Онлайн чтение книги Четверо со «Сринагара»
Глава 4

— Спасибо, — сказал я Наварро. — Теперь я смогу обойтись и без вас.

Он пожал плечами, повернулся и ушел. Я шагнул через порог в кладовку, нагнулся над свернутым трапом и взялся обеими руками за деревянно-войлочный сверток. И тут я почувствовал его присутствие за своей спиной. Может быть, я вовсе и не почувствовал это, может быть, я просто услышал шорох и заметил упавшую тень. А может быть, сработало шестое чувство, древний инстинкт дичи, преследуемой охотником, не знаю. Но я был уверен, что он стоит за мной…

Моя рука лежала на трапе, и я резко оттолкнулся от него, бросив тело в сторону. Его рука скользнула по моему плечу, и он на мгновение забалансировал в воздухе, потеряв равновесие. Я тоже очутился в не очень устойчивом положении, но мне удалось быстрее нащупать точку опоры, и мой кулак, придя в соприкосновение с его солнечным сплетением, вывел его из равновесия еще до того, как он успел его обрести. Он с хриплым стоном выдохнул воздух и согнулся пополам, выпучив глаза и ловя воздух широко раскрытым ртом, словно рыба на солнцепеке. Это помогло мне нанести ему хорошо рассчитанный удар по челюсти, вложив в него все 206 фунтов моего веса. Раздался треск, который, должно быть, был слышен на верхней палубе, и Наварро отлетел к переборке. Его голова ударилась о металлическую стенку, и он беззвучно свалился на палубу. По всем признакам, он собирался лежать здесь довольно долго.

Я нагнулся и поднял с пола предмет, которым он собирался проломить мне череп. Это была гнусная штука, придуманная для того, чтобы причинять головные боли, не поддающиеся лечению аспирином. Она представляла собой стальную пружину длиной в 8 дюймов, обтянутую кожей, причем последние полтора дюйма были толще остальных. Очевидно, сюда вместо стали был залит свинец. Короче говоря, это был так называемый пружинный кастет: пружина расправлялась, придавая свинцовому набалдашнику большую силу при ударе. Я смотрел на современный вариант каменного топора, покачивающийся у меня в руке, как отлично сбалансированный маятник, и думал: для чего танцору — ведь Банни именно так охарактеризовала своего «партнера» — для чего танцору понадобился пружинный кастет на борту «Сринагара».

Однако сейчас у меня абсолютно не было времени размышлять над этим вопросом. Я должен был повидаться с Эллен, и я не мог оставить Банни «сидеть на винте» или на чем-то еще.

Я простонал от отчаяния, взглянув на часы. Не было сомнения, что предстоящая встреча с Банни, если я вообще успею добежать до нее, не сулила мне и половины того, на что я рассчитывал. Не будет удивительным, с грустью подумал я, если Банни возненавидит меня после этого…

Я бросил последний взгляд на Наварро, сунул кастет в задний карман брюк, подхватил свернутый трап и помчался на верхнюю палубу.

До своего места я добрался без дальнейших приключений. Банни опять нигде не было видно, что меня, однако, не удивило. Я окликнул ее несколько раз, и ее смутно белеющая фигурка снова появилась среди волн. На этот раз не так оживленно, как мне показалось.

— Вы все-таки решили вернуться, да? — спросила она. Теперь она уже не смеялась.

— Да, мне пришлось пережить ужасно неприятные минуты!

— Ха! Вам пришлось пережить!

— Видите ли… одному парню взбрело на ум проломить мне голову…

— Ха!

— Нет, правда, уверяю вас!

Говоря это, я лихорадочно возился с трапом, привязывая его к поручням и готовясь спустить его вниз.

— И у вас хватило времени прийти в себя, повидаться с доктором, наложить холодные примочки…

— Банни, перестаньте, прошу вас! Я в самом деле… Ладно, оставим это! Осторожно там, внизу! Я опускаю трап!

— Давайте!

Я отпустил завязки, трап раскрутился, стукаясь о борт яхты, затем с плеском упал в воду. В тот же момент юная купальщица ухватилась за его перекладины и принялась карабкаться вверх. Молча. Примерно на полдороге она остановилась и сказала:

— Я полагаю, мне следует поблагодарить вас, — ее тон уже несколько напоминал прежний.

— Это… уж как вам будет угодно! — мой тон тоже стал напоминать прежний. Ее обнаженная фигурка отчетливо виднелась всего в нескольких футах внизу подо мной, и, хотя света было мало, она представляла собой восхитительно захватывающую картинку, стоя, слегка откинувшись, на перекладинах трапа и держась на вытянутых руках за канаты.

— А что, в самом деле кто-то хотел ударить вас по голове?

— Ей-богу, будь я проклят, если… э, да один тип пытался стукнуть меня кастетом. А вы решили, что я все это выдумал?

— Да нет, просто я до сих пор не была знакома с людьми, которых бьют по голове.

— Держитесь ближе ко мне, детка, и вы познакомитесь с целой кучей!..

— А что в вас такого особенного?

Послушайте, Банни, дорогая, — сказал я, собрав остатки выдержки и спокойствия, — вы никогда не узнаете этого, если собираетесь стоять всю ночь там, внизу, на трапе!

Она засмеялась — первый смех с момента нашей последней встречи, и это был поистине приятный звук! Затем она проделала остаток пути наверх. Когда она поднялась ближе ко мне, я впервые увидел ее лицо, неясно различимое в ночном полумраке, но, тем не менее, чертовски привлекательное, бойкое, с веселой озорной улыбкой на губах. Такое лицо бывает у девочек, привыкших верховодить мальчишками. Под ним, чуть пониже — только что оформившаяся нежная женская грудь с двумя темными пятнышками сосков, колыхавшихся в такт при каждом движении ее тела. И еще ниже — две хорошенькие ножки, влажно поблескивая, энергично карабкались вверх по трапу.

Достигнув фальшборта, она расчетливым гимнастическим движением перебросила ногу через поручень, села на него верхом, перебросила вторую ногу и спрыгнула на палубу.

За ее спиной зеленые, красные, желтые огоньки Зоны отдыха и развлечений Бальбоа искрились и переливались разноцветной, пятнистой радугой, отражаясь на ее мокрой коже, правда я их теперь перестал замечать, потому что у Банни были свои зоны отдыха и развлечений, куда более привлекательные для меня.

Она стояла на палубе и отряхивалась от воды.

— У-ух! — сказала она. — Фу-у-у…

— У-ух! — сказал я. — Фу-у-у…

Это прозвучало не совсем в унисон, но вряд ли кто-нибудь в моем положении смог бы попасть в нужную тональность. Стоя босиком передо мной, она казалась мне миниатюрнее, чем была на самом деле. Рост ее, на мой взгляд, был не более пяти футов с небольшим. Но, будучи маленького роста, она не была маленькой девочкой. Это была хорошенькая маленькая куколка лет 22–23, грациозная, как статуэтка, с отлично развитыми плавными окружностями тренированного тела танцовщицы, со стройными ногами, полными бедрами, гладкой кожей и двумя правильными полушариями грудей с задорно торчащими вверх аккуратными сосками, которые в настоящий момент едва не касались моего белого жилета.

Она внимательно разглядывала меня из-под полуприщуренных век, чуть склонив голову набок и прикусив зубами кончик языка.

— Хм! — сказала она. — А я вас совсем не таким представляла!

— А… каким же? — прохрипел я, с трудом проталкивая слова сквозь пересохшую глотку.

— Я думала, что вы маленький седой старичок лет шестидесяти. Впрочем, так даже лучше. Иначе я никогда бы не решилась обратиться к вам за помощью…

— Почему?

— Ну… я… мне было бы стыдно…

— Ни один шестидесятилетний старичок не смог бы сделать и половины того, что выпало на мою долю за сегодняшний вечер… О, проклятье! Который час?

Часов у нее, естественно, не было. Я посмотрел на свои. Без четырех двенадцать. Кажется, я укладывался во времени.

— Мой бикини у вас? — спросила она.

— Угу. В кармане. — Я достал из кармана бикини и протянул ей его.

— Я причинила вам кучу хлопот, не так ли?

— Не совсем. Похоже на то, что я сам то и дело нарывался на всякие неприятности… Впрочем, это уже позади, и теперь все в порядке, верно?

— О, вы очень милый!

Она взяла у меня свой бикини и принялась его надевать. Странно только, что она начала с верхнего этажа, с бюстгальтера. Исходя из некоторого опыта, имевшегося у меня в этом вопросе, обычно это делается наоборот. Может быть, поэтому у нее ничего не получалось. Прикрыв молочно-белые пухлые полушария грудей двумя крошечными полосками колпачков, она изогнулась всем телом, тщетно пытаясь поймать руками тесемки бюстгальтера, чтобы завязать их за спиной. Отчаявшись, она сердито топнула розовой пяткой по палубе и решительно повернулась ко мне спиной.

— Помогите же мне, что же вы!

Я больше не мог, честное слово! Я готов был лопнуть и разорваться на тысячи кусков! Я поймал на лету соскользнувший бикини, снова водрузил его на место, ощутив под руками тепло и мягкую податливость ее нежного бюста и кое-как завязал трясущимися пальцами узел у нее на спине.

— Вот и все! — с удовлетворением сказала она.

— Вот и все! — с облегчением вздохнул я, чувствуя, как каждая клеточка моего сильного тела дрожит мелкой дрожью, а в ушах стоит тонкий вибрирующий звон, словно мой мозг превратился в электрическую лампочку, которая вот-вот собирается перегореть.

— Джолли! — сказала она, снова поворачиваясь ко мне лицом и кладя мне руки на плечи. — Вы просто прелесть!

— Да… — пробормотал я, — я… старался!

— А я даже не знаю, как вас зовут.

— Шелл… Шелл Скотт.

— А я Бернайс Уэйд. Зовите меня просто Банни!

— Очень приятно…

— Очень приятно!

Мы обменялись рукопожатиями, и знакомство состоялось.

Я знал, что у меня осталось от силы две или три минуты, не больше. Поэтому я изо всех сил старался избежать малейшего прикосновения к ее влажно поблескивавшей обнаженной коже: у нее было слишком много соблазнительных точек соприкосновения, а у меня слишком мало времени. Ей же я, очевидно, казался бесчувственным истуканом, лишенным всяких эмоций, но что мне оставалось делать?

— Я очень благодарна вам за вашу помощь, Шелл Скотт, — сказала она. — Я должна вас за это поцеловать. Нет, правда! Просто, чтобы не остаться в долгу перед вами.

Она приподнялась на своих розовых пальчиках, ее руки, лежавшие у меня на плечах, скользнули к моему затылку и… я полагаю, вы догадываетесь, что потом произошло.

Это был поцелуй, можете мне поверить! Даже время, проведенное в воде, не охладило темперамента Банни. Ее губы прижались к моим губам так же плотно, как ее обнаженное тело прильнуло к моему смокингу. Это был длительный, не прекращающийся взрыв, горячее, трепетное, сверхчувственное слияние, доставляющее вам райское блаженство и ввергающее вас в пламенную пучину ада. Это был поцелуй, способный разорвать вас, искалечить, вывихнуть вам губы и свести вас с ума. И длился он целую вечность. Точнее, до тех пор, пока она его не прекратила.

Она отступила назад, и мы оба стояли, не в силах прийти в себя, дрожа всем телом и не сознавая ничего, что происходило вокруг нас. Затем она сказала:

— Мистер, вы можете бросать мне веревочную лестницу ежедневно, если хотите!

Я втянул в себя порцию холодного ночного воздуха, попытался ответить и… вспомнил. Я посмотрел на часы. Меньше чем через минуту, крошечную, маленькую минуту, наступает полночь!

— Да, Банни, да, — сказал я. — Я постараюсь, но… Банни, дорогая! Милая моя девочка, это может показаться странным немного, но… но я… а… мне надо уйти…

— Уйти?.. — смысл сказанного мной никак не мог дойти до нее. — Как уйти?.. Совсем?

— Да. Я очень сожалею, но… Мне очень не хочется…

Она резко прервала меня.

— Что же, благодарю за помощь. Прощайте!

— Банни, не говорите так! Просто я обещал встретиться с одним человеком ровно в полночь, и я должен встретиться с ним, даже если это будет последняя полночь в моей жизни!

Она фыркнула.

— Я не знаю, сколько продлится наша встреча, — продолжал я, — может быть, всего пару минут, и я обязательно потом постараюсь развлекать вас…

Я подумал о Наварро, который, наверное, не всю ночь проваляется без сознания, и добавил:

— Хотя, может статься, что мне придется срочно уехать отсюда…

К этому времени на ней уже был полный комплект бикини. Подбоченившись, она холодно посмотрела на меня и небрежно бросила:

— Я, наверное, буду на палубе. Достаточно с меня купания на сегодня!

Я оставил ее на носу, помчался на нижнюю палубу, нашел седьмую каюту по штирборту и постучал в дверь. В ответ ни звука. Я бросил взгляд вдоль прохода. Футах в двадцати отсюда находилась та запертая дверь, в которую я так неожиданно ворвался. Еще дальше и на протяжении другой стороны коридора была кладовая, в которой я оставил Наварро. Лежит ли он там до сих пор или нет, было мне неизвестно.

Я постучал снова, на этот раз громче. Снова никакого ответа. Я ничего не понимал. Я опоздал всего на несколько секунд, и Эллен просто не могла не догадаться подождать меня. Я начал беспокоиться. Судя по тому, что творилось на этой яхте, всякое могло случиться. Я подергал ручку, но дверь оказалась запертой. Ни один звук не доносился из каюты. Может быть, она все еще наверху, среди танцующих, — подумал я. Но не была исключена возможность, что она пришла в каюту несколько минут назад, чтобы подождать меня, и все еще находится внутри.

Я посмотрел вправо и влево вдоль коридора — он пуст. Затем я отступил на шаг от двери и изо всех сил ударил по ней ногой. Она немного поддалась. Я ударил еще раз, ближе к замку. Дверь распахнулась, я вошел внутрь, нащупал выключатель и повернул его. Комната была пуста. Я подумал, что Эллен немного опаздывает, но затем заметил нечто, что изменило мое мнение. В пепельнице на маленьком столике возле уютного диванчика дымилась сигарета.

Я подошел поближе и посмотрел на нее. Сигарета была с фильтром: длинный аккуратный столбик сероватого пепла лежал нетронутым на дне пепельницы. Ее прикурили и оставили лежать, пока она вся не сгорела дотла. Окурок все еще тлел, тонкая струйка голубоватого дыма поднималась над последними крошками табака. Следы красной губной помады виднелись на ободке фильтра.

Трепетная пульсирующая музыка Гавайев звучала на корме. Я направился туда. На деревянных стульях, расставленных на верхней палубе между баром и танцевальной площадкой, сидело большинство гостей, но среди них не было видно ни темных волос Эллен, ни ее белого платья.

Беспокойство во мне нарастало. Я знал, что она собиралась встретиться со мной внизу. Я был уверен, что это именно она была в каюте номер семь несколько минут назад. Что-то тут было не так. Очевидно, случилось нечто такое, что заставило ее изменить свое решение или сделало встречу со мной невозможной. Но у меня не было ни малейшего представления о том, что могло послужить причиной изменения ее планов — или кто-то, или почему-то. Единственное, в чем я был абсолютно уверен, это в том, что здесь, на борту, кроме этой веселой вечеринки происходило и еще что-то, и я чувствовал, что это «что-то» было чертовски неприятным. Впрочем, это были всего лишь подозрения, догадки, интуиция, несмотря на то, что рассказала мне Эллен. Пока что я не видел никакой связи между ее словами и тем, что происходило на яхте.

Я совершил быстрое турне по верхней палубе, затем спустился вниз и пробежал вдоль коридора мимо закрытой двери, за которой я встретил Наварро и трех других мужчин. Я заглянул в кладовку, где оставил бесчувственного Наварро, и убедился в том, что он все еще здесь. Когда я подошел к нему, он слегка застонал. Через несколько минут он снова будет на ногах. И я отлично знал, по чьей физиономии ему захочется пройтись этими ногами!

Коридор по левому борту тоже был пуст. Я снова поднялся на верхнюю палубу и вернулся к танцевальной площадке, ломая себе голову над тем, как поступить, если Эллен находится в одной из запертых кают. Не мог же я взламывать все двери подряд! С каждой минутой «Сринагар» казался мне все более неподходящим местом для того, чтобы быть на нем.

В нескольких футах от танцевальной площадки под балкой, поддерживающей тент, стояла девушка, освещенная светом фонаря. Это было почти то самое место, где раньше стояла Эллен, но теперь здесь стояла маленькая куколка в бикини в белую и красную полоску. Банни. Она сделала гримаску, когда я подошел к ней.

— Эй! — сказал я.

— О, хелло! — ответила она без особого энтузиазма. — Это вы!

— Ага. Банни, не видели ли вы где-нибудь высокую темноволосую женщину в белом платье?

— Красивую? Привлекательную? С таким вот бюстом и всем прочим?

— Да, да, это она!

Банни пренебрежительно сморщила нос и фыркнула.

— Вот, значит, что заставило вас удрать так поспешно!

— Да, но…

— Я согласна, что она красивее меня. Но ведь она была одета!

— Банни, у меня нет времени для игры. Где же она?

Она на ответила. Во всяком случае, ответила не сразу. Вместо этого она проговорила все тем же насмешливым тоном:

— Я понимаю, что у вас нет времени для игры, мистер Скотт! Я подозреваю, что вы даже не знаете, как в нее играют!

— Деточка, я сам изобретаю эти игры. Где эта женщина?

— Уехала.

— Уехала со «Сринагара»?

— Да. С каким-то старым козлом. Когда вы бросили меня, я пришла сюда. Она как раз садилась с ним в катер. — Банни указала на побережье Бальбоа. — Вот он, этот катер. Уже возвращается.

Я проследил за ее указательным пальцем. В нескольких ярдах левее увеселительного центра на берегу, только что отчалив от причала Грин Бот, разворачивался щеголеватый фасонистый катер, направляясь в сторону яхты.

— Вы заметили что-нибудь еще? — спросил я. — Были они одни, когда вошли на катер? Как она выглядела? В порядке?

— Конечно, она выглядела в порядке! Почему бы и нет? Для вас она, конечно, совершенно неотразима? Да они просто взяли и уехали! Я обратила на них внимание потому, что они, по-моему, выбрали неподходящее время для ухода: веселье ведь только начинается!

— А вы знаете, кто был с ней?

Она покачала головой.

— Я едва заметила его. Это был мужчина, вот и все, что я знаю.

Я ничего не понимал. Но я был твердо уверен в одном: я покидаю «Сринагар» немедленно! Кроме всех прочих интересующих меня проблем, мне хотелось порасспросить Банни о ее так называемом партнере, Джо Наварро, поэтому я сказал ей:

— Я уезжаю с этого корыта. Хотите вместе со мной?

— Вы серьезно?

— Конечно.

— Я не знаю… — нерешительно произнесла она. — Я предпочитаю настоящих мужчин с красной кровью!

— Деточка, у меня такая красная кровь, что даже белые кровяные тельца слегка розоватые…

— Что же… а почему вы так неожиданно убежали?

— Я должен был быть в полночь в другом месте. Это моя работа.

— Работа?

— Вот именно.

— А что у вас за работа? Вы ничего мне об этом не говорили.

— Я частный детектив.

— Как интересно! — Она в самом деле казалась заинтересованной. — И какую тайну вы сейчас раскрываете?

— Вас!

Она засмеялась. Мы еще немного поболтали: казалось, она постепенно смягчалась, потому что заметила как бы невзначай:

— Я приехала сюда с Джо. Если я уеду с вами, ему это может не понравиться.

— Если вы ссылаетесь на Джо Наварро, то я недавно вышиб из него дух, и в настоящий момент он приходит в себя. Ему вообще не нравится все, что я делаю, но мне бы не хотелось, чтобы он разозлился на вас из-за меня.

— Вышиб из него дух? Вы стукнули его?

— Угу.

— Как же вам это удалось? — Она посмотрела на катер, приближающийся к яхте, и добавила:

— Впрочем, я оправдываю вас за недостаточностью улик!

— Весьма обязан!

— Ладно, пошли! — Она выдержала паузу и искоса взглянула на меня, улыбаясь.

— Между прочим, я никогда прежде не купалась голой. Сегодня это было в первый раз. Я не хочу, чтобы вы подумали, будто я делаю такие вещи ежедневно. Я… просто выпила лишнего…

Она помолчала, а затем снова улыбнулась.

— Впрочем, это оказалось так приятно!

— Это всегда приятно!

— Я должна сходить за одеждой.

Она проследила, как катер разворачивается у причального мостика, которым заканчивался металлический трап с поручнями, и добавила:

— Я быстро! Я просто накину платье поверх бикини, хорошо?

— Я бы поступил точно так же. Но поторопитесь — если я немедленно не уберусь отсюда, может случиться, что я покину яхту со свинцовым грузом снаружи или внутри…

Она убежала и вернулась быстрее чем через минуту, одетая в узкий белый халатик, и с маленьким чемоданчиком в руке. Мы спустились по трапу к причальному мостику у самой воды как раз в тот момент, когда катер стукнулся бортом о его пробковый край.

При всех прочих обстоятельствах это короткое путешествие от яхты до увеселительной зоны было бы самым приятным воспоминанием этой недели. Но сейчас, когда мои мысли были заняты загадочной красавицей Эллен Эмерсон, Наварро, теперь уже, несомненно, пришедшим в себя, и другими людьми и событиями прошлого, оно не было приятным.

Банни почти все время сидела рядом со мной, откинувшись на кожаных подушках сидения, вытянув перед собой свои голые ноги, распахнув короткий халатик, полы которого свисали по обе стороны соблазнительных округлостей ее обнаженной фигуры, и легонько выстукивала пальцами ритм мелодии, которую недавно наигрывал джаз «Комбо». Вот и все, если не считать того, что она время от времени поглядывала на меня и вставляла в беседу одно-другое случайное слово.

Но это постукивание отдавалось в моих ушах грохотом боевых индейских барабанов. И еще время от времени она поводила плечами, словно исполняла воображаемый танец под собственный аккомпанемент.

— Вы танцовщица? — спросил я.

— Угу. Я работаю в «Красном петухе».

«Красный петух»… Она продолжала постукивать пальцами, отбивая ритм на своем голом колене.

— А что за танцы?

— Петушиный бой. Мы с Джо исполняем петушиный бой.

— Что же вы делаете? Может быть, вы мне объясните, что это такое?

— Ну, у нас у каждого костюмы петухов, понимаете, перья и все такое. У Джо на голове красный петушиный гребень; мы, конечно, не очень-то похожи на птиц, но публика сразу схватывает идею.

Пат-тап-тап, пат-тап-тап, та-та — постукивание не прекращалось.

— Приходите-ка лучше завтра вечером в клуб, — продолжала она. — Мы выступаем в девять часов и в полночь, сегодня у нас выходной. Мы кружимся на сцене и словно хотим разорвать друг друга на части — у нас обоих на ногах длинные шпоры, чтобы казалось, будто они сделаны из металла, но на самом деле они резиновые. Мы кружимся вокруг и наскакиваем друг на друга, и в конце концов Джо побеждает. Получается очень колоритно!

— Я обязательно посмотрю это представление. Кстати, о Джо. Заранее скажу вам, что он нравится мне больше всего тогда, когда получает от меня хорошую трепку. Как вы с ним сошлись?

Розовые пальчики продолжали легонько постукивать по животу, и плечи подергивались в такт этому ритму.

— Я выступала в другом шоу с партнером по имени Майк, но он сломал ногу.

— Во время выступления?

— Нет, он упал с крыши. Починял крышу или что-то в этом роде. После этого я думала выступать с сольными номерами, но Джо — он был тоща королем шоу — уговорил меня на этот номер с петухами. Раньше он танцевал «Фламинго». Он и сейчас отличный танцор. На просмотре номер понравился, мы стали с ним выступать и делаем это вот уже два месяца.

— Значит, Джо всего лишь партнер, да? Не то чтобы муж или любовник?

— Хо-хо! — сказала она. — Нет у меня никакого мужа! И никакой он мне не любовник!

Она покосилась на меня и, снова слегка улыбаясь, добавила:

— В настоящий момент — вы мой любовник!

— Лучше сказать — обожатель. Вы прелесть, Банни! В вас больше ритма, чем у сумасшедшего ударника из джаз-бэнда!

— Я ничего не могу с собой поделать. Я вся заполнена музыкой. — Ее пальчики сплясали очередной танец на пупке, и она продолжала. — Джо однажды взбрело в голову стать моим любовником. Он из тех, кто считает себя абсолютно неотразимым! Ей-богу, это вовсе не так. Мы встретились с ним пару раз, но он приходил в ярость, даже когда кто-нибудь просто смотрел на меня. Я сказала, чтобы он вскрыл себе вены, если не может иначе. Тогда он дал волю рукам. Сказал, что не потерпит, чтобы я гуляла с кем-нибудь еще, кроме него. Стал корчить из себя такого отчаянного парня, знаете…

— Да. Только я не думаю, что просто корчил из себя, он действительно такой отчаянный тип!

— Да, он такой! И все равно он сделался совершенно невыносимым. Поэтому я сказала ему, что мы с ним — только партнеры по танцу, не больше. А если он будет приставать, я уйду из клуба и буду выступать одна. Тогда он немного утихомирился. И сегодня я согласилась прийти с ним только потому, что он обещал вести себя вежливо. К тому же мне не так часто приходится бывать на яхтах.

— И мне тоже. Значит, это он вас пригласил? Я хочу сказать, что приглашение вы получили от Наварро, а не от Госса?

— Ага. А кто такой Госс?

— Это владелец яхты. Я так слышал, но сам его не знаю.

Я описал ей трех остальных джентльменов, которых я видел в каюте на нижней палубе, но она сказала, что не знает ни одного из них.

Тут, с последним заключительным щелчком по животу и кульминационным движением плечами, наша беседа закончилась, потому что мы достигли причала и я помог Банни подняться на пирс. Мы пошли вдоль Зоны развлечений и аттракционов. Моя машина стояла на Пали-стрит, в самом конце Зоны.

Шагая рядом со мной, просунув мне руку под локоть, она сказала:

— Я все это время болтала. Теперь поболтайте вы немного. Так вы детектив, да?

— Угу.

— И вы в самом деле преследовали бандита, когда оставили меня в одиночестве? Это не было просто любовное свидание?

— Угу. Только я до сих пор точно не знаю, кого я преследовал. А что касается того, что я оставил вас в одиночестве, то в таком виде, в каком вы были, вас вряд ли устроила бы шумная компания.

Она засмеялась.

— Полагаю, что да! Это было бы слишком непривычно для меня. Я ведь до сих пор никогда еще не купалась голышом… — Она сделала паузу. — А вы?

— О, много раз! — бесшабашно сказал я.

— Один?

Я постарался переменить тему.

— Вы не рассказали мне, как вам удалось так напиться, что вы решили полезть в воду без купальника.

Она покрепче прижалась к моей руке.

— Когда мы с Джо пришли на яхту, кроме нас там больше никого не было. Ничего себе вечер, подумала я. Наверное, вытащат какие-нибудь модернистские гравюры и будут делать вид, будто восхищаются ими до упаду! Так я ему и сказала, что, мол, хочу отсюда уехать. Но он мне ответил, что вечер действительно будет очень интересный и веселый, только начнется он не раньше, как через час.

— О! Почему же вы явились так рано?

— Не знаю. Он ушел. Он просто бросил меня и ушел.

— Он объяснил — почему?

— Он сказал только, что ему надо кое за чем присмотреть. Мы шли беседуя, по Зоне отдыха Бальбоа. Справа от нас, за небольшим песчаным пляжем, поблескивала вода залива; колесо обозрения медленно вращалось слева. Карусели вертелись вовсю, наполняя воздух гудками. Какой-то мальчишка повис на шее черного деревянного жеребца и визжал еще противнее карусели. Немного поодаль молодая парочка забавлялась тем, что бросала бейсбольные мячи в жестяные молочные бутылки.

Неподалеку от нас несколько парней не старше двадцати лет глядели на нас, вернее, на Банни, на ее голые ножки под коротким пляжным халатиком. Было совершенно очевидно, что меня они даже не замечают. Двое из них издали протяжный глухой свист, когда мы проходили мимо.

Банни невозмутимо продолжала:

— Джо вел себя так, будто ему наплевать, чем я буду здесь заниматься: встал и ушел. Я сказала ему, что беру обратно свои слова насчет того, чтобы он вскрыл себе вены: с артериями получится быстрее. А он просто взял и ушел куда-то.

— Это, очевидно, и есть то, что Наварро подразумевает под понятием «вести себя вежливо».

— Ну вот, я, конечно, здорово разозлилась. Бар был уже открыт. Я заказала выпивку и села у стойки одна-одинешенька, и так мне себя вдруг жалко стало! Поэтому я заказала еще порцию, и вдруг мне пришло в голову, что неплохо бы сейчас поплавать. Просто импульсивно! Можете себе представить?

— Конечно! Я сам весь состою из импульсов!

— К тому времени уже достаточно стемнело. Я надела бикини, но потом подумала, какого черта! Почему бы мне не поплавать голышом? Я полагаю, что эту идею подсказало мне совершенно необычное ощущение того, что я нахожусь на борту шикарной яхты. И я подумала: «я ему покажу, этому гнусному типу Джо!» — она засмеялась. — Вместо этого я показала вам, не так ли? Ну вот, я поплавала немножко, и это было очень здорово, честное слово! Я никогда еще не испытывала такого чувства: быть совершенно голой, а вокруг никого, кроме темной воды! А потом вдруг появился катер с целой кучей гостей, и я сообразила, в каком положении я очутилась! Я не помню, была ли лестница на корме, когда я лезла в воду, или нет, но когда я подплыла к тому месту, ее там не было… Ну вот, я плавала и плавала вокруг, пока… Ну, остальное вам известно!

Мы подошли к Палм-стрит и свернули в сторону от залива. Банни тихо спросила:

— Как вы думаете, я очень плохо себя вела, Шелл?

Я обнял ее за талию и прижал к себе.

— Я думаю, вы прелесть, Банни!

Мы подошли к моей машине, я остановился и открыл дверцу для нее. У меня новенький «кадиллак» небесно-голубого цвета с сидениями, обтянутыми белой кожей. Банни заявила, что он совсем такой же, как яхта, которую мы только что покинули. Я предложил ей подняться на борт, и мы поехали к бульвару Бальбоа, поворачивающему прямо на Нью-Порт.

Банни сказала мне, что живет в Голливуде, а так как мои апартаменты расположены на Северном Россморе всего в нескольких минутах езды от Голливуда и Бэйна, то мы были практически соседями. Она также сообщила мне, что умирает от голода, поэтому мы сделали остановку у Верхмайра в Нью-Порте, чтобы проглотить пару бифштексов и полюбоваться сквозь большие стеклянные окна на гавань с кораблями, прежде чем выехать на шоссе Санта-Анна. По дороге мы болтали о всяких пустяках, наши лица обдувались свежим ветерком, и у нас рождались легкие счастливые мысли. Это была очень приятная поездка!

Банни Уэйд, несомненно, была живой, задорной и веселой хохотушкой, олицетворением женской прелести и обаяния. Но, несмотря на это, я несколько раз по дороге в город ловил себя на том, что думаю об Эллен Эмерсон. Не только потому, что она наняла меня, разговаривала со мной и исчезла, не сказав ни слова — хотя и это интриговало и тревожило меня в достаточной степени, — но также и потому, что в Эллен было нечто такое, что оставило в моей душе нечто, подобное теплому вину. Я вспомнил, что она стояла и смотрела на меня через площадку для танцев, высокая, стройная, темноволосая, и как она говорила со мной в полутемном проходе «Сринагара», и я снова видел эти большие индийские глаза, которые, казалось, светились изнутри нежным теплым светом.

Банни была меньше, плотнее, но обладала изумительной фигуркой и неисчерпаемым запасом веселья и задора. Эллен была более глубокой, внешне более чувственной, с более пышным бюстом и остальными формами. Банни напоминала мне солнечный лучик, бодрый и радостный, у Эллен было что-то от ночи с ее бархатной мягкостью: больше темноты и загадочности.

Мы оба, конечно, знали, где живет Банни, но она не выразила протеста, когда я повел машину по Бэну и Россмору к Спартанскому отелю, миновав Клинтон и ее улицу. Спартанский отель — это там, где живу я.

Я остановился у обочины тротуара перед зеленой лужайкой возле Уилширского загородного клуба, который расположен как раз напротив Спартанского отеля, и повернулся к Банни.

— Как насчет стаканчика перед сном?

— Ничего не имею против, только побольше, чтобы хватило до утра! — она лукаво посмотрела на меня и добавила: — Вы очень милый, Шелл! Я чувствую себя так… будто восходит солнце!

В этот момент я чувствовал себя точно так же. Ее прелестные губки раскрылись у самого моего лица, и я склонился к ней. Две гладкие белые ручки снова обвили мою шею, а ее губы прижались к моим. Кончиками пальцев она нежно гладила меня по щеке, затем одна рука соскользнула мне на грудь. Она должна была ощущать, как бьется мое сердце… Через некоторое время она оторвала губы, потерлась щекой о мою и прошептала почти неслышно:

— Так как же насчет стаканчика на сон грядущий? Этакого большого стаканчика?..

Я положил руку на ручку двери и взглянул на темный фасад отеля.

— Я приготовлю вам целую вазу… — начал я и замолк.

С того места, где мы остановились, через дорогу были видны окна моей спальни, расположенные на втором этаже, у самого угла здания. И мне показалось, будто там, за темными стеклами, мелькнул слабый огонек.

— Либо вы подожгли мне ресницы, — сказал я Банни, — либо происходит нечто еще более странное.

Когда я закончил это предложение, за окном что-то опять блеснуло. Это не был отчетливо видимый отблеск огня, скорее, это было едва заметное тусклое прерывистое мерцание, как если бы кто-то в моей комнате чиркал спичкой или зажигалкой. Но это значило, что там были люди. А присутствие людей в моей темной спальне в этот тихий предрассветный час могло означать только одно: ОПАСНОСТЬ!