Онлайн чтение книги ПАПА-БУДДА Buddha Da
ДЖИММИ

Во вторник утром я должен был отвезти машину на техобслуживание. Даже если у тебя вся жизнь летит под откос, машиной заниматься надо. И кроме меня ей заняться некому - у Джона дочка родилась, у него теперь дел по горло.

Вчера мы с Энн Мари снова заходили к ним в гости — один я бы, наверно, не смог. Триша вся светится, Джон сияет, дом битком набит разными подарками для новорожденной. А в люльке маленький кулек с мятым от сна личиком.

Автомастерская находилась в переулке неподалеку от Бриджтон-Кросс. Мы с Джоном давно сюда ездим: Джо, ее владелец – наш друг еще со школы, и мы в группе вместе играли, когда были молодые да зеленые. Теперь он неплохо устроился: нанял двух механиков и обзавелся уютным домиком где-то в южной части города.

Джо выбрался из-под машины — руки у него были черны от масла.

— Рад тебя видеть, дружище. Как старшой поживает?

— Замечательно. Триша на днях родила ему дочку.

— Молодец. Передай ему большой привет.

— Обязательно. Когда закончишь, хотя бы примерно?

— Приходи где-нибудь через час. Но если не успею, заедешь еще раз, хорошо? Сегодня столько работы свалилось.

— Ладно, старик. Тогда пойду, погуляю.

Я миновал ротонду на Бриджтон-Кросс — ее, похоже, недавно покрасили, но вид у нее все равно обшарпанный и унылый. А вот здания смотрятся куда лучше. Когда я был маленький, фасады домов были сплошь заляпаны грязью, теперь же их подновили, поставили домофоны и вообще навели красоту. На Мэйн стрит я бывал когда-то чуть не каждый день, но теперь почему-то мне казалось, что вижу эту улицу впервые, будто раньше тут ходил не я, а совсем другой человек. И сам город казался мне чужим, словно я и не жил в нем столько лет.

Потом я увидел ее — точнее, пустырь на том месте, где она стояла. За углом, в двух шагах от Мэйн стрит. Не знаю, почему мне стало так тошно. Года два назад городской совет решил снести несколько школ — якобы чтобы сэкономить средства на ремонт остальных; поднялась такая шумиха по этому поводу. Я знал, что именно эту школу хотели снести, но пропустил новость мимо ушей. В конце концов, какое мне дело — я ходил в школу без особого восторга и еле дождался выпускного. И потом, мы давно уже переехали из этих мест, никто из родных тут не живет. Здание, конечно, не представляло из себя ничего особенного, это вам не памятник архитектуры — просто заурядная типовая школа, каких немало понастроили в шестидесятых. И все-таки, когда я завернул за угол и увидел этот пустырь, мне будто дали прямо под дых.

Я перешел дорогу, остановился и посмотрел вокруг. Место, где стояла школа, казалось огромным, гораздо больше, чем было само здание. Повсюду валялся строительный мусор; свалка была огорожена металлическими шестами, краска на них давно облупилась. Куски асфальта, обломки старых кирпичей и обрывки полиэтиленовой пленки валялись в лужах среди собачьего дерьма. Во мне все закипело от злости. Школу снесли, скорее всего, больше года назад. Неужели с этой грязью ничего нельзя было сделать? Засыпать землей, посадить пару кустиков, чтобы смотрелось приличнее? Как же так, почему те, кто живет по соседству, каждый день должны видеть в окнах эту помойку?

Я направился к Гриндайк стрит. Энн Мари переписала мне на кассету их с Нишей диск, и я вставил кассету в плеер. Вообще-то я никогда не одобрял этих сэмплированных дел, не видел в них толку, но тут слушал и удивлялся, до чего здорово сочетались низкие голоса лам и нежные, высокие — девочек. Я ставил запись снова и снова, пока музыка не вытеснила из моей головы всякие мысли.

Я шел и шел. Через Грин, вверх по Солтмаркет, потом напрямик через боковые улочки до Джордж-Сквер и дальше, все шагал, пока не оказался у Центра. Я даже не думал, куда иду, пока не увидел перед собой желтую дверь.

Я не был тут с тех самых пор, как залил стену краской. Мне было стыдно. Ночевал я у мамы: она одна не станет выпытывать, что да почему.

Стараясь не шуметь, я открыл дверь. Будто мне снова пятнадцать лет, и я крадусь домой в стельку пьяный и думаю: хоть бы все спали. Я заглянул в комнату для медитаций. Не знаю, что ожидал там увидеть, — ряды лам, возносящих молитвы о спасении моей души, или наряд полицейских, готовых меня арестовать, — но комната была пустой. Ничего не изменилось с тех пор, как я ушел. Только при свете дня все выглядело иначе. Словно тут забавлялся ребенок-великан, который смешал все краски и устроил грязь. Под большими пятнами краски еще проступали контуры Будды, а одна рука — поднятая в благословляющем жесте, — осталась совсем чистой. Подушки у стены на полу были сплошь залиты краской. Спальник тоже можно было выкинуть на помойку.

Дверь открылась, и в комнату вошел ринпоче.

— Здравствуй, Джимми.

Я хотел сказать, что мне стыдно, но не мог вымолвить ни слова. Он стоял рядом со мной и смотрел на стену.

— Я не знал, что ты хотел написать Будду в стиле Джексона Поллока . Это настоящий авангард.

— Сейчас же все уберу. — Я не мог смотреть ему в глаза.

— Может, не стоит торопиться?

— Почему? Вы же не хотите, чтобы комната выглядела вот так.

Он тронул меня за руку:

— Сейчас комната выглядит вот так. Давай побудем в ней немного. Просто посидим и посмотрим.

Он сел на пол, лицом к изуродованной стене, и я сел рядом. Смотреть было тошно. Столько труда, и вот, гляньте-ка. Грязь, черт-те что. Я понимал, чего он хотел от меня. Чтобы я посмотрел правде в глаза. Увидел, что натворил, что по-прежнему творил. Я читал в какой-то книжке, что ламы иногда спят в гробах, чтобы помнить о смерти. Но я не хотел видеть смерть, я хотел просто жить. Потому-то я и связался с ламами. Потому что с ними было хорошо, они вселяли в меня спокойствие, умиротворенность, я начинал становиться самим собой. Я не хотел видеть ту муть, в которую превратились яркие, чистые цвета. Не хотел думать, почему я это сделал. Я хотел лишь одного: чтобы все опять стало чисто.

Я поднялся и начал убирать от стены подушки.

— По крайней мере, они прикрыли пол — тут всего несколько пятен. Это эмульсионка — я отмою.

Он кивнул.

Я взял на кухне пару мешков для мусора, поднял с пола пустые банки из-под краски и сунул в мешки. Потом достал из тумбочки в прихожей свои кисти и банку с белой краской. Окунул кисть в банку и от верхнего левого угла стал закрашивать стену; постепенно все цвета исчезли под слоем белого. Нужно будет пройтись еще раз, но, по крайней мере, уже не надо смотреть на эту муть. Сделав дело, я закрыл банку с краской и вымыл кисть в раковине. Потом вернулся в комнату и щеткой отскреб краску с пола. Все это время лама сидел и наблюдал за мной.

— Ринпоче, я, пожалуй, пойду. Мне надо было забрать машину еще часа три назад.

— Джимми, ты забыл. — Он протянул руку. Я взял маленькую баночку с золотой краской, сунул ее в карман и ушел.