Глава 12. АНГЛИЯ

Онлайн чтение книги Черная роза
Глава 12. АНГЛИЯ

1

Когда печальные путешественники высадились в порту Лондона, стоял конец мая и берега ярко зеленели. Англия встречала блудных сынов своей красотой и свежестью. Но за время бесконечного плавания Уолтер и Трис так и не смогли стряхнуть с себя мрачное настроение. Уолтер имел намерение восстановить свои записки по памяти, но стоило взяться за перо, как и мозг и рука отказывались ему служить. Что касается Триса, то состояние большого лука явно свидетельствовало о его подавленном настроении. Он небрежно закидывал лук на плечо и бросал его в углу кают и комнат в харчевнях. Тетива ослабла и протерлась, а сам лук утратил былой блеск.

Они зашли в харчевню и заказали эль и мясо на вертеле. Хозяин принес каждому по доброму куску, и они молча накинулись на еду. Доев последний кусок мяса с поджаристым жирком и осушив вторую кружку эля, Трис улыбнулся Уолтеру:

— Клянусь распятием, как же хорошо оказаться дома, Уолт! Уолтер серьезно кивнул головой:

— Но меня все равно не оставляют сомнения. Мы добились своего — побывали в Китае и даже благополучно возвратились домой. Наши карманы полны золота, и мы можем рассказывать удивительные истории о нашем путешествии. Но ты подумал о том, какой нам будет оказан прием? Интересно, с нас сняты обвинения или нет? Может, наградой нам будет петля висельника?

— Меня это не волнует. Прошлым летом я разговаривал с капитаном Кемойсом, он хорошо отзывался о молодом короле. Этот Эдуард Первый издает новые законы, защищающие права простых людей.

— Нам нечем отчитаться за проведенные нами за границей пять лет. Что мы можем предъявить, кроме полных карманов денег и прорубленной кожи, — мрачно заметил Уолтер. — Если я начну рассказывать об императрице Кинсая, люди скажут: «Он грезит наяву». Он доел мясо.

— Мне нравилась пища маньчжу, но сейчас я могу признаться, что утка в винном соусе и свинина, приправленная имбирем, не могут сравниться с английским ростбифом.

Тристрам откинулся на лавке и сыто вздохнул:

— Что же мы сделаем в первую очередь?

— Мы должны повидать Джозефа из Меритотгера. — Уолтер мысленно намечал порядок действий. — Нам надо получить обратно чашу, завещанную мне отцом, и превратить все восточные безделушки в солидные английские фунты. Это нам нужно сделать прежде всего. Я уверен, что мудрый Джозеф знает, как обстоят наши дела. А потом нам лучше всего будет исчезнуть из Лондона.

Они заплатили за обед и отправились к Джозефу. Уолтер внимательно смотрел на перенаселенные дома и шумные толпы на улицах. Затем вздохнул и покачал головой.

— Уолт Стендер родился и вырос в Лондоне, — сказал Уолтер. — Возможно, он жил неподалеку. Если бы он не отправился в крестовый поход вместе с моим отцом, а оставался дома и создал семью… Подумай, Трис, мы могли бы увидеть Мариам, выходящей из одного из этих домиков! Она обязательно должна была родиться. Конечно, с английской матушкой у нее, наверное, не было бы такого переменчивого настроения, за которое я так ее люблю! Если бы она вышла прямо сейчас в английском чепце на голове, мы обязательно узнали бы друг друга, даже если бы никогда до этого не виделись!

Тристрам нежно положил руку ему на рукав.

— Мне было бы так приятно ее сейчас увидеть, — сказал он. — Но все к лучшему, даже если ты потерял ее в ту ночь на реке. Если бы она родилась в Лондоне, ты никогда бы не узнал о ее существовании. А если бы ты и увидел ее в чепце и шали, то подумал бы, что это еще одна хорошенькая девица низкого происхождения. Я тебя уверяю, что ты о ней никогда не стал бы мечтать. Нет, Уолт, нам надо было доехать до Китая, чтобы ты мог думать, как сейчас. И правильно оценить Мариам, — добавил он.

— Возможно, ты прав. Если бы я оставался в Англии, то не смог бы изгнать леди Ингейн из своего сердца!

Мимо них с шумом, сочной грубостью и налетом скрытой злобы текла жизнь великого Лондона. Они остановились посмотреть, как городские солдаты гонят к позорному столбу булочника, виновного в том, что выпекал слишком маленькие хлебцы. Эти хлебцы болтались у бедняги на шее. У винной лавки люди корчились в грязи, пытаясь подлизать вино, разлившееся из разбитой бочки. К ним приставали проститутки, жалобно канючили нищие, но когда эту братию отгоняли, лился поток типично лондонской брани: «Ты, вшивый задавала! Эй, ошметки греха!»

Неподалеку от Тампля они услышали звуки труб, и их повлекла за собой толпа спешивших туда горожан.

— Уолт, это король въезжает в Лондон! — воскликнул Тристрам.

Они помчались вперед, надеясь увидеть Эдуарда Первого. Но улица были заполнены народом, и им не удалось пробраться поближе, поэтому пришлось довольствоваться видом качающихся плюмажей на лошадях и красивыми шлемами их всадников. Но все-таки они мельком увидели высокого монарха. Он ехал под лазурным флагом святого Эдмонда с тремя коронами. Это было единственное, что указывало на его высокое положение. Друзья поразились простоте его снаряжения. На нем была обычная стальная кольчуга и плащ из поношенного алого бархата, небрежно завязанный на шее. Самый скромный подданный в его свите был одет лучше этого чуждого условностям короля.

Уолтер вгляделся в лицо, которое мрачно улыбалось под поднятым забралом. Оно было серьезным и задумчивым, и в то же время никак нельзя было сказать, что ему недостает величественности, присущей Плантагенетам. В глазах был живой блеск, черты лица правильные и красивые. Левая бровь была слегка опущена, и это могло бы его портить, но на самом деле только подчеркивало его значимость. Голова была гордо поднята, как и подобает королю. Эдуард был очень высоким и сидел в седле так прямо, что казалось, ему больше подходит вести вооруженный отряд всадников, а не кивать в ответ на приветствия толпы.

Когда процессия миновала их, в глазах Тристрама показались слезы.

— Уолт, я бы узнал в нем короля, даже если бы увидел в лохмотьях и с голыми ногами среди лондонских простолюдинов! Все, что сказал о нем капитан, — правда. Он станет королем, которого мы так долго ждали!

Уолтер некоторое время молчал.

— У него лицо норманна, — наконец вымолвил он.

— Но на нем английская печать! Тут невозможно ошибиться!

— Ты думаешь, я был не прав, когда отказался служить у него? Когда в то утро в Булейре я договорился до того, что пришлось бежать?

Трис покачал головой:

— Бог пожелал, чтобы все произошло именно так. Но теперь, увидев его, я верю, что у него достанет силы забрать у баронов власть. Но хватит ли у него внутренней силы отдать эту власть простым людям, а не оставить себе?

Их разговор услышал толстяк купец с вышитой бочкой гильдии виноделов на рукаве. Он кисло улыбнулся.

— Я не назову его хорошим королем, пока не увижу в руках два фунта, которые я был вынужден ему заплатить, чтобы поддержать во время крестового похода, — объявил купец. — Отдайте мне мои два фунта, и я соглашусь, что он — это Альфред, и Эдуард Исповедник, и толстый старина Рик вместе взятые и в одной кольчуге.

Народ начал расходиться, но некоторые оставались, как будто их что-то держало. Уолтер был поражен, поняв, что именно они с Трисом вызывали интерес. Зеваки собрались рядом с ними и следили за каждым их движением.

Казалось, что толстяк-купец тоже разделял людское любопытство.

— Клянусь Богом! — воскликнул он. — Вы именно та парочка, о которой болтает весь Лондон. Молодые люди, вы провели несколько дней в Кале и только потом переправились через Ла-Манш?

Уолтер кивнул, не зная, что и думать.

— Значит, вы те парни, что возвратились из Китая! — Лицо купца покраснело от возбуждения. — Два дня назад прибыл корабль, там люди толковали о вас. Правда, что вы видели Великого хана, который ехал на четырех слонах? Правда, что вы сражались с драконом, у которого на всех чешуйках были глаза?

Уолтер понял, чему они были обязаны тем, что их узнали раньше времени. У него на голове была ярко-оранжевая шляпа с пером павлина, которую он носил в Кинсае. Конечно, такую шляпу могли носить только на Востоке, и, кроме того, лица у них были загорелыми и продубленными от морского ветра.

— Мы с моим другом были в Китае, — ответил Уолтер. — Но мы сейчас очень спешим и не можем терять времени.

Джозеф из Меритотгера работал во дворе, когда к нему пришли Уолтер и Тристрам. Они слышали стук молотка у внешней лестницы и видели поседевшую голову, склонившуюся за работой. Джозеф делал пристройку к дому. Увидев друзей, он вскрикнул и отбросил в сторону молоток.

— Я знал, что вы вернулись, — сказал он, улыбаясь. — По всему Лондону распространились слухи о двух англичанах, возвратившихся из Китая. О, милорд Уолтер и мой храбрый Тристрам, как я рад вас видеть! Я разожгу очаг в честь вашего возвращения!

— Нам не грозит виселица? — спросил Уолтер.

— После того что вы сделали, — воскликнул Джозеф, энергично качая головой, — милорд Уолтер, вам не о чем беспокоиться! У нас есть король, который верит в справедливость для всех! Он называет себя английским королем и уважает английские законы. Мне кажется, что он вскоре ударом сабли пожалует вас в рыцари, но вы ни в коем случае не ощутите прикосновения руки палача на шее.

Уолтер был настолько поглощен собственными бедами, что сразу заговорил об Уолте Стендере.

— Мы должны рассказать тебе о твоем старом друге, — начал Уолтер. — Англичанина по имени Уолтер захватили в плен, а потом убили. Это случилось в Алеппо. Мы с Трисом думаем, что это был твой друг.

Джозеф оживился.

— Вы говорите об Уолте Стендере! — воскликнул он. — Входите! Входите! Мне хочется побыстрее узнать о нем. Сколько я вспоминал о храбреце Уолте!

Выслушав рассказ, Джозеф уверенно кивнул:

— Мне ваш рассказ кажется правдивым. Он был высоким, складным парнем, за ним всегда бегали женщины. Милорд Уолтер, это он был отцом вашей красавицы жены. Могу поклясться собственной головой. Рука Бога привела вас в Анти-охию, не сомневайтесь. Подумать только, сын милорда Рауфа взял в жены дочь моего старого друга!

— Мы можем найти этому какое-либо подтверждение? Джозеф покачал головой:

— Вряд ли. Родители Уолта давно умерли, а родственников у него не было. Что касается внешности, то он был великаном с синими, красивыми, как у женщины, глазами, и настроение у него менялось, как ветер в апреле.

— Все, что вы говорите, только прибавляет уверенности, — заметил Уолтер. Затем он перешел к другим тяготившим его заботам: — Были какие-нибудь новости из дома?

Джозеф стал серьезным и с жалостью посмотрел на Уолтера.

— Да, новости есть, но нельзя сказать, чтобы они были приятными. Ваш сводный брат, молодой граф, так же полон нормандской злобы, как и его чертова мамаша. — Он помолчал, а потом спросил: — Вам, наверно, известно, что ваша добрая мать умерла четыре года назад?

В комнате стало тихо. Джозеф с несчастным видом переводил взгляд с одного молодого человека на другого.

— Милорд Уолтер! — воскликнул он. — Как жаль, что приходится сообщать вам такие вести!

Уолтер подошел к окну и посмотрел на шумную улицу. Прошла минута, прежде чем он заговорил:

— Я думал, что примирился с тем, что это… неизбежно. Когда я видел ее в последний раз, было ясно, что мать долго не проживет, но, несмотря на это, я… я надеялся, что, когда вернусь, смогу ее еще раз повидать… — Он опять замолчал. — Может, все к лучшему. У нее не было стимула жить. Я уверен, что она была рада покинуть этот свет. Уолтер отошел от окна и сел в кресло.

— Ты говорил о моем сводном брате. Мне бы не хотелось ничего знать о его преступлениях, но будет лучше, если мы услышим о них сейчас, до возвращения домой. Что он натворил?

Джозеф начал рассказывать; было заметно, что он спешил поделиться новостями.

— Неизвестно, действует ли он по указке своей трижды проклятой отвратительной мамаши, или им руководит сам дьявол. Как бы там ни было, но люди называют его Щенок Дьяволицы и Эдмонд Проклятый. Он пытается отомстить за нападение на замок. Двое людей, принимавших в этом участие вместе с вами, были схвачены и повешены в Булейре.

Тристрам наклонился вперед и напряженно спросил:

— Джозеф, ты помнишь их имена?

— Я знал обоих. Это Том Аск и Роб Толлсон. Они были честными парнями и не могли совершить того, в чем их обвинили.

— Они оба из Сенкастера и были друзьями моего отца. Я уверен, что они пострадали из-за меня. Меня они не нашли, поэтому повесили этих парней.

— Это было только начало. Им не удалось схватить Камуса Хэрри, но граф сжег таверну в Литгл-Таммитг. Он сам поднес факел к стенам. Хэрри с тех пор скрывается. Говорят, что он прибился к грабителям.

— Нет, нет! — вскричал Тристрам. — Я не могу в это поверить. Камус Хэрри — честный человек. Даже если он сейчас скрывается в лесах, я не поверю, что он связался с грабителями.

— Здесь очень многое изменилось, — заметил Джозеф. — Тяжелая рука графа заставила многих честных людей присоединиться к разбойникам. Я слышал, что многие срывают со своей шеи железный ошейник раба и начинают жизнь свободного человека. Сейчас идет открытая война с замком. Некоторое время назад чуть не похитили маленького сына графа.

— Его сына?

— Да, — кивнул Джозеф. — Двухлетнего мальчика. Говорят, это красивый мальчик, похожий на деда.

— Кто жена графа?

— Леди Ингейн из Тресслинга. Вы помните, какая она красавица? — Джозеф помолчал. — Вы ее обязательно должны помнить. Говорят, что они плохо живут. Она — прекрасная наездница, и ее хорошо слушаются соколы. Говорят, она его не любит. Надеюсь, что это так.

Джозеф вспомнил, что не предложил гостям перекусить, и вышел из комнаты. Уолтер взглянул на Триса и грустно покачал головой:

— Бедняжка Ингейн. Боюсь, что у нее трудная жизнь.

— Уолт, я бы не стал слишком ее жалеть. Она умная и сдержанная леди и сможет не уступать. Кроме того, она этого хотела. Она — графиня Лессфорда.

— Трис, нам уготовано не очень радостное возвращение домой. Тебя ждут неприятности, и мне нелегко вернуться в Герни, зная, что там уже нет матери.

— У меня есть там кое-какие дела, — медленно сказал Трис. — Я оставил друзей, и они приняли удар на себя. Теперь пора отдавать долг.

— Ты не должен заранее ничего решать, — предупредил его Уолт.

Джозеф вернулся с оловянной тарелкой, на которой лежали куски отварной баранины и булочки, поджаренные на жире.

— Элспи прекрасно готовит, — гордо заявил он. — Она печет чудесные лепешки и булочки. Вы только попробуйте, они легко лягут у вас в желудке.

Друзьям предложили по кубку легкого, приправленного мускатным орехом эля. Несмотря на плохие новости, друзья не страдали отсутствием аппетита. Баранина была сочной, а булочки вкусными. Все ели молча, размышляя над свалившимися на них проблемами.

В комнату заглянул парнишка и с любопытством уставился на гостей.

— Это, наверно, Хэрри или Тоби, — сказал Уолтер. Хозяин рассмеялся:

— Милорд Уолтер, время быстро летит. Мне кажется, что мальчишки растут не по дням, а по часам. Хэрри и Тоби стали совсем взрослыми и теперь работают. Даже Джилли-Овод догоняет меня. А это был Джон.

— Вы хотите сказать, что это — Джон Простофиля? Джозеф покачал головой:

— Мы теперь его так не называем. Его теперь не обманешь. Я хочу, чтобы он помогал мне в делах. Мальчишка хорошо считает. Да, он умный паренек. Иногда мы его теперь называем Джон Почемучка.

— Я вижу, что вы делаете пристройку к дому. У вас прибавление в семействе?

— Да, Элспи — хорошая и верная жена Конанда, у них прибавилось трое детишек. Жаль, что Хэрри и Тоби пришлось покинуть дом, но теперь они живут у своих мастеров. Если бы они оставались тут, у нас бы совсем не хватило места. Со мной здесь, наверно, будет спать Джилли, и я стараюсь сделать уютную теплую комнату. Он громко позвал: — Энн, Энн!

В дверях появилась маленькая пухленькая девчушка, похожая на пышную булочку. Девочке не было и четырех лет, но она была одета в аккуратное синее платьице, и на головке у нее была надета шапочка, подвязанная синей лентой.

— Энн, расскажи добрым господам, кто ты такая.

— Я — любимая девочка моего деда, — шепелявя, ответила малышка. В голосе у нее звучала гордость.

— Правда, правда! — Дед посадил внучку на колени и улыбнулся, когда она быстро схватила в ручку кусок булки. — Это правда, что дед очень любит эту девочку. Она так похожа на свою бабку. Я ее очень люблю и боюсь, что настанет день, когда она вырастет и оставит этот дом. Но, — добавил он со вздохом, — они все вырастают и покидают отчий дом. Мои старшие внуки сейчас так заняты, что редко приходят навестить деда.

Дом купца и ростовщика Хеггея с продавленными деревянными ступеньками выглядел очень бедным, но, миновав темную переднюю, друзья оказались в совершенно другом мире. Очутившись в роскошно убранной комнате, они удивленно переглянулись. С потолка спускалась серебряная лампа, на стенах висели красивые драпировки, мягкий ковер лежал на полу.

Хеггей приветствовал их надменно, как в то время водилось среди богатых евреев Англии. Они не подчинялись законам страны, а зависели от воли короля и по этому держались особняком и спесиво обращались с людьми, прибегавшими к их помощи. Хеггей снял желтый шерстяной плащ с двумя нашивками, обозначавшими его принадлежность к еврейскому племени, который он был обязан носить на улице. Он предстал перед друзьями в блестящем белом халате. Пышная кудрявая борода, доходившая ему до пояса, была вымыта и надушена.

— Молодые христиане, в чем состоит ваше дело? — спросил он на нормандском французском, немного шепелявя.

— Нам придется говорить по-английски, — заметил Уолтер. — Мой друг не понимает французского.

Хеггей кивнул. Казалось, он не воспринимает молодых людей всерьез.

— Мы только что вернулись из Китая, — продолжал Уолтер. — Привезли с собой много прекрасных вещей и хотим превратить их в золото. Кроме того, несколько лет назад мы оставили ценный кубок, и теперь я хочу забрать его обратно.

Хеггей равнодушно кивнул головой:

— Я уже собирался с ним расстаться, потому что вы не заходили за ним очень давно. Вы должны заплатить за него большие проценты.

— Кубок здесь? Я хочу его увидеть.

Купец вышел из комнаты и через несколько минут возвратился с кубком «Исцелитель Лука». Он поставил его на стол перед собой. Кубок был в отличной сохранности и ярко сверкал при свете лампы. Уолтер внимательно посмотрел на кубок.

— Я уже забыл, какой он красивый, — взволнованно произнес молодой человек. — Я буду счастлив получить его обратно.

Хеггей взглянул на Джозефа, который почтительно стоял поодаль.

— Этот купец принес мне кубок пять лет назад. У вас есть деньги, чтобы оплатить долг и проценты, что составляет вместе, как я уже сказал, значительную сумму?

— Проценты, — резко сказал Джозеф, — были заранее оговорены между нами.

— Надеюсь, у этого торговца хорошая память, я не собираюсь отказываться от причитающихся мне денег!

Уолтер открыл кожаную сумку, с которой не расставался, и принялся выкладывать на стол великолепные дары императрицы. Хеггей широко раскрыл глаза и начал подсчитывать в уме стоимость этих сокровищ. Через мгновение он уже тщательно рассматривал вазу династии Сун.

— Вещь хорошая, но она не такая древняя, — недовольно заметил еврей. — Чем древнее фарфор, тем дороже он стоит. Но ваза неплохая.

— Я ее не продаю, — заявил Уолтер. — Я собираюсь ее подарить королю, когда тот назначит мне аудиенцию.

— Его королевское величество может предпочесть это, — заявил старый еврей, беря в трясущиеся руки кольцо с изумрудом. — С первого взгляда можно определить, что кольцо очень ценное… Совершенно очевидно, — заключил Хеггей, после того как внимательно изучил все лежавшие перед ним вещи, — что вы были в городе Кинсае. Но никто не может грабить этот город.

— Все, что вы здесь видите, — подарки вдовой императрицы. Мы были в Кинсае, но еще до вступления туда войск Баяна.

Хеггей склонил голову набок и внимательно взглянул на Уолтера:

— Я абсолютно уверен, что вы именно те двое англичан, о которых я так много слышал. Я сначала этому не поверил, потому что до нас доходили слухи, что вам не удалось выбраться оттуда живыми.

— Теперь и мне кое-что становится понятно, — с интересом заметил Уолтер. — Вы работаете в Англии на Антемуса из Антиохии.

Хеггей спокойно кивнул:

— Это правда, но мне невыгодно на него работать, потому что Антемус заинтересован только в одном — получить для себя побольше доходов. Я скоро жду от него новых грузов. — Он небрежно махнул рукой в сторону сверкающего дарами императрицы стола. — Какой смысл мне возиться с подобными безделушками?

— Вы не получите от Антемуса, — заявил Уолтер, — ничего, что бы могло сравниться по ценности с этими вещами. Излишне упоминать, уважаемый Хеггей, что вся прибыль будет вашей, и вам не придется делиться с жадным Антемусом.

Хеггей был с этим полностью согласен и начал снова рассматривать сокровища. Затем он предложил такую сумму, что все трое, не отвечая ему, просто расхохотались. Последовало второе предложение — они опять рассмеялись. Наконец он назвал цифру, которая показалась Уолтеру подходящей, и он заколебался.

— Это слишком мало, — вмешался Джозеф. Хеггей от возмущения чуть не задохнулся.

— Неужели неграмотный торговец зерном пытается показать, что он знает истинную цену драгоценных камней? — спросил он, закатив глаза к потолку.

— Я просто вижу мошенничество.

Перепалка продолжалась, пока не быда названа еще одна цена.

— Слишком мало, — повторил Джозеф.

— Почему я должен страдать от жадности этого наглого посредника? — завопил еврей, вздымая руки вверх. — Я и так понесу огромные потери от суммы. Вам все равно никто не предложит больше.

— Милорд Уолтер, сложите все обратно в вашу сумку, — сказал Джозеф. — Есть еще купцы из Ломбардии. Вам следует обратиться к ним.

— Интересно, этот ничтожный продавец конской еды, он что — хочет меня разорить? — В волнении Хеггей начал расчесывать пальцами свою роскошную щелковую бороду. — Не надо бы мне повышать цену. Но клянусь нашим богом, это мое последнее слово. — Он перевел дъгхание и с трудом, шепотом назвал новую цифру.

— Соглашайтесь, милорд Уолтер, — посоветовал Джозеф.

— Согласен, — сказал Уолтер. — Мне нужна четверть суммы золотом теперь же, а остальное — по требованию. Он повернулся к Тристраму: — Ты хочешь продать свою долю?

Тристрам покачал головой:

— Нет, не сейчас. Пока нет определенных планов, мне не нужны деньги.

— Но вы придете ко мне? — забеспокоился Хеггей.

— Ничего не могу обещать.

Когда Хеггей отдал Уолтеру мешочек с золотом и они подписали бумагу о совершившейся сделке, Уолтер протянул ему немного мелочи.

— Это передайте Антемусу в качестве платы за трех великолепных верблюдов. Лучше их не было во всей пустыне. Я отдаю долг также за черного раба-мальчишку и рваную юрту, полную блох. Уважаемый Хеггей, передайте ему, что я с ним полностью рассчитался.

2

Путешествие домой было долгим, и им иногда по нескольку дней приходилось проводить в разных портах из-за плохой погоды и тумана. Уолтер без конца шагал по палубе и ругал себя за то, что потерял магнитную иглу, которая могла бы помочь судам быстрее передвигаться в любую погоду. Ему было жаль моряков, напрягавших глаза, пытаясь что-то высмотреть вдали. В его силах было помочь им, дав Далеко Видящий Глаз, и тем самым продвинуть отсталый Запад на шажок вперед по пути прогресса.

Лишь только отплыв из Александрии и оставив позади Восток, они почувствовали, что люди охвачены тупым чувством уверенности в собственном превосходстве. Народ Запада вел себя так, как будто они хотели сказать: «Мы достигли совершенства, и наш образ жизни тоже совершенен. Мы всегда правы в глазах людей и Бога».

Когда Уолтер побывал в Арсенале в Венеции и в доках Генуи и Марселя, ему стало невмоготу слушать праздные разговоры и древние предрассудки, которые довлели над каждым человеческим поступком.

Уолтер постоянно думал о том, какие глубокие изменения можно было бы внедрить, если бы ему удалось сохранить доказательства того нового, что он видел в Китае.

Как-то жарким днем они ехали по залитой солнцем дороге в Провансе и миновали рыцаря в полном вооружении. За ним следовал длинный шлейф — копьеносцы, пажи, лучники, священник, человек, раздающий милостыню, шут, жонглер, несколько сплетников и дюжина слуг. Рыцарь ехал на коне с гордым видом, цветная ленточка его дамы развевалась на конце копья в знак того, что он вступит в сражение с любым кавалером, равным ему по положению, который пожелает состязаться с ним в соответствии с установленными правилами рыцарской чести. На одном глазу у него была повязка, несомненно надетая во исполнение какой-то данной им клятвы.

Они посторонились, чтобы пропустить пышную кавалькаду. Через забрало рыцаря Уолтер разглядел смелый блеск глаз. Он понял, что храбрый рыцарь счел его слишком низкого происхождения и не пожелал с ним связываться, как будто Уолтер был медленно ползущей по дороге улиткой.

— Трис, — сказал Уолтер, когда процессия прошла мимо. — Мы только что видели прекрасный пример бессмысленности нашего цивилизованного образа жизни. Этот выряженный петрушка является настоящим выразителем рыцарского духа. Он едет, чтобы выполнить какое-то глупое поручение, и пытается завоевать симпатию обожаемой дамы. Он будет жертвовать жизнью и здоровьем ради того, чтобы она обратила на него благосклонное внимание. А для достижения своей цели он не сомневаясь убьет или изуродует любого. Он с удовольствием затоптал бы нас и потом об этом даже не вспомнил, разве только возмутился, если бы наша кровь забрызгала его стальные башмаки.

— Но если он свалится с коня, ему ни за что на свете не взобраться на него без посторонней помощи, — улыбнулся Трис.

— Вот пример глупой гордости! Этот пустоголовый болван, восседающий на бедном животном, желает сражаться, а сам защищен стальной кольчугой. Меня тошнит, когда я думаю о том, что будет, если монголы захотят покорить Европу! Всадники Баяна Стоглазого пронесутся сквозь ряды этих перегруженных марионеток, как стрела сквозь бумагу, которую мы будем производить, как только доберемся до Англии.

— До нашествия монголов эти храбрые рыцари могут пострадать от английских больших луков, — заявил Трис. — И тогда не останется никого, чтобы противостоять армиям Востока.

Уолтер указал на поля по обеим сторонам дороги, где не разгибая спины трудились терпеливые крестьяне.

— Сотни крестьян должны работать, чтобы прокормить кавалькаду рыцарей вместе с их ленивой свитой, которые так гордо проследовали мимо нас, — мрачно заметил Уолтер. — Да, Трис, я все больше начинаю понимать, что этот мир перевернут с ног на голову и он слишком глуп и жесток.

Добравшись до Оксфорда по дороге из Лондона, молодые люди окончательно расстались со своими иллюзиями. Им хотелось побыстрее закончить путешествие, и они скакали всю ночь. Вставало солнце, когда они въехали в университетский город. Серые улицы были пусты, дымок поднимался там и тут из высоких труб. Неожиданно, как по сигналу, вокруг раздались голоса, появились и студенты, спешившие на занятия, держа под мышкой книги и рукописи. Было видно, что они еще не совсем пришли в себя после сна.

Тристрам улыбнулся, когда они подъехали к Батгербамп-холлу. Он сказал, что подождет снаружи.

— Ты теперь не вольнослушатель, — начал протестовать Уолтер, — ты — великий путешественник, и студенты станут глазеть на тебя с открытыми ртами.

— Я все еще остаюсь сыном лучника. Нет, Уолт, у меня нет желания вызывать у них чувство классового возмущения. Вон там, чуть подальше, есть харчевня, пойду-ка проверю, что они могут предложить нам на завтрак. Когда закончишь дела, приходи туда.

Уолтер отправился один, не переставая удивляться, как мало их общежитие похоже на то величественное здание, которое он себе рисовал в мечтах. Видимо, вечером молодежь повеселилась на славу: перед входом валялся сломанный стул, а из уборной во дворе притащили сиденье и повесили его на ставне. В зале никого не было. Уолтер поднялся по лестнице наверх. В комнате стояло большое ведро для умывания. Вокруг него все было забрызгано мыльной пеной. В комнате продолжали храпеть два студента, которые не могли проснуться из-за вчерашнего похмелья. Они спали не раздеваясь, и их лица в сером свете утра казались распухшими и усталыми. Окна были плотно закрыты, и воздух в помещении был отвратительный.

— Эй! Есть здесь кто-нибудь?

Из задней двери показалось лицо мистера Хорнпеппера. Он сильно пополнел, но Уолтер подумал, что на нем та же одежда, которую он носил пять лет назад. Казалось, что с каждым движением она может расползтись по швам. Постаревший наставник не сразу узнал Уолтера.

— Я вас помню. Вы — Уолтер из Герни. — Он кисло прищурился. — У нас было много беспокойства после того, как вы исчезли. Вооруженные люди колотили в дверь и задавали всяческие вопросы о вас. Какой позор! — Он посмотрел на загорелое лицо Уолтера и неохотно спросил: — Вы плавали по морю?

— Я проплыл по семи морям, — гордо заявил Уолтер. — Мистер Хорнпеппер, затаите дыхание и приготовьтесь услышать удивительную вещь. Я побывал в Китае!

Наставник Хорнпеппер нахмурился с чувством оскорбленного достоинства.

— Я считаю себя умным человеком. Неужели вы думаете, что я поверю вашим байкам?

— Дорогой мистер Хорнпеппер, у меня нет времени, чтобы убеждать вас в том, что я говорю правду. Я вернулся в Оксфорд только для того, чтобы повидаться с братом Бэконом, потому что всегда вспоминал о нем с уважением. Мне не следовало сюда приходить. Дом моих воспоминаний сильно отличается от этого\

Мистер Хорнпеппер презрительно прочистил нос с помощью пальцев.

— Молодой сэр, вы прибыли сюда напрасно. Роджер Бэкон наконец начал расплачиваться за свои грехи. Его нет в Оксфорде уже несколько лет: его поместили в темную камеру, из которой он никогда не выйдет. Должен сказать, что мы были счастливы, когда узнали об этом. Наместник дьявола теперь может терпеливо обдумывать все свои грехи!

Уолтер взволнованно коснулся рукой рукава в заплатках мистера Хорнпеппера:

— Мистер Хорнпеппер, это все пустая болтовня! Это не может быть правдой! Великий разум поместили в тюремную камеру! Невозможно, чтобы невежество тех, кто правит этим погруженным в мрак уголком мира, привело их к подобному преступлению!

— Вы так ничему и не научились! — воскликнул наставник. — Вы вернулись сюда, продолжая высказывать те же самые еретические мысли! Попридержите язык, или вам опять будут грозить неприятности. — Он провел грязной рукой по сальному лбу. — Наказующая рука настигла этого наглого вероотступника не здесь, в Англии. Он отправился в Париж, чтобы учить там студентов, и до нас дошли слухи, что он там окончательно распоясался. Он отрицал ученье великого Фомы Ак-винского и называл его «учителем наивного тщеславия», а святого Ричарда Корнуолльского — «абсолютным глупцом». Он без конца болтал об астрономии и необходимости своих непонятных экспериментов, побуждая учеников заниматься расчетами черной магии. Хорошо, что они засадили его в тюрьму.

Уолтер побелел.

«Значит, ему бы не помогло, если бы я привез с собой все записи и необходимые инструменты, — подумал молодой человек. — А кто, кроме Роджера Бэкона, сумеет ими воспользоваться?»

Он протиснулся мимо наставника и вышел на улицу. Утреннее солнце начало освещать шиферные крыши городка. Уолтер оглянулся и покачал головой.

— И это цитадель учености Англии! — громко сказал он. — Я уверен, что никто из них даже не догадывается, какое преступление они совершили. Все эти глупые самодовольные ослы радуются тому, что произошло.

Тристрам завтракал. Ему подали суп и свиную ногу. Когда Уолтер подошел к нему, он поднял глаза и спросил:

— Ты видел привидение?

Уолтер принялся за еду, презирая себя за то, что даже в подобных обстоятельствах не потерял аппетита. Затем он все рассказал другу.

— Роджер Бэкон был прав, называя этот мир невежественным и грязным. Им правит глупость и убожество. Единственный человек, который знает, как все это можно исправить, заключен в темницу!

— Но сердце человечества здорово, — заявил Тристрам. — Мы вчера слышали, как поют крестьяне в поле. Они храбры и честны. Может быть, все изменения начнутся снизу. Уолт, так, конечно, будет дольше, но мир все равно изменится.

3

Уолтер прибыл в Герни один: Трис отправился в Сенкас-тер. Уолтер сразу заметил перемены, которые произошли, пока его не было.

Вокруг дома стояло несколько новых построек, во дворе царила суета. Из всех труб поднимался дым, и был слышен шум вращающихся мельничных колес. У пруда за новым забором паслось множество лошадей.

«Кажется, деду удалось осуществить свои планы», — подумал молодой человек.

У самого дома тоже бросались в глаза доказательства процветания. Куча железного лома исчезла, и по двору не бродили куры и гуси. Внешний частокол блистал новизной. Над мостом висел вымпел с дубовыми листьями Герни, словно свидетельство победы хозяина Герни над бедностью.

И снова Уолтера встретил Вилдеркин. Сенешаль сильно высох, в голосе зазвучали пронзительные старческие нотки.

— Мастер Уолтер! — закричал он, звеня ключами. — Наконец вы к нам вернулись! Мы уже решили, что вы померли! Для милорда Алфгара это будет счастливый день!

— Старина Вилл, я счастлив возвратиться домой, — сказал Уолтер и так от радости шлепнул старика по спине, что Вилдеркин пошатнулся и захрипел, как дырявые мехи.

— Мастер Уолтер, осторожнее! Я уже стар, у меня хрупкие кости!

— Ты нас всех переживешь! А как дед?

— Прихварывает, мастер Уолтер. Но пытается лечиться. У него язва желудка, и он все время принимает пшеничный отвар. Кроме того, мы посылаем в Лондон за гранатами и варим для него их шкурки в вине. Они должны ему от чего-то помогать, но я запамятовал — от чего. Мастер, он перепробовал все средства и больше ни о чем не может говорить. Иногда он жалуется на боль в руках и говорит, что плохо слышит. Разве может быть по-другому? Он очень старый человек.

Войдя в дом, Уолтер увидел еще более явные признаки возрождения Герни. На стенах Большого холла висели гобелены с охотничьими сценами; выполненные в сочных рыжих и синих тонах, а также бронзовый герб, на котором был изображен дуб, символ дома Герни. В зале стояли новые кресла и высокий комод с двойными полками в знак того, что хозяин является рыцарем. Несмотря ни на какие трудности, деда никогда не оставляло желание покрасоваться.

Уолтера удивило, что дверь в кабинет деда была открыта. Это таинственное помещение теперь стало центром кипучей деятельности. Слуги сновали туда и сюда. В комнате за столом, заваленным документами, сидел человек с тощими паучьими ногами. Его длинный нос, казалось, что-то вынюхивал в документах, разложенных перед ним. Уолтер видел, как внимательно служащий оглядел его.

— Кто это?

— Бухгалтер, — небрежно пожал плечами Вилдеркин. — Милорд Алфгар не может теперь во все вникать сам и нанял этого человека в Шрусбери, чтобы он занимался счетами. Он хитер, как стая лисиц, и сует свой наглый нос повсюду.

— Старина Вилл, многое изменилось в Герни. По-моему, сейчас здесь все лучше организовано.

На лице сенешаля появилось довольное выражение.

— Вы правы, мастер Уолтер. Мы теперь процветаем. Кончились годы нужды. Вы сказали, что здесь все хорошо организовано, да? Конечно, лучше работать, чем нищенствовать, оставаясь гордыми. Милорд Алфгар — это мудрый человек, он видит далеко вперед! Теперь он покупает коней и продает их в Лондоне. Но ни с чем нельзя сравнить доходы, которые нам приносит густой овсяный кисель.

Уолтер ничего не понял. Старик радостно затряс головой:

— Овсяный кисель делается из овса. Он такой же полезный, как овсянка, но только гораздо вкуснее, и это редкое блюдо! Мы продаем порошок купцам во всех крупных городах. Мы разобрали сарай и на его месте достроили помещения, чтобы готовить этот порошок.

— Когда я подъезжал к усадьбе, то заметил много новых построек.

— У нас теперь есть собственная мельница. Милорд Алфгар мечтает о дальнейшем расширении дел. «Расширение дел» — теперь его любимое выражение.

— Где он сейчас? Мне хотелось бы его повидать. Вилдеркин был в нерешительности.

— Он вчера оставался в постели, но я не думаю, что он очень болен. Он постоянно следит за тем, чтобы никто не отлынивал от дел. Могу вам сказать, что мы все постоянно находимся в напряжении. «Сделай это!», «Проследи за тем!», «Чем заняты эти проклятые лентяи на мельнице?», «Вы что думаете, если я постоянно за вами не слежу, то меня можно обманывать?» Когда милорд Алфгар лежит в постели, у нас очень горячее время.

— Вилдеркин, объяви ему о моем возвращении. Сенешаль быстро вернулся и сказал, что Уолтер должен предстать пред очи деда, и передал свой разговор с хозяином Герни.

— Когда я доложил о вашем приезде, он сел на постели, и я увидел у него на глазах слезы. Так было только один раз — когда я сказал ему, что ваша матушка умерла во сне. «Ты врешь, бездельник», — ответил он. «Клянусь вам, милорд, он уже здесь!» Он внимательно посмотрел на меня и проговорил: «Вилдеркин, я так боялся, что мой чудесный парень погиб!» — «Да, милорд. Но он жив и загорел, как туземец». Затем милорд произнес: «Клянусь добрым святым Вулстаном, я рад это слышать. Скорей веди ко мне моего внука».

Спальня деда была небольшой и голой. Почти все пространство занимала огромная постель, на которой сидел хозяин Герни. Дед сильно постарел и, казалось, стал меньше в плечах. Но глаза оставались ясными и острыми. Он улыбнулся внуку.

— Вилдеркин, он стал настоящим мужчиной! — воскликнул дед. — У него наросло мясо на кости! Мне кажется, он выше меня на целый дюйм!

Положим, Уолтер был выше деда на целых пять дюймов!

— Как жаль, что его мать уже больше не увидит сына. Она бы им гордилась. Так же как гордится им дед. Скажи ему об этом, Вилдеркин!

У Уолтера сдавило горло.

— Вилдеркин, прошу, скажи милорду Алфгару, что я счастлив быть у него в доме. Мое счастье было бы более полным, если бы… если бы…

Он не мог упомянуть о смерти матери, поэтому постарался смигнуть с глаз слезы и проглотить горький ком в горле.

— Вилдеркин, где твои мозги? — закричал старик. — Спроси у него, где он был, ты, мошенник! Мне не терпится все узнать!

— Скажи моему деду, — ответил Уолтер, — что я был в Китае.

В комнате воцарилась тишина.

— Вилдеркин, — наконец промолвил старик. — Мой внук не может мне солгать. Я в этом абсолютно уверен. Но… но… Ни один человек не был в этой далекой стране, во всяком случае, никто оттуда не возвращался. Я никак не могу в это поверить.

Уолтер сел и начал рассказывать о своих приключениях за все пять лет, о путешествиях и своем участии в войнах. О романтических аспектах путешествия молодой человек решил поведать позже. Старик поверил внуку, когда тот сообщил ему множество разных деталей, удостоверяющих правдивость рассказанного. Время от времени дед задавал вопросы. Слушая, он дрожащей рукой отправлял в рот кусочки кожицы граната. Он был очень взволнован и даже позабыл, как обычно, пригладить белые усы после еды. Собака, сидевшая под кроватью, не переставая била по полу хвостом. Старый пес разделял возбуждение своего хозяина.

Когда Уолтер упомянул о подарках императрицы, старик резко выпрямился.

— Невероятно! — воскликнул милорд Алфгар. — Вилдер-кин, я правильно понял моего внука? Она подарила ему рубины, изумруды и жемчуг? Это были крупные камни?

— Скажи моему деду, Вилдеркин, что она подарила мне множество крупных камней. У меня еще осталось несколько штук. Если меня примет король и я смогу рассказать ему мою историю, то я подарю ему это прекрасное кольцо с изумрудом. А деду мне бы хотелось подарить рубин, чтобы он его носил на золотой цепочке на шее. Большинство даров императрицы я уже продал купцу еврею Хеггею в Лондоне…

В глазах старика показалась растерянность, и Уолтер поспешил ему все разъяснить.

— Во время сделки мне помогал Джозеф из Меритотгера. Он умело торговался с купцом и добился того, чтобы тот дал настоящую цену за камни.

Старик с облегчением вздохнул и откинулся на подушки.

— Так-то лучше. Джозеф понимает, как следует торговаться! Я было испугался, что… мой внук ходил к этому хитрюге один… Он мог бы совершить огромную ошибку.

В комнате опять стало тихо, было заметно, как сильно тряслись руки деда.

— Вилдеркин, наверно… наверно, это были большие деньги?

— Очень крупная сумма.

Уолтер полез под пояс и вынул сложенный и запечатанный кусок бумаги. Он передал бумагу сенешалю.

— Старина Вилл, передай это своему хозяину. Он может прочитать там, сколько мне должен купец.

Хозяин Герни развернул записку и взглянул на цифры. Потом внимательно прочитал документ.

— Неплохо, — наконец проговорил он. — Я мог бы получить больше. Но и Джозеф хорошо поторговался. Хеггей очень жесткий человек, с ним сложно иметь дело. Я бы тоже мог с ним поторговаться, но все равно должен признать, что Джозеф не позволил ему ограбить моего внука.

Он снова сел, и Уолтеру показалось, что дед помолодел. Он несколько раз щелкнул пальцами.

— Одобряю. Хорошая сделка. Да, очень хорошая сделка.

— Мне бы хотелось рассказать деду о моих планах. Вилдеркин, у него хватит сил продолжить разговор?

— Хватит ли у меня сил? Да, Вилдеркин, скажи внуку, что я полон желания выслушать его предложения. Тело у меня постарело, но ум еще крепок. Надеюсь, когда придет пора умирать, смерть меня застанет на постели, окруженного гроссбухами.

— Я уже говорил, что знаю, как делать бумагу, — приступил к делу Уолтер. — Я хочу изготавливать бумагу здесь, в Герни. Бумагу станут закупать аббатства, купцы и королевские чиновники. Я надеюсь, что у нас будут быстро раскупать товар, и по хорошей цене. Думаю, мой дед поймет, какие открываются возможности, и возьмется руководить предприятием.

Старик хорошенько обдумал это революционное предложение и утвердительно кивнул головой.

— Согласен, Вилдеркин, — сказал он.

— Для этого нам понадобится больше земли. Я надеюсь, что мой дед воспользуется этими деньгами, чтобы закупить дополнительные акры земли у соседей.

Дед быстро ответил:

— Согласен, Вилдеркин.

— Нам будут нужны рабочие руки. Мы могли бы нанять свободных людей и построить еще несколько домов на нашей земле, чтобы они в них жили. Это будет стоить немало, но деньги у нас есть. Я считаю, что древесину шелковицы следует дробить с помощью мельничных колес, а не использовать ручной труд, — так будет гораздо быстрее.

Старик долго думал и в третий раз кивнул:

— Снова согласен, Вилдеркин.

Мастер Алфгар тщательно изучил листок бумаги, повертел его в руках, пощупал, проверил его гладкость и прочность.

— Это настоящее чудо, — тихо сказал он и принялся подробно развивать планы внука и анализировать их. Дважды он нашел в них неточности и ошибки.

Прошел целый час, прежде чем Уолтер поднялся с места. Сенешаль задержался и робко проговорил:

— Позвольте, милорд Алфгар, передать вам добрую весть о моем племяннике — молодом Питере Вайксе. У него родился еще один сын.

— Что! — воскликнул хозяин Герни. — И ты это называешь хорошей новостью?! По-моему, у него уже есть трое сыновей и еще две дочери! Как он собирается кормить столько народу? Вилдеркин, мне кажется, что твой племянник проводит слишком много времени дома. Как он может хорошо трудиться, если он постоянно выполняет свои супружеские обязанности?!

— Милорд, — возразил сенешаль, — Питер всегда хорошо работал. За день до рождения сына, несмотря на сильное беспокойство о жене и будущем ребенке, ему удалось продать купцам в Оксфорде десять мешков овсяного порошка для киселя. Милорд, десять мешков! До него никому не удавалось продать в один день так много! Я надеялся, что вы… пожелаете наградить его!

Хозяин Герни взглянул на слугу холодным и враждебным взглядом.

— Наградить! — повторил он. — Только потому, что единственный раз он выполнил как следует свои обязанности? Ты что, лишился ума?! Скажи мне, Вилдеркин, сколько мешков он продал на следующий день после рождения сына?

Вилдеркин молчал.

— Сколько, Вилдеркин? Говори, не молчи.

— Ни одного, милорд. Хозяин радостно захихикал:

— Я бы наградил его за хорошую работу, но чувство справедливости требует оштрафовать его за тот день, когда он праздновал рождение сына, наливался элем и ничего для меня не сделал. Вилдеркин, плюс и минус дают ноль. Так что все по-честному, и все довольны.

Уолтер повернул направо и сошел вниз по лестнице, пройдя в темноте три ступеньки. Ноги сами несли его к комнате матери. Дверь была закрыта. Уолтер постучал и приотворил дверь.

Вульфа сидела у окна. На коленях у нее пенилась груда синего шелка. Она что-то шила с таким старанием, что не сразу подняла голову. Увидев Уолтера, она вскрикнула и уронила иглу.

— Мастер Уолтер!

Уолтер вошел в комнату. Он сразу понял, что там что-то изменилось, но из-за волнения не смог определить, что именно. Только потом, оглядевшись, он заметил, что многие вещи матери Вульфа развесила по стенам. На стене оказалась цепь матери и ее серебряная сетка для волос. С разных крючков свисали ее перчатки, а горжетки и пеплумы — со спинки кровати. На столе лежала так любимая матерью Библия, рядом стояла ваза с ранними желтыми розами. Мать обожала эти цветы.

Уолтера охватило чувство утраты. Попытки Вульфы все оставить так, как было при матери, заставили Уолтера еще острее ощутить потерю.

— Вульфа, ты хорошо заботилась о матери, — сказал Уолтер. — Я хочу тебя поблагодарить за это.

— Мастер, я делала все, что только могла.

Служанка стояла рядом со стулом, все еще держа в руках синее платье госпожи. Уолтер попросил, чтобы Вульфа села. Она неохотно повиновалась, неудобно присев на краешек.

— Это платье матери, не так ли? — спросил Уолтер, помолчав. — Что ты с ним делаешь?

— Мастер Уолтер, я нашла в нем дырочку и решила ее заштопать.

— Для чего? Вы собираетесь его кому-либо отдать? Вульфа сильно покраснела:

— Нет, нет, молодой мастер! Ни одну из ее вещей никому не отдадут! Но мне неприятно, что в платье есть дырочка, даже если… даже если госпожа уже больше никогда не наденет его. Я продолжаю внимательно следить за ее нарядами. Могу я продолжить работу?

— Конечно.

Уолтер, наверно, в первый раз в жизни внимательно посмотрел на Вульфу. Лицо у нее стало острым и старым, волосы под простым льняным чепцом поседели. Это было суровое лицо, по которому невозможно было увидеть, на какие глубокие чувства способна эта женщина.

— Моя мать просила что-нибудь мне передать? Служанка покачала головой.

— Миледи Хильд умерла во сне, — тихо сказала она. — Она не знала, что ее конец так близок, и поэтому она… ничего никому не просила передать. Мастер Уолтер, она все время вспоминала о вас.

— Боюсь, мое отсутствие ускорило ее смерть, — вздохнул Уолтер.

— Нет, мастер. Она бы не смогла прожить дольше. — Лицо Вульфы не смягчилось, только покраснел кончик носа. — Перед смертью ей приснился сон, на следующий день она мне его рассказала. У нее прояснился разум, и она оставалась в полном рассудке весь день; я должна была понять, что это был знак свыше…

Уолтер попросил женщину продолжать, и она с трудом стала рассказывать дальше:

— Ей приснилось, что она ехала верхом по очень крутой дороге. Вокруг не было ни единого дерева, и солнце сильно припекало. Казалось, что ваша матушка направляется прямо к солнцу. Она сказала: «Я была очень счастлива, потому что мы были все втроем. Я такого прежде никогда не видела во сне. Мы ехали гуськом. Милорд Рауф впереди, потом я, а за мной мой сын. Было чудесно направляться к яркому свету вместе со своими дорогими мужчинами». — Служанка взглянула на платье госпожи и всхлипнула: — Я не удивилась, мастер, что она мирно умерла следующей ночью.

Уолтер подошел к окну и несколько минут стоял молча. Это было то самое окно, возле которого обычно сидела его матушка. Он мог видеть черные башни Булейра на фоне светлого неба.

— Вульфа, я позабочусь о том, чтобы ты осталась у нас. Ты должна присматривать за этой комнатой, и делай это со всем старанием.

Выйдя из комнаты матери, он услышал громкий голос деда: «Вилдеркин! Вилдеркин!»

Дед кричал так нетерпеливо, что молодой человек побежал к нему в комнату, испугавшись, что с ним что-то случилось. Но уже перед самой дверью он по привычке заколебался: существовало строгое правило, по которому без вызова он не имел нрава входить в комнату деда.

Дверь была полуоткрыта, и Уолтер увидел, что хозяин Гер-ни поднялся с постели и быстро начал надевать нижнее шерстяное белье. Старик услышал шаги и поднял голову.

— Уолтер, входи! — воскликнул он.

И вдруг осекся и перестал одеваться. Одна нога оставалась обнаженной, серые подштанники очутились на полу. Старик невольно сделал шаг вперед.

— Я с ним заговорил! — в ужасе воскликнул дед. — Боже и святой Вулстан, я нарушил клятву! Прости меня, Боже!

Уолтер не двинулся с места и ничего не сказал. Он увидел, что в углу комнаты почтительно стоит какой-то мужчина.

Голые ноги незнакомца были обуты в черные башмаки. Это означало, что он находился в услужении у дворян. На его рукаве был знак Булейра.

— Мошенник, не смей болтать! Если ты будешь молчать, то никто не узнает, зачем ты сюда приходил. Не вздумай распускать язык, не то я позабочусь, чтобы ты лишился его навеки!

Человек так спешил покинуть комнату, что чуть не сбил Уолтера в дверях. Уолтер был слишком взволнован и не обратил внимания на оговорку деда. Присутствие слуги из Булейра в Герни можно было объяснить только несчастным случаем. Неужели что-то случилось с Ингейн?

Дед продолжал одеваться. Руки у него дрожали.

— Нужно поскорее повидать епископа и все ему рассказать, — бормотал он. — Что на меня нашло? Неужели я сошел с ума? Я нарушил клятву! — Он поднял голову и заорал: — Вилдеркин! Вилдеркин! — Когда прибежал сенешаль, хозяин гневно на него обрушился: — Это все из-за тебя, ленивый мошенник! Где ты был? Ты что, не слышал, как я тебя зову? Ты во всем виноват, и я повешу твое бесполезное тело на частокол, чтобы жирные вороны расклевали тебя по кусочкам. Что ты делал, бездельник?

— Милорд Алфгар, я уже не так хорошо слышу, — дрожащим голосом заметил слуга.

Милорд начал успокаиваться и покачал головой:

— Это правда! И я совершил еще один грех, обвинив тебя в том, что сделал сам. Может, меня простят, потому что я уже стар и не смог проследить за собственным болтливым языком? Вилдеркин, зато тот, кому я дал клятву молчания, очень хорошо слышит. И к тому же все помнит! — Он снова начал злиться: — Подойди сюда, мошенник, и помоги мне завязать эти поганые шнурки! Ты что же, еще и ничего не видишь, старый болван?

— Милорд, что случилось? — Сенешаль был так напуган, что боялся тронуться с места.

— Не задавай вопросы, а делай то, что тебе приказали! Когда трудный процесс облачения наконец завершился, старик уселся в кресло. Он взглянул на Уолтера и слабо улыбнулся.

— Что ж, ошибка сделана, и уже ничего не попишешь. Что мне теперь делать? — Он начал думать, непрестанно покачивая головой. — Придется искупать свой грех, об этом обязательно позаботится епископ.

Уолтер расхрабрился и спросил:

— Вилдеркин, может, мой дед расскажет мне о новостях из Булейра?

— Да, да, Уолтер, тебе лучше все знать об этом, — заметил дед. — В комнате наступила тишина. Потом дед высоко воздел руки. — Я опять это сделал! Я дважды нарушил торжественную клятву! Бог свидетель, если я так легко нарушаю рыцарские клятвы, как я смогу помочь благородной даме в опасности?!

— Благородная дама в опасности? — Уолтер уже ни о чем не мог думать. — Скажи мне, дед, Ингейн требуется наша помощь?

— Мою ошибку уже нельзя исправить. — Хозяин Герни посмотрел Уолтеру прямо в лицо. — Этот слуга приехал, чтобы сообщить мне, что к нам пожалует графиня Лессфорда. Она покинула Булейр! Дама просит дать ей приют вместе ее малолетним сыном.


Читать далее

Глава 12. АНГЛИЯ

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть