпы мне сегодня не нужны.

— Мак, ты что, у меня здесь маленькая скво...

— Разговорчики! Идешь со мной и точка!

— Слушаюсь, мой вождь, — покорно вздохнул он.

Через сорок пять секунд на борту «Джексона» не осталось ни одного радиста, за исключением вахтенного Ходкисса.

* * *

Энди и Пэт нашли уединенную скамейку в Ботаническом саду.

— Не похоже на Рождество, да, Энди?

— У нас дома на Рождество всегда снег... Я так рад, что могу видеть тебя.

— Благодари Мака. Он у вас молодец.

— Это уж точно. На таких, как он, держится армия.

— Куда вас посылают, еще неизвестно?

— Да кто же скажет.

— Жаль, что вы уходите.

— Да... Пэт, ты рада, что встретила меня?

— Не знаю, Энди... Ты мне нравишься, и поэтому, может, нам и не стоило встречаться. Ты думаешь, вы вернетесь сюда?

— Откуда я знаю? Разве в этом чертовом Корпусе знаешь, что будет через месяц. Черт бы побрал эту войну.

— Прекрати, Энди. Мы ведь оба знаем, что вы не вернетесь в Веллингтон.

— Пэт, я могу попросить тебя... Я знаю, что мы только друзья, но ты не могла бы писать мне? Пусть это ни к чему тебя не обязывает, пиши, о чем хочешь, только пиши.

— Хорошо, Энди, — чуть слышно сказала она. — Если тебе это нужно.

— И я буду писать тебе, а потом, может быть...

— Нет, Энди, для меня уже не будет никаких «потом».

— Пэт... черт, уже скоро полночь... ты не проводишь меня до порта?

Она молча кивнула, и они медленно пошли по пустынной улице. У ворот порта Энди остановился и повернулся к ней.

— А я все равно рад, что встретил тебя, Пэт. И знаешь, я верю, что вернусь сюда, и тогда... — Он запнулся. — До свидания, Пэт.

Он на секунду обнял ее и поцеловал в щеку.

— До свидания, Энди, удачи тебе.

Звук его шагов стих в тишине ночи, а Пэт все стояла у ворот порта.

— До свидания, любимый мой, — прошептала она, чувствуя, как слезы текут по щекам.

* * *

Без пяти двенадцать мое отделение неверными шагами всходило по трапу. Я отдал честь Мэриону и отрапортовал:

— Старший сержант М-мак!

Он ответил на приветствие и вычеркнул меня из списка.

— Полковник Хаксли! — рявкнул Элкью.

— Проходи.

— Адмирал Хэлси, — пророкотал Эрдэ и смачно рыгнул.

— Проходи.

— Вождь Крэйзи Хорс, великий воин, победивший бледнолицых в Литл Бич Хорне...

— Потише, вождь, ты что, хочешь разбудить весь корабль?

— Адмирал Ямомото, — простонал Непоседа. — Где здесь у вас японский флот?

— Банзай. Проходи.

— А я просто Билл. Ходил гулять, — вздохнул Ски и протиснулся мимо Мэриона.

Я загнал всех в кубрик и пересчитал. Все были на месте, за исключением испанца Джо...

...Мэрион взглянул на часы. Без двух минут двенадцать, а Джо все еще не появлялся. Ходкисс прошелся вдоль борта, прикидывая, как докладывать старшине Китсу, когда его внимание привлекла крадущаяся по пирсу тень. Это был испанец. С грацией пантеры он бесшумно скользнул по канату к борту корабля. Мэрион притаился за настройкой и следил, как сначала одна рука Джо схватилась за поручни, потом другая и, наконец, появилась голова. Подтянувшись на руках, испанец, положив нос на поручни, оглядел пустынную палубу и приготовился уже махнуть через борт, когда Мэрион выхватил из кобуры пистолет и, одним прыжком подскочив к испанцу, приставил пистолет ему ко лбу.

— Руки вверх, сукин сын! — рявкнул он.

И, как гласит легенда Корпуса, испанец Джо Гомес поднял руки и остался висеть, зацепившись за поручни только носом.

* * *

После отвратительного похода на «Бобо» наша жизнь на «Джексоне» была сущим раем. Чистота, просторные кубрики, отличная жратва, каждый день душ — чего еще желать морпеху? С командой транспорта у нас установились самые дружеские отношения. Работа у них не из веселых — доставлять своих ребят под огонь противника. Транспортировали они в основном морскую пехоту, и не существовало в Корпусе морпеха, который не помянул бы добрым словом «нечестивую четверку».

Мы честно делили с моряками вахты, драили гальюны, заступали в наряды по кухне. А по вечерам, когда свободные от вахты матросы заваливались к нам в кубрик, мы играли с ними в покер, пели песни, в общем, приятно проводили время.

Но всему приходит конец, и однажды утром, услышав крик: «Земля!», мы все высыпали на палубу, чтобы посмотреть, куда забросила нас судьба.

Транспорт сбавил ход и вошел в большую гавань, заполненную десятками судов и кораблей, стоявших на якоре. Было раннее утро, и над водой клубился легкий туман, делая силуэты кораблей призрачно-нереальными.

— Где мы? — спросил я у одного из флотских офицеров, стоявших рядом с нами.

— Новая Каледония, — лаконично ответил он. — Гавань Ноуми.

Туман постепенно рассеивался, и нашим изумленным взорам предстало удивительное зрелище. Здесь был, наверное, весь тихоокеанский флот Соединенных Штатов. То, что осталось после Перл-Харбора. Линкоры, авианосцы, крейсеры, эсминцы стояли повсюду, окруженные боновыми сетями и минными полями. Только в тот день мы узнали, где скрывался наш флот, пока его тщетно разыскивала японская разведка.

* * *

Следующие два дня мы практиковались в десантировании с транспорта, но ничего путного из этого не вышло. Да и что можно было ожидать от зеленых необстрелянных юнцов? При таком волнении моря еще удивительно, что никто не разбился. Наконец Хаксли смилостивился и велел нам убираться с глаз долой, что мы и сделали с превеликой радостью.

После душа и плотного обеда я поднялся на палубу, где мое внимание привлекли два человека, поднимавшиеся с катера на борт транспорта. У трапа их встречали командир разведвзвода лейтенант Лефорс и сержант Пэрис.

— Капитан Дэвис, дивизионная разведка, — представился старший. — А это мой помощник, сержант Сеймур.

— Лефорс, а это мой сержант Пэрис. Вы, капитан, пройдемте со мной, а сержанта разместят с нашими людьми.

Пэрис, заметив меня, подозвал к себе.

— Мак, это сержант Сеймур, дивизионная разведка. Он только что с Гвадалканала. Сержант, это Мак, командир нашего отделения связи. Мак, у тебя найдется в кубрике свободная койка?

— Поищем.

В это время на палубе появился старший сержант Пуччи с РД за спиной и направился к трапу, где ожидал катер.

— Эй, Пуччи! Куда это ты собрался?

— На берег. Меня переводят в штаб дивизии. — На Пуччи было жалко смотреть, так не хотелось ему расставаться с родным батальоном.

— Не горюй, старик. — Я похлопал его по плечу.

— На этом острове есть что-нибудь интересное? — спросил Пуччи Сеймура. — Хоть как-то оторваться можно?

— Колония прокаженных и одна шлюха. Но к ней такая очередь, что возле ее хибары постоянно дежурит патруль, чтобы поддерживать порядок. Это я говорю на случай, если ты ничего не имеешь против, когда в постели со шлюхой еще трое сопливых детей. А вообще место было бы ничего, если посадить хоть одно деревцо.

Пуччи судорожно вздохнул и тоскливо сплюнул за борт.

— Ладно, до встречи, мужики. Удачи вам.

* * *

Конвой двинулся дальше на юг, но теперь «нечестивую четверку» сопровождали боевые корабли.

Как-то в жаркий вечер мы сидели в своем кубрике за партией в покер, когда я краем глаза заметил старшину Китса, стоявшего у приоткрытого люка и пытающегося привлечь мое внимание. Я положил карты и вышел к нему.

— В чем дело, Джек? Хаксли узнал о нашей самоволке на Рождество?

Китс огляделся по сторонам и, убедившись, что мы одни, вытащил из-под куртки бутылку виски и передал мне.

— Это для твоих ребят, Мак. С Новым годом.

— Чтоб мне утонуть, настоящий шотландский виски! Господи, а я и забыл, что сегодня Новый год... тысяча девятьсот сорок третий... спасибо, Джек.

— Надеюсь, капитан не заметит пропажи.

Вернувшись, я собрал своих ребят в тесный круг и приказал задраить входной люк. Сеймур тоже присоединился к нам. Убедившись, что все на месте, я вытащил бутылку.

— Старшина Китс поздравил нас с Новым годом.

— Новый год?

— Вот тебе и раз, как же это мы забыли?

— Настоящий виски! Ну и ну!

— Вот это да!

Мы пустили бутылку по кругу, причем Мэрион внимательно следил, чтобы испанец Джо не сделал лишнего глотка.

— Ваше здоровье, ребята. — Сеймур хлебнул из бутылки и передал ее Элкью.

— Так ты, говорят, только что с Гвадалканала? — спросил тот, примериваясь, как бы глотнуть побольше.

Сеймур молча кивнул.

— Слышал, там было несладко.

— Несладко? — медленно переспросил сержант. — Ну что ж, можно сказать и так.

— Может, расскажешь? Нам ведь тоже скоро под пули.

Сеймур обвел нас тяжелым взглядом.

— Отчего же не рассказать.

И он поведал нам о том, как второй полк первой дивизии морской пехоты при поддержке парашютистов занял плацдарм на Гвадалканале, О том, как флот ушел, армия отсиживалась в тылу, и никто не мог поддержать горстку людей на крохотной полоске земли, куда обрушилась вся мощь японской империи. Массированные бомбовые удары, которым противостояли жалкие остатки авиации морской пехоты. А потом подошел Токийский экспресс[11]Токийский Экспресс — так союзники называли флот Японии.. Имперский флот в упор расстреливал плацдарм морпехов, и разве могли остановить его несколько патрульных катеров? Под носом у второго полка японцы высаживали многотысячный десант, а морпехи ничего не могли сделать. А потом начались бои. Жуткие, кровопролитные, беспощадные. Бои на Тенару, на Матинакау, на бесчисленных безымянных холмах и в джунглях. Героизм стал рутиной, обычным делом, и никого не удивлял слепой пулеметчик, которого направлял его парализованный товарищ.

— Мы огрызались, как могли. — Сеймур зажег себе сигарету. — По ночам высылали диверсионные отряды, которые сутками с боями продирались через позиции японцев, уничтожая и взрывая все на своем пути. Назад возвращались единицы. Наши отряды таяли, кончались боеприпасы, и все чаще приходилось драться штыками и голыми руками. Тех, кого не достала японская пуля, косили малярия и желтая лихорадка. — Глубоко затянувшись сигаретой, сержант на секунду умолк. — Как сейчас, вижу наших ребят с сорокаградусным жаром, лежащих на траве, ослабевших от дизентерии настолько, что передвигаться приходилось только ползком, но они не покидали позиций, пока могли стрелять. И наконец подошла помощь. Армейская часть Национальной гвардии, сто шестьдесят четвертый полк, который дрался не хуже морпехов. Сражение разгорелось с новой силой, вплоть до той страшной ночи, когда четыре американских миноносца напоролись на японский флот и были разорваны на куски тяжелыми снарядами линкоров и крейсеров. После этого мы врылись в землю и только отбивались от наступающих японцев. Так продолжалось до пятнадцатого ноября, когда наконец появился наш флот и адмирал Ямомото, опасаясь, что его отрежут от Японии, увел Токийский экспресс от берегов Гвадалканала. Только тогда мы выбрались из своих нор. И теперь вам, ребята, предстоит очистить остров от японцев.

— Уж будь уверен, корешок, шестой полк никогда не отступит, — мрачно заявил Бернсайд.

Сеймур загасил окурок и хотел было что-то сказать, но потом передумал и, махнув рукой, вышел из кубрика.

Глава 5

Десантный катер доставил нас с борта «Джексона» на берег, который выглядел, как на рекламных открытках — желтый песок, пальмы и зеленые холмы в туманной дымке. Мои ребята с довольным видом любовались этой идиллией, когда среди холмов промелькнуло несколько красных пунктиров.

— Что это было, Мак?

— Пулеметные трассеры.

— Смотрите, вон еще!

— Еще насмотритесь. А ну, вылезай на берег и живо строиться!

Через несколько минут берег кишел морпехами и невесть откуда взявшимися туземцами... Тут же завязался натуральный обмен. За сигарету или несколько центов аборигены приносили кокосовые орехи, стирали форму, а Энди умудрился подкупить одного из местных джентльменов, чтобы тот подвесил антенный провод на самую высокую пальму. Причем туземцы наотрез отказались брать новозеландские пенсы, а требовали только американские центы.

Тысячи самых невероятных слухов ползли по только что устроенному лагерю.

— Слышал, что японцы готовят стотысячный десант.

— Говорят, Генри Форд пообещал машину каждому морпеху на Гвадалканале.

— Кореш из штаба говорил, что когда мы выкинем отсюда японцев, то нас отправят в Штаты для участия в параде в Сан-Франциско.

— Японцы узнали о прибытии шестого полка и готовят пятьсот самолетов для бомбовых ударов.

Самым практичным из нас оказался испанец Джо. Он не удостоил вниманием ни одной сплетни, а приступил прямо к делу и ушел в разведпоиск. Разумеется, не к японцам, а в расположение полка и соседних армейских частей. Вернувшись обратно, он собрал все отделение, за исключением меня и Бернсайда.

— Значит, так, мужики. В миле отсюда есть армейский склад, где полно карабинов «гаранд».

— А патроны?

— Сколько душе угодно. Кто со мной?

— Я, — тут же вызвался Энди. — Наши автоматы «рейзинг» давно нужно утопить в море вместе с их конструктором.

— Я тоже пойду, — решительно заявил Эрде.

— А ты, Мэрион? — спросил Дэнни.

Все взгляды обратились на Ходкисса. В сомнительных ситуациях его слово было решающим. Мэрион оглядел свой автомат с пятнами ржавчины, которые появлялись, невзирая на регулярную чистку.

— Пойдем, — со вздохом согласился он.

К вечеру во всей штабной роте только Берни и я были вооружены автоматами «рейзинг».

С наступлением темноты я назначил часовых и объявил сегодняшний пароль: «Филадельфия». Для пароля обычно выбирали слово с двумя или более буквами "л". Поскольку в японском языке она отсутствует, то предполагалось, что у противника возникнут определенные трудности с произношением...

...Элкью Джонс, любовно поглаживая свой новый карабин, сидел в окопе, где расположился его пост. Излишне говорить, как он волновался и нервничал. Любой звук заставлял напряженно вглядываться в темноту. Это что? Кто-то крадется? Да нет, это храпит Бернсайд. Сколько там еще осталось? Ого, два часа пятьдесят минут. Ну ничего, пока вроде все тихо... Стоп! Элкью застыл. В нескольких метрах от него что-то двигалось. Элкью вскинул винтовку. Стрелять? Или окликнуть?

— Эй! Кто идет? Пароль?

— Какой пароль?

— Считаю до трех! Пароль!

— Эй, подожди, кореш, я морпех!

— Раз...

— Ч-черт, какой же город... Бостон... Балтимор.

— Два...

— Не стреляй! Сан-Диего... Олбани... Чикаго...

— Три! БА-БАХ!

Сияющий Маяк бросился на песок.

— Вспомнил! Филадельфия!

Грохот выстрела мгновенно поднял на ноги весь лагерь и вызвал беспорядочную стрельбу. Треск автоматов, крик, где-то во взводе тяжелого оружия ухнул миномет.

— Филадельфия! — рявкнул Сэм Хаксли, выскакивая из палатки, и оглушительно свистнул.

Стрельба прекратилась.

— Вы что, с ума посходили?! — рычал майор. — Стреляете, как стадо зеленых салаг! Линия огня в десяти милях отсюда! Лейтенант Брюс! Проверить, нет ли раненых, и всем спать!

Но спать пришлось недолго. На кораблях, стоявших в гавани, завыли сирены и вспыхнули прожекторы. Морпехи поспешно высыпали из палаток.

Откуда-то сверху мерно доносилось басовитое гудение. На кораблях яростно залаяли зенитки. Один из японских самолетов попал в свет прожектора, и было видно, как из него посыпались бомбы. Нарастающий свист, крик «ложись!», вспышки взрывов...

— Он сбросил бомбы!

— А ты что ожидал? Пасхальные яйца?

— Привыкайте, они каждую ночь прилетают, — спокойно пояснил Сеймур. — Это просто для того, чтобы постоянно держать нас в напряжении и не давать выспаться.

Нам пришлось лежать еще добрых четверть часа, прежде чем самолеты убрались и прозвучал сигнал отбоя воздушной тревоги.

* * *

Бригадный генерал Причард, маленький худощавый седой мужчина, назначенный командующим операцией на Гвадалканале, стоял у карты, объясняя боевую задачу командирам частей. Перед ним стояли и сидели полковники, подполковники и майоры, внимательно ловя каждое слово. Некоторые курили, и в палатке висело сизое облако.

— Одна из наших целей — создание ударной дивизии из армейских частей и морских пехотинцев. Пентагон и Флот с интересом ждут, что получится из такого сочетания. Если опыт окажется удачным, то такие ударные дивизии используют в ходе будущих операций. Нас поддержат огнем эсминцы, авиация тоже будет наготове как для отражения воздушных налетов противника, так и для нанесения бомбовых ударов. Вопросы есть? Нет? Тогда, джентльмены, прошу вернуться в расположение своих частей и подразделений. Начало операции в шесть сорок пять.

Офицеры покинули палатку, и только Сэм Хаксли остался на месте. Причард, что-то говоривший своему адъютанту, не сразу заметил его.

— Сэр! Майор Хаксли, командир второго батальона шестого полка морской пехоты.

— В чем дело, Хаксли? Что-то непонятно?

— Никак нет, сэр. Все ясно.

— Тогда я не понимаю...

— Разрешите обратиться с предложением, сэр?

Причард сел за стол.

— Садитесь, майор. Я никогда не отказываюсь выслушать подчиненных.

Хаксли остался стоять по стойке «смирно».

— Сэр, прошу вас исключить шестой полк из операции на Гвадалканале.

Генерал едва не свалился со стула.

— Что?!

— Сэр, я прошу вас не вводить в бой на Гвадалканале шестой полк.

— У вас что, не все дома, майор?

Хаксли нервно переступил с ноги на ногу.

— Могу я говорить свободно, сэр?

— Говорите.

— Генерал, шестой полк слишком хорош, чтобы губить его в подобной операции.

— Вот как?

— Вы знаете историю этого полка, сэр? Вы ведь командующий вооруженными силами в этом секторе, и вам известно, что планируются дальнейшие операции на Соломоновых островах.

— А какое это имеет отношение...

— Простите, сэр, но ведь у вас есть две армейские дивизии плюс приданные части. Этого более чем достаточно для операции на Гвадалканале. Прошу вас, генерал, дайте нам другой остров, занятый противником, чтобы был задействован только шестой полк. Мы прошли отличную подготовку и заслужили того, чтобы нам поставили собственную боевую задачу.

Причард слабо улыбнулся.

— Я знаю историю вашего полка, майор. В прошлой войне я был в звании капитана, а дюжина морпехов из вашего полка во главе с лихим капралом подпирала штыками задницу моей роты в Бельвуде.

Но Хаксли не принял шутки.

— Тогда дайте нам свой остров. Вы ведь можете сделать это. Рекомендуйте использовать шестой полк для десантирования в следующей операции.

Генерал начал терять терпение.

— Послушайте, Хаксли, вы что же серьезно думаете, что ваш полк слишком хорош для того, чтобы рыть траншеи, продираться через джунгли и выкуривать японцев из укрепрайонов и пещер? Грязь месить и в дерьме по уши сидеть — это не для вас? Пусть армия делает грязное дело, а морпехи должны десантироваться красиво и вести боевые действия по своим правилам, так? Даже если это будет стоить им больших потерь, верно?

Хаксли побагровел, но стиснул зубы.

— Молчите? Тогда я отвечу за вас, майор. Вы считаете морскую пехоту слишком хорошей, чтобы драться рядом с армейскими частями. И вы наверняка уверены, что один ваш полк стоит моей дивизии.

— Именно так, сэр! Здесь тысячи островов, и если армия желает копаться по два месяца на каждом, то это ваше дело. Но мы никогда не закончим войну, если вы будете разбрасываться своими лучшими частями.

— Может, вы предоставите все-таки Вашингтону решать, сколько будет длиться эта война? Ну-ка, садитесь, черт возьми!

Хаксли присел к столу.

— Я и так достаточно терпелив с вами, Хаксли. Вы не посмели бы вести себя так ни с одним из старших офицеров Корпуса. Но здесь командир я, и вдолбите себе в башку, что, используя в операции морскую пехоту, мы сохраним больше жизней как наших солдат, так и ваших морпехов. Мы будем продвигаться медленно, и я не собираюсь бросать в атаку людей там, где можно подавить противника артиллерией и авиацией. Это приказ, и никакой кровожадный морпех, жаждущий славы, не заставит меня изменить план. Никакого лихачества я не допущу. Это вам не Гражданская война, и эскадронных этак не предвидится. Строжайшая дисциплина и взаимодействие всех родов войск. Ясно? А теперь убирайтесь в свой батальон!

Хаксли резко поднялся, задыхаясь от бешенства и стыда.

— Похоже, вы что-то хотите сказать, майор? — кротко спросил Причард, глядя на огромного морпеха. — Давайте, не стесняйтесь.

— Знаете, генерал, — медленно произнес Хаксли, чеканя каждое слово. — Вы можете взять все свои армейские части и засунуть их сами знаете куда!

С этими словами он отдал честь и, круто повернувшись, вышел из палатки.

Адъютант генерала, не вмешивавшийся в разговор, перевел дух.

— Сэр, я надеюсь, вы не собираетесь оставить этого нахала командиром батальона?

Причард некоторое время размышлял.

— Сместить его с должности я, конечно, могу, но ты же знаешь, что в таком случае разразится большой скандал, и главное, весь Корпус и, разумеется, Флот, возьмут его сторону. Не в открытую, но и ни о каком взаимодействии не будет и речи. Слава Богу, что у нас только полк этих дьяволов. — Генерал вдруг улыбнулся. — Тем не менее, если бы мне опять пришлось лежать в окопе и предложили бы выбрать соседей на флангах, я предпочел бы морпехов. Они, как женщины, — жить с ними невыносимо, но обойтись без них невозможно.

Глава 6

19 января 1943 года.

...Сколько мы уже здесь, в этой грязи? Только шесть дней? Боже, а кажется, что уже целую вечность. Грязь везде, где только можно. Каждый день идут дожди, и влажный воздух обволакивает лицо смрадом разлагающихся трупов японцев. В таком климате труп можно унюхать даже за милю.

Мы все покрыты грязью, форма давно стала засохшим грязевым коконом для наших тел. Продвижение войск идет крайне медленно, радиообмен практически отсутствует, и наш батальон поддерживает связь только со штабом полка. Позывным полка было «Топика», а нашего второго батальона — «Топика-Вайт». Поскольку непосредственной работы у нашего взвода было мало, то нас использовали как вьючных мулов для доставки продовольствия и боеприпасов со складов на берегу. Никогда не забыть этих бесконечных миль по мокрым от дождя джунглям, скользким от грязи склонам холмов. В течение дня жаркое солнце несколько раз сменялось проливными дождями, и казалось, нет конца этим долгим переходам, когда нагруженные поклажей люди снова и снова бредут среди густых зарослей, оскальзываясь на мокрых склонах. А с наступлением темноты мы забирались в свои вырытые в грязи норы и пытались уснуть, не в силах отбиваться от полчищ муравьев, кишевших в грязи, не говоря уже о впивающихся в тело москитах.

До сих пор мы не видели ни одного живого японца. Только мертвецов с их жутким смрадом. Тем не менее мы постоянно чувствовали, что противник где-то здесь и внимательно наблюдает за нами. Может, с верхушек далеких пальм, а может, вон из тех кустов или ближайшего холма. По ночам, когда джунгли полны шорохов и таинственных звуков, нервы напряжены до предела, потому что невозможно определить, кто в десятке метров от тебя — подкрадывающийся японец или какая-то лесная тварь. Так, однажды наш батальонный врач Кайзер выпустил полную обойму автомата по кустам, а там оказались всего лишь сухопутные крабы. Потом мы постепенно привыкли к сотням этих крабов, постоянно ползающих вокруг, и уже совершенно машинально тянулись за штыком, чтобы прикончить наиболее нахальных, карабкающихся по ногам. Обычно у каждого окопа лежало по несколько десятков дохлых крабов. Мои архаровцы даже заключали пари, кто больше прикончит крабов за день...

И жажда, постоянная жажда, мучительная потребность глотнуть воды. Та теплая подсоленная вода, которую нам выдавали, чтобы не так хотелось пить, рвалась обратно из желудков, и оставалось только грезить о невозможном — о бутылке холодного свежего пива.

Сколько же мы в этой грязи? Всего шесть дней... только шесть дней...

* * *

Мы успели закончить обустраивать новый КП и отрыть окопы для себя, когда к нам подошел командир нашей штабной роты лейтенант Брюс.

— Ски!

— Да, сэр!

— Когда закончите свой окоп, займетесь моим, но так, чтобы туда поместилось вот это. — Лейтенант показал на складные носилки, которые держал под мышкой.

Звонски швырнул лопату на землю.

— Сами ройте свой окоп, лейтенант. Я и так весь день таскал по джунглям канистры с водой.

— Какого черта вы называете меня по званию, — прошипел Брюс, нервно оглядываясь. — Вы что, хотите, чтобы какой-нибудь снайпер услышал ваши крики?!

— Хорошо бы.

— Да я вас под трибунал...

— Черта с два! Сэм сказал, что каждый сам роет себе окоп, а раз так, то начинайте копать, и желательно подальше отсюда.

Брюс побагровел и, резко повернувшись, пошел прочь, а Ски разыскал старшину Китса.

— Брюс спер носилки из медчасти, Джек.

— Сукин кот, — выругался было Китс, но тут же осекся. — Ладно, Ски, я разберусь.

Над нашими головами со свистом пролетел снаряд и разорвался на противоположном склоне холма.

— Это что, десятый артполк? Не поздновато для стрельбы?

— До чего доводит людей скука!

— А может, командира орудия краб за задницу ущипнул!

Еще один снаряд разорвался на гребне холма, в двухстах ярдах от наших окопов.

— Погоди, сейчас эти придурки и до нас доберутся.

Сэм Хаксли поспешно подошел к радиостанции.

— Быстро соедините меня с десятым артполком. Алло! Говорит «Топика-Вайт». Ваш снаряды ложатся рядом с моим КП. Грохот взрыва заглушил его слова.

— Виноват, сэр, — донеслось из трубки. — Но мы не открывали огня с самого утра.

— О Боже! — выдохнул майор и, бросив трубку, заорал: — Ложись! Это японская артиллерия!

Мы забились по окопам, но японские стовосьмимиллиметровые орудия уже вцепились в наши позиции. Пришлось срочно уползать в джунгли. Грохот взрывов слился в один сплошной гул, прорезаемый визгом шрапнели.

Энди и Ски забились в небольшую пещеру среди деревьев. Слишком поздно они заметили, что там лежит мертвый японец. Он уже полуразложился, черви выели ему глаза и теперь ползали по телу. Вонь стояла ужасающая, но выйти было невозможно — крутом взрывались снаряды, и воздух звенел от тысяч осколков.

— Я не могу больше, — простонал Ски. — Уходим отсюда.

— Назад! — Энди схватил его за ремень. — Терпи! Если хочешь блевать, бери каску и давай...

Его прервал оглушительный грохот разорвавшегося рядом с пещерой снаряда. Взрывной волной труп японского солдата приподняло над землей, и он развалился на две части. Ски, скорчившись в углу, блевал...

Испанец Джо переполз из своего окопа к Мэриону и закрыл его своим телом.

— Ты чего, Джо?

— Я... ну, не по себе мне одному.

Единственным, кто не забился в окоп, был Френч. Он смотрел в бинокль, пытаясь определить, откуда ведут огонь японцы.

— Соедините меня с десятым артполком!.. Лефорс! Возьмите пару людей и живо на гребень холма! Попробуйте засечь, откуда ведут огонь! Алло! Говорит «Топика-Вайт!» Нас накрыла артиллерия противника! Прошу поддержать огнем! Корректировщик выйдет на связь через пять минут!

— Ложись, Сэм!

— Говорит «Топика-Вайт». Это Хаксли... Корректировщик дал ориентир — пальмовая роща, два километра перед нами...

Только через два часа огонь стал стихать и мы смогли вернуться в окопы.

* * *

Дивито, маленький водитель «джипа», лихо затормозил и остановил машину в полукилометре от КП. Мы всегда восхищались шоферами легких четырехцилинд-ровых «джипов». Казалось невероятным добраться до линии фронта на машине, ведь дорог, по существу, не было, но водители каким-то образом ухитрялись проводить машины через джунгли.

Увидев Дивито и его «джип», наш взвод с облегчением вздохнул. Дело в том, что линия фронта отодвинулась километра на два, волочь на себе тяжелые радиостанции и прочее оборудование, да еще по колено в грязи было бы просто убийственно для измученных малярией людей.

Мы уже заканчивали грузить на «джип» генератор, когда к нам подошел лейтенант Брюс.

— Вы что это делаете? — изумился он, оглядывая навьюченную машину, где едва оставалось место для водителя.

— Закончили погрузку радиостанции, Бертрам. — Называть его по имени было для нас большим удовольствием[12]В зоне непосредственных боевых действий принято обращаться по имени ко всем офицерам, чтобы затруднить разведке и снайперам противника различать солдат и офицеров..

— Мне очень жаль, Мак, но я собираюсь ехать на этом «джипе», поэтому радиостанцию вам придется нести самим. Как командир роты, я обязан быть на месте раньше вас, чтобы руководить разгрузкой и размещением средств связи. Поэтому потрудитесь освободить для меня место в машине.

Зилч, который стал неизменным не то адъютантом, не то ординарцем Хаксли, услышав, о чем идет речь, быстро подошел к майору и, встав на цыпочки, что-то прошептал ему на ухо. Френч побагровел и направился к нам.

— Доброе утро, Сэм, — приветствовал его Брюс и, предчувствуя беду, поспешил прогнуться. — А я тут как раз собирался освободить для вас место в машине.

Хаксли отвел его в сторону.

— Быстро забирай свои шмотки из машины, Брюс.

— Но, Сэм, я же не только для себя! Я думал, лучше, если мы с вами прибудем на место раньше других. Я...

— Забирай к хренам шмотки, Брюс! — прошипел Хаксли и, несколько успокоившись, добавил: — С чего это ты решил, будто твоя персона важнее для батальона, чем радиостанция?

22 января 1943 года.

Противник оказывает все более ожесточенное сопротивление. Японцы засели в глубоких пещерах, и выкуривать их оттуда чрезвычайно трудно. Нескольких наших ребят убили, когда в одной из пещер японцы объявили, что сдаются, а потом забросали нас гранатами. Взбешенный Хаксли запросил в штабе полка огнеметчиков, и теперь в случае малейшего сопротивления мы просто выжигали пещеры.

Наш батальон находился недалеко от побережья, на стыке армейских частей с морпехами; КП, который обычно располагался за боевыми порядками, на этот раз оказался на подковообразном хребте на переднем крае. Прямо под хребтом протекала небольшая речушка, впадавшая в море. Противоположный берег густо зарос непроходимым кустарником, плавно переходившим в стену джунглей, где, согласно разведданным, засели японские войска. Хаксли специально выбрал хребет для командного пункта, так как сверху очень удобно наблюдать за противником, оставаясь самому почти невидимым.

К вечеру мы развернули все нужное оборудование и теперь, лениво покуривая, сидели на камнях. Над нами то и дело проносились разведывательные самолеты, а часам к пяти с моря подошел эсминец и стал на якорь неподалеку от устья реки.

— Сегодня, ребята, можете снять на ночь ботинки, — торжественно объявил я своему отделению.

Они недоверчиво зашумели, и мне пришлось первым снять свои ботинки, чтобы убедить ребят, что я не шучу. Все отделение поспешно стащило с себя обувь, и тут же страшное зловоние поползло по всему лагерю. Мы ведь целую неделю не разувались. Я потрогал свои грязные носки, и они развалились на части. Ноги были покрыты коркой грязи, страшно чесались и саднили. Педро Рохас, санитар батальона, запретил отдирать грязь, объяснив, что под ней наверняка есть фурункулы, и принес нам банку какой-то мази, от которой разило не лучше, чем от наших ног. И вообще, мы имели довольно жалкий вид, если учесть, что каждый третий подцепил малярию, несмотря на регулярный прием хинина. Плюс к этому мы были заросшие, грязные, как черти, и сильно отощавшие от скудного пайка, который «сухим» можно было назвать только условно.

— Эх, братва, хорошо бы почистить зубы, перед тем как загнемся в этих джунглях.

— Только подумать, а я не слушал маму, когда она заставляла меня раз в день принимать душ.

— Черт, мы с Дэнни обыскали несколько убитых японцев, хотели взять пару сувениров на память, но ребята из первой роты обчистили их до нитки.

— Я слышал, что они могут прикончить японца ночью с пятидесяти шагов и обшарить его карманы, прежде чем он упадет на землю.

— Что там карманы, — презрительно бросил испанец Джо и показал нам пузырек, полный золотых зубов.

— Была охота зубы рвать у мертвецов!

— Не обижай Джо. Мальчик с детства мечтал стать дантистом.

— Курнуть есть, мужики?

— У меня осталось. У кого спички?

— Курение может плохо сказаться на здоровье. Лучше с этим завязать.

Мы пустили сигарету по кругу, и когда она вернулась ко мне, то пришлось проткнуть ее булавкой, чтобы затянуться.

— Эх, мужики, хорошо бы сейчас лежать в чистой постели и чтобы девчонка была под боком.

— Кончай травить о бабах.

— А я слышал, что после малярии мы все станем стерильными.

— Моя не понимать слова бледнолицых.

— Детей у тебя не будет, врубился?

— Моя и так никогда не иметь детей. Моя скво их иметь.

— Да пошел ты...

— А вообще я бы не отказался немедленно проверить это утверждение.

— Может, в картишки перекинемся?

— Полегче, Элкью, ты и так задолжал мне шесть миллионов триста тысяч четыреста восемь долларов и два цента.

— Тогда я поставлю мост Золотые ворота против этих денег.

— А я ставлю крейсер «Южная Дакота».

— Отвечаю заводами Форда и добавляю все свои бордели в Южной Каролине.

— Дэнни, он наверняка блефует.

— Братва! — К нам, запыхавшись, подбежал Непоседа. — Горячую жратву привезли!

— Иди ты!

— Горячую? Это как?

Впрочем, нашего остроумия хватило ненадолго, и мы ринулись к кухне. Там действительно выдавали горячую кашу с мясом и даже свежие груши.

— Набрав полные котелки, мы вернулись к своим окопам и принялись за ужин. Горячая пища — это как раз одна из тех немногих вещей, которые могут поднять настроение солдату.

— Прошу прощения, Мак, но не могли бы вы добавить капельку соуса в мой бифштекс?

— Не забудь заказать икры, корешок, и, кстати, передай мартини на наш столик.

— Кто же пьет мартини с бифштексом, баран?

— Прошу всех обратить внимание на виртуозное владение ложкой, — призвал Элкью.

Все с интересом обернулись к нему. Джонс зачерпнул ложкой кашу и, отогнав рой мух, быстро сунул ее в рот. Секунду он сидел неподвижно, а потом выплюнул изо рта муху.

— Только одна! Что вы на это скажете? А через пару дней я вообще смогу есть, не проглотив ни единой мухи.

— Хвастун. Это невозможно.

Энди смачно пришлепнул москита и с отвращением бросил его на землю.

— Мухи еще ладно, но комары здесь такие здоровенные, что я рискую остаться голодным.

— А я вот слыхал, что пару дней назад два комара сели на аэродром подскока, так механики заправили в них сотню галлонов бензина, прежде чем поняли, что это не бомбардировщики.

— Это что, — вмешался Эрдэ, облизывая ложку. — Пара комаров села на меня вчера ночью. Один из них повернул мой дог-тэг[13]Так в американской армии называют опознавательный жетон, который носят на цепочке на шее все военнослужащие. и говорит: «Опять вторая группа крови. У меня от нее страшное похмелье. Давай-ка сегодня выпьем чего-нибудь хорошего, скажем, первую группу».

— Должно быть, это те самые две сволочи, которые всю ночь изводили меня...

Автоматные очереди справа прервали наш мирный ужин. Побросав чашки с кофе, мы схватили карабины и залегли. Яростная перестрелка разгорелась выше по реке, где-то совсем недалеко от нас.

Дэнни и Ски лежали за большим кустом и напряженно вглядывались в высокую, колыхающуюся под ветром траву.

— Смотри. — Ски толкнул Дэнни локтем.

— Что?

— Вот он, ползет по траве.

Дэнни и сам уже заметил японца, пробирающегося по траве, метрах в ста от них. Настоящий живой японский солдат, который идет сюда, чтобы убивать. Зачем? Что я сделал ему? У него, наверное, тоже есть дома девушка. И у меня нет к нему никакой ненависти...

Их карабины ударили почти одновременно.

— Готов, — уверенно сказал Ски. — Ты попал в него.

Дэнни примкнул штык и медленно поднялся.

— Прикрой меня, Ски.

Японец был еще жив, но изо рта у него стекала струйка крови. Увидев Форрестера, он слабо двинул рукой, и тогда Дэнни воткнул штык в живот японца. Жуткий стон — и он затих, скорчившись в предсмертной судороге. Дэнни потянул штык на себя, но застывшие мышцы убитого не выпускали сталь штыка. Машинально, как учили, Дэнни нажал на спусковой крючок. Грохнул выстрел. Кровь и куски внутренностей брызнули Дэнни в лицо, но штык освободился. Несколько секунд он стоял, пытаясь подавить накатывающуюся дурноту и унять дрожь в коленях, потом, пошатываясь, побрел обратно, где его ждал Ски.

Глава 7

— Где отец Маккэйл? Его срочно требуют в штаб батальона.

— Он на минометной батарее, ведет огонь по засеченным целям. Я сейчас же пошлю за ним.

— Мак, а почему мы сегодня не продвигаемся вперед?

— Это невозможно. Армейским частям пришлось отступить.

— А что так? Напоролись на снайпера?

— На двоих. Побросали все, даже пулеметы, так улепетывали. Теперь придется затыкать дыру одним из наших батальонов.

— Почта!

Невероятно, но это был не сон. Действительно подвезли почту. Дрожащие руки, хрустящие конверты, радостные улыбки, а то и горькая усмешка на потрескавшихся губах...

"Дорогой Элкью!

Мы отдали машину в фонд армии. Жалко, конечно, но какая мелочь, если это поможет тебе поскорее вернуться домой..."

"Дорогой сынок!

Мы тут с мамой подумали и решили купить себе дом в городе. Тридцать лет на ферме —  это многовато, так что, когда вернешься, ранчо будет твоим..."

"Дорогой Энди!

Мы знаем, где ты сейчас с твоими друзьями, В наших газетах много пишут о вас. Я дважды ездила к своим на ранчо. Теперь уже не так тяжело бывать там. У нас сейчас жарко, середина лета..."

"Мой дорогой Сэм,

Полковник Дайнер сказал мне, где сейчас находится твой полк. Милый, я тебя очень прошу, не рискуй зря, я же тебя знаю. Уверена, что твои ребята не уронят чести батальона..."

"Здравствуй, сынок,

В Балтиморе готовятся к Рождеству, но без тебя как-то не чувствуется праздника..."

"Дорогой Мэрион,

Я устроилась продавцом в магазин, и мне очень нравится эта работа. Твои замечательно относятся ко мне...

...Я люблю тебя, милый,

Твоя Рэчел".

"Здравствуй, Конни!

Не хотела писать тебе, но мы все очень волнуемся за маму. Ей все хуже и хуже. Доктор говорит, что у нее был бы шанс выжить, если бы она хотела жить.

Я сейчас встречаюсь с парнем, ему двадцать девять, и он тоже солдат, как и ты. Школу пришлось бросить, потому что очень нужны деньги. Дядя Эд едва сводит концы с концами, ведь надо оплачивать больничные счета за маму.

Сьюзан уехала из города, и никто не знает куда. Честно говоря, после того, что она сделала с тобой, мне тоже плевать, где она...

Твоя сестра Ванда".

— Эй, братва, смотрите, Эрдэ прислали блок сигарет!

— Сигареты?! Банзай!!!

— Тихо, салаги! Я возьму две пачки, а остальное делите, как хотите.

— А тебе что прислали?

— Ты не поверишь. Пояс для хранения денег. Они что, думают, я казначей?

— Жевательная резинка...

— Что-что? Нет, честно? Без балды?

— А у тебя что?

— Галстук.

— Чего?

— Галстук. Надену завтра с утра, как только начнут стрелять.

* * *

— Мак, ты можешь дать мне одного из своих парней? — Сержант Бэрри зажег сигарету и дал прикурить стоявшему рядом морпеху.

— Зачем?

— У меня в отделении все сидят на телефонах, а линия к минометной батарее повреждена. Кэссиди отправится устранить неисправность, и нужен напарник, который будет его прикрывать.

— Эрдэ!

— Я!

— Пойдешь с Кэссиди. Да перестань ты плевать табак.

— Слушаюсь, мэр, — флегматично ответил Эрдэ и снова сплюнул.

Я молча смотрел, как он неторопливо влез в свой окоп, взял карабин, пару ручных гранат и встал с Рэдом Кэссиди.

— Значит, так, мужики. Работать быстро и вернуться до темноты. Пароль «Лонли». Телефонный провод проложен перед нашими позициями, почти под носом у японцев, так что поосторожней там.

— Какому идиоту пришло в голову тянуть линию впереди окопов? — мрачно поинтересовался Эрдэ.

— А вот это не твоего ума дело, корешок. Выполняйте приказ. Я буду на связи. Сообщайте о передвижении через каждые две сотни метров.

Рэд Кэссиди, квадратный рыжий ирландец, кивнул и, сунув в рот незажженную сигарету, начал спускаться по склону хребта. Эрдэ молча последовал за ним. Кэссиди шел вдоль провода, держа его в руках, чтобы сразу определить повреждение. Эрдэ на провод вообще не смотрел, а оглядывался по сторонам, держа наготове карабин.

— Может, ты скажешь, зачем проложили линию впереди окопов?

— Во время наступления мы зашли дальше намеченного рубежа и уже проложили связь, когда получили приказ отойти назад.

Время от времени Кэссиди связывался с КП, но минометная батарея по-прежнему не отзывалась. Несколько раз им пришлось пересекать извилистый ручей, пока у небольшой рощи Кэссиди не обнаружил повреждение. Провод был перерезан.

— Пара пустяков. Сейчас сделаем.

Из джунглей в сотне ярдов от них грохнул выстрел. Пуля тупо чмокнула в дерево у самой головы Рэда. Оба морпеха поспешно укрылись за деревом.

— Ты видишь, откуда стреляли?

— Нет.

— Ладно, тогда я подтащу провод сюда. — Кэссиди привстал было с колен, но тут же со стоном повалился обратно на землю.

— В чем дело, Рэд?

— Наверное, подвернул ногу, когда прыгал сюда.

Эрдэ подполз к нему и помог снять ботинок.

— Болит?

— Не то слово.

— Наверное, перелом. Бери мой карабин и смотри в оба.

— А ты?

— Надо же соединить провод!

Эрдэ выскочил из-за деревьев, как чертик из табакерки, и джунгли тут же засверкали вспышками выстрелов.

— Снайперы х-хреновы! — Эрдэ схватил провод и укрылся опять за деревом. — Ну что, Рэд, ты видел их?

— Да разве увидишь этих дьяволов? Только вспышки.

Кэссиди быстро соединил провода, и Эрдэ поочередно связался с минометной батареей и КП. Связь работала безукоризненно.

— Эрдэ, — вдруг снова заговорил КП. — Здесь Сэм хочет сказать тебе пару слов.

— Здорово, Эрдэ. Это Сэм Хаксли.

— Привет, Сэм.

— Где было повреждение на линии?

— У небольшой рощи вниз по течению. Здесь излучина и довольно близко от японцев, поэтому они и перерезали провод. Если мы уйдем отсюда, то они снова это сделают. Лучше проложить новую линию, поближе к нашим окопам.

Было слышно, как на КП Хаксли переговорил со старшиной Китсом и сержантом Бэрри.

— Мы не можем этого сделать, Эрдэ. Уже темнеет, а между нами и батареей прогалина, которая простреливается японцами.

— Очень мило, Сэм, но как нам тут сидеть, если Кэссиди сломал ногу? У него кость едва наружу не вылезла.

Хаксли до боли стиснул трубку. Связь с батареей требовалась позарез для корректировки огня. Скоро начнется атака, и времени прокладывать новую линию нет. На рассвете десятый артполк и эсминец должны обрушить огонь на позиции японцев. Сразу за ними в дело вступит авиация, а двое ребят находятся совсем рядом с противником. Хаксли чувствовал дыхание людей, столпившихся вокруг него.

— Вы сможете помешать японцам снова нарушить связь?

— Конечно, Сэм, если только они не успеют перерезать нам горло.

Хаксли уже принял решение. То единственное решение, которое мог принять в данной ситуации.

— Оставайтесь на месте. Связь через каждые полчаса. Ровно в пять пятьдесят восемь уходите. У вас будет всего две минуты. Сверим часы.

— Мы не сможем подняться вверх по склону, Сэм. Попробуем добраться по ручью до берега.

— Попробуйте. Удачи вам.

— Сэм, скажи Непоседе, чтобы не волновался насчет тех денег, что проиграл мне.

Хаксли медленно положил трубку и повернулся к окружившим его людям.

— Они там в ловушке, но попытаются не подпустить японцев к линии... Ну, чего уставились?! Разойдись! Все равно мы ни хрена не можем сделать.

* * *

— Как нога, Рэд?

— Если не шевелиться, то ее даже не чувствуешь.

Эрдэ осторожно выглянул из-за дерева.

— Пока тихо.

— Эх, закурить бы.

— Хорошо, что я жую табак. Хочешь?

— Да ты что, меня стошнит.

— Ты сам откуда, Рэд?

— Из Детройта.

— А-а... Ты поспал бы.

— Какой тут к черту сон. А если японцы полезут?

— Может, полезут, а может, и нет... А я из Айовы. У нас самая плодородная земля в мире, и знаешь, отец написал, что, когда вернусь, то ферма, ранчо и шестьдесят акров земли будут полностью мои...

— А ч-черт!

— Что такое?

— Хотел ногу подвинуть... нет, лучше не трогать... Как ножом садануло.

— Да, так вот я говорю, представь себе, шестьдесят акров...

Прошло около трех часов. Поросший кустарником противоположный берег ручья кишел японцами, но Эрдэ не стрелял, Найти в темноте их с Кэссиди очень трудно, поэтому незачем выдавать свое укрытие. Вот если начнут переходить ручей, тогда...

— Морпех, ты сдохнешь!!! — выкрикнул кто-то высоким голосом с противоположного берега.

— Сволочи, — прошипел Рэд.

— Лежи тихо.

— Морпех! Подохнешь, собака!

— Ах ты, мать твою. — Эрдэ зажал рот Кэссиди.

— Заткнись! Они нарочно достают нас, чтобы мы выдали себя.

— Американские собаки! Морпехи гребаные! Сдохнете! Трусливые ублюдки!

Кэссиди зарычал от бешенства и попытался поднять карабин, но Эрдэ снова остановил его.

— Да уймись ты! Не то я сам вырублю тебя, усек?

— Извини, Эрдэ... просто, ну сам понимаешь.

— ТЫ СДОХНЕШЬ, МОРПЕХ!!!

* * *

Мэрион крепко сжимал в руках карабин, едва сдерживая слезы, и вглядывался в темноту из своего окопа. Он не слышал криков японцев на берегу ручья, но до него уже несколько минут доносились стоны раненого.

— Братцы... помогите, я морпех... я ранен... братцы, помогите...

Мэрион до крови закусил губу и напряженно вслушивался в голос, пытаясь определить, кто зовет его.

— Стой, кто идет!

— Морпех.

— Пароль?

— Лонли. — В окоп к Мэриону спрыгнул испанец Джо.

— Ты чего сюда приперся?

— Эти вопли действуют мне на нервы. Это ведь японец кричит по-нашему, да?

— Откуда я знаю.

— Но ведь это не Эрдэ и не Кэссиди.

— Возвращайся на свой пост, Джо.

— Может, попробовать захватить его?

— Это как раз то, чего они добиваются. Возвращайся на пост, Джо.

Испанец неохотно вылез из окопа и исчез в темноте. Мэрион некоторое время вглядывался в мрак ночи, пока ему не почудилась фигура человека, ползущего к окопу.

— Джо, я же сказал тебе, возвращайся...

В ту же секунду японец с ножом в руке прыгнул на капрала. Оба упали на дно окопа. Мэрион оказался внизу, но успел перехватить руку, сжимавшую нож. Японец, рыча от напряжения, всем весом навалился на Ходкисса, и лезвие ножа опускалось все ниже и ниже к лицу американца. Свободной рукой Мэрион ударил японца пальцами по глазам. Тот дико вскрикнул и, выронив нож, отпрянул назад. Не теряя времени, Мэрион вскочил и обеими руками вцепился в горло противника. Японец задергался, но Мэрион мертвой хваткой давил на горло, хрипя от ярости и отвращения. Наконец все было кончено. Оттолкнув труп японца, Мэрион выполз из окопа и кое-как добрался до КП.

— Смените меня... кто-нибудь.

Одного взгляда было достаточно, чтобы догадаться, что произошло. Я отправил Сияющего Маяка на пост, а сам потащил Ходкисса в медчасть. Док Кайзер живо обработал глубокий порез на плече Мэриона.

— А теперь, молодой человек, посмотрим, что у вас с рукой?

— С рукой все в порядке, — безучастно ответил Мэрион.

Только сейчас я заметил, что его правая рука, сжатая в кулак, вся в крови.

— Разожмите кулак, — скомандовал Кайзер, но Ходкисс, казалось, не слышал его, к потребовались усилия двух санитаров, чтобы разжать кулак капрала.

— Какого черта... — Все на секунду опешили.

Мэрион, словно очнувшись, опустил взгляд на руку. В его кулаке был зажат кусок мяса с кожей, выдранный из горла японца. Мэрион дико вскрикнул и потерял сознание.

Глава 8

26 января 1943 года.

— Думаю, больше надеяться не на что.

— Из первого батальона сообщают, что не нашли никаких следов Кэссиди и Брауна.

— Всякое бывает. Они могли заблудиться в джунглях.

Мы расположились на берегу, где нас разместили на кратковременный отдых после наступления. Мало кто надеялся, что Рэд и Эрдэ еще живы после той сумасшедшей артподготовки и бомбовых ударов, не говоря уже об ошалевших от крови отрядов японской армии, с которыми мы столкнулись во время атаки. Один шанс из миллиона, что ребята еще живы и отсиживаются где-то в джунглях.

— О Маниту, — простонал Сияющий Маяк. — Зачем ты опять гонишь меня в гальюн!

— Старая добрая дизентерия. Доброго освобождения, вождь.

— Воины не болеют дизентерией. Я иду туда, потому что мой народ всегда славился постоянством в своих традициях. — Сияющий Маяк гордо вскинул голову и сделал попытку величаво удалиться к яме, которая заменяла нам гальюн, но не выдержал и припустил так, что пятки засверкали.

— Ну-ка, мужички, мне нужна пара добровольцев. Энди и Дэнни, марш за мной. Нужно выкопать яму для нужд офицерского состава.

— Мы же только вчера выкопали для них сортир! — возмутился Энди.

— Он уже полон под завязку. Так что придется копать еще один.

— Правду говорят, что офицеры полны дерьма, — проворчал Энди, беря лопату.

Непоседа тоже поднялся. Мэрион оторвался от книги и вопросительно посмотрел на него.

— Двухчасовая вахта у пулемета, — пояснил Непоседа и, нагнувшись к Мэриону, прочитал вслух название книги, которую он держал в руках. — «Восточная философия». На хрена тебе это нужно, Мэри?

Ходкисс улыбнулся.

— Война-то ведь когда-то кончится, Непоседа, и я подумал, что будет не лишним научиться понимать наших нынешних противников.

Грэй задумчиво поскреб затылок.

— Я как-то представлял себе, что мы просто перестреляем этих ублюдков, а остальных утопим в море.

— Семьдесят пять миллионов человек? Боюсь, ты неправильно представляешь себе цель этой войны, Непоседа.

— Да они и так все сделают себе харакири.

— Вряд ли. Здесь должно найтись иное решение. Если мы будем только убивать, то чем мы лучше их? И потом их культура...

— Какая культура, Мэри! Да они просто банда желтых обезьян.

— Напротив, их цивилизация гораздо древнее нашей. У них уже существовала своя культура, когда все добрые техасцы еще жили в пещерах.

— Да ну тебя к черту! Вся эта хреновина слишком сложна для меня. По мне так перестрелять их, и все дела. Ну ладно, я пошел.

Мэрион только покачал головой и перевернул страницу.

Непоседа спрыгнул в пулеметное гнездо.

— Пароль «Лилак», — сообщил ему морпех, которого он сменил.

— Понял, братишка. Иди спать. Раз я на посту, то вся Америка может спать спокойно.

Проверив пулемет, техасец лениво оглядел лежавший слева от него залив. У него даже мелькнула мысль, что неплохо бы вернуться сюда после войны и понежиться на пляже с хорошенькой девчонкой. Севший на лоб комар грубо вернул его на землю, так как пришлось шлепнуть ладонью по голове. Непоседа выругался и тут же умолк, напряженно вглядываясь в сгущавшийся мрак сумерек. Так и есть, он не ошибся: метрах в пятидесяти от него что-то двигалось. Непоседа плавно развернул пулемет и передернул затвор.

— Кто идет?! — рявкнул он.

Нечто продолжало двигаться к нему.

— Стой! Стрелять буду!

— Только попробуй, — прохрипело в ответ. — Я морпех.

— Пароль?!

— Может, хватит выпендриваться, Непоседа? Это я, твой старый добрый кореш Эрдэ.

— Эрдэ! — Непоседа выпрыгнул из окопа и бросился к нему. — Ах ты старый пердун! Я тут места себе не нахожу, а он по пляжу ползает. Мы уже думали, что тебя убили.

Он принял из рук Эрдэ бесчувственное тело Рэда Кэссиди и взвалил его на плечо.

— Ну, здорово, старый! — Непоседа схватил Брауна за руку.

— Извини за стальное рукопожатие, — прошелестел Эрдэ, колени у него подогнулись, и он опустился на песок.

Грэй помог ему подняться, и они вместе поковыляли на КП.

— Братва, Эрдэ вернулся!

— Срочно врача, Кэссиди ранен!

— Вызвать дока Кайзера, живо!

— Эрдэ! Эрдэ! — К нему со всех сторон бежали морпехи.

Мы сгрудились вокруг него, обнимали, хлопали по плечам.

— Хватит целовать меня, педрилы несчастные, — отбивался Эрдэ, но по его небритым щекам катились слезы.

Подбежали санитары и живо уложили обоих на носилки. Непоседа не выпускал руки Эрдэ.

— Я же говорил, что он вернется! Я же говорил...

— Эх, братва, вы бы видели, какие трофеи мне пришлось бросить в джунглях, — прошептал Эрдэ и обессиленно закрыл глаза.

К носилкам пробились Сэм Хаксли и док Кайзер.

— Воды, — разлепил потрескавшиеся губы Эрдэ.

Док Кайзер достал флягу.

— Только немного, сынок... смочи губы.

— А табачку пожевать не найдется?

— Я положу пачку тебе в карман, — успокоил его Непоседа.

— Я в порядке, док, посмотрите лучше Рэда. Он сильно бредил, бросался на меня... Пришлось его маленько стукнуть... А потом я два дня тащил его по джунглям. С ногой у него совсем хреново...

— Срочно в операционную, — скомандовал Кайзер, едва взглянув на почерневшую опухшую ногу Кэссиди.

Хаксли тронул доктора за плечо. Тот поднял глаза и слегка качнул головой. Хаксли перевел взгляд на Кэссиди.

— Жаль парня.

— Мы сделаем все, что можно, — сказал Кайзер, хотя все и так понимали, что за жизнь Кэссиди будут бороться до последнего.

Хаксли молча кивнул.

* * *

28 января 1943 года.

— Зилч! — прогремел из палатки Хаксли. — Скажи старшине Китсу, чтобы прислал мне четырех человек для выполнения спецзадания.

Через пять минут мы стояли у палатки командира. Мы — это сержант Пэрис, сержант Маккуэйд, Педро Рохас и я.

— А где этот симулянт Бернсайд? — кровожадно поинтересовался Маккуэйд.

— Малярия, — коротко пояснил я. — Тяжелая форма. Валяется без сознания.

— Жаль, мне без него скучновато, что в баре, что на войне.

— Может, все-таки доложимся командиру? — мягко напомнил Рохас.

— Да куда спешить, Педро, мы торчим здесь уже четыре дня.

Тем не менее мы вошли в палатку.

— Прибыли для выполнения спецзадания, Сзм, — отрапортовал Маккуэйд.

Хаксли оторвался от изучения карты местности.

— Я же сказал, чтобы прислали четверых солдат, а не командиров отделений.

— Я знаю, Сэм, — отозвался я. — Но мои ребята подустали...

— Мои тоже выдохлись, — поддержал Пэрис. — Что поделаешь — салаги.

— Да вы что?! Хотите, чтобы я потерял всех командиров отделений?! Что, спецзадание слишком опасное для ваших овечек? Черт, ладно, у меня нет времени... Мак, кто у тебя есть под рукой?

— Форрестер и Звонски.

— У тебя, Маккуэйд?

— Пулеметный расчет, Рэкли и еще двое бойцов — Хоук и Кэлберг.

— Приведите их сюда. Куда, черт возьми, подевался лейтенант Харпер? Он ведь должен идти старшим группы.

— По-моему, он в гальюне, Сэм, ты же знаешь, почти у всех дизентерия, — пояснил Маккуэйд, но в этот момент в палатке появился лейтенант Харпер, невозмутимый южанин, вечно жующий жвачку.

— Выплюнь резинку, — скомандовал Хаксли.

Лейтенант вынул изо рта жвачку и прилепил ее за ухо.

— Смотрите сюда. — Хаксли пододвинул к нам карту. — Мы находимся здесь. Японцы сосредоточили свои силы вот в этом районе. Каждую ночь их эвакуируют подводные лодки. Наша задача ликвидировать оставшиеся части и тем самым не допустить их эвакуации с острова. Мы довольно точно знаем, где они находятся, но не имеем представления, сколько их и какое у них вооружение. Ставлю боевую задачу: точно определить местонахождение группировки противника и добыть подробные сведения о тяжелом вооружении — пулеметы, минометы, орудия. Вот данные аэрофотосъемки.

Харпер и Пэрис склонились над фотографиями.

— Мак!

— Я.

— Когда разведгруппа будет в непосредственной близости от противника, разделитесь на два отряда. Один отряд развернет радиостанцию, другой подберется поближе к японцам и начнет сообщать данные первому отряду, используя «уоки-токи». Полученную информацию немедленно передавать на КП по радиостанции. Как только закончите связь, сразу уходите. Никаких боевых контактов с противником, Эти данные позарез нужны для нашей артиллерии и авиации, ясно? Вопросы? Нет? Тогда сдайте старшине документы, снимайте кольца, пряжки и все блестящие предметы. Камуфляжи получите у Китса. Уходите через сорок минут. С Богом, мужики.

Мы вышли из палатки.

— Зилч! — позвал Хаксли.

— Здесь, сэр... то есть, Сэм.

— Ну-ка позови мне сюда Брюса.

— Есть, сэр, то есть, Сэм.

Брюс появился через пять минут.

— Вызывали, Сэм?

— Да. Через тридцать пять минут лейтенант Харпер поведет разведгруппу на задание. Я хочу, чтобы вы пошли с этой группой.

Брюс побледнел.

— Но как же КП, Сэм, я ведь работал, как лошадь, чтобы наладить здесь связь.

— Садитесь, Брюс, — пригласил Хаксли. — Сигарету? Ну, как хотите... Скажите мне, Брюс, вы знаете что-нибудь о гэльской истории?

— Немного.

— Тогда поговорите как-нибудь с сержантом Маккуэйдом. Он эксперт в этом вопросе. Между прочим, прекрасно владеет гэльским языком.

— Я не понимаю.

— Может, вы разбираетесь в астрономии?

— Так себе...

— Обратитесь к майору Велмэну, у него ученая степень в этой области.

— Что вы говорите?

— А Гомер? Вы читали Гомера?

Брюс оживился.

— Конечно, читал.

— На древнегреческом?

— Нет.

— Капрал Ходкисс с удовольствием обучит вас. Он обожает древнегреческий.

— Может, все-таки перейдем к делу, Сэм? К чему этот разговор?

— А вот к чему. Откуда у вас такая тупая уверенность в собственной незаменимости и ценности? С чего вы взяли, что вы пуп земли? Да любой морпех в нашем батальоне знает и умеет больше, чем вы.

— По-моему, сейчас не время...

— Нет, сейчас именно время поговорить об этом. Вы ведете себя, как надутый индюк, раздувающийся от спеси. Я видел, как вы обращаетесь с подчиненными. Они делают за вас все, разве что задницу вам не подтирают.

— Майор Хаксли!

— Заткнись, я еще не закончил. Вам, похоже, не приходило в голову, что командир штабной роты — это самая бесполезная должность, какую только можно найти для офицера. Вы просто балласт, Брюс, вонючий балласт.

— Но я стараюсь...

— Брюс, мы гордимся офицерами Корпуса. Все они отлично обучены и работали до седьмого пота, чтобы получить офицерское звание. Я потратил восемь лет на учебу в Огайо и на службу во флоте, чтобы заработать свое первое офицерское звание. Еще десять лет ушло, чтобы дослужиться до майора. И то потому, что началась война, не то ходить бы мне еще в капитанах. К сожалению, в военное время у нас нет возможности тщательно подбирать офицерские кадры, и в Корпус попали сотни офицеров запаса, подобных вам. Слава Богу, что подавляющее большинство из них добросовестно выполняет свои обязанности и даже сроднилось с морской пехотой, всей душой приняв их традиции и боевой дух. То же самое касается рядовых и сержантов. Но вы, Брюс, зачем вы пришли в морскую пехоту?

— Я могу не отвечать на ваш вопрос?

— Можете. Я отвечу за вас. Вам нравится красивая форма и блеск чужой славы на погонах.

— Майор Хаксли, я хотел бы написать рапорт о переводе в другую часть.

— Поверьте, это было бы для меня неописуемым удовольствием, но кому вас спихнуть? Что вы умеете? Станете танкистом? Артиллеристом? Или лучше теплое местечко в тылу? Не получится, Брюс, потому что в морской пехоте, кто бы ты ни был, музыкант, повар, клерк, — прежде всего ты морской пехотинец, боевая единица, а потом уже все остальное. Наши артиллеристы не просят пехотного прикрытия для орудий, они сами охраняют свои орудия и дерутся за них. Любой морпех в батальоне, если понадобится, может командовать взводом. Даже музыканты выносят из-под огня раненых на поле боя. Вера в свою непобедимость — вот что они называют боевым духом, но вам, я скажу, этого не понять.

— Да, мне этого не понять! — вскрикнул Брюс. — Кровь, слава, виски, женщины — вот боевой клич этого чертова Корпуса. Чем больше крови, тем лучше, да?! Вы же профессиональные убийцы, какими бы словами ни прикрывались! Как могла страна, которая является родиной демократических идеалов, породить такого монстра, как Корпус морской пехоты?! Может, правильнее сказать, Корпус профессиональных убийц?!

— Брюс, идеалы, конечно, великое дело. У каждого человека есть свои идеалы. Только, к сожалению, эта война, этот остров и боевая задача на следующий день не вписываются ни в какие идеалы. Они просто реальность. Уничтожить противника — это реальность, и мы уничтожим его, а идеалы сохраним до лучших времен. Когда мы уйдем с этого острова, я назначу вас командиром взвода в одну из линейных рот, может, там из вас сделают настоящего офицера. А сейчас марш к лейтенанту Харперу. Доложите, что получили приказ идти с разведгруппой.

* * *

Харпер уверенно вел группу по джунглям, и через пару часов мы были уже недалеко от района, где сосредоточились войска противника. В условленной точке рандеву нас поджидал Рэкли, который с самого начала шел впереди нас, Харпер развернул карту, и Рзкли показал, где находится противник.

— Значит, метров двести вверх до вершины холма. За холмом долина и там их, как муравьев.

— С гребня можно вести наблюдение? — спросил Харпер, задумчиво жуя резинку.

— Можно, но оттуда нам не разглядеть, сколько их. Лучше спуститься к долине, там россыпи камней, так что можно подобраться к самому лагерю.

— Ладно. — Харпер уже принял решение. — Идем на гребень холма, а там разделимся. Пэрис, Маккуэйд, пулеметный расчет и один из радистов с «уоки-токи» пойдут со мной, а ты, Мак, с остальными развернете на холме радиостанцию и станете ждать от нас разведданных. Все ясно? Какие предложения? О'кей, тогда двинулись.

Рэкли вывел нас на гребень холма, откуда можно было видеть рощу, где находились войска противника, оставшиеся на Гвадалканале. Здесь мы развернули радиостанцию и опробовали «уоки-токи». Я приказал Дэнни двигаться дальше с разведчиками, а Ски остаться здесь на гребне и передавать мне информацию, полученную от Форрестера.

Рзкли первым переполз за гребень холма и скользнул вниз по мокрому склону, докатившись до обломков скал почти у самого лагеря японцев.

Харпер оглянулся на нас.

— Следующим идет связист.

Дэнни пополз было к гребню, но Ски вдруг схватил его за руку.

— В чем дело? — прошипел я, подобравшись поближе к ним.

Ски взял меня за плечо.

— Оставь Дэнни здесь, Мак. Я пойду вниз, — тихо сказал он и быстро перемахнул за гребень.

— Мак! — запротестовал Форрестер. — Ты же мне приказал идти туда.

— Сам знаю, но не гнаться же за ним, — раздраженно ответил я, прекрасно понимая, почему поляк взял на себя рискованную задачу, предстоящую Дэнни. — Теперь сиди здесь и жди связи.

Один за другим передовая группа спустилась вниз. Харпер ушел последним.

— Если со мной что-нибудь случится, — сказал он мне, — примешь командование отрядом.

Брюс не возражал против такого приказа. Он был слишком напуган происходящим.

— Если нас обнаружат и начнется пальба, то немедленно доложите обстановку в штаб батальона. Без моего приказа вниз никого не посылать, ясно?

Я кивнул и ободряюще похлопал его по плечу. Харпер чуть улыбнулся и последовал за своими людьми.

* * *

— Сколько их там, Пэрис? Ты можешь подсчитать?

Харпер, Маккуэйд, Рэкли и Ски залегли за грудой камней. Пэрис выдвинулся немного вперед и занял удобную позицию за большим обломком скалы, торчавшим из травы.

— Думаю, человек шестьсот. Я насчитал пятнадцать пулеметов и два орудия. Стовосьмимиллиметровки. Много офицеров. Ясно видел у одного погоны полковника.

Харпер подполз к нему и тоже внимательно осмотрел лагерь противника.

— Похоже, что все они налакались сакэ. Должно быть, чуют, что несладко придется... Ски!

— Я!

— Связь есть?

— Так точно!

— Как пользоваться этой штуковиной?

— Прижмите кнопку микрофона, а когда нужно будет слушать ответный сигнал, то отожмите ее.

— Алло, говорит Харпер.

— Слышу тебя, это Мак, говори...

— Шестьсот человек, пятнадцать пулеметов, больше дюжины минометов, два стовосьмимиллиметровых орудия, много боеприпасов. Старший офицер в звании полковника. Лагерь плохо охраняется, противник деморализован и не сможет оказать серьезного сопротивления в случае внезапной атаки. Точные координаты лагеря. — Харпер еще раз сверился с картой. — Квадрат М-7.

Дэнни повторил донесение, и Харпер подтвердил данные.

— Срочно передайте данные в штаб и будьте наготове. Мы возвращаемся.

— Вас понял. Конец связи.

Харпер отдал микрофон Ски и похлопал его по плечу.

— Ну вот и вся работа, братишка. Теперь домой. Давай, Ски, ты топай первый.

Поляк кивнул и пополз уже вверх по склону, как вдруг из лагеря японцев загремели выстрелы и по камням защелкали пули. Ски глухо охнул и скатился обратно. Лицо его перекосилось от боли.

— Ложись! — скомандовал Харпер остальным. — Нас засекли.

Через секунду лагерь японцев взорвался дикими воплями.

— Без команды не стрелять! — предупредил Харпер, вглядываясь в цепь приближающихся японцев, которых вел размахивающий саблей офицер.

— Банзай! Банзай!

— Огонь! — скомандовал Харпер, и тут же рявкнули карабины морпехов. Секундой позже загрохотал пулемет.

— Банзай! — Цепь атакующих значительно поредела, но за ней уже накатывалась вторая.

— Берегите патроны, — предупредил Харпер.

Пулеметный расчет теперь работал короткими очередями, но настолько эффективно, что атака захлебнулась.

Воспользовавшись передышкой, Педро Рохас, не обращая внимания на рану в плече, склонился над Ски.

Пошел мелкий накрапывающий дождь, и тяжелые свинцовые тучи низко нависли над землей.

Педро разрезал штанины поляка.

— О Господи.

— Что с ним, Педро?

— Прострелены колени.

— Алло, говорит «Гребень»... — внезапно донеслось из радиоприемника, лежавшего рядом с поляком. — Что там у вас? Что за стрельба?

— Алло, говорит Харпер. Нас обнаружили. Имели боевой контакт с противником.

— Попробуем обеспечить огневое прикрытие. Пробирайтесь на гребень по одному.

— По одному не получится. Ранен связист. — Харпер повернулся к Маккуэйду. — Что скажешь, Мак?

— Мы не сможем вытащить его на гребень даже вдвоем. Слишком скользко.

— Может, подождем до темноты? — предложил Рэкли. — У нас хорошая позиция, и они вряд ли полезут в атаку.

Харпер несколько секунд задумчиво жевал резинку, потом покачал головой.

— Все равно кому-то придется прикрывать отход. Сделаем так. Оставьте мне пулемет и все гранаты...

— Ни хрена, Харпер, — перебил его Маккуэйд. — Ты командир, и твоя работа увести отряд. Останусь я.

— Это приказ, сержант Маккуэйд, — отрезал Харпер.

— Эй вы, оба, — вдруг подал голос Ски. — Хватит корчить из себя морпехов. Убирайтесь отсюда, пока не поздно. Я прикрою вас.

Все повернулись к маленькому поляку. Его лицо побелело от боли, но голос был твердый и уверенный.

— У тебя раздроблены колени, Ски, — тихо сказал Педро.

— А то я не знаю, болван, — огрызнулся Ски.

Педро только покачал головой, но тут же сам побледнел и опустился на мокрую траву.

— Ты что, Педро?

— Меня тоже зацепило... Плечо...

Маккуэйд выругался и, подобравшись к Рохасу, принялся перебинтовывать ему рану.

— Сейчас наши желтые друзья под завязку загрузятся сакэ и снова начнут набиваться в гости, — сообщил Рэкли, наблюдавший за противником.

Пэрис и Харпер перебрались поближе к Рохасу.

— Педро, он сможет задержать их?

— Не знаю... ему очень больно... очень.

— Но он сможет?

— С Божьей помощью.

Дождь все усиливался. Где-то в роще орали пьяные голоса японских солдат.

— Алло, говорит «Гребень». Что там у вас?

— Алло, говорит Харпер. Ждем темноты. Будем уходить по одному. Связист останется прикрывать отход. Он не сможет уйти отсюда. — Харпер до крови закусил губу и покосился на Ски.

Тот чуть улыбнулся и ободряюще кивнул, понимая, что чувствует Харпер, вынужденный оставлять своего солдата на верную смерть.

Когда начало темнеть, они осторожно перенесли Ски к камням, где он мог сидеть, и установили пулемет так, чтобы поляку было удобно стрелять. Гранаты и пистолет положили рядом.

— Не забыл, как стрелять из пулемета, Ски?

Звонски покачал головой. Он уже не чувствовал боли.

Харпер ударом приклада разбил передатчик и закопал осколки в землю.

— Ски... я могу что-нибудь сделать для тебя? — Голос лейтенанта звучал хрипло и глухо.

— Да... — разлепил губы Ски. — У кого-нибудь есть распятие?

Педро снял с шеи крестик и, поцеловав его, передал поляку.

— Спасибо, Педро... скажи Дэнни, пусть не винит себя. Я сам хотел этого... Теперь уже все рано... Сьюзан... Сьюзан... О Господи! — Ски застонал и на секунду закрыл глаза. — Ладно, ребята, уходите отсюда.

Никто не двинулся с места.

— Сильно болит, Ски?

— Нет, уже не болит. — Он сжал в кулаке распятие. Капли пота, смешиваясь с дождем, катились по его лицу.

— Педро, уходишь первым" — скомандовал Харпер.

— Нет, я уйду последним. Мне еще нужно сказать ему, что надо делать, если боль снова возобновится.

Харпер кивнул Пэрису. Тот сжал плечо Ски и исчез в сгущающихся сумерках.

Они уходили по одному. Пэрис, пулеметный расчет, Рэкли, Маккуэйд. Харпер все это время наблюдал за противником.

— Сейчас пойдут, — вполголоса, ни к кому не обращаясь, сказал он. — Да будь я проклят, не могу оставить здесь этого мальчика.

Педро схватил офицера за руку и развернул к себе.

— Ски не боится. Возьмите себя в руки, Харпер, вы же офицер.

Харпер скрипнул зубами и, не оглядываясь на Ски, пополз вверх по склону.

Они остались вдвоем. Поляк и мексиканец. Два американца.

— Тебе удобно, Ски?

— Да, Педро.

— Я буду молиться за твою душу.

— Молись лучше за свою задницу. Я и так знаю, куда попаду.

Педро тихо исчез в темноте, и Ски остался один. Он уже потерял счет времени. Может, прошло пять минут, а может, и час. Боль возвращалась, накатывалась раскаленными волнами, захлестывая сознание, и только усилием воли Ски заставлял себя держаться. Наверное, они уже на гребне, думал он, должны успеть. Этот чертов пулемет, мы стреляли из него только один раз...

Ветер донес до него приближающиеся вопли японцев. Ски положил палец на спусковой крючок пулемета и пододвинул гранаты поближе.

— Пресвятая Дева Мария... Матерь Божья... Молись за нас ныне и в час смерти нашей...

— Банзай!!!

* * *

Я помог Педро перебраться через гребень.

— Уходим, — скомандовал Харпер. — Сейчас они полезут на Ски.

Внизу ровной строчкой застучал пулемет, и до нас донеслись дикие крики. Все замерли.

— Надеюсь, они не возьмут его живым, — сказал кто-то.

Дэнни сбросил с плеч передатчик и, схватив пулемет, ринулся к гребню. Я сбил его на землю и обхватил руками.

— Мы не оставим его там! Мы не можем оставить его! — рыдал Форрестер, вырываясь из моих рук. — Что вы за морпехи, мать вашу! Пусти меня!

Я дал ему затрещину, потом еще одну и еще, пока он не прекратил истерику.

— Ски знал, на что идет, Дэнни! Он с самого начала знал, что не вернется! Ты же морпех, Форрестер! Так веди себя, как положено!

— Банзай! — снова донеслись до нас крики снизу.

— Пошли, ребята... — тихо произнес Харпер.