Онлайн чтение книги Большие деньги
Чарли Андерсон

– Вот увидишь, Клифф… Мы поддадим им такого пинка, что они взовьются выше бумажного змея, – говорил Чарли своему секретарю, когда они выходили из переполненного лифта в здании Вудворта.

– Дассэр, – сказал Клифф, кивая с умным видом.

Его продолговатое лицо с туго обтянутыми гладкой как пергамент кожей скулами и тонким носом виднелось из-под широких полей коричневой фетровой шляпы. Его рот с тонкими губами, такими, что казалось, их вообще нет, изредка широко открывался под узкой верхней челюстью. Он то и дело повторял, дергая уголками рта:

– Дассэр… дассэр… взовьются выше бумажного змея.

Через вращающиеся двери они влились в торопливую пятичасовую толпу, которая заполонила тротуары в нижней части Бродвея во всю их ширину в этот промозглый февральский день. Моросящий дождик смывал грязь с асфальта.

Чарли, вытащив из карманов своего английского плаща целую кучу пухлых пакетов, передал их Клиффу.

– Вот это отнесешь в офис и проследишь, чтобы их немедленно положили в личный сейф Нэта Бентона. Отнести их в банк можно утром, когда все закончишь. Позвони мне в девять, понял? Вчера ты немного опоздал… До этого времени мне беспокоиться было не о чем.

– Дассэр, как следует выспитесь, сэр, – произнес в последний раз Клифф и растворился в толпе.

Чарли остановил такси, плюхнулся на сиденье. В такую ненастную погоду у него всегда начинала болеть нога. Он хотел вздохнуть, но подавил в себе это желание. Черт подери, какой же номер?

– Поезжайте в верхнюю часть города, к Парк-авеню! – крикнул он таксисту. Он никак не мог вспомнить номер этого проклятого дома. – Восточная Пятьдесят вторая улица. Я покажу вам дом…

Он откинулся на мягких подушках. «Боже, – прошептал он про себя, – как же я устал!» Он сидел расслабившись, то и дело подпрыгивая, когда автомобиль останавливался на красный свет и снова с места рвался вперед в плотном потоке уличного движения. С каждым таким рывком его пояс все больнее впивался в выпирающий живот. Он ослабил его на одну дырочку, сразу стало легче, вытащил из нагрудного кармана сигару, откусил ее кончик.

Ему никак не удавалось ее раскурить. Стоило поднести к сигаре спичку, как этот чертов таксист либо резко тормозил, либо давал газ. Наконец, он ее зажег, но большого удовольствия от нее не получал – нет, не та, не по его вкусу.

– Черт, по-моему, я сегодня уже перекурил… сейчас нужно выпить, – довольно громко процедил он сквозь зубы.

Таксист рывками гнал машину в верхнюю часть города. Время от времени Чарли краешком глаза видел серые контуры людей, сидящих в других такси и в личных машинах. Одна группа сменяла другую, трудно приглядеться. На Лафайет-стрит движение оказалось не таким сумасшедшим, гораздо спокойнее. Все сейчас, казалось, двигалось в верхнюю часть города – поток металла, стеклянные окошки, обивки салонов, пешеходы в пальто, их Невидимая плоть и кровь, галантерея. Машины останавливались, вновь начинали свой бег, в унисон переключая передачи, словно по неслышному звонку. Чарли, развалившись, сидел на заднем сиденье, чувствуя, как пояс брюк сжимает жировую прослойку его брюха, как пополневшая щека трется о твердый воротничок рубашки. Почему же, черт возьми, он не смог запомнить этот дурацкий номер? Целый месяц он появлялся там каждый вечер. Левое веко почему-то дергалось.

– Бонжур, месье, – сказал по-французски привратник в цивильной одежде.

– Как поживаешь, мой капитан? – спросил Фредди, приоткрыв острые как у крысы зубы.

Хозяин кивал своей черноволосой прилизанной головой.

– Месье сегодня обедает с мадемуазель?

Чарли покачал головой.

– Сегодня я жду к обеду мужчину, он придет ровно в семь. Принесите, пока я его жду, виски с содовой, но только не ту дрянь, которую вы пытались подсунуть мне вчера вечером.

Фредди нагловато улыбнулся.

– Произошла ошибка, мистер Андерсон. Эта бутылка настоящая, надежность гарантирована. Видите этикетку? Она еще влажная от морской воды.

Чарли только что-то проворчал, опускаясь в углу бара на стул с мягкими подлокотниками.

Он сразу опрокинул стаканчик неразбавленного виски и стал медленно, маленькими глотками запивать.

– Эй, Морис, тащи мне второй! – крикнул он седовласому старому морщинистому официанту-швейцарцу. – Тащи второй! Двойной, понимаешь? В обычном высоком стакане. Что-то я сегодня здорово устал.

Стаканчик виски его тут же взбодрил. Он потянулся, широко улыбнулся официанту.

– Ну, Морис, пока ты ничего мне не сказал о состоянии дел на бирже. Что там, по-твоему, происходит сегодня?

– Я не очень уверен, сэр… Но вы же знаете, мистер Андерсон. Вы можете мне все сказать, если захотите…

Чарли засмеялся, с удовольствием вытянул ноги.

– Взовьются выше бумажного змея, да?… Ах, черт подери, какой все же это адский труд. Хочу обо всем сейчас забыть.

Он уже чувствовал себя совсем хорошо, когда увидел Эдди Сойера. Тот шел к нему от стойки в своем обычном деловом костюме, со стаканами в руках, на фоне бледных лиц посетителей.

Он встал ему навстречу.

– Ну, как ты, Эдди? Как там, в нашем старом Детройте? Все там считают меня порядочным сукиным сыном, не так ли, Эдди? Ну, выкладывай всю подноготную…

Эдди, вздохнув, опустился на стул рядом.

– Ну, это долгая история, Чарли!

– Что скажешь о стаканчике бакарди с каплей абсента?… Хорошо, Морис, два, пожалуйста!

Желтоватое лицо Эдди было покрыто густой сетью морщин, словно перезревшее яблоко, слишком долго висевшее на ветке. Стоило ему улыбнуться, как морщины становились еще глубже у рта и у глаз над щеками.

– Ах, Чарли, старина, как я рад тебя снова увидеть. Знаешь, они там называют тебя кудесником по части финансирования самолетостроения.

– В самом деле? – спросил Чарли, положив погасшую сигару на край массивной медной пепельницы. – Но мне приходилось слышать о себе и нечто гораздо худшее.

После третьего коктейля Чарли так разошелся, что его уже нельзя было остановить.

– Можешь передать Джи Даблъю Фаррелу, что был такой день, когда я мог бы вывернуть его наизнанку, но не сделал этого. Почему, спросишь ты? Потому что мне абсолютно на это наплевать. Я на самом деле владел своими акциями. А им пришлось заложить все, что у них было, и все равно им не хватило… видишь, я-то думал, что они – мои друзья. Я сказал Нэту Бентону, когда он хотел на них нажиться, и для этого была возможность… «Нет, не нужно, все же они мои друзья. Пусть работают с нами вместе». И что из этого вышло? Ты только посмотри, как они все набросились на меня вместе с Глэдис. Знаешь, каких алиментов она добилась? Четыре тысячи долларов в месяц. Только потому, что судья – хороший приятель ее старика… вероятно, и ему кое-что перепало. Меня лишили детей… Всем, что у меня было, воспользовались они. А разве хорошо отнимать у человека детей? Ну, Эдди, я знаю, что ты здесь ни при чем, но когда вернешься в Детройт, то скажи этим желторотым мерзавцам, которые прячутся за женской юбкой, иначе им никогда не перехитрить меня… передай им, что я готов раздеть их всех до нитки, до последней нитки… Я уже начинаю понимать, где собака зарыта. Я уже совершил несколько наделавших немало шуму полетов… я… кудесник, говоришь? Скажи им, что они пока еще толком ничего и не видели. Они уверены, что я никакой не изобретатель, обычный механик, как несчастный старик Билл Чернак, не более… Да что это я! Давай поедим!

Официант, склонившись, накладывал закуски на тарелку Чарли.

– Уберите все это… Я съем только кусок мяса, больше ничего не буду.

Эдди был поглощен едой. Вдруг, оторвавшись от тарелки, он поглядел на Чарли, и на лице его начали появляться глубокие морщинки, свидетельствующие о том, что сейчас последует смачная острота.

– Мне кажется, это еще один случай, когда женщине приходится платить.

Чарли, не поняв каламбура, даже не усмехнулся.

– Заруби себе на носу, Глэдис никогда ни за что не платила в своей жизни. Ты прекрасно, не хуже меня знаешь, что она из себя представляет. Все семейство Уэтли – это скряги и живодеры. Она берет пример со своего старика… Ну, я усвоил преподанный мне урок… Больше никаких богатых сучек… Знаешь, ни одна самая захудалая проститутка не поступила бы так, как эта стерва… Так вот, передай это, когда вернешься в Детройт, к своим работодателям. Я знаю, зачем они тебя послали сюда. Убедиться в том, что этот стареющий ас все еще регулярно заглядывает в бутылку… Что он скоро допьется до чертиков и умрет. Таков сценарий истории, не так ли? Передай им, что я еще могу всех их перепить, и еще посмотрим, кто первый окажется под столом, мой дорогой старина Эдди, разве не так? Передай им, Эдди, что стареющий мальчик Чарли в хорошей, в отличной как всегда форме и теперь стал куда мудрее, черт подери… Они думали, что выбьют меня из колеи после развода, не так ли? Ну, в таком случае передай им, пусть не торопятся, поживем – увидим. И скажи Глэдис, что при первой же ее оплошности… при первой… пусть не думает, что мои люди за ней не следят… Скажи ей, что я намерен забрать у нее детей и лишить ее всего, что она получила благодаря мне… всего… Пусть идет побираться на улицу, мне абсолютно наплевать.

– Ну, ладно, ветеран, – похлопал его по спине Эдди. – Мне пора бежать… Как приятно видеть, что ты не сломался, что по-прежнему бодр, энергичен и красив.

– Взовьются выше бумажного змея! – заорал Чарли и расхохотался.

Эдди ушел. Морис пытался заставить его съесть бифштекс, который уже не раз разогревал. Но Чарли не мог есть, кусок не лез в горло.

– Возьми его домой, отдашь детишкам, – сказал он Морису.

В ресторане почти никого не было, здесь наступило затишье из-за начала спектаклей в театрах.

– Послушай, Морис, принеси мне бутылку шампанского, старик, может, с ним я одолею этот бифштекс. Разве не так все поступали в старину? И не упрекай меня, не говори, что я слишком много пью… И без тебя знаю… Если все те, кому ты верил, кинули тебя, все, до последнего человека… то мне наплевать. Стоит ли обращать внимание, что скажешь, Морис?

Какой-то черноволосый человек с короткой стрижкой и усиками смотрел на него, склонившись над стеклянной крышкой стойки бара.

– Я говорю, что наплевать! – кричал Чарли в сторону этого незнакомого человека, заметив, что тот пристально глядит на него. – Вы меня слышите?

– Вы что-то хотите мне сказать? – спросил тот, широкими шагами направляясь к его столику.

– Морис, принеси стакан для этого джентльмена. – Чарли поднялся, и, рискованно раскачиваясь вперед-назад, вежливо кланялся ему через столик.

На шум из глубины зала, из маленькой двери вышел мощный вышибала, вытирая свои большие красные руки о фартук. Увидав Чарли, он вернулся к себе.

– Моя фамилия Андерсон… Очень рад с вами познакомиться… мистер…

– Будкевич, – представился, нахмурившись, черноволосый. Пошатываясь, он подошел к противоположному краю стола.

Чарли указал незнакомцу на стул.

– Я пьян… выпил слишком много этой воды, шампанского… вам налить?

– С удовольствием, если вы настаиваете. Всегда лучше пить, чем драться.

– Так выпьем за старые славные денечки дивизии «Радуга»!

– Ты там бывал?

– Конечно. Поставь сюда, приятель.

– Да, это были славные денечки.

– И вот теперь, когда ты вернулся, здесь нет никого из порядочных людей, всюду полно обманщиков, этих подонков… Бизнесмены, нечего сказать… черт бы их всех побрал… я их всех называю двуличными подонками…

Будкевич встал, нахмурившись еще сильнее.

– Какой именно бизнес, какое дело вы имеете в виду?

– Это никого не касается. Не обращай внимания, приятель.

Будкевич снова сел.

– Ах, черт подери, Морис, тащи нам еще одну бутылку, только охлади ее как следует. Вам, мистер Будкобитцер, когда-нибудь приходилось пить такое вино в Сомюре?

– Вы спрашиваете, пил ли я сомюр? Как не пил? Я там проходил трехмесячную подготовку.

– Я так и думал. Этот парень был там, за океаном, – сказал Чарли.

– Я бы сказал, в этом спятившем мире.

– Чем вы занимаетесь, мистер Буханан?

– Изобретатель.

– Это по моей части. Когда-нибудь слышали о компании «Эскью-Мерритт» и об их аэроплане?

Как выяснилось, он ничего не слышал о компании «Эскью-Мерритт», а Чарли в свою очередь никогда не слышал о стиральной машине марки «Оторинз», но через пару минут они уже обращались друг с другом запанибрата, по-дружески – Чарли и Пол. У Пола тоже были нелады с женой, и он сказал ему, что скорее отправится в тюрьму, чем заплатит ей хоть один цент алиментов. Чарли заявил, что сядет в тюрьму вместе с ним. Но вместо тюрьмы они пошли в ночной клуб, где познакомились с двумя очаровательными девушками. Чарли рассказывал им, как он собирается пристроить Пола, своего закадычного старого друга Пола, в бизнесе по производству стиральных машин.

Они долго ездили с девушками на такси, переезжая из одного злачного места в другое. Наконец, поехали в какое-то место в Гринвич-Виллидж. Чарли хвастался, говорил, что ему ничего не стоит устроить своих новых подруг в кордебалет, потом долго объяснял, как он собирается раздеть донага этих подонков в Детройте. Он обязательно устроит их в кордебалет и там разденет их до нитки, выпустит на сцену абсолютно голыми. Им всем было весело, и они смеялись до упаду.

Он проснулся в каком-то незнакомом месте с рваными шторами. Старина Пол с девушками исчезли, а он сидел один за столиком, засыпанном сигаретным пеплом и залитым красным не то испанским, не то итальянским вином, морщась от лучей яркого света, проникающего в комнату через прорехи в шторах. Это, конечно, не отель и не бордель, а явно какой-то притон со столиками, в котором ужасно воняло прогорклым дымом сигар и оставшимися неубранными спагетти, томатным соусом и красным дешевым вином.

Кто-то тряс его за плечо.

– Сколько времени?

Какой-то жирный итальяшка, рядом с ним еще один молодой человек, с прилизанными волосами, тормошили его.

– Пора расплачиваться и уходить. Вот ваш счет.

На картонке было неразборчиво накарябано довольно много. Он мог читать только закрывая то один глаз, то другой. Общая сумма – семьдесят пять долларов. Итальяшка угрожающе смотрел на него.

– Вы сказали, чтобы мы отдали по двадцать пять долларов этим девушкам и внесли эту сумму в общий счет.

Чарли пошарил в карманах. Только один доллар. Боже, куда же делся его бумажник? Тот, что помоложе, угрожающе помахивал небольшой кожаной дубинкой, которую вытянул из заднего кармана.

– Можно было бы содрать с вас и сотню за то, что вы здесь вытворяли со своими девочками и все такое… Если вздумаете дурачиться, то все обойдется гораздо дороже.

– А у вас есть часы?…

– У нас вам здесь не притон…

– Который час?

– Который час, Джо?

– Позвольте мне позвонить в офис. Я попрошу секретаря приехать.

– Какой номер телефона? Как его зовут? – Молодой итальяшка, подбросив вверх дубинку, ловко поймал ее налету. – Я сам поговорю с ним. Мы постараемся, чтобы все обошлось вам не так дорого. Мы не хотим, чтобы у вас остался в душе неприятный осадок.

Позвонив ему на работу и попросив секретаря немедленно приехать к ним и забрать заболевшего мистера Андерсона, они угостили его кофе с ромом, но от этого ему стало еще хуже. Наконец он увидел в дверях Клиффа, такого опрятного, чисто выбритого.

– Ну, Клифф, должен тебе сказать, что я уже не такой боец, как прежде.

А в такси он напрочь отключился.

Когда открыл глаза, то лежал в своем отеле в постели.

– Вероятно, они что-то добавили в кофе, какой-то убийственной дряни, – сказал он Клиффу, сидевшему у окна с газетой в руках.

– Знаете, мистер Андерсон, вы на самом деле заставили нас поволноваться. Ваше счастье, что они не пронюхали, кто вы такой, кого они затащили в свой вонючий вертеп. В противном случае вам не отделаться бы от них и за десять «косых».

– Клифф, ты отличный парень. Ладно, вскоре повысим тебе жалование.

– Кажется, мистер Андерсон, такие посулы от вас я уже слышал.

– Бентон знает?

– Ну, кое-что я ему сообщил. Я сказал, что вы поели недоброкачественную рыбу и отравились трупным ядом.

– Молодец, неплохо для такого молодого человека как ты. Соображаешь. Боже, может я становлюсь алкоголиком?… Как там дела в городе?

– Худо. Мистер Бентон чуть с ума вчера не сошел, повсюду разыскивая вас.

– Боже, как разламывается голова… Послушай, Клифф, как ты думаешь, я становлюсь алкоголиком, да?

– Вот здесь еще осталось лекарство, которое принес этот эскулап.

– Какой сегодня день недели?

– Суббота.

– Боже мой, а я-то думал – пятница.

Зазвонил телефон. Клифф подошел к аппарату.

– Это массажист.

– Скажи ему, пусть приходит… А Бентон в городе?

– Конечно, где же ему еще быть, мистер Андерсон… Он пытается связаться с Мерриттом и узнать у него, сможет ли он остановить бойню… Мерритт…

– Ах, черт подери! Очень скоро я обо всем узнаю. Скажи этому массажисту, пусть входит.

После массажа, сделанного похожим на швейцара крупным курчавым шведом, который отвлекал его от дикой боли своими забавными комментариями с немецким акцентом по поводу погоды и своими суждениями по поводу проходящего хоккейного сезона, он почувствовал себя гораздо лучше, смог сходить в туалет, где его вырвало зеленоватой желчью. Потом он принял холодный душ, снова лег в постель, крикнул Клиффа, который печатал на машинке письма, попросил его позвонить рассыльному, пусть сбегает в аптеку за колотым льдом, чтобы положить холодный резиновый пузырь на лоб.

Лежа на подушках, он чувствовал, как ему с каждой минутой становится лучше.

– Эй, Клифф, нельзя ли увидеть божий день? Который час?

– Около полудня.

– Боже… Послушай, Клифф, мне никакая женщина не звонила?

Клифф покачал головой.

– Ну и слава Богу!

– Позвонил какой-то парень, сказал, что он таксист, и что вы обещали устроить его на работу в авиационной промышленности, на авиационном заводе… Я сказал ему, что вы срочно вылетели в Майами.

Состояние Чарли помаленьку неуклонно улучшалось. Он лежал на мягкой, удобной кровати, на чистых, только что из прачечной, хрустящих простынях, и от нечего делать разглядывал свою большую гостиничную спальню. Высокий потолок. Серебряный свет проникает через широкое окно. Через повешенные буквой А шторы виделся кусок голубого неба с барашками облаков. Чарли вдруг начало овладевать чувство какого-то серьезного свершения, он сейчас был похож на человека, приходящего в себя после изматывающего продолжительного путешествия или опасного восхождения.

– Послушай, Клифф, что скажешь по поводу стаканчика джина с горьким пивом и со льдом, а?… Думаю, что это станет моментом моего возрождения.

– Мистер Андерсон, док потребовал, чтобы вы дали зарок больше не пить, а если почувствуете влечение к спиртному, принимали его лекарство.

– Всякий раз, когда глотаю эту дрянь, меня тянет блевать. За кого это он меня принимает, за болвана?

– Ладно, мистер Андерсон, вы здесь босс, – сказал Клифф, скривившись.

– Молодец, Клифф. В таком случае я выпью грейпфрутового сока, и если меня не вырвет, плотно позавтракаю, и на этом все закончим, черт подери! А где же газеты? Что-то не вижу.

– Вот они, мистер Андерсон… Я все их развернул на финансовых страницах.

Чарли просмотрел биржевые сводки. Пока еще его глаза не могли точно сфокусироваться на цифрах. Лучше получалось, если закрыть один глаз. Один абзац в колонке «Новости и комментарии» заставил его рывком сесть в кровати.

– Эй, Клифф, ты это видел?

– Конечно, видел, – ответил тот. – Я же вам сказал, что дела плохи.

– Ну, если так будет продолжаться, то это означает, что Мерритт с Фаррелом станут главными уполномоченными, как пить дать.

Чуть склонив голову на плечо, Клифф нахально кивнул.

– Где этот чертов Бентон?

– Он только что звонил, мистер Андерсон. Едет сюда.

– Эй, ну-ка налей мне поскорее, нужно выпить до его прихода, потом убери всю эту дрянь и закажи мне завтрак.

Бентон вошел в номер вслед за официантом, несущим поднос. На нем коричневый деловой костюм, на голове – котелок. Несмотря на модный наряд, лицо у него сильно смахивало на тряпку для мытья посуды.

– Скажи мне, Бентон, я сильно приложился задницей о тротуар? – первым пошел в атаку Чарли.

Бентон не спеша аккуратно стащил с каждого пальца перчатки, снял шляпу, пальто, положил их на столик из красного дерева у окна.

– Тебе повезло. На твоем тротуаре кто-то подложил соломки.

– Послушай, Клифф, да прекрати ты стучать по мозгам… Заканчивай деловую переписку. – Клифф вышел, неслышно закрыв за собой дверь. – Выходит, Мерритт оставил нас с тобой с носом?

– Они с Фаррелом играют за одну команду. Получил взбучку, теперь помалкивай и готовься к очередному запою. Больше тебе делать нечего.

– Пошли они к черту, Бентон…

Бентон, встав, принялся расхаживать у его кровати.

– Нечего никуда посылать ни их, ни меня. Сегодня я буду вправлять тебе мозги. Что ты скажешь о человеке, который устраивает дикий кутеж в такой критический для нас момент? Подлец, больше ничего… Поделом тебе. Ты это вполне заслужил. Что только не пришлось мне предпринять, чтобы спасти собственную шкуру, и не сказать… Так вот. Я поставил на тебя, считая тебя победителем, Андерсон, и до сих пор считаю, что если ты покончишь со своей разгульной веселой жизнью, то лет через десять будешь при больших деньгах. А теперь я тебе еще кое-что скажу, молодой человек. Ты выжал все, что мог, из своих заслуг там, в Европе, за океаном, и тебе удалось в этом отношении сделать гораздо больше, чем многим другим. Но не пора ли остановиться, задуматься? Ну, а что касается твоего шума по поводу изобретательства… то ты не хуже меня знаешь, что для этого нужны деньги, большие деньги, а их нельзя достать, если только у тебя нет гениальных способностей для дальнейшего продвижения по службе, что является таким же необходимым условием, как и деньги. Я знаю, у тебя был значительный успех на первом этапе, и ты возомнил о себе черт знает что, что ты – кудесник от техники, можешь добиться в этой области всего, чего только пожелаешь.

– Послушай, Нэт, ради всего святого, неужели ты думаешь, что у меня не хватает мозгов, чтобы все это осознать?… Этот проклятый развод, долгое пребывание в больнице меня, можно сказать, прикончили, вот и все.

– Ты все ищешь для себя алиби.

– Ну а что прикажешь делать?

– Уехать из этого города на некоторое время… Почему бы не подключиться к бизнесу твоего брата в Миннесоте?

– Заниматься железками и продавать дешевые «форды»… да, заманчивая перспектива, ничего не скажешь.

– Ну а где взял деньги Генри Форд, как ты думаешь?

– Знаю. Но он разоряет своих дилеров… Мне сейчас нужно только одно – вернуть хорошую физическую форму. Мне всегда было так хорошо там, во Флориде. Могу снова поехать туда, поваляться с месячишко на пляже, погреться на солнышке.

– Меня это устраивает, если только ты не станешь там участвовать в этом буме по распродаже земельных участков.

– Что ты, Нэт, я там даже не буду играть в покер. Я еду туда отдыхать. Вылечить окончательно ногу. Когда вернусь, мы тут поднимем бучу, всех распатроним. В конце концов еще остались акции «Стандард Эйрпартс».

– О ней ничего даже не слышно.

– Ладно, посмотрим.

– Ну что же, оптимист, прощай, меня ждет жена к ланчу. – Желаю счастливого путешествия.

Бентон вышел.

– Эй, Клифф! – позвал Генри своего секретаря через двери. – Позвони им и скажи, пусть придут и заберут свой поднос с завтраком. Он оказался совсем невкусным. Еще позвони Паркеру, скажи ему, чтобы готовил машину. Пусть как следует все проверит, особенно, покрышки. Я уезжаю во Флориду в понедельник.

Клифф просунул голову в приоткрытую дверь. Лицо у него покраснело.

– А вам… я понадоблюсь там, во Флориде, или нет, сэр?

– Нет, не понадобишься. Ты мне нужен здесь, будешь приглядывать за этими ушлыми ребятами на бирже… Мне нужен здесь человек, которому я могу доверять. Вот что еще тебе придется сделать… поехать в Трентон и оттуда проводить мисс Доулинг до Норфолка. Там я с ней встречусь. Она сейчас в Трентоне у своих родителей. Ее старик то ли умирает, то ли уже отбросил концы. Ты сможешь выполнить мое поручение? Как-никак, пусть небольшое, но все же путешествие.

Чарли внимательно следил за выражением лица Клиффа. Тот скривив рот еще больше, почтительно кланялся как дворецкий.

– Очень хорошо, сэр, – сказал он.

Чарли снова откинулся на подушки. В голове что-то ритмически стучало, желудок ныл, словно кто-то его завязывал узлом. Стоило закрыть глаза, как перед ними появлялись красные круги. Он вдруг подумал о Джиме, о том, что он так и не отдал ему его долю в наследстве матери, а вложил все ее деньги в свой бизнес. Ну и черт с ним! В любом случае у брата нет самолета, двух автомобилей, апартаментов в отеле «Билтмор» в Майами, секретаря, готового сделать ради него, Чарли, все на свете, и девушки, такой как Марго. Он сейчас силился вспомнить, какое у нее лицо, как удивленно, широко она распахивает глаза, когда собирается отколоть какую-нибудь острую шуточку. Но он так ничего и не смог вспомнить сколько ни старался, он чувствовал только боль во всем теле и видел красные круги перед глазами. Вскоре он заснул.

В понедельник, когда он начал свое путешествие на юг, он чувствовал себя настолько неуверенно, что посадил за руль Паркера. Он с мрачным видом сидел в своем новом пальто из верблюжьей шерсти, болтая руками между расставленными коленями, вглядываясь в зев гудящего Голландского туннеля, думая о Марго, о Билле Эдвардсе, адвокате по патентным делам, с которым должен был встретиться в Вашингтоне, о неоплаченных счетах в ящике стола Клиффа, и мучительно размышлял, где же ему достать деньги на судебные издержки в связи с разбирательством по его патентному иску к компании «Эскью-Мерритт». В кармане у него лежала пачка купюр, целая тысяча, и от мысли об этом ему стало так хорошо! Черт возьми, какая все же великая вещь эти деньги!

Они выехали из тоннеля и теперь мчались под моросящим серым дождем по улицам Джерси-Сити вместе с грохочущими, рычащими грузовиками. Уличное движение постепенно становилось все менее оживленным, и вот они уже неслись по дороге между ровными фермерскими участками земли с пожухлой, красноватой зимней травой. В Филадельфии Чарли попросил Паркера довезти его до Броад-стрит. Нет, у меня явно не хватит терпения вести машину самому. Лучше сяду-ка я на дневной поезд.

– Когда приедешь на место, приходи в «Уолдмэн-парк», – сказал он шоферу.

Он взял билет в купе салон-вагона и теперь лежал на своем диване, пытаясь заснуть. Под серым неприветливым небом поезд гремел по стальным рельсам, цокая на стыках, а мимо проносились поля лаванды, желто-коричневые пастбища, деревья, ветви которых уже меняли свои оттенки, прощаясь с зимой – красноватый, зеленый, бледно-желтый, и ему в предчувствии скорой весны стало так тоскливо, хоть волком вой. Какого черта он сидит в одиночестве в этом проклятом купе? Он встал и пошел в вагон-клуб, чтобы выкурить там сигару на людях.

Опустившись в кожаное кресло, он шарил по карманчикам жилетки, пытаясь найти машинку для отрезания кончиков сигар. Вдруг в кресле рядом он увидел дородного человека, пробегавшего глазами пачку юридических документов в синей обложке. Время от времени тот поглядывал на него. Чарли посмотрел в его черные глаза, перевел взгляд на гладкое, одутловатое с синевой лицо, лысую голову, на которой лежала старательно приглаженная черная кудель, похожая на воронье крыло. Он не сразу его узнал.

– Боже, Чарли, мой мальчик, вы по-моему влюбились, ничего вокруг себя не замечаете!

Чарли сразу выпрямился, протянул руку.

– Хелло, сенатор, – сказал он, чуть заикаясь, как прежде. – Едете в столицу?

– Да, такова моя незавидная судьба, – сенатор внимательно оглядывал его с головы до ног. – Чарли, я слышал, что с вами произошел несчастный случай.

– И не один, – ответил Чарли, густо покраснев.

Сенатор Плэнет понимающе кивнул, щелкнув языком.

– Очень скверно… очень скверно… Ну, сэр, сколько же воды утекло с тех пор, когда однажды мы обедали втроем вечером в Вашингтоне, – я, вы, и Мерритт… Да, с тех пор никто из нас, конечно, не помолодел.

Чарли показалось, что сенатор получает большое удовольствие от того, что сверлит своими черными глазами его дряблую морщинистую кожу у воротничка рубашки, выпирающий из жилетки животик.

– Да, в самом деле, никто из нас моложе не стал.

– Что вы, сенатор. Могу поклясться, что вы сейчас выглядите куда моложе чем тогда, когда я вас видел в последний раз.

Довольный сенатор улыбнулся комплименту.

– Прошу меня простить… но ваша стремительная карьера – одна из самых сенсационных. Ничего подобного мне не приходилось видеть за долгие годы моей общественной жизни.

– Но ведь это новая промышленность. Там все делается быстро.

– Просто потрясающе! – воскликнул сенатор. – Да, мы живем в век беспримерного прогресса… он виден повсюду, кроме Вашингтона… Вам следует почаще приезжать в нашу тихую захолустную деревню. Ведь там у вас множество друзей. Я вижу не глазами, а газетами, как удачно выразился мистер Дули, и мне кажется, что там, в Детройте, ваши ребята затеяли значительную реорганизацию. И им нужна куда более солидная и надежная база капитала.

– Сколько денег было выброшено на ветер из-за этого их солидного основного капитала, – сказал Чарли.

Сенатор долго хохотал, и Чарли показалось, что приступ никогда не кончится. Тот даже вытащил из кармана большой с собственными инициалами носовой платок, чтобы вытереть выступившие от натуги слезы на глазах. Похлопал своей маленькой пухлой ручкой Чарли по колену.

– Потрясающе, провалиться мне сквозь землю! Нужно обязательно за это выпить.

Сенатор попросил проводника принести два стаканчика со льдом, и с таинственным видом вытащив из своей сумки «глэдстоун» бутылку первосортного виски, налил на палец высотой. Выпив, Чарли сразу почувствовал себя лучше.

Сенатор стал ему рассказывать, что сейчас все готовы к довольно увлекательному развитию событий в связи с разработкой и освоением новых авиационных пассажирских линий. Все ощущают нехватку субсидий, а без них великой нации никак не покончить с отставанием в воздушных перевозках. Вопрос, конечно, заключается в том, какая из нескольких конкурирующих между собой компаний вызовет доверие у администрации. От этого бизнеса с освоением новых линий ожидают гораздо большего, чем тогда, когда все внимание обращалось на поставку морских судов и соответствующего оборудования.

– Вся загвоздка – в доверии администрации, мой мальчик.

Когда сенатор произносил слово «доверие», его черные глаза начинали блестеть.

– Вот почему мне особенно приятно здесь с вами встретиться. Хочу посоветовать вам: держитесь поближе к нашей маленькой деревеньке на Потомаке, мой мальчик.

– Обязательно, – ответил Чарли.

– Будете в Майами, зайдите непременно к моему приятелю Гомеру Кассиди. У него есть замечательная яхта… он свозит вас на рыбалку… Я ему напишу, Чарли. Мне самому хотелось бы провести там недельку в следующем месяце, если только получится. Именно сейчас там создается империя денег.

– Непременно, сенатор, очень любезно с вашей стороны. Благодарю вас, сенатор.

Их понесло еще до прибытия на вокзал «Юнион стейшн». Они без умолку, перебивая друг друга, говорили о грузовых автомобильных перевозках, о соединительных маршрутах, о строительстве аэропортов, о земельных участках под них. Чарли никак не мог взять в толк, кто кого агитирует за лоббирование – он сенатора или сенатор его. У стоянки такси они расстались как родные.

На следующий день он ехал в Виргинию. Выдался такой приятный, солнечный денек. Деревья багрянника краснели под защитой высоких холмов. Сенатор Плэнет прислал ему две бутылки отличного шотландского виски, и теперь он вез их с собой. Чем дальше они ехали, тем чаще его шофер Паркер выводил его из себя. Этот подонок ничего, по существу, не делал, только сдирал с него мзду за запасные части, бензин и масло. Всего за месяц он сменил восемь покрышек, только подумать! Что он с ними делает, ест, что ли?

Когда они переехали через мост в Норфолк, Чарли уже не находил себе места от злости. Каким жутким усилием воли ему приходилось сдерживать себя! Ему так хотелось замахнуться на него, ударить этого мерзавца по его выпирающей нижней челюсти, попортить ему его гладкую подхалимскую физиономию.

Перед отелем он взорвался.

– Паркер, ты уволен. Вот, держи, твоя месячная зарплата и деньги на обратную поездку в Нью-Йорк. Если только я завтра где-нибудь поблизости увижу твою рожу, то отправлю тебя за решетку за воровство. Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. Вся ваша шоферня думает, что они такие крутые, такие прохиндеи. Но я-то знаю весь ваш бизнес… Мне приходится добывать деньги с большим трудом, чем тебе. К тому же я намерен доказать самому себе, что вполне могу вести машину и сам, без посторонней помощи.

Как ему в эту минуту было ненавистно это гладкое неподвижное лицо!

– Очень хорошо, сэр, – невозмутимо ответил Паркер. – Вернуть ли вам и форму?

– Можешь забрать ее и засунуть себе в…

Чарли осекся. Покраснев до корней волос, он вылез из машины. Перед входом в отель, стоя кружком, охотно хихикали цветные рассыльные.

– Ну-ка, ребята, вытащите из машины мои чемоданы и отгоните машину в гараж… Ну, с тобой все, Паркер, ты по-моему получил все мои указания.

Он широкими шагами, торопливо вошел в гостиницу, и тут же заказал себе самый большой номер. Зарегистрировался в книге под своим именем. «Да, миссис Андерсон скоро будет здесь», – предупредил он администратора. Он обзвонил все отели, пытаясь выяснить, где остановилась эта чертовка Марго.

– Хелло, крошка! – воскликнул он радостно, когда, наконец, услышал в трубке ее голос. – Приезжай немедленно ко мне. И запомни: ты миссис Андерсон, так что не задавай никаких вопросов. Пошли они все к чертовой матери. Никто не имеет права диктовать мне, что делать и как я поступаю со своими деньгами. Все кончено, больше я этого не позволю. Приезжай поскорее. Я с ума схожу по тебе, так хочется тебя увидеть…

Она вошла, за ней рассыльный внес ее чемоданы. Как она похорошела!

– Ну, Чарли, ты даешь! – сказала она, когда служащий вышел. – По-моему, высший класс. Ты что, открыл нефтяное месторождение?

Обежав все комнаты, она вернулась к нему, прижалась.

– Наверное, на бирже тебе повезло как никогда!

– Они там пытались меня прижать, но им это не удастся. Можешь мне поверить… Выпей, Марго… Давай немножко захмелеем с тобой, Марго… Боже, я так боялся, что ты не приедешь.

Она перед зеркалом подправляла макияж.

– Это почему же? Ведь я всего лишь слабая женщина, – сказала она низким мурлычущим голосом, от которого у него пробегала приятная похотливая дрожь по спине.

– Ну, а где Клифф?

– Наш юный друг с длинным лицом, выступающими скулами и тонким носом, который любезно провожал меня на встречу с моим хозяином и повелителем, уехал назад шестичасовым поездом.

– Напрасно. Я хотел сделать кое-какие распоряжения.

– Он сказал, что ты велел ему быть в конторе во вторник, но как мог он туда добраться за такое короткое время? Только лететь. Послушай, Чарли, если он твой образцовый сотрудник, то все они должны просто целовать землю, по которой ты ходишь. Стоило ему открыть рот, как он начинал говорить только о тебе, о том, какой ты замечательный, великий человек.

– Ну, они знают, что я человек простой, сам повкалывал на заводе… понимаю, что их там беспокоит. Понимаю их точку зрения. Совсем недавно я и сам стоял за станком…

Как сейчас ему было хорошо! Он налил обоим по новой. Марго, подняв свой стакан, вылила половину виски обратно в бутылку.

– Ты хочешь, чтобы я окосела, да, мистер Андерсон? – снова сказала она своим ласковым мурлычущим голосом.

Чарли сгреб ее в охапку, крепко поцеловал в губы.

– Боже, если бы ты только знала, как я мечтал о действительно красивой женщине, которая будет принадлежать только мне одному. Да, у меня были кое-какие жуткие стервы… Боже, Глэдис, какая же она сука! Она чуть не пустила меня по миру… попыталась обобрать меня до цента… навалилась на меня вместе с теми, кого я считал своими друзьями… Но ты увидишь еще, моя маленькая… Я им всем покажу. Лет через пять они все приползут ко мне обратно, приползут на брюхе. Не знаю пока точно, но у меня есть предчувствие, что пахнет большими деньгами… Нэт Бентон говорит, что у меня особое чутье… Да, оно у меня есть, я знаю. Я могу положиться на свою интуицию, понимаешь? Начать с того, что у всех этих подлецов, в отличие от меня, с самого начала были деньги.

Они заказали ужин в номер. Ожидая официанта с подносом, пропустили еще по маленькой. Марго вытащила из сумочки несколько неоплаченных счетов.

– Конечно, я все сделаю, – сказал Чарли, засовывая не глядя их в карман.

– Понимаешь мистер А, я не стала бы никогда тебя беспокоить по этому поводу, будь у меня счет на мое имя.

– Что скажешь по поводу десяти «косых» в «Ферст Нэшнэл-бэнк»? Дай только добраться до Майами.

– Как тебе будет угодно, Чарли… Я ведь ничего не понимаю в больших деньгах. Больше чем недельного жалования у меня в руках никогда не было. И это знакомо любому актеру. Я оказалась на мели после пребывания у родственников в Трентоне. На самом деле, в нашей стране лучше не умирать. Чтобы похоронить человека, нужна куча денег!

На глазах Чарли выступили слезы.

– Ты похоронила отца, Марджери?

– Нет, что ты! – сделала она удивленное лицо. – Мой старик неожиданно отбросил копыта от злоупотребления лекарствами, когда я еще была крошечной девочкой с распущенными волосами. Умер второй муж моей мачехи… Знаешь, я ужасно люблю свою мачеху, не поверишь… Она в этом мире всегда была моей единственной верной подругой. Как-нибудь расскажу тебе о ней. Это целая история.

– И сколько это стоило? Может, я восполню расходы?

– Я никогда не перекладывала своих забот на плечи мужчины, – покачала головой Марго.

Вошел официант с подносом, на котором стояли блюда в серебряной посуде. За ним второй вкатил в номер накрытый тележку-столик. Марго тут же отстранилась от Чарли.

– Вот это настоящая жизнь, я понимаю! – с восхищением прошептала она.

Но он лишь посмеялся ее восторгу.

Они ехали на юг. Какое это было приятное путешествие! Чем ближе к Майами, тем заметнее первая робкая зелень в лесах. Сосны на песчаных равнинах зацветали. Весело чирикали птички. Машина легко неслась вперед, словно по воздуху. Чарли гнал ее на скорости не меньше шестидесяти миль по накатанной бетонной дороге, но вел осторожно, – ему так нравилось сидеть за рулем, давить при необходимости на тормоза, сразу замедлявшие бег всех четырех колес, слышать ровное гудение двигателя под капотом. Марго – такая красивая девушка, она без ума от него, Чарли, и она все время откалывала уморительные штучки. В дороге они пили немного, только чтобы чувствовать себя хорошо, чуть на взводе. Они приехали в Саванну поздно вечером и там так набрались, что администратор даже угрожал им, сказал, что выселит из старинного большого отеля. Это случилось после того, как Марго выбросила через открытую фрамугу тяжелую стеклянную пепельницу.

Оба они были слишком пьяными, и в постели ничего хорошего у них не получилось. Утром проснулись с ужасным привкусом меди во рту и жуткой головной болью. Марго казалась такой изнуренной, с зеленоватым лицом, с большими мешками под глазами. Она приняла ванну.

Он приготовил ей на завтрак нежное куриное мясо из прерий с яйцами вкрутую, точно так, как это делали английские летчики в Европе во время войны. Она немного поела, но ее тут же вырвало. Изо рта вывалился абсолютно целый желток. Марго показала Чарли этот желток в унитазе, откуда он глядел, целехонький, словно только что из яйца. Они долго смеялись, несмотря на сильнейшую головную боль.

Было уже одиннадцать, когда они выехали. Чарли довольно легко вел машину по петляющей дороге через лесистую часть северной Джорджии, с ее фиордами и солеными озерами, с которых в небо взлетали журавли, а однажды они даже увидели стайку аистов. Они уже очухались с похмелья и чувствовали себя вполне прилично, когда въезжали в Джексонвилл. Правда, много есть они пока не могли, только по одной телячьей отбивной, которые они запили каким-то дрянным джином. Купили его целую кварту за восемь долларов у какого-то цветного мальчишки, который долго убеждал их, что это самый лучший английский джин, только вчера доставленный прямо из Нассау. Они прикончили бутылку, запив джин горьким пивом, и легли спать.

По дороге от Джексонвилля до Майами солнце стало припекать. Чарли предложил опустить верх, чтобы вволю подышать свежим воздухом, но Марго решительно запротестовала, снова, как всегда удачно, сострив:

– Девушка готова принести в жертву мужчине все, кроме цвета своего лица…

Им по-прежнему не хотелось есть всю дорогу, а Чарли налегал на джин. Въехав в Майами, они прямиком покатили в старый отель «Палмс», где прежде работала Марго. Ей устроили громкую овацию Джо Кантор, Эдди Палермо и другие ребята из джаз-банда.

– Если это свадебное путешествие, то пусть покажут свидетельство о браке, – шутили они.

– О чем вы, ребята, – возражала Марго. – Так, случайное знакомство. Я его закадрила на автобусной остановке в Джексонвилле.

Чарли заказал для них лучшие блюда в ресторане и еще выпивку для всех и шампанское. Они с Марго танцевали весь вечер, несмотря на его больную ногу. Когда он, наконец, отключился, отнесли его в комнату, которую занимали Кантор с женой. Утром с трудом протирая глаза, он увидел перед собой Марго – она была уже одета, свежа как ромашка на рассвете и сидела на краешке его кровати, ожидая его похмельного пробуждения. Было уже довольно поздно. Она сама принесла ему на подносе завтрак.

– Послушай, мистер А, – начала она, – ты ведь приехал сюда, чтобы отдохнуть. Больше на время никаких ночных клубов. Я сняла для нас с тобой небольшое бунгало на пляже. Там тебе будет гораздо лучше, чем в отелях, по крайней мере избежишь пьяных скандалов. Тебе понравится. Сейчас тебе просто необходимо почувствовать домашнюю обстановку… И заруби себе на носу: мы с тобой оба в завязке, понял?

Бунгало было выстроено в стиле испанской религиозной миссии, и конечно, его аренда стоила кучу денег, но плевать на деньги, они на самом деле прекрасно провели время в Майами-Бич. Они ходили на собачьи бега, играли в рулетку, а Чарли нашел себе компанию игроков в покер, которая резалась в карты всю ночь до утра, и в этом ему помог друг сенатора Плэнета Гомер Кассиди, крупный, постоянно улыбающийся седовласый южанин в мешковатом матерчатом костюме. Он сам пришел к нему в отель, чтобы познакомиться. Довольно долго поговорив о том о сем, Кассиди сообщил ему, что скупает права на владение недвижимостью для строительства нового аэродрома и что может привлечь к этому делу его, Чарли, так как у него есть кое-какие связи, но он должен выложить деньги на стол немедленно. В покер Чарли дико везло, он всегда выигрывал столько, что в кармане у него не переводилась пухлая пачка денег, но его счет в банке Клондайком не назовешь. Он теперь постоянно названивал, обрывая провода, в контору Нэта Бентона в Нью-Йорке.

Марго делала все, чтобы удержать его от пьянства. Но все ее старания были напрасными. Чарли мог по-настоящему отдохнуть только тогда, когда уезжал с Кассиди на рыбалку. Марго никогда с ними не ездила – ей не нравилось, как на нее смотрит рыба, когда ее вытаскивают на крючке из воды. Однажды, когда он пришел на пристань, чтобы поехать порыбачить с новым приятелем, поднявшийся с утра северный ветер задувал еще сильнее. Какая тут рыбалка! В общем, как выяснилось, такой сюрприз природы оказался ему на руку, так как, когда он уходил с пристани, к нему на велосипеде подъехал мальчик – рассыльный из «Вестерн юнион». Ветер крепчал с каждой минутой, бросая ему в лицо пыль с песком. Он с трудом прочитал телеграмму. Она была от сенатора.

Вернувшись домой в свое бунгало на пляже, Чарли тут же переговорил по междугородке с Бентоном. На следующую ночь телеграфные агентства передали сообщение о внесении в конгресс законопроекта о субсидировании пассажирских аэролиний, и акции авиационных заводов мгновенно взлетели вверх. Чарли продал все, что у него было, по самой высокой цене и, заплатив гарантийную сумму, стал, потирая руки, ожидать окончательного результата. Но, увы, вечерние газеты не подтвердили сообщения телеграфных агентств.

Через неделю ему пришлось скупать собственные акции, но уже по цене на двадцать пунктов ниже. Тем не менее у него еще были деньги, чтобы рефинансировать свои займы, и он принял участие в скупке прав на недвижимость вместе с Кассиди. Когда Чарли сообщил ему о своей готовности иметь с ним дело, они отправились на яхте в море, чтобы обо всем поговорить без свидетелей. Цветной мальчик-слуга приготовил им два джелпа – виски с водой и мятой. Они сидели на корме с удочками в руках, широкополые соломенные шляпы прикрывали их лица и глаза от яркого жаркого солнца, – стаканчики стояли рядом с ними на столике. Подойдя к границе чистой, голубой воды, они стали ловить на блесну рыбу-парус.

В этот день над головой было голубое небо, по которому плыли пышные розовато-белые облака, запах лаванды поднимался от земли, казалось, к самому солнцу. Сильный ветер дул против течения в Гольфстриме, поднимая большие, пенистые зеленые волны, которые разбиваясь, принимали голубовато-фиолетовый оттенок. Они плыли над длинными зарослями морских водорослей горчичного цвета, но что-то нигде не было видно рыбы-паруса. Яхту так сильно качало, что Чарли приходилось то и дело прикладываться к виски с мятой, чтобы предотвратить возмущение в желудке.

Почти все утро они плавали взад и вперед по устью Майами-ривер. За гребнями вздымающихся волн они видели освещенную солнцем коричневую воду бухты, а на горизонте новые блестящие белоснежные здания среди паутины красных стальных конструкций.

– Строительство, вот что всегда мне радует глаз, – сказал Гомер Кассиди, указывая рукой с синими венами на город.

На безымянном пальце у него красовался большой золотой перстень с печаткой.

– А ведь это только начало… Послушай меня, парень, я ведь еще помню, когда Майами только начинал строиться, превращался, так сказать, в трамплин. Всего несколько развалюх между полотном железной дороги и рекой. А москиты?… Здесь были не москиты, а вампиры. Несколько бедняков выращивали ранние помидоры и постоянно болели из-за простуды и лихорадки… а теперь любо-дорого посмотреть… а там, в Нью-Йорке, нас пытаются убедить, что никакого строительного бума здесь нет.

Чарли молча кивал. Он вел борьбу с рыбиной, попавшей ему на крючок. Лицо у него покраснело от натуги, руки сводило судорогой от разматывания катушки.

– «Здесь ничего нет, кроме мелкой скумбрии» – так они пытаются убедить всех, что рыбалка здесь напрасная трата времени. Обычная пропаганда в пользу Западного побережья… – продолжал Кассиди. – Но, парень, должен тебе признаться, я предвидел все это давным-давно, когда еще работал со стариком Флэглером. Это был человек с даром предвидения… С ним я прокатился на первом поезде, следующем по дополнительной ветке на пароме до Ки-Уэста… Я тогда был одним из адвокатов, работавших на железнодорожную компанию. Детишки бросали розы ему под ноги, когда он шел от своего автомобиля к вагону… Во время строительства около тысячи наших рабочих унесло ураганом, но все же дорога была построена… а теперь только погляди на новый Майами… Майами-Бич. А что ты скажешь о Майами-Бич? Знаешь, вот она мечта Флэглера, ставшая явью.

– Ну, мне лично хочется… – начал было Чарли, но вдруг замолчал, сделав большой глоток джелпа из стакана, который только что ему подал цветной мальчик-слуга.

Теперь он отлично чувствовал себя, так как морская болезнь, по-видимому, отступила. Помня указания руководства по рыбной ловле Кассиди, Чарли резко выдернул из воды леску, чтобы привязать к ней новый крючок, взамен оборванного. Как все же было приятно сидеть на корме этой моторной яхты, подставляя спину жаркому солнцу, чувствовать соленые, высыхающие на лице брызги, потягивать виски с мятой, и больше ни о чем не думать.

– Кассиди, конечно, это настоящая жизнь… но неужели есть люди, которые занимаются тем, что им на самом деле нравится? Я просто хочу сказать, что пора мне кончать со всем этим рэкетом… инвестициями, капиталом, всем этим вздором. Я хочу выйти из этого бизнеса с небольшим капиталом, купить домик и заняться своим нормальным, кропотливым хлопотливым делом – двигателями, новыми самолетами, в общем, всем этим. Я всегда был уверен: будь у меня деньги, я сумел бы сам построить аэродинамическую трубу… ну, знаешь, такое приспособление, в котором испытывают все модели аэропланов.

– Само собой, – откликнулся Кассиди. – Только авиация способна сделать Майами настоящим Майами… Подумай, всего восемнадцать, потом четырнадцать, а потом и десять часов полета – и ты в Нью-Йорке… Ну чего мне тебе рассказывать… ты, я… сенатор… все вместе… а с этим аэропортом мы станем отцами-основателями… Боже, я всю жизнь ждал, когда можно будет сорвать приличный куш. Всю жизнь я работал только на других… вначале в суде, потом на железной дороге адвокатом, в общем все такое… Мне кажется, пора уже нажить свое состояние.

– Ну, а если они вдруг выберут другое место, когда у нас в руках будет контрольный пакет? Ведь такое уже бывало…

– Да что ты, парень! Они этого не сделают. Ты же сам видишь, какое здесь идеальное место для аэродрома… Для чего мне тебе твердить об этом, скоро и сам убедишься в моей правоте… к тому же ты хорошо знаешь нашего друга в Вашингтоне… это один из самых прозорливых людей в стране, он всегда умеет заглядывать далеко вперед… Деньги, которые я вкладываю в это дело, я не снял со своего банковского счета, потому что Гомер Кассиди разорен. Вот что меня больше всего беспокоит в данное время. Я просто действую в качестве его агента. И за все те годы, которые я работаю бок о бок с сенатором Плэнетом, я никогда не видел, чтобы он вложил хотя бы один цент в ненадежное дело, могу поклясться, готов даже заложить свою душу и тело.

– Да, старый сукин сын, – широко заулыбался Чарли.

– Нет, своего он не упустит, это ясно так же, как и то, что ослепший осел не моргает. – Он засмеялся. – Может, по сэндвичу с отличной виргинской ветчиной?

Они выпили еще, закусили бутербродом с восхитительной сочной ветчиной. Вдруг Чарли почувствовал, что его просто разбирает, так хочется поговорить. Все же какой прекрасный денек! Кассиди принимает его по-царски. Ему здесь так нравится.

– Знаешь, – начал он, – я впервые увидел Майами со стороны моря, вот как сейчас. Странно, не правда ли? Я и представить тогда не мог, что снова приеду сюда, ворочая такими деньгами… Тогда здесь не было еще всех этих высотных зданий. Я плыл на каботажном судне в Нью-Йорк. Я был еще пацаном, приехал в Новый Орлеан на масленицу и, скажу тебе, в кармане не было ни гроша. Тогда я сел на маленький пароходик, чтобы попытать счастья в Нью-Йорке. Поехал туда вместе с одним своим приятелем, бедным поденщиком из Флориды… Смешной был парень. Так мы с ним и приплыли в Нью-Йорк. Он сказал, что нужно заняться чем-то стоящим, что нужно отправиться за океан, чтобы посмотреть там, что такое война, и вот мы с ним, как два полудурка, записались добровольцами в санитарную службу. Потом я переключился на авиацию. Вот как я начал заниматься бизнесом. Тогда Майами мне ни о чем не говорил.

– Ну, а мне дал старт в бизнесе Флэглер, – сказал Кассиди. – Готов без всякого стыда это признать… начал скупать земельные участки на восточном побережье Флориды… Флэглер дал мне старт… он начал возводить Майами…

В тот вечер, они, опаленные солнцем, слегка навеселе, после целого дня, проведенного на яхте в Гольфстриме, заперев все свои ценные бумаги по правам на недвижимость в сейфе конторы судьи Кассиди, отправились в ресторан «Палмс», чтобы отдохнуть от деловых забот. Марго в серебристом платье была просто сногсшибательной. Там они встретили худую черноволосую, похожую на ирландку девушку, по имени Эйлин, которая, кажется, уже довольно давно была знакома с Кассиди. Они все вместе пообедали. Кассиди там было очень хорошо, он изрядно напился, и, широко раскрывая рот, как морской окунь, говорил девушкам о строительстве крупного аэропорта, о том, что позволит им принимать участие в некоторых лотах по их сделке. Чарли тоже был пьян, но не настолько, чтобы не понимать, что Кассиди следовало бы все же захлопнуть варежку. Танцуя с Эйлин, он с серьезным видом нашептывал ей на ухо, призывая ее повлиять на своего дружка, заставить его помолчать, пока этого не заметили из их собственного лагеря. Марго увидела, как они прижимались друг к другу, как прикасались лбами, и, разыгрывая сцену ревности, стала отчаянно приставать к Кассиди. Когда Чарли пригласил ее на танец, она превратилась в глухонемую и не реагировала ни на одно его слово.

Он, оставив ее за столиком, подошел к стойке, чтобы опрокинуть там еще пару стаканчиков. Там он затеял ссору с каким-то худосочным парнем, очень похожим на флоридского бедняка. Один из музыкантов, Эдди Палермо, с маслянистой улыбочкой на губах, с лицом и формой и цветом похожим на оливку, бросился их разнимать.

– Нет, мистер Андерсон, я не позволю вам драться с этим джентльменом. Он наш местный адвокат… Думаю, вы непременно понравитесь друг другу… Мистер Пэппи, мистер Андерсон – один из выдающихся асов времен войны.

Опустив сжатые кулаки, они стояли тяжело дыша, со злостью глядя друг на друга, а итальяшка суетился между ними, кивал головой, широко ухмылялся. Чарли протянул руку противнику.

– Ладно, парень, оставим это.

Местный адвокат, бросив на него презрительный взгляд, нарочито засунул обе руки в карманы.

– Не адвокат, а сукин сын, – бросил напоследок Чарли.

Его сильно пошатывало. Пришлось цепляться за стену, чтобы не упасть. Повернувшись, он пошел к выходу. В холле он увидал Эйлин, она только что вышла из туалета и теперь, стоя у большого зеркала, прихорашивалась. Ему было не по себе от грохота джаз-банда, от шарканья ног танцующих, он задыхался от крепкого сигаретного дыма и постоянно отрыгивал виски. Нужно было немедленно выйти на свежий воздух.

– Ну, пошли со мной девочка, покатаемся с тобой, подышим свежим воздухом.

Она не успела и рта открыть, как он, схватив ее за руку, насильно вытащил из ресторана и доволок до стоянки машин.

– Но разве можно оставлять здесь остальных? – упиралась она.

– Они слишком пьяны, ничего и не заметят. Через пять минут вернемся. Такой милой девчушке, такой красавице, как ты, нужен глоток чистого свежего воздуха.

Коробка скоростей заскрипела, так как он забыл отключить сцепление. Машина заглохла. Он снова надавил на стартер и нажал на педаль газа до упора. Двигатель, поклацав, завелся, и автомобиль, рванув с места, стал набирать скорость.

– Ну вот, видишь, совсем неплохой маленький автобус, – сказал он.

Он вертел баранку, и, скривив губы, говорил только уголком рта.

– В последний раз я здесь, в такой дыре… Все эти никчемные обнищавшие политики, свеженькие, только что из студенческих городков, никогда меня не одурачат. Я могу торговать ими, как мешками с горохом, запросто продавать и покупать. Как, например, этот подонок Фаррел. Я его куплю с потрохами, с потрохами и продам. Правда, ты не знаешь, о ком я говорю, но для чего тебе знать об этом? Он мошенник, самый отъявленный мошенник в этой стране, и считал, как и вся его подлая банда, что им удастся убрать меня, как они убрали несчастного старика Джо Эскью. Но человек, который обладает ноу-хау, человек, который придумывает различные железки, такого человека им никогда не вытеснить. Я вполне могу перехитрить их и в их собственной игре. Мы затеваем здесь нечто грандиозное, о чем они никогда и не мечтали. И администрация тоже схвачена. Это на самом деле будет грандиозно, девочка ты моя маленькая, ничего более масштабного тебе еще никогда не приходилось видеть, и я позволю тебе принять в этом проекте участие. Мы скоро все станем богачами. А став богачами, все вы сразу забудете несчастного старика Чарли Андерсона, этого парня, который научил вас уму-разуму.

– Ах, как холодно! – простонала Эйлин. – Пора возвращаться. Я вся дрожу.

Чарли, наклонившись к ней, обнял ее за плечи. На повороте машину занесло. Он, бешено завертев баранкой, все же бросил ее снова на бетонку шоссе.

– Ах, прошу вас, только поосторожнее, мистер Андерсон… Посмотрите – на спидометре восемьдесят пять миль! Ах, прошу вас, не пугайте меня. Мне страшно!

Чарли только громко смеялся.

– Да что с тобой, моя маленькая милая девочка! Вот смотри, уже сорок, мы с тобой совершаем приятную прогулку со скоростью всего сорок миль в час. Сейчас повернем и поедем назад. Маленьким девочкам пора баиньки. И предупреждаю: тебе абсолютно нечего бояться, если я за рулем. Если на свете я что-то умею, так это отлично водить машину. Но я этого не люблю. Ах, если бы только поблизости был мой самолет. Тебе не хотелось бы покататься со мной на аэроплане? У меня был здесь один, но пришлось сдать его в ломбард, чтобы заплатить по счетам за его ремонт. Нужно было поставить на него новый двигатель. Но теперь я на пути к богатству. Мне его облетает один из моих приятелей. Вот тогда мы здорово повеселимся. Ты, я и Марго. Старушка Марго – потрясающая девушка, но у нее все же ужасный характер. Я умею еще одно в этой жизни – умею выбирать для себя женщин.

Когда они повернули, чтобы ехать назад в Майами, то увидели длинную полоску рассвета за песчаными равнинами с замершими на них соснами, за закрытыми станциями обслуживания, стойками закусочных «хот-дог», недостроенными оштукатуренными домами.

– Ну вот, теперь ветер дует нам в спину. Мы мгновенно туда домчимся, не успеешь и оглянуться.

Они ехали вдоль железнодорожного полотна, догоняя последний вагон поезда с двумя красными фонарями сзади.

– Интересно, не нью-йоркский ли это поезд?

Они нагнали состав. Теперь мчались мимо ярко освещенного вагона для обозрения, мимо темных окон спальных вагонов, в которых свет горел только за высокими окнами купе для одевания с обоих концов коридора. Они догнали багажный вагон, потом почтовый, наконец, паровоз, такой большой, высокий, весь черный, с двумя «зайчиками» на темном корпусе, блестящими от передних фар автомобиля Чарли. Поезд заслонил собой кроваво-красную полоску рассвета.

– Черт подери, да он не едет, а ползет. Ну, разве это скорость? – Проезжая мимо будки машиниста, он услыхал свисток. – Черт возьми, да я его обгоню на переезде.

Огни переезда маячили впереди. Темноту прорезал яркий луч переднего прожектора паровоза. На переезде шлагбаум был уже опущен. Это не смутило Чарли. Он только сильнее нажал на газ. На бешеной скорости они врезались в шлагбаум, зазвенели осколки разбитых передних фар. Машину завертело на месте. Их ослепил яркий свет локомотива, ушные перепонки резал визжащий свисток.

– Не бойся, мы уже проскочили! – заорал Чарли девушке.

Машина вертелась на рельсах, мотор вдруг заглох. Ногой он изо всех сил стучал по стартеру. Столкновения он не слышал.

Когда очнулся, то сразу понял, что находится в больнице. Прежде всего подумал, как бы поскорее опохмелиться. Он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Глухая темень объяла его. Потом он вдруг смутно различил островерхий чепчик медсестры. Она склонилась над ним. И вдруг его понесло. Он все говорил, говорил, никак не мог остановиться.

– Послушайте, сестричка, я думал, что нам конец. Скажите, где произошла авария? В аэропорту? Только бы вспомнить. Сразу станет легче. Это было так, сестричка… Я взял с собой эту маленькую девочку, чтобы она почувствовала, что за вещь, этот новый самолет «боинг»… ну вы, конечно, знаете о чем я говорю. Я был ужасно на кого-то зол, кажется на свою жену Глэдис, разве не она сыграла со мной такую злую шутку? Но теперь, после этой сделки с аэропортом, я буду покупать и продавать всю эту ее банду. Скажите, сестричка, что же произошло? Что там случилось, в аэропорту?

У медсестры тонкое желтоватое лицо почти без губ, песочного цвета волосы под белой шапочкой, тонкие руки, мелькающие у него прямо перед глазами, поправляющие простыню у него на груди.

– Вам нужно постараться отдохнуть, – сказала она. – Иначе придется вам сделать еще один успокоительный укол.

– Послушайте, сестра, вы ведь канадка, да? Готов побиться об заклад, что это так и есть.

– Нет, я американка, из штата Теннесси… А почему вас это интересует?

– Выходит, ошибся. Дело в том, что в больнице, где я лежал перед этим, все медсестры были канадками. Кажется, здесь слишком темно, вы не находите? Как мне хотелось бы рассказать вам, как все произошло. Вы позвонили в мою контору? По-моему, я сильно надрался. Ну, если выкарабкаюсь отсюда, то буду заниматься только бизнесом, больше ничем. Скажу вам, в этой большой игре нужно всегда держать нос по ветру. Скажите, вы не принесете ли мне воды?

– Я ночная медсестра. День еще не наступил. Постарайтесь успокоиться и заснуть.

– Думаю, они все же сообщили на работу. Пусть Сточ внимательно осмотрит весь самолет. Пусть до него никто к нему не прикасается и пальцем. Послушайте, сестра, я совсем не чувствую боли, но тем не менее, мне просто ужасно. Смешно, правда?

– Это все от уколов, – объяснила сестра низким хрипловатым голосом. – А теперь лежите тихо, не ворочайтесь, а утром, когда проснетесь, вам наверняка станет значительно легче. Пока же можете только прополоскать рот вот этим.

– Ладно.

Но он никак не мог остановить словоизвержение.

– Видите ли, вот как было дело. Мы поссорились с одним парнем. Вы слушаете, сестричка? Кажется, у меня появились солидные бабки, коли они, вся эта банда, стала наезжать на меня. Прежде, в старые добрые времена, мне казалось, что вокруг меня – только друзья. А теперь я вижу, что все иначе… вокруг только одни мошенники… даже Глэдис оказалась самой худшей мошенницей из всех этих обманщиков… Наверное, меня так сильно мучит жажда из-за похмелья.

Сестра снова наклонилась над ним.

– Боюсь, что придется сделать вам еще один укол успокоительного, братец. Ну, расслабься. Подумай о чем-нибудь приятном, будь умницей.

Он почувствовал на руке прикосновение чего-то холодного и влажного. Потом укол иголкой. Жесткая постель, на которой он лежал, вдруг начала проваливаться под ним. Он куда-то погружался, не чувствуя, однако, сладостного ощущения наплывающей дремы. Погружался в темноту.

На этот раз, когда он очнулся, перед ним стояла какая-то полная женщина в хрустящем накрахмаленном халате. Уже наступил день… Прежние тени исчезли. Она тыкала ему под нос какие-то бумажки.

– Доброе утро, мистер Андерсон. Чем я могу вам помочь? – У нее был бодрый, твердый голос.

Чарли все еще лежал на дне какого-то темного колодца. Палата, полная женщин в накрахмаленном халате, бумажки – все это было где-то далеко от него, высоко над ним. В веках чувствовалось какое-то жжение.

– Послушайте, сестра, кажется, меня здесь нет.

– Я не сестра, я заведующая медицинским учреждением. Нужно уладить кое-какие формальности, если только вы не против и чувствуете себя не очень плохо.

– Вам никогда не приходилось ощущать, что подобное с вами уже случалось?… Вот только где… в каком городе… ничего, ничего, можете не говорить, я сам вспомню.

– Я же сказала: я заведующая. Если вы не возражаете, больница хотела бы получить от вас чек для оплаты авансом первой недели вашего здесь пребывания. Еще нужны деньги на оплату кое-каких оказанных вам медицинских услуг.

– Не беспокойтесь. У меня есть деньги. Ради Бога, налейте чего-нибудь выпить.

– Это против правил внутреннего распорядка.

– Где-то в карманах моего пальто поищите мою чековую книжку. Или свяжитесь с Клиффом… мистером Вегманом, моим секретарем. Он выпишет вам чек.

– Не нужно зря волноваться, мистер Андерсон. У нас есть бланк чека. Я заполню его сама от имени вашего банка. Вам остается только подписать его. По счету – двести пятьдесят долларов.

– «Бэнкерс траст», Нью-Йорк… Надеюсь, что смогу написать.

– Мы попросим нашу сестру заполучить опросник… ну для архива… Ну, до свиданья, мистер Андерсон. Желаю вам приятного пребывания у нас и скорейшего выздоровления.

Полная женщина в накрахмаленном белом халате исчезла.

– Эй, сестра! – позвал Чарли. Вдруг ему стало страшно. – Это что за дыра? Не скажете, где это я? Говорите же, сестра, говорите… – Теперь он уже кричал, как можно громче.

Его шея, лицо покрылись крупными каплями пота, который затекал ему в глаза и уши. Он мог двигать головой, руками, но он совсем не чувствовал живота. Где же подложечка? Он не ощущал и своих ног. Во рту ужасная сухость.

Теперь над ним склонилась другая сестра с румяным лицом.

– Что вам угодно, мистер? – Она, вытерев с его лица пот, показала ему звоночек, висевший на кровати рядом с рукой.

– Сестра, ужасно хочется пить, – сказал он слабым голосом.

– Вам теперь можно только полоскать рот, но воду пить нельзя. Доктор не разрешает вам ни есть, ни пить, покуда не наладит систему дренирования.

– Где этот доктор? Почему его здесь нет? Почему его не было все это время? Неужели ему все равно – ведь я могу отказаться от его услуг и пригласить другого…

– А вот и доктор Снайдер, – благоговейно зашептала медсестра.

– Ну, Андерсон, вас удалось с большим трудом спасти. По-видимому, вы вообразили, что находитесь в самолете… Странно, я никогда не встречал пилота, умеющего водить машину. Моя фамилия Снайдер. Доктор Риджли Снайдер. Я из Нью-Йорка.

– По-видимому, мне нельзя так напиваться… Послушайте, нельзя ли принести стакан воды?… Странно, но когда меня привезли сюда, мне показалось, что я в одном из притонов, Ах, Дорис… ей, конечно, не понравился бы мой разговор, плохая грамматика, а поведение? Явно недостойно бывшего офицера и джентльмена. Но знаете, док, если дело идет к этому, то можно будет торговать ими, продавать и покупать, как мешки с горохом. Каждый из них – мешок земляного ореха. Наплевать, что они думают по этому поводу. Знаете, док, может, и хорошо, что я попал на больничную койку. Теперь у меня есть возможность спокойно полежать, обо всем поразмыслить, отказаться от спиртного… Вам приходилось когда-нибудь размышлять над чем-нибудь, док?

– Я вот сейчас, мистер Андерсон, размышляю о том, что вам нужно лежать спокойно, абсолютно спокойно.

– Хорошо, док, занимайтесь своими делами… пришлите ко мне красивую медсестру, я хочу с ней поговорить. Я хочу рассказать ей о Билле Чернаке… Он был единственным нормальным парнем, таких мне больше встречать не приходилось. Вот только он, да Джо Эс-кью… Интересно, что он чувствовал, умирая? Видите ли, в последний раз… ну… когда я, скажем, физически пострадал… мы с ним разбились на самолете… новый аэроплан «Москит»… в него вложены сейчас миллионы долларов, а эти подлецы лишили меня всех акций… Скажите, доктор, вы никогда прежде не умирали, правда?

Теперь он видел над собой только белый потолок, чуть более светлый у окна. Чарли вспомнил о звонке, висящем на кровати рядом с рукой. Он звонил, звонил, но никто не приходил. Он дергал, дергал за веревочку, покуда она не оборвалась. Красивое розоватое лицо медсестры склонилось над ним, словно снятое крупным планом в кино. Ее юные не так часто целованные губы двигались. Он видел, как они двигаются, наверное, издают какие-то чмокающие звуки, но в ушах у него постоянно что-то звенело, словно вызовы по междугородке, и в результате он ничего не слышал. Что она говорит? Только тогда, когда он разговаривал, страх покидал его.

– Послушайте, вы, молодая женщина… – Он слышал собственный голос. Ему нравилось разговаривать, слышать себя. – Я плачу за пребывание в вашей больнице и хочу, чтобы здесь все было так, как я хочу. Послушайте, что это я говорил этому парню? Может, он и доктор, но ужасно похож на Уильяма Кайзера, мясника. Вы еще слишком молоды и этого, конечно, не знаете.

– К вам посетитель, мистер Андерсон. Может, немного освежить лицо?

Чарли повернул глаза. Экран перед ним вдруг исчез. В сером проеме двери стояла Марго. В желтом платье. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, и в эту минуту была похожа на птичку.

– Ты, наверное, ужасно злишься на меня, Марджери?

– Хуже, я очень беспокоюсь о тебе.

– Все будет в порядке, Марго. Мне прислали замечательного костоправа из Нью-Йорка. Он меня починит, поставит, где надо, заплатки. Он очень похож на Уильяма Кайзера, мясника, ну вылитый тот, только с усами… что тут скажешь, я совсем забыл про усы… Почему ты так странно смотришь на меня? Я в полном порядке, разве не видишь? Мне гораздо лучше, когда я разговариваю. По-моему, я самый разговорчивый из всех пациентов больницы… Марго, знаешь, а я ведь могу стать алкоголиком, если буду пить так же, как раньше… Может, и неплохо, что такое случилось.

– Послушай, Чарли, ты можешь выписать мне чек? Руки у тебя действуют. Мне позарез нужны деньги. Ты ведь обещал выплатить мне комиссионные по этой сделке с аэропортом. Мне нужно нанять для тебя адвоката. Родители Эйлин подали на тебя в суд. Местный прокурор подписал распоряжение о твоем задержании. Я принесла твою нью-йоркскую чековую книжку.

– Боже, Марго, я заработал кое-какие деньги, но все же я не Английский банк.

– Чарли, ты обещал открыть счет на мое имя, вспомни…

– Прежде позволь мне отсюда выкарабкаться…

– Чарли, несчастный, невезучий мистер А… неужели ты думаешь, что мне нравится беспокоить тебя в такое время?… Но ведь мне нужно, как и всем людям есть… если у меня будут деньги, я попытаюсь все уладить с прокурором… не допустить появления сообщений об этом в газетах, ну и все такое. Ты же знаешь, как они все могут раздуть… но мне нужны деньги, и как можно скорее.

– Ладно, выпиши чек на пять тысяч… Как тебе повезло, Марго, что я не сломал руку.

Красивая розовая медсестра вернулась. Теперь у нее был ледяной резкий, неуступчивый голос.

– Боюсь, что время свидания истекло, – сказала она.

Марго, наклонившись, поцеловала его в лоб. Чарли казалось, что он находится в какой-то стеклянной клетке. Он видел, как прикасаются к нему ее губы, ее волосы, он знал, что ее платье должно пахнуть, что от нее исходит запах ее любимых духов, но он ничего этого не ощущал. Он смотрел ей вслед. Она шла, как в замедленном кино, покачивая бедрами, туго обтянутыми юбкой, нервно помахивая у шеи листочком, чтобы на нем просохли чернила.

– Послушайте, сестра, все это похоже на массовое изъятие вкладов… По-моему, этот старый институт уже не отвечает современным требованиям. Теперь я отдаю распоряжения. Передайте там, внизу, в регистрации, чтобы больше ко мне никого не пускали. В палате я, вы и еще доктор Кайзер Уильям, этого вполне достаточно.

– Ну а теперь пора немного прогуляться в коридоре, – сказала красивая розоватая медсестра уже бодрым, веселым голосом, словно речь шла о посещении какого-то шоу или бейсбольного матча.

Пришел санитар. Когда Чарли встал на ноги, палата вдруг куда-то уплыла вместе с матрасом и кроватью, серый коридор все отдалялся, а от неловкого ковыляния обе его ноги пронзили болезненные судороги. Он вновь погрузился в плотную темноту, вызывающую сильную тошноту. Потом появился свет, но он был где-то далеко-далеко. Он еле ворочал сухим языком, ему очень хотелось пить. Все вокруг него подернулось розоватым туманом. Он говорил, но не здесь, а где-то в другом месте. Он чувствовал, как слова вырываются из глотки, но он их не слышал. Он только слышал голос доктора. Тот говорил о перитоните так, как о самой веселой вечеринке в мире, словно поздравлял кого-то со счастливым Рождеством. Он слышал и другие голоса. Глаза его были открыты, направлены туда, откуда до него доносились другие голоса. Вдруг он увидал перед собой Джима с озадаченной, мрачной, кислой физиономией – так тот всегда смотрел на него, когда он был мальчишкой и по воскресеньям склонялся над своими учебниками.

– Неужели это ты, Джим? Каким ветром тебя сюда занесло?

– Прилетел, – ответил он.

«Как это его слышат? – удивлялся Чарли. – Ведь голос его звучит где-то вдали…»

– Все в порядке, Чарли… тебе нельзя напрягаться, совсем нельзя. Ну, я обо всем позабочусь.

– Ты меня слышишь, Джим?… Мешает какое-то гудение, как будто разговариваешь по междугороднему телефону.

– Все хорошо, Чарли, не беспокойся… Мы обо всем позаботимся. А ты лежи спокойно, не думай ни о чем. Послушай, Чарли, простая предосторожность, не более. Ты составил завещание?

– Я слышал, как кто-то сказал «перитонит». Это опасно, как ты думаешь?

Бледное лицо Джима, казалось, вытянулось еще более.

– Ну… небольшая операция.

– Мне кажется, лучше тебе передать доверенность мне, чем другим, чтобы больше ни о чем не беспокоиться. Я все приготовил, привел сюда с собой судью Грея, свидетеля. Хедвиг придет через несколько минут… Скажи, ты женат на этой женщине?

– Я женат? Ни за что на свете больше никогда не женюсь…

Старый добрый Джим, он всегда заставляет людей что-то подписывать. Почему я только не сломал руку? Очень, очень плохо.

– Ну, а что ты теперь думаешь о самолетах, Джим? Считаешь до сих пор, что они непрактичны?… Но они практичны настолько, что позволят тебе сделать столько денег, сколько ты никогда не зарабатывал, торгуя дешевенькими «фордами». Не обижайся, Джим. Послушай, Джим, пригласи ко мне самых лучших врачей… Ведь я серьезно болен, ты же знаешь. Пересохло в горле… Джим, пусть принесут мне воды, меня мучит жажда. Прошу тебя, не экономь на докторах… Как мне хочется поговорить с тобой, как мы говорили с тобой, когда удили рыбу на Красной реке, но так ничего и не поймали. Мы займемся рыбалкой здесь, неподалеку от Майами… Кажется, я снова отключаюсь. Пусть доктора мне дадут чего-нибудь.

Ему сделали укол.

– Спасибо, сестричка, теперь я чувствую себя прекрасно, все перед глазами прояснилось. Так вот я и говорю, Джим… все витает в воздухе… заманчиво… субсидии на доставку почты по воздуху… строительство аэропортов… всех этих новых авиалиний… и мы станем отцами-основателями всего этого… Они-то считали, что я в большой… но просчитались, я их всех одурачил… Боже, Джим, никак не могу остановиться, все говорю, говорю, а мне нужно заснуть. Но эта отключка не похожа на сон… это что-то другое, на него похожее.

Он хотел говорить еще, но все его потуги были бесполезными. Он сильно хрипел, его голос скрипел, ему очень хотелось пить. Его уже не было слышно. Но нужно, чтобы услышали. Он должен этого добиться. Но охватившая все тело слабость мешала ему. Он куда-то падал, падал, кружась, его засасывало…