Онлайн чтение книги Цирк Доктора Дулитла
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Видя, какую агрессивную форму принимает возмущение толпы, Доктор начал немного волноваться. Ведь он только хотел предупредить людей, чтобы они не покупали фальшивые лекарства. Теперь же, когда разъяренная толпа полезла на помост Брауна, сметая и разбивая на своем пути все, что только возможно, Доктор стал уже всерьез опасаться за жизнь горе-лекаря.

Но как раз в самый критический момент подоспела полиция.

Полицейским пришлось как следует потрудиться, чтобы успокоить народ. В ход были пущены даже резиновые дубинки. Ну и много же было после этого разбитых носов и голов! В конце концов полицейские решили, что порядок может быть восстановлен только тогда, когда на территории цирка не останется ни одного человека. И вскоре, несмотря на многочисленные протесты, все посетители были выдворены из цирка. Блоссому же было приказано закрыть свое заведение впредь до получения дальнейших указаний.

Через некоторое время последовали и указания. Происшествие с липовым доктором вызвало бурю негодования среди уважаемых жителей Стоубери, поэтому мэр города прислал господину Блоссому уведомление, что он и все члены городского управления будут ему очень обязаны, если цирк сейчас же покинет город.

Браун удрал из Стоубери сразу же после появления в цирке полиции. Однако для Джона Дулитла вся эта история еще не закончилась. Блоссом, узнав о приказании мэра, так рассвирепел, что с ним чуть не случился припадок. Фатима кляузничала ему на Доктора все утро, и когда он услышал, что из-за разоблачений Джона Дулитла их выгоняют из города, его лицо даже почернело.

— Черт его возьми! — закричал он, вскакивая и хватая дорожную палку. — Я ему покажу, как закрывать мой цирк! Эй, кто-нибудь! Пойдемте со мной, сейчас мы его проучим!

Надо сказать, что Фатима уже успела настроить против Джона Дулитла нескольких циркачей, без конца повторяя им, что из-за провала в Стоубери они не получат своего недельного жалованья. Поэтому пять или шесть человек охотно присоединились к разъяренному директору. И все они, размахивая кулаками и выкрикивая ругательства, двинулись к фургону Доктора.

Все это время Джип с Мэтью не отходили от вагончика Блоссома. Когда им стало ясно, что дела Доктора плохи, Джип побежал его предупредить, а Мэтью почему-то пошел в совершенно противоположную сторону.

По дороге к процессии «мстителей» присоединилось еще несколько рабочих, и к тому времени, когда они подошли к фургону Джона Дулитла, их уже было около дюжины.

К их удивлению, Доктор сам вышел им навстречу.

— Добрый день, — сказал он вежливо. — Чем я могу вам помочь?

Блоссом хотел было ему ответить, но был так зол, что не мог говорить. Вместо слов у директора вырвалось какое-то бессвязное бульканье.

— Ты уже нам помог! — выкрикнул один из циркачей.

— А сейчас мы тебе поможем! — взвизгнула Фатима.

— Из-за тебя нас выставили из города! — рявкнул другой циркач. — А это одно из лучших мест на дороге. Ты лишил нас недельного заработка!

Наконец и у Блоссома прорезался голос.

— Ты уже постарался навредить моему цирку, — прохрипел он. — С тех пор, как ты здесь, — от тебя одни неприятности. Но на этот раз, ей-богу, ты зашел слишком далеко!

И без дальнейших разговоров разъяренные циркачи набросились на Джона Дулитла. Они пинали его ногами и молотили по нему кулаками, как будто бы он был футбольный мяч. Бедный Джип старался изо всех сил вытащить его из-под этой кучи, но у него ничего не получалось. Ведь на Доктора набросилось сразу двенадцать человек! Его даже не было видно.

— Где же Мэтью? — в отчаянии думал пес.

Наконец через несколько минут на другом конце циркового городка показался Продавец Кошачьей Еды. Рядом с ним бежал великан в розовых рейтузах.

Добежав до этой кучи малы, великан начал хватать циркачей кого за ноги, кого за волосы и оттаскивать их от Доктора. Он отбрасывал их в разные стороны с такой легкостью, как будто это были пучки соломы.

Вскоре Геркулес — а вы, наверное, уже догадались, что это был именно он, — разбросал всех. На земле остались только Доктор и Блоссом. Они катались по траве, вцепившись друг другу в горло. Рукой размером с кувалду Геркулес схватил директора за шиворот и хорошенько встряхнул.

— Если ты не будешь вести себя как следует, Александр, — тихо сказал он, — я дам тебе по физиономии и вышибу все твои мозги!

После этого наконец-то последовало молчание. Циркачи медленно поднимались с земли и отряхивались.

— А теперь, — сказал Геркулес, не отпуская Блоссома, — расскажите мне, что стряслось. Что это вы все навалились на Доктора? И вам не стыдно? Дюжина — на одного, да еще и самого маленького!

— Он пошел и рассказал всем, что мазь Брауна — фальшивая. Они чуть не убили его, требуя назад свои деньги. Обозвал Брауна шарлатаном перед всеми! Как будто он сам не прохвост, — сказала Фатима.

— Не тебе бы говорить о шарлатанах! — воскликнул Геркулес. — Разве я не видел, как ты рисовала полоски на своих несчастных безобидных змеях? Чтобы они были больше похожи на ядовитых! Этот человек — настоящий врач! Он вылечил меня, когда эта проклятая штанга раздавила мои ребра!

— Из-за него нас выставили из города, — проревел один из рабочих. — Получается, что мы зря ехали сюда тридцать миль. И нам придется ехать еще сорок миль, прежде чем мы сможем заработать хотя бы пенни! Вот что твой драгоценный Доктор для нас сделал!

— Больше он не будет работать в нашем цирке! — пробулькал Блоссом. — Я не намерен терпеть его выходки!

Директор наконец освободился от мертвой хватки силача и, подбежав к Доктору, начал размахивать пальцем у него перед носом.

— Вы уволены! — визжал он. — Убирайтесь отсюда сегодня же, нет — сейчас же!

— Очень хорошо, — спокойно сказал Доктор и повернулся, чтобы уйти.

— Подождите минутку, Доктор! — окликнул его Геркулес. — Вы хотите остаться?

— Не знаю, Геркулес, — задумчиво ответил Джон Дулитл. — Мне трудно ответить на твой вопрос.

— Какая разница, чего он хочет! — взвизгнула Фатима. — Хозяин его уволил — вот и весь разговор. Он обязан уйти.

Тут Доктор взглянул в полные ненависти глаза Фатимы и вспомнил о ее несчастных змеях. Потом он подумал о других цирковых животных, у которых без него не останется никакой надежды на лучшую жизнь, и о старом коне Беппо, которого давно пора отправить на пенсию. Пока он раздумывал, Свисток уткнулся ему в руку своим мокрым носом, а Тоби начал теребить полу его сюртука.

— Нет, Геркулес, — сказал он наконец, — я не хочу уходить из цирка. Но меня выгоняют, и с этим ничего нельзя поделать.

— Как это нельзя ничего поделать! — воскликнул силач. — Плохо вы нас знаете! — Он схватил Блоссома за плечи, повернул к себе лицом и потряс своим огромным кулаком у него перед носом. — Послушайте, — угрожающе произнес он, — Доктор — честный человек, а Браун — обманщик. Если Доктор уйдет из цирка, вместе с ним уйду и я. А со мной уйдут и мои племянники — акробаты на трапеции. Кроме того, я думаю, что и клоун Хоп присоединится к нам. Ну как, вам это понравится?

Владелец «Величайшего Цирка на Земле» сразу не нашелся, что ответить. Он так растерялся, что даже начал жевать свои усы. Он знал, что без тюленихи Софи, Геркулеса, братьев-акробатов, лучшего клоуна и Тяни-Толкая его цирк заметно обеднеет. Пока он думал, что же ему сказать, лицо Фатимы приобрело совершенно ужасное выражение. На него стоило посмотреть! Если бы ее взгляд мог убивать, то Доктора с Геркулесом давно бы не было в живых.

— Хорошо, — сказал наконец Блоссом совершенно другим тоном. — Не будем ссориться. Нет смысла разваливать весь цирк только из-за того, что нам не повезло в одном городе.

— Если вы хотите, чтобы я остался, — сказал Доктор, — вы должны выполнить несколько моих требований. Во-первых, я настаиваю на том, чтобы никаких фальшивых лекарств не продавалось, пока я работаю здесь.

— Ха! — воскликнула Фатима. — Вот видите — он опять за свое! Сейчас он вас будет учить, как управлять цирком!

— Во-вторых, — продолжал Доктор, — я требую, чтобы эта женщина больше не прикасалась к змеям или каким-нибудь другим животным. Она должна быть уволена. Я сам куплю ее змей.

Несмотря на протестующие вопли заклинательницы змей, Блоссом в конце концов согласился выполнить требования Доктора, и все было улажено миром.

В этот вечер, когда Гу-Гу сидел на ступеньках фургона и перекликался со своей подругой — совой, жившей на городском кладбище, к нему подошла Даб-Даб. В глазах у бедной домохозяйки стояли слезы.

— Я просто не знаю, что с ним делать, — запричитала она. Он забрал все до последнего пенни из нашей копилки! Двенадцать фунтов, девять шиллингов и шесть пенсов — все, что мы накопили, чтобы можно было вернуться в Падлби. И как ты думаешь, на что он их потратил? — Тут Даб-Даб не выдержала и разразилась слезами. — Он купил шесть жирных противных змей! Мало того, он поселил их в моей любимой баночке из-под муки. Они будут там жить, пока Доктор не подыщет им более подходящее место!

С уходом Фатимы работа в цирке стала нравиться Доктору гораздо больше.

Раньше его все время мучила совесть, что он ничем не может помочь бедным животным. Но теперь, когда он отправил Софи на Аляску, избавил змей от рабства и хлороформа, запретил продажу фальшивых лекарств, Доктор почувствовал, что его пребывание в цирке не напрасно.

Даже Блоссом после скандала с Брауном стал выказывать ему намного больше уважения, чем прежде. Хотя, если бы он не был так зол из-за приказа мэра и жалоб Фатимы, ему бы и в голову не пришло увольнять Джона Дулитла. Ведь директор цирка прекрасно понимал, что такого необыкновенного зверя, как Тяни-Толкай, ему нигде больше не удастся найти.

Что же касается циркачей, то после происшествия в Стоубери они еще больше полюбили Джона Дулитла. Несмотря на то, что Фатиме удалось настроить против Доктора несколько человек, ее саму в цирке никто терпеть не мог. И когда стало известно, что благодаря Доктору она уволена, ему тут же простили все убытки, которые понес цирк из-за скандала в Стоубери.

Однако настоящим авторитетом среди артистов Доктор стал пользоваться лишь после того, как заболела Говорящая Лошадь.

Это случилось через несколько дней, когда они приехали в город Бриджтон. Бриджтон был большим промышленным центром, и Блоссом надеялся, что здесь они смогут неплохо заработать. Как всегда, сначала цирк прошествовал по улицам города. Восхищенные жители увидели диковинных животных, клоунов, отважных наездников и много других удивительных вещей. Перед началом выступлений повсюду были расклеены огромные афиши, и когда наконец цирк открылся, публика повалила туда валом, посетителей было хоть отбавляй. Казалось, это была одна из лучших недель за всю историю бродячей труппы.

Первое представление должно было начаться в два часа дня в большом театре Шапито. При входе была установлена большая афиша с программой выступлений. Она гласила: «Мадмуазель Светлячок, искусная наездница! Отважные акробаты на трапеции братья Пинто! Самый сильный человек на свете великан Геркулес! Уморительный клоун Хоп и его чудо-пес Свисток! Танцующий слон Жо-Жо и знаменитая на весь мир Говорящая Лошадь — Нино!» Название последнего номера было написано самыми большими буквами.

Надо сказать, что эта Нино была обыкновенной пегой кобылой, которую научили распознавать определенные знаки, которые ей подавал дрессировщик и «отвечать» на них. Блоссом купил ее у одного француза вместе с секретом ее так называемого умения разговаривать. На самом деле во время представления Нино ничего не говорила. Она просто била копытом или мотала головой нужное число раз в ответ на вопросы Блоссома.

«Сколько будет три плюс четыре?» — спрашивал, например, Блоссом. И Нино била копытом семь раз. Если ей нужно было ответить «да», она кивала головой, а если «нет», — мотала мордой из стороны в сторону. Конечно, она не понимала, о чем ее спрашивают, а угадывала, что ей нужно ответить, по знакам, которые ей подавал директор. Если он хотел, чтобы Нино ответила «да», он начинал почесывать свое левое ухо, если «нет» — складывал руки на груди, и так далее. Все эти знаки Блоссом держал в секрете. Но Доктор их, конечно же, знал — ведь Нино рассказала ему, как проходит представление.

Номер «Говорящая Лошадь» пользовался большим успехом у публики, поэтому в афишах директор всегда отводил ему почетное место. Дети всегда с удовольствием выкрикивали со своих мест вопросы и покатывались со смеху, видя, как маленькая толстая кобылка бьет в ответ копытом или мотает головой.

До начала первого представления в Бриджтоне оставалось совсем немного времени. Доктор с директором беседовали в гримерной клоуна, когда к ним вдруг ворвался главный конюх. Он был очень взволнован.

— Мистер Блоссом! — закричал он. — Нино заболела! Лежит у себя в стойле с закрытыми глазами и даже не может подняться на ноги. Представление начнется через пятнадцать минут, а я ничего не могу с ней сделать!

Бормоча про себя ругательства, директор вскочил и бросился в конюшню. За ним побежал и Доктор.

Нино действительно была в очень плохом состоянии. Она лежала на соломе и прерывисто дышала. Доктор с директором с трудом поставили ее на ноги, но бедная лошадь не могла ступить ни шагу. Она шаталась от слабости.

— Черт побери! — выругался Блоссом. — Если она сегодня не выступит, это испортит нам репутацию на всю неделю. Мы разрекламировали ее как гвоздь программы! Если она не выйдет на манеж, зрители будут кричать, что их обманули!

— Вам придется все объяснить публике, — сказал Доктор. — У этой лошади очень сильная лихорадка. Я сомневаюсь, что она сможет сегодня выйти из своего стойла.

— Боже! Но она должна это сделать! — воскликнул Блоссом. — Если она не выступит, зрители могут потребовать свои деньги обратно. Мы не можем оскандалиться еще раз, как…

В этот момент в конюшню зашел мальчик.

— Уже без пяти минут два, мистер Блоссом, — сказал он. — Пирс велел мне узнать, готовы ли вы.

— Черт их подери! — закричал Блоссом. — Я не могу вести первое отделение! Прежде чем я выйду на манеж, мне нужно привести в порядок Нино!

— Но у нас больше некому это делать, сэр, — возразил мальчик. — Робинсон еще не вернулся.

— Боже, что за день, — простонал директор. — Конечно, представление не начнется без инспектора манежа. Но я не могу сейчас оставить Нино. Я просто не знаю, что мне…

— Извиняюсь, хозяин, — раздался вдруг сзади чей-то голос. Обернувшись, директор встретился взглядом с косыми глазами Мэтью Магга. — Может быть, вы позволите мне занять ваше место? — спросил Продавец Кошачьей Еды. — Я уже давным-давно выучил все ваши слова наизусть. Я постараюсь объявлять номера точно так же, как это делаете вы. И клянусь — никто не заметит никакой разницы!

— Да-а… — протянул Блоссом, оглядывая Мэтью с головы до ног. — Ты самый задрипанный из всех ведущих, каких мне когда-либо приходилось видеть. Но сейчас выбирать не приходится. Пойдем скорей со мной — я дам тебе свой костюм.

Доктор занялся больной кобылой, а Блоссом с Мэтью побежали в костюмерную. Там при помощи румян, накладных усов из гримировальной коробки клоуна и Теодозии (которая наскоро ушила широкие бриджи Блоссома) Мэтью Магг превратился из Продавца Кошачьей Еды в инспектора манежа.

Наконец-то сбылась мечта всей его жизни: он стал главным действующим лицом в цирке. И когда Мэтью вышел из-за кулис и увидел вокруг себя море лиц, то от чувства собственного достоинства его плечи расправились, а грудь выпятилась вперед сама собой. Теодозия же, подсматривающая за ним через щель в занавесе, сияла от гордости и молила Бога, чтобы швы на бриджах Блоссома не разошлись до конца представления.

А в это время Доктор, осмотрев Нино, окончательно убедился, что она не сможет выступать в этот день. Единственное, чем он мог ей помочь, он сделал — дал ей две большие таблетки из своей черной аптечки. Через пятнадцать минут в конюшню вернулся Блоссом, переодевшийся в вязаную фуфайку и фланелевые брюки.

— Нино не сможет сегодня выйти на манеж, мистер Блоссом, — сказал Доктор. — Она поправится в лучшем случае через неделю, но никак не раньше.

— Ну всё! — всплеснул руками директор. — Мы погибли — просто погибли! Этот скандал в Стоубери попал в газеты, и если мы провалимся и здесь, — с цирком будет покончено! Публика непременно начнет требовать свои деньги обратно. Самое ужасное, что мне нечем заменить этот номер — совершенно нечем! Черт возьми! Первый раз в жизни меня так преследуют неудачи!

Бедный Блоссом был в полном отчаянии. Доктор взглянул на него и задумался. Но тут из соседнего стойла послышалось тихое ржание. Это подал голос Беппо, старый ветеран. Услышав приветствие своего друга, Джон Дулитл улыбнулся.

— Послушайте, мистер Блоссом, — тихо сказал он. — Я думаю, что смогу вам помочь, только вы должны обещать мне, что сделаете то, о чем я вас попрошу. Я знаю о животных намного больше, чем вы думаете. Большую часть своей жизни я посвятил их изучению. Вы пишете в афишах, что Нино понимает вас и умеет отвечать на вопросы, но ведь мы с вами знаем, что это, мягко говоря, неправда, ведь так? Вы просто подаете ей определенные сигналы, а публика принимает это за чистую монету. Сейчас я расскажу вам свой секрет, которым я никогда ни перед кем не хвастался. Хотя даже если бы я это и сделал, мне бы вряд ли поверили. Я могу разговаривать с лошадьми на их собственном языке и понимаю, что они мне отвечают.

Все время, пока Доктор это говорил, Блоссом стоял, мрачно уставившись в пол. Но услышав его последние слова, он поднял глаза на Джона Дулитла и нахмурился.

— Вы что, с ума сошли? — спросил он. — Говорить с животными на их языке! Я работаю в цирке уже тридцать семь лет, имею дело с животными с тех пор, как был мальчишкой на побегушках. И ни разу не слышал, чтобы человек мог с ними разговаривать! И у вас хватает наглости рассказывать эти небылицы мне — самому Александру Блоссому!

— Это не небылицы, — тихо сказал Доктор. — Я говорю вам правду. Но я вижу, что вы мне не поверите, пока я вам этого не докажу.

— Можете держать пари, что не поверю, — презрительно фыркнул Блоссом.

— В конюшне пять лошадей, не правда ли? И ни одна из них не видит, где я стою. А сейчас, если вы попросите меня задать какой-нибудь вопрос любой из них, я попробую вам сказать, что она ответит.

— Да вы просто сумасшедший! — воскликнул Блоссом. — У меня нет времени слушать ваши бредни.

— Хорошо, — сказал Доктор. — Я хотел помочь вам, но если вы отказываетесь от моей помощи, говорить больше не о чем. — Он пожал плечами и отвернулся. В этот момент из большого шатра послышались аплодисменты.

— Спросите у Беппо, — сказал Блоссом, — номер загона, в котором он стоит.

Стойло Беппо было вторым от конца, и на его двери белой краской была написана большая цифра «два».

— Как вы хотите: чтобы он ответил мне на своем языке или просто отбил номер копытом? — спросил Доктор.

— Пусть он постучит по перегородке копытом, профессор, — насмешливо сказал Блоссом. — Я не знаком с лошадиной грамматикой и не смогу понять, жульничаете вы или нет.

— Хорошо, — ответил Доктор и издал носом несколько звуков, очень похожих на сопение. Можно было подумать, что у него начался насморк, и он хочет высморкаться. Сразу же после этого из стойла номер два послышались два удара копытом.

От удивления Блоссом поднял брови, но потом пожал плечами:

— Подумаешь! Это могло быть и случайным совпадением. Конь мог сам задеть за перегородку. Спросите его — э… спросите его, сколько пуговиц на моем жилете — на том, в который одет сейчас ваш косоглазый помощник на манеже.

— Ладно, — сказал Доктор. И он снова засопел носом, а потом изобразил тихое ржание. Но на этот раз, обращаясь к Беппо, он забыл назвать его по имени. Все пять лошадей, конечно, прекрасно знали жилет директора. И каждая подумала, что Доктор спрашивает именно ее. Поэтому одновременно в каждом стойле прозвучало по шесть ударов. И даже бедная Нино, лежавшая на соломе с закрытыми глазами, вытянула заднюю ногу и слабо стукнула ею о дверь шесть раз. Глаза мистера Блоссома чуть не вылезли из орбит.

— А сейчас, — сказал Джон Дулитл, улыбнувшись, — чтобы вы не подумали, что и это простое совпадение, я попрошу Беппо взять зубами вон тот коврик, который висит у него на перегородке, и подбросить его в воздух.

Доктор произнес еще несколько слов на лошадином языке, и коврик, висевший до этого на перегородке Беппо, исчез. Сам Джон Дулитл при этом даже не пошевельнулся. Блоссом бросился в стойло номер два. Там он увидел, что старый Беппо подбрасывает и ловит коврик, как школьница, играющая со своим носовым платком.

— Ну, а теперь вы мне верите? — поинтересовался Доктор.

— Верю ли я вам? — закричал Блоссом. — Я верю, что вы младший брат самого дьявола! Но мне до этого нет никакого дела — вы тот человек, который мне нужен! Пойдемте скорее в костюмерную, подберем вам что-нибудь.

— Подождите минутку, — сказал Доктор. — Что вы хотите делать?

— Нарядить вас в подходящий костюм, конечно, — ответил Блоссом. — Вы же не откажетесь сделать для нас номер, правда? Почему бы вам не выступить с какой-нибудь другой лошадью вместо Нино? Разве вы не говорили, что хотите помочь мне?

— Да, говорил, — медленно ответил Доктор. — И я помогу вам, но только после того, как вы дадите мне одно обещание. Я сделаю из Беппо говорящего коня, если вы согласитесь на мои условия. Номер Нино в конце представления, так что у нас с вами еще есть полчаса, чтобы все обсудить.

— В этом нет никакой нужды! — воскликнул Блоссом. — Я готов пообещать вам все, что вы захотите! Господи, да если вы понимаете язык зверей, мы баснословно разбогатеем за один только сезон! Если бы я не видел собственными глазами, как вы с ними разговаривали, я бы ни за что в это не поверил! Вам нужно было давным-давно работать в цирке. Сейчас вы были бы уже миллионером, а не бедным сельским врачом! Пойдемте скорее, подберем для вас какой-нибудь костюм поярче. Вы же не можете выйти на манеж в этих мятых брюках. Публика ни за что не поверит, что вы хоть раз в жизни сидели на лошади!

Доктор с Блоссомом вышли из конюшни и направились в костюмерную. Там директор начал потрошить старые, много повидавшие на своем веку сундуки, вытряхивая их содержимое на пол. Пока он перебирал яркие нарядные костюмы, Доктор перечислял ему все свои требования.

— Мистер Блоссом, — начал он, — с тех пор, как я работаю в вашем цирке, я заметил у вас некоторые вещи, которые не согласуются с моими представлениями о честной работе и гуманном отношении к животным. Я вам пытался уже об этом говорить, но каждый раз вы отказывались выслушать меня.

— Помилуйте, Доктор! — воскликнул Блоссом, вытаскивая из сундука пару красных персидских штанов. — Как вы можете так говорить? Разве я не выгнал по вашей просьбе Брауна и Фатиму?

— Вы расстались с ними, потому что у вас не было другого выхода, — возразил Доктор, — а не потому, что я вас попросил об этом. Я все время чувствовал себя ужасно неловко, работая в цирке, где очень многое строится на обмане. Но я не буду сейчас вдаваться во все подробности — у нас слишком мало времени. Для начала я хочу попросить вас о следующем: конь Беппо, который будет выступать в моем номере, слишком стар для работы. Он служит у вас тридцать пять лет. Я хочу, чтобы в награду за то, что он исполнит роль Говорящей Лошади, его отправили на пенсию. Он заслужил себе право провести остаток своих дней на покое и жить так, как он захочет.

— Я согласен, — сказал Блоссом. — А как вам нравится вот это? — И директор приложил к груди Доктора кавалерийский мундир. — Нет, он слишком узкий для вас! — воскликнул он. — Хотя ростом вас Бог не наградил, но по ширине вы не уступите любому верзиле!

— Следующее, чего я хочу, — продолжил Доктор, — это чтобы вы навели порядок в зверинце. Я вам уже говорил, что клетки чистят редко, животным в них очень тесно и кормят их плохо.

— Хорошо, Док. Мы все сделаем — в пределах разумного, конечно. Вы напишете свод правил для смотрителя зверинца и будете сами следить за тем, как он их выполняет. А что вы скажете, если мы сделаем из вас американского ковбоя?

— Нет, я не хочу быть ковбоем, — сказал Доктор. — Они безобразно относятся к своим коровам. Кроме того, я не одобряю эту дурацкую привычку нахлобучивать шляпу на глаза своей лошади, чтобы она вставала на дыбы и брыкалась. И наконец, я бы хотел, чтобы время от времени в цирке проводились небольшие реформы, улучшающие жизнь зверей. Я надеюсь, что вы разумно отнесетесь к моим предложениям, и тогда мы с вами будем вместе работать. Что вы на это скажете?

— Я скажу, что согласен, Док, — ответил Блоссом. — Стоит нам только начать — и мы прославимся на весь мир! Если вы пробудете у меня хотя бы год, все остальные цирки померкнут по сравнению с моим! Они покажутся публике двухгрошовыми балаганами! А вот как раз то, что нам нужно: кавалерийская форма двадцать первого гусарского полка. Ваш размер. С медалями и со всем остальным. Думаю, она будет вам к лицу!

На этот раз Блоссом примерил Доктору алый гусарский мундир. Теперь директор сиял от удовольствия.

— Клянусь, здесь никто не видел ничего подобного! — захихикал он. — Мы заставим говорить о себе весь город! А вот эти сапоги вам подойдут?

— Сейчас посмотрим, — ответил Доктор, забирая у Блоссома пару роскошных военных сапог для верховой езды. Он сел и начал расшнуровывать свои ботинки. В этот момент дверь открылась, и в костюмерную вошел мальчик — подручный конюха.

— Джо, ты как раз вовремя, — воскликнул Блоссом. — Беги скорей на конюшню и почисти скребницей Беппо. Он будет выступать вместо Нино.

— Беппо? — переспросил мальчик, не поверив своим ушам.

— Да, именно то, что я сказал — Беппо, тупица! — закричал Блоссом. — Надень ему зеленую уздечку с белыми розочками и вплети в хвост красную ленту. Да поторопись!

Когда парнишка исчез, в костюмерной появился клоун Хоп со своим Свистком. Он хотел немного отдохнуть в перерыве между номерами. В это время Доктор в щегольских военных бриджах и ботфортах застегивал воротничок своего алого мундира.

— Как там справляется мой косоглазый дублер? — поинтересовался у клоуна Блоссом.

— Хозяин, он просто чудо! — опускаясь в кресло, воскликнул Хоп. — Прирожденный ведущий. Ручаюсь, вы никогда не слыхали такого голоса. А как у него подвешен язык! Стоит кому-нибудь из артистов ошибиться — у него тут же готова шутка, он острит без остановок направо и налево. Я бы вам не посоветовал надолго оставлять его с публикой, хозяин, — не успеете оглянуться, как он отберет у вас все ваши лавры. Дамы от него просто без ума. А кто этот господин в военной форме? Ба, да это же наш Доктор! Что это он собирается делать?

В этот момент в костюмерную ворвался еще один мальчишка.

— Мистер Блоссом! До последнего номера осталось всего десять минут! — выпалил он.

— Вот и отлично, — потирая руки, сказал директор. — Будем выступать. Возьмите вашу портупею, Доктор. Как настроена публика, Фрэнк?

— Превосходно! Такого успеха в этом году у нас еще не было. Зал забит до отказа, зрители даже стоят в проходах. В последнюю минуту пришлось впустить всю среднюю школу. А вечером к нам собирается прийти Дом ветеранов в полном составе!

За кулисами «Величайшего Цирка на Земле» царило необычайное оживление. Когда клоун Хоп открыл дверь костюмерной, чтобы выйти на манеж, из зрительного зала донеслись радостные возгласы, отдельные хлопки и аплодисменты публики.

— Послушай, Хоп, — сказал Блоссом клоуну, — когда выйдешь на арену, шепни Маггу, что Нино все-таки будет выступать — вернее, не она, а ее замена. А Доктор будет дрессировщиком. Пусть он их представит так, как это всегда делаю я. Пусть расхвалит их, не жалея красок.

— Хорошо, хозяин, — ответил Хоп, ухмыльнувшись. — Странно только, что у вас не нашлось лошади покрасивее Беппо.

До номера Говорящей Лошади оставалось всего две минуты. И вдруг один из эполетов Доктора оторвался. Кто-то сбегал за Теодозией, и она, с безумной скоростью орудуя иголкой, пришила эполет на место. После этого полностью экипированный в свой яркий и великолепный костюм Джон Дулитл побежал искать Беппо. Тот уже дожидался Доктора за кулисами, прямо перед выходом на манеж. Рядом с ним стоял Фрэнк и держал его за уздечку.

Бедный конь выглядел совсем не так нарядно, как Доктор. За ним столько лет не ухаживали и так редко скоблили, что один-единственный раз ничего не исправил. Его длинная шерсть свалялась, а спутанная грива казалась совсем неухоженной. Несмотря на зеленую с белыми розочками упряжь и красную ленту в заплетенном хвосте, он выглядел тем, кем на самом деле и был: старым-престарым трудягой, который честно работал много-премного лет и не заработал себе ни почестей, ни благодарности.

— Ну и ну, Беппо, — шепнул Доктор на ухо коню, забирая у Фрэнка уздечку. — Публика подумает, что ты собрался на похороны. Ну-ка, приободрись! Подними голову повыше — вот так. А теперь раздуй ноздри. Ну вот — совсем другое дело!

— Знаете, Доктор, — сказал Беппо, — вы мне, наверное, не поверите, но я происхожу из очень знатного рода. Моя мать рассказывала мне, что ее родословная восходит к боевому скакуну самого Юлия Цезаря. Именно на нем он объезжал свою гвардию. Моя мать очень гордилась этим. На скачках она всегда завоевывала первые призы. Но потом тяжеловесные боевые скакуны вышли из моды, и их заставили работать тягловыми лошадьми. Вот так мы и опустились — теперь наши прошлые боевые подвиги мало кого интересуют. Но может, мы с вами немного порепетируем? Я понятия не имею, что мне нужно будет делать на сцене.

— Нет, у нас совсем нет времени, — сказал Доктор. — Наш выход могут объявить в любую минуту. Не бойся, мы справимся. Просто делай все, что я тебе скажу. Или то, что придумаешь сам. Посмотри, ты опять повесил голову. Ну-ка, вспомни своего великого предка! Выше голову — вот так. Теперь выгни шею и сделай так, чтобы твои глаза сверкали. Представь, что ты несешь у себя на спине императора, который завоевал весь мир. Отлично! Теперь ты выглядишь просто великолепно!

В это время на арене циркового шатра мистер Мэтью Магг, хозяин манежа на один день, вел «Величайшее Представление на Земле» с мастерством, которое делало ему честь. Продавец Кошачьей Еды блистал необычайным красноречием — настал звездный час всей его жизни и упускать его он не собирался.

В перерыве между номерами братьев Пинто и Геркулеса на манеж выскочил клоун Хоп и начал снова веселить детей своими ужимками. Потихоньку подобравшись поближе к Мэтью, он перекувырнулся прямо у него под носом и шепнул:

— Вместо Нино выступит другая лошадь с Доктором в роли дрессировщика. Хозяин велел тебе представить ее, как Нино.

— Хорошо, — шепнул в ответ Мэтью. — Я понял.

И когда танцующий слон Жо-Жо раскланивался под бурю аплодисментов, инспектор манежа сам зашел за кулисы и вывел на арену исполнителей следующего, самого главного номера: старого коня и маленького толстячка в кавалерийской форме.

Увидев вокруг себя море глазеющих лиц, старый Беппо на секунду испугался.

Мэтью жестом показал этой странной паре, чтобы они остановились у выхода. После этого он вышел на середину манежа и королевским взмахом руки заставил замолчать хриплый оркестр, который все еще доигрывал последние аккорды танца Жо-Жо. Когда стало совсем тихо, он оглядел аудиторию и набрал в легкие побольше воздуха для своей последней, самой внушительной речи.

— Дамы и господа! — проревел инспектор манежа Мэтью Магг. — Сейчас вы увидите последний и самый главный номер нашей самой длинной и самой блестящей программы. Я уверен, что вы слышали о знаменитой на весь мир Говорящей Лошади Нино и ее доблестном хозяине, лихом казаке, кавалерийском офицере, капитане Николае Пафтапском! Сейчас они перед вами, дамы и господа. Вы имеете возможность лицезреть их, так сказать, живьем. Короли и королевы проделывали кругосветные путешествия, чтобы взглянуть на этот номер! Только два месяца назад, когда мы выступали в Монте-Карло, самому премьер-министру Англии не хватило места в нашем зале — и, сами понимаете, нам пришлось дать ему от ворот поворот. Нино, дамы и господа, — очень стара. Она родилась в степях Сибири. Ее теперешний владелец, майор Пафтапский, купил ее у татарских племен. С тех пор она участвовала в пятнадцати войнах, что, как вы видите, и сказалось на ее внешнем виде. Полковник Пафтапский, раненый в боях в руку, выгонял из Москвы Наполеона и спасал Россию от железной пяты Бонапарта. На груди бригадира красуются три медали. Одной из них его наградил русский царь за этот храбрейший подвиг.

— Перестань сейчас же болтать этот вздор, Мэтью, — сконфуженно прошептал Доктор, подойдя к ведущему. — Совсем не нужно…

Но красноречие Мэтью Магга остановить было невозможно. Громовым голосом он продолжал вещать:

— Ну, довольно о военной карьере этой замечательной лошади и ее храброго хозяина. Генерал Пафтапский, дамы и господа, — очень скромный человек, и он запрещает мне говорить об остальных своих медалях, которыми его наградили шведский король и императрица Китая. Сейчас, с вашего позволения, я перейду к необыкновенному уму животного, которое стоит перед вами. Выгнав Наполеона из России, граф Пафтапский возвращался к себе домой. И тут его вместе со знаменитой лошадью Нино взяли в плен французы. За те два года, которые Нино и ее хозяин провели в плену, они так подружились, что стали понимать друг друга точно так же, как я понимаю вас, а вы — меня. Если вы мне не верите, то убедитесь сами. Все, что вам нужно сделать, — это только задать Нино какой-нибудь вопрос через ее хозяина — и она вам на него ответит. Если, конечно, ответ вообще существует в природе. Фельдмаршал, дамы и господа, говорит на всех языках мира, кроме японского, конечно. Так что если среди уважаемой публики есть японцы или японки, им придется перевести свой вопрос сначала на какой-нибудь другой язык. Сейчас маршал Пафтапский продемонстрирует вам несколько трюков, и вы увидите сами, на что способна его чудесная лошадь. Дамы и господа! Я имел удовольствие представить вам эрцгерцога, главнокомандующего русской армией Николая Пафтапского и его боевую лошадь — единственную и неповторимую, знаменитую на весь мир Нино.

Оркестр заиграл марш, и Доктор с Беппо вышли на середину манежа и поклонились. Публика встретила их шквалом аплодисментов.

Это было странное представление, единственное в своем роде из всех, какие когда-нибудь проходили в цирке. Даже уже выйдя на манеж, ни Доктор, ни Беппо точно не знали, что они будут делать. Но старый ветеран понимал, что от этого выступления зависит его свобода. И он старался изо всех сил. Правда, иногда он забывал о своем знатном происхождении и снова превращался в усталого и измученного долголетней работой коня. Но в целом, как сказал потом клоун Хоп, Беппо выглядел на манеже намного лучше, чем все ожидали. А что касается публики, то еще ни одно животное, когда-либо выступавшее в цирке Блоссома, не пользовалось у нее таким успехом, как этот старый конь.

Исполнив несколько трюков, полковник Пафтапский повернулся к зрителям и предложил им задать его лошади какой-нибудь вопрос. (Надо заметить, что для «казака и офицера русской армии» он говорил по-английски просто превосходно.) Тут же маленький мальчик в первом ряду закричал:

— Попросите ее подойти ко мне и снять с меня шапку!

Доктор подал Беппо знак, и тот пошел прямо к мальчугану, стянул кепку с его головы и вручил ее владельцу. После этого со всех сторон посыпались бесчисленные вопросы, и на каждый из них Беппо обязательно отвечал. Иногда он это делал, постукивая копытом об пол, иногда мотая головой, а иногда просто тихо ржал. В этом случае Доктор переводил его ответ публике. Зрителям это так понравилось, что Блоссому, подсматривавшему за представлением сквозь щелку в занавесе, начало казаться, что им никогда не надоест задавать свои вопросы. И когда наконец доблестный Пафтапский увел свою лошадь с арены, публика еще долго аплодировала, кричала «браво» и требовала их на бис.

Молва о необычайном успехе первого циркового представления и чудесной Говорящей Лошади моментально разлетелась по всему городу. И задолго до начала вечернего представления у большого шатра выстроилась огромная очередь в четыре ряда — все боялись, что им не хватит места, когда представление начнется. Остальные палатки и балаганы были тоже забиты до отказа. В этот вечер посетителей в цирке Блоссома было так много, что все, кто пришел чуть позже, уже не смогли протиснуться сквозь толпу, чтобы подойти к большому шатру.

Потраченные на покупку шести змей деньги, из-за которых так переживала бедная Даб-Даб, вскоре снова были восполнены в копилке Джона Дулитла. И хотя домохозяйка все время ворчала на Доктора за то, что он поселил в ее лучшей баночке этих нечистоплотных извивающихся тварей, она не могла не признать, что они не требовали больших расходов. Цирк пользовался в Бриджтоне таким успехом, что коробка, стоявшая при входе в балаган «Двухголового зверя из джунглей Африки», наполнялась шестипенсовыми монетами с удивительной быстротой. И скоро Гу-Гу предсказал, что их рекорд, установленный в Эшби, будет легко побит.

— Я считаю, Доктор, — сказал он, наклонив набок голову и закрыв левый глаз, — что до конца недели мы легко наберем шестнадцать фунтов. Это если не считать, что в базарный день и в субботу к нам придет еще больше народу.

— Скажи спасибо Доктору, — добавил Джип. — Если бы не его номер с Беппо, наделавший столько шуму в городе, посетителей было бы в два раза меньше.

В первый же после премьеры вечер Блоссом прибежал к Доктору и начал упрашивать его, чтобы он продолжал выступать с Беппо всю неделю, пока цирк стоит в Бриджтоне.

— Но послушайте, — удивился Доктор. — Я обещал Беппо, что его отправят на пенсию сразу же после нашего выступления. Ведь я просил его выручить вас только один раз. Я не знаю, как скоро выздоровеет Нино, но я ничего не говорил Беппо о том, что он будет выступать всю неделю. Я считал, что когда у вас появится время, вы что-нибудь придумаете и замените наш номер каким-нибудь другим.

— Боже праведный, Доктор! — воскликнул Блоссом. — Кем же я могу вас заменить? Если бы я думал целый год, я бы все равно ничего не придумал! Ничего подобного не существовало с тех пор, как был изобретен цирк! О вас говорит весь город и даже все окрестности. Я слышал, что люди едут сюда аж из самого Уитлторпа, чтобы посмотреть ваш номер. Послушайте, попросите Беппо сделать нам одолжение — ведь ему это совсем не трудно. Пусть он скажет одно только слово — и мы исполним любое его желание. Он будет есть аспарагусы на завтрак, спать на пуховой перине — он получит все что угодно, только уговорите его! Сейчас мы зарабатываем до пятнадцати фунтов в день! Клянусь, никогда еще мои дела не шли так превосходно. Если так и будет продолжаться, мы скоро разбогатеем и сможем выйти из игры!

Помедлив, прежде чем ответить, Доктор взглянул на Блоссома. В его взгляде светилось что-то очень похожее на презрение.

— Да, — сказал он печально. — Теперь вы будете хорошо обращаться со своим старым слугой, не так ли? Теперь, когда он приносит вам столько денег. Тридцать пять лет он работал на вас и не получал никакой благодарности. За все это время его даже ни разу не расчесали! Вы давали ему только сена да желудей в обрез — ровно столько, чтобы он не умер с голоду. А сейчас вы готовы исполнить любое его желание! Это всё деньги! Что они делают с людьми! Проклятые деньги!

— Да что вы, Доктор, разве я не стараюсь загладить свою вину? — возразил Блоссом. — Ну, подумайте, что стоит этому вашему коню отвечать на вопросы и выделывать всякие штуки? Пойдите и поговорите с ним, Доктор! Ну и дела, двадцать четыре часа назад я и не подозревал, что на свете бывают говорящие лошади, а сейчас прошу вас пойти и поговорить с конем.

— Как бы мне хотелось, — сказал Доктор, — чтобы вы оказались на его месте, и вас бы заставили работать тридцать пять лет, чтобы в награду за это вы получали только хлеб с водой и множество побоев и унижений. Единственное, чего я не стал бы делать, — так это бить вас хлыстом. Хорошо, я передам вашу просьбу Беппо; посмотрим, что он скажет. Но запомните: последнее слово — за ним. Если он откажется, я заставлю вас выполнить ваше обещание — Беппо будет предоставлен уютный дом и хорошее пастбище, на котором он проведет остаток своих дней. Я очень надеюсь, что он скажет «нет».

Доктор повернулся на каблуках и вышел из вагончика директора.

— Бедный старый Беппо, — бормотал он, направляясь к конюшне. — Его предок носил на своей спине самого Юлия Цезаря, когда тот объезжал свою гвардию! Он слышал, как легионеры приветствуют покорителя мира, сидящего на нем верхом! Бедный старый Беппо!

В конюшне Доктор увидел, что конь понуро стоит у окна и смотрит на зеленые поля, простирающиеся за забором цирка.

— Это вы, Джон Дулитл? — спросил он, когда Доктор открыл дверь. — Вы пришли, чтобы наконец забрать меня отсюда?

— Беппо, — сказал Джон Дулитл, положив руку на тощую и костлявую спину своего старого друга. — Кажется, ты стал великим человеком — то есть, я хотел сказать, великим конем.

— Как это, Доктор? Я не понимаю.

— Ты стал знаменитым, Беппо. Все-таки наш мир очень странно устроен. И самые странные животные в нем — это мы, люди. После того, как ты прослужил у него тридцать пять лет, мистер Блоссом вдруг обнаружил, какой ты умный и ценный.

— В каком это смысле — ценный?

— Потому что ты умеешь говорить.

— Но я всегда умел говорить, — удивился Беппо.

— Да. Но об этом знал только я один. Пока мы не продемонстрировали твое умение разговаривать публике, мистер Блоссом и все остальные даже не догадывались об этом. Ты произвел настоящую сенсацию прямо накануне своей отставки. И сейчас они не хотят отправлять тебя на пенсию. Они хотят, чтобы ты продолжал быть необыкновенной Говорящей Лошадью — хотя ты и так был ею всю свою жизнь.

— Как это все нелепо, правда, Доктор?

— Да, это действительно очень нелепо. Но ты вдруг стал таким ценным, что Блоссом готов кормить тебя аспарагусами на завтрак и приставить к тебе двух лакеев: один будет расчесывать твою шерсть, а другой завивать твою гриву. Но за это ты должен остаться у него в цирке до конца недели и выступать в номере Говорящей Лошади.

— Гм. Вот, оказывается, что это значит — прославиться. Но лучше бы меня отпустили пастись на какое-нибудь большое и хорошее поле.

— Хорошо, Беппо. Сейчас, наконец, ты можешь поступить так, как захочешь сам — после того как тобой тридцать пять лет распоряжались другие. Если ты не хочешь больше выступать, так и скажи. Я заставлю Блоссома выполнить свое обещание. Тебя отправят на пенсию сегодня же.

— А что вы сами мне посоветуете, Доктор?

— Я думаю, что если мы уступим Блоссому сейчас, потом от него будет легче получить то, чего хотим мы. Понимаешь, ведь у Блоссома нет своей собственной фермы и ему придется искать фермера, который бы ухаживал за тобой и выпускал на свое пастбище. Кроме того, если ты согласишься, он будет лучше относиться ко мне и к моим идеям — ведь я хочу помочь и другим животным.

— Хорошо, Доктор, — сказал Беппо. — Тогда я согласен. Я буду с вами выступать.

Когда Доктор сказал Блоссому, что Беппо согласился, директор чуть не запрыгал от радости. Казалось, в целом свете не было человека счастливее его. Он тут же приказал напечатать и раздать жителям Бриджтона маленькие афишки. В них говорилось, что знаменитая во всем мире Говорящая Лошадь Нино будет выступать в городе еще четыре дня, и тому, кто не хочет упустить единственный в своей жизни шанс взглянуть на нее, лучше поспешить в «Величайший Цирк на Земле». Эти же афишки разослали во все соседние города.

Для Беппо устроили специальное шествие по улицам Бриджтона, и Доктор испытывал невероятное смущение, когда горожане, показывая на него пальцем, шепотом сообщали друг другу, что это сам эрцгерцог Пафтапский, хозяин и дрессировщик знаменитого коня. Однако Блоссому этот нелепый титул, которым наградил Доктора Мэтью, так понравился, что он ни за что не соглашался, чтобы Джон Дулитл расстался с ним.

Во вторник, среду и четверг в кассе была собрана рекордная за всю историю цирка выручка. Первый раз в жизни директору пришлось отгонять от ворот желающих попасть в его заведение. На территории циркового городка было уже так много народу, что он боялся впускать туда кого-либо еще. Полиция Бриджтона бросила все свои силы на поддержание порядка в толпе, окружившей «Величайший Цирк на Земле». Ничто так не способствует успеху, как сам успех. Как только по городу разнесся слух, что цирк уже не может вместить всех желающих, количество людей, толпящихся за воротами и требующих, чтобы их впустили, увеличилось чуть ли не в два раза. И еще долгое время спустя все артисты вспоминали Бриджтонскую неделю как самый выдающийся период в истории своего цирка.

А в это время Джон Дулитл заставлял Блоссома выполнять остальные свои обещания. Вскоре после начала гастролей в Бриджтоне заболел слон Жо-Жо. Из-за того, что его держали в ужасно сыром и грязном вольере, с ним случился острый приступ ревматизма.

Бедное животное мучили очень сильные боли, и он попросил Джипа сбегать за Доктором. Осмотрев слона, Джон Дулитл прописал ему массаж. Он послал за Блоссомом и сказал ему, что слону нужно купить бочонок специального дорогого бальзама. Случись это на несколько недель раньше, директор и не подумал бы нести такие расходы из-за какого-то одного больного зверя. Но сейчас, когда Джон Дулитл приносил его цирку столько денег, он готов был сделать все, чтобы угодить ему. Бальзам тотчас же принесли, и Доктор потребовал, чтобы ему помогали шестеро здоровых и сильных мужчин.

Оказалось, что сделать массаж слону — совсем не простое дело. В зверинце собралось множество народу, чтобы посмотреть, как шесть человек с Доктором во главе ползают по огромной туше и, обливаясь потом, тузят ее кулаками, чтобы втереть мазь получше.

Потом Доктор приказал построить для слона новый вольер со специальным деревянным полом, канализацией и всякими другими удобствами. И хотя все это стоило недешево, Блоссом вызвал плотников, и они соорудили новый дом для Жо-Жо всего за три часа. Результат не заставил себя долго ждать — слон выздоровел очень быстро.

Но Джон Дулитл помог не одному только Жо-Жо. Вскоре он написал для смотрителя зверинца свод правил, улучшающих положение всех остальных животных. И хотя смотритель без конца бормотал себе под нос, что «из зоопарка сделали салон красоты», Блоссом дал ему понять, что немедленно его уволит, если он не будет выполнять распоряжения Доктора.

Бедная Нино все еще болела. Хотя ей стало немного лучше, она выздоравливала ужасно медленно. Доктор навещал ее два раза в день. Но Блоссом уже понял, что его номер с Нино никогда не сможет сравниться с номером Доктора. К тому же Беппо, несмотря на свой возраст и внешний вид, был намного умнее Нино.

Итак, неделя гастролей в Бриджтоне подходила к концу. Джон Дулитл договорился с Блоссомом, что после последнего выступления в субботу он заберет Беппо, и они вдвоем отправятся к одному фермеру, который согласился, чтобы конь жил у него на ферме и пасся на его лугу до конца своих дней. Фермер обещал директору, что будет два раза в неделю кормить старого коня желудями и белой редиской (деликатесом, который Беппо особенно любил). Доктор с Беппо решили сначала сходить посмотреть, что это за ферма. «Если она не понравится коню, — решил Джон Дулитл, — я заставлю Блоссома подыскать ему что-нибудь другое».

Наконец в субботу вечером, когда последнее представление закончилось и большой шатер сложили, Доктор с Беппо собрались в дорогу. Багаж коня состоял из одной только новой попоны, которая была на нем (эту попону Блоссом купил ему в качестве прощального подарка по настоянию Доктора). Сам же Доктор взял с собой свою маленькую черную сумочку и небольшой узелок, который он положил на спину Беппо. Держа коня за уздечку, Джон Дулитл стоял у ворот и дожидался Мэтью. Продавец Кошачьей Еды побежал за сэндвичами, которые приготовила для них Даб-Даб.

Вдруг Доктор увидел, что с другого конца циркового городка к ним бежит Блоссом. Директор был чем-то необычайно взволнован. За ним семенил шикарно одетый господин невысокого роста.

— Вы только послушайте, Док, — закричал Блоссом, добежав до Джона Дулитла, — какое предложение мне только что сделали! Никто еще не предлагал мне ничего подобного! Вон тот франт, который сюда идет, — директор Манчестерского Амфитеатра. Он приглашает мою труппу выступать у него через неделю. Такая удача нам и не снилась — ведь это самый большой театр в Англии! Но больше всего его интересует Беппо. Как вы думаете, сколько он нам будет платить? Ни за что не догадаетесь — сто фунтов в день! А может, еще больше, если…

— Нет, — решительно оборвал Доктор. — Может быть, Беппо осталось прожить не так уж много лет, но это время он проживет так, как хочет — на свободе и в спокойствии. Передайте вашему директору, что Беппо уходит на пенсию, сегодня он покидает цирк навсегда.

И не дождавшись сэндвичей, Доктор вывел коня за ворота, и они зашагали вниз по дороге.

Они ушли из города совсем недалеко, когда их догнал Гу-Гу.

— Доктор, — сказал он, — мне не терпится рассказать вам, сколько денег мы заработали.

— Сейчас, Гу-Гу, разговор о деньгах мне противен больше, чем когда бы то ни было, — ответил Доктор. — Мы с Беппо пытаемся убежать от самого запаха денег!

— Но вы только подумайте, — когда у вас есть деньги, вы можете делать все, что вам только захочется!

— В этом-то как раз и заключается дьявольская сила денег — во власти, которую они дают человеку. Именно поэтому они стали проклятием человечества!

— Даб-Даб попросила меня догнать вас и сообщить, сколько Тяни-Толкай заработал на этой неделе. Она думает, что если вы это узнаете, вы, может быть, захотите наконец вернуться в Падлби. Я только что подсчитал нашу выручку. Ну и непростая это была задачка, хочу вам сказать: мне пришлось вычитать долю Блоссома и то, что мы задолжали торговцам. Представляете, мой прогноз не подтвердился: вместо шестнадцати фунтов мы получили двадцать шесть фунтов, тринадцать шиллингов и десять пенсов чистой прибыли!

— Гм, — пробормотал Доктор. — Это действительно много, но еще недостаточно для того, чтобы можно было уйти из цирка. Я думаю, мы еще не скоро вернемся в Падлби. Передай Даб-Даб, чтобы она хорошенько хранила эти деньги. А когда я вернусь, мы обо всем поговорим. Ты же знаешь — завтра я буду опять в цирке. До свиданья, Гу-Гу. Большое спасибо, что принес мне эти новости.

Адрес фермера, к которому они направлялись, лежал у Доктора в кармане. Представляете, как он удивился, когда, прибыв к месту назначения, обнаружил, что это та самая ферма, где живет его приятельница — старая рабочая лошадь!

Сколько же здесь было сердечных приветствий, расспросов и веселья! Доктор собрался было познакомить сияющую от радости старую лошадь с Беппо, как вдруг вспомнил, что не знает ее имени. Только теперь выяснилось, что ее зовут Тогл.

— Знаете, — сказала Тогл, когда церемония знакомства закончилась, — я ужасно рада, что мы встретились, но все-таки для Беппо было бы лучше, если бы Блоссом отправил его на другую ферму. Хотя мой хозяин сам по себе и неплохой парень, его пастбище оставляет желать много лучшего.

— Но мы и не обязаны оставаться здесь, — возразил Доктор. — Я сказал Блоссому, что если это место не понравится Беппо, он должен будет подыскать ему другое, более подходящее. А чем тебе не нравится твое пастбище? Здесь плохая трава?

— Да нет. С травой все в порядке. Правда, иногда в августе она бывает жестковатой, если лето дождливое, но в другое время трава очень сладкая. Дело в том, что само пастбище расположено очень неудачно. Оно находится на северо-восточном склоне. Солнце там появляется только в середине лета, а все остальное время года его загораживает холм. К тому же, здесь почти всегда дует северо-восточный ветер, и спрятаться от него практически негде — кроме вон той изгороди, — но травы, которая растет рядом с ней, мне хватает совсем ненадолго.

— Скажи мне, Беппо, — попросил Доктор, поворачиваясь к старому ветерану, — в каком месте тебе бы хотелось жить?

— Место, о котором я всегда мечтал, такое, — сказал Беппо, окидывая взглядом окрестности. В его старых глазах светилась грусть. — Оно должно быть где-то холмистым, а где-то ровным. Я люблю пастись на склонах — трава там намного ближе к твоему носу. Зато после того, как находишься по холмам, отдохнуть на равнине так приятно! Там обязательно должны расти большие раскидистые деревья с толстыми стволами. Лошади обожают стоять под такими деревьями и размышлять после вкусного обеда. Там есть и рощица, где растут разные лечебные травы. Мы любим пощипать их иногда — особенно дикую мяту: она успокаивающе действует на желудок. Должна быть там и вода. Но не грязный маленький пруд, а чистый и веселый ручеек. Неподалеку от него стоит какой-нибудь милый старый сарай с замшелой черепичной крышей. Она не пропускает дождь, поэтому пол в таком сарае всегда сухой. Само же пастбище разное: местами это сухой колючий дерн, а местами высокая сочная кормовая трава. В ней попадаются лютики и другие душистые полевые цветы. На вершине самого высокого холма стоит хороший твердый столб. Об него так приятно почесать себе шею, глядя на закат солнца! Знаете, Доктор, это мое любимое занятие — любоваться закатом и при этом почесывать себе шею. Кроме того, мне бы хотелось, чтобы это пастбище было огорожено забором от кусачих собак и назойливых людей. Пусть там царят тишина и спокойствие. Вот в таком месте я бы с удовольствием провел свою старость.

— Гм, — хмыкнул Доктор, когда Беппо закончил. — Все это и в самом деле звучит очень соблазнительно. Я и сам был бы не прочь провести в таком месте свою старость. Только, пожалуй, кроме столба для почесывания мне понадобится еще кое-что из мебели. Тогл, ты знаешь какое-нибудь пастбище, похожее на то, которое описал Беппо?

— Представляете, Доктор, я действительно знаю такое место! — воскликнула Тогл. — Пойдемте, я вам его покажу.

И она повела их на вершину холма. Когда они спустились вниз с другой стороны (она была южная, и там ярко светило солнце), то наткнулись на забор, огораживающий соседнюю ферму. И за этим забором простирался самый восхитительный луг, какой друзьям когда-либо приходилось видеть. Можно было подумать, что какая-то сказочная фея исполнила желание Беппо и создала для него в точности такое пристанище, о котором он мечтал: там было несколько старых раскидистых вязов; небольшая рощица и сверкающий на солнце ручеек; уютный маленький сарай в лощине; а на самой вершине холма, прямо на фоне пылающего заката, стоял тот самый столб, о который Беппо мог почесать себе шею.

— Вот оно, Доктор, — еле слышно выдохнул Беппо. — Вот о таком уголке я всегда мечтал. Ни одна лошадь не отказалась бы провести здесь свою старость.

— Это просто невероятно, — произнес Доктор, не меньше коня пораженный красотой открывшегося им пейзажа. — Да, у этого места есть своя, ни с чем не сравнимая прелесть! Эта земля принадлежит твоему хозяину, Тогл?

— Нет, — ответил старая лошадь. — Я сама несколько раз пыталась пастись здесь, даже перелезала через забор, но меня всегда выгоняли. Этот луг принадлежит фермеру, который живет вон в том маленьком домике с красной крышей. Видите, он стоит там внизу?

— Понятно, — сказал Доктор. — Интересно, сколько может стоить этот участок земли?

— Думаю, что немного, — ответила Тогл. — Хотя он и большой, его хозяин не выращивает на нем ничего, кроме кормовой травы.

— Но, Доктор! — удивился Беппо. — Зачем вам его покупать? Я думал, что за мое содержание будет платить Блоссом.

— Да, это так. Но Блоссом согласился платить фермеру только за то, что ты будешь у него жить и пастись на его пастбище. У меня есть другая идея. Я всегда мечтал создать пансионат для Отслуживших Тягловых Лошадей. Это место — просто идеальный приют для престарелых лошадей, и если бы я мог, я бы обязательно купил его.

— Какая великолепная идея! — воскликнули оба коня одновременно. — Но разве у вас хватит на это денег? — спросил Беппо. — Джип часто говорил мне, что вы бедны, как церковная мышь.

— Ну да, в общем-то он прав, — согласился Доктор. — Деньги у меня действительно никогда не задерживаются. Но ты же сам слышал, как Гу-Гу говорил мне, что сейчас у нас есть целых двадцать шесть фунтов. Конечно, я много должен моряку, но ведь ему эти деньги нужны не так срочно, как вам. Я знаю это наверняка, потому что посылал к нему пернатого гонца. Думаю, мы еще успеем заработать, чтобы вернуть ему долг. Конечно, на двадцать шесть фунтов такой большой кусок земли не купишь, но может быть, фермер разрешит мне заплатить сначала хотя бы эту сумму, а остальное я буду выплачивать ему в рассрочку каждый год. Если он согласится, пастбище будет принадлежать вам, и никто уже не сможет его у вас отобрать, — если я, конечно, не перестану платить. А сейчас подождите меня здесь, я попробую договориться с хозяином.

И оставив своих друзей у ворот, Джон Дулитл направился через луг к маленькому домику с красной крышей, на который ему показала Тогл.

В тот момент, когда Джон Дулитл постучал в дверь маленького домика, его хозяин, владелец «идеального пастбища», сидел у себя в гостиной за столом и разговаривал со своим соседом, хозяином Тогл. Ему ужасно были нужны двадцать шесть фунтов, чтобы купить семена картофеля, и он просил соседа одолжить ему денег, но тот сам едва сводил концы с концами, поэтому, все время извиняясь, он объяснял своему другу, что ничем не может ему помочь. Вот эту беседу и прервало появление Джона Дулитла.

Хозяин оказался очень гостеприимным человеком. Он пригласил Доктора в дом и усадил за стол рядом с другим гостем. Его жена тут же принесла кружки с ароматным сидром. Описав фермеру участок земли, который показала ему Тогл, Доктор спросил, не продается ли он. И так как фермер очень редко сажал что-нибудь на этом лугу, он сразу же сказал «да».

— Сколько вы за него хотите? — спросил Доктор.

— Сто двадцать пять фунтов, — ответил фермер.

— Я согласен, — сказал Доктор. — Но сейчас у меня есть только двадцать шесть фунтов. Предположим, я дам вам сейчас эти деньги, а остальное буду выплачивать в рассрочку. Каждые полгода вы будете получать от меня двадцать фунтов. Что вы на это скажете?

Фермер, которому очень нужны были деньги на семена, хотел было сразу согласиться, но тут в разговор вмешался его сосед.

— А на что тебе эта земля? — подозрительно спросил он. — Мы тебя, парень, первый раз видим. Уж не хочешь ли ты соорудить здесь какую-нибудь пакость вроде фабрики по производству клея, а?

— О нет, нет, что вы! — поспешил заверить его Доктор. — Я хочу превратить это место в приют для престарелых лошадей. Это будет обыкновенное пастбище, я почти ничего не собираюсь там менять.

Тут оба фермера подумали, что перед ними сидит сумасшедший. Но так как и он сам, и его план показались им довольно-таки безобидными, они решили, что большого вреда от него не будет, и согласились продать землю.

— Кстати, — вдруг вспомнил Доктор, снова обращаясь к хозяину Тогл. — У вас работает одна моя приятельница, старая лошадь; она носит очки, которые я подарил ей несколько лет назад, когда мы жили в Падлби.

— Ну да. Есть у меня такая — Тогл. Странная скотина — ни разу еще я не видал ее без этих очков. Только в них и ходит. А что с ней?

— Понимаете, она уже слишком стара, чтобы работать. Я знаю, что вы жалеете ее и большую часть времени она отдыхает. Не могли бы вы совсем освободить ее от работ и разрешить пастись на лугу, который я покупаю, вместе с другим конем?

— Да пусть пасется, мне-то что, — согласился фермер. — Одного только я в толк не возьму — откуда это тебе все известно о моей скотине?

— Видите ли, — замялся Доктор, — я умею угадывать, чего хотят лошади. Как вам сказать… Я ученый.

— Видали мы таких ученых, — захихикал фермер, подмигнув своему соседу.

Наконец после обсуждения всех деталей сделка состоялась. Было решено, что если Доктор выполнит свои обещания, земля будет принадлежать ему.

— Не мне, — поправил Джон Дулитл, поднимаясь из-за стола, чтобы попрощаться. — Земля будет принадлежать Обществу Престарелых Лошадей. Я отдаю ее самим лошадям.

Спросив у хозяина, где можно найти плотника, Доктор ушел. И когда спустя полчаса оба фермера проходили мимо только что купленного Джоном Дулитлом луга, они увидели, как странный ученый вместе с плотником устанавливают огромную доску, на которой большими буквами было написано:

«ФЕРМА-ПАНСИОНАТ.

ЭТА ЗЕМЛЯ ПРИНАДЛЕЖИТ

ОБЩЕСТВУ ОТСЛУЖИВШИХ ТЯГЛОВЫХ ЛОШАДЕЙ.

ПОСТОРОННИМ И ЗЛЫМ СОБАКАМ

ВХОД СТРОГО ЗАПРЕЩЕН.

Проводив двух первых членов Общества в их новые владения, Джон Дулитл распрощался с ними и отправился обратно в цирк.

Когда он шел по дороге, то несколько раз оглянулся, чтобы посмотреть, как два старых ветерана, словно молодые, резвятся на своем новом восхитительном пастбище. От этого зрелища на сердце у Доктора потеплело, и он заулыбался.

— Может быть, я ошибаюсь, — пробормотал он про себя, — но мне кажется, что это — лучшее из того, что я сделал в своей жизни. Бедные животные! Наконец-то и они будут счастливы после стольких лет тяжелого труда. Пусть хоть теперь они почувствуют себя молодыми и свободными! Я непременно должен создать еще несколько подобных обществ. Как бы мне хотелось открыть Клуб Мышей и Крыс, например! Даб-Даб, конечно, будет ужасно ругаться, когда узнает, что я опять потратил все деньги. Ну, ничего, зато лошади получили замечательный приют. Как только я попаду снова в Лондон, я пришлю сюда и городских лошадей, которые всю свою жизнь возили кэбы и состарились в упряжке. Хм… — Тут Доктор остановился и снова оглянулся назад. — Они все еще резвятся: Беппо катается по траве, а Тогл плещется в ручейке. Боже мой! Я совсем забыл о редиске! Почему же Беппо мне не напомнил?

И Доктор побежал назад. Скоро он увидел паренька, играющего на обочине. Оказалось, что он сын того самого фермера, который продал Джону Дулитлу землю. Тут у Доктора возникла неплохая идея.

— Хочешь зарабатывать шиллинг в неделю? — спросил он мальчика.

— Еще бы. Я бы согласился даже на шиллинг в месяц! — воскликнул тот. — Я так хочу купить себе коньки к зиме! Но пока я накопил только девять пенсов.

— А ты умеешь выращивать редиску? — поинтересовался Доктор.

— Да чего же тут уметь? Это же так просто! — удивился мальчишка. — Я только редиску и могу вырастить.

— Ну вот и прекрасно. Видишь вон тот луг, где пасутся две лошади? Я только что купил его у твоего отца. Они теперь будут жить тут постоянно. Если ты посадишь возле сарая грядку белой редиски и сумеешь ухаживать за ней, я буду платить тебе шилинг в неделю. Ну что, согласен?

— Конечно, согласен, сэр! — воскликнул обрадованный паренек.

— Отлично. На тебе твой первый шиллинг и еще пенни, на который ты купишь пакетик семян. Я назначаю тебя главным садовником Пансионата. Теперь ты будешь получать каждый месяц жалованье от Общества Тягловых Лошадей. Только сделай грядку побольше — возможно, я пришлю сюда еще несколько коней. Когда редиска созреет, ты будешь ее собирать, связывать в пучки и раздавать членам Общества два раза в неделю. И не забывай почаще сажать новые семена, чтобы редиски всегда всем хватало. Понял?

— Да, сэр.

— А теперь скажи мне, как тебя зовут? Каждую неделю я буду высылать тебе жалованье. Если ты захочешь бросить эту работу, или куда-нибудь уехать, попроси своего отца, чтобы он написал мне. Он знает, как меня найти.

Необычайно довольный, что ему так повезло, мальчик назвал Доктору свое имя, забрал деньги и побежал за лопатой, чтобы немедленно приступить к делу.

— Ну вот, теперь все в порядке, — пробормотал Джон Дулитл и снова зашагал по направлению к Бриджтону. — Остается только придумать, как сообщить Даб-Даб, что наша копилка снова опустела.

Ферма-пансионат, которую основал в тот день Доктор, росла и процветала потом много лет. И ко всем переживаниям бедной Даб-Даб прибавилось еще одно: Доктор не только посылал фермеру каждые полгода по двадцать фунтов, но и частенько тратил свои деньги на то, чтобы выкупить какую-нибудь особенно старую и изможденную лошадь, случайно повстречавшуюся ему на улице. У кого только он не покупал лошадей: и у фермеров, и у извозчиков, и у живодеров. Каждый раз, когда на дороге показывалась цыганская кибитка, бедная Даб-Даб ужасно пугалась. Лошади цыган были самыми тощими и несчастными из всех, и можно было с уверенностью сказать, что Доктор непременно попытается выкупить у них какого-нибудь старого и измученного долголетней работой коня. Эти сделки обычно заканчивались тем, что Джон Дулитл снова оставался без гроша — ведь в отличие от цыган он совсем не умел торговаться, и его легко можно было обвести вокруг пальца.

Всех этих пожилых и бездомных лошадей Доктор отправлял на ферму-пансионат, где их бесплатно принимали в Общество. И скоро там образовался тесный семейный круг старых приятелей. Каждый вечер, собираясь под большими деревьями или у столба на вершине холма, они рассказывали друг другу интересные истории из своей былой жизни. Старые кони дожидались своей очереди почесать о столб шею и любовались красотой пейзажа на фоне пылающего заката.

Членов Общества становилось все больше и больше, и вскоре мальчик, выращивавший для лошадей редиску, прислал Доктору письмо, в котором говорилось, что его грядка разрослась до неимоверных размеров, и поэтому ему требуется помощь. Маленький садовник спрашивал у Доктора позволения взять себе в помощники своего школьного друга, который тоже копил деньги на коньки.

Доктор согласился, и денежные расходы Общества увеличились еще на один шиллинг в неделю. Через три месяца после основания Пансионата Доктор решил проведать его обитателей. Поговорив с пятью самыми старыми конями (которые входили в Совет по управлению Обществом), он выяснил, что Пансионату нужны деньги на ремонт забора и очистку сточных канав у изгороди. Кроме того, некоторых лошадей надо было заново подковать. Но Джон Дулитл быстро нашел выход — он попросил своего маленького садовника еще больше увеличить грядку, чтобы можно было продавать излишки редиски на рынке. Парнишка позвал двух своих школьных друзей, и они стали выращивать редиса втрое больше. Полученные от продажи овощей деньги были использованы на создание «Заборного и Кузнечного Фонда» — чтобы можно было нанимать рабочих чинить изгороди и чистить канавы, а также кузнецов, которые бы подковывали лошадей.

И опять в копилке Джона Дулитла убавилось денег — ведь двум помощникам маленького садовника тоже нужно было платить. Нечего и говорить, что Даб-Даб снова ужасно расстроилась. Но не только она переживала из-за расточительности Доктора — даже у благоразумного филина Гу-Гу начало лопаться терпение.

— Что толку! — воскликнул он однажды вечером, когда они с Даб-Даб обсуждали доходы и расходы. — Что толку в том, что я целыми днями занимаюсь этой бухгалтерией? Моя голова уже трещит от бесконечных подсчетов. Нет никакого смысла считать, сколько денег у Доктора есть и сколько он сможет заработать. Сколько бы денег у него ни было, он тут же потратит все!