Онлайн чтение книги Победитель Champion
Джун

19:35

Колбурн-Холл, главный зал.

68° Фаренгейта

Кажется, я вижу Дэя в толпе – яркую вспышку платиновых волос, ярко-голубых глаз. Мое внимание сразу же отключается от разговора с Анденом и другими принцепс-электами, я выгибаю шею, надеясь рассмотреть его получше, но он уже исчез, словно и не было. Разочарованная, я возвращаю взгляд к собеседникам, улыбаюсь им заученной улыбкой. Появится ли Дэй? Люди Андена наверняка предупредили бы нас, если бы он не сел в частный самолет, посланный за ним утром. Но накануне его голос в микрофоне звучал так отчужденно и неловко, – может, он решил, что не стоит прилетать. Может, ненавидит меня теперь, ведь у него было достаточно времени поразмыслить о наших отношениях. Я снова оглядываю толпу, пока другие принцепс-электы смеются над шутками Андена.

Шестое чувство подсказывает: Дэй здесь. Но я не из тех, кто полагается на интуицию. Я рассеянно прикасаюсь к драгоценным камням в волосах – на месте ли они? Мне доводилось носить вещи и поудобнее, но парикмахер просто ахнул, когда увидел, как смотрятся рубины на фоне моих темных кудрей, и его реакции было достаточно, чтобы я решила: да, игра стоит свеч. Не знаю, что именно заставило меня сегодня так потрудиться над внешностью. Наверное, День независимости, ведь это такое важное событие.

– Миз Айпэрис, как мы все и предполагали, намного опередила остальных, – говорит Анден сенатору и улыбается мне.

Его веселость, конечно, показная. Я достаточно долго работаю в помощниках Андена, чтобы понять, когда он напряжен; сегодня каждое его движение нервическое. Я тоже нервничаю. Возможно, и месяца не пройдет, как над городами Республики поднимутся флаги Колоний.

– Преподаватели говорят, что еще не видели ученика, который так быстро усваивал бы политические тексты.

– Благодарю вас, Президент, – машинально отвечаю я на комплимент.

Сенаторы посмеиваются одобрительно, но под их масками радушия я вижу негодование в мой адрес – девчонки, которая по назначению Президента в один прекрасный день может стать главой сената. Мариана удостаивает меня дипломатичного, но строгого кивка, а Сержу явно не нравится особое отношение ко мне. Я игнорирую злобные взгляды старших коллег. Они беспокоили меня прежде, теперь я просто устала от них.

– Да-да. – Сенатор от Калифорнии Танака поправляет воротник своего мундира и переглядывается с женой. – Замечательная новость, Президент. Но, несомненно, преподаватели знают, что опыт сенаторской работы не укладывается ни в какие книги, его приобретают годами службы в палате сената. Как, например, наш дорогой сенатор Кармайкл.

Он замолкает и любезно кивает Сержу, который надувается, как индюк. Анден лишь отмахивается от его соображения.

– Конечно, сенатор, – говорит он. – Со временем все придет.

Мариана рядом со мной вздыхает, указывает подбородком на Сержа.

– Если долго смотреть на его голову, кажется, она вот-вот выпустит крылья и взлетит, – бормочет она.

Я улыбаюсь ее словам.

Они меняют тему с моих успехов на обсуждение, как лучше теперь, когда отменены Испытания, отбирать учеников в средней школе. Разговор о политике действует мне на нервы. Я оглядываю толпу в поисках Дэя (безрезультатно), затем наконец прикасаюсь пальцами к руке Андена, подаюсь к нему и шепотом говорю:

– Прошу меня извинить, я скоро вернусь.

Он кивает. Я смешиваюсь с толпой, но чувствую на себе его взгляд.

Несколько минут я хожу по залу, приветствуя сенаторов и их семьи. Где Дэй? Выхватываю на ходу обрывки разговоров, обращаю внимание на скопления людей. Дэй – знаменитость. Если он здесь, наверняка на него обращают внимание. Я уже собираюсь направиться в другую половину зала, когда меня останавливают громкоговорители. Присяга. Я вздыхаю и поворачиваюсь к возвышению, где Анден уже занял свое место.

– Я приношу клятву верности флагу Американской Республики…

Дэй. Вот он.

Он стоит футах в пятидесяти спиной ко мне, и я вижу лишь малую часть его лица; распущенные густые волосы лежат абсолютно прямыми прядями, под руку его держит девица в сверкающем золотом платье. Я приглядываюсь и тут замечаю, что его губы совершенно неподвижны. Он стоит молча на протяжении всей присяги. Тут в зале гремят аплодисменты, и Анден приступает к заготовленной речи, и я переключаю внимание на него. Краем глаза я замечаю, как Дэй поворачивается и бросает взгляд через плечо. Мои руки начинают дрожать, когда я на миг вижу его лицо, – неужели я и в самом деле забыла, как он красив, как в его глазах мечется что-то дикое и неприрученное – свободное даже среди такого порядка и элегантности?

Когда речь заканчивается, я иду прямо к Дэю. На нем идеально пошитый черный костюм с кителем. Неужели он похудел? Кажется, со времени нашей последней встречи потерял не меньше десяти фунтов. Он болел в последнее время. Я подхожу ближе, и Дэй, увидев меня, прерывает разговор со своей спутницей. Глаза его раскрываются чуть шире. Я чувствую, как загораются щеки, но гоню ударивший в лицо жар. Это наша первая встреча за много месяцев, и я не хочу выглядеть глупо.

Останавливаюсь в нескольких футах, перевожу глаза на его спутницу, узнаю в девушке Фалин, восемнадцатилетнюю дочку сенатора Федельмы.

Мы с Фалин обмениваемся кивками.

– Привет, Джун. Вы сегодня великолепны, – усмехается она.

Я искренне улыбаюсь ее словам – какое облегчение после фальшивых улыбок, которые приходилось раздавать принцепс-электам.

– И вы, – отвечаю я.

Фалин немедля избавляет всех нас от неловкости – видя слабый румянец на моих щеках, она отвешивает нам поклон и исчезает в толпе, а мы с Дэем остаемся наедине среди моря людей.

Несколько секунд мы только смотрим друг на друга. Я нарушаю молчание, прежде чем оно успевает слишком затянуться:

– Привет. Рада тебя видеть.

Я рассматриваю его лицо, освежая в памяти каждую мельчайшую черточку.

Дэй улыбается в ответ и наклоняет голову, ни на мгновение не сводя с меня глаз. От его взгляда в груди разгорается пожар.

– Спасибо за приглашение.

Услышав снова этот голос… я набираю полные легкие воздуха и напоминаю себе, зачем пригласила его. Дэй вглядывается в мое лицо, рассматривает мое платье – он, кажется, готов высказаться на сей счет, но вдруг передумывает и обводит рукой приглашенных:

– Миленькая компания тут собралась.

– Ну, на вид все гораздо благообразнее, чем на самом деле, – отвечаю я, понизив голос, чтобы не слышали другие. – Думаю, некоторых сенаторов едва не разрывает от необходимости говорить с людьми, которых они ненавидят.

Мое ироничное замечание отражается на губах Дэя едва заметной улыбкой облегчения:

– Значит, я, к моей радости, тут не единственный несчастный.

Анден уже покинул трибуну, и слова Дэя напоминают: вскоре я поведу его на банкет. Это отрезвляет меня.

– Нам пора, – говорю я, жестом приглашая его следовать за мной. – Банкет будет для очень узкого круга. Ты, я, другие принцепс-электы, Президент.

– Так что происходит? – спрашивает Дэй, шагая рядом.

Его локоть касается моего, отчего мурашки бегут по коже. Я с трудом перевожу дыхание. Сосредоточься, Джун.

– Во время нашего последнего разговора ты избегала всякой конкретики. Надеюсь, я толкусь среди этого снобистского сброда ради чего-то действительно важного.

Не могу скрыть улыбки, слыша отзыв Дэя о сенаторах.

– Ты все узнаешь на месте. И сведи свои оскорбления к минимуму.

Я отворачиваюсь от него и смотрю в сторону небольшого коридора. Мы направляемся в Яшмовую палату, куда ведет скромный проход, ответвляющийся от главного зала.

– И то, что я узнаю, мне не понравится? – шепчет Дэй мне в ухо.

Меня охватывает чувство вины.

– Наверное, не понравится.

В банкетном зале мы садимся за небольшой прямоугольный стол вишневого дерева с семью стульями, и вскоре появляются Серж и Мариана. Они устраиваются по обе стороны от места, предназначенного для Андена. Как и просил Анден, я остаюсь рядом с Дэем. Два официанта обходят стол, расставляя изящные тарелки с салатом из арбуза и свинины. Серж и Мариана ведут между собой светскую беседу, а мы с Дэем как воды в рот набрали. Время от времени я украдкой кидаю на него взгляд. Насупившись, он изучает ряды вилок, ложек и ножей перед собой – пытается понять, в какой очередности ими пользоваться. Ах, Дэй. Не знаю почему, когда смотрю на тебя, в желудке мучительно посасывает. Или почему мое сердце тянется к тебе. Я забыла, как в твоих длинных ресницах путается свет.

– Что это? – шепотом спрашивает он, беря один из приборов.

– Нож для масла.

Дэй хмурится, проводит пальцем по тупой закругленной кромке.

– Это не нож, – едва слышно произносит он.

Серж, сидящий рядом, тоже замечает его неуверенность.

– Я вижу, вы не приучены к ножам и вилкам. Где вас воспитывали? – холодно спрашивает он.

Дэй напрягается, но с ответом не медлит. Он хватает острый нож покрупнее, намеренно нарушая сервировку, и картинно им поигрывает. Серж и Мариана разом отодвигаются от стола.

– Там, где меня воспитывали, больше заботятся о практичности, – отвечает он. – Таким вот ножом можно и еду накромсать, и масло намазать, и горло перерезать.

Дэй, конечно, никому горла не перерезал, но Серж этого не знает. Он презрительно фыркает, но я вижу, что кровь отхлынула от его лица. Мне приходится разыграть приступ кашля, чтобы не рассмеяться при виде напускной серьезности на лице Дэя. Тех, кто его не знает, такие слова и правда могут испугать.

А еще я обращаю внимание на то, чего не заметила раньше, – Дэй побледнел. Стал гораздо бледнее, чем прежде. Веселость разом слетает с меня. Не серьезнее ли его болезнь, чем я думала?

Минуту спустя появляется Анден, и все мы привычно встаем. Он жестом просит всех сесть. Его сопровождают четверо военных, один из которых закрывает за ним дверь, отрезая нас от внешнего мира.

– Дэй, – произносит Президент, почтительно кивая.

Дэю такое внимание не доставляет удовольствия, но он заставляет себя ответить на приветствие.

– Рад снова вас видеть, пусть и не при лучших обстоятельствах, – говорит Анден.

– Далеко не лучших, – отвечает Дэй.

Я неловко ерзаю на стуле, пытаясь представить себе более неудачный сценарий, чем предвещает этот званый банкет.

Анден не реагирует на хлесткое замечание.

– Позвольте мне ввести вас в курс нынешней ситуации. – Он кладет вилку. – Мирный договор, над которым мы работали вместе с Колониями, теперь положен на полку. Прифронтовые южные города Колоний поразил губительный вирус.

Дэй складывает руки на груди и подозрительно всех оглядывает, но Анден продолжает:

– По их мнению, вирус запустили мы. Пока мы не предоставим сыворотку, Колонии отказываются вести дальнейшие переговоры.

Серж откашливается, собираясь что-то сказать, но Анден жестом призывает его к молчанию, а затем сообщает подробности: сначала Колонии прислали письмо, требуя информации о вирусе, который сеет смерть в их войсках. Они спешно вывели с линии фронта заболевших, после чего объявили ультиматум фронтовым генералам: последствия будут катастрофическими, если им немедленно не передадут лекарство.

Дэй слушает молча, с бесстрастным лицом. Одной рукой он сжимает край стола так, что даже костяшки пальцев у него белеют. Я спрашиваю себя, догадался ли он, к чему клонит Анден и какое отношение все это имеет к нему. Так или иначе, он просто ждет, когда Президент договорит.

Серж откидывается на спинку стула и хмурит лоб.

– Если Колонии так относятся к нашим мирным инициативам, – презрительно фыркает он, – пусть. Мы долго воевали, можем и еще повоевать.

– Нет, не можем, – возражает Мариана. – ООН возмутится, узнав, что наш мирный договор идет коту под хвост. Если вы искренне верите, будто мы в силах повоевать еще, то вы ошибаетесь.

– У Колоний есть свидетельства? Или их обвинения бездоказательны?

– Именно так. Если они думают, будто мы…

И тут неожиданно берет слово Дэй, взгляд его обращен на Андена.

– Давайте не будем тянуть резину. Скажите, зачем вам понадобился я.

Говорит он негромко, но его зловещий тон заставляет всех остальных замолчать. Анден отвечает ему не менее мрачным взглядом. Он делает глубокий вдох.

– Дэй, я полагаю, случившееся – следствие экспериментов моего отца с биооружием. Созданный им вирус образовался в крови вашего брата.

– И? – прищуривается Дэй.

У Андена, кажется, нет никакого желания продолжать разговор.

– Есть масса причин, по которым я не пригласил на банкет всех сенаторов. – Он подается вперед, понижает голос, смиренно смотрит на Дэя. – Я пока не хочу никого выслушивать. Я хочу выслушать вас. Вы, Дэй, сердце народа, вы всегда им были. Вы отдали все, чтобы защитить людей.

Я чувствую, как рядом напрягается тело Дэя.

– Я боюсь за наших граждан. Что с ними станет, если мы вдруг предадим их врагу как раз в тот момент, когда страна начинает приходить в себя? – Он понижает голос: – Мне придется принять непростые решения.

– Какие решения? – вскидывает бровь Дэй.

– Колониям отчаянно нужна сыворотка. Чтобы добыть ее, они готовы уничтожить нас, уничтожить все, что вам и мне дорого. Единственный шанс получить сыворотку – это поместить Идена во временное…

Дэй отталкивает стул и встает.

– Нет, – говорит он ровным ледяным тоном.

Я прекрасно помню наш с Дэем давний жаркий спор, а потому слышу скрытую ярость за его спокойствием. Не сказав больше ни слова, он разворачивается и идет прочь.

Серж выбирается из-за стола явно для того, чтобы отчитать Дэя за грубость, но Анден предостерегающе смотрит на него и жестом приказывает сесть, потом поворачивается ко мне и просит взглядом: «Поговорите с ним. Пожалуйста».

Я смотрю вслед Дэю. У него есть все основания отказаться, все основания ненавидеть нас за эту просьбу. Но все же я поднимаюсь со стула и бросаюсь за ним:

– Дэй, постой…

Эти слова – мучительное напоминание о нашем прощании, когда мы в последний раз были наедине в моей комнате.

Мы выходим в маленький коридор, ведущий в главный зал. Дэй не оборачивается, но, кажется, замедляет шаг, позволяя мне поравняться с ним. Я догоняю его, перевожу дыхание:

– Слушай, я знаю…

Дэй прижимает палец к губам, я замолкаю, он берет меня за руку. Сквозь ткань перчатки я чувствую его тепло. Ощущать его пальцы на моих после стольких месяцев разлуки – настоящее потрясение, я даже не могу вспомнить конца предложения, которое собиралась произнести. Все в Дэе: его прикосновение, его близость – так мне необходимы.

– Поговорим наедине, – шепчет он.

Мы направляемся к одной из дверей в коридоре, закрываем ее за собой, щелкаем замком. Я внимательно осматриваю комнату (приватная столовая, свет погашен, один круглый стол и двенадцать стульев – все под белыми покрывалами, – в дальней стене единственное большое арочное окно, сквозь которое внутрь проникают лунные лучи). Волосы Дэя преображаются в серебряный водопад. Он поворачивается ко мне.

То ли мое воображение разыгралось, то ли краткое соприкосновение наших рук привело его в такое же волнение, что и меня. Внезапно я ощущаю, как тесно мне платье, как прохладен воздух на обнаженных плечах и ключицах, как тяжелы парча и драгоценные камни. Глаза Дэя останавливаются на рубиновом кулоне на впадинке моей шеи. Его прощальный подарок. В полутьме я вижу, как чуть розовеют его щеки.

– Так вот зачем я здесь? – говорит он.

Несмотря на ожесточение в голосе, его прямота подобна приятному свежему ветерку после долгих месяцев осторожных политических разговоров. Я хочу надышаться его словами.

– Колонии отказываются принять любые другие условия, – отвечаю я. – Они убеждены, что у нас есть сыворотка против вируса, и, возможно, Иден – единственный человек, чей организм умеет сопротивляться болезни. Республика уже тестирует других… подвергшихся эксперименту… ищет тех, чей организм выработал такую же способность.

Дэй ежится, потом складывает руки на груди и мрачно смотрит на меня.

– Уже тестирует, – бормочет он, глядя на залитые лунным светом окна. – Извини, но эта идея не вызывает у меня энтузиазма.

На секунду я закрываю глаза.

– У нас мало времени, – признаю я. – Каждый очередной день без сыворотки озлобляет Колонии.

– А что будет, если мы ничего им не дадим?

– Ты знаешь, что будет. Война.

В глазах Дэя появляется огонек страха, но все же он пожимает плечами:

– Республика и Колонии вечно воюют друг с другом. Чем новая война будет отличаться от старой?

– На этот раз они победят, – шепчу я. – У них появился сильный союзник. Колонии понимают, что мы уязвимы во время переходного периода, когда власть нового Президента еще не упрочилась. Если не передадим им сыворотку, у нас нет ни малейшего шанса. Помнишь, что мы видели в Колониях?

Дэй молчит лишь мгновение. По его лицу я вижу, какая кипит в нем борьба. Наконец он вздыхает и в ярости сжимает губы.

– Ты думаешь, я позволю Республике снова забрать Идена? Если Президент так считает, значит я совершил большую ошибку, поддержав его. Я встал на его сторону не для того, чтобы он снова запер Идена в лаборатории.

– Извини. Он не должен был просить тебя об этом.

Бесполезно объяснять, что Андену тоже претит сложившаяся ситуация.

– Он просил тебя поговорить со мной? Но ты ведь возражала? Уж ты-то понимаешь, как все это выглядит. – В его голосе слышится все больше раздражения. – Ты знала, каков будет мой ответ. Почему же все равно просила меня приехать?

Я заглядываю в его глаза и говорю первые слова, какие приходят мне в голову:

– Потому что хотела тебя увидеть. Разве не по той же причине согласился приехать ты?

Мое признание заставляет его на секунду задуматься. Потом он разворачивается, запускает обе руки в волосы и вздыхает:

– Тогда я хочу знать твое мнение. Скажи правду. О чем бы ты меня попросила, если бы на тебя абсолютно никто в этой стране не давил?

Я завожу выбившуюся прядь волос за ухо. Успокойся, Джун.

– Я бы…

Что сказать? Логически я согласна с оценкой, которую дал ситуации Анден. Если Колонии сделают то, чем угрожают, – если атакуют нас, используя всю мощь супердержавы-союзника, – мы потеряем множество невинных жизней, не решившись рискнуть одной. Более простого выбора просто не существует. И потом, мы обеспечим Идену максимальную безопасность, лучших докторов и физический комфорт. Дэй сможет присутствовать при всех процедурах, видеть, что происходит. Но как просить о таком человека, который потерял почти всю семью? Который знает, что над его братом ставили эксперименты? Человека, над которым тоже ставили эксперименты? Этого Анден не понимает так, как понимаю я, и хотя он изучил досье Дэя, самого Дэя он не знает, он не проделал с ним путь, какой проделала я, не видел его страданий. Вопрос слишком сложный, чтобы дать однозначный ответ, основываясь на одной только логике.

И самое главное: Анден не может гарантировать Дэю безопасность его брата. Все процедуры сопряжены с риском, и я абсолютно уверена: никакая сила в мире не заставит Дэя пойти на него.

Дэй наверняка видит на моем лице отчаяние, потому что смягчается и делает шаг ко мне. Я ощущаю его жар, тепло его близости, от которого перехватывает дыхание.

– Я приехал из-за тебя, – говорит он тихо. – Ничто не убедило бы меня лететь – только твое желание увидеться. Я не смог отвергнуть твою просьбу. Мне сказали, ты лично…

Он сглатывает слюну. Я узнаю борьбу эмоций на его лице, и тоскливое чувство поселяется внутри. Его разрывает между желанием вернуть наши прежние отношения и болью осознания того, что он питает страсть к девушке, которая погубила его семью.

– Я так рад тебя видеть, Джун.

С последней фразой он будто сбрасывает с плеч тяжкий груз. Не знаю, слышит ли он, как бешено стучит мое сердце, но голос мой звучит ровно и спокойно:

– Ты здоров? Я смотрю, ты бледный.

Его взгляд тяжелеет, и близость, возникшая на краткий миг, исчезает – Дэй отходит от меня и принимается теребить перчатку. Он никогда не любил перчатки.

– В последние две недели у меня был сильный грипп, – отвечает он, сверкнув мимолетной улыбкой. – Но мне уже лучше.

Его взгляд отведен в сторону, пальцы почесывают мочку уха, руки напряжены, улыбка и слова чуть рассогласованы во времени. Я наклоняю голову и хмурюсь.

– Ты никогда не умел лгать, Дэй, – говорю я. – Почему бы просто не рассказать, что у тебя на уме?

– Да что тут рассказывать, – автоматически отвечает он, на сей раз опуская глаза в пол и засовывая руки в карманы. – Если у меня нездоровый вид, то причиной тому беспокойство за Идена. Ему уже год как лечат глаза, но он по-прежнему плохо видит. Доктора говорят, ему нужны какие-то особые контактные линзы, но и тогда со зрением будет неважно.

Я знаю: истинная причина изможденного вида Дэя в другом, но он понимает, что, затронув тему выздоровления Идена, пресекает дальнейшие вопросы. Что ж, если не хочет говорить, давить на него я не буду. Я откашливаюсь:

– Ужасно. Больно об этом слышать. А в остальном он как? Ничего?

Дэй кивает. Мы снова погружаемся в молчание, подсвеченное луной. Не могу не вспомнить: в прошлый раз, когда мы были наедине, он взял мое лицо в руки и увидел слезы на моих щеках. Я помню, как он прошептал «Мне жаль», касаясь губами моих губ. Теперь нас разделяют три фута. Мы смотрим друг на друга, и я в полной мере ощущаю расстояние, которое появляется между людьми, когда они долго не видятся, – электрический разряд при встрече и последующая неловкость, какая возникает при общении двух посторонних людей.

Дэй подается ко мне, словно что-то притягивает его. При виде трагической мольбы на его лице, я чувствую, как завязываются узлом внутренности.

«Пожалуйста, ни слова больше, – молят его глаза. – Пожалуйста, не проси отдать моего брата. Я готов сделать для тебя что угодно, только не это».

– Джун, я… – шепчет он.

Вся боль, которую он держит внутри, грозит прорваться наружу дрожью в голосе. Так и не закончив предложения, он вздыхает и наклоняет голову.

– Я не могу согласиться на условия твоего Президента, – угрюмо говорит он. – Я не отдам брата Республике в качестве подопытного. Передай ему, я готов сотрудничать – искать другое решение. Я понимаю, насколько все серьезно, и не хочу поражения Республики. Буду рад помочь найти выход из ситуации. Но без малейшего участия Идена.

На этом наш разговор заканчивается. Дэй кивает мне на прощанье, медлит еще несколько секунд, потом идет к двери. Вдруг я чувствую, как силы уходят, и прислоняюсь к стене. Когда его нет рядом, энергия покидает меня, цвета теряют яркость, серебро лунного света мутнеет. Я в последний раз отмечаю его бледность, изучаю краем глаза его лицо. Он избегает встречаться со мной взглядом. Что-то не так, но он не хочет делиться со мной.

Что я упустила?

Дэй открывает дверь. Поворачивается на пороге, и я вижу, как ожесточаются его черты.

– А если Республика все же попытается отобрать у меня Идена, я быстро настрою народ против Андена – он и глазом не успеет моргнуть, как вспыхнет революция.

С этими словами Дэй выходит из комнаты.