Онлайн чтение книги Щитом и мечом
Глава 3

– А балет, ну а балет, сегодня здесь, а завтра нет, – вполголоса напевал я старый хит Буйнова, облачаясь в штатский камзол.

Подошёл к маленькому зеркалу (большое стоило сумасшедших денег), покрутился и так, и эдак. Слегка повозился с галстуком (пастельных расцветок – хит сезона), подтянул чулки, пробежался тряпочкой по пряжкам башмаков. У нормальных дворян подобными манипуляциями занимались слуги, но я предпочитал справляться сам.

Песня как нельзя лучше соответствовала моменту. Императрица выписала из Италии оперно-балетную труппу, и теперь целый десант итальянцев во главе с композитором Франческо Арайя в поте лица ставил оперу «Сила любви и ненависти». Арайе помогали два хореографа: француз Жан Батист Ландэ и венецианец Антонио Ринальди по прозвищу Фузано – Вертун.

Премьера ожидалась сегодня. Билет лежал у меня в кармане, и отвертеться было невозможно – служба.

Иван стал моим товарищем по несчастью. Впрочем, он надеялся увидеть во время оперы предмет давних своих воздыханий – Екатерину Андреевну Ушакову, штац-фрейлину её императорского величества и по совместительству дочку главы Тайной канцелярии. Ради встречи предок был готов на всё, даже на многочасовое действо, из описания коего следовало: «После первого акта сатиры, огородники и огородницы танцуют изрядный балет, второй акт закончится преизрядным балетом, сделанным по японскому обыкновению, в конце более ста человек сойдут с верхния галереи сего великолепного строения и станцуют при слаженном пении действующих персон и играющей музыке всего оркестра приятный балет, которым кончается сия главная опера».

Насколько я понял, балет ещё не выделился в качестве отдельного вида искусства и шёл в «нагрузку» к опере.

Своими силами итальянцы бы не обошлись, элементарно не хватало людей. Но выход отыскали быстро: церковные певчие Придворной капеллы вошли в состав хора, а роль кордебалета досталась кадетам Шляхетского корпуса. Будущие офицеры с удовольствием тянули ножки не только на плацу, но и у балетного станка, и с превеликой охотой исполняли всяческие антраша.

Как и следовало ожидать, народу на представлении было битком. Съехался весь цвет Петербурга, вся знать. Покуда Иван вертел головой, отыскивая зазнобу, я высматривал того, ради кого, собственно, и состоялся сегодняшний культпоход. Места нам подобрали что надо, отсюда открывался изумительный вид… не столько на сцену, сколько на Карла Бирона – старшего брата могущественного фаворита императрицы.

Я знал, что у него на коленях лежат дощечки с именем Барбарелы – смазливой итальянской балерины, ученицы Фузано, примы балета. Прочие танцовщицы были страшнее смертного греха, особенно по нынешним российским меркам: мешки с костями, тощие, изнуренные, с впалыми щеками и отсутствием даже намёка на грудь. Рубенс, глядя на них, удавился бы с тоски. На фоне этих скелетов во плоти обладающая аппетитными округлыми формами Барбарела, на чьём прехорошеньком смуглом личике всегда красовалась улыбка, а зубки казались сделанными из фарфора, смотрелась секс-бомбой. А если добавить вызывающие наряды всех тех прекраснодушных огородниц и пастушек, партии которых она исполняла, то, как она сверкала глазками во время танца, её грацию, молодость и свежесть – неудивительно, что сия бомба подорвала немало мужских сердец, принадлежавших столпам Российской империи.

Очередной мишенью итальянской звёздочки стал Карл Бирон. Этот «старый солдат, не ведавший слов любви», фактически инвалид, пал к её ногам. Осталось аккуратненько переступить через него к следующей самой важной ступеньке – Эрнсту-Иоганну. Барбарела знала толк в женских чарах, а фаворит явно был не святой.

Заиграла музыка, раскатисто грянул хор. Глотки у придворных певчих лужёные, пушечную канонаду за пояс заткнут. Началась опера. К счастью, накал страстей быстро пошёл на спад, уши закладывать перестало. Солисты в пышных одеяниях и масках затянули что-то своё, хоть и итальянское, но совершенно не походившее на мелодии и ритмы Сан-Ремо двадцать первого века.

Моё чувство прекрасного вошло в резонанс с тем, что творилось на сцене. Судя по всему, я был не один, несколько моих соседей, поёрзав, погрузились в сладостный сон. Прибывшие с ними дамы деликатно обмахивались веерами и бросали кокетливые взгляды на мужчин, особенно на военных.

Я посмотрел на Карла. Тот явно слушал вполуха и выглядел весьма апатично. Время от времени шептал что-то своему адъютанту, тот послушно кивал, словно китайский болванчик.

Дощечки пребывали в покое, но это пока: время танцевального дивертисмента ещё не пришло.

Мне было интересно, как ведёт себя Иван, для него сие зрелище было в диковинку.

Парень сидел с открытым ртом, руки вцепились в подлокотники кресла. Казалось, он весь растворился в музыке.

«Меломан растёт», – печально вздохнул я.

В этот момент матрона в пышных юбках затянула нечто похожее на «соле мио», подхваченное хором. Всё это едва не взорвало мне мозг и барабанные перепонки. Зато Иван от удовольствия заалел.

Я с большим трудом дождался окончания первого акта. На сцене запрыгали-заплясали огородники, огородницы и прочие работники сельского труда вперемешку с сатирами. Действо было комическим, но юмор происходящего от меня ускользал. Я чувствовал себя недоумком, которому смешные места в анекдоте необходимо отмечать словом «лопата». Всё же менталитет в прошлом я находился всего ничего. Освоиться толком не успел.

Дотоле спящие приободрились, расселись поудобнее и принялись высматривать любимчиков и любимиц.

Фузано вертелся на сцене юлой, его ученица если и уступала ему, так в малом. При этом она ещё и умудрялась шаловливо постреливать глазками в сторону Карла. Тот, довольный собой, приосанился, а я поймал себя на мысли, что этот балет… не такой, что ли. Совсем не похож на ставшее классическим «Лебединое озеро». Никаких балетных пачек у балерин, мужчин в трико. Высоких прыжков нет, затяжных пируэтов… Пантомима-пантомимой! Танцовщики внезапно принимали какую-нибудь грациозную позу, застывали истуканами на добрую пару минут, а потом столь же изящно перетекали в следующую позу.

Но вот Фузано и впрямь был тем ещё живчиком. То вертелся, то прыгал по сцене как мячик, то вдруг вспоминал о партнерше и начинал плющить в объятиях.

С Барбарелой они составляли прекрасную пару и, как выяснилось, не только в танце. Антония Константини, вторая супруга венецианца (первая жена Фузано – Юлия скончалась сразу после того, как труппа переехала в Россию), снедаемая ревностью, дала нам прекрасную наколку. Собственно, благодаря полученным от ревнивицы сведениям, мы и отправились на охоту.

Танцевальная часть закончилась. Загрохотали-затрещали дощечки с именами (здесь пока не знали, что такое аплодисменты). Я с ужасом подумал, что впереди ещё два акта. Это было выше моих сил.

Перед концом третьего отделения прошмыгнули на улицу. Чёрная смершевская карета без гербов ждала в некотором отдалении от центрального входа. Мы встали подле неё и принялись наблюдать.

Глаза Ивана блестели. Он с тоской покидал зал и теперь с ностальгией вспоминал представление.

– Ну, как тебе? – с жаром в голосе поинтересовался предок.

– Скажу главное: в области балета мы впереди планеты всей, – процитировал я незабвенное.

Ваня кивнул.

– Это было божественно! Я… я даже не ожидал такого. Арайя просто гений! Он бесподобен. Второго такого мастера не сыскать. А Фузано!

– А Барбарела! – перебил я и тут же перешёл на шёпот:

– Вот они, идут, красавцы.

В сопровождении небольшой свиты возник Бирон-старший. Он, прихрамывая, вёл под руку Барбарелу в скромном белом наряде.

В переданной племянником информации Карла характеризовали как садиста и секс-маньяка. И гарем держал, и над жёнками казацкими грязно надругался. Сколько в тех сведениях было правды, я понятия не имел. Если судить по источникам, это больше походило на поклёп казацкой старшины, взятой Бироном за горло. Но… про дым без огня не мной придумано.

Карл и Барбарела ворковали на немецком. Мне удалось выхватить из разговора пару фраз и вычленить главное. Парочка поедет домой к Карлу, а не в какие-нибудь пошлые нумера.

Карета Бирона покатила, мы двинулись следом по стремительно темнеющим улицам города.

– Интересно, она на всю ночь у него зависнет? – задумчиво произнёс Иван.

– Дедушка уже старенький и больной, – хмыкнул я. – Надолго не хватит.

– Не знаю, не знаю, – философски протянул предок и оказался прав.

Пришлось торчать до самого утра возле особняка Бирона. Дважды нами интересовались проходившие по улицам солдатские патрули, каждый раз приходилось популярно объяснять, сколь глубокую бурильную контору мы представляем.

Пташка выпорхнула на рассвете. Весёлая, полная энергии.

Бирон провожать не стал, выделив даме сердца небольшой экипаж легкомысленно розового цвета (а ведь ходок наш Карлуша – хоть в этом не ошиблись историки!).

Следить за каретой-фламинго было одним удовольствием. Впрочем, наши помыслы простирались куда дальше. В удобном, заранее выбранном месте мы обогнали розовый экипаж и перегородили дорогу.

Опешивший возница едва успел натянуть вожжи, карета резко остановилась.

Я подошёл к кучеру и вежливо попросил:

– Ты, братец, погуляй немного. У нас к твоей особе претензий нет.

– Судари, что вам надобно? – трясясь от испуга, спросил он.

Вместо ответа я попросил Ваню популярно объяснить человеку «зачем Володька сбрил усы», а сам, не дожидаясь приглашения, открыл дверцу и лёгким движением оказался внутри, сев на мягкий диванчик напротив прекрасной Барбарелы.

– Кто вы? – голос у девушки предательски задрожал.

– Давний и искренний поклонник, – заверил я, снимая треуголку. – Всю ночь ждал момента, чтобы вот так, наедине, восхититься вашим талантом.

– Разбойник?

– Фу, как это пошло: сравнить работника ножа и топора с государственным служащим! Берите выше, синьора. Много выше. Вам доводилось слышать о Тайной канцелярии?

Барбарела кивнула.

– Мне в Венеции доводилось читать европейские газеты. В них пишут ужасные вещи о Тайной канцелярии. Людей хватают на улицах по поводу и без, пытают их, убивают, не сотворив над ними даже слабое подобие суда.

– Синьора, клянусь своей треуголкой, – я любовно погладил шляпу, – ваши газеты врут. По сравнению со святой инквизицией мы просто ягнята. А если кто-то вздумает обвинить нас в коварстве – скажу без всяких экивоков: в этом вопросе до Ордена иезуитов нам примерно столько же, сколько отсюда… ну, скажем, до Луны. Вам ли не знать этого, прекрасная Барбарела?

Танцовщица поджала губы.

– Простите, не понимаю… При чём тут я и иезуиты?

Я делано удивился:

– А разве не по их приказанию вы отправились в составе балетной труппы в Россию? Разве не они велели вам найти удобный путь к фавориту императрицы и рекомендовали начать с Карла Бирона?

Девушка молчала, я решил продолжить:

– Если не секрет, позвольте полюбопытствовать, что за мысли вы хотели внушить фавориту? Собирались разыграть антицесарскую партию? У итальянских государств давние споры со Священной Римской империей, а ведь это единственный наш союзник в войне с турками. Согласен, так себе союзник, армия и флот в этом плане куда надёжнее, но на безрыбье…

– Простите, я не понимаю, – потупила глазки скромница. – Это ошибка. Вы приняли меня не за того человека.

– Не стройте из себя красивую дурочку! Всё вы прекрасно понимаете. Более того, у нас достаточно доказательств, чтобы арестовать вас как иностранную шпионку. Скажем, есть показания некоего тверского помещика Губанова (вижу, вижу по лицу, что вам небезызвестного), других свидетелей. Мы располагаем большим количеством изобличающих материалов. Тут одна птичка напела, там другая… Вполне достаточно, чтобы сначала отправить вас в пыточную, а потом… – я с досадой хлопнул себя по лбу. – Простите, сударыня, совсем запамятовал, какое наказание у нас полагается за шпионские деяния! Не то закапывание живьём, не то четвертование. В любом случае будет неприятно и больно. Вы как, крови боитесь?

Барбарела ахнула и упала в обморок. Если быть точнее, попыталась разыграть старую как мир сценку с потерей сознания, но на такой случай у меня заранее было припасено надёжное снадобье в маленькой стеклянной банке и благоухало оно отнюдь не фиалками. Я дал изображавшей безвольную куклу итальянке сделать хороший вдох спецсредства, и результат не заставил долго ждать. Никогда бы не подумал, что столь певучий и мелодичный язык окажется весьма богатым на крепкие выражения. Но, справедливости ради, до русского мата ему далеко.

– Сударыня, вы едва не упали в моих глазах, – мелодраматично заламывая руки, заговорил я. – Ваш лексикон уместен для портового грузчика, а не юной особы, служащей высокому искусству. И не стоит пугаться. Жизнь всегда даёт выбор. Совершенно необязательно подвергать вас пыткам или казнить. У нас, в Тайной канцелярии, а если быть точнее в СМЕРШе (это расшифровывается как «Смерть шпионам», не правда ли, говорящее название?) ещё встречаются истинные гуманисты. Их немного, но они есть. И одним из таких гуманистов является ваш покорный слуга.

Визави окончательно пришла в себя. Подобралась, нахмурила очаровательный лобик и сквозь зубы прошипела:

– Что вам нужно?

– Люблю деловой подход!

Я вытащил из кармана увесистый мешочек, потряс перед лицом Барбарелы и сказал:

– Здесь деньги. Полноценные серебряные талеры. Они могут быть вашими. Более того, вы будете получать столь же тяжёлый кошелёк каждый месяц.

– Вы шутите или хотите взять меня на содержание?

– Кхм… Знаете, моя любовь к балету не простирается столь далеко. Да и шутник из меня неважный.

– В таком случае: за что вы собираетесь мне платить?

– Точно не за красивые глазки… хоть они у вас действительно прелестны, как и всё остальное. Мы заинтересованы в долгом и взаимовыгодном сотрудничестве. Ничего, что я сухо, по-протокольному?

– Меня это не пугает. Мы ведь говорим о деньгах…

– Я бы добавил – об очень хороших деньгах! Так вот, сударыня, вы их получите при одном условии: подписываете кое-какие бумаги и начинаете работать на СМЕРШ. Договорились?

Девушка на мгновение задумалась.

– Ну?! – поторопил я.

Барбарела решительно кивнула:

– Давайте бумаги. Я подпишу.