Часть первая

Онлайн чтение книги Обожравшийся каннибал Cannibal who Overate
Часть первая

Глава 1

Сегодня понедельник. А в ближайшую субботу – день рождения Великого Человека. Это будет расточительное, но лишенное души празднество, от одной мысли о котором мистер Пьер Шамбрэн почувствовал себя в таком же напряжении, в каком ему довелось побывать только один раз в жизни – утром в день «Д», когда в прибрежном городке Британии они ждали приказа Эйзенхауэра наступать. Он уже принимал участие в проведении одного приема, который давал Великий Человек, но тогда отнесся к нему с детской наивностью, хотя был одним из самых опытных гостиничных управляющих, известным человеком в этом бизнесе. Любой прием, независимо от его сложности и стоимости, не вызвал бы у него такого отношения. Однако теперь Шамбрэн уже кое-что знал. Этот Великий Человек – просто гений по части превращения простых детских вещей в сущий ад, изощренный садист, который не оставит в покое никого из штата отеля и будет держать всех в состоянии безумия в течение целых шести дней.

Он ощутил беспокойство от одержимости Великого Человека утром в понедельник и понимал, что оно продлится до раннего утра воскресенья, когда вконец измотанная команда официантов, их помощников и портье начнет устранять хаос, который останется в бальном зале «Бомонда» после двухсот пятидесяти гостей.

Это беспокойство не было связано ни с излишней нервозностью, ни тем более с трусостью. Во время войны Шамбрэн был более чем хорошим солдатом, потому что отличался от тех тупоголовых героев, которые бросались навстречу опасности, не оценивая степени риска. Его живое воображение позволяло ему всегда ее предвидеть и проявлять реальную храбрость. Да и рутинные обязанности главного менеджера отеля «Бомонд» сталкивали Шамбрэна с самыми неожиданными ситуациями, каждая из которых требовала от него и такта, и железных нервов. Несмотря на репутацию самого шикарного отеля Нью-Йорка, в «Бомонде» часто возникали мелкие, но неприятные проблемы. Здесь всегда было много пьяных, случались драки, ходили девушки по вызову – самые дорогие в Нью-Йорке, но все же девушки по вызову. Бывали вздорные необоснованные жалобы, самоубийства, сердечные приступы у пожилых джентльменов, причуды старых вдов с такими деньгами, что они не могли сказать, сколько их у них, попадались странные люди, вроде того греческого джентльмена с двадцать четвертого этажа, который стегал плетью двух девушек, привязав их к спинке кровати, и забил бы, пожалуй, до смерти, если бы не захотел присовокупить к своей коллекции мазохиста еще и ни в чем не повинную горничную. Мистер Шамбрэн решал такие и многие другие проблемы с учтивой эффективностью. Но этот прием Великого Человека…

В отеле «Бомонд» ему уделяли особое внимание и заботу не просто из дружеского расположения, а за немалые деньги. Великий Человек заплатил за восьмикомнатные апартаменты 194 тысячи долларов, а ежегодная плата составляла 32 тысячи. Это заставляло весь штат отеля относиться к нему с особым трепетом. Великому Человеку приходилось говорить «сэр», даже не испытывая к нему никакого уважения.

Обеспокоенный тем, чем грозит предстоящая неделя ему самому и его штату, мистер Шамбрэн закурил египетскую сигарету и посмотрел в широкое окно кабинета, которое выходило на Центральный парк. Управляющий был невысок, коренаст, смугл, с мешками под глазами, которые обычно смотрели очень жестко, но временами в них вспыхивали искорки юмора. Француз по рождению, он попал в эту страну маленьким мальчиком и думал как американец. Обучение гостиничному бизнесу привело его обратно в Европу, Шамбрэн бегло говорил на нескольких языках, при случае мог показать прекрасные манеры, но думал как настоящий американец.

– Вот дрянь! – высказался он, обращаясь к зеленым лужайкам Центрального парка.

Существовало два очень уязвимых места, которые требовали его немедленного внимания. Управляющий повернулся в своем вращающемся кресле и поднял трубку одного из телефонов, стоящих на письменном столе.

– Да, пожалуйста?

– Это Шамбрэн, Джейн. Могу я поговорить с миссис Вич?

– Сию минуту, сэр.

Шамбрэн слегка улыбнулся. В старые времена девушки-телефонистки на коммутаторе отвечали по телефону фразой: «Могу я вам помочь?» Отклики порой бывали не очень приятные. «Как насчет того, чтобы появиться в моем номере, если вы блондинка с хорошей фигурой?» – интересовался звонивший. Так что слова «Да, пожалуйста» были гораздо безопаснее.

Миссис Вич, старшая телефонистка, была крупной дамой с пышной грудью. Она очень гордилась своей умелой работой, тактичностью и предельной сдержанностью своих девушек. Примерно восемьдесят процентов останавливающихся в отеле мужчин имели с ними дело, и им поневоле приходилось быть циничными, пропуская через себя входящие и исходящие сообщения, касающиеся скрытой стороны жизни сотен людей.

– Доброе утро, мистер Шамбрэн, – приветствовала миссис Вич в своей обычной начальственной манере управляющего.

– Какое прекрасное утро!

– Да, мистер Шамбрэн.

– Но сейчас оно станет менее прекрасным.

– Надеюсь, на нас нет никаких жалоб, мистер Шамбрэн? По моим записям, мы вчера приняли одиннадцать сотен вызовов без единой ошибки.

– Сегодня ваши записи будут иными. Вы сидите, миссис Вич?

– Прошу прощения?

– Вы сейчас сидите?

– Да, сэр.

– В субботу вечером Великий Человек дает прием по случаю своего дня рождения. Все колеса закрутятся уже сегодня в десять часов. Я советую вам посадить одну девушку только на звонки из пентхауса «М», а также на звонки мистера Амато.

– Вечером в субботу?! – воскликнула миссис Вич дрогнувшим голосом.

– У нас нет времени на переживания, миссис Вич. Провода просто раскалятся. Постарайтесь сделать все возможное.

– Для этого я здесь и нахожусь, мистер Шамбрэн.

– Разумеется. Вам всегда все удавалось. А теперь не соедините ли вы меня с мистером Амато?

– Одну минуту, мистер Шамбрэн.

Управляющий тщательно загасил сигарету в латунной пепельнице, стоящей на его столе.

– Менеджер по банкетам! – ответил веселый приветливый голос.

– Амато? Это Шамбрэн.

– Доброе утро, мистер Шамбрэн. Чудесный день.

– Может, и так. Но вот я, Амато, нашел у себя на столе записку от Великого Человека из пентхауса «М». Он в субботу вечером дает по случаю своего дня рождения прием в бальном зале для двухсот пятидесяти гостей.

– В эту субботу?

– В эту субботу.

– О Боже!

– Именно так.

– О Боже!

– И теперь я иду к вам, Амато, чтобы пожать вашу руку прежде, чем вы явитесь к десяти часам на аудиенцию к Его Величеству.

– О мой Бог!

– Так я иду, Амато. Будьте добры, примите вашу бромовую сельтерскую и успокаивающие прежде, чем мы увидимся. По-моему, мне просто вредно видеть, как вы глотаете в девять тридцать утра всю эту фармакопею.

– О Боже! – опять простонал Амато упавшим голосом.

Управляющий спустился на лифте со своего четвертого этажа в холл отеля «Бомонд». Его натренированный глаз сразу же ухватил все детали и прежде всего новую, установленную только позавчера, ярко освещенную, привлекающую все взгляды витрину с драгоценностями от Тиффани. На витрине Боннуити вместо вечерних платьев теперь были выставлены зимние лыжные костюмы.

Джерри Додд, офицер внутренней охраны, которого никто не называл местным сыщиком, ибо так не было принято в «Бомонде», стоял у лифта. Завидев Шамбрэна, он ему дружески кивнул.

Управляющий направился к регистрационной стойке. Эттербери, клерк по приему гостей, приветствовал его с облегченной улыбкой.

– Все занято, кроме резерва.

Два апартамента они всегда держали в резерве на случай неожиданного приезда особо важных персон. Ими распоряжались только Шамбрэн и владелец отеля, Джордж Баттл. Но так как мистер Баттл постоянно жил на Французской Ривьере, считая, как судачили в отеле, свои деньги и никогда не доводя счета до конца, этим резервом распоряжался единолично управляющий.

– Никаких пожаров этой ночью? – спросил он.

– Ни одной пометки в карточке учета, – ответил Эттербери.

Шамбрэн повернулся, намереваясь пройти по вестибюлю, чтобы подняться в офис Амато, но в этот момент двери одного из скоростных лифтов открылись и его взору предстало нечто напоминающее привидение.

«Привидением» была очень прямая и величественная леди в норковой шубе устаревшего покроя, но с великолепным мехом. На черной ленте, перекинутой через шею, висела такая же муфта. Левая рука леди была спрятана в этой муфте, а в правой она держала поводок, на конце которого сопел кургузым носом черно-белый японский спаниель. Управляющий двинулся ей навстречу, помня о том, что эта миссис Джордж Хевен была представлена ему как сошедшая с ума дама. Она могла быть сколько угодно сумасшедшей, но занимала в отеле вторые по стоимости апартаменты.

Он щелкнул каблуками, отвесил поклон и расплылся в улыбке номер один.

– Доброе утро, миссис Хевен. Какое прекрасное утро!

Спаниель наградил Шамбрэна злобным взглядом, а леди вообще не удостоила вниманием и прошла так, будто его вовсе здесь на было. Впечатление осталось такое, что, не отступи управляющий в сторону, она прокатилась бы по нему, словно грозный армейский танк. Повернувшись, он посмотрел, как она вышла через вращающиеся двери на Пятую авеню. Рядом с нею семенил спаниель.

– Что, опять с ней столкнулись? – спросил с сочувствием стоявший рядом Джерри Додд.

Шамбрэн печально улыбнулся:

– Семь месяцев, Джерри, миссис Хевен живет у нас. И каждый день в течение этих месяцев я желаю ей доброго утра, а она проходит мимо, не обращая на меня никакого внимания, будто я кресло, стоящее у стены. Не было ни жалоб, ни проблем, но каким-то образом я ее обидел. Это терзает меня, Джерри.

– А может, наоборот, вам повезло? – предположил офицер охраны. – С час назад она говорила с привратником Уотерсом. После этого у него был довольно жалкий вид.

– Да не хочу я никаких разговоров с нею, Джерри! Но меня разбирает любопытство. Что я такого сделал, чтобы она обиделась?

– Может, вам просто плюнуть на это, – посоветовал Джерри. – А то вас вскроют, как банку с горохом.

– Вот это мудрый совет, мой друг!

* * *

На стакане, стоящем на письменном столе перед Амато, еще сохранился ободок пены от наскоро проглоченной бромовой сельтерской воды. На столике возле письменного стола лежала целая коллекция лекарств – пилюли, бутылочки с жидкостями, порошки, и было видно, что совсем недавно все это трогали. Амато был худым, смуглым, высоким сорокалетним мужчиной, а в данный момент еще и очень бледным. Уроженец Рима, в молодости он, наверное, слыл очень красивым, с профилем как у Цезаря на старой монете. Теперь же несколько обрюзг от диспепсии и зарождающейся язвы. Когда Шамбрэн вошел в его офис, Амато заломил руки, как мать у могилы погибшего героя.

– Если я сейчас умру без всякого предупреждения, что вы станете делать? – спросил он.

– Попытаюсь нанять другого банкетного менеджера из отеля «Пьер», – спокойно ответил управляющий и, присев у письменного стола, закурил свою неизменную египетскую сигарету.

– Как я могу закупить мясо одного возраста для двухсот пятидесяти гостей? – завопил мистер Амато. – За такое короткое время невозможно купить мясо нужного качества!

– Тогда пусть едят пироги, – улыбнулся Шамбрэн.

– Да знаете ли вы, что это значит? – продолжал кричать Амато. – Споры вокруг каждого блюда, каждой бутылки вина, каждой детали сервиса! А когда мы сделаем все так, как он хочет, Его Величество заявит, что все не так. Мои лучшие метрдотели ничего не станут делать, если только оплата не будет очень высокой.

– Оплата будет такой, как он захочет, – буркнул Шамбрэн.

– Я знаю это по последнему разу! Цветы с Гавайских островов, специальная лососина с канадского северо-запада, вина, которых нет в наших подвалах…

– Да, у нас нет таких вин, – согласился управляющий.

– Что ему взбредет на этот раз?

– Советую вам подкинуть ему один-два коварных финта.

– Финта?

– Дожмите его, как говорят по телевидению.

– Но как?

Шамбрэн тронул свои черные усики выхоленным указательным пальцем.

– Суп из хвостов кенгуру! К нему, кстати, можно подать специальную мадеру.

– Суп из хвостов кенгуру?! Управляющий мечтательно улыбнулся:

– Только что привезенных из Австралии.

– А это хорошо? – ухватился за предложение Амато.

– Суп невероятно отвратителен на вкус, – радостно сообщил Шамбрэн. – Но все двести пятьдесят гостей съедят его до последней капли, потому что никто из них все равно ничего не поймет. А вам это доставит мгновение истинного удовольствия.

На бледных губах менеджера по банкетам промелькнула грустная улыбка.

– Суп из хвостов кенгуру, – тихо повторил он. – Благодарю вас, мистер Шамбрэн.

– Не стоит благодарности. – Управляющий положил сигарету. – Я понимаю, что молодое мясо – это проблема. Попробуйте артишоки и пюре из каштанов.

– Вам не потребуется никого нанимать, если я скончаюсь, – польстил ему Амато.

– Займитесь своей работой. Не убьет же вас Его Величество. А через неделю наступит новый понедельник, и для вас все уже будет позади. – Шамбрэн посмотрел на часы, которые висели позади письменного стола Амато. Они показывали без одной минуты десять. – Предлагаю вам выпить еще стаканчик бромовой – и вперед, мой друг.

* * *

Миссис Вич, старшая телефонистка, действовала быстро и умело. Уже без пяти десять все необходимые соединения были сделаны, и Джейн Приндл, курносая рыжеволосая девушка, ее лучший оператор, сидела за пультом, через который должны были проходить все звонки в пентхаус и из него, а также к мистеру Амато, которому скоро должны будут начать звонить со всего света.

Над ячейкой пентхауса «М» загорелась красная лампочка.

– Ну вот, начинается, – сухо констатировала Джейн и, соединившись, сладким голосом проворковала: – Да, пожалуйста?

В трубке послышался высокий холодный голос с сильными британскими интонациями:

– Пожалуйста, точное время.

Джейн быстро разъединилась с пентхаусом.

– Его Величество дает миллионный прием, но слишком беден, чтобы купить себе часы. – И, восстановив связь, сладким голосом пропела: – Десять часов одна минута.

– Вы уверены?

– Да, сэр. У нас часы «Вестерн юнион».

– Благодарю вас.

В пентхаусе положили трубку.

– Ну вот, теперь он знает, который час, – объявила девушка.

– Соедините меня с мистером Амато, – попросила миссис Вич телефонистку, сидящую рядом с Джейн.

Менеджер по банкетам ответил не совсем любезно.

– Это миссис Вич, мистер Амато, – представилась главная телефонистка.

– Его Величество только что звонил, чтобы проверить время. Вы опаздываете на назначенную вам встречу уже на одну минуту и тридцать четыре секунды.

– О Боже! – вырвалось у Амато.

Глава 2

Когда мужчина достигает почтенного семидесятипятилетнего возраста, кажется вполне логичным, что он хочет отметить свой юбилей. А если к тому же это знаменитый, известный всему миру человек, которому более пятидесяти лет сопутствовали лишь выдающиеся успехи в его деле, можно ожидать, что многие не менее известные люди приложат все усилия, чтобы на нем присутствовать.

Конечно, несмотря на то, что виновник торжества был одним из самых богатых людей в мире, такой праздник вполне могли бы устроить его поклонники. Но Великий Человек задумал сам дать прием, и уже это привело весь персонал отеля «Бомонд» в настоящее смятение. Дело в том, что список приглашенных мог оказаться неожиданным и вовсе без великих имен. На свою семьдесят пятую годовщину он спокойно мог собрать странную компанию панков, неврастеников, алкоголиков, нимфоманок и дешевых искателей приключений, среди которых окажется только несколько известных представителей прессы, непонятных политических фигур и вполне респектабельных персон, которые не могут позволить себе не появиться на приеме у Обри Муна.

Обри Мун!

Британец по рождению, он стал знаменитым уже двадцатилетним. Это случилось в 1908 году. Его первые рассказы были Декадентскими, расплывчатыми и публиковались в журналах, редакции которых находились на левом берегу Сены. Мун устраивал щедрые приемы даже в те дни. И еще тогда он отлично понял, что даже самые верные друзья отходят от него так же легко, как сдирается кожа с банана. В то время и теперь его главной целью было показать грубо, без всякой жалости самые слабые места человека. Муна хотелось избегать, как ядовитую медузу. В период своего раннего творчества он вечно писал о разрушенных семьях, моральных отклонениях, нечестности людей. Потом, под влиянием таких мастеров рассказа, как Киплинг и Сомерсет Моэм, оставил свой негативный стиль и стал видным военным корреспондентом. Но его безжалостность только усилилась, а репутация возросла, потому что Мун вскрывал секреты сильных мира сего. У него возникла жажда власти, стремление контролировать жизнь именитых мужчин и женщин. И все во имя честной, святой журналистики. Муна боялись и ненавидели, но принимали таким, как есть, потому что игнорировать его – означало бы показать всему миру, что вы чего-то опасаетесь. После войны начались путешествия по всему свету, появились романы, пьесы, сначала приз Пулицера, а потом и Нобелевская премия в области литературы. Голливуд тоже сделал свой золотой вклад в его банковские счета. Мун легко мог превратить маленького актера или актрису в настоящую звезду. Но смотрите! Его руки всегда были чисты, он мог в любой момент сломать их репутацию и карьеру. Этот человек запускал пальцы во многие дела, будь они английскими или американскими. После Первой мировой войны неожиданно стал завзятым путешественником. Изучил Средний Восток, как немногие англоязычные люди в то время, поднимался в горы, летал на самолетах и, как сам любил рассказывать, через определенные интервалы успешно занимался любовью с женщинами всех цветов кожи.

– Никогда не забуду ту маленькую итальяночку в Неаполе, – говорил он и в то же самое время смешивал с грязью все остальное женское население Италии и католическую церковь в придачу.

Вот таков был Обри Мун, если описать его кратко.

В семьдесят пять он стал карикатурой на самого себя в тридцать. Во время Первой мировой войны, одетый в форму, Мун был симпатичным и романтичным, подтянутым, веселым, смуглым, хорошо сложенным, с вызывающими черными усиками и темными как вороново крыло волосами, прилизанными, блестящими. В семьдесят пять его волосы и усы все еще оставались такими же, но было ясно, что это уже не дар природы – они были искусно выкрашены. Щеки стали пухлыми и бледными, а под глазами возникли большие мешки. Губы под мертвыми усами стали тонкими и постоянно кривились в ехидной усмешке. Для него не было никого значительного – от рассыльного мальчика до президента.

Два года назад Обри Мун явился в «Бомонд», чтобы приобрести самые шикарные апартаменты – пентхаус. Мистер Шамбрэн показал ему пентхаус «L», который как раз был свободен и продавался. Мун совершенно спокойно отнесся к его цене в 194 тысячи долларов, не произвела на него никакого впечатления и стоимость ежегодного содержания в 32 тысячи.

– Это меня вполне устраивает, – заявил он Шамбрэну. – Но мне нужен пентхаус «М».

– Пентхаус «М» уже продан и занят, мистер Мун, – пояснил Шамбрэн. – Но пентхаус «L» совершенно такой же, как и «М».

– Я желаю «М», – потребовал Обри Мун. – Я готов заплатить владельцу пентхауса «М» десять тысяч, чтобы он уступил его мне.

– Совершенно невозможно. Теперешнему владельцу пентхауса «М» не нужны десять тысяч долларов, мистер Мун.

– Тогда сделка не состоится.

Управляющий отеля разочарованно пожал плечами:

– Как хотите. Но могу я спросить, почему вы хотите именно пентхаус «М»?

– Все очень просто. Моя фамилия начинается с буквы «М». И я желаю пентхаус «М» или пойду в другое место.

На лице Шамбрэна ничего не отразилось.

– Предположим, мне удастся уговорить владельца пентхауса «М» заменить на его двери букву «М» на букву «L», а к вашей двери прикрепить «М». Так вас устроит? Такая работа будет стоить всего пять долларов.

– Только если мои апартаменты будут называться «пентхаус „М“!

Это было началом длинной шахматной партии между управляющим отелем «Бомонд» и Обри Муном, которую Шамбрэн вел с виртуозным умением.

Его не интересовало то обстоятельство, что кровать Обри Муна была копией старинной китайской джонки. Не трогало и то, что пентхаус «М» был украшен бирманскими ширмами, обит китайской парчой, уставлен тибетскими буддами и увешан роскошными восточными коврами. Ему было все равно, что в гостиной возвышалось нечто вроде трона с сиденьем из пенистой резины, покрытым японскими шелками. Его не волновало и то, что во время своих нечастых визитов в пентхаус он был вынужден смотреть на Муна снизу вверх, а тот сидел развалясь, курил сигарету в длинном янтарном мундштуке и попивал охлажденное кокосовое молоко. Вот Амато в этой ситуации будет чувствовать себя как раб, ползущий на коленях. А Шамбрэн презирал Обри Муна и мог себе это позволить, потому что тот ничего, абсолютно ничего для него не значил. Единственной заботой управляющего было не рассмеяться в присутствии Великого Человека. Он был уязвим только в этой области. Но и не подозревал, что Мун догадывается о его скрытом желании рассмеяться и ненавидит его за это. Острая как бритва враждебность Обри Муна терпеливо выжидала, когда Пьер Шамбрэн потеряет бдительность.

* * *

Марго Стюарт сидела за маленьким столиком перед портативной пишущей машинкой в нескольких футах от трона Обри Муна, что возвышался в гостиной. Он только что положил телефонную трубку после того, как справился о времени.

– Мистер Амато заплатит мне за эту невежливость, – произнес Мун. – Мне не нравится, когда обслуживающий персонал третирует меня подобным образом. Ну, Сэнди, на чем мы остановились?

Светлые волосы Марго Стюарт и выступающие летом веснушки уже много лет назад дали ей прозвище Сэнди. Но только немногие люди, которых она любила, пользовались им, и в их числе Обри Мун.

Ей пришлось взглянуть наверх. Мун развалился на японских шелках с янтарным мундштуком в тонких губах и смотрел на нее своими черными глазками. У нее было такое чувство, будто со своей высоты он смотрит прямо в вырез ее

платья. Она почувствовала, что начитает нервничать. Ей казалось, что по ее коже ползет похотливый паук. И когда-то, подумала Марго с леденящим душу ужасом, это может случиться, и тогда из-за своих специфических проблем она окажется беззащитной.

Девушка глубоко вздохнула и напомнила:

– Представление. Вы хотите, чтобы мистер Уолдрон из отдела представлений отеля занялся этим?

– Я не хочу, чтобы мистер Уолдрон из отдела представлений делал что-нибудь для меня, – заявил Мун высоким язвительным голосом. – Кстати, Сэнди, мне больше нравится треугольный вырез на платье, чем квадратный. Я не отношусь к пуританам, которые считают, что скрытое возбуждает больше, чем открытое напоказ. Но заметьте себе, в рабочее время только V-образые вырезы.

Она сидела за столом выпрямившись, положив руки на клавиатуру машинки, чтобы скрыть их дрожь.

– Меня всегда удивляет, Сэнди, когда я вспоминаю, какая вы скромница.

– Его причмокивание било ее по нервам. – Ну хорошо, вернемся к делу. Позвоните в «Метрополитен-опера» и скажите, что я хочу, чтобы полный хор и ансамбль были здесь, у меня, после вечернего субботнего представления.

Машинка тихо застучала. Сэнди довольно долго работала у Муна, так что давно перестала удивляться. Он с таким же успехом мог пригласить членов Верховного суда, и они, возможно, пришли бы.

– Вы имеете в виду какую-то особую музыку? – уточнила она.

– Как и торт, который, как я считаю, будет архитектурным триумфом. Пусть они появятся в конце обеда и споют «С днем рождения».

– Но их главное представление?

– Моя дорогая Сэнди, это и будет их главным и единственным представлением. Они споют «С днем рождения, дорогой Обри» и пойдут домой.

Даже она была в изумлении.

– Хор «Метрополитен-опера»?

– А что, вы знаете, кто может спеть лучше? Если знаете, мы их пригласим.

– Я не знаю хора лучше.

– Чудесно. Кстати, отель хочет воспользоваться моим приемом, чтобы сделать себе рекламу. Хочу быть уверен, что это та реклама, которую я смог бы одобрить. Попросите директора по связям с общественностью прийти сюда в два часа, чтобы поболтать со мной. Как ее зовут?

– Элисон Барнуэлл, – ответила Сэнди, упершись взглядом в пишущую машинку. Она почти чувствовала сардоническую ухмылку Муна.

– И что вы скажете об этой мисс Барнуэлл, Сэнди?

– Ничего не могу сказать, мистер Мун. Она всегда так любезна и дружелюбна.

– Вот и мне хотелось бы знать, насколько она дружелюбна, – сообщил Мун тихим коварным голосом. – Длинные ноги, безупречная фигура, натуральные рыжие волосы. Полна жизненных соков, как я думаю. – Он помолчал. – Ну, Сэнди?

– Я ничего не могу сказать, мистер Мун.

– Да нет, конечно, вы можете сказать. Вы обижены на нее за то, что у нее есть столько вещей, которых вы лишены. Хорошо, пригласите ее сюда к двум часам. И, Сэнди…

– Да, мистер Мун.

– Можете быть свободны на пару часов в это время. Вы мне не понадобитесь.

Зазвонил дверной звонок.

– Это мистер Амато, – сказала Сэнди.

– Впустите его, – велел Мун, криво улыбаясь, – и предоставьте его мне. А вам советую пройти в свою каморку и немедленно связаться с «Метрополитен-опера». Их цена, вы понимаете, – это наша цена.

Сэнди поднялась и направилась к двери, за которой с бумагами и папками стоял и потел Амато.

– Доброе утро, мистер Амато, – приветствовала его девушка.

– Доброе утро, мисс Стюарт.

– Мистер Мун ждет вас.

– Я так сожалею, что опоздал. Я…

– Проходите сюда, мистер Амато. – Мун, в японском кимоно на плечах, смотрел на него сверху вниз. Его острые черные глазки мельком взглянули на золотые часы на руке. –

Думаю, вы сможете объяснить причину своего опоздания на семь минут.

– Я старался предугадать ваши требования, – промямлил Амато. – Я знал, что вы зададите определенные вопросы… и хотел подготовить ответы на них. Уверен, что вы…

Сэнди прошла к дальней двери, за которой находилась ее звукоизолированная «каморка». Но, подойдя к ней, замедлила шаги. Как раз справа от нее была стойка из тикового дерева, служившая баром. На ней стояли виски, джин, водка, коньяк.

Водка почти не оставляет следов при дыхании, подумала девушка. Один добрый глоток ее сейчас спас бы ей жизнь. Но утром, в семь минут одиннадцатого?..

Она быстро прошла к себе и закрыла дверь. В каморке села за письменный столик. Ладони ее были влажными.

Сэнди потянулась к телефону, но он как раз в этот момент зазвонил. Она подняла трубку и сказала:

– Апартаменты мистера Муна.

– Это мистер Гамаль, мисс Стюарт. – У говорившего был хорошо поставленный голос с оксфордским произношением, но небольшим иностранным акцентом.

Осман Гамаль был египетским дипломатом и временно снимал помещение на одиннадцатом этаже «Бомонда».

– Доброе утро, мистер Гамаль.

– Я полагаю, – сказал мистер Гамаль в своей изысканной манере, – что бесполезно просить вас соединить меня с мистером Муном.

– Боюсь, совершенно бесполезно.

– Я очень ценю ваше время, мисс, но, если вы соедините меня, я попытаюсь использовать этот шанс.

– Мне очень жаль, мистер Гамаль. Если я попытаюсь соединить вас, то он тут же положит трубку, а потом выгонит меня с работы.

На другом конце провода послышался долгий вздох.

– Вы не знаете хотя бы, когда он собирается выйти?

– Не представляю, мистер Гамаль. Он может не выходить по четыре дня. Он планирует прием по случаю своего дня рождения в субботу вечером.

– Еще один прием?

Сэнди почувствовала, будто по ее спине провели холодным пальцем. Рассчитанная ненависть на том конце провода была просто пугающей.

– Я могу сказать вам это, мистер Гамаль, – вы внесены в список приглашенных. Может, тогда вы сможете с ним поговорить?

– Меня всегда приглашают, – отозвался египтянин, – потому что ему доставляет удовольствие лишний раз плюнуть в меня. Пожалуйста, простите мне мою вульгарность, мисс Стюарт.

– Разумеется.

Потом последовала длинная пауза, и наконец телефон замолчал совсем. Спустя мгновение Сэнди снова подняла трубку. На этот раз ее голос был уже не таким ровным.

– Джейн? Соедините меня, пожалуйста, с мисс Барнуэлл из офиса связей с общественностью.

Элисон Барнуэлл никогда не казалась усталой или раздраженной, несмотря на то что работала в этом сумасшедшем доме. И люди всегда чувствовали себя лучше, услышав ее жизнерадостный голос.

– Это Сэнди Стюарт, Элисон.

– Привет, дорогая. Как жизнь? – ответила та. – Полагаю, мы начинаем наши дела?

– Сейчас у моего босса мистер Амато.

– Черт побери! – отреагировала Элисон.

– Мистер Мун приглашает вас в пентхаус к двум часам. Он хочет обсудить с вами вопросы связи с общественностью.

– Просто польщена этим, – отозвалась мисс Барнуэлл.

– Элисон?

– Что-то не так, Сэнди? Ваш голос звучит как-то странно.

– Да, есть немного, – призналась Сэнди. – Элисон?

– Да?

– Не могли бы вы послать к нему кого-нибудь вместо себя? Я хочу сказать, что вы могли бы заболеть, или оказаться занятой на показе мод, который должны провести, или еще что-нибудь.

– Мое дорогое дитя, здесь, в «Бомонде», мы готовы бросаться куда угодно только по одному слову Великого Человека, даже сказанному шепотом.

– Не встречайтесь с ним, Элисон!

Наступило короткое молчание, а потом на другом конце провода послышался теплый и лишенный всякого признака страха смех.

– Так, значит, Великий Человек в волчьем настроении? Ничего, Сэнди. Я большая девочка. Помнишь?

Глава 3

Пьер Шамбрэн никогда не ел ленч. Как главный менеджер отеля, с одиннадцати до трех он был занят больше всего: разбирался с жалобами и с особыми проблемами, принимал работников «Бомонда», которые сталкивались с теми или иными затруднениями, отвечал на запросы людей со стороны, желающих воспользоваться отелем для устройства приемов, показов мод или профессиональных конференций. Приезд и отбытие знаменитых и просто очень богатых людей тоже требовали его особого внимания. Хотя у них были специальные спецслужбы, которые занимались устройством поездок, рекламой, приемом и проводами гостей, управляющий старался всегда оказаться у них под рукой на случай непредвиденных обстоятельств. Он умел предоставлять людям самостоятельность, но обычно был готов взять на себя всю ответственность за трудное решение. Шамбрэн умел принимать такие решения немедленно и после тридцати лет работы в гостиничном бизнесе мог сказать себе без тени тщеславия, что они никогда не оказывались ошибочным. Некоторые из них были сложными или трудновыполнимыми, но он знал, что если снова встретится с такой же ситуацией, то придет к такому же заключению.

Шамбрэн всегда съедал плотный завтрак: фруктовый сок, баранью отбивную или небольшой бифштекс, иногда форель или дуврскую камбалу, изрядное количество тостов со сладким маслом или мармеладом и кофе, который пил потом почти целый день. В семь часов вечера Пьер съедал изысканный обед, который мог бы удовлетворить самый притязательный вкус.

Персонал «Бомонда» хорошо понимал своего управляющего. Со стороны могло показаться, что целый день он ничего не делал, но в то же время было похоже, что в него будто бы вмонтирована какая-то радарная установка, которая предупреждала его каждый раз об опасной ситуации прежде, чем она возникала.

В этот понедельник, незадолго до двух часов дня, Пьер Шамбрэн сидел в своем офисе на четвертом этаже за неизменной чашкой кофе и с египетской сигаретой в руке, наблюдая за детьми, которые катались со снежной горки в Центральном парке. По внутренней связи секретарь доложила ему, что в приемной его ожидает мистер Осман Гамаль. Главный менеджер встал из-за письменного стола и прошел к двери, чтобы приветствовать посетителя.

– Рад вас видеть, мистер Гамаль. Входите, прошу вас. У меня здесь свежесваренный турецкий кофе, не хотите ли чашечку?

– С удовольствием, – согласился тот, усаживаясь в кресло возле письменного стола.

Египетский дипломат был худым человеком невысокого роста, с кожей цвета кофе и печальными темными глазами. Одет он был в черное пальто с воротником из дорогого меха, в руке держал тросточку из ротанга с массивным серебряным набалдашником, на голове его красовалась тщательно вычищенная шляпа-котелок.

– Позвольте мне взять ваше пальто, сэр, – продолжил Шамбрэн. – А то вы простудитесь, когда выйдете наружу.

– Благодарю вас.

Гамаль снял пальто, продемонстрировав его меховую подкладку, передал его и котелок хозяину кабинета и отложил тросточку. У него были черные, блестящие, тщательно причесанные волосы. Потом посетитель снова уселся в кресло. Шамбрэн налил две чашечки свежего турецкого кофе, подвинул к локтю дипломата ящичек с сигаретами, наконец занял свое место и слегка приподнял бровь, выражая этим вежливый вопрос.

– Как спокойно здесь у вас, – сказал Гамаль и, отпив кофе, похвалил его: – Превосходно!

– Благодарю вас, сэр. Я варю его сам. Есть вещи, которые нельзя доверять никому другому.

– Вот поэтому я здесь, у вас, мистер Шамбрэн, – заявил дипломат.

– Я польщен и весь к вашим услугам.

– Мне надо приобрести билеты на самолет в Александрию для меня и моего секретаря, причем на рейс где-то сразу же после полуночи в субботу, если это возможно.

– Самое простое дело, – отозвался управляющий. – Наше бюро путешествий…

– Я не хочу, чтобы ваше бюро путешествий занималось этим, – возразил Гамаль. – Если бы это было обычным делом, я не стал бы отнимать ваше драгоценное время

– О!

– Я хотел бы отбыть не привлекая ничьего внимания, мистер Шамбрэн. Не хочу, чтобы стало известно, что я уезжаю из отеля. Оставлю вам деньги, чтобы вы могли покрыть мои долги после того, как я уеду.

– Понимаю.

– Я надеюсь, что вы можете заказать билеты не упоминая моего имени. Я директор фирмы «Заки и сыновья», которая ввозит сюда изысканную парфюмерию. Вы можете сказать, что кто-то из сотрудников фирмы должен полететь в Александрию, но кто именно, будет решено только в самый последний момент. Разумеется, мой паспорт и остальные бумаги в полном порядке.

– Что ж, это можно устроить.

– Я хотел бы вылететь сразу же после полуночи, – повторил Гамаль, – но имейте в виду, что до самой полуночи я буду гостем на приеме у Обри Муна по поводу его дня рождения и не смогу уехать, пока не прозвучит последний из двенадцати ударов часов в полночь. И мне еще надо время, чтобы после этого добраться до аэропорта. А если до утра нет самолета, то я должен где-то провести время вне отеля.

– А ваш багаж?

– Мой багаж – личные вещи, мистер Шамбрэн, будет постепенно, вещь за вещью, переправлен в течение предстоящей недели, так что когда я выйду с приема, то все подумают, будто я решил подышать свежим воздухом, как это делал в последние три месяца.

– Мне необходимо зарезервировать для вас места до вечера, – предупредил управляющий. – Я сразу же вас извещу.

– Только ни в коем случае не извещайте меня по телефону, – попросил Гамаль. – Ваша телефонная служба работает превосходно, тем не менее я не могу идти даже на малейший риск, чтобы кто-то, кроме вас, узнал о моем отъезде.

– Польщен вашим доверием.

Печальный взгляд темных глаз устремился на мистера Шамбрэна.

– Ваше любопытство задето? Управляющий вежливо рассмеялся:

– Если человек на такой работе позволит, чтобы его снедало любопытство, мистер Гамаль, то он очень скоро окажется в клинике для язвенников. Вы попросили меня об определенной услуге. Она будет вам оказана.

– Он опустил тяжелые веки. – Но могу я себе позволить маленькое любопытство, не связанное с вашими планами куда-то улететь?

– О?

– Я никак не могу понять, почему человек с вашим положением, богатством, пользующийся большим уважением, собирается присутствовать на таком вульгарном празднике, как прием по случаю дня рождения Обри Муна. На вашем месте, мистер Гамаль, я отправился бы наслаждаться свежим воздухом тем вечером гораздо раньше. Мне случайно известно, что есть рейс на Александрию в одиннадцать вечера.

Щека цвета кофе нервно дернулась.

– Ваша обостренная наблюдательность стала просто легендой в этом отеле, мистер Шамбрэн.

– Прошу простить меня, если я повел себя слишком нагло. Гамаль поднялся. Управляющий тут же снял его пальто и

котелок с вешалки, стоящей в углу. Дипломат сжал набалдашник трости так, что у него побелели суставы. Он глубоко вздохнул, положил тросточку на письменный стол и позволил хозяину кабинета помочь ему надеть подбитое мехом пальто. Потом аккуратно надел котелок и заговорил так, будто выбор слов на этот раз был для него особенно важен:

– Я спросил вас о вашем любопытстве, и вы откровенно мне ответили, мистер Шамбрэн. И это вовсе не наглость. Это близко к тому, что в вашей стране называется точным попаданием. Ответ на ваш вопрос не принесет вам покоя. Но в один из этих дней вы получите его. Благодарю вас за любезность, мистер Шамбрэн.

– Рад служить вам. Но у меня есть для вас небольшой совет. Гамаль резко повернулся и посмотрел на мистера Шамбрэна.

– Если вы пойдете на прием к Муну, то избегайте супа из хвостов кенгуру как чумы. Он неправдоподобно отвратителен!

* * *

Офис связей с общественностью был на четвертом этаже, чуть дальше святилища главного менеджера. Элисон Барнуэлл относительно недавно занималась этой работой, получив свою должность как награду. Ее рекомендовал сам владелец «Бомонда», мистер Джордж Баттл, тот самый таинственный богач, который жил за границей и лет пятнадцать не посещал принадлежащего ему отеля. По слухам, Баттл был одним из четверых или пятерых самых богатых людей в мире, а отель «Бомонд» служил в его многомиллионной империи просто игрушкой. О Баттле говорили, что он никогда не бывает в Америке, потому что просто боится летать и плавать, опасаясь, что самолет может разбиться, а тепловоз утонуть.

Рекомендация на работу, данная мистером Баттлом, рассматривалась не как пожелание, а как приказ. И это вызвало некоторые трения. «Бомонд» вел Пьер Шамбрэн, и его штат был хорошо подобран. Получить назначение через его голову значило, что новому работнику будет трудно приобрести друзей и влияние в отеле.

Контакты Элисон с Джорджем Баттлом не были тесными. С ним был хорошо знаком друг ее отца. Он и представил Элисон Баттлу в Каннах, где она занималась рекламой в местной кинокомпании. Друг отца предложил Элисон на место, которое освобождалось в «Бомонде», польстив мистеру Баттлу, сказав, что тот может узнать о человеке все, стоит ему лишь раз на него взглянуть. Джордж Баттл, почувствовав себя в этот момент важной персоной, посмотрел на Элисон и сказал «да», что вроде бы говорило о полученном им впечатлении. На самом деле ничего такого не было, просто он доверял своему Другу. А тот сделал для Элисон хороший выбор. Она не знала «Бомонда», зато хорошо была знакома с очень и очень богатыми, занимающимися другими делами людьми, которые были его постоянными клиентами. У нее был вкус, отличные манеры и способность отличать хорошую рекламу от простого объявления.

Поначалу Шамбрэн был с ней холоден и не шел на сотрудничество. Но хитрая Элисон вовсе не хотела, чтобы ее выгнали. Не обращая внимания на правила и протокол, она пошла к управляющему за советом и помощью, который уже до этого оценил ее по достоинству, а теперь так просто растаял. Ему нужна была только эффективная работа, и Элисон успела себя зарекомендовать. Они начали доверять друг другу. Только он один во всем отеле знал, что приятная, красивая мисс Барнуэлл была вдовой и носила свою девичью фамилию. Элисон очень любила своего молодого мужа, который погиб при таинственных обстоятельствах во время какого-то атомного испытания в пустыне Невада. Шамбрэн был уверен, что ее живые манеры, гордо поднятая голова – все это только маскарад. Глубокие раны от той трагедии все еще не зажили. Он также понимал, что все это заставляет ее работать более эффективно. То, что она была занята целый день, не давало ей возможности погружаться в печальные воспоминания.

Через некоторое время после звонка Сэнди Элисон зашла в офис Шамбрэна.

– Какой приятный сюрприз, – встретил он ее. – Мои батареи, Элисон, требуют нынешним утром подзарядки.

Его натренированный взгляд тут же отметил ее отлично сшитые юбку и блузку. Она старалась выглядеть дорого одетой, не имея для этого достаточных средств. Шамбрэн считал, что женщина должна стараться быть привлекательной, и Элисон делала для этого все, что могла.

– Садитесь, моя дорогая. Кофе?

Элисон сморщила носик. Она была единственным работником «Бомонда», который имел смелость показать, что турецкий кофе главного менеджера для нее не нектар.

– Мне нужен совет, – сказала она. – Сегодня в отеле! вокруг меня одни зеленые лица, да и вы выглядите не лучше. В два часа я должна идти на аудиенцию, потому нуждаюсь в средствах нападения или защиты.

– Это Мун пригласил вас? – уточнил Шамбрэн, наливая себе кофе.

– Да, он, и я получила предупреждение, что Великий Человек находится в легкомысленном настроении.

– Не ходите, если не хотите, – посоветовал управляющий. – Я улажу это.

– Не будьте глупым, – отрезала Элисон. – Просто мне надо знать, откуда дует ветер. Я видела мистера Муна только раз в баре «Трапеция». Но заметила, как он посматривал на меня. Это было так неприятно, будто меня публично раздевали. Кто он такой на самом деле?

Шамбрэн сел за стол, посмотрел на Элисон поверх чашечки кофе и подумал, как хорошо было бы несколько лет назад заняться с ней любовью.

– Думаю, это не будет преувеличением, если я скажу, что Мун – самый неприятный обитатель нашего отеля за всю его историю, а уж у нас, поверьте мне, Элисон, бывали вонючие подонки, известные всему миру.

– Слишком требовательный?

– Этот человек – садист, – пояснил управляющий. – Никто, даже самый мелкий служащий, не может избежать его замечаний – горничные, дежурные на этажах, посыльные мальчики, лифтеры, телефонистки, клерки, официанты, метрдотели, да весь штат. Иметь с ним дело по самому пустяковому случаю – сущее наказание.

– А что, возразить ему это против правил? – поинтересовалась Элисон.

– Что касается дел отеля, то да. Если это личный вопрос, возражайте сколько хотите. – Шамбрэн причмокнул. – Тут один недавно возразил ему. У Муна есть привычка раз в неделю устраивать прием в гриль-баре. Он не очень-то щедр на чаевые, но ведет себя придирчиво и сварливо. Как-то раз Мун заболел и ушел с приема, бросив своих гостей. Через пару недель такое снова повторилось. Тогда я послал за метрдотелем, который обслуживал эти приемы, и велел ему, чтобы там больше не было Микки Финса.

У Элисон заиграли голубые глаза.

– Вы хотите сказать, что они специально подсовывали ему Микки?

– Это невозможно доказать, – ответил управляющий. – Но после того как я предупредил моего метрдотеля, Мун все время оставался в добром здравии.

– Да он просто как капризная старая женщина! Что за очаровательная история!

Шамбрэн закурил сигарету и чуть прикрыл глаза.

– Никогда не недооценивайте его, Элисон. Это очень сложный тип негодяя, причем опасного негодяя. Этот прием в субботу рассчитан на двести пятьдесят гостей. Но я очень сомневаюсь, что он как-то ценит хотя бы одного из них. Истратить тридцать тысяч долларов, чтобы принять двести пятьдесят человек, – и все это менее чем за четыре часа, – довольно сложно.

– Тридцать тысяч долларов?! – воскликнула Элисон, широко раскрыв глаза.

Шамбрэн пожал плечами:

– Тридцать тысяч – это еще скромно. Орхидеи с Гавайских островов, особая еда из Австралии, Канады, Европы. Хор из «Метрополитен-опера» будет петь «С днем рождения». Личные подарки в виде золотых пудрениц и золотых зажигалок от Тиффани. Два оркестра. Еда, напитки, вина, чаевые. Да, тридцать тысяч – это в обрез. И никаких налоговых поблажек. Мы организуем четыре или пять таких больших приемов в год, но они все для большого бизнеса, и на них идет огромная дотация.

– Но что он сам получит от всего этого? – поинтересовалась Элисон. – Если ему нет дела до людей…

– Я должен напомнить вам, дорогая, что это большой бизнес. Мы работаем здесь с утра до вечера. Возьмите апартаменты Муна. Он заплатил за них сто девяносто четыре тысячи долларов. Восемь комнат, четыре ванных, терраса на крыше. Годовое содержание обходится ему в тридцать две тысячи. Подумайте только, какое имение вы могли бы купить за такие деньги. – Шамбрэн вынул из ящика стола роскошно изданный буклет. – Мы дорогие, Элисон, но зато единственные в своем роде. В этой брошюре описание апартаментов в отеле «Пьер». Полистайте ее. Вот, видите? Восемь комнат, четыре ванных – сто две тысячи. Содержание – двадцать три тысячи. А вот еще. Сто тридцать тысяч долларов за восемь комнат и пять ванных при годовом содержании в двадцать восемь тысяч. – Он бросил

буклет обратно в ящик. – Люди тратят такие деньги, Элисон, чтобы создать себе соответствующий имидж. Я допускаю, что вы не встретите такого человека на любом углу улицы, но их много и здесь, и за границей. Просто нам в «Бомонде» приходится иметь дело как бы с их концентрацией.

– Вот это да! – откликнулась Элисон. Шамбрэн причмокнул.

– Знаете ту витрину меховых товаров – в вестибюле? Еще до того, как вы у нас появились, там был выставлен маленький механический медведь. Он сидел за столиком, а перед ним стояла выпивка. Медведь совал нос в стакан, задирал голову, а потом снова опускал ее. Вы, наверное, видели подобные игрушки. Когда нос мокрый, голова поднимается вверх, а как только высохнет, снова опускается. Так вот, одна южноамериканская леди, стоящая возле меня, спросила, сколько он стоит. Я не имел представления об этом, поэтому спросил у продавцов в магазине. Сто восемьдесят четыре доллара и сорок пять центов, сообщили мне. С сожалением на лице я сообщил об этом леди. «Пожалуйста, пошлите двенадцать штук в Эквадор, ко мне домой, – велела она как ни в чем не бывало. – Я хочу порадовать моих внуков». И спокойно ушла, создав имидж любящей бабушки. Элисон, в этом бизнесе никогда не удивляйтесь большим суммам денег. Даже если услышите о чем-то особенно экстравагантном, то все равно тут же найдется другой, кто сделает что-то большее.

Она покачала головой:

– По крайней мере, вы позволили мне представить мистера Муна. Какие же предложения я должна ему сделать?

– Он сам точно скажет вам, чего хочет, – ответил Шамбрэн. – Обри Мун всегда знает, чего он хочет, и получает это. – Его глаза сузились. – Зная вас, моя дорогая, я не сомневаюсь, что вы справитесь с этим первым испытанием. И не думаю, что вы найдете Великого Человека привлекательным.

Элисон встала и засмеялась тепло, заразительно.

– Я говорила вам когда-нибудь, что изучала в колледже джиу-джитсу? Нам твердили, что придется частенько прибегать к нему. – Ее глаза потемнели. – Но я слишком скоро стала преданной одному мужчине, чтобы понять, были ли они правы.

Она вышла в приемную и буквально налетела на молодого человека, который стоял у стола секретаря Шамбрэна.

– Извините, – произнесла Элисон.

Она была высокой женщиной, и этот молодой человек доставал ей только до глаз. Но Элисон успела заметить, что они у него серые, с легкой сеткой морщин в уголках Было трудно сказать, сколько ему лет. У него были светлые, коротко подстриженные волосы, рот казался неприятно жестким, но только до тех пор, пока он не улыбнулся, – тогда его лицо сразу стало теплым, полным юмора.

– Не беспокойтесь, пожалуйста, – ответил он. Говорит как англичанин, подумала Элисон, проходя по коридору в свой офис.

Глава 4

Босс Пьера Шамбрэна, далекий мистер Джордж Баттл, наверное, не умел мгновенно определить характер человека по его внешнему виду, но Шамбрэн после двадцати лет управления отелем «Бомонд» мог разгадать незнакомого человека так быстро, как никто другой. За многие годы он научился определять тип человека, даже если это не касалось отеля, практически без единой ошибки: вот эти люди – бездельники, этим их средства не позволяют остановиться в отеле «Бомонд», а те беспокойные пьянчуги. Он издали угадывал жалобщиков и видел рэкетиров, которым «Бомонд» нужен только как прикрытие, и заранее знал, как они себя поведут.

Молодой человек с коротко подстриженными светлыми волосами и морщинками вокруг глаз, что говорило о том, что он много времени проводит на свежем воздухе и под солнцем, с твердо очерченным ртом и неожиданными смешинками в уголках губ, имел, по предварительному суждению Шамбрэна, только одну отрицательную черту. Цены в «Бомонде» – сорок долларов в день за однокомнатный номер – были немного высоковаты для него в обычных условиях. Если только он приехал не на короткие праздники.

Шамбрэн глянул на письмо, которое вручил ему молодой человек.

«Дорогой Пьер!

Я буду тебе глубоко признателен за любую помощь, которую ты окажешь моему другу, Джону Уиллсу. С наилучшими пожеланиями Тони Вэйл».

Энтони Вэйл когда-то был помощником Шамбрэна в «Бомонде», а теперь стал главным менеджером отеля «Чадвик-Хаус» в Лондоне. Шамбрэн все понял, поднял тяжелые веки и улыбнулся Джону Уиллсу.

– Как там Тони? – поинтересовался он.

– Первый класс, когда я его видел в последний раз, сэр. Голос у Уиллса был мягким и приятным. Говорил он как

англичанин, хотя и не совсем правильно.

– Вы англичанин, мистер Уиллс?

– Нет, сэр, американец. Родился в городе Колумбус, штат Огайо. Но большую часть жизни провел в Англии. Мой отец представлял там одну крупную резиновую компанию. Был лондонским менеджером. В начале прошлой войны вступил в британскую армию, а меня с матерью отправил домой. После войны мы вернулись обратно.

– Ваш отец благополучно прошел войну?

– Да, благополучно. – На щеке Уиллса задергалась жилка. – Он умер в 1950 году. Мать осталась в Англии, где и скончалась несколько месяцев назад. А я вернулся.

– Ну а что я могу сделать для вас, мистер Уиллc?

Уиллс достал из кармана сигарету и закурил. Шамбрэн почувствовал, что он его внимательно изучает, но всякий, кто смог хоть бы что-нибудь прочитать в его скрытных глазах, заслужил бы его уважение.

– Я занимался разными делами, мистер Шамбрэн. Для той большой войны я был слишком молод. Но потом провел восемнадцать месяцев в Корее. Летчик. После этого трудно сделать карьеру. Образование прервано. Это сейчас обычное дело.

– Да, слишком обычное, – согласился Шамбрэн.

– Мне уже тридцать три, – пояснил Уиллc так, словно считал себя стариком.

– Вы счастливчик! – улыбнулся управляющий.

– Совершенно случайно я напал на отличную вещь. Узнал, что некоторые парни устраивают отличный бизнес. Держат штат по всему миру. Я стал директором одного из туров, которые проводятся раз в шесть месяцев. Но мне необходимо знать свое дело.

Пальцами Шамбрэн начал отбивать такт по краю стола. Чего-то в откровенном рассказе Уиллса недоставало. Он никак не мог встретиться с ним взглядом, когда тот рассказывал о себе. «Что-то здесь не так, – сказал себе Пьер. – Может, это оттого, что молодой человек до сих пор не достиг настоящей зрелости? Может быть».

Вдруг Уиллс улыбнулся и этим совсем обезоружил его.

– Я никогда не проводил много времени в роскошных отелях и на курортах, сэр. Это не для меня, да и таких денег у нас никогда не было. А теперь хочу знать, что делает их такими преуспевающими. Тони сказал, что у вас самый шикарный отель в мире. Вот мне и хотелось бы, сэр, если это возможно, походить здесь, посмотреть, как все работает, изучить, так сказать, внутреннюю механику – скорее философию бизнеса, если только вы понимаете, что я хочу сказать.

– Ну, это не составит проблем, – сказал Шамбрэн. – Сколько времени вы хотите отвести на все это?

– Всего неделю, сэр. До субботы.

– Где вы остановились?

– Я уже поселился здесь, сэр.

– Ну, прежде всего я передам вас в руки нашего директора отдела по связям с общественностью. Она знает отель с верха до низа, может представить вас руководителям всех отделов, познакомить со всеми, с кем вы захотите поговорить. Но все это подождет до завтрашнего утра. Сегодня всю вторую половину дня она занята тем, что, кстати, может представлять интерес и для вас. Вы, конечно, слышали об Обри Муне?

Голубые глаза Уиллса вдруг загорелись.

– Да, конечно, я знаю, кто он такой.

– Мун устраивает прием по случаю своего дня рождения для двухсот пятидесяти человек в нашем бальном зале вечером в субботу. Это очень серьезное дело, мистер Уиллс. Если с помощью мисс Барнуэлл вы проследите за всеми приготовлениями, то увидите весь наш бизнес на полном ходу.

– Мне это очень нравится, – отозвался Уиллс. – Посмотреть, как организуются приемы, мне очень важно.

– Отлично. Я назначу вам встречу с мисс Барнуэлл завтра утром. Тем временем вам надо сориентироваться. Я сейчас позвоню нашему офицеру охраны. Имя этого парня – Джерри Додд. Бывший полисмен. Он все вам покажет и проведет всюду, куда захотите. Джерри все устроит. Итак, завтра – мисс Барнуэлл.

– Не знаю, как и благодарить вас, мистер Шамбрэн.

– Не стоит благодарности. Сказать по правде, мне приятно показать наш отель человеку, который интересуется постановкой дела.

Джон Уиллс пошел вниз, к лифтам. У него пересохло во рту. Было нелегко так нагло лгать столь достойному человеку, как Шамбрэн. Он подумал, как повел бы себя Шамбрэн, если бы узнал, что только что помог человеку, который собирается совершить в его отеле убийство.

* * *

Было точно без трех минут два, когда Элисон Барнуэлл позвонила в дверь пентхауса «М». Может быть, напрасно она надела свое лучшее послеобеденное платье, которое подчеркивало ее элегантную фигуру. Одним из преимуществ ее профессии было то, что она могла покупать одежду со скидкой, когда модельеры после демонстрации распродавали их по пониженным ценам. Если Обри Мун пребывает в похотливом настроении, то Элисон решила, что разочарует его так сильно, как только сможет. Старый козел! Семьдесят пять лет в субботу!

Сэнди Стюарт открыла дверь. При виде Элисон у нее вырвался вздох.

– Вы должны были бы прислать кого-нибудь другого, Элисон, – сказала она шепотом, каким говорят на сцене.

– Не будьте смешной, дорогая. Это моя работа.

– Он отсылает меня.

– Да бросьте вы! – улыбнулась Элисон. – Уж если я не смогу отделаться от семидесятипятилетнего джентльмена, то лучше мне пойти в монахини.

– Вы его не знаете, – предупредила Сэнди.

– Зато знаю себя, – твердо возразила Элисон. – Но не будем заставлять ждать Великого Человека.

Элисон не очень хорошо представляла, что ее ожидает, но сам вид Обри Муна, завернутого в японский халат, развалившегося на троне, с дымящейся курильницей на столике рядом с ним, потягивающего замороженное кокосовое молоко, с сигаретой в длинном янтарном мундштуке, вызывал непреодолимое желание рассмеяться. Его черные глазки внимательно рассматривали ее. Совершенно неожиданно для себя Элисон почувствовала, как по ее спине пробежал холодок. Она подумала, что здесь явно присутствует какое-то зло.

– Я рад, что вы сочли возможным отозваться на мое неожиданное приглашение, мисс Барнуэлл, – сказал Мун.

У него был высокий и какой-то рассеянный голос, хотя в то же время он казался натянутым, словно струна рояля.

– Мое время принадлежит вам, мистер Мун, – вежливо ответила Элисон.

– Ну все, Сэнди, – буркнул Мун, не глядя на свою секретаршу. – Можете быть свободны на два часа.

– Если что-нибудь… – начала было Сэнди.

– Ничего не надо! – отрезал Мун, сделав раздраженный жест тонкой белой рукой. – Присядьте, прошу вас, мисс Барнуэлл.

– Благодарю вас.

Элисон села, вынула из сумочки крокодиловой кожи маленький блокнот с золотым карандашиком и выжидательно посмотрела вверх на Великого Человека.

Мун продолжал не спеша рассматривать ее. И судя по всему, остался доволен результатами своего осмотра.

– Надеюсь, вы не настроены по отношению ко мне враждебно, мисс Барнуэлл?

– Враждебно? Почему я должна испытывать враждебность, мистер Мун? До сих пор мы с вами обменялись едва ли шестью словами.

– Ах, оставьте, мисс Барнуэлл! Меня многие ненавидят – и друзья и враги. Я понял по лицу Сэнди: она предупредила вас, что я позволил себе замечания по поводу вашей привлекательности и о том, как дружественно вы можете себя вести. Это крайне взволновало нашу маленькую пуританку Сэнди. Понимаю так же, что наш достойный Шамбрэн предупредил

вас, будто я испорченный, развратный человек. Но все святые скорее просто скучные люди, не так ли?

– Я не знала ни одного, – ответила Элисон.

– Я притворщик и лицемер, как наемный убийца, – пояснил Мун. Казалось, он старался прийти к какому-то заключению о ней. – Философия моей жизни шокирует блюстителей нравов и конформистов, мисс Барнуэлл. Меня называют садистом за то, что я говорю правду о слабых и неуверенных людях, о тех, кто правит нашим миром. Но вы знаете, что многие из нас верят мифу о том, что Бог есть любовь. Но Бог поощряет войны, жестокость, эксплуатацию слабых сильными. Он разоряет людей, посылая засухи, ураганы и наводнения, насылая болезни на их посевы. Тысячи лет человек лжет и в то же самое время, воздев руки, говорит: «Покарай меня, Боже, смертью, если я говорю неправду!» И нигде в истории не отмечен факт, что Бог покарал кого-то смертью за то, что тот солгал. Ненависть – вот ключ к Богу и ключ к человеку. Большинство людей прикрывают свою врожденную ненависть и враждебность ко всему притворным благородством. Хотите знать правду об Обри Муне? Он никогда не притворялся благородным и никогда не прятал ненависти и враждебности, которые присущи ему от рождения. Вот почему Обри Мун самый честный человек из всех, кого вы знаете, мисс Барнуэлл.

Элисон посмотрела прямо на него:

– Так, значит, люди ненавидят вас за то, что вы не притворяетесь благородным, каким и не являетесь на самом деле?

– Так они сами притворяются, мисс Барнуэлл. Притворяются.

– И чтобы наказать их, вы выступаете в роли Бога, такого Бога, как себе представляете, и насылаете засухи, ураганы, наводнения, неурожаи, чтобы покарать их?

Черные глазки вспыхнули.

– Верно, что я услышал какую-то нотку дерзости, мисс Барнуэлл?

Она улыбнулась:

– А я вообще дерзкая во всем, что не касается моей работы, мистер Мун. Может быть, мы приступим к делу?

– А вы довольно неожиданно себя ведете, мисс Барнуэлл, – заявил он.

– И это при таком приятном лице и грудях такой хорошей формы, должен это признать. И все же, как вы предложили, давайте приступим к делу, связанному с рекламой моего юбилея.

Элисон сидела не двигаясь, уставив карандашик в блокнот и молясь, чтобы покрасневшие щеки не выдали ее волнения.

* * *

Примерно за двадцать минут до того, как начался разговор Элисон с Обри Муном, одна из телефонисток на третьем этаже получила сигнал из комнаты 609.

– Да, пожалуйста?

В ответ тихий и отрешенный женский голос произнес:

– Не могли бы вы послать телефонную книгу в номер 609, будьте любезны.

– Какую телефонную книгу, мисс? У вас есть четыре телефонные книги на полочке в тумбе возле вашей кровати.

– О. – Последовала пауза. – Хорошо, можете мне послать бостонскую телефонную книгу?

– А могу я посмотреть номер телефона для вас, мисс?

– Пожалуйста… я хочу книгу.

– Сию минуту, мисс. – Прервав соединение, телефонистка спросила: – А кто там, в 609-м?

Миссис Вич просмотрела список клиентов на своем столе и сказала:

– Мисс Памела Прим. Новенькая, насколько я знаю.

– Она хочет, чтобы мы послали ей телефонную книгу Бостона.

Книгу тут же отнес посыльный. Через двадцать минут над номером 609 снова загорелся красный огонек. И снова послышался тихий голос:

– Я хочу, чтобы вы прислали мне… телефонную книгу города Чикаго.

На этот раз телефонистка не стала задавать лишних вопросов.

– Сейчас, мисс.

В «Бомонде» не задавали вопросов, несмотря ни на какие раздражения.

– Может, она тренируется в чтении? – сухо заметил посыльный, забирая вторую телефонную книгу в течение получаса.

Через двадцать минут красная лампочка над номером 609 снова вспыхнула.

– Можете… можете послать мне телефонную книгу Филадельфии, пожалуйста?

– Конечно, мисс. – Отключив связь, телефонистка, посылая человека в третий раз, не удержалась: – Сумасшедшая

сучка!

Миссис Вич принимала такие странные требования по телефону уже много лет. И часто, как отложилось в уголках ее памяти, это были сигналы опасности. Опасности для отеля, который был частью ее жизни. Поэтому через пятнадцать минут после того, как третья книга была послана наверх, миссис Вич подошла к пульту, который обслуживал шестой этаж.

– Были еще звонки из номера 609, Фло?

– Нет, миссис Вич. Я так думаю, она коллекционирует телефонные книги.

– Соедини меня с мистером Шамбрэном, – коротко приказала миссис Вич и прошла к своему месту.

Вежливый ответ Шамбрэна последовал тут же:

– Да, миссис Вич?

– 609-й затребовал у нас три иногородние телефонные книги, – доложила миссис Вич. – Мисс Памела Прим, судя по регистрационной карте. И больше никаких звонков оттуда. Я боюсь…

– Шантажистка ищет адреса, так, что ли? – предположил

Шамбрэн.

– Мне кажется, здесь что-то другое, сэр, – спокойно ответила миссис Вич. – Их можно использовать для того, чтобы на них встать.

Голос Шамбрэна тут же переменился:

– Благодарю вас. Вызовите мне Джерри Додда с общим ключом от номеров.

Когда Шамбрэн и офицер охраны постучались в дверь номера 609, никакого ответа на последовало. Джерри Додд воспользовался общим ключом, и они вошли в комнату.

– Спаси нас Бог! – воскликнул Джерри, у которого перехватило дыхание.

Голые пятки мисс Памелы Прим болтались на некотором расстоянии от пола. Стул, на котором прежде лежало несколько телефонных книг, был отброшен в сторону. Мисс Прим повесилась на поясе от махрового халата.

Самоубийства в больших отелях – не такое уж необычное событие. Додд обрезал пояс и положил мисс Прим на кровать. Было видно, что искусственное дыхание уже не поможет. Они проделали обычную процедуру, вызвав полицию и послав за кислородным баллоном и маской, которые хранились в изоляторе на втором этаже. Но это было только формальностью, потому что она была уже мертва.

– Никогда не слышал раньше ее имени, – сказал Джерри Додд, оставив последние усилия оживить девушку.

– А вы знаете, кем она была? – спросил Шамбрэн.

– Девушкой по вызову, – ответил Джерри. – Сто пятьдесят баксов за ночь. Многие здесь знали ее в лицо и называли герцогиней.

Первой мыслью Шамбрэна было выгнать вон ночного клерка с регистрации. В «Бомонде» не разрешалось сдавать комнаты известного рода профессионалам. Но вспомнил, что Карл Неверс, клерк, который обычно дежурит по ночам, не работал из-за болезни. Его заменял один из дневных, а он мог не найти причин отказать мисс Памеле Прим.

Весь багаж мисс Прим состоял из небольшой сумочки. Она лежала открытой на тумбочке. Шамбрэн просмотрел ее содержимое, выполняя обычную формальность. Кроме губной помады, пудреницы и нескольких ключей в ней было только одно заказное письмо, адресованное мисс Памеле Прим, в дом, который находился всего в нескольких кварталах от отеля «Бомонд». Адрес и имя на обычном конверте были написаны на пишущей машинке. В качестве обратного адреса был указан Главный почтамт.

Само письмо тоже было напечатано на машинке на довольно приличной бумаге. Читая его, Шамбрэн от удивления даже беззвучно присвистнул. «20 декабря

Дорогая мисс Прим!

Я прекрасно знаю, как вы ненавидите Обри Муна. Мне также отлично известно состояние ваших финансов. У меня есть

предложение, которое смогло бы удовлетворить вашу жажду мести и крайнюю потребность в деньгах.

В данный момент на ваш счет в «Уолтхем траст компани», что на Мэдисон-авеню, помещена сумма в 10 000 (десять тысяч) долларов. Вы можете взять ее хоть сегодня и использовать как вам будет угодно. Можете заплатить долги, скрыться из страны или разжечь ими костер. Вы получите право на эти деньги в том случае, если Обри Мун умрет через два месяца, считая от этого дня, а чтобы быть точным – до 20 февраля. Если вы возьмете деньги и он не умрет до полуночи 20 февраля, вы сами не проживете и дня.

Если вы не возьмете этих денег, то останетесь жить, но много, много раз пожалеете о том, что упустили шанс избавиться от Муна, от его власти и собственной деградации».

Подписи никакой не было.

Шамбрэн передал письмо Джерри Додду не сказав ни слова.

– Да это просто какая-то шутка, – предположил тот. – Если вы готовы заплатить десять грандов за то, чтобы кого-то убили, вы не станете нанимать невротическую девушку по вызову. Вы найдете профессионального убийцу за половину этого куша.

– Вы не знаете, был ли Мун в числе ее клиентов? – спросил управляющий.

– Примерно пару раз в месяц, по докладам ночных дежурных, она проводила у него час или два.

– Я хотел бы знать немного больше, – холодно заметил Шамбрэн. – Сегодня пятнадцатое. У нее осталось шесть дней, считая сегодняшний, но она предпочла сдаться. Думаю, она понимала, что не сможет сделать это, и выбрала такой ужасный исход.

– За десять грандов я сам бы прихлопнул Великого Человека, – заявил Джерри.

К шести тридцати этого дня весть о самоубийстве в отеле «Бомонд» стала достоянием публики. Смерть какой-то девушки по вызову в большом отеле не привлекла бы внимания бульварной прессы. Но необычное письмо, найденное в ее сумочке, вскрыло связь девушки со знаменитым на весь мир Обри Муном, а это сразу же стало новостью номер один. «Заговор с целью убийства знаменитого писателя».

Выпуск телевизионных новостей в шесть тридцать дал свою версию происшедшего. Закинув руки за голову, Джон Уиллс лежал в своем однокомнатном номере на четырнадцатом этаже «Бомонда» и смотрел телевизор.

Как только диктор начал читать письмо, которое было найдено у мисс Прим, он вскочил, быстро подбежал к телевизору и выключил его. На его лбу проступили капельки пота. Уиллс зажег свет над бюро и выдвинул средний ящик. Там лежали чистые рубашки.

Приподняв несколько рубашек, он нашел лежащий между ними аккуратно свернутый голубой шарф. В него были завернуты небольшая папка и компактный автоматический пистолет.

Джон открыл папку, достал из нее лист бумаги и начал читать написанное, шевеля при этом губами. «20 декабря

Мой дорогой Джон Уиллс!

Я прекрасно знаю, как вы ненавидите Обри Муна. Мне также отлично известно состояние ваших финансов. У меня есть предложение, которое смогло бы удовлетворить вашу жажду мести и крайнюю потребность в деньгах.

В данный момент на ваш счет в «Уолтхем траст компани», что на Мэдисон-авеню, помещена сумма в 10 000 (десять тысяч) долларов. Вы можете взять ее хоть сегодня и использовать ее как вам будет угодно…»

Уиллс быстро перевел взгляд на последние строчки:

«Если вы возьмете деньги, а он не умрет до полуночи 20 февраля, вы сами не проживете и дня…»

Онемевшими пальцами Уиллс сложил лист и сунул его обратно в папку. На какой-то момент он положил руку на автоматический пистолет, ощущая его ладонью.

– Что это еще за нонсенс? – вслух спросил он.


Читать далее

Часть первая

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть