Онлайн чтение книги На службе зла Career of Evil
13

In the presence of another world.

Blue Öyster Cult. «In the Presence of Another World» [24]

Распахнулся настежь мир иной

(«Распахнулся настежь мир иной») (англ.) .
С альбома «Imaginos» (1988).

Субботним утром Робин с матерью на дряхлом семейном «лендровере» покатили из своего Мэссема в Харрогейт к портнихе, перешивавшей свадебное платье.

Фасон пришлось изменить, так как изначально платье предназначалось для январской церемонии; теперь же его предстояло надеть в июле.

– Совсем отощала, – заметила пожилая швея, втыкая иголки в заднюю часть лифа. – Не вздумай дальше худеть. Платье должно облегать.

Ткань и фасон платья Робин выбрала больше года назад. В общих чертах оно напоминало модель из коллекции Эли Сааба, которую родители никогда не смогли бы себе позволить, поскольку через каких-то полгода им предстояло покрыть добрую половину расходов на свадьбу Стивена, старшего брата Робин. Но даже эта уцененная версия казалась немыслимой роскошью при той зарплате, что Робин получала от Страйка. Освещение примерочной подчеркивало все достоинства фигуры, но из зеркала в позолоченной раме на Робин смотрело бледное лицо с воспаленными, впалыми глазами. Она уже сомневалась, что платье должно быть открытым. Длинные рукава – вот это как раз уместно. Возможно, думала она, ее просто утомили постоянные мысли о подвенечном наряде. В примерочной пахло лаком и новым ковролином. Пока Линда, мать Робин, наблюдала, как иголка сантиметр за сантиметром стягивает оборки платья, Робин, угнетенная своим собственным отражением, сосредоточенно смотрела на угловой столик, где покоились искусственные цветы и хрустальная диадема.

– Мы уже решили, чем украсим фату? – спросила портниха, усвоившая типичную докторскую манеру задавать вопросы в первом лице множественного числа. – Для зимней церемонии мы выбрали диадему, так ведь? Я думаю, к открытому платью подойдут цветы.

– Цветы – это чудесно, – донесся голос Линды из угла примерочной.

Мать и дочь были удивительно похожи. Хотя некогда узкая талия матери стала шире, а выцветшие томатно-красные с золотинкой волосы, в беспорядке собранные на темени, кое-где тронула седина, серо-голубые глаза Линды были в точности такими, как у дочери, и сейчас их взгляд устремился на Робин с тревогой и проницательностью, до смешного знакомыми Страйку.

Робин перемерила множество ободков с искусственными цветами, но ни один не пришелся ей по душе.

– Наверное, я все-таки остановлюсь на диадеме, – сказала она.

– Может, рассмотреть вариант с живыми цветами? – подсказала Линда.

– Да, – выдавила Робин, которой вдруг нестерпимо захотелось уйти от этого запаха ковролина и от своего бледного, загнанного в угол отражения.

– Давай сходим к флористу и посмотрим, что нам смогут предложить.

И все же неплохо было оказаться наедине с собой – хотя бы на несколько минут, хотя бы в примерочной. Выбираясь из платья и снова влезая в свитер и джинсы, Робин попыталась отыскать причины своей хандры. Она жалела, что пришлось пропустить встречу Страйка с Уордлом; ей не терпелось преодолеть пару сотен миль, что отделяли ее от незнакомца в черном, отправившего ей отрезанную ногу.

Но спешить не было никакого смысла. В поезде они с Мэтью снова поссорились. Даже здесь, в ателье на Джеймс-стрит, ее преследовала нарастающая тревога: объем заказов в агентстве Страйка сокращался, и она в любую минуту могла остаться без работы. Одевшись, Робин проверила мобильник. Сообщений от Страйка не было.

Через час Робин, стоя среди мимоз и лилий, односложно отвечала на вопросы суетливой флористки: та прикладывала к ее волосам розы и время от времени роняла холодные зеленоватые капли с длинных стеблей на кремовый свитер Робин.

– Зайдем-ка в «Беттис», – предложила Линда, когда цветы в конце концов были заказаны.

В городе-курорте Харрогейт кондитерская «Беттис» давно сделалась местной достопримечательностью. Снаружи кафе украшали цветочные корзины, вдоль которых посетители выстраивались в очередь под черными с золотом прозрачными маркизами, а внутри, среди мягких кресел, светильников и узорчатых чайников, сновали официантки в одинаковых платьях с кружевной отделкой. В детстве Робин нравилось глазеть сквозь стеклянный прилавок на ряды толстых марципановых поросят, наблюдать, как мама покупает самый восхитительный фруктовый торт с ликерной пропиткой, упакованный в нарядную коробку. Сегодня, сидя за столиком у окна и уставившись на пестрые цветочные клумбы, разбитые в виде геометрических фигурок, вылепленных из пластилина детскими руками, Робин отказалась от еды, ограничившись маленьким чайником чая и украдкой поглядывая на мобильник. Ничего.

– Что-то случилось? – спросила Линда.

– Нет, все замечательно, – ответила Робин. – Просто смотрю, нет ли каких новостей.

– Новостей о чем?

– Об отрезанной ноге, – сказала Робин. – Вчера вечером Страйк встречался с этим полицейским, Уордлом.

– Ну-ну, – произнесла Линда, и больше они не проронили ни слова, пока им не подали чай.

Линда заказала фруктовое печенье. Намазав его маслом, она поинтересовалась:

– Вы с Кормораном хотите своими силами выяснить, кто прислал эту ногу, я права?

Что-то в голосе матери насторожило Робин.

– Мы просто отслеживаем действия полиции, вот и все.

– А-а, – протянула Линда, жуя печенье и не сводя глаз с дочери.

Робин стало стыдно за свою раздражительность. Свадебное платье обходилось недешево, а где же благодарность?

– Извини за резкость.

– Ничего страшного.

– Это из-за Мэтью – он против моей работы у Корморана.

– Да, прошлой ночью мы кое-что об этом слышали.

– О боже, мама, прости!

Робин считала, что во время ссоры они говорили достаточно тихо, чтобы не разбудить родных. Всю дорогу до Мэссема они ругались, потом сделали перерыв на ужин с ее родителями, а затем продолжили в гостиной, когда Линда и Майкл ушли спать.

– Имя Корморана звучит слишком часто, тебе не кажется? Думаю, что Мэтью…

– Это его не колышет, – бросила Робин.

Мэтью определенно считал работу Робин некой блажью, но, когда требовалось отнестись к ней всерьез (например, как в случае с этой зловещей посылкой), он злился, вместо того чтобы тревожиться.

– Не колышет – и совершенно напрасно, – продолжила Линда. – Кто-то прислал тебе часть мертвого тела, Робин. А в прошлый раз Мэтт позвонил нам сообщить, что ты угодила в больницу с сотрясением мозга. Я уж не говорю о твоем возможном увольнении! – решительно добавила она под укоризненным взглядом Робин. – Знаю, ты прикипела к этой работе! Как бы то ни было, – она отломила щедрый кусок своего лакомства и сунула в безвольную руку Робин, – я не собиралась вызнавать, что колышет Мэтта, а что нет. Я только собиралась узнать, не ревнует ли он.

Робин отпила крепкого купажированного чая и рассеянно подумала, не прикупить ли этих фирменных пакетиков для офиса. В Илинге таких днем с огнем не сыщешь. А Страйк любит крепкую заварку.

– Да, Мэтт ревнует, – в конце концов ответила она.

– Надеюсь, безосновательно?

– Конечно! – с жаром воскликнула Робин.

Ее как будто предали: мама всегда принимала ее сторону, всегда…

– Зачем так горячиться? – невозмутимо сказала Линда. – Я же не намекаю, что ты делаешь нечто предосудительное.

– Хорошо, если так, – промолвила Робин, пережевывая печенье и не ощущая вкуса. – Я ничего и не делаю. Он – мой начальник, вот и все.

– И твой друг, – предположила Линда, – судя по тому, как ты о нем отзываешься.

– Да, – ответила Робин, но честность вынудила ее добавить: – Впрочем, это не похоже на обычную дружбу.

– Чем же?

– Он не любит говорить о личном. Клещами не вытянуть.

За исключением одного печально запомнившегося вечера (который они между собой никогда впоследствии не упоминали), когда Страйк так напился, что с трудом держался на ногах и понятие о личном фактически перестало существовать.

– Тем не менее вы находите общий язык?

– Вполне.

– Мужей зачастую коробит, когда их половинки находят общий язык с другими мужчинами.

– Что же мне теперь делать: работать исключительно под началом женщин?

– Нет, – сказала Линда, – Я просто имею в виду, что Мэтью, очевидно, чувствует угрозу.

Порой Робин казалось, будто мама жалеет, что дочь ни с кем не встречалась, прежде чем полностью посвятить себя Мэтью. Линда была близка со своей единственной дочерью. Сейчас, в этом кафетерии, среди гомона и звона, Робин осознала, что боится, как бы Линда не заикнулась о возможности отменить свадьбу. Невзирая на усталость и измотанность, на тяжелые переживания последних месяцев, Робин не усомнилась в своей любви к Мэтью. Платье готово, церковь выбрана, свадьба практически оплачена. Нужно бороться и прийти к финишу.

– Я не влюблена в Страйка. Так или иначе, у него есть девушка: он встречается с Элин Тофт. Это радиоведущая на Би-би-си.

Она надеялась, такие сведения отвлекут мать, любительницу послушать радио за стряпней или садовыми работами.

– Элин Тофт? Та самая красотка-блондинка, которую вчера вечером показывали по телевизору в передаче про композиторов-романтиков? – уточнила Линда.

– Вероятно, – ответила Робин с подчеркнутым безразличием и, несмотря на успех своего отвлекающего маневра, сменила тему. – Так, значит, ты собираешься избавиться от «лендровера»?

– Совершенно верно. Вряд ли за него что-нибудь дадут. Может, сдать на утилизацию… а между прочим, – спохватилась Линда, озаренная внезапной мыслью, – не хотите ли вы с Мэтью забрать его себе? Налог уплачен за год вперед, техосмотр с грехом пополам обычно проходится…

Робин задумчиво жевала печенье. Мэтью вечно сетовал, что у них нет машины, отсутствие которой он приписывал ее низкой зарплате. Он буквально с ума сходил от зависти, глядя на кабриолет А3 зятя. Робин знала, что отношение Мэтью к старому, видавшему виды «лендроверу» с его неистребимым запахом мокрой псины и резиновых сапог будет совершенно иным, но, в час ночи сидя в семейной гостиной, ее жених перечислил зарплаты всех своих ровесников и смело заключил, что доходы Робин помещаются в самой нижней строке турнирной таблицы. Внезапно разозлившись, она представила, как говорит своему жениху: «У нас уже есть „ровер“, Мэтт, зачем копить на „ауди“?», но вслух только сказала:

– Он очень пригодится в работе, если потребуется выезжать за пределы Лондона. Страйку не нужно будет брать машину напрокат.

– Мм, – как будто в рассеянности ответила Линда, но при этом внимательно посмотрела на дочь.

Они поехали домой и обнаружили, что Мэтью накрывает на стол вместе с будущим тестем. Как правило, он больше помогал по хозяйству в родительском доме Робин, чем в их с ней съемной квартире.

– Что там с платьем? – спросил он таким тоном, что Робин расценила это как попытку примирения.

– Все в порядке, – сказала она в ответ.

– Или задавать такой вопрос – плохая примета? – уточнил он, а потом, заметив, что она не улыбнулась, добавил: – Уверен, ты все равно будешь выглядеть прекрасно.

Смягчившись, Робин протянула ему руку, а он подмигнул, сжимая ее пальцы. Тем временем Линда вклинилась между ними, со стуком опустила на стол блюдо с картофельным пюре и объявила, что дарит им свой старенький «лендровер».

– Что? – в смятении переспросил Мэтью.

– Ты же сам постоянно говоришь, что хочешь машину, – сказала Робин, вставая на защиту матери.

– Да, но «лендровер» в Лондоне?..

– А почему бы и нет?

– Это подпортит его имидж, – сказал ее младший брат Мартин, только что вошедший в комнату с газетой в руке: он изучал участников сегодняшних скачек «Гранд-Нэшнл»[25]Grand National – всемирно известные скачки, которые ежегодно проводятся на ипподроме Эйнтри в Англии.. – Идеальный же вариант, Роб. Явственно вижу, как вы с Хопалонгом[26]Хопалонг Кэссиди – вымышленный ковбой, впоследствии ставший героем американского фольклора, главный персонаж серии рассказов Кларенса Малфорда, публиковавшихся с 1904 г., затем – радиопередач и кинофильмов; с 1930-х гг. образ Хопалонга ассоциируется с актером Уильямом Бойдом. мчитесь по бездорожью к месту преступления.

Квадратная челюсть Мэтью застыла.

– Заткнись, Мартин! – отрезала Робин, садясь за стол и испепеляя взглядом брата. – Хотела бы я посмотреть, как ты прямо в глаза назовешь Страйка Хопалонгом, – добавила она.

– Наверное, он посмеется, – беззаботно ответил Мартин.

– Наверное, потому, что вы отличились в одной и той же области? – спросила Робин, повысив голос. – Наверное, потому, что у вас обоих на счету воинские подвиги, что вы оба рисковали жизнью и здоровьем?

У них в семье Мартин был единственным из четверых детей, кто не стал поступать в университет и до сих пор жил с родителями. Малейший намек на отсутствие у него каких-либо достижений приводил Мартина в ярость.

– Ты к чему, мать твою, клонишь? Что ж мне, по-твоему, в армию идти? – вскипел он.

– Мартин! – резко одернула его Линда. – Придержи язык!

– Вы еще не поцапались из-за того, что у тебя до сих пор две ноги, Мэтт? – спросил Мартин.

Швырнув на стол нож и вилку, Робин вылетела из кухни. В памяти снова возник образ отрубленной ноги, с ярко-белой костью, торчащей из мертвой плоти, с этими грязными ногтями… возможно, жертва собиралась их почистить, а то и сделать педикюр, прежде чем предстать перед кем-нибудь из посторонних. У Робин хлынули слезы – впервые с того момента, когда пришла посылка. Узор ковра на старой лестнице расплывался; дверную ручку спальни пришлось искать на ощупь. Подойдя к кровати, Робин содрогнулась всем телом, рухнула ничком на чистое одеяло и закрыла мокрое лицо ладонями в попытке заглушить рыдания. Она не хотела, чтобы кто-то из близких пришел за ней следом, не хотела ни разговаривать, ни объяснять; ей просто требовалось побыть одной, чтобы выплеснуть чувства, которые она сдерживала всю неделю.

Шутка ее брата эхом вторила остротам Страйка о расчленениях. Жертва рассталась с жизнью при кошмарных, жестоких обстоятельствах, но, похоже, никого это не волновало так, как Робин. Смерть и топор превратили безвестную девушку в кусок мяса, сделали из нее задачу, требующую решения, и Робин ощущала себя единственной, кто понимал, что не далее как неделю назад эта нога принадлежала некоему живому, дышащему человеческому существу.

Минут через десять Робин перевернулась на спину, открыла заплаканные глаза и оглядела свою старую спальню, словно ища поддержки. Когда-то ее комната казалась единственным безопасным местом на земле. Отчислившись из университета, Робин три месяца почти не выходила из этих стен, даже чтобы поесть. Тогда стены были ярко-розовыми – ошибочное интерьерное решение, принятое ею в шестнадцать лет. Робин и сама это понимала, однако не хотела просить отца сделать тут ремонт, а потому скрыла чересчур броский цвет невероятным количеством постеров. Раньше напротив кровати висел огромный плакат Destiny’s Child [27]Американское ар-эн-би-трио (1990–2005), в состав которого входили Бейонсе, Келли Роуленд и Мишель Уильямс.. Теперь обои в комнате сменились нежно-голубыми: об этом позаботилась Линда, когда дочь переехала к Мэтью в Лондон, но Робин до сих пор представляла Бейонсе, Келли Роуленд и Мишель Уильямс, глядящих на нее с обложки альбома «Survivor»[28]«Выживший» (англ.) .. Видение было связано с худшим временем в ее жизни. Теперь же на стене висело лишь две фотографии: на одной Робин в выпускном классе (Мэтью стоял на заднем плане – самый красивый парень, отказавшийся улыбаться и надевать дурацкую шапочку), а на другой двенадцатилетняя Робин катается на своем стареньком пони Ангусе, лохматом, сильном и упрямом животном с дядиной фермы; Робин души в нем не чаяла, несмотря на его строптивость. Истощенная и измученная, она поморгала, чтобы избавиться от слез, и вытерла мокрое лицо ладонями. Из кухни, находящейся прямо под ее комнатой, доносились приглушенные голоса. Робин была уверена, что мать требует от Мэтью на некоторое время оставить ее дочь в покое, и надеялась, что он ее послушает. Она готова была провалиться в сон вплоть до конца выходных. Через час, когда Робин все так же лежала на двуспальной кровати, сонно глядя на верхушку торчавшей за окном липы, Мэтью постучался в дверь и вошел с кружкой чая в руках:

– Твоя мама говорит, это тебе не помешает.

– Спасибо, – сказала Робин.

– Мы все вместе собираемся смотреть «Гранд-Нэшнл». Мартин поставил кучу денег на Баллабригса.

Ни слова о ее страданиях, о толстокожести Мартина. Мэтью всем видом показывал, что она некоторым образом опозорилась, а он предлагает ей выход. Робин сразу поняла, что он даже не подозревает, какие чувства всколыхнулись в ней при мысли о той несчастной девушке. Нет, он всего лишь досадовал, что в разговоре снова промелькнуло имя Страйка, которого никто из Эллакоттов даже в глаза не видел. Прямо как с Сарой Шедлок на регби, один в один.

– Я не люблю смотреть, как лошади ломают себе шею, – сказала Робин, – и вообще мне нужно немного поработать.

Он взирал на нее сверху вниз, а затем вышел, хлопнув дверью, отчего створка дернулась и снова отворилась.

Робин села, пригладила волосы, сделала глубокий вдох и пошла к туалетному столику за ноутбуком. Поначалу она чувствовала себя виноватой, что взяла компьютер с собой: надеялась выкроить время для своих, так сказать, линий следствия. Но Мэтью с его всепрощением поставил крест на этих надеждах. Пусть себе смотрит скачки. А ее ждут дела поважнее. Вернувшись к кровати, она подложила под спину горку подушек, открыла ноутбук и перешла к закладкам браузера, о которых не знал никто, даже Страйк, который, несомненно, подумал бы, что она попусту тратит время. Робин уже посвятила не один час разработке двух отдельных, но пересекающихся линий следствия, бравших начало от писем, которые она настоятельно рекомендовала Страйку показать Уордлу: сообщение девушки, желавшей отрезать собственную ногу (как видно, несчастная страдала синдромом нарушения целостности восприятия тела, который характеризуется иррациональным желанием удалять здоровые конечности), а также тошнотворное послание от мужчины, которому для чего-то понадобилась культя Страйка.

Работа человеческого мозга всегда увлекала Робин; в университете она выбрала для себя психологию, хотя и не доучилась. Начитавшись научных статей, Робин теперь знала, что синдром невосприятия целостности собственного тела, или СНЦСТ, – весьма редкое заболевание, причины которого до сих пор неизвестны. Пролистав сайты поддержки, она убедилась, с какой неприязнью люди относятся к СНЦСТ-пациентам. Форумы пестрели злобными обвинениями: мол, другие не просили делать их инвалидами, а эти сами напрашиваются, просто внимание к себе привлекают таким нелепым и отвратительным способом. В ответ на подобные нападки следовали не менее жесткие комментарии: неужто вы всерьез считаете, что больные хотели родиться с СНЦСТ? Неужели до вас не доходит, сколько страданий этот недуг приносит человеку – когда тебе не просто хочется, а жизненно необходимо избавиться от конечности, и уже не важно, ампутация это будет или паралич? Робин задумалась, что сказал бы Страйк, ознакомившись с историями СНЦСТ-пациентов. Вряд ли он выразил бы им сочувствие.

Внизу скрипнула дверь в гостиную, и до слуха Робин на миг донесся стрекот комментатора, смех Мартина и голос ее отца, выгонявшего из комнаты старого коричневого лабрадора, который испортил воздух.

За день Робин так вымоталась, что, к своей досаде, не смогла вспомнить имя той девушки, которая обращалась к Страйку за советом по поводу ампутации ноги, – вроде бы Кайли. Медленно листая самый посещаемый сайт поддержки, Робин высматривала ники пользователей, которые могли бы иметь хоть какое-то отношение к той девушке, – ведь куда еще, если не в виртуальный мир, подросток со странной навязчивой идеей пойдет делиться своими фантазиями?

Дверь в спальню, неплотно прикрытая после ухода Мэтью, широко распахнулась – это изгнанник Раунтри вразвалочку явился к ней в комнату. Робин рассеянно потрепала его за ухом, и пес, получив свою порцию ласки, шлепнулся на прикроватный коврик. Сначала он барабанил хвостом по полу, но вскоре уснул и засопел. Под аккомпанемент собачьего храпа Робин вернулась к прочесыванию форумов.

Внезапно ее захлестнуло радостное волнение, знакомое с первых дней работы в агентстве Страйка: это чувство служило наградой за поиск информации, малейшие крупицы которой могли что-то означать, а могли и нет, но иногда, в особых случаях, давали ключ к разгадке.


Nowheretoturn: Кто-нить че-нить знает про Корморона Страйка?


Затаив дыхание, Робин развернула ветку.


W@nBee: Это детектив одноногий? Ветеран типо.

Nowheretoturn: Говорят, он сам себя и покалечил.

W@nBee: Не, я тебе отвечаю, он Афган прошел.


И на этом все. Робин прошерстила остальные ветки, но безвестный Nowheretoturn [29]Nowhere to turn (англ.)  – некуда податься. расспросы прекратил и на форуме больше не мелькал. Само по себе это ничего не значило: сменить ник проще простого. Робин продолжала поиски, пока не убедилась, что исследовала каждый уголок этого сайта, но в других местах имя Страйка не упоминалось.

Радость открытия угасла. Даже если предположить, что автор письма и неведомый Nowheretoturn  – это одно и то же лицо, та девушка писала в полной уверенности, что ногу Страйк отрезал себе сам. Не так-то много найдется известных ампутантов, про которых можно с легкостью подумать, будто конечностей они лишились добровольно.

Из гостиной теперь неслись подбадривающие вопли. Робин решила на время оставить СНЦСТ-форумы и размотать вторую нить своего расследования.

Ей приятно было считать, что сыскная работа ее закалила. Однако, едва взглянув на первые попавшиеся сайты, посвященные фантазиям акротомофилов – людей с сексуальным влечением к калекам, – Робин почувствовала противный спазм в желудке; это ощущение не покидало ее и после того, как она выключила компьютер. Ей попались на глаза излияния мужчины (Робин могла только предполагать, что это мужчина), чьи самые волнующие сексуальные фантазии были о женщине с ампутированными – выше локтей и коленей – конечностями. Его, похоже, особенно заботила длина оставшихся культей. Второй мужчина (уж эта личность никак не могла быть женщиной) с юности во время мастурбации представлял, как ампутируют ноги ему и его лучшему другу. Автор рассуждал о красоте культей, об ограниченной подвижности ампутантов, об инвалидности как высшей степени зависимости от воли других.

Внизу невнятно гнусавил комментатор Больших национальных скачек, фанатичные вопли ее брата становились все громче, а Робин по-прежнему изучала форумы, пытаясь найти хоть одно упоминание Страйка и обнаружить связь между этой сексуальной девиацией и насилием. Она отметила, что никого из тех людей, что делились своими фантазиями о калеках и ампутациях, насилие и боль, судя по всему, не возбуждали. Даже мужчина, фантазировавший об ампутации ног себе и своему другу, четко и ясно давал понять: отрезание конечностей привлекает его исключительно как средство получить культи.

Мог ли субъект, которого возбуждает инвалидность Страйка, отрезать женщине ногу и прислать по почте? Мэтью бы сказал – безусловно, презрительно подумала Робин, ведь он как рассуждает: если человек настолько не дружит с головой, что балдеет от обрубков, то с него станется отпилить кому-нибудь ногу. Ей почти явственно слышалось, каким тоном Мэтью изрекает свой вердикт. Однако подробности, запомнившиеся ей из письма Р. Л. и вынесенные из откровений его собратьев по акротомофилии, наводили на мысль, что настойчивое желание Р. Л. «все исправить» означало скорее практики, которые Страйк нашел бы, пожалуй, еще менее привлекательными, чем сама ампутация. Конечно, Р. Л. может оказаться акротомофилом и психопатом одновременно…

– ЙЕС! МАТЬ ТВОЮ, ЙЕС! ПЯТЬСОТ ФУНТОВ! – завопил Мартин.

Судя по ритмичному топоту, доносившемуся из коридора, Мартин решил, что гостиная тесновата для полноценного исполнения победного танца. Раунтри проснулся, вскочил и лениво гавкнул. Грохот стоял такой, что Робин не услышала, как Мэтью поднимается к ней по лестнице. При его появлении она инстинктивно нажала на стрелку «Назад», перелистав в обратном порядке сайты, посвященные сексуальной фетишизации калек.

– Привет, – сказала она. – Похоже, Баллабриггс выиграл.

– Ага, – ответил Мэтью.

Второй раз за день он протянул ей руку. Робин отодвинула ноутбук, Мэтью помог ей встать и обнял. Тепло его тела успокаивало, обволакивало, утешало. Она бы не вынесла еще одной ночной перебранки. Но вдруг он отстранился, уставившись ей через плечо.

– Что такое?

Она покосилась на ноутбук. Посреди мерцающей страницы текста выделялось крупное, в рамочке определение:


Акротомофилия (сущ.)  – сексуальная девиация, характеризующаяся повышенным сексуальным влечением к парализованным, а также к лицам с ампутированными конечностями.


Повисла неловкая пауза.

– Сколько лошадей погибло? – спросила Робин надтреснутым голосом.

– Две, – бросил Мэтью и вышел из комнаты.


Читать далее

Фрагмент для ознакомления предоставлен магазином LitRes.ru Купить полную версию
Роберт Гэлбрейт. На службе зла
1 - 1 17.07.17
1 - 2 17.07.17
1 17.07.17
2 17.07.17
3 17.07.17
4 17.07.17
5 17.07.17
6 17.07.17
7 17.07.17
8 17.07.17
9 17.07.17
10 17.07.17
11 17.07.17
12 17.07.17
13 17.07.17
14 17.07.17
15 17.07.17
16 17.07.17

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть