Онлайн чтение книги Человек в лабиринте
ЧАСТЬ ПЯТАЯ

I

Мюллер видел, что они приближаются, и не мог понять своего спокойствия. Правда, он уничтожил одного робота, и с тех пор люди перестали посылать этих нахалов. Но он на экранах видео мог наблюдать за людьми, устроившими лагерь во внешнем уровне лабиринта. Лиц не различал. Не мог понять, чем там занимаются. Насчитал порядочно народу. Несколько человек стояли лагерем в секторе Е, более многочисленная группа — в секторе Ф. А перед этим видел несколько смертей во внешних секторах.

У него были свои способы: мог, если бы пожелал, затопить сектор Е из акведука. Однажды случайно проделал это, и город целый день ликвидировал следы потопа. Припомнил, как во время этого наводнения сектор Е оказался изолированным, огражденным, чтобы вода не разлилась дальше. Эти люди, если бы и не погибли в первой волне, то наверняка, в панике, наощупь, забрели бы в какие-нибудь ловушки. Он мог бы применить и некоторые другие штучки, чтобы не допустить людей в глубь сектора.

И все же, он этого не делал. И знал, что причина этого — желание вырваться из лабиринта, из многолетнего одиночества. Хотя он и ненавидел людей яростно, хотя и боялся их, хотя их вторжение и казалось угрозой, но он позволил им прокладывать дорогу. И встреча была неизбежна. Они знают, где он находится (но знают ли, кто он такой?). И все же они его отыщут на свое и его горе. Но, может быть, тогда окажется, что за годы своего одиночества он очистился от своего недуга и снова сможет жить среди людей. Но беда в том, что ответ он знает заранее.

Он провел среди гидранов несколько месяцев, а потом, убедившись, что ничего не может сделать, вошел в свою капсулу и полетел туда, где оставил на орбите свой корабль. Если у гидранов есть какая-нибудь мифология, то его персона туда вошла. На корабле он подвергся процедурам, которые должны были возвратить его Земле. Когда рапортовал мозгу корабля о своем возвращении, то внезапно в полированной поверхности пульта увидел свое отражение. Оно его поразило. Гидраны не пользуются зеркалами. Он увидел новые глубокие морщины, которые его не встревожили, но его испугало странное, чужое выражение глаз. «Напряжены мышцы», — подумал он. Вошел во врачебную камеру, заказал успокоительные капли, горячую ванну и крепкий массаж. Когда вышел, то глаза оставались такими же странными, вдобавок получил нервный тик. От тика избавился довольно легко, а с глазами ничего поделать не смог. «Словно без всякого выражения… — повторял он себе. — Это впечатление создают веки: они опухли от того, что так долго должен был оставаться в скафандре. Это пройдет. Позади несколько тяжелых месяцев, но теперь все пройдено».

Корабль зарядился энергией от ближайшей, выбранной для этого звезды. Сработали подпространственные двигатели, и Мюллер в своем металло-пластиковом контейнере оказался выброшенным из района Беты Гидры IV на одну из наиболее коротких трасс. Но все же должен был пройти какой-то отрезок абсолютного времени, пока корабль, словно игла, пронизывал континуум. Мюллер читал, спал, слушал музыку, настраивал женоимитатор, когда являлась в нем потребность. Он убеждал себя, что лицо у него уже не такое застывшее, но по возвращении на Землю все же придется пройти перестройку. Эта экспедиция состарила его на несколько лет.

Никакой работы не было. Корабль вышел из подпространства на расстоянии ста тысяч километров от Земли, и на пульте связи заиграли разноцветные огоньки. Ближайшая космическая станция просила сообщить координаты. Он приказал мозгу ответить.

— Пусть господин Мюллер согласует скорость, и мы вышлем пилота, который доставит его на Землю, — передал диспетчер.

Этим занялся мозг корабля. Перед глазами Мюллера появилась медно-красная сфера диспетчерской станции. Довольно долго она его опережала, но наконец скорости сравнялись.

— У нас есть для вас ретрансляционное сообщение с Земли, — сообщил диспетчер. — Говорит Чарльз Боудмен.

— Пожалуйста.

Лицо Боудмена заполнило экран. Лицо розовое, свежевыбритое, пышущее здоровьем, отдохнувшее. Боудмен усмехнулся и протянул руку.

— Дик, — начал он. — Боже, это же чудесно, что я вижу тебя!

Мюллер включил ощущение и через экран пожал его руку.

— Привет, Чарльз. Один шанс на шестьдесят пять, не так ли? Но я все же вернулся.

— Может, сообщить Марте?

— Марта… — Мюллер растерялся. Ага, это девушка с голубыми волосами… проворные бедра и острые пятки. — Да, скажи ей. Было бы неплохо встретиться сразу же после возвращения. У женоимитаторов нет такой страсти.

Боудмен фыркнул, словно услышал остроту. Потом внезапно изменил тон и спросил:

— Все хорошо?

— Все напрасно.

— Но контакт установлен?

— Я к гидранам попал. Меня не убили.

— Отнеслись враждебно?

— Меня не убили.

— Да, но…

— Ведь я жив, Чарльз. — Мюллер ощутил, как снова появился нервный тик. — Я не научился их языку. Не знаю, приняли ли они меня всерьез. Они казались заинтересованными. Долгое время внимательно присматривались ко мне. Не сказали ни слова.

— Может быть, они телепаты?

— Не знаю, Чарльз.

Минуту Боудмен молчал.

— Что они с тобой сделали, Дик?

— Ничего.

— Я в этом не уверен.

— Я попросту устал от путешествия, — сказал Мюллер.

— Но в хорошей форме, только немного разболтались нервы. Я хочу дышать настоящим воздухом, пить настоящее пиво, есть настоящее мясо и — приятная встреча в постели. Вот позднее, может быть, я и предложу какой-нибудь способ связи с гидранами.

— Это нетерпение отражается на твоем радио, Дик.

— Что?

— Слишком громкий звук, — пояснил Боудмен.

— Виновата ретрансляционная станция. Ко всем чертям, Чарльз. При чем здесь нетерпение?

— Что ты меня спрашиваешь? Я только хочу узнать, почему ты на меня орешь?

— Я не ору! — гаркнул Мюллер.

Вскоре после разговора с Боудменом он получил сообщение, что пилот уже ждет и готов войти в корабль. Мюллер открыл люк и впустил пилота. Тот был молод, имел очень светлую кожу, светлые волосы и орлиный нос. Снимая шлем, он представился:

— Меня зовут Лес Христиансен, господин Мюллер, и для меня большая честь и привилегия доставить на Землю первого человека, который посетил планету неведомых существ. Я думаю, что не затрону никакую служебную тайну, если скажу, что очень хочу что-нибудь об этом услышать, пока будем приземляться. Ведь это великий момент истории, и именно я первым встретил господина Мюллера, когда он возвращался оттуда. Если вы не сочтете меня назойливым, я буду очень благодарен, если вы расскажете хотя бы некоторые из ваших… знаменательных впечатлений… вашего… вашего…

— Я мало могу вам сообщить, — вежливо начал Мюллер. — Прежде всего, видели вы кубик с гидранами? Я знаю, его мало показывали, но…

— Вы разрешите мне на минутку присесть, господин Мюллер?

— Пожалуйста. Видели вы их… высокие, худые создания с плечами…

— Мне что-то не по себе, — перебил пилот. — Понятия не имею, что со мной. — Лицо его пылало, на лбу блестели капли пота. — Неужели заболел? Я… вы понимаете, что этого не должно быть…

Он опустился в губчатое кресло, сжался, закрыл голову руками. Мюллер, который после долгого молчания во время своей миссии с трудом обретал голос, беспомощно колебался. Наконец, вытянул руку и взял пилота за локоть, чтобы отвести в лечебную кабину. Христиансен дернулся так, словно его коснулось раскаленное железо. При этом он потерял равновесие и плюхнулся на пол кабины. Пошевелился. На четвереньках начал отодвигаться подальше от Мюллера. Потом сдавленным голосом спросил:

— Где это?

— Вот те двери.

Пилот поспешил в туалет, закрылся и защелкнул засов, чтобы дверь не отворилась. Мюллер, к своему удивлению, услышал, как его рвет, а потом он протяжно и громко зарыдал. Мюллер уже собирался сообщить на станцию регулирования движения, что пилот заболел, как дверь приоткрылась, и Христиансен пробормотал:

— Не можете вы подать мой шлем, господин Мюллер?

Мюллер подал ему шлем:

— Мне очень жаль, что с вами такое случилось. Черт побери, я надеюсь, что не притащил какую-нибудь заразу.

— Я не болен. Только чувствую себя… паршиво. — Христиансен надел космический шлем. — Не понимаю. Но охотнее всего я бы свернулся в клубок и заплакал. Прошу вас, выпустите меня, господин Мюллер. Это… я… это… это страшно. Да, точно так! — И выскочил из корабля.

Мюллер растерянно проводил его взглядом и включил радио.

— Нового пилота не высылайте, — сказал он контролеру. — Христиансен, как только снял шлем, заболел. Может, я его заразил. Надо проверить.

Явственно обеспокоенный контролер согласился. Он попросил, чтобы Мюллер прошел в лечебную кабину, проделал все исследования и сообщил результаты. Потом на экране появилось важное, шоколадного цвета лицо врача диспетчерской станции.

— Удивительное дело, господин Мюллер, — сказал врач.

— Что за дело?

— Наш компьютер просмотрел все, переданное вашим диагностом. Нет никаких необычных симптомов. Мы проверили и Христиансена. Он утверждает, что уже чувствует себя хорошо. Рассказал мне, что в ту минуту, как увидел вас, был охвачен сильнейшей депрессией, которая перешла в подобие вегетативного расстройства. И это депрессивное состояние буквально лишило его воли.

— У него часто бывали такие приступы?

— Никогда, — ответил врач. — Я хотел бы в этом разобраться. Могу я вас проведать?

Врач не съежился отчаянно, как Христиансен, но когда, не задержавшись надолго, покидал корабль Мюллера, лицо его было мокро от слез. Он был встревожен не меньше Мюллера. Через двадцать минут прибыл новый пилот. Не сняв ни шлема, ни скафандра, он немедленно принялся программировать корабль для приземления. Он сидел перед управлением напряженно выпрямившись, повернувшись к Мюллеру спиной, не говоря ни слова, словно Мюллера не существовало. Согласно уставу, он привел корабль в район, где его дальнейшим передвижением могла руководить земная служба, и удалился. С напряженным лицом, со сжатыми губами, он слегка кивнул на прощанье и выскочил. «Может, моя вонь так отвратительна, — подумал Мюллер, что слышна и сквозь космический скафандр».

Приземление прошло нормально.

В межпланетном порту Мюллер очень быстро прошел иммиграционный контроль. На то, чтобы признать его безопасным для Земли, ушло полчаса. Он уже сотни раз выполнял эту процедуру и такую скорость счел рекордной. Исчезло опасение, что огромный портовый диагностат отыщет в нем какую-нибудь болезнь, которую не обнаружили ни его собственный, ни станционный. Но он прошел сквозь внутренность машины, позволил произвести все возможные анализы и, когда из нее вынырнул, то не прозвенел звонок и не зажглась предупредительная лампочка. Принят. Побеседовал с таможенным роботом. Откуда следуете, путешественник? Куда? Принят. Бумаги были в порядке. Щель в стене расширилась до размеров двери. Он мог выйти — и впервые после приземления встретить другие человеческие существа.

Приехали встречать Боудмен с Мартой. В толстой коричневой одежде, усеянной украшениями из матового металла, Боудмен выглядел весьма солидно. Пальцы его были украшены множеством тяжелых перстней, а густые, мрачные брови напоминали тропический аох. Марта была с коротко подстриженными темно-зелеными волосами, глаза серебряные, стройная шея позолочена, так что девушка кажется блестящей драгоценной статуэткой. Мюллеру, который помнил ее нагой и мокрой, выходящей из кристального озера, эти перемены не понравились. Он засомневался: в его ли весть этот облик, или это Боудмен пожелал иметь женщину прекрасную и эффектную. Весьма правдоподобно, что эти двое спали вместе во время его отсутствия. Мюллер был бы удивлен и даже потрясен, узнав, что их ничто не связывает.

Боудмен взял Мюллера за локоть, но пожатие через пару секунд ослабело. Весьма невежливая рука отстранилась от — Мюллера прежде, чем тот успел ответить на приветствие.

— Как славно снова тебя видеть, Дик, — неубедительно произнес Боудмен и отошел на два шага. Щеки его отвисли, словно под действием возросшей силы тяжести.

Марта прошла между ними и приникла к Мюллеру. Он обнял ее и поцеловал. Глаза девушки блестели и удивили его выражением обиды. Ноздри ее расширились. Мюллер почувствовал, как под нежной кожей напряглись мышцы. Марта попыталась освободиться.

— Дик, — прошептала она, — я молилась о тебе каждую ночь. Ты не можешь себе представить, как я по тебе тосковала.

Но сопротивлялась все сильней. Он скользнул рукой по ее бедрам и страстно прижал к себе. Ноги ее задрожали, и Мюллер испугался, что девушка упадет, если он выпустит ее из объятий.

Она отвернулась. Он прижался щекой к ее бархатному ушку.

— Дик, — пробормотала Марта. — Мне так странно… От этой радости, что наконец я тебя вижу, все перепуталось… Пусти меня, Дик. Мне плохо…

— Да, да, верно. — Отпустил ее.

Расстроенный Боудмен вытирал с лица пот, принимал какие-то успокоительные лекарства, ходил взад и вперед. Мюллер до сих пор никогда не видел его в таком состоянии.

— А что, если вы некоторое время проведете вдвоем? — предложил Боудмен голосом, на пол-октавы выше его обычного. — Это погода на меня плохо влияет, Дик. Мы с тобой поговорим утром. Жилье тебе обеспечено.

И сбежал. Сейчас и Мюллер почувствовал, что его охватывает паника.

— Куда поедем? — спросил у девушки.

— Транспортные коконы перед залом. Найдем жилище в Портовой Гостинице. Где твой багаж?

— Еще на корабле, — ответил Мюллер. — Может, подождать.

Марта прикусила нижнюю губу. Он взял девушку за руку, и они выехали движущимся транспортом из зала межпланетных сообщений к стоянке коконов. «Скорее, — мысленно молил Мюллер Марту, — скажи мне, если тебе плохо. Ну, скажи, что за последние десять минут ты ощутила какую-то таинственную болезнь?»

— Зачем ты обрезала волосы? — спросил Мюллер.

— Разве женщине нельзя? Я не нравлюсь тебе с короткими волосами?

— Не очень. — Они вошли в кокон. — Были длинные, были очень голубые, были, как море в бурный день.

Кокон оторвался от земли. Марта держалась поодаль, ссутулившись у двери.

— И этот грим — тоже не нравится, — сказал Мюллер. — Извини, Марта. Я хотел бы, чтобы мне это нравилось.

— Я старалась стать для тебя красивой.

— Почему ты прикусила губы?

— Что сделала?

— Ничего. Мы уже на месте. Комнаты сняты?

— Да, на твое имя.

Вошли. Он нажал регистрационную табличку. Загорелся зеленый свет, и они прошли в лифт. Гостиница начиналась на пятом этаже, под межпланетным портом. Спустились на пятидесятый этаж, почти самый нижний. «Трудно было бы выбрать удачнее», — подумал Мюллер. Вероятно, эти апартаменты предназначались для новобрачных. Вошли в спальню с калейдоскопическими драпировками и кроватью, снабженной всевозможнейшими приспособлениями. Освещение тусклое, местное. Мюллер вспомнил, как должен был удовольствоваться женоимитаторами, и ощутил дрожь внизу живота. Марте не надо было об этом говорить. Она прошла мимо в соседнюю комнату и оставалась там довольно долго. Мюллер разделся.

Марта возвратилась обнаженной. Замысловатого грима не было, и волосы снова стали голубыми.

— Словно море, — сказала девушка. — Жаль только, что не могу их быстро отрастить. Эта женская комната не имеет такой программы.

— И так выглядишь куда лучше, — поддержал Мюллер.

Она стояла на расстоянии десятка метров, повернувшись боком, и он ясно видел контуры ее тела: маленькие упругие груди, мальчишеские ягодицы, стройные бедра.

— У гидранов, — сказал Мюллер, — либо пять полов, либо они вовсе бесполы. Но мне кажется, что бы они ни делали, люди получают большее удовольствие. Что же ты стоишь, Марта?

Она молча подошла. Он одной рукой оплел ее плечи, в другую взял круглую грудку. Когда-то, проделывая это, он ощущал, как сосок твердеет желанием. Теперь — нет. Марта лишь слегка вздрагивала, как испуганная лошадка. Он коснулся губами ее губ, но те были сухими, напряженными, враждебными. Он погладил пальцем очаровательное закругление ее щеки — она явственно вздрогнула. Сел с девушкой на постель. Попытался приласкать Марту, почти против своего желания.

В ее глазах заметил муку.

Она отодвинулась и внезапно опрокинулась на подушку. Он увидел ее лицо, искаженное с трудом скрываемым отчаянием. Через минуту она схватила его за руки и притянула к себе. Подняла колени, раздвинула бедра.

— Возьми меня, Дик! — произнесла театрально. — Сейчас!

— Отчего ты спешишь? Почему?

Она попыталась опрокинуть его на себя, в себя. Но он не хотел. Освободился и встал. Марта по плечи побагровела, щеки блестели от слез. А он уже увидел все, что хотел, но должен был еще спросить:

— Скажи мне, что с тобою не в порядке, Марта?

— Не знаю.

— Ты ведешь себя как больная.

— Наверное.

— Когда ты почувствовала себя плохо?

— Я… Ах, Дик, к чему эти расспросы? Прошу тебя, мой дорогой, иди ко мне.

— Но ты не хочешь меня. Ты в самом деле не хочешь. Ты делаешь это лишь из доброты.

— Хочу принести тебе счастье. О… как страшно болит… так… страшно…

— Что болит?

Она не ответила. Изо всей силы привлекла его снова. Он вскочил с кровати.

— Дик, Дик, я тебя остерегала перед этой экспедицией. Я говорила, что у меня есть дар ясновидения. Что ты можешь встретить там что-то недоброе, не обязательно смерть.

— Скажи, что у тебя болит.

— Не могу. Я… не знаю.

— Ложь. Когда это началось?

— Сегодня утром. Я едва встала.

— Еще одна ложь. Я должен знать правду.

— Возьми меня, Дик. Не заставляй больше ждать. Я…

— Что?

— Ничего. Ничего. — Она встала с постели и принялась по-кошачьи тереться об него. При этом дрожала, мышцы ее лица подергивались, глаза бессмысленны.

Он схватил ее за локти, свел их вместе.

— Марта, скажи, чего ты не можешь выдержать.

Она попыталась вырваться. Он все сильнее сжимал ее руки. Она отстранилась, так, что голова повисла, а груди поднялись. Пот заливал все ее тело. Мюллер, разъяренный, разгоряченный, настаивал:

— Отвечай. Ты не можешь выдержать…

— Твоей близости, — призналась она.