Онлайн чтение книги Человек плюс машина
9

Четвертого сентября состоялось заседание ученого совета. Дирекция потребовала Ивана Ивановича решительно к ответу, хотя мы, например, с Михайлой Петровичем приложили все усилия, чтобы это решительное обсуждение отменить или же по меньшей мере оттянуть.

— Может быть, перейдем сразу ко второму вопросу? — попробовал предложить Михаила Петрович, когда председательствующий огласил повестку дня, в которой первым пунктом стояло: «Положение с системой автоматизации».

— Ничего не хочу слушать! — взорвался вдруг Кирилл Павлович. — Мне это надоело. Вокруг Копьева и так создалась в настоящее время нездоровая ситуация. Некоторые товарищи почему-то считают, что Копьев является каким-то исключением из общего правила, что он якобы чуть ли не гений и тому подобное, что его надо всемерно оберегать, создавать ему на работе какие-то особые условия… Я, товарищи, с большим и неизменным уважением отношусь к уважаемому Ивану Ивановичу, но… это, товарищи, вздор! Вздор! Современная наука стала социальным институтом, она делается большими коллективами, это прежде всего организация, а стало быть — порядок, строжайшая отчетность, дисциплина. Время одиночек прошло! А у нас, понимаете ли, кое-кто склонен протаскивать, я бы сказал, устарелые идейки, что вот, дескать, один человек пришел и сразу же все сделал, что это все благодаря ему одному… и так далее! Нет, товарищи, в том, что машина доведена до сегодняшнего ее состояния, — заслуга всего коллектива. И ответственность за нее мы тоже несем коллективную! Почему это я один должен подставлять свою шею?! Она у меня, конечно, крепкая… Но всему есть, товарищи, свой предел! И моему терпению тоже! Я должен совершенно категорически предупредить, что впредь дирекция института не потерпит никаких нарушений… принятых обязательств!.. Вообще, товарищи, что же это происходит?! — Кирилл Павлович воздел руки к потолку. — Мы выдвинули нашу работу на соискание премии. Послали бумаги. Какими глазами мы будем смотреть?.. Что скажут в президиуме академии?! Что скажет общественность?! Иван Иванович, скажите вы хоть что-нибудь!.. — (Иван Иванович смотрел в пол прямо перед собой.) — Мы ведь собираемся представлять вашу кандидатуру на очередные выборы! А вы в шахматы играете!

— Что ему с нею, в преферанс играть, что ли?! — буркнул с места Михаила Петрович.

Тут послышался вдруг веселый смех Эль-К.

— А они и играют!!!

— Как играют?! — Кирилл Павлович от неожиданности даже сел.

После секундной паузы все присутствующие возмущенно заговорили все разом: «Как играют?! Неужели играют?! Вот черти! Во дают! Нет, не может быть!»

Старушки стенографистки обращали свои взоры то к одному, то к другому: записывать или нет?

— Кто хочет выступить? — Кирилл Павлович был, по общему впечатлению, в полной прострации.

— Позвольте мне? — поднялся внезапно Лелик Сорокосидис со своего места. (Я, кажется, и не сказал, что с месяц назад стараниями Эль-К он был введен в состав ученого совета института.)

— Вам?! — искренне удивился Кирилл Павлович (да и все отчасти были удивлены). — Пожалуйста…

Имитируя деловитость и особенно усердно выворачивая ноги носками наружу, почти перпендикулярно направлению движения, Лелик побежал к трибуне.

— Я целиком и полностью согласен с яркой и, я бы сказал, убедительной речью Кирилла Павловича, — начал Лелик. — Он отметил поистине серьезные и актуальные проблемы науки и ее развития в качестве социального института. Исключительно глубокими и верными показались мне мысли Кирилла Павловича о том, что научно-техническая революция постоянно повышает и расширяет роль коллектива в производительности труда, о том, что в современной научной индустрии занято большое количество людей, в связи с чем результаты их деятельности зависят от слаженности их совместных действий. Меня также глубоко взволновало, товарищи, и высказанное Кириллом

Павловичем положение об усилении роли ответственности ученого… каждого из нас… Да, не всегда мы еще в полной мере осознаем эту ответственность, питаемся подчас устарелыми, как верно отметил Кирилл Павлович, идейками относительно места ученого в процессе научно-технического прогресса. В частности, не всегда мы еще отдаем себе полный отчет в насущной необходимости всеобъемлющего, строгого и оперативного контроля над научной деятельностью, в необходимости применения самых строгих критериев и санкций к труду исследователя, в необходимости выработки неукоснительнейших норм и правил, регламентирующих нашу работу. Я в этом отношении целиком присоединяюсь к мнению Кирилла Павловича. Так дальше продолжаться не может! Бесхозяйственности, разбазариванию государственных средств должен быть положен конец!.. Вот Иван Иванович… — При этих словах тон Лелика неуловимо изменился, и мы навострили уши. — Он хочет все организационные и административные функции — учет, контроль, планирование — передать машине. В нашем ВЦ математики уже разрабатывают такую программу; считается, что машина справится и с этим. — Все вопросительно обернулись к Ивану Ивановичу: правда ли? О программе такой как-то упоминалось, но вскользь, мы не предполагали, что сам Иван Иванович уже этим занялся. — Я не отрицаю полезности и важности такой работы, она должна и будет вестись. Но, товарищи… Иван Иванович, дорогой! Давайте смотреть правде в глаза, к чему призывал нас, собственно говоря, Кирилл Павлович…

Пройдет по меньшей мере три года, пока вы разработаете эту программу, потому что в настоящий момент это еще является утопией! Это утопия, дорогой мой! А машина нужна, позарез нужна нам сегодня! Сейчас же! Да и чего вы добьетесь? Ну, предположим, наведете вы относительный порядок… в учете материалов, упростите процедуру расчетов с заказчиками… Я, повторяю, не отрицаю полезности этого, и работа в этом направлении просто должна вестись. Но примите во внимание и другую сторону дела! Я бы сказал даже… этическую… Потому что именно о проблемах этики ученого и говорил, как мне кажется, в конечном счете Кирилл Павлович… Эти проблемы необычайно остро стоят в современной науке… Так вот… Что станется за это время с персоналом?! Ведь это же молодежь! Мы должны, мы не имеем права не думать о ее воспитании! Мы должны растить ее, это наше будущее! Да, товарищи!.. А не секрет, что в вычислительном центре создалась, как справедливо заметил Кирилл Павлович, нездоровая атмосфера. Вы все знаете, что персонал в ВЦ занимается главным образом тем, что играет с машиной в шахматы. Это было бы еще полбеды, шахматы — хорошая игра, я сам люблю сыграть в шахматишки. Но ведь не секрет, что у нас играют и на пиво! То есть фактически создан и тотализатор! Вы уже слышали, что получили распространение и карточные игры! Я пробовал с этим бороться, но вынужден был отступить, поскольку Иван Иванович фактически меня от руководства… отстранил и эти… несовместимые с нравственным кодексом увлечения молодежного персонала фактически поощрял! Имеются, таким образом, и элементы разложения. В прошлом году уже был, как вы помните, случай, когда у нас в городке угнали машину. — (Голоса с мест: «Угнали-то школьники. И не наши, а из Волобуевска!») — Так что ж, неужели ждать, пока этим начнут заниматься наши?! Нет, эдак безделье только получает моральное оправдание!.. Разве это этично — играть с машиной в карты, да еще и на пиво?!

— Ну, она-то пива как раз и не пьет! — угрюмо заметил М. П. с места.

— А не пьет, так будет пить! — парировал с неожиданной быстротой Лелик этот выпад. — У нас уже и без того распространяются, как вы знаете… я бы сказал… мистические настроеньица, что, дескать, с машиной в состоянии справиться один только Иван Иванович, что он, дескать, «сросся» с машиной и так далее… Об этом исключительно точно, на мой взгляд, поставив вопрос на принципиальную высоту, говорил сам Кирилл Павлович…

Тут Кирилл Павлович, надо отдать ему должное, не выдержал и постучал карандашом по столу:

— Что вы конкретно предлагаете?

— Я предлагаю? — Лелик малость стушевался. — Я… предлагаю… установить у дверей вычислительного центра дополнительную охрану, чтобы ограничить, а то и вовсе пресечь поток посторонних посетителей… любителей азартных развлечений!.. Во-вторых, я предлагаю…

Но этого предложения за поднявшимся шумом было уже не разобрать; не записали ничего и стенографистки; Кирилл

Павлович тщетно стучал карандашиком. Наконец шум затих, и слово взял Опанас Гельвециевич.

— Многие выдающиеся ученые поигрывают в карты, — сказал он. — Эйнштейн, Нильс Бор, Исаак Ньютон…

— Да, играли, но не в азартные игры, а в коммерческие! — успел вставить Эль-К. — И не на казенные, а на свои!

— Нет, Макс Лауэ в своей «Истории физики» подтверждает, что был случай, играли и на казенные, — живо возразил О. Г. — Я сам в молодости… Эхс-хс… Вот помню, однажды… сидим мы… Я, подъесаул Вахонев и член-корреспондент Виталий Лазаревич Гелиоконский, радиоастроном, царство ему небесное… Да-а, в «фараона» теперь уже и не играет никто… Вот помню, как сейчас… Гелиоконский сдает… У меня на левой руке…

Я позволю себе опустить дальнейший рассказ Опанаса Гельвециевича (Гелиоконский блефовал, подъесаулу не везло, он, разъярясь, выхватил шашку и…). Опускаю также и выступление одного из наших замдиректоров, которое было посвящено главным образом статистике убытков (основные цифры были мною приведены выше). Еще ряд выступивших требовали принятия решительных мер в отношении картежников: «пресечь», «объявить выговор», «уволить» и т. д. Перехожу непосредственно к выступлению Эль-К.

— Друзья, я разделяю вполне ваше беспокойство по поводу определенных… м-м… негативных аспектов, обнаружившихся за последнее время в работе нашей системы автоматизации, — сказал Эль-К. — Вместе с тем мне представляется, что наша дискуссия приобрела… м-м… несколько односторонний характер и грозит вылиться, в общем-то, в… примитивное, я бы сказал, осуждение тех или иных сотрудников из вычислительного центра, повинных… и так далее… Друзья мои, мне представляется, что, столь безоговорочно порицая и осуждая персонал вычислительного, и Ивана Ивановича в первую голову, за некоторые действия, противоречащие, как здесь уже было сказано, кодексу… м-м… нравственности, мы рискуем… вместе с водой выплеснуть и ребенка. Смею в этом случае вас уверить, что отнюдь не от нечего делать и не из пустого пристрастия к шахматам или к карточной игре Иван Иванович, а за ним и некоторая часть молодежи предались на машине тому роду занятий, который вызвал столь бурную вашу реакцию. Смею вас уверить, что эти занятия по сути своей носят для Ивана Ивановича… не вполне однозначный характер! Это ведь эксперимент, друзья мои! Да-да, именно так! И смею вас уверить, он, этот эксперимент, имеет определенную тенденцию к теоретической и практической ценности. Ведь Иван Иванович у нас давно уже увлечен интереснейшими и весьма серьезными проблемами… проблемами исследования сознания, а в конечном счете — создания искусственного интеллекта! Вы и не догадывались, возможно, об этом, полагали, что для него машина — это, так сказать, механизм, не более того. А я-то знаю, что для Ивана Ивановича наша машина — это прежде всего искусственный мозг, потенциальные возможности которого еще предстоит раскрыть. И это опять-таки не самоцель, это необходимо, ибо Иван Иванович убежден, что таким путем он сможет проникнуть в тайны человеческого мозга! В тайны человеческой психики и интеллекта! «Музыку я разъял как труп! Поверил я алгеброй гармонию!» — вот девиз Ивана Ивановича! Художник, ученый чаще всего творит не задумываясь. А логики типа Ивана Ивановича ищут способов прикосновения к тайнам интуиции через исследования элементарных, простейших процессов принятия решений, выбора и так далее… Что ж, с чего-то ведь надо начинать, не правда ли? И не исключено, что работа с шахматными программами (такая работа и с теми же целями ведется, как вам известно, наверное, не только у нас) даст какие-то положительные результаты… В то же самое время мы и о карточной игре должны сказать… Хотя здесь, конечно, вопрос сложнее, ибо мы неизбежно вторгаемся в область этического, морального, то есть в область субъективного. Что здесь можно сказать? — вздохнул Эль-К. — Видите ли, на мой взгляд, неверно было бы утверждать, что между наукой, научным поиском, с одной стороны, и этикой, общественным благом — с другой, нет никакого противоречия. Ну, в самом общем смысле это, конечно, так, противоречий нет. Но на деле единство научной истины и общественного блага, отношений этической сферы осуществляется не столь уж гладко… Напомню вам слова цитированного мною уже персонажа: «Гений и злодейство — две вещи несовместные»… В конечном счете это так, однако исторически возможны и оговорки. Все вы знаете, какую роль играла карточная игра, например, для развития теории вероятности. Или другой пример — Леонардо да Винчи, этот гений человечества и научного знания, который вместе с тем, как хорошо известно, был изобретателем различных остроумных по своей конструкции орудий для истребления людей. Таким он был и как человек науки, исследователь, экспериментатор. Немало было написано о противоречиях его загадочной натуры, но такие черты (своего рода «демонизм знания») присущи многим деятелям эпохи Ренессанса. Вспомните Кардано (карданный вал!) — ученого, астролога, авантюриста… Обращаясь к конкретной истории, мы видим, что наука пользовалась покровительством при дворах тиранов, да и сами эти демоны власти, способные на чудовищно жестокие преступления, были нередко образованнейшими людьми, для своего времени, как, например, Сиджисмондо, Малатеста и другие… Так что формула «гений и злодейство — две вещи несовместные» требует диалектического применения… Я говорю о том, что ученый, преследуя интересы чистой истины, нередко оказывается вынужденным преступить некоторые моральные запреты… История, повторяю, знает тысячи таких примеров… Разум, как писал Маркс, существовал на свете всегда, но не всегда в разумной форме. Так и с добром получается: оно не всегда выступает исторически в «доброй и нравственной» форме, иногда и в очень даже «недоброй». Увы, это относится и к прогрессу науки!..

— Ах, я что-то не очень хорошо вас понимаю! — вскочила, перебивая Эль-К, Вера Анисимовна, которую кто-то недавно назвал уже не «совестью отдела», а «совестью института». — По-вашему, выходит, что добро может фигурировать в форме зла, что возможен некоторый независимый от добра прогресс?! Ах, это ужасная точка зрения! Нет-нет, истинный прогресс всегда в конечном счете связан — не буду употреблять слово «добро» — с истинным гуманизмом, с хорошим отношением к людям! И ценит человечество по-настоящему тех ученых, которые были гуманистами. Не ожидала я от вас, Иван Иванович, таких поступков, скажу откровенно, не ожидала! И от вас, Виктор Викторович, не ожидала услышать подобной философии!..

— Да, это вы, Виктор Викторович, извините, переборщили, — вступил и Зиновий Моисеевич Герц. — «Наука при дворах тиранов»! Это надо же! Нет, Виктор Викторович, подлинный импульс к развитию науки возникал лишь тогда, когда наука выступала в совокупности с прогрессивными, ведущими силами своего же времени. Победу французской революции ковали, между прочим, Карно и Лавуазье!

— Эх, куда хватил! «Ковали»! — зарычал на него Михаила Петрович, пребывавший в тот день, как кажется, вообще в скверном расположении духа. — Ковали, ковали, а чего сковали?! Фуше с Бонапартом, так, что ли?! «Совокупно с ведущими отрядами»!.. А вот у нас… ребята рассказывали… Пугачев Емельян прихватил тоже одного астронома. (М. П. таким образом брал реванш и в отношении Опанаса Гельвециевича.) Ловица его фамилия. Спрашивает: «А чем это, — говорит, — барин занимается?» Ему отвечают: смотрит на звезды, дескать. А он говорит: «Ну тогда подвесьте его, — говорит, — поближе к звездам!» Вот так-то, уважаемый!.. Виктор прав, диалектически надо подходить!.. Хотя, конечно, не можем и мы допустить…

Опанас Гельвециевич тоже не мог допустить, чтобы последнее слово осталось за противником.

— Морали нет, есть только красота! — воскликнул Опанас Гельвециевич. — Это из романа Бориса Савинкова «Конь бледный…» — удовлетворительно добавил он. (О. Г., понятное дело, не пропускал литературы, Айтматова ли, Савинкова ли, если она хоть как-то касалась конского вопроса.)

— Мне позволено будет все-таки окончить свое выступление? — любезно осведомился Эль-К.

— Да-да, пожалуйста, Виктор Викторович, — кивнул Кирилл Павлович, устало стуча карандашиком. — Только, пожалуйста, поконкретнее, а то мы отклонились. Каковы будут ваши предложения?

— Я не думаю, чтобы высказанные мною соображения совершенно не относились к делу, — мягко, но вместе с тем достаточно строго ответил Эль-К на директорскую реплику. — Более того, я полагал бы, что небесполезно продолжить… как-нибудь при случае… разумеется… нашу дискуссию… Но я понимаю, что сейчас, конечно, времени у нас мало и необходимы конкретные, оперативные, как здесь говорилось, меры… И вот, рассуждая в плане конкретном, я должен сказать, что у нас, конечно, есть резервы…

— Вот-вот, — обрадовался Кирилл Павлович. — Пожалуйста, что вы имеете в виду?

— Мою речь некоторые здесь неверно истолковали как проповедь какой-то безнравственности. Отнюдь. Я абсолютно согласен с предыдущими ораторами, — склонил Эль-К свою красивую голову, — в том, что дисциплина в нашем вычислительном центре должна быть поднята, как говорится, на должную высоту. Иван Иванович мой старый друг, но истина мне дороже, и я не могу не сказать, что молодежь на машине он распустил. Они попросту сели ему на шею. А между прочим, если бы дисциплина была выше, то, я убежден, и машина работала бы лучше… Да и не только в дисциплине вопрос или в этике там, нравственности, называйте как угодно. Тут есть одна прагматическая сторона дела… Мы не можем зависеть от одного человека. От состояния его здоровья, от его настроения, от уровня его, так сказать, эмоционального возбуждения… Я подчеркиваю, что говорю не о мистическом, как только что здесь выразились… «сросся с машиной» и тому подобное, а о совершенно конкретном, прагматическом аспекте… Как можно вверять судьбу целого коллектива одному человеку?! Вдруг с ним что-нибудь случится? Нет, не дай бог, конечно, но все-таки!.. Не ровен час, он… ты извини, Иван Иванович, но ты ведь так переутомлен, ты все время в таком возбуждении… не ровен час, еще выкинешь что-нибудь! Ха-ха-ха!.. А то ребята твои выкинут… Видишь ли, с картами-то как нехорошо получилось… Короче, необходимо наладить на машине учебу молодежи, это первое. А для этого, в свою очередь, в отделе автоматизации и в вычислительном центре необходим хороший администратор. В администраторы же Иван Иванович абсолютно не годится. Увы, но это так. Мы все знаем: есть образцы идеальных сочетаний талантов административного и большого ученого… — (Быстрый, но все же различимый жест в сторону Кирилла Павловича.) — Если для Системы мы и не нашли пока человека такого, то будем спокойно говорить об этом. Стало быть, нужно различить и разделить эти функции. Оставить за Иваном Ивановичем техническую, а вернее, творческую часть. Создать ему возможности для более плодотворной работы… А для административной, организационной… подыщем человека… облечем его полномочиями…

— У вас… кто-нибудь есть на примете? — насторожился Кирилл Павлович.

— М-м… пожалуй… То есть я думаю, что далеко ходить нам и не надо. Варягов приглашать не будем… У нас есть в институте ведь и кадры… Есть товарищ Еллин, Леонтий Константинович, который достаточно хорошо знаком с обстановкой на машине…

Мы все были обескуражены. Такого поворота не предвидел никто. Эль-К еще долго распространялся о преимуществах разделения функций, вдавался в детали, апеллировал к литературе по научной организации труда; остальные как в рот воды набрали, даже Михаила Петрович и тот только ворочался на оглушительно скрипевшем стуле и ворчал: «Да ведь это — объявление войны! Да! Тоже, друг называется!» (я сидел с ним рядом, и мне было слышно), — но вопреки обыкновению не высказывал своего возмущения громогласно, желая, быть может, выслушать аргументацию Эль-К полностью.

Наконец Эль-К иссяк…


Читать далее

ЧЕЛОВЕК ПЛЮС МАШИНА
1 - 1 07.04.13
1 07.04.13
2 07.04.13
3 07.04.13
4 07.04.13
5 07.04.13
6 07.04.13
7 07.04.13
8 07.04.13
9 07.04.13
10 07.04.13
11 07.04.13
12 07.04.13
13 07.04.13
14 07.04.13
15 07.04.13
16 07.04.13
17 07.04.13
18 07.04.13
19 07.04.13
20 07.04.13
21 07.04.13

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть