Онлайн чтение книги Вперед, Дживз! Carry on, Jeeves
ГЛАВА 1. Дживз и неотвратимость судьбы

Не стану скрывать, что в то утро я уселся завтракать с тяжёлым сердцем. Дело в том, что сегодня мне предстояло отправиться на три недели в загородный особняк тёти Агаты в Уллэм Черси в Херефордшире. Мы, Вустеры, обладаем железной волей, и внешне я был абсолютно спокоен, но в душе моей затаился страх.

— Дживз, — сказал я, — сегодня утром мне невесело.

— Вот как, сэр?

— Да, Дживз. Совсем невесело. Так невесело, что дальше некуда.

— Мне очень жаль, сэр.

Он снял крышку с тарелки, и моему взору предстала весьма аппетитная яичница с беконом, в которую я угрюмо ткнул вилкой.

— Почему, — вот о чём я всё время себя спрашиваю, Дживз, — почему моя тётя Агата ни с того ни с сего пригласила меня погостить в свою усадьбу?

— Не могу сказать, сэр.

— Только не потому, что она меня любит.

— Нет, сэр.

— Всем известно, что тётя Агата терпеть меня не может, так как считает, что во всех её неприятностях виноват я один. Сам не знаю почему, но как только наши пути пересекаются, если так можно выразиться, проходит совсем немного времени, прежде чем я совершу какой-нибудь жуткий промах, после чего она, так сказать, начинает гоняться за мной с топором. В результате тётя Агата считает меня жалким, ничтожным червём. Я прав или нет, Дживз?

— Безусловно, сэр.

— И тем не менее сейчас она категорически настаивает, чтобы я плюнул на все свои дела и примчался к ней в Уллэм Черси. Должно быть, она задумала что-то зловещее, Дживз. Теперь ты понимаешь, почему я невесел?

— Да, сэр. Простите, сэр, по-моему, к нам пришли. Звонок в дверь, сэр.

Он исчез, а я ещё раз мрачно ткнул вилкой в яичницу с беконом.

— Телеграмма, сэр, — сказал Дживз, материализовавшись у моего локтя.

— Вскрой её, Дживз, и прочти вслух. От кого она?

— Телеграмма не подписана, сэр.

— Ты хочешь сказать, в конце нету имени?

— Именно это я и имел в виду, сэр.

— Дай посмотреть.

Я пробежал телеграмму глазами. Более чудного сообщения я в жизни не получал. Именно чудного, другого слова мне не подобрать.

Текст был следующий:

Мы, Вустеры, не отличаемся большой сообразительностью, в особенности за завтраком, и я почувствовал, как у меня тупо заломило затылок.

— Что это значит, Дживз?

— Не могу сказать, сэр.

— Тут написано «когда сюда приедешь». Куда сюда?

— Обратите внимание, сэр, что телеграмма отправлена из Уллэм Черси.

— Ты абсолютно прав. Из Уллэм, как ты справедливо заметил, Черси. Это нам кое о чём говорит, Дживз.

— О чём, сэр?

— Понятия не имею. Как ты думаешь, могла тётя Агата отправить эту телеграмму?

— Вряд ли, сэр.

— И опять ты прав. Тогда мы можем с уверенностью утверждать только одно: неизвестная личность, проживающая в Уллэм Черси, считает жизненно важным, что я её не знаю, Так, Дживз?

— Не могу сказать, сэр.

— Однако, если взглянуть на дело другими глазами, с какой стати я должен её знать?

— Совершенно справедливо, сэр.

— Значит, нам остается надеяться, что эта загадочная история со временем прояснится. Мы будем терпеливо ждать, и рано или поздно тайное станет явным.

— Я не смог бы выразиться точнее, сэр.

Я прикатил в Уллэм Черси около четырёх и нашёл тётю Агату в её логове. Она писала письма, и, насколько я её знал, письма агрессивные с ругательными постскриптумами. Когда она меня увидела, лицо её не озарилось радостью.

— А, это ты, Берти.

— Да, это я.

— У тебя нос испачкан.

Я полез в карман за платком.

— Хорошо, что ты приехал рано. Я хочу поговорить с тобой, прежде чем ты встретишься с мистером Филмером.

— С кем?

— С мистером Филмером, членом кабинета министров. Он у меня гостит. Даже ты должен был слышать о мистере Филмере.

— Ах да, конечно, — сказал я, хотя, честно признаться, понятия не имел, что он за птица. Занимаясь то одним, то другим, я как-то забываю следить за карьерой политических деятелей.

— Я настоятельно прошу, чтобы ты произвёл на мистера Филмера хорошее впечатление.

— Нет проблем.

— Не смей разговаривать таким тоном, словно для тебя нет ничего легче, чем произвести на кого-то хорошее впечатление. Мистер Филмер человек серьезный, волевой, цельный, а ты один из легкомысленных, никчемных прожигателей жизни, к которым он относится с большим предубеждением.

Суровые слова, — в особенности когда их произносит, так сказать, твоя плоть и кровь, — но вполне в её духе.

— Таким образом, пока ты находишься в моём доме, ты сделаешь всё возможное, чтобы тебя не приняли за никчемного, легкомысленного прожигателя жизни. И прежде всего ты бросишь курить.

— Ох, послушай!

— Мистер Филмер — президент «Антитабачной лиги». Кроме того, тебе придётся воздержаться от употребления алкогольных напитков.

— Ох, проклятье!

— И, помимо всего прочего, будь любезен, не заводи разговоров на темы о барах, бильярдных и актрисах. Естественно, мистер Филмер составит о тебе своё мнение в основном по разговорам.

Я решил прояснить ситуацию.

— Но зачем мне производить на мистера Филмера хорошее впечатление?

— Затем, — сказала моя престарелая родственница, пронзая меня взглядом, — что я настоятельно об этом тебя прошу.

Неостроумный ответ, но по крайней мере она ясно дала мне понять, что говорить нам больше не о чем, и я ушёл от неё, испытывая адские душевные муки.

Решив прогуляться, я вышел в сад и, прах меня побери, первым делом увидел малыша Бинго Литтла, стоявшего ко мне спиной.

Мы с Бинго дружили чуть ли не с пелёнок. Родились мы с разницей в несколько дней в одном и том же местечке под названием Лондон, вместе прошли Итон и Оксфорд, а в зрелые годы от души порезвились в доброй, старой Метрополии. Если кто и мог скрасить весь ужас моего существования в Уллэм Черси, так это Бинго.

Правда, я никак не мог понять, как он здесь очутился. Видите ли, недавно малыш женился на знаменитой писательнице, Рози М.Бэнкс, и когда я видел его в последний раз, собирался ехать с ней в Америку, куда она направлялась, чтобы прочитать курс лекций. Я совершенно четко помнил, что Бинго клял всех на свете, так как из-за поездки вынужден был пропустить скачки в Аскоте.

И тем не менее, хотите верьте, хотите нет, он стоял передо мной собственной персоной. Горя желанием увидеть дружеское лицо, я вскричал сам не свой от восторга:

— Бинго!

Он резко повернулся, и, прах побери, лицо у него было совсем не дружеское. Скорее оно было (это выражение часто употребляется в детективных романах) искажено яростью. Он замахал руками, словно регулировщик на оживлённом перекрестке.

— Шшшш! — прошипел он. — Ты хочешь меня погубить?

— А?

— Разве ты не получил моей телеграммы?

— Так это была твоя телеграмма?

— Естественно, это была моя телеграмма.

— Почему ты не подписался?

— Я подписался.

— Нет, не подписался. Я не понял в ней ни единого слова.

— Но ведь ты получил моё письмо?

— Какое письмо?

— Моё письмо.

— Я не получал твоего письма.

— Значит, я забыл его отправить. Я писал тебе, что устроился гувернёром к твоему кузену Томасу, и что при встрече ты должен сделать вид, будто мы с тобой незнакомы.

— Но почему?

— Если твоя тётя заподозрит, что я твой друг, она в ту же секунду даст мне коленом под одно место.

— Почему?

Бинго поднял брови.

— Почему? Сам посуди, Берти. Если б ты был твоей тётей и знал бы, кто ты есть на самом деле, ты позволил бы типу, оказавшемуся твоим лучшим другом, обучать твоего сына?

В моей бедной черепушке всё помутилось, но в конце концов я с грехом пополам понял, о чём он говорит, и должен был согласиться, что в чём-то он прав. Тем не менее для меня многое осталось неясным.

— Я думал, ты в Америке, — сказал я.

— Как видишь, нет.

— Почему?

— Неважно, почему. Нет, и всё тут.

— Но зачем ты устроился работать гувернёром?

— Неважно, зачем. У меня были на то причины. И я хочу, чтобы ты вбил в свою голову, Берти, — в тот бетон, которым ты пользуешься вместо мозгов, — что никто не должен видеть нас вместе. Твоего омерзительного кузена позавчера застукали в кустах с сигаретой, после чего моё положение стало достаточно шатким, так как твоя тётя заявила, что если б я следил за ним надлежащим образом, этого никогда бы не произошло. Как только она узнает, что я твой друг, меня ничто не спасёт, а я не могу допустить, чтобы меня уволили.

— Почему?

— Неважно, почему.

В этот момент ему, видимо, показалось, что кто-то идёт, потому что он с необычайной живостью прыгнул за лавровый куст. А я отправился к Дживзу, чтобы проконсультироваться у него по поводу происшедших событий и послушать, что он скажет.

— Дживз, — сказал я, входя в спальню, где трудолюбивый малый распаковывал мои чемоданы, — ты помнишь ту телеграмму?

— Да, сэр.

— Её отправил мистер Литтл. Оказывается, он обучает моего кузена Тома.

— Вот как, сэр?

— По правде говоря, я в растерянности. Бинго ни от кого не зависит, если ты понимаешь, что я имею в виду; но разве человек независимый станет по своей воле жить в доме, где обитает тётя Агата?

— Это кажется странным, сэр.

— Более того, разве кто-нибудь по своей воле, ради удовольствия захочет обучать моего кузена Тома, скандально известного пакостника и врага рода человеческого в облике ребёнка?

— Крайне сомнительно, сэр.

— Тут что-то не так, Дживз.

— Совершенно справедливо, сэр.

— И самое жуткое, мистер Литтл считает необходимым обращаться со мной, как с чумным, чтобы не потерять работу. Он отнимает у меня последнюю возможность хоть как-то скрасить моё жалкое существование в этом кошмарном месте, где царит мерзость запустения. Знаешь ли ты, Дживз, что моя тётя запретила мне курить, пока я нахожусь у неё в доме?

— Вот как, сэр?

— И пить тоже.

— Почему, сэр?

— Потому что она желает, — по какой-то причине, мрачной и таинственной, о которой она отказывается мне сообщить, — чтобы я произвёл хорошее впечатление на деятеля, которого зовут Филмер.

— Мне очень жаль, сэр. Однако, как я слышал, многие врачи утверждают, что воздержание полезно для здоровья. Они считают, что никотин и алкоголь нарушают кровообращение и делают сосуды хрупкими.

— Неужели? Так вот, Дживз, когда в следующий раз увидишь своих врачей, передай им от моего имени, что они ослы.

— Слушаюсь, сэр.

* * *

С того дня начался (оглядываясь на достаточно богатое событиями прошлое, я могу смело это утверждать) самый отвратительный период моей жизни.

Испытывая агонию от отсутствия живительного коктейля перед обедом, мучаясь каждый раз, когда мне хотелось спокойно покурить, потому что я был вынужден ложиться на пол и дымить в камин, болезненно вздрагивая при виде тёти Агаты, которая почему-то попадалась мне на каждом шагу, умирая со скуки от разговоров с достопочтенным А. Б. Филмером, я, грубо говоря, дошёл до ручки.

С достопочтенным мы играли каждый день в гольф, и только закусив губу до крови и сжимая руки в кулаки так, что белели костяшки пальцев, я выдерживал эту пытку. В гольф достопочтенный играл хуже не придумаешь, от его высказываний меня мутило, одним словом, мне было жаль себя до слёз. А затем, однажды вечером, когда я переодевался к обеду, ко мне ввалился малыш Бинго и отвлёк меня от моих забот.

Понимаете, дело в том, что мы, Вустеры, забываем о своих несчастьях, когда наши друзья попадают в переделки, а Бинго, судя по его внешнему виду (он был похож на кота, которого ткнули носом в его безобразие и собираются проделать это во второй раз), вляпался в какую-то неприятность по уши.

— Берти, — сказал он, усаживаясь на кровать и угрюмо оглядываясь по сторонам, — Дживз сейчас в состоянии шевелить мозгами?

— По-моему, да. По крайней мере мне на него жаловаться не приходится. Как твое серое вещество, Дживз? С клеточками всё в порядке?

— Да, сэр.

— Слава богу, — с облегчением произнёс малыш Бинго. — Мне просто необходимо получить какой-нибудь гениальный совет. Если люди умные не вытащат меня из этой передряги, моё имя будет смешано с грязью.

— Что стряслось, старина? — сочувственно спросил я.

Бинго погладил покрывало.

— Сейчас расскажу. Я также объясню вам, почему живу в этом треклятом доме и вожусь с ребёнком, который нуждается не в изучении греческого и латыни, а в хорошем ударе кирпичом по голове. Я работаю гувернёром, Берти, потому что у меня нет другого выхода. В последнюю минуту перед отъездом в Америку моя жёнушка решила, что мне лучше остаться и ухаживать за её пекинкой. Рози выдала мне двести фунтов на расходы, этой суммы вполне должно было хватить нам с собачкой на то время, пока она не вернётся. На ведь ты знаешь, как это бывает.

— Как это бывает?

— Когда некто подсаживается к тебе в клубе и говорит, что такая-то кляча не может не прийти первой, даже если подхватит люмбаго и задержится на старте, чтобы почесать себя за ухом. Говорю тебе, я не сомневался, что очень надёжно и удачно вложил свои деньги.

— Ты хочешь сказать, что поставил всю сумму на лошадь?

Бинго горько рассмеялся.

— Если это можно назвать лошадью. Если б она перебирала ногами чуть медленней, то пришла бы первой в следующем заезде. Короче, я оказался в щекотливом положении. Мне необходимо было любым способом раздобыть денег, чтобы Рози, вернувшись из Америки, ничего не узнала бы. Моя жена — самая прекрасная женщина в мире; но если б ты был женат, Берти, то понял бы, что лучшая из жён перевернёт дом вверх тормашками, когда выяснит, что её муж просадил шестинедельное содержание, поставив всё до гроша на одну лошадь. Верно я говорю, Дживз?

— Да, сэр. Женщины странные созданья.

— Мне пришлось действовать с быстротой молнии. Я наскрёб денег, чтобы пристроить пекинку, и в результате отдал её в «Комфортабельный собачий приют» в Кенте, а сам устроился гувернёром к твоему кузену Томасу. И вот я здесь.

История была печальной, спору нет, но мне казалось, Бинго неплохо выкрутился из практически безнадёжного положения, хоть и заплатил ужасную цену, постоянно находясь в обществе тёти Агаты и молодого Тома (по кличке Тос).

— Тебе осталось потерпеть несколько недель, и твоё дело в шляпе, — сказал я.

Бинго громко фыркнул.

— Несколько недель! Мне повезет, если я продержусь два дня! Помнишь, я говорил тебе, что вера твоей тёти в мои способности сильно пошатнулась, когда выяснилась, что её придурок-сын курит? Так вот, только что я узнал, что его застукал Филмер. А десять минут назад Том сообщил мне, что собирается страшно отомстить Филмеру, который настучал на него твоей тёте. Я понятия не имею, что он задумал, но если мальчишка выкинет какой-нибудь фокус, меня вытурят в ту же секунду. Твоя тётя самого высокого мнения о Филмере и уволит меня, глазом не моргнув. А Рози вернётся только через три недели.

Теперь я всё понял.

— Дживз, — сказал я.

— Сэр?

— Я всё понял. А ты?

— Да, сэр.

— В таком случае выкладывай, что нам делать.

— Боюсь, сэр…

Бинго застонал.

— Только не говори мне, Дживз, — произнёс он ломающимся голосом, — что тебе ничего не пришло в голову.

— В данный момент ничего, сэр, к великому моему сожалению.

Бинго взвыл как бульдог, которому не дали пирожное.

— В таком случае, — мрачно заявил он, — мне остаётся только одно: ни на секунду не выпускать этого веснушчатого маленького разбойника из виду.

— Точно, — согласился я. — Надо вести за ним непрерывное наблюдение. Как думаешь, Дживз?

— Совершенно верно, сэр.

— Но тем временем, Дживз, — умоляюще сказал Бинго, — ты ведь приложишь все усилия, чтобы что-нибудь придумать?

— Вне всяких сомнений, сэр.

— Спасибо, Дживз.

— Не за что, сэр.

* * *

Должен вам сказать, что, взявшись за дело, Бинго проявил необычайные энергию и изобретательность. Мне кажется, в течение следующих двух дней в распоряжении молодого Тоса не было минуты, когда он мог бы облегчённо воскликнуть: «Наконец-то я остался один!» Но в конце второго дня тётя Агата объявила, что завтра к нам приезжают гости поиграть в теннис, и я понял, что всё пропало.

Видите ли, дело в том, что Бинго состоит в обществе маньяков, которые, взяв ракетку в руки, впадают в транс и не видят ничего, кроме корта. Если вы подойдёте к Бинго в середине сета и сообщите, что пантеры пожирают его лучшего друга в саду, он посмотрит на вас отсутствующим взглядом и скажет что-нибудь вроде: «Ох, ах». Я знал, что он не вспомнит ни о Тосе, ни о достопочтенном Филмере до тех пор, пока не будет сыгран последний мяч. Когда я переодевался к обеду, у меня возникло предчувствие неминуемой беды. Почему-то в моей голове засела мысль о неотвратимости судьбы, и эта мысль не давала мне покоя.

— Дживз, — спросил я, — ты когда-нибудь задумывался о Судьбе?

— Время от времени, сэр.

— Суровая штука, что?

— Суровая, сэр?

— Я имею в виду, никогда не знаешь, что тебя ждёт.

— Мне кажется, брюки необходимо подтянуть на четверть дюйма, сэр. Этого легко добиться, слегка укоротив подтяжки. Вы говорили, сэр?

— Возьмём, к примеру, жизнь в Уллэм Черси. На первый взгляд здесь царят тишь да гладь, да божья благодать. Но на самом деле, Дживз, под спокойной поверхностью бушуют незримые подводные течения. Вот, скажем, достопочтенный. Глядя, как он уплетает лосося под майонезом, кажется, что беззаботней его нет человека на свете. И тем не менее над ним висит проклятье, и неизмеримые несчастья подкрадываются к нему всё ближе и ближе. Как ты думаешь, какую гадость устроит ему молодой Тос?

— В ходе непринуждённой беседы с юным господином сегодня днём, сэр, я узнал, что он читает роман под названием «Остров сокровищ» и восхищается личностью и поступками некоего капитана Флинта.

— Великие небеса, Дживз! Насколько я помню книгу, этот Флинт только тем и занимался, что резал кортиком всех подряд. Ты думаешь, Тос собирается зарезать мистера Филмера кортиком?

— Возможно, у него нет кортика, сэр.

— Ну, тогда чем-нибудь другим.

— Поживём — увидим, сэр. Узел, если позволите, сэр, следует затянуть чуть туже. Необходимо добиться идеального сходства с бабочкой, сэр.

— Какое значение имеют в данный момент бабочки, Дживз? Разве ты не понимаешь, что семейное счастье мистера Литтла висит на волоске?

— Нет таких моментов, сэр, когда бабочки не имеют значения.

Я видел, что бедный малый потрясён до глубины души, но не стал лить бальзам на его раны. Какое слово так и вертится у меня на языке? Удручён. Вот-вот, я был удручён. Поглощён своими мыслями. И к тому же измучен заботами.

* * *

Я всё ещё был измучен заботами, когда на следующий день в половине второго соперники встретились на теннисном корте. Стоял жаркий, душный день, небо заволакивало, где-то вдалеке гремел гром, и мне казалось, в воздухе пахнет крупным скандалом.

— Бинго, — спросил я перед тем, как мы вышли играть с ним в паре, — как ты думаешь, что сделает Тос, когда неожиданно поймёт, что за ним никто не наблюдает?

— А? — рассеянно спросил малыш. Он уже впал в теннисный транс, и глаза у него остекленели. Взмахнув не сколько раз ракеткой, он что-то пробормотал себе под нос.

— Я нигде его не вижу.

— Чего ты не видишь?

— Его нигде нет.

— Кого?

— Тоса.

— При чём тут Тос?

Я понял, что разговаривать с ним бессмысленно.

Единственным утешением мне служил тот факт, что достопочтенный сидел среди зрителей, зажатый между двумя полными дамами в шляпках с вуалетками. Разум подсказывал мне, что даже такой поднаторевший в пакостях ребёнок, как Тос, вряд ли сможет найти способ атаковать человека, выбравшего столь сильную стратегическую позицию. С облегчением вздохнув, я отдался игре и с увлечением гонял по корту викария, когда гром прогремел, казалось, над моим ухом, и буквально через минуту хлынул проливной дождь.

Мы спаслись в доме и, естественно, первым делом пошли в гостиную пить чай. Внезапно тётя Агата, не донеся до рта сандвич с огурцом, спросила:

— А где же мистер Филмер?

Такого шока я давно не испытывал. Резко посылая мяч над сеткой, используя кручёные удары, с которыми викарию никак было не справиться, я какое-то время жил в другом мире. Сейчас я спустился с небес на землю и выронил из рук кусок пирога, мгновенно сожранный спаниелем тёти Агаты. И вновь мне в голову почему-то пришла мысль о неотвратимости судьбы.

Понимаете, Филмер был не из тех, кто относится к еде легкомысленно. Скорее наоборот, он был не дурак покушать; что же касается чая в пять часов пополудни, я не помню такого случая, чтобы достопочтенный на нём не присутствовал, так что, вне всяких сомнений, только злые происки врагов могли помешать ему сидеть сейчас за столом и уплетать пироги за обе щёки.

— Должно быть, его застал дождь, и он укрылся в каком-нибудь строении, — сказала тётя Агата. — Берти, пойди и найди его. Захвати с собой плащ.

— Бегу! — лихорадочно воскликнул я. Единственным моим желанием в этот момент было разыскать достопочтенного. Я надеялся, что не наткнусь в кустах на его хладный труп.

Надев на себя плащ и сунув второй плащ под мышку, я ринулся в сад, но в холле наткнулся на Дживза.

— Дживз, — сказал я, — боюсь, произошло непоправимое несчастье. Мистера Филмера нигде нет.

— Да, сэр.

— Я собираюсь перевернуть небо и землю, чтобы найти его.

— Я могу сэкономить вам время, сэр. Мистер Филмер находится на островке посередине озера.

— В такой дождь? Почему он не вернулся?

— У него нет лодки, сэр.

— Тогда каким образом он очутился на островке?

— Он приплыл туда на лодке, сэр. Но господин Томас поплыл за ним следом и отвязал её. Несколько минут назад он рассказал мне, что произошло. Как выяснилось, сэр, капитан Флинт всегда оставлял своих врагов на необитаемых островах, и господин Томас решил, что не может не последовать его примеру.

— Великий боже, Дживз! Должно быть, достопочтенный промок до нитки.

— Да, сэр. Господин Томас с явным удовлетворением отметил этот факт.

Необходимо было срочно предпринять решительные действия.

— Пойдём со мной, Дживз.

— Слушаюсь, сэр.

Мы побежали к лодочной стоянке.

Муж моей тёти Агаты, Спенсер Грегсон (он занимается какими-то махинациями на фондовой бирже), сорвал недавно огромный куш на акциях суматранского каучука, и тётя Агата, выбирая себе загородное имение, действовала с размахом. Приусадебный парк занимал несколько квадратных миль, и многочисленные деревья были в изобилии снабжены разнообразными птицами, в том числе воркующими дикими голубями; в огромном саду цвело около сотни сортов роз; в окрестностях находились хозяйственные пристройки, конюшни и надворные строения, — короче, всё вместе составляло живописный tout ensemble. Но гвоздём, так сказать, программы было озеро.

Оно находилось к востоку от поместья и располагалось на нескольких акрах. Посередине озера лежал небольшой остров. Посередине острова стояло восьмиугольное здание, которое так и называлось: Октагон. А на крыше Октагона, точно посередине, сидел достопочтенный А. Б. Филмер, напоминающий городской фонтан: вода текла с него ручьями. Подплывая к острову (я сидел на вёслах, а Дживз правил рулём), мы слышали отчаянные крики, доносившиеся до нас всё громче и громче, а причаливая к кустам, я увидел достопочтенного в том виде, о котором уже говорил. Помнится, я подумал, что даже у члена кабинета министров могло бы хватить ума укрыться от дождя внутри здания, а не на его крыше.

— Чуть правее, Дживз.

— Слушаюсь, сэр.

Я ловко причалил.

— Подожди меня здесь, Дживз.

— Слушаюсь, сэр. Главный садовник говорил мне сегодня утром, сэр, что недавно на острове гнездился лебедь.

— Мне некогда выслушивать досужие истории из области естествознания, Дживз, — холодно сказал я, удивляясь бестолковому малому, который нёс ахинею в то время, как дождь хлестал всё сильнее, а брюки его молодого хозяина промокали всё больше и больше.

— Слушаюсь, сэр.

Я начал продираться сквозь кусты. Под ногами у меня чавкало, и через два ярда стало ясно, что мне придётся разориться на новые теннисные туфли. Тем не менее я не сдался и в скором времени вышел на небольшую площадку перед Октагоном.

Я слышал, это здание было построено в конце прошлого века, чтобы дедушка покойного владельца мог упражняться в игре на скрипке. Насколько мне известно, этот инструмент издаёт душераздирающие звуки, но, по-моему, они не могли сравниться с теми визгами, которые сейчас доносились с крыши. Достопочтенный, не заметив спасательной экспедиции, по всей видимости хотел, чтобы его услышали в особняке на той стороне озера, и должен вам сказать, я бы не удивился, если б он добился своего. У А. Б. Филмера был превосходный тенор, и его вопли проносились над моей головой подобно снарядам.

Я подумал, что необходимо как можно скорее сообщить ему добрые вести, пока он не сорвал голосовых связок.

— Эй! — крикнул я, дождавшись перерыва между воплями.

— Эй! — взревел он, глядя куда угодно, но только не в мою сторону.

— Эй!

— Эй!

— Эй!

— Эй!

— Ох! — сказал он, наконец-то меня увидев.

— Здесь! — сказал я, подтверждая, что горести его позади.

Должен признаться, до сих пор нашу беседу никак нельзя было назвать содержательной, но, возможно, мы разговорились бы через несколько секунд, если бы, — как раз в тот момент, когда я собирался изречь какую-то дельную мысль, — до меня не донеслось шипение по меньшей мере сотни кобр и из-за кустов слева не выползло нечто белое и длинное. Я стартовал, как вспугнутый фазан, и взлетел на стену, прежде чем понял, что делаю. В дюйме от моей левой лодыжки послышался тупой удар, и я окончательно убедился в том, что на земле мне делать нечего. Кто, невзирая на бураны, не бросил флаг с девизом странным «Эксельсиор!», послужил примером для Вустера.

— Осторожней! — взвыл достопочтенный.

Он мог бы меня не предупреждать.

По всей видимости Октагон был выстроен как раз на случай подобного кризиса, По крайней мере в стене между кладкой камней находились углубления, словно специально сделанные для рук и ног, и я в мгновение ока оказался рядом с достопочтенным, оставив внизу одного из самых больших и свирепых лебедей, которых мне когда-либо приходилось видеть. Он вытянул шею, напоминавшую пожарную кишку, явно напрашиваясь на то, чтобы в него запустили кирпичом.

Я запустил в него кирпичом и не промахнулся.

Достопочтенный остался мной недоволен.

— Не дразните его! — сказал он.

— Пусть не дразнит меня.

Лебедь вытянул шею ещё на восемь футов и издал звук, похожий на шипение пара, с силой бьющего из лопнувшей трубы. Дождь продолжал хлестать с неописуемой яростью, если так можно выразиться, и мне было жаль, что, испытав вполне естественное возбуждение, когда пришлось внезапно карабкаться на стену, я уронил запасной плащ, предназначавшийся для моего соседа на крыше. На секунду мне пришла в голову мысль предложить ему свой, но затем здравый смысл взял верх.

— Вы вовремя успели от него удрать? — спросил я.

— Ещё секунда, и мне бы не поздоровилось, — пожаловался он, с неприязнью глядя вниз. — Я с большим трудом взобрался по стене.

Достопочтенный, да будет мне позволено так сказать, был человечком маленьким и кругленьким, словно его, как виски в бокал, лили в одежду, пока не наполнили до краёв. Представив себе, как он ползёт по стене, я получил огромное удовольствие.

— Не вижу ничего смешного, — недовольно произнёс он, перенеся свою неприязнь с лебедя на меня.

— Простите.

— Я мог получить серьёзную травму.

— Хотите, я засвечу ему ещё одним кирпичом?

— Не вздумайте! Вы его только рассердите!

— С какой стати с ним церемониться? Ему-то на нас наплевать.

Достопочтенный переменил тему разговора.

— Не понимаю, как могла уплыть моя лодка. Я надёжно привязал её к ивовому пню.

— Загадочная история.

— Я начинаю подозревать, её отвязали намеренно.

— О, ну что вы, вряд ли такое возможно. Вы наверняка увидели бы злодеев, знаете ли.

— Нет, мистер Вустер. Из-за кустов разглядеть что-нибудь невозможно. К тому же, чувствуя сонливость по такой жаре, я задремал вскоре после того, как приплыл на остров.

Мне совсем не хотелось, чтобы он продолжал рассуждать на эту тему.

— Сильный дождь, что? — сказал я.

— Какое точное наблюдение, — произнёс он с горечью и недовольством в голосе. — Спасибо, что поставили меня в известность.

Погоду, как я понял, ему обсуждать не хотелось. Я переключился на птиц.

— Вы обратили внимание, — спросил я, — что брови у лебедя сходятся на переносице?

— У меня была возможность обратить внимание на всё, что касается лебедей.

— Придаёт им сварливый вид, что?

— Это тоже не ускользнуло от моего внимания.

— Чудно! — с энтузиазмом произнёс я. — Кто бы мог подумать, что семейная жизнь так плохо влияет на настроение лебедей!

— Я предпочел бы, чтобы вы поменяли тему разговора.

— Нет, послушайте, это действительно интересно. Я имею в виду, наш приятель внизу наверняка смирнее овечки при обычных обстоятельствах.

Домашнее животное, знаете ли. И только потому, что его женушка гнездилась на острове…

Я умолк. Вы можете мне не поверить, но, взбираясь по стенам и вообще, я начисто забыл, что, пока мы торчим на крыше, неподалёку находится тот, чей гигантский мозг, — если поставить его в известность о происшедшем, — мгновенно найдёт дюжину способов избавить нас от всех неприятностей.

— Дживз! — крикнул я.

— Сэр? — послышался далёкий, почтительный голос.

— Мой личный слуга, — объяснил я достопочтенному. — Безгранично проницательный и изобретательный малый. Он спасёт нас в шесть секунд. Дживз!

— Сэр?

— Я сижу на крыше.

— Да, сэр.

— Что толку от твоего «да, сэр?» Помоги нам. Мы с мистером Филмером не можем сойти с места.

— Слушаюсь, сэр.

— Что толку от твоего «слушаюсь, сэр?» Поспеши, мы окружены лебедями.

— Я незамедлительно выполню ваше указание, сэр.

Я повернулся к достопочтенному и от избытка чувств даже похлопал его по спине. Мне показалось, рука моя утонула в мокрой губке.

— Полный порядок, — сказал я. — Дживз сейчас будет здесь.

— Чем он нам поможет?

Я слегка нахмурился. Его министерский тон мне не понравился.

— Этого мы не знаем и знать не можем, — довольно холодно ответил я, — пока не увидим его в действии. Нам неизвестно, тот он изберёт способ или иной. Но в одном мы твёрдо можем быть уверены: Дживз что-нибудь придумает. Он с утра до вечера ест рыбу, и у него могучий ум.

Я наклонился и крикнул в зияющую пустоту:

— Следи за лебедем, Дживз.

— Я ни на секунду не выпускаю его из виду, сэр.

Лебедь, который вытянул шею ещё на несколько футов в нашем направлении, резко повернулся. Голос с тыла ему явно не понравился. Подвергнув Дживза быстрому, но тщательному осмотру, он набрал полную грудь воздуха, чтобы зашипеть погромче, подпрыгнул на месте и ринулся в атаку.

Знаете, я заранее мог сказать этому лебедю, что номер у него не пройдёт. Может, среди своих он и считался интеллигентом, но до Дживза ему было как до луны. Бедняга попросту потерял время; уж лучше бы он сразу отправился к себе домой.

Каждый молодой человек, начинающий самостоятельную жизнь, должен знать, как справиться с разъярённым лебедем, поэтому я вкратце опишу порядок действий. Сначала подберите плащ, который кто-нибудь обронил, потом, с точностью определив расстояние, накиньте этот плащ на голову лебедя, и, взяв лодочный багор, который вы благоразумно захватили с собой, подсуньте его птице под брюхо и дёрните изо всех сил. Лебедь заваливается в кусты и пытается сообразить, что с ним произошло, а вы тем временем бегом возвращаетесь к лодке, прихватив с собой друзей, до сих пор сидевших на крыше. Именно этим методом воспользовался Дживз, и мне кажется, ничего умнее вы всё равно не придумаете.

Я и представить себе не мог, что достопочтенный рванёт с места не хуже спринтера. Не прошло и минуты, как мы сидели в лодке.

— Вы действовали весьма разумно, мой милый, — произнёс он, когда мы отчалили.

— К вашим услугам, сэр.

Казалось, достопочтенный сказал всё, что хотел. Он сидел нахохлившись и о чём-то размышлял. Прямо-таки был поглощён своими мыслями, знаете ли. Даже когда я неловко взмахнул веслом и вылил ему за шиворот с полведра воды, он не обратил на это никакого внимания.

И только когда мы причалили к лодочной станции, он вновь вернулся к жизни.

— Мистер Вустер.

— Да-да?

— Я думал о проблеме, которую мы недавно обсуждали, а именно, об исчезновении моей лодки.

— Очень сложная проблема, — сказал я. — Советую вам не ломать над ней голову. Всё равно она неразрешима.

— Напротив, я пришёл к заключению, причём, смею вас заверить, единственно возможному заключению. Я убеждён, что мою лодку отвязал не кто иной, как Томас, сын хозяйки дома.

— О нет, не может быть! Зачем?

— Он хотел мне отомстить. А на такую выходку способен либо ребёнок, либо полный дебил.

И с этими словами достопочтенный пошёл к дому, а я в ужасе уставился на Дживза. Да, именно в ужасе.

— Ты слышал, Дживз?

— Да, сэр.

— Что делать?

— Возможно, мистер Филмер по зрелому размышлению поймёт, что его подозрения не обоснованы.

— Но они обоснованы.

— Да, сэр.

— Так что же делать?

— Не могу сказать, сэр.

Я вернулся в дом, доложил тёте Агате, что с достопочтенным А. Б. Филмером всё в порядке, и отправился наверх, чтобы принять ванну, так как в результате моих похождений промок до нитки. Я наслаждался, лёжа в горячей воде, когда в дверь постучали.

Это был Пурвис, дворецкий тёти Агаты.

— Миссис Грегсон велела передать, сэр, что она желает вас видеть, как только вы освободитесь.

— Но она только что меня видела.

— Насколько я понял, сэр, она вновь желает вас видеть.

— Ох, ну, хорошо. Скажи, что скоро приду.

Понаслаждавшись горячей ванной ещё несколько минут, я насухо вытерся и пошёл по коридору в свою комнату. Дживз раскладывал на кровати моё нижнее белье.

— А, это ты, Дживз, — сказал я. — Знаешь, я подумал, может, мистеру Филмеру дать хину или какое другое средство? Милосердие прежде всего, Дживз.

— Я уже отнёс ему лекарство, сэр.

— Прекрасно. Не могу сказать, что я в восторге от этого деятеля, но мне бы не хотелось, чтобы он простудился. — Я натянул носок. — Послушай, Дживз, тебе не кажется, что нам необходимо срочно принять какие-нибудь меры? Ты ведь понимаешь, в каком мы оказались положении? Мистер Филмер подозревает Тоса абсолютно справедливо, и если он нажалуется на него тёте Агате, она немедленно уволит мистера Литтла, а тогда миссис Литтл узнает о проступке мистера Литтла; и чем всё это закончится, Дживз? Я скажу тебе, чем всё это закончится. Миссис Литтл получит такой козырь в отношениях с мистером Литтлом, что (хоть я и холостяк, но могу с уверенностью это утверждать) сможет потом вертеть им, как захочет. Нарушится баланс семейной жизни, Дживз, так сказать, пройдёт пора взаимных уступок, необходимых для полного семейного счастья. Женщины любят попрекать, Дживз. Они не умеют забывать и прощать.

— Совершенно справедливо, сэр.

— Ну, так что же ты посоветуешь?

— Я уже уладил это дело, сэр.

— Как?! Уже?

— Да, сэр. Мы не успели с вами расстаться, как я нашёл решение данной проблемы. Последняя фраза мистера Филмера натолкнула меня на нужную мысль.

— Дживз, ты чудо!

— Большое спасибо, сэр.

— Какое же ты нашёл решение?

— Я взял на себя смелость пойти к мистеру Филмеру и сказать, что это вы украли у него лодку, сэр.

Лицо малого затуманилось перед моими глазами. Я вцепился в носок, который не успел натянуть.

— Сказать… что?

— Сначала мистер Филмер с недоверием отнёсся к моим словам, сэр. Но я указал ему на тот факт, что только вы знали, где он находится, и мистер Филмер согласился с важностью этой улики. Далее я объяснил ему, что вы легкомысленный молодой человек, который обожает розыгрыши. В результате, сэр, я убедил его в своей правоте и отвёл опасность, грозящую юному господину Томасу.

Мне казалось, я сплю.

— И ты считаешь, что ловко всё уладил? — спросил я.

— Да, сэр. Теперь миссис Грегсон не уволит мистера Литтла. У него всё будет в порядке.

— А у меня?

— Вы тоже остались в выигрыше, сэр.

— Ах, вот как?

— Да, сэр. Я выяснил причину, по которой миссис Грегсон пригласила вас погостить в её имении. Она познакомила вас с мистером Филмером для того, чтобы он взял вас к себе личным секретарём.

— Что?!

— Да, сэр. Пурвис, дворецкий миссис Грегсон, совершенно случайно услышал, как она разговаривала на эту тему с мистером Филмером.

— Стать личным секретарём этого жирного зануды? Дживз, я бы этого не пережил.

— Нет, сэр. Мне кажется, вам не подошла бы подобная роль. Вряд ли мистер Филмер составил бы вам приятную компанию. И тем не менее, если б миссис Грегсон удалось устроить вас к нему на службу, вам было бы неловко отказаться от должности.

— «Неловко» не то слово, Дживз.

— Да, сэр.

— Но, послушай, по-моему, ты упустил из виду одну деталь. Что теперь будет со мной?

— Сэр?

— Я имею в виду, Пурвис только что передал мне требование тёти Агаты немедленно к ней явиться. Возможно, в данную минуту она как раз точит нож.

— Вы поступите благоразумно, сэр, если какое-то время не будете встречаться с миссис Грегсон.

— Но как такое возможно?

— Сразу за окном вашей комнаты, сэр, находится очень прочная водосточная труба. Я смогу подать вашу машину к воротам парка через двадцать минут.

Я восхищённо посмотрел на смышлёного малого.

— Дживз, — воскликнул я, — ты, как всегда, прав! Послушай, а за пять минут ты не справишься?

— Скажем, за десять, сэр.

— Пусть за десять. Приготовь мне одеяния для долгого путешествия и можешь за меня больше не беспокоиться. Где водосточная труба, о которой ты так хорошо отзывался?