Онлайн чтение книги Черная гора
Глава вторая

Происходившее в «Рустермане» я не назвал бы ни естественным, ни нормальным. Швейцар, шести футов ростом, с квадратной челюстью, позволил нам пройти и вдруг выпалил в широкую спину Вульфа:

– Это правда, мистер Вульф?

Тот пропустил его вопрос мимо ушей, но я обернулся и кивнул.

Мы миновали гардероб. В большом холле, который нужно было пересечь, чтобы попасть в обеденную залу, и который Марко называл комнатой отдыха, а я – баром, потому что тут действительно была барная стойка, находилось всего лишь несколько завсегдатаев. Время приближалось к половине десятого, поэтому все клиенты были в обеденной зале, поглощая куропаток, запеченных в горшочке, или турнедо[2] Турнедо  – блюдо французской кухни; маленькие, в палец толщиной, кусочки вырезки, нарезанные ровно поперек волокон и поджаренные на сковородке, гриле или решетке. – Ред . Богарне.

Особый тон, сдержанный, но не чопорный, заведению задал, конечно, Марко с помощью Феликса, Лео и Джо. До этого вечера я никогда не видел, чтобы кто-то из них, нарушая правила, хотя бы моргнул. Когда мы вошли, Лео, стоявший у входа в зал, заметил нас и шагнул навстречу, но тут же развернулся, отошел назад и крикнул:

– Джо!

Завсегдатаи бара принялись оживленно переговариваться. Лео повернулся уже в нашу сторону, прижал ладонь ко рту, подошел к нам и уставился на Вульфа. Я заметил, что на лбу у него выступил пот – еще одно нарушение. В ресторане, где подают голубей по пять или более баксов за штуку, метрдотели и официанты не имеют права потеть…

– Это правда? – прошептал Лео, все еще прикрывая рот ладонью.

Казалось, он, и так не слишком крупный, не коротышка, но совсем узкий, только в плечах пошире, съеживается на наших глазах. Он отнял руку ото рта и произнес приглушенно:

– Боже мой, мистер Вульф, неужели это правда? Должно быть…

Кто-то схватил его сзади за плечо.

Вышибала Джо был специально обучен хватать. Годы, проведенные с Марко, отшлифовали его манеры, и он уже мало походил на профессионального борца, однако сохранял внушительные размеры и облик.

– Держи себя в руках, черт побери! – прорычал он. – Не желаете ли столик, мистер Вульф? Марко здесь нет.

– Я знаю, что его нет. Он мертв. Я не…

– Пожалуйста, не так громко. Прошу вас. Так вы знаете, что он погиб?

– Да. Я видел его. Мне не нужен столик. Где Феликс?

– Феликс наверху, в конторе, с двумя полицейскими. Они пришли и сказали, что в Марко стреляли и он убит. Феликс поручил нам с Лео следить за порядком в зале и поднялся с ними наверх. Мы никому ничего не говорили, кроме Винсента. Феликс сказал, что Марко не понравилось бы, если бы ужин был испорчен. Меня тошнит от одного вида этих людей, которые пьют, едят, смеются. Но может быть, Феликс прав? И лицо у него было такое, что лучше не спорить. Вы думаете, он прав? Лично я выставил бы всех и закрыл дверь.

Вульф покачал головой:

– Нет. Феликс прав. Пусть едят. Я поднимусь. Идем, Арчи.

И он двинулся к лифту.

Третий этаж здания перестроили около года назад. В передней части сделали контору, а в задней – три кабинета. Вульф без стука открыл дверь конторы и вошел, я последовал за ним. Трое мужчин, сидящих на стульях вокруг стола, обернулись. Феликс Мартин, хорошо сложенный, невысокий седовласый крепыш с бегающими черными глазами, само собой в форменной одежде, встал и направился к нам. Остальные двое продолжали сидеть. У них тоже имелась форма: у одного – инспектора, у другого – сержанта, но они обычно обходились без нее.

– Мистер Вульф, – заговорил Феликс. Голос его казался на удивление низким для человека подобных габаритов, даже когда вы к нему привыкали. – Случилось самое ужасное. Самое ужасное. А ведь дела шли так хорошо!

Вульф кивнул ему и повернулся к инспектору Кремеру.

– Узнали что-нибудь? – требовательно спросил он.

Кремер и бровью не повел. Его крупное круглое лицо всегда чуть краснело, а холодные серые глаза становились еще холоднее, когда он пытался держать себя в руках.

– Я знаю, – признался он, – что вы лично заинтересованы в этом деле. Я согласился с сержантом Стеббинсом, что мы должны это принять во внимание. Это как раз тот случай, когда я с радостью приму от вас любую помощь. Поэтому давайте обсудим все спокойно. Принеси стулья, Гудвин.

Для Вульфа я выбрал стул, стоящий за столом Марко, потому что он больше остальных соответствовал его габаритам. Для себя взял первый попавшийся. Я присоединился к обществу, когда Вульф повторил, крайне раздраженно:

– Узнали что-нибудь?

Кремер сдержался и на сей раз:

– Пока ничего важного. Убийство совершено всего два часа назад.

– Я знаю.

Вульф попробовал сесть на стуле поудобнее.

– Вы, конечно, спросили Феликса, не знает ли он убийцу. – Он перевел взгляд: – Знаешь, Феликс?

– Нет, сэр. Не могу в это поверить.

– У тебя есть какие-нибудь предположения?

– Нет, сэр.

– Где ты был начиная с семи часов?

– Я? – Его глаза твердо смотрели на Вульфа. – Я был здесь.

– Все время?

– Да, сэр.

– А где был Джо?

– Тоже здесь.

– Все время?

– Да, сэр.

– Ты уверен?

– Да, сэр.

– А где был Лео?

– Тоже здесь, никуда не отлучался. Где же еще мы можем быть во время ужина? А когда Марко не пришел…

– Если вы не против, – вмешался Кремер, – я все это уже знаю. Мне не нужно…

– Мне нужно, – прервал его Вульф. – Я несу двойную ответственность, мистер Кремер. Я, безусловно, намерен приложить все силы к тому, чтобы убийца моего друга был пойман и привлечен к ответственности в кратчайший срок. Но на мне лежит еще и другое бремя. Как вы вскоре официально узнаете, согласно завещанию моего друга, я являюсь ad interim[3]Временно ( лат. ). его душеприказчиком и опекуном имущества. Не наследником. Этот ресторан представлял единственную реальную ценность Марко. И он был завещан шестерым из тех людей, которые здесь работают. Причем наибольшая часть переходит к тем троим, о которых я спрашивал. Об условиях завещания они узнали год назад, когда в него внесли изменения. У мистера Вукчича не было близких родственников, да и вообще никого в этой стране.

Кремер посмотрел на Феликса:

– Сколько стоит это заведение?

Феликс пожал плечами:

– Не представляю.

– Вы знали, что в случае смерти Вукчича становитесь совладельцем ресторана?

– Конечно. Вы слышали, чт́о сказал мистер Вульф.

– Вы умолчали об этом.

– Боже мой!

Феликс дрожа вскочил со стула. Он постоял с минуту, чтобы унять дрожь, снова сел и наклонился к Кремеру:

– Требуется время, чтобы рассказать о некоторых вещах, мистер. Обо всем, что было между Марко и мной, между ним и всеми нами, я готов рассказать с удовольствием. Таить мне нечего. Да, работать с ним порой было трудно. Он бывал суров, а иногда груб, мог накричать, но это был замечательный человек. Послушайте, я скажу вам, как к нему относился. Вот я, а рядом Марко. – Феликс постучал себе пальцем по локтю. – Вдруг появляется некто, наводит на него пистолет и собирается выстрелить. Я бросаюсь, чтобы заслонить собой Марко. Думаете, я герой? Нет. Я совсем не герой. Просто я так к нему отношусь. Спросите мистера Вульфа.

Кремер проворчал:

– Он только что выяснял, где вы были после семи часов. Ну а Лео и Джо? Как они относились к Марко?

Феликс выпрямился:

– Они сами вам скажут.

– А вы как думаете?

– Иначе, чем я, потому что у них другой темперамент. Но чтобы они могли навредить ему? Да никогда! Джо не закрыл бы собой Марко, но набросился бы на человека с пистолетом. Насчет Лео не знаю. Пожалуй, он позвал бы на помощь, крикнул бы полицейских. Я это не в упрек ему говорю. Не всякий, кто зовет на помощь, непременно трус.

– Жаль, что никого из вас не было рядом, когда это случилось, – отметил Кремер.

Это замечание показалось мне неуместным. Было очевидно, что Феликс ему не нравится.

– И вы говорите, что представления не имеете, кто бы хотел смерти Вукчича?

– Нет, сэр, не имею. – Феликс задумался. – Конечно, есть кое-какие догадки. Взять, например, женщин. Марко был галантным кавалером. Единственное, что могло отвлечь его от работы, это женщина. Не скажу, чтобы он ставил женщин выше соуса, – он не допускал небрежности по отношению к соусу. Но он был не равнодушен к женщинам. Ему ведь не требовалось торчать на кухне, когда вечер в разгаре. Джо, Лео и я вполне со всем справлялись. И если Марко хотел поужинать с дамой, мы были не в обиде. Насчет других не скажу, не знаю. Сам я женат, у меня четверо детей и совсем нет свободного времени. Но всем известно, какую бурю чувств может вызвать женщина.

– Так он был бабник, – пробурчал сержант Стеббинс.

– Пф! – поморщился Вульф. – Галантность совсем не всегда прислужница похоти.

Все это было слишком тонко для присутствующих, но факт остается фактом: Вульф сам спрашивал меня об отношениях Марко с женщинами. А через три часа этот вопрос прозвучал снова.

Феликса отпустили, попросив прислать Джо. Появились другие детективы из уголовной полиции, а также помощник районного прокурора. Официантов и поваров допрашивали в отдельных кабинетах и у всех допытывались о женщинах, с которыми в последний год ужинал Марко.

К тому времени как Вульф выразил желание закончить на сегодня, встал и потянулся, было уже далеко з́а полночь и мы собрали целую кучу сведений, включая имена семи женщин, из которых ни одна не пользовалась дурной славой.

– Вы сказали, что приложите все усилия к тому, чтобы преступник был пойман и привлечен к ответственности в кратчайший срок, – напомнил Кремер. – Я бы не хотел вмешиваться и только напомню, что полиция будет рада помочь вам.

Пропустив ехидное замечание мимо ушей, Вульф вежливо поблагодарил Кремера и направился к двери. По дороге домой в такси я поделился с ним маленькой радостью: никто не упомянул Сью Дондеро. Вульф не ответил. Он сидел на краю сиденья, вцепившись в ремень, готовый в любой момент спасать свою жизнь.

– Хотя должен заметить, – добавил я, – женщин и без нее набралось предостаточно. Думаю, его дамам это не понравится. Завтра к полудню их будут обрабатывать тридцать пять сыщиков, по пять на каждую пассию. Упоминаю об этом просто так, на тот случай, если вам вдруг втемяшится в голову собрать всех семерых завтра в одиннадцать в вашем кабинете.

– Заткнись, – рыкнул он.

Обычно я норовлю поступить ровно наоборот, но на сей раз решил подчиниться. Когда мы подкатили к нашему старому особняку на Западной Тридцать пятой улице, я заплатил водителю, вышел, придержал дверцу для Вульфа, поднялся по ступенькам на крыльцо и открыл дверь своим ключом. Как только Вульф переступил порог, я закрыл дверь, накинул цепочку, а обернувшись, увидел Фрица, который доложил:

– Сэр, к вам пришли. Дама.

У меня мелькнула мысль, что я буду избавлен от массы неприятностей, если дамочки начнут являться сами, без приглашений, но Фриц добавил:

– Это ваша дочь, миссис Бриттон.

В голосе Фрица улавливалась слабая тень упрека. Он уже давно не одобрял отношения Вульфа к его приемной дочери.

Темноволосая девушка с Балкан, говорящая с сильным акцентом, в один прекрасный день свалилась на голову Вульфа и умудрилась впутать его в дело, которое отнюдь не способствовало увеличению нашего банковского счета[4]См. роман Рекса Стаута «Только через мой труп». – Ред .. Когда все кончилось, она возвестила, что не намерена возвращаться на родину, но и не собирается воспользоваться теми преимуществами, которые дает ей бумага, оформленная много лет назад в Загребе и удостоверявшая, что она является приемной дочерью Ниро Вульфа.

Она преуспела в двух направлениях – получила работу в туристическом агентстве на Пятой авеню и через год вышла замуж за его владельца, некоего Уильяма Р. Бриттона. Между супругами Бриттон и мистером Вульфом не возникало трений. Трения возникают при контакте, а как раз контакта-то никакого и не было. Дважды в год – на день рождения приемной дочери и на Новый год – Вульф посылал ей огромный букет изысканных орхидей, и все, если не считать, что он присутствовал на похоронах Бриттона, когда тот скончался от сердечного приступа в тысяча девятьсот пятидесятом году.

Вот этого Фриц и не одобрял. Он полагал, что каждый человек, будь тот хоть сам Вульф, должен изредка приглашать дочь на обед, даже если она приемная. Когда он изложил мне свою точку зрения, как это с ним иногда случалось, я пояснил, что Карла раздражает Вульфа, а он – ее, так к чему поддерживать видимость отношений?

Я последовал за Вульфом в кабинет. Карла сидела в красном кожаном кресле. Когда мы вошли, она поднялась и возмущенно сказала:

– Я вас жду уже больше двух часов!

Вульф подошел, взял ее руку и вежливо пожал.

– По крайней мере, ты сидела в удобном кресле, – пробормотал он, направился к своему стоящему за столом креслу, единственному, которое его устраивало, и уселся.

Карла протянула мне руку с отсутствующим видом. Я пожал ее.

– Фриц не знал, где вы, – упрекнула она Вульфа.

– Верно, – согласился он.

– Но он сказал, что вы знаете о Марко.

– Да.

– Я услышала об этом по радио. Сначала собиралась пойти в ресторан к Лео, потом думала обратиться в полицию, а затем решила прийти сюда. Я полагала, что вы будете удивлены, хотя сама не удивилась.

Она говорила с горечью и выглядела расстроенной, но, должен признать, не стала от этого менее привлекательной. Карла оставалась все той же девушкой с Балкан, чьи пронзительные черные глаза поразили мое сердце много лет назад.

Вульф прищурился и взглянул на нее:

– Ты говоришь, что пришла сюда и ждала меня два часа, чтобы узнать подробности о смерти Марко? Почему? Ты была к нему привязана?

– Да.

Вульф прикрыл глаза.

– Если я правильно поняла смысл, который вы вложили в это слово, – уточнила она. – Если вы подразумевали плотское влечение, то, конечно, нет. Моя привязанность была иной.

Вульф открыл глаза:

– И какой же?

– Нас объединяла преданность великой и благородной цели – освобождению нашего народа! И вашего тоже! А вы здесь сидите и строите гримасы. Марко рассказывал мне, что просил вас помочь – идеями и деньгами, но вы отказались.

– Он не говорил мне, что ты участвуешь в деле. Не называл тебя.

– Конечно не называл, – презрительно поморщилась она. – Знал, что вы станете еще больше глумиться над нашими идеалами. Сидите, богатый, сытый и благополучный, в этом прекрасном доме, где к вашим услугам изысканные яства, оранжерея с десятью тысячами орхидей и Арчи Гудвин, который, как раб, делает за вас всю грязную работу и принимает на себя все опасности. Какое вам дело до того, что на родной земле люди стонут под гнетом? Что свобода задушена, плоды труда отнимают, а детей готовят к войне? Перестаньте гримасничать!

Вульф откинулся назад и глубоко вздохнул.

– По-видимому, – произнес он сухо, – я должен преподать тебе урок. Мои гримасы не имеют отношения к твоим чувствам и к твоей дерзости. Они относятся исключительно к стилю и интонации. Я презираю штампы, в особенности извращенные фашистами и коммунистами. Такие обороты речи, как «великая и благородная цель» и «плоды их труда», смердят, изуродованные Гитлером и Сталиным и всем их преступным окружением, Кроме того, в наш век потрясающего триумфа науки освобождение народа уже не назовешь великой и благородной целью, оно и выше, и ниже этого, поскольку стало попросту насущной, жизненной необходимостью. Она не более велика и благородна, чем борьба за хлеб насущный и надежный кров над головой. В отсутствие свободы невозможно оставаться человеком. Любой деспот, фашист или коммунист, теперь не ограничен в средствах. Что ему кованый каблук, меч или даже пулемет? Наука снабдила его оружием, которое способно ввергнуть в его власть всю планету. И только люди, готовые умереть за свободу, имеют право жить свободными.

– Как вы? – презрительно парировала она. – Нет. Как Марко. Он умер.

Вульф ударил рукой по столу:

– Я еще дойду до Марко. Что касается меня, то никто не давал тебе права выносить мне приговор. Я внес свой вклад в борьбу за свободу, в основном финансовый, через те каналы, которые мне представляются наиболее эффективными. И не собираюсь отчитываться перед тобой. Я отказался участвовать в том, что предлагал Марко, потому что сомневался в его начинании. Марко был упрямец, доверчивый и наивный оптимист. Он был…

– Стыдитесь! Он умер, а вы его оскорбляете…

– Достаточно, – прорычал он.

Это наконец ее вразумило, и он понизил голос на несколько децибел:

– Ты разделяешь общее заблуждение, а я – нет. Я не оскорбляю Марко. Я отдаю ему должное, отзываясь о нем так же, как и при жизни. Было бы оскорблением умащать его труп елеем, исторгнутым из меня страхом смерти. Он не понимал, какими силами надеется управлять из-за океана, не мог их контролировать, удостовериться в их честности и преданности делу. Вопреки всему, что он знал об этих людях, некоторые из них могли быть агентами Тито или даже Москвы.

– Это неправда! Он прекрасно их знал. По крайней мере, руководителей. Он не был дураком. И я не дура. Мы постоянно их контролировали, и я… Куда вы?

Вульф отодвинулся вместе с креслом от стола и встал.

– Может, ты и не дура, – изрек он, – но я идиот. Позволил втянуть себя в бессмысленный спор, хотя мог бы заранее его предвидеть. Я хочу есть. Я как раз ужинал, когда пришло известие о смерти Марко. У меня пропал аппетит. Я старался закончить ужин, но не мог проглотить ни кусочка. Я плохо соображаю на пустой желудок, поэтому собираюсь пойти на кухню и что-нибудь съесть. – Он взглянул на стенные часы. – Пойдешь со мной?

Она покачала головой:

– Я ужинала. И не могу есть.

– А ты, Арчи?

Я сказал, что не отказался бы от стакана молока, и вышел за ним. Фриц, отложив при нашем появлении журнал, глубокомысленно произнес:

– Голодающий мертвецу не помощник, – и открыл дверцу холодильника.

– Индейку, сыр и ананас, – заказал Вульф. – Я прежде такого не слышал. Это Монтень?

– Нет, сэр.

Фриц поставил на стол блюдо с индейкой, снял с него крышку и протянул Вульфу разделочный нож.

– Это моя мысль. Я знал, что вы позвоните мне или сами придете, и заготовил подходящее изречение.

– Поздравляю, – проговорил Вульф, орудуя ножом. – Сойти за Монтеня дано немногим.

Я собирался только выпить молока, но даже Вышинский не наложил бы вето[5]В 1954 году, когда увидел свет этот роман, советский государственный и партийный деятель А. Я. Вышинский (1883–1954), один из организаторов сталинских репрессий, представлял СССР в ООН и пользовался правом налагать вето на решения этой организации. – Ред . на шедевр, сотворенный Фрицем из творожного сыра и свежего ананаса, вымоченного в белом вине. А тут еще Вульф предложил мне крылышко и ножку. Отказаться было неудобно.

Фриц положил на тарелку всякой вкуснятины и отнес ее Карле, но, когда минут через двадцать мы вернулись в кабинет, все стояло нетронутым. Возможно, она была слишком расстроена, чтобы есть, но в это мне как-то не верилось. Просто Карла отлично знала, как раздражается Вульф, когда пропадает хорошая еда.

Вульф сел за стол и хмуро воззрился на нее:

– Посмотрим, сможем ли мы обойтись без ссоры. По твоим словам, ты предполагала, что я буду удивлен, а сама ничуть не удивилась. Удивлен чем?

Она тоже нахмурилась:

– Я не… Да, конечно. Удивлены тем, что Марко убили.

– А ты не удивилась?

– Нет.

– Почему?

– Потому что была в курсе его дел. А вы?

– Только в самых общих чертах. Поделись со мной тем, что знаешь.

– Ну, в последние три года он вложил в борьбу около шестидесяти тысяч долларов своих собственных денег и собрал пожертвований более чем на полмиллиона. Семь раз ездил в Италию и встречался там с руководителями движения, прибывшими из-за Адриатики. Снарядил им в помощь двенадцать активистов отсюда, мужчин и двух женщин. Трех черногорцев, трех словенцев, двух хорватов и шесть сербов. Печатал листовки, которые распространялись среди крестьян. Отправил на родину несколько тонн продовольствия и других припасов…

– А как насчет оружия? Винтовок?

Она задумалась.

– Не знаю. Это запрещено американскими законами, а Марко их чтил.

Вульф кивнул:

– И не зря. Я не знал, что он настолько поглощен этими делами. Значит, ты утверждаешь, что его убили из-за них. Что он представлял угрозу для Белграда или Москвы. По крайней мере, постоянно их раздражал, и его устранили. Так?

– Да.

– Белград или Москва?

Карла задумалась.

– Не знаю. Конечно, агенты русских рассеяны по всей Югославии, но в Черногории их больше, потому что она граничит с Албанией, которой управляют марионетки Москвы.

– Так же как Венгрией, Румынией и Болгарией.

– Да, но вы знаете, какова граница между Черногорией и Албанией. Вам знакомы эти горы.

– Знакомы. Вернее, были знакомы. – На лицо Вульфа легла тень воспоминаний. – Мне было девять лет, когда я впервые поднялся на Черную гору. – Он пожал плечами. – В общем, ты полагаешь, Белград или Москва. У них был свой агент в Нью-Йорке, или они прислали кого-то, чтобы разделаться с Марко. Так?

– Разумеется.

– А вот и нет. Это только предположение. Ты можешь его подтвердить? У тебя есть факты?

– Есть один: они его ненавидели, он был опасен для них.

Вульф покачал головой:

– Не то. Назови что-нибудь конкретное: имя, поступок, какие-то слова.

– Не могу.

– Очень хорошо. Я принимаю твое предположение, как заслуживающее внимания. Сколько человек в Нью-Йорке и его окрестностях было связано с Марко? За исключением тех, кто давал деньги?

– Ну, всего около двухсот.

– Я имею в виду близких соратников. Тех, кому он доверял.

Она подумала:

– Четыре-пять. Со мной шесть.

– Назови мне их имена, адреса и номера телефонов. Арчи, запиши.

Я достал блокнот, ручку и приготовился, но зря. Карла изничтожала Вульфа своими темными черногорскими глазами, задрав подбородок и сжав губы.

– Ну! – потребовал он.

– Я не верю вам, – процедила она.

Конечно, его так и подмывало потребовать, чтобы я выставил ее вон. И должен сказать, я бы его не осудил. Однако она не была просто многообещающим клиентом с тугим кошельком. У нее имелось – или могло иметься – нечто такое, чего ему не хватало для оплаты личного долга. Поэтому он просто заорал:

– Тогда какого черта ты явилась сюда?

Они свирепо уставились друг на друга. Та еще картинка. Поглядишь на такое – и уж точно не захочешь спешить с женитьбой и завести дочь, особенно приемную.

Конец этой немой сцене положила Карла:

– Я пришла потому, что должна действовать. Я знаю, что, обратившись в полицию, должна буду отвечать на неудобные вопросы. Вроде того, что задали вы. Об отправке оружия. – Она махнула рукой, отметая эту возможность. – Между тем вы были близким другом Марко. Вы знаменитый сыщик, ловите убийц. И у меня все еще хранится бумага, подтверждающая, что я – ваша дочь. Потому первым моим побуждением было прийти к вам. А теперь я в растерянности… Вы отказались дать деньги на борьбу. Когда я говорю о свободе и гнете, вы строите гримасы. А ведь в вас течет черногорская кровь. Ваши предки пятьсот лет боролся с турками. Подумайте же о тех, кто сейчас живет в горах и целует ноги кровавого тирана. Я не могу прочесть, чт́о у вас на сердце… Откуда мне знать, кому вы служите? Откуда мне знать, не получаете ли вы приказов из Белграда или Москвы?

– Этого ты знать не можешь, – согласился Вульф.

Она уставилась на него.

– Ты отнюдь не дура, – заверил он ее. – Напротив, с твоей стороны было бы дуростью принять на веру, что я неподкупен, ибо ты слишком мало обо мне знаешь. А известное тебе вполне допускает, что я подлец. Чтобы проверить твою догадку относительно смерти Марко, мне нужно получить от тебя некоторые факты, и какие? Имена, адреса, даты. То, что уже известно врагу. Мне нечем доказать тебе, что я не предатель, поэтому вношу предложение. Я буду задавать тебе вопросы. Ты можешь исходить из предположения, что я коммунист, присягнувший на верность Белграду или Москве, неважно. Ты можешь также допустить – этого требует мое самолюбие, – что я играю не последнюю скрипку в отвратительных кознях Советов. Я задам тебе вопрос, а ты спроси себя, существует ли вероятность того, что я уже владею данными сведениями или могу получить их из других источников. Если да – отвечай. Если нет – не говори ничего. Моя реакция подскажет тебе, можно ли мне доверять. Но это неважно.

Девушка задумалась:

– Это ловушка.

Вульф кивнул:

– И достаточно хитрая. Формально я заявляю, что твое недоверие ко мне беспочвенно. Но если допустить, что на самом деле я враг, то, конечно, я постараюсь вытянуть из тебя то, чего не знаю. Поэтому ты должна соображать. Ну как, начнем и посмотрим, что из этого выйдет?

Идея ей не понравилось:

– Вы можете донести на нас полиции. Мы не преступники, но имеем право на свои секреты. Полиция способна поставить нас в трудное положение.

– Вздор. Я не могу быть сразу и агентом коммунистов, и полицейским информатором. Я не хамелеон. Если ты сводишь все до карикатуры, можешь уходить. Я справлюсь без тебя.

Она продолжала изучать его.

– Хорошо. Спрашивайте.

– Сначала съешь что-нибудь. Это вкусно.

– Нет, спасибо.

– Хочешь пива? Стакан вина? Виски?

– Нет, спасибо. Ничего не надо.

– А я хочу пить. Арчи, принеси, пожалуйста, пива. Две бутылки.

И я отправился на кухню.