Онлайн чтение книги Продолжает Чарли Чен Charlie Chan Carries On
17. Дерево, полное плодов

Наступила долгая напряженная тишина. Наконец, Макс Минчин встал и жестом монарха, отрекающегося от трона, вынул из петлицы гвоздику.

— Все, ребята! Считаем, что вечеринки не было. Такого приема, Сэди, нам с тобой еще не доводилось устраивать. У нас в Чикаго всегда считалось, что со скандалами следует подождать по крайней мере до той поры, пока люди не выйдут из-за стола. Вижу, что тут другие правила. Но — что поделаешь. Мистер Бенбоу, придется вам вторично выступить со спичем.

Бенбоу быстро встал. С лица его исчезли следы шока, оно было мрачным и решительным.

— Я сделал ошибку и наказан за это. Когда я рассказал вам о поздравительной телеграмме, мне надо было сразу рассказать вам и о ремне.

— Который вы, конечно же, послали дочери в подарок! — съязвил Кин.

Бенбоу резко обернулся к соседу.

— Не знаю, чем я заслужил такую вашу ненависть, капитан, — разве что тем, что с первого же дня пути считал вас абсолютным ничтожеством. Но это мнение — кстати сказать, весьма распространенное — я до этой минуты предпочитал держать при себе. Нет, я не дарил дочери ремня. Жаль, мне следовало бы его подарить — тогда бы убийца не смог им воспользоваться. — Он налили себе стакан содовой воды и залпом выпил его. — Я встаю рано и об убийстве мистера Дрейка узнал от портье еще до того, как прибыла полиция. Я заглянул через плечо портье в приоткрытую дверь спальни, и то, что я там увидел, привело меня в ужас. Не только потому, что мистер Дрейк, которого все мы успели полюбить, лежал мертвым, но и потому, что на шее его был затянут ремень, как две капли воды похожий на ремень моей кинокамеры! Я быстро пошел, да что там пошел — побежал! — в свой номер. Там я убедился, что у кинокамеры нет ремня. Я сказал об этом Нетти. Ремень могли украсть вечером, когда нас не было, а прислуга просила не запирать дверь для уборки. Нетти предложила пойти и рассказать обо всем доктору Лофтону. Что я и сделал. Можно продолжать, доктор?

— Конечно, мистер Бенбоу, — ободряюще кивнул доктор Лофтон. — Нам с вами нечего скрывать.

— Вначале мистер Лофтон не принял мои опасения всерьез, но потом, когда я сообщил ему о ночной прогулке на почту, он тоже обеспокоился. Показания Кина в сочетании с обнаружением моего ремня могли бы оказаться для меня фатальными — мне доводилось читать, что людей отправляли на виселицу и при менее убедительных уликах. Доктор Лофтон был встревожен не меньше моего, я видел это, и тогда меня охватил настоящий страх — быть задержанным в чужой стране по подозрению в убийстве, я бы этого просто не перенес… Первое, что мне пришло в голову, было немедленно уехать домой, в Штаты. Но доктор заставил меня взять себя в руки. Он сказал, что верит в мою невиновность и все уладит. От меня требуется одно: молчать, как ни в чем не бывало. Ну, — я последовал его совету. Он сдержал слово: все уладил, сказав, что это его ремень. Вот и все. Вся правда, до самого дна. Да, вот еще что. Когда я покупал в Париже новый ремень, потому что мне надоело таскать камеру в руках, не имея ни минуты отдыха, мистер Вивиан обратил внимание на мою покупку и позволил себе довольно злую шутку насчет того, что для покупки оружия следует иметь разрешение полиции. Тогда я не обратил на это внимания, но теперь думаю, что он о чем-то догадывался…

— Действительно догадывались? — с интересом обратился к Вивиану инспектор.

— Действительно, — без тени смущения отпарировал тот. — Что-что, а зрительная память у меня приличная. Я помнил, что ремень Лофтона был шире и немного светлее. Не то, чтоб я думал, что Бенбоу способен кого-то задушить, но… В общем, я решил посоветоваться с человеком, который разбирается в такого рода вещах. Со знаменитым адвокатом мистером Тэйтом. И мистер Тэйт посоветовал мне забыть о том, что я заметил.

— Теперь вы, значит, решили, что совет был плохим? — спросил Чарли.

— Не совсем так, инспектор. Недавно мы беседовали с мистером Тэйтом на эту тему, и он сказал, что по его мнению сейчас, наконец, пришло подходящее время, чтобы рассказать об этом ремне всю правду. Он сказал, что, во-первых, схлынула волна первоначальных лихорадочных поисков любого козла отпущения, а, во-вторых, из всех полицейских, которые занимались этим делом, вы оставили у него наиболее благоприятное впечатление.

— Глубоко признателен уважаемому адвокату, — склонил голову в поклоне Чарли, — но уверяю вас, что не заслужил столь лестного отзыва.

— В общем, мне сказать больше нечего, — повторил Бенбоу и тяжело опустился в свое кресло. — Раз доктор Лофтон подтверждает мои слова…

— Подтверждаю, — спокойно сказал Лофтон. — Но прежде чем наш мистер Чен упрекнет меня в сокрытии важных фактов, я хотел бы, чтобы он попытался понять мое положение в тот страшный день. С одной стороны — дальнейшая судьба всего моего предприятия, с другой — самая мощная полицейская организация мира, которая не задумываясь разрушила бы все мои планы при одном намеке, что среди моих туристов может находиться убийца. Моей основной целью стало вырваться за пределы влияния Скотленд Ярда. Я-то понимал, что Бенбоу никого не мог убить, но кому до этого дело в чужой стране? И ладно бы одна телеграмма дочери, так ведь еще и этот необъяснимый ремень! Когда инспектор Дафф начал о нем говорить, я решил, что есть отличный выход из тупика: почти такой же был у меня! Я точно знал, что всю ночь не выходил из своего номера, так что вторичные улики, вроде вылазки Бенбоу на телеграф, мне не грозили. Я прошел к себе в номер, снял с чемодана ремень, и затянул его у себя на поясе под джемпером. До личного обыска дело не дойдет, в этом я был уверен. Моя версия была принята инспектором Даффом, ремень я потом выбросил, а мистер Бенбоу, как я того хотел, оказался вне всяких подозрений.

— Вы тоже, — раздался саркастический голос Кина.

— Что такое? — растерялся Лофтон.

— Я говорю, что вне подозрений оказался не только Бенбоу, но и вы тоже, — с удовольствием повторил Кин. — Если у Даффа и были какие-то сомнения насчет вас, то вы покончили с ними одним ловким ударом: какой убийца станет привлекать внимание к собственной особе, вручая полиции такой опасный аргумент против самого себя? Вы безошибочно рассчитали логику мышления Даффа!

— На что вы, черт вас побери, намекаете? — в ярости вскочил Лофтон.

— Только на то, что с этой минуты вы превратились у нас в главное доверенное лицо Скотленд Ярда. И терзали наши сердца своими вздохами по поводу неудачного начала поездки. А, может, было еще что-то, послужившее причиной ваших вздохов? Или, вернее, кто-то?

В следующее мгновение Лофтон уже держал Кина за горло.

— Встань, ты, дрянь пакостная! — не помня себя кричал он. — Встань, свинья! Я старый человек, но, клянусь Богом, я…

— Успокойтесь, доктор Лофтон, — могучий объемистый корпус Чарли Чена не без труда втиснулся между хрипевшим Кином и руководителем группы. — Я считал вас мудрым человеком, которому не пристало вслушиваться в слова, порожденные злобой. За исключением мистера Кина здесь нет никого, кто усомнился бы в вашей полной невиновности. Включая и вашего покорного китайского слугу! — он бережно отвел дрожавшего от обиды и возмущения Лофтона на самое удаленное от Кина место.

— Ну и дела, — вдруг расхохотался Макс Минчин. — А я-то собирался под конец вечеринки предложить всем взяться за руки и спеть хором «Друг за друга мы горой»! Нет, ребята, давайте расходиться, пока дело не дошло до стрельбы!

Инспектор вышел на палубу вместе с Лофтоном.

— Вечерний ветер остужает горячие головы, — сказал он, — и все же советую вам по крайней мере до завтрашнего дня не подходить к мистеру Кину. Договорились?

— Конечно же, не подойду, — успокаиваясь, вздохнул Лофтон. — Но каков подлец, а? Господи, до чего же он был мне все это время мерзок! Но служебные обязанности превыше всего, если только человек собирается остаться в этом бизнесе… — Он взглянул на инспектора. — Просто не знаю, как вас и благодарить за ваши слова о доверии ко мне. Можете считать, мистер Чен, что теперь у покорного китайского слуги есть покорный американский слуга. И если вам когда-нибудь доведется быть в Нью-Йорке, то…

— Спасибо, доктор, — просто сказал Чарли.

— Теперь моя «гениальная идея» с подменой ремня тоже кажется мне глупой и… и опасной. Сам пытаюсь понять, почему я так поступил? Наверное потому, что с годами начал смотреть на своих туристов, как наседка на цыплят: вечно за них переживаешь, вечно чего-то боишься. Они всегда нуждаются в опеке и защите — это стало для меня чем-то вроде инстинкта… Стоит туристу попасть в неприятность — и я уже спешу принять его груз забот на свои плечи.

— Полностью вас понимаю, — кивнул Чарли.

— Еще раз вам признателен. Жалею, что не сумел распознать сразу, что вы за человек.

На том они и расстались. Доктор поспешил в свою каюту, а Чарли решил еще немного подышать воздухом на прогулочной палубе. Его лицо не покидала задумчивая улыбка: столько случилось за последние несколько часов… Он услышал чей-то голос, позвавший его. Обернувшись, Чарли обнаружил, что это был Тэйт, удобно расположившийся в шезлонге у самого борта.

— Прекрасный случай, чтобы поблагодарить вас за комплимент, сказанный вами в мой адрес при посредстве мистера Вивиана! — сказал Чарли, усаживаясь рядом с адвокатом.

— Это не комплимент, а глубочайшее мое убеждение, — ответил Тэйт. — Прошу прощения, что прервал ваши мысли. Вы несомненно размышляли над услышанным во время приема, не так ли? Сознайтесь, что это тоже был один из ваших экспериментов?

— Идея принадлежала Максу Минчину. Но результатами ее воплощения могу воспользоваться и я.

— О, насчет этого у меня нет сомнений!

— В сущности, этот вечер можно назвать мечтой детектива: сидеть, ни во что не вмешиваясь, и слушать, что говорят другие. А говорили сегодня много. И допустили при этом немало нечаянных промахов.

— Промахов? — повторил Тэйт.

— Вот именно. И один из них был сделан вами.

— Что ж, — усмехнулся адвокат, — вы подтверждаете мое высокое мнение о ваших способностях. Не сомневаюсь, что оба мы имеем сейчас в виду один и тот же промах.

— Разумеется. Какой же?

— Я сказал, что на месте Дрейка мог оказаться любой из нас, что его смерть была случайной.

— Верно. То, что смерть Дрейка была случайной, вы узнали от моего друга в экспрессе из Ниццы в Геную. Об этом я прочел в его записках. Но ваша оговорка о Хонивуде! Откуда вы могли знать содержание его письма к жене?

— Я слышу от вас первого, что такое письмо вообще существует!

— Тогда что привело вас к убеждению, что Дрейк пал жертвой того, кто на самом деле намеревался убить Хонивуда? Дафф не говорил с вами об этом!

— Не говорил.

— А кто говорил?

— Приперли-таки меня к стенке, — засмеялся Тэйт. — Ну, что же, выдам вам страшную тайну. Боюсь только, что вам она немного поможет. Мне говорил об этом Марк.

— Ага! А Марк, конечно же, узнал об этом от…

— От Памелы Поттер, само собой, дорогой инспектор, от кого же еще он мог об этом узнать?

Чарли Чен поднялся.

— Спасибо, мистер Тэйт. Вы с честью вышли из этого поединка.

— О, это совсем не трудно, если говоришь чистую правду!

Чарли продолжил свою вечернюю прогулку, постепенно приближаясь к укрывшемуся от ветра за надстройкой танцевальному залу. Заметив среди танцующих Марка Кеннавэя и Памелу Поттер, он терпеливо подождал, пока кончится музыка, а затем подошел к молодым людям.

— Умоляю прелестную даму провести следующий фокстрот со мной, — склонился он в церемонном поклоне.

— Доверяю вам это сокровище с легким сердцем! — шутливо ответил Марк столь же церемонным разрешающим жестом.

Оркестр заиграл вновь, но Чарли, отвел свою партнершу подальше от танцующих.

— Обратите внимание, я сказал «провести», а не «танцевать», — инспектор важно поднял палец, — ибо серьезная беседа плохо сочетается с легкомысленными занятиями. И потом…

— Что потом?

— И потом у нас в Китае говорят, что мудрый слон никогда не станет уподобляться мотыльку. Я похитил вас у Марка не столько для того, чтобы наслаждаться роскошью быть с вами наедине, сколько ради нескольких важных вопросов.

— А я-то уже было обрадовалась, что сумела покорить ваше сердце! — улыбнулась девушка.

— О, уверен, что в таких победах для вас уже давно нет нечего нового. Но не будем забывать о моих вопросах. Первый: говорили вы кому-либо о содержании письма Хонивуда к жене? Второй: сообщали вы кому-либо из членов вашей группы, что убийство вашего деда было случайным?

— О, Боже! Разве мне нельзя было этого делать?

— Есть у нас такая старинная поговорка: «Боги дали человеку два уха, но лишь один рот». Что в переводе означает: поменьше говори, побольше слушай!

— Убить меня мало! Я всегда поступала наоборот.

— Ну, у вас еще есть время исправиться. Итак, кому вы об этом говорили?

— Миссис Люс, естественно.

— Естественно. Кому еще?

— Еще только Марку. Марку Кеннавэю.

— А вы знаете, что Марк в свою очередь все рассказал Тэйту?

— Знаю. Помню, что меня это очень рассердило. То есть я не требовала от него клятвы хранить тайну, но есть вещи, которые подразумеваются сами собой. Не выношу таких людей!

— Не выносите?! В случае с Марком я не сказал бы, что…

— Знаю-знаю. Вы скажите, что мы все время вместе и все такое. А с кем мне здесь еще быть? При одном взгляде на Кина и Вивиана меня берет дрожь омерзения. Росс хромает, его на танец или прогулку не пригласишь — это было бы просто садизмом. Бенбоу и Макс неразлучны со своими женами. Доктор Лофтон вечно занят, Тэйт вечно нездоров, вы только что причислили себя к мудрым слонам. Значит, остается только Марк! Что вовсе не подразумевает горячей к нему любви.

— Так уж и не подразумевает?

— Вы мне не верите?! Неужели вы сами не замечаете, как он себя ведет? Как полюбить человека, который непрерывно хвастается своими бостонскими порядками, гарвардскими традициями и прочей чепухой? Он просто действует мне на нервы!

— А вы не допускаете мысли, что этот действующий вам на нервы молодой человек вдруг возьмет, да и объяснится вам в любви?

— Вы в этом уверены? — Памела впилась взглядом в Чарли.

— Ну, что вы, я вообще мало в чем уверен в жизни. Но если бы такая минута все же наступила?

— О, я сделала бы все возможное, чтобы ее приблизить! Пустила бы в ход все свои чары! И оставила бы его с носом! Вот это был бы триумф — цвет бостонской аристократии отвергнут простой девчонкой со Среднего Запада!

— Да, — покачал головой Чарли, — если и есть на свете что-то глубже, чем океанское дно, то это несомненно сердце женщины.

— Ничего подобного! Глубину моего решения измерить совсем нетрудно. Мне просто обидно. Ведь он умеет быть и милым, и добрым. Но так редко. В остальное время он только и делает, что издевается над моими вульгарными деньгами или вздыхает о милых его сердцу бостонских бессребренниках. Ну чем я виновата, что дед был достаточно предприимчив, чтобы оставить мне изрядное состояние?

— Не думаю, чтобы мистер Кеннавэй ставил вам это в вину, — рассудительно заметил Чарли, возвращаясь с девушкой к оркестру. — А пускать в ход всю мощь ваших неотразимых чар только с тем, чтобы оставить любящего вас человека с носом — такая идея недостойна столь прелестной девушки, как вы, мисс Поттер!

— Вы так думаете? Гм, посмотрим. А пока мне очень сильно хочется еще раз отчитать его за передачу нашего с ним разговора Тэйту! Но, — она вздохнула, — ночь так романтична, что я по всей вероятности воздержусь от взбучки.

— И правильно сделаете! — поддержал ее Чарли. — Пусть эта ночь останется романтичной до самого конца, не стоит ее портить.

При виде подходящей к нему Памелы на лице Марка не выразилось особого раздражения, да и девушка продолжила беседу с ним без видимого неудовольствия, поэтому Чарли Чен покинул молодую пару с надеждой на мирное завершение бального вечера. У трапа в свой коридор он столкнулся со встревоженным пассажирским помощником.

— Не хочу отрывать вас от ваших занятий, — тон Линча был серьезен, — но случилась крупная неприятность. Я как раз искал вас. Пройдемте в мою канцелярию.

В канцелярии инспектор увидел сидящего на стуле Кашимо, у которого было хорошо знакомое Чарли выражение крайнего отчаяния на лице. Сердце Чарли упало.

— Что случилось? — спросил он практиканта.

— Мне очень стыдно, учитель, — понуро прошептал Кашимо.

— Вашего помощника накрыли в момент ревизии, — пояснил Линч.

— Откуда я знал, что она вернется так рано? — все так же уныло сказал японец. — Он пошли на танцы, а у нее сломался каблук, и она вернулась через минуту.

— Она — это кто? — спросил Чарли у помощника капитана.

— Миссис Минчин! Вы не можете представить себе, мистер Чен, что эта леди устроила, когда застала его у себя в каюте перед раскрытым чемоданом… И я ее понимаю: одних драгоценностей у нее в багаже больше, чем на миллион долларов! Я еле смог ее успокоить, пообещав, что собственноручно выброшу негодяя за борт. В конце концов она сменила гнев на милость, разрешив мне сохранить ему жизнь, но настояв на незамедлительном увольнении. Так что, мистер Чен, можете считать, что ваш сотрудник вышел из игры.

— Мне так стыдно, учитель, — снова пробурчал Кашимо.

— Минуточку! — прервал его Чарли. — На покаянные восклицания у тебя теперь будет еще масса времени. Пока же меня интересует другое: ты нашел в каюте Макса Минчина что-то заслуживающее внимания?

— Да, учитель! — Кашимо сорвался с места, будто его подбросила невидимая пружина. — Кашимо всегда находит, когда ищет. Вы сами сказали, что я умею искать. Кашимо…

— Так что же ты там нашел?

— Наклейки, учитель! Целая коллекция. Со всех отелей, где они были. И «Гранд Отель», и «Сплендид», и «Палас», и…

— Погоди. Была в этой коллекции наклейка отеля «Грейт Истерн» в Калькутте?

— Не было такой наклейки! Я успел просмотреть их дважды!

Чарли улыбнулся.

— Знаешь, Кашимо, я даже рад, что ты попался. Большего в этом плавании тебе бы все равно уже сделать не удалось. Знаешь поговорку: «Больше всего палок бросают в дерево, полное плодов»? Я не хочу, чтобы в тебя начали бросать палки.