Онлайн чтение книги Буканьер его величества
Глава IX. КОРОТКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ

«Кентавр» был захвачен в первый вторник июня. После разговора, состоявшегося между де Берни и Томом Личем на другое утро, оба корабля взяли курс на запад-юго-запад. В четверг, на закате, сигнальщик-наблюдатель заметил землю: из-за пелены тумана возникли едва различимые очертания мыса Ла-Вела. А в воскресенье, на рассвете, моряки увидели низменные берега островов Альбукерке, где нашим героям предстояло сделать временную остановку.

Плавание, длившееся несколько дней, прошло спокойно, без происшествий. Победа, одержанная де Берни над капитаном Личем, значительно упрочила его авторитет в глазах команды «Кентавра». Буканьеры, народ по натуре расхлябанный, беспрекословно подчиняются своему капитану лишь в бою, остальное же время они держат его запанибрата.

Но де Берни удалось взять этих головорезов в кулак и подчинить своей воле. Держался он всегда спокойно, хладнокровно и властно — как заправский офицер королевского флота, а не какой-нибудь предводитель флибустьеров. Время от времени, однако, он выпускал вожжи и позволял себе быть с ними на дружеской ноге. Шутил, мог пропустить за компанию чарку-другую, даже играл в кости — короче говоря, он знал ту золотую середину, благодаря которой сумел снискать себе любовь и уважение всей команды.

Уоган никак не ожидал подобного поворота. Однажды он поделился своими недоумениями с Холлиуэлом, на что тот только и ответил:

— Кривляка, как всякий французишка!..

Что до майора Сэндза, то на француза он по-прежнему смотрел свысока. А видеться им случалось не так уж редко. Де Берни предупредил мисс Присциллу, что старпом со штурманом больше не будут обременять их своим присутствием во время трапез.

— Мне бы также очень хотелось избавить вас и от моего общества, — серьезно прибавил он. — Однако в силу того, что в отношении вас я взял на себя определенные обязательства, мне все же придется иногда докучать вам своей компанией.

— А вы не слишком-то любезны, сударь, если полагаете, будто ваше общество мне претит.

— Конечно, вы вправе так говорить, мисс. В конце концов, чем я лучше этих пиратов?

Девушка взглянула на него ясными голубыми глазами: в ее взгляде читался немой укор.

— Откровенно говоря, сударь, мне бы очень не хотелось так думать.

— Зато майор Сэндз — кстати, вот и он — скажет, что это именно так.

Майор кашлянул, но не проронил ни слова. Он был несколько удивлен, что вместо него ответила мисс Присцилла:

— Майор Сэндз, как и я, испытывает к вам огромную благодарность, ведь вы были так добры к нам. Он прекрасно понимает, что было бы с нами, не вступись вы за нас вовремя. Прошу вас, поверьте мне, сударь.

Де Берни улыбнулся и склонил голову:

— Я вам верю. В самом деле, глядя на майора Сэндза, вряд ли можно усомниться в искренности его чувств.

Восприняв ироническое замечание француза как оскорбление, майор побагровел. Но де Берни, не обращая на него внимания, продолжал:

— Я пришел также сказать, что теперь вам больше нет надобности томиться в каюте. Можете спокойно выходить на палубу и дышать воздухом, когда вам заблагорассудится. Вам никто не помешает; но если кто-то все же дерзнет нарушить ваш покой, я поступлю с ним так, чтоб другим было неповадно. Для вас на корме уже приготовлен навес.

Мисс Присцилла поблагодарила его, и засим он удалился.

— Интересно, — проговорил майор, — чего добивается от меня этот пес своими насмешками?

— Наверное, ему хочется, чтоб вы были с ним немного учтивей, — заметила девушка.

— Учтивей? И я еще должен быть с ним учтивым?

Сделав над собой усилие, он подавил гнев и серьезным тоном произнес:

— Не кажется ли вам, Присцилла, что, даже несмотря на наше ужасное положение, нам следует держаться достойно? С какой стати я должен миндальничать с этим типом после всего, что он сделал?

— Разумеется. Особенно после того, как он спас вам жизнь. Ведь, по-вашему, это ерунда? Разве за это он достоин благодарности?

Майор развел руками:

— Это лишь одна сторона медали.

— А вам этого недостаточно? Неужели это благородство не заслуживает уважения?

Задетый за живое, майор чуть было снова не разозлился, однако, посчитав, что будет лучше проявить терпимость, он с грустью проговорил:

— Как жаль, дорогая Присцилла, что вы так дурно судите обо мне.

И, вздохнув, прибавил:

— Вы находите, что во мне нет благородства? Что ж, вы правы. И все же как вы далеки от истины! Вы не способны понять мои чувства. Вы, верно, полагаете, что я думаю только о себе, о своей безопасности? И поэтому, судя по вашим же словам, веду себя неучтиво? Но, дорогая Присцилла, это совершенно не так, и дело здесь не во мне. В противном случае я бы любезничал с ним как с самым дорогим человеком на свете. Да, я зол и неучтив, но причина тому — вы. Ваш подавленный вид ввергает меня в глубокую печаль, Присцилла, и, глядя на вас, я просто теряю рассудок. Провалиться мне на этом месте, если я лгу!

От искренних слов майора сердце девушки смягчилось. Добрая по натуре, она тотчас почувствовала угрызения совести.

— Мне очень жаль, Барт, но порой я бываю такая несдержанная. Простите меня, пожалуйста, дорогой Барт.

И Присцилла протянула майору руку. Мягко улыбнувшись в ответ, майор взял ее и горячо пожал. Покаянный тон девушки наполнил его душу радостью. Ему тут же вспомнилось стихотворение, которое он однажды слышал во время одного театрального представления. Автором пьески был самый заурядный стихоплет, диалоги, сочетавшие в себе ничтожную толику здравого смысла и обилие всякого вздора, звучали, как показалось майору, вычурно и претенциозно. Обрадовавшись странному и счастливому стечению обстоятельств, помогшему его памяти воскресить эти строки, и совершенно не задумываясь, что скудная суть его мыслей недостойна возвышенной формы стиха, он повторил его про себя:

В делах людских случаются приливы и отливы, Но, коли хочешь ты счастливым быть, Не упусти короткого мгновения прилива.

Теперь майор чувствовал приближение прилива. И ему было нужно успеть поймать его короткий миг.

— Моя дорогая! Всякий мужчина, если б он любил вас так, как я, испытывал бы те же чувства.

Девушка смотрела на него чистыми умоляющими глазами:

— Дорогой Барт! Теперь я понимаю… Мне бы следовало понять это раньше.

Майор, не выпускавший все это время руку девушки, нежно погладил ее. Потом он мягко привлек мисс Присциллу к себе — девушка не сопротивлялась.

— Неужели вы думаете, я способен держать себя в руках, когда женщине, которую я люблю, угрожает опасность?

Майор говорил приглушенным, но исполненным страсти голосом. Вдруг мисс Присцилла почувствовала, как в жилах у нее застыла кровь, дыхание ее участилось, лицо побледнело, а в глазах — еще мгновение назад таких нежных — мелькнула тревога.

— Вы что говорите, Барт?

Пытаясь высвободить свою правую руку, она легонько оттолкнула его левой.

— Неужели вы намереваетесь… — на какой-то миг она осеклась, — ухаживать за мной?

Потрясенный ее словами, майор воздел руки к небу:

— Дорогая Присцилла! — в недоумении взмолился он.

— О! Как же вы осмелились? В такой-то момент?..

Майор, видимо, понял свою ошибку и приумолк… Да, момент и правда неподходящий! Выходит, он не рассчитал… Прилив еще не достиг высшей точки… Он спугнул его. Ему ничего не оставалось, как отступить и ждать более благоприятной минуты, чтобы вновь пойти в наступление.

— В такой момент! — повторил он за ней, словно эхо. — Но клянусь жизнью! — спохватился он. — Именно этот тягостный момент разбудил во мне нежность, страстное желание доказать, что рядом с вами есть человек, готовый, как я вам уже говорил, отдать за вас свою жизнь. Однако, кроме моей личной привязанности к вам, существует еще и долг перед вашим отцом, перед его памятью! И уж в этом-то смысле у вас не должно быть оснований гневаться на меня.

От его слов на сердце у девушки не стало спокойнее — сейчас ее заботило уже совсем другое. Взор ее затуманился. В смущении она подошла к иллюминатору, через который в каюту струились потоки солнечного света.

Майор с тревогой следил за ней, его восхищали гибкий стан, изящные и плавные движения девушки. Он ждал. Вскоре, овладев собой, она заговорила:

— Простите меня, Барт. Я просто глупенькая, но не надо считать меня неблагодарной. Ведь я стольким вам обязана. Я бы, наверное, уже давно умерла, если б вас не было рядом в эти ужасные часы…

— Не стоит так корить себя, дорогая Присцилла, — спешно вставил майор и, как последний глупец, прибавил, чуть было все не испортив: — Я так счастлив, что вы наконец изменили свое мнение об этом мошеннике-французе!

Желая избежать новой ссоры, мисс Присцилла, робко улыбнувшись, предложила:

— Не пойти ли нам на палубу подышать свежим воздухом, Барт?

И они поднялись на палубу, где на них, похоже, никто не обратил внимание, за исключением Уогана и Холлиуэла.

Де Берии находился на корме, теперь уже в своей капитанской каюте; стояла жара, и дверь в нее была распахнута. Заметив приближающихся пассажиров, он встал и любезно вступил с ними в разговор.

На вопрос мисс Присциллы о его дальнейших намерениях он ответил, что предстоит длительная остановка — тут уж, к сожалению, от него ничего не зависит! — около месяца.

Майор слушал их с нескрываемым недовольством, но в разговор не вмешивался. Узнав, что им предстоит потерять целый месяц на островах Альбукерке, он возмутился. Но вида, однако, не показал. Когда же мисс Присцилла с легким волнением в голосе спросила: «Господин де Берни, а как вы стали буканьером?» — его негодование перешло все границы.

Столь неожиданный вопрос застал де Берни врасплох. Взглянув на девушку, он едва заметно улыбнулся, потом в его глазах появилась задумчивость.

— Но ведь вы уже знаете почти всю мою историю, — ответил он. — Разве я не говорил, что мессир Симон, которого испанцы убили в Санта-Каталине, был моим дядей? Вместе с ним я отправился в Новый Свет искать свободу, так как в Старом я ее не имел. Мы, род де Берни, — гугеноты из графства Тулузского. В те времена во Франции гугеноты могли рассчитывать разве только на веротерпимость. Но после отмены Нантского эдикта note 55Нантский эдикт — завершающий религиозные войны во Франции юридический акт, подписанный в апреле 1598 г. французским королем Генрихом IV. Согласно эдикту, католицизм остался господствующим вероисповеданием во Франции, но протестанты («гугеноты») получили право на свободу богослужения (кроме ряда крупных городов, включая Париж), право занимать судебно-административные и военные руководящие должности, для них были учреждены особые палаты при парламентах Парижа, Тулузы, Бордо и Гренобля, в которых разбирались судебные дела гугенотов ни о какой терпимости к нашей вере не могло быть и речи. Когда я был еще ребенком, гугенот был лишен права сделать карьеру, достойную дворянина… Нас было семеро сыновей, я — младший. Вот и пришлось отправиться с дядей в Новый Свет. После его смерти я остался совсем один, без средств к существованию, без друзей, кроме тех нескольких человек, что спаслись вместе со мной. Тогда мы решили присоединиться к Моргану. Другого выбора не было. К тому же после кровавой бойни в Сайта-Каталине во мне зародилась лютая ненависть к испанцам, и я с великой радостью пошел служить врагам Испании. С Морганом я быстро пошел в гору. Бывает так, что человека возвышает уже само его рождение. Мне же помог случай. Я доказал Моргану свою преданность. Кроме того, я — француз, и это тоже возвысило меня в его глазах, потому как под его началом всегда служило много моих соотечественников. Он сделал меня адъютантом, и я стал командовать французским легионом. Он обучил меня искусству морского боя, а его школа, смею вас уверить, лучшая в мире. Когда Англия перестала нуждаться в помощи буканьеров и Моргану предложили пост губернатора Ямайки, я снова пошел за ним и опять поступил на службу к королю Англии.

— Значит, — задумчиво, как бы рассуждая про себя, проговорила девушка, — ваша служба не была противозаконной и ремесло буканьера вы оставили сразу же, как только пиратство было объявлено вне закона note 56Пиратство никогда не пользовалось покровительством закона. В данном случае речь идет о переходе, начиная с 1689 г., «неорганизованных» пиратов под защиту национального флага. Таким образом, им предоставлялся на период военных действий статус каперов, основной задачей которых оставался грабеж торговых кораблей, но… принадлежащих неприятельскому государству. Для военных кораблей под флагами союзных государств каперское судно не считалось уже преступным, его экипаж пользовался всеми правами моряков военного флота.

Для майора Сэндза это было уже слишком.

— Да, вчера это было так, а сегодня, к сожалению, все изменилось, — заметил он ледяным голосом.

Де Берни, хотевший было оставить их, рассмеялся:

— Но почему же «к сожалению», майор? Для вас, по крайней мере, эти перемены сложились как нельзя лучше.

Майор не нашелся что ответить. Свои возражения он приберег на потом — когда де Берни не будет рядом.

— Однако доверие, которое когда-то возлагал на него Морган, не помешало ему предать своего командира и снова взяться за старое, — сказал он.

Но мисс Присцилла, погруженная в свои мысли, не расслышала его слов и оставила их без внимания, так как ответа от нее не последовало. А майор, вовремя вспомнив, что всякий разговор о де Берни был неизбежно чреват размолвкой, на нем и не настаивал.

Когда наступила ночь и взошла луна, де Берни пел свои песни, но слушали его только пираты, потому что майор с девушкой в это время были на корме. Его мягкий волнующий баритон разливался по всему кораблю.

— Клянусь честью, это просто неслыханно! — с отвращением проговорил майор. — Как он только может общаться с этими головорезами!

Однако смысл слов, произнесенных ему в ответ мисс Присциллой, так и остался для него загадкой:

— Ах! Все равно он поет лучше всех на свете!