Онлайн чтение книги Бог располагает!
XLV. УЖАС ЗАРАЗИТЕЛЕН

Когда жена Ганса вышла, Фредерика повернулась к Гретхен:

— Теперь мы одни. Объясните мне все, чего вы не пожелали сказать в карете. Известие о моем браке с графом фон Эбербахом, как мне показалось, изумило и опечалило вас. Почему? Говорите же!

— Не здесь! — сказала Гретхен. — В этих покоях творились слишком страшные дела; воспоминание о них поныне здесь, оно принесет нам несчастье. Пойдемте лучше в соседнюю комнату.

И она увлекла Фредерику в маленькую гостиную, примыкавшую к спальне, где Христиана столько выстрадала в былые дни.

— Говорите, — повторила Фредерика. — Но как вы побледнели!

— Ох, это оттого, что мне боязно! — отвечала Гретхен.

— Чего вы боитесь?

— Вы графиня фон Эбербах, — продолжала Гретхен, не замечая вопроса. — Ах, это моя вина, это кара за все, что я совершила! Я не должна была молчать. Хотя нет, я не могла заговорить, я ведь поклялась. Ах, Пресвятая Дева, Пресвятая Дева, возможно ли, чтобы всеблагой Господь взвалил столь тяжкую ношу на плечи такого бедного, смиренного создания?

— Но что вы хотите этим сказать?

— Фредерика… сударыня… Вы мне сказали такое, что привело меня в отчаяние, но вы сказали и другое, благодаря чему для меня забрезжил свет надежды. Умоляю вас, не гневайтесь на меня за тот вопрос, что я вам сейчас задам.

— О, я скорее разгневаюсь за ваше молчание.

— Вы мне сказали там, в экипаже, что когда вы венчались с графом фон Эбербахом, он тяжко хворал и был еле жив; вы еще говорили, что в самый день свадьбы приехал господин Лотарио и господин граф фон Эбербах обручил вас со своим племянником, объявив вам, что вы ему будете не женой, а дочерью, а потом поселил вас за городом, сам оставшись в Париже. Сударыня, простите, что спрошу вас об этом, но от этого зависит спокойствие моей совести, а вы знаете, как я вам предана, ведь этот путь, что вы только что проехали в карете, я десять раз проделывала пешком для того лишь, чтобы на вас одним глазком глянуть и узнать, как вы живете. Ну вот, в награду за преданность, за все эти труды я вас прошу мне только одно слово сказать. Вы этим словом мою душу из ада вытащите. Сударыня, граф фон Эбербах всегда был для вас только отцом и никем больше?

Фредерика покраснела.

— О, я заклинаю вас могилой вашей матери отбросить ребяческую застенчивость. Все, видите ли, обернулось слишком ужасно, чтобы пугаться таких пустяков, как слова. Господин граф фон Эбербах никогда не обращался с вами иначе, чем как со своей дочерью, да или нет? Отвечайте прямо, как на Страшном суде.

— Я же вам уже говорила, — пробормотала Фредерика в смущении, которое в определенном смысле подтверждало истинность ее слов. — Господин фон Эбербах был при смерти, когда ему пришло на ум жениться на мне. Я знала, что в своей отеческой заботливости он пожелал дать мне свое имя лишь затем, чтобы иметь право оставить мне часть своего состояния. Так он предложил, и я на это согласилась. А потом, когда он узнал, что его племянник меня любит, это стало для него еще одной причиной уважать договор, заключенный им с господином Самуилом Гельбом и с собственной совестью. Он никогда его не нарушал, и я не боюсь, что может нарушить впредь. У графа фон Эбербаха слишком благородная, чистая душа, чтобы я могла питать на этот счет какие-либо опасения. Я никогда не была и никогда не стану для него не кем иным, как невестой его племянника.

— Ах, благодарю! — вскричала Гретхен. — Вы сняли у меня камень с души. Теперь я могу вздохнуть свободнее.

И она бросилась на колени:

— Боже мой, будь благословен! Ты сжалился над бедной женщиной. Этого последнего удара мне бы не вынести.

Она поднялась и поцеловала руки Фредерики.

— Милость Господня уберегла нас в прошлом, — сказала она. — Но надо подумать и о будущем.

— Будущее не страшнее прошлого, — сказала Фредерика. — Я останусь дочерью графа фон Эбербаха до той минуты, пока не стану женой Лотарио. И что бы ни таилось в глубине моего сердца, я хочу, чтобы эта минута настала как можно позже. Я хочу, чтобы граф был жив, чтобы он выздоровел…

— Нет! — яростно выкрикнула Гретхен. — Нечего ему выздоравливать. Вы за него вышли, потому что он был болен и умирал, теперь нельзя, чтобы силы вернулись к нему. Все мои надежды только в этом. Он для того и прикинулся, что умрет, чтобы заставить вас решиться. Что ж! Он этим сам себя приговорил.

Когда Гретхен произносила эти слова, на лице ее появилось какое-то странное отрешенное выражение.

— Не думайте, что я помешалась, — прибавила она, заметив удивленный взгляд Фредерики. — Просто за всем этим кроется такое, что я не вправе вам открыть. Но вы-то не давали клятв, у вас нет страшных тайн, и ничто вам не мешает говорить обо всем. Не повторяйте же того, что сделали однажды. Знаете ли, что ваше молчание едва не погубило разом три души?.. Но почему вы вдруг сюда приехали, да еще одна?

И Фредерика рассказала Гретхен о невзгодах, что стали преследовать ее с приходом весны, о своем двусмысленном положении между Юлиусом и Лотарио, о ревности графа фон Эбербаха и своей печали при виде того, что наперекор собственной доброй воле она только и может, что заставлять страдать их обоих — Юлиуса из-за Лотарио, Лотарио из-за Юлиуса, а также о совете, который ей дал Самуил: успокоить хотя бы Юлиуса, уехав за две сотни льё от города, где живет Лотарио.

Если Лотарио будет в Париже, а она в Эбербахе, Юлиус не станет больше терзать себя опасениями, что они встречаются.

Она приехала сюда ради спокойствия графа фон Эбербаха, и он несомненно вскоре примчится, ликующий и благодарный.

— Вы полагаете, что он поселится с вами здесь? — спросила Гретхен.

— Я жду его и надеюсь на это, — отвечала Фредерика.

— Что ж, — пробормотала Гретхен. — Я увижу его. Я с ним поговорю. Но Боже мой, Боже мой, что мне ему сказать?

— Теперь, когда я ответила на ваши вопросы, — промолвила Фредерика, — пришел ваш черед отвечать на мои.

Гретхен замотала головой.

— Я верю в вашу привязанность ко мне, — продолжала Фредерика. — Вы мне доказали, что не безразличны к моей судьбе, а я сейчас доказала, что вам доверяю. Но в то же время я понятия не имею, кто вы, и вы даже не захотели назвать мне свое настоящее имя, хоть я и должна посылать вам письма в Гейдельберг до востребования.

— Мое имя ничего особенного вам не скажет, — последовал ответ. — Если вы хотите его знать, извольте: меня зовут Гретхен. Я пасу коз. От всего этого вам проку не много.

— Но кто вы? — настаивала Фредерика. — Вы сами всегда меня расспрашиваете, а на мои вопросы отвечать не хотите. Вы так обо мне заботитесь, как будто я ваша родная дочь, вы ежегодно проделываете огромный путь пешком, чтобы на несколько минут повидаться со мной, и то, что происходит со мной, волнует вас даже больше, чем меня. У вас на все это есть причина. И когда волей случая я оказываюсь вдали от города, в котором выросла, и попадаю в страну, где не надеюсь встретить ни одного знакомого лица, первой, кого я вижу, оказываетесь вы! Все это до крайности необычно. Между вашей и моей жизнью несомненно существует связь, но я не могу понять какая. О, я вас умоляю, скажите мне хотя бы одно это: вы знали мою мать?

— Не спрашивайте меня об этом, — отвечала Гретхен. — На этот счет уста мои запечатаны навек. Я лишь бедная женщина, давшая Господу и душам умерших клятву оберегать вас. Будьте покойны, этой клятве я не изменю, но не изменю и той, другой. Я поклялась молчать. Никто ничего не узнает: ни вы, ни даже граф фон Эбербах. Если я попробую заговорить, камни могил отверзнутся и мертвые выйдут, чтобы зажать мне рот своими ледяными руками. И вместе с тем как мне вас спасти, если я не скажу графу всю правду? Если не осветить перед ним мрак прошлого, как он увидит пропасть, что разверзлась у его ног? Вразуми меня, Боже, ибо я боюсь утратить рассудок, а сейчас помешаться было бы куда как не время! Мне недостанет разума, чтобы избавить это милое, нежное дитя от опасности, в которую ввергла его моя же собственная неосторожность.

Внезапно у юной графини вырвалось восклицание, которое заставило Гретхен оторваться от своих мрачных грез.

— Что с вами? — спросила пастушка.

Фредерика указала на зеркало.

— Какая странность, — проговорила она. — Сейчас, когда я случайно взглянула в него, мне почудилось, будто мое лицо двоится.

И тут она обернулась к стене, расположенной напротив зеркала.

— А, это портрет, — сказала она, всматриваясь в изображение сестры Христианы. — Однако я не так уж и ошиблась, мои глаза меня не подвели. Посмотрите, Гретхен, как этот портрет похож на меня.

— Ох, и правда! — воскликнула Гретхен. — Я раньше не замечала, но в самом деле: если не считать наряда, можно подумать, будто это вы.

Она вдруг осеклась. Фредерика устремила на нее испытующий взгляд.

— Как это все странно, что творится со мной, — протянула она. — Что это означает? Каким образом этот портрет может до такой степени походить на меня? Вы знаете, что это за портрет?

— Да, — прошептала Гретхен. — Это портрет сестры первой графини фон Эбербах.

— Это сестра госпожи Христианы? — побледнела Фредерика.

— Да, — кивнула Гретхен. — Но как вы побелели!

— Мне страшно, — сказала Фредерика. — Если господин Лотарио племянник госпожи Христианы, значит, это его мать. И вот я, извольте, так похожа на нее… Гретхен! Гретхен! Неужели мать господина Лотарио была и моей матерью тоже?

— О нет, успокойтесь, моя милая госпожа, вы не сестра господина Лотарио.

Фредерика с облегчением перевела дух.

— Вы в этом совершенно уверены? — на всякий случай переспросила она.

— Та, чье изображение вы перед собой видите, — отвечала Гретхен, — умерла за несколько лет до вашего рождения. Я присутствовала при ее кончине.

— Спасибо! — вскричала Фредерика. — Теперь я вижу, что вы мне в самом деле друг. О, спасибо!

— Хорошо! Если вы чувствуете, что я действительно люблю вас, позвольте мне вами руководить, потому что я одна — вы слышите? Одна в целом свете! — знаю, какие опасности вас подстерегают, и могу вас от них уберечь. И вместе с тем никогда не расспрашивайте меня, не пытайтесь выведать, что у вас за плечами, в вашем прошлом, какие тайны хранит ваша колыбель. Из уважения к тем, кого вы обязаны любить и почитать, не посягайте на секреты, которых вам знать не следует. До сей поры Провидение чудесным образом вело вас и спасало. Предоставьте же ему и мне действовать так и дальше.

— Мне бы ничего лучшего и не надо, Гретхен. Но не в моих силах спокойно относиться ко всему, что вы говорите. Вы сказали, что мне грозит опасность, но в чем она заключается, объяснить не хотите. А если я этого не знаю, кто же меня от нее защитит?

— Я. На этот раз вы мне твердо обещаете ничего не скрывать и вовремя извещать меня обо всем, что может с вами случиться?

— Даю вам слово.

— Не нарушайте же этого обещания во имя вашего собственного счастья и бессмертной души вашей матери. Как только граф фон Эбербах объявится в замке или из Парижа придет какое-либо, пусть самое незначительное известие, отправьте мне сообщение.

— Куда?

— Ваши слуги меня знают. Велите найти меня — им это не составит труда. Ну, а я уж сразу прибегу сюда. Стало быть, договорились?

— Договорились, — сказала Фредерика.

В это мгновение в дверь маленькой гостиной постучали. Послышался голос г-жи Трихтер:

— Кушать подано.

— Вы со мной поужинаете, моя добрая Гретхен? — спросила Фредерика.

— Нет, спасибо, — отвечала женщина, — это вроде как не в моих привычках. Я поужинала в Неккарштейнахе, и потом, мои козы нуждаются во мне. Я их поручила другой пастушке, но уж как они обрадуются, что я вернулась! Хочу порадовать их без промедления.

Она вместе с Фредерикой спустилась по лестнице, заставила ее еще раз повторить свое обещание извещать ее обо всем происходящем и, поцеловав ей руки, убежала.

После ужина, поднявшись в свою комнату, Фредерика, полная грусти и смутных мыслей, принялась задавать вопросы себе самой.

В этой неведомой стране, где она вдруг очутилась, в этом замке, полном зловещих воспоминаний, куда она явилась, чтобы изгнать из его стен память другой, и где к ее неведению здешних мест прибавлялась тайна ее рождения и судьбы, Фредерику преследовало какое-то странное чувство.

Откуда тот внезапный ужас, что овладел Гретхен, когда она проведала о замужестве Фредерики и графа фон Эбербаха? Почему Гретхен немного успокоилась лишь тогда, когда узнала, что граф остался для нее не более чем отцом?

Неизъяснимая тревога сжимала сердце Фредерики.

Совсем одна в огромном замке, населенном жуткими тенями былого (Лотарио рассказывал ей о самоубийстве Христианы), она смутно чувствовала вокруг себя запах беды, а может быть, и преступления. Рассказы Лотарио ожили в ее памяти и ужаснули ее не меньше, чем тайны, которые Гретхен не захотела ей открыть.

Среди этой обстановки — той, что она вчера еще в глаза не видала, этой кровати, которая не принадлежала ей, всех этих гобеленов и портретов, смотревших на нее так отчужденно, единственным дружественным предметом казался портрет матери Лотарио. Теперь, когда он ее больше не пугал, она всматривалась в него с любовью; уже не боясь, что это ее мать, она радовалась, что это была мать Лотарио.

Преклонив перед портретом колена, она обратилась к нему со всеми знаками нежности и почтения, веря, что она предназначает их матери своего возлюбленного.

Это сходство как бы еще более укрепляло узы, связывающие ее с Лотарио. Ей виделось в нем предвестие грядущего соединения. Они уже словно принадлежали к одной семье.

Теперь, когда ужас при мысли, что это родство может оказаться слишком близким, оставил ее, мысль о дальнем родстве согревала ее душу.

Она все глядела на портрет, улыбалась ему, пока дорожная усталость не сомкнула ей веки и не усыпила суматошные мысли, что стаей кружились в ее уме, сбитом с толку зловещими недомолвками Гретхен.