Онлайн чтение книги Кланы Альфанской Луны Clans of the Alphane Moon
7

Шагая по грязной, до предела замусоренной главной улице Гандитауна, доктор Мэри Риттерсдорф сказала:

— В жизни не видела ничего подобного. С клинической точки зрения все это полнейшее безумие. Все эти люди — законченные гебефреники. Страшно, страшно больные.

Что-то в глубине души говорило ей, что она должна поскорее покинуть это место и больше никогда сюда не возвращаться. Вернуться обратно на Терру, вновь работать консультантом по семейным делам и забыть, что когда-то была здесь.

А она еще хотела подвергнуть этих людей психотерапии…

Она поежилась. Даже хемотерапия или электрошок не дали бы здесь особого эффекта. Это была последняя стадия болезни, когда уже слишком поздно что-то делать.

Дэн Мэйджбум, молодой агент ЦРУ заметил:

— Значит твой диагноз — гебефрения? Можно готовить официальный рапорт? — Он взял ее под руку, помогая обойти какую-то дохлятину. В послеполуденном солнце ребра животного походили на зубья большой вилки.

— Да, это очевидно, — ответила Мэри. — Ты видел останки крысы на полу хижины? Буквально блевать тянет. Сейчас никто не живет в такой грязище… ни в Индии, ни в Китае. Словно мы вернулись на четыре тысячи лет назад. Вероятно, так жили синантропы или неандертальцы… конечно, без ржавеющих тракторов.

— На корабле мы можем выпить, — сказал Дэн Мэйджбум.

— Никакой алкоголь мне не помогает. Знаешь, что напоминает мне это ужасное место? Старую дешевую квартиру, в которую переехал мой муж после того, как мы расстались.

Мэйджбум уставился на нее.

— Ты знаешь, что у меня был муж, — сказала Мэри. — Я же говорила тебе. — Она задумалась, почему его удивило ее замечание. По пути на Альфу она открыто рассказывала о своих семейных проблемах, находя в нем благодарного слушателя.

— Вряд ли это подходящее сравнение, — сказал Мэйджбум. — Условия, царящие здесь, имеют все признаки группового психоза, а твой муж никогда не жил таким вот образом: ведь у него не было умственных расстройств.

— Откуда ты знаешь? — спросила Мэри, резко остановившись. — Ты же никогда не встречался с ним. Чак, несомненно, болен, у него скрытые признаки гебефрении. Он всегда уклонялся от социосексуальной ответственности. Я рассказывала, что никак не могла заставить его найти работу, гарантирующую приличный заработок. — Она вдруг сообразила, что Мэйджбум тоже работник ЦРУ, поэтому трудно ждать от него какого-то сочувствия. Мэри решила оставить эту тему: здесь и без этого было достаточно паршиво.

То тут то там гебы, как они сами исключительно точно называли себя, принимая во внимание род их болезни, тупо таращились и бессмысленно щерили зубы, при этом, правда, не выражая особого интереса.

Дорогу переходила белая коза. Мэри и Дэн Мэйджбум остановились — у них не было опыта обращения с козами. Животное прошло мимо.

«По крайней мере, — подумала Мэри, — эти люди безвредны».

Гебефреники на всех стадиях болезни были лишены агрессивных импульсов. Угрозу представляли другие больные, и встреча с ними была неизбежна. Особенно следовало опасаться маниакально-депрессивных типов, которые в высшей фазе заболевания могли быть крайне деструктивными.

Но следовало подготовиться и к более худшему.

Агрессивность маньяков в худшем случае проявлялась в виде приступов плохого настроения, кратковременных оргий разрушения, которые постепенно сходили на нет. Параноики были гораздо опаснее; можно было предсказать, что их постоянная враждебность вместо того, чтобы со временем ослабеть, выкристаллизуется в идеально спланированные действия. Параноик — это расчетливый аналитик, его действия обдуманны, а каждый поступок является частью общей схемы. Его враждебность не обязательно претворяется в действие, но лечение вызывает лишь ухудшение состояния больного. В этих случаях лечение, даже точный диагноз почти невозможны. Как и гебефреников, параноиков нельзя вернуть к нормальной жизни.

Но в отличие от маниакальной депрессии, гебефрении или кататонической шизофрении, паранойя выглядела вполне рациональной. Формально последовательность логических рассуждений не выказывала никаких отклонений, хотя внутри себя параноик страдал от радикальнейшего перерождения разума. Он не способен к сочувствию, не может представить себя на месте другого живого существа. Поэтому другие люди для него практически не существуют, являются просто внешними объектами, которые воздействуют или не воздействуют на него. Десятки лет назад бытовало модное утверждение, что параноики неспособны любить. Это неправда. Параноик испытывает любовь, и как нечто, дарованное ему другими, и как свое собственное чувство. Однако в этом есть одно маленькое «но»: параноик ощущает любовь, как проявление ненависти.

— Согласно моей теории, — сказала Мэри Дэну Мэйджбуму, — в этом обществе должно быть несколько типов психических заболеваний формирующих иерархию, похожую на касты древней Индии. Люди, которых мы видим здесь — гебефреники — аналог неприкасаемых. Маньяки в таком случае являются кастой бесстрашных воинов, одной из высших.

— Самураи, — сказал Мэйджбум. — Как в Японии.

— Верно, — подтвердила Мэри. — Параноики, точнее параноидальные шизофреники, представляют в этом случае касту брахманов, ответственную за развитие политической идеологии, и общественных программ и имеют представление обо всем мире. А обычные шизофреники… — она задумалась. — Они соответствуют касте вайшиев, хотя некоторые могут быть религиозными пророками, как и некоторые гебы. Правда, гебы продуцируют аскетов, тогда как из шизофреников выходят, по преимуществу, догматики. Люди с симптомами полиморфной шизофрении становятся творческой частью общества, выдвигающей новые идеи. — Она попыталась вспомнить другие категории. — Могут быть и иные: с чрезмерной нервной возбудимостью, психотическими нарушениями, являющимися продвинутой формой психостении, невроза навязчивых состояний. Эти люди обычно становятся чинушами, исполняющими второстепенные задания. Их консерватизм уравновешивает радикализм полиморфных шизофреников, обеспечивая обществу стабильность.

— Значит, получается, что все в порядке… — Мэйджбум махнул рукой. — Чем же это общество отличается от общества Терры?

Мэри обдумала его вопрос — совсем неплохой для неспециалиста.

— Нет ответа? — спросил Мэйджбум.

— Разумеется, ответ есть. В этом обществе руководство лежит, конечно, на параноиках. Они представляют наиболее яркие индивидуальности в смысле инициативности, интеллекта и других врожденных способностей. Разумеется, у них есть проблемы с маньяками, которые хотят перехватить руль. Между этими двумя кастами отношения всегда будут напряженными. Но, видишь ли, в случае параноиков, определяющих идеологическую линию, доминирующим чувством будет ненависть, направленная в две стороны: руководство будет ненавидеть всех за пределами своего собственного анклава и, разумеется, будет убеждено, что все прочие тоже ненавидят их. А это может ввергнуть общество в иллюзорную борьбу, в битву с врагом, которого не существует.

— Почему так происходит?

— Потому, — ответила она, — что результаты всегда будут одинаковы, независимо от того, как это началось. Окончательная изоляция этих людей — вот каким будет окончательный результат их общей деятельности, постепенное, но необратимое отсечение от прочих живых существ.

— Но разве так плохо быть экономически независимым?

— Нет, — сказала Мэри. — Это не экономическая независимость, это что-то другое, чего мы с тобой не можем себе представить. Помнишь старые эксперименты с полной изоляцией людей? Вернемся в середину двадцатого века, когда только изучали возможность полетов в космос и пребывания там человека. Дни, а потом недели со все меньшим числом раздражителей… Помнишь, каков был результат, когда человека поместили в камеру, куда не доходили никакие импульсы?

— Ясно, — ответил Мэйджбум. — На фоне сенсорного голода начинают развиваться галлюцинации.

Мэри кивнула.

— Слуховые, зрительные, осязательные и обонятельные галлюцинации заменяют отсутствующие раздражители. По интенсивности ощущений они могут соперничать с реальностью, вызывая в результате болезненные состояния. Галлюцинации, возникшие под действием психотропных средств, могут вызвать приступы страха, которые были бы невозможны в обычных условиях.

— Почему?

— Потому что они идеальны. Они создаются в системе «чувство-рецептор» и вызывают обратное напряжение, идущее не из какого-то внешнего источника, а из собственной нервной системы человека. Он не может от этого изолироваться и знает об этом. Ремиссия невозможна.

— А как это будет выглядеть здесь? — спросил Мэйджбум. — Мне кажется, ты этого не знаешь.

— Я могу ответить, но это нелегко. Я еще не знаю, как далеко продвинулось это общество. Ответ зависит от степени его изоляции и частично от индивидуумов, которые его образуют. Вскоре мы узнаем это по их отношению к нам. Гебы, которых мы видим здесь… — Она указала на лачуги по обе стороны дороги. — Их отношение к нам не может служить индикатором. Но если говорить о параноиках или маньяках, то пусть даже некоторая доля галлюцинаций, психологической проекции и составляет часть их видения мира, но они в какой-то степени воспринимают и объективную действительность. Впрочем, наше присутствие здесь усилит их восприимчивость к галлюцинациям. К этому нам надо быть готовыми. Видения примут форму восприятия нас как крайней угрозы. Нас и наш корабль будут считать ужасающими. Несомненно, они увидят в нас авангард захватчиков, собирающихся уничтожить их общество и сделать из него собственную колонию.

— Но ведь это правда. Мы хотим захватить власть и вернуть их туда, где они были двадцать пять лет назад, Мы собираемся подвергнуть их принудительной госпитализации, то есть, ввергнуть в неволю.

Это было хорошее замечание, но не совсем правильное.

— Однако здесь есть некоторая разница, о которой ты не сказал, — заметила Мэри. — Небольшая, но существенная. Мы обеспечим этим людям терапию, попытаемся придать их жизни истинное направление. Если наш план увенчается успехом, они будут править сами, как подлинные хозяева этого спутника. Сначала немногие, но со временем все больше. В тот момент, когда все на спутнике окажутся свободны от психозов, будут способны воспринимать действительность без искажений…

— Ты думаешь, этих людей можно склонить к добровольному сотрудничеству?

— Нет, — сказала Мэри. — Нам, конечно, придется использовать силу. Придется загнать в изоляторы всех живущих на этой планете. Точнее, на спутнике, — поправилась она.

— А ведь если бы ты не поправилась, имелись бы основания сунуть в изолятор и тебя.

Она испуганно посмотрела на него. Похоже, он не шутил, его лицо было совершенно серьезно.

— Это была только оговорка, — сказала она.

— Конечно, — признался он, — но многозначительная.

Он улыбнулся, и это была холодная улыбка, заставившая ее поежиться от беспокойства и смущения. Что мог иметь Мэйджбум против нее? А может, и она сделалась немного параноиком? Возможно… Она вдруг поняла, что чувствует со стороны Дэна сильнейшую враждебность, А ведь они едва знакомы. Она ощущала эту странную враждебность в течение всего времени их путешествия, а точнее, — и это самое удивительное, с момента встречи.

* * *

Переключив симулакрона на автономные действия, Чак Риттерсдорф отключился от сети, поднялся, с хрустом потянулся и закурил. Было девять вечера локального времени.

На Альфе III М2 сим займется своими делами. Если наступит кризис, управление примет Петри. Теперь Чака ждало другое занятие: пришло время заняться сценарием для Банни Хентмана, его второго работодателя.

Он уже запасся стимуляторами, которые рекомендовал ему студняк с Ганимеда, и потому мог спокойно работать всю ночь. Но сперва следовало пообедать.

Чак остановился у телефонной будки в холле здания ЦРУ и позвонил Джоан Триест.

— Привет, — сказала она, поняв, кто говорит. — Слушай, сюда звонил мистер Хентман. Он хотел с тобой связаться, так что можешь позвонить ему. Говорил, что пытался найти тебя в офисе ЦРУ в Сан-Франциско, но ему сказали, что никогда не слышали о таком человеке.

— Они всегда так, — ответил Чак. — Хорошо, я позвоню ему. Как насчет того, чтобы пообедать вместе?

— Боюсь, ты сегодня вообще не пообедаешь. Судя по словам мистера Хентмана, его посетила гениальная идея, и он хочет, чтобы ты его выслушал. Он уверяет, что это тебя нокаутирует.

— Нисколько не удивлюсь, — сказал Чак, думая, что именно так скорее всего сложатся отношения между ним и Хентманом.

Он закончил разговор с Джоан и позвонил в офис Хентмана.

— Риттерсдорф! — заорал комик, как только снял трубку. — Где ты?! Приезжай немедленно! Я в своем апартаменте во Флориде. Возьми скоростную ракету, я заплачу. Слушай, Риттерсдорф, теперь станет ясно, хорош ты или нет. Пришло время испытать тебя.

Слишком резкий переход: из помоек поселка гебов на Альфе III M2 к энергичным планам Банни Хентмана. Адаптироваться будет нелегко, но, может, ему удастся переключиться за время полета.

Конечно, он мог бы поесть и в полете, но это исключило бы возможность пообедать с Джоан Триест. Его работа начинала мешать личной жизни.

— Расскажи мне о своей идее, я обдумаю ее в полете. Глаза Банни Хентмана хитро блеснули.

— Шутишь? Чтобы кто-нибудь подслушал? Слушай, Риттерсдорф, я могу тебе кое-что предложить. Нанимая тебя, я уже думал об этом, но… — Он оскалился в улыбке. — Не хотелось тебя пугать. Догадываешься, о чем я? Теперь ты заглотил крючок? — Он громко рассмеялся.

— Расскажи о своей идее, — терпеливо повторил Чак, Понизив голос до шепота, Хентман наклонился над видеосканером, из-за чего его нос заполнил весь экран. Нос и один прищуренный глаз.

— Моя идея — это новый персонаж, которого я собираюсь включить в свой репертуар. Джордж Флиб, вот как его будут звать. Как только я скажу тебе, кто он такой, ты сразу поймешь, почему я тебя нанял. Слушай: Флиб — агент ЦРУ и маскируется под женщину, консультанта по семейным делам, чтобы получать информацию о подозреваемых. — Хентман умолк, выжидательно глядя на Чака. — Ну, что скажешь?

— Это худшее, что я слышал за последние двадцать лет, — ответил Чак после долгой паузы. Он чувствовал себя совершенно разбитым.

— У тебя что, с головой не в порядке? Это же будет величайший комический образ со времен Фредди Фрилодера и Реда Скелтона. И именно ты напишешь сценарий, потому что у тебя есть опыт. В общем, приезжай поскорее и начнем работу над первым скетчем с Джорджем Флибом… Кстати, если уж тебе не нравится идея, что ты сам можешь предложить?

— А что ты скажешь о женщине, консультанте по семейным проблемам, которая изображает агента ЦРУ, чтобы собрать информацию, которая поможет вылечить ее пациентов?

— Шутишь?

— Или, например, — продолжал Чак, — симулакрон ЦРУ…

— Ты что, смеешься? — Хентман покраснел — лицо его на экране заметно потемнело.

— Никогда в жизни я не был более серьезным.

— Ну, хорошо, что там с этим симулакроном?

— Симулакрон ЦРУ изображает женщину, консультанта по семейным делам, но в конце концов срывается.

— А что, симулакроны ведут себя так? Я имею в виду… срываются?

— То и дело.

— Дальше! — угрюмо потребовал Хентман.

— Понимаешь, соль в том, — продолжал Чак, — что симулакрон ничего не может знать о семейных проблемах людей. А здесь он должен давать людям советы. Он постоянно этим занимается, и если уж начнет, остановить его невозможно. Он дает советы даже работникам «Дженерал Дайнемикс», которые его собрали, понимаешь?

— Гм-м-м… — Хентман медленно кивнул, потирая подбородок.

— Надо придумать какую-то особую причину, почему симулакрон ведет себя именно таким образом, и мы доберемся до самых истоков. Смотри, эпизод начнется с инженеров «Дженерал Дайнемикс», которые…

— Понял! — прервал его Банни Хентман. — У одного из инженеров, назовем его Френк Фапп, нелады дома, поэтому он и встречается с консультантом. Тот делает ему письменный анализ проблемы, а Фапп берет его с собой в лабораторию «Дженерал Дайнемикс», где ждет программирования новый сим.

— Точно, — подтвердил Чак.

— И… и Фапп читает этот документ вслух другому инженеру, назовем его Фил Грук. Симулакрон в это время самопрограммируется и начинает считаться консультантом по семейным делам. Потом именно его покупает ЦРУ и оказывается… — Хентман задумчиво помолчал. — Где это выйдет наружу, Риттерсдорф?

— За железным занавесом, скажем, в Красной Канаде.

— Хорошо, в Красной Канаде, в Онтарио. Он должен изображать продавца синтетических продуктов. Это возможно? Они так делают?

— Более-менее.

— Но вместо этого, — возбужденно продолжал Хентман, — он снимает контору, вывешивает табличку «Джордж Флиб, психолог, консультант по семейным проблемам». И все высокопоставленные коммунисты приходят к нему со своими семейными проблемами… — Хентман возбужденно задышал. — Риттерсдорф, это самая лучшая идея, какую я слышал за всю свою жизнь. И еще эти два инженера «Дженерал Дайнемикс», которые пытаются с ним разобраться. Слушай, садись сейчас в скоростную ракету до Флориды и во время полета набросай какие-нибудь диалоги. Я думаю, мы с тобой сработаемся. Наши мозги синхронизировались, верно?

— Пожалуй, — согласился Чак. — Я скоро буду.

Он записал адрес и вышел из будки. Ни за какие сокровища мира не смог бы он оценить, действительно ли это хорошая идея. Как бы то ни было, Хентману она понравилась, а это было главное.

Реактивным такси он добрался до космопорта в Сан-Франциско и поднялся на борт скоростной ракеты, которой предстояло доставить его во Флориду.

* * *

Дом, в котором жил Банни Хентман, оказался роскошным во всех отношениях. Все его этажи находились под землей, а входы в коридоры патрулировали охранники в форме.

Чак назвал свою фамилию фараону, который к нему подошел, и вскоре уже спускался на лифте на уровень, где жил Банни.

В огромной комнате развалился в кресле Хентман. Одет он был в марсианскую тогу ручной окраски из паутинной ткани и курил огромную зеленую сигару из Тампы во Флориде. Он приветствовал Чака нетерпеливым кивком головы, а потом представил других мужчин, сидевших в комнате.

— Риттерсдорф, это твои коллеги, мои писатели. Высокий, — он указал сигарой, — Калв Дарк. — Дарк медленно подошел к Чаку и пожал ему руку, — А этот низенький, толстый и лысый — мой главный писатель, Тьюсди Джонс.

Джонс тоже подошел поздороваться. Это был проворный негр с резкими чертами лица. Оба писателя выглядели вполне дружелюбно, и Чак не почувствовал никакой враждебности с их стороны.

— Садись, Риттерсдорф, — предложил Дарк. — Ты проделал долгое путешествие. Выпьешь чего-нибудь?

— Нет, — ответил Чак. Он хотел сохранить ясные мозги.

— Пообедал в дороге? — спросил Хентман.

— Да.

— Я рассказал парням о твоей идее, — начал Хентман. — Обоим понравилось.

— Отлично.

— Однако, — продолжал Банни, — они обкашляли ее и предложили свою поправку… Знаешь, что я имею в виду?

— Буду счастлив услышать.

— Мистер Риттерсдорф, — заговорил Тьюсди Джонс, — а может симулакрон совершить убийство?

Чак долго смотрел на него, прежде чем ответить:

— Не знаю. — Ему стало зябко. — Ты имеешь в виду, может ли он совершить это, действуя автоматически, самостоятельно?

— Я хочу знать, может ли человек, управляющий симулакроном на расстоянии, использовать его как орудие для убийства.

Чак обратился к Хентману:

— Но я не вижу в этой идее ничего смешного. А мое чувство юмора довольно черное.

— Подожди, — остановил его Банни. — Ты забыл о знаменитых старых триллерах, комбинации страха и шутки. Например, «Кот и канарейка», фильм с Поллет Годдард и Бобом Хоупом. Или знаменитый «Мышьяк и серые кружева», не говоря уже о классических британских комедиях, в которых на каждом шагу кого-нибудь убивали… Когда-то их было множество.

— Вот оно что… — Это было все, что мог сказать Чак. Возможно это простое совпадение? А может, — и это казалось весьма правдоподобным — студняк что-то сказал Банни? Но зачем организация Хентмана занималась этим? Почему их интересовала жизнь и смерть Мэри Риттерсдорф?

— Думаю, идея парней неплоха, — сказал Хентман. — С дрожью, так сказать… Видишь ли, Чак, ты работаешь для ЦРУ и не думаешь об этом, но средний человек боится ЦРУ, понимаешь? Он относится к нему, как к тайной межпланетной полиции и шпионской организации, которая…

— Знаю, — прервал его Чак.

— Ты только не съешь меня, — фыркнул Хентман, поглядывая на Джонса и Дарка.

— Чак, если ты, конечно, позволишь так тебя называть, — заговорил Дарк, — мы знаем наше дело. Когда средний Джо Смит сталкивается с ЦРУ, он обычно здорово пугается. Подсовывая Банни свою идею, ты не подумал об этом. Итак, есть оператор ЦРУ, скажем… — он повернулся к Джонсу. — Как его рабочая фамилия?

— Зигфрид Тротс.

— Итак, есть Зигфрид Тротс, тайный агент… Плащ из уранских сверчков, надвинутая на лоб шляпа из венерианского волосатика, и все такое прочее. Он стоит под струями дождя на каком-нибудь мрачном спутнике, скажем, в системе Юпитера. Знакомое зрелище.

— Зритель привык к определенному образу, понимаешь? — подхватил Джонс. — И вдруг он обнаружит, что в Зигги есть нечто такое, что отличает его от стереотипа угрюмого агента ЦРУ.

— Понимаешь, Зигги Тротс — идиот, — сказал Дарк. — Пижон, у которого ничего не получается, хотя он и старается изо всех сил. — Он сел на диван рядом с Чаком. — Он пытается совершить убийство, усек?

— Да, — ответил Чак, стараясь побольше слушать и поменьше говорить. Он здорово перепугался и подозревал всех и вся.

— Теперь прикинем, кого он будет пытаться убить, — продолжал Дарк. — Мы как раз спорили об этом.

— Шантажиста. Межпланетного финансового магната из совершенно другой звездной системы. Может, даже нечеловека.

Чак закрыл глаза и только монотонно кивал.

— Что случилось, Чак? — спросил Дарк.

— Он думает, — ответил Банни. — Переваривает эту идею. Правда, Чак?

— Д-да, — выдавил тот.

Теперь он уже был уверен, что Лорд Раннинг Клэм встречался с Хентманом по этому вопросу. Чак чувствовал себя в ловушке и не видел никакого выхода.

— Не согласен, — возразил Дарк. — Международный магнат-ювелир, марсианин или венерианец, это неплохо, но… — он махнул рукой. — Это уже приелось. У нас уже есть один стереотип, так не будем использовать еще один. Думаю, он должен попытаться расправиться с… Ну, скажем, со своей женой, которая изводит его. — Он рассмеялся.

— Неплохо, — признал Банни. — Но этого мало. Долго ли это может тянуться? Мне нужна постоянная позиция в программе, а не шелудивый номер на какую-то неделю.

— Думаю, что парня из ЦРУ, сидящего под башмаком у жены, люди купят, — сказал Дарк. — Во всяком случае… — он повернулся к Чаку. — Потом мы видим Зигги в деле, в руководстве ЦРУ, с разными полицейскими игрушками и электронными примочками. И вдруг его осеняет. — Дарк вскочил на ноги и забегал по комнате. — Он может использовать их против своей жены! А тут еще новый симулакрон.

Голос Дарка сделался металлическим: — «Да, сэр, что я могу для вас сделать?»

— Что скажешь, Чак? — спросил Банни, скаля зубы.

— Он убивает жену лишь потому, что она мегера? — выдавил из себя Чак. — Потому, что она его терроризирует?

— Нет! — воскликнул Джонс, срываясь с места. — Ты прав, нужна мотивация посильнее. Я, похоже, нашел… Девушка. У Зигги есть любовница на стороне, межпланетная шпионка. Красивая и сексуальная, понимаешь? А жена не хочет давать ему развод.

— Или же его жена познакомилась с подругой любовницы и…

— Подожди, — оборвал его Банни. — Что мы сочиняем? Психологическую драму или комедию? Это слишком запутанно.

— Верно, — согласился Джонс. — Мы уцепились за это, чтобы показать, каким чудовищем была его жена. Значит так: Зигги видит симулакрона… — Он умолк, потому что кто-то вошел в комнату.

Это был альфанец, одно из тех хитиновых существ, которые четверть века назад конфликтовали с Террой. Его клешни задрожали, когда он подошел к Банни, ощущая его присутствие с помощью антенн; альфанцы не имели зрения.

Осторожно коснувшись лица Хентмана, альфанец удовлетворенно повернулся, довольный, что все оказалось на своем месте. Его лишенная глаз голова повернулась, он потянул носом, определяя присутствие других людей.

— Я не мешаю? — спросил он дребезжащим голосом, с певучим альфанским акцентом. — Я услышал ваш разговор, и он меня заинтересовал.

— Риттерсдорф, — обратился Банни к Чаку, — хочу представить тебе одного из моих старейших и самых дорогих друзей. Я никогда никому не доверял так, как этому парню, Эр-Би-Эксу Триста Третьему. Может, ты этого не знаешь, но имена альфанцев похожи на номера автомобилей. Просто Эр-Би-Экс Триста Третий. Звучит, довольно безлично, но сердца у них действительно добрые. У Эр-Би-Экса Триста Третьего сердце из золота. — Он захохотал. — Даже два, по одному с каждой стороны.

— Приятно познакомиться, — машинально сказал Чак. Альфанец подошел к нему и коснулся его антеннами. Чаку показалось, что две мухи бегают по его лицу — исключительно неприятное чувство.

— Мистер Риттерсдорф, — зазвенел альфанец. — Рад с вами познакомиться. — Он отступил на шаг. — А кто еще в комнате, Банни? Я чувствую и других.

— Это Дарк и Джонс, — ответил Хентман, — мои писатели. — Вновь повернувшись к Чаку, он объяснил: — Эр-Би-Экс Триста Третий держит контрольный пакет «Пабтранс Инкорпорейтед». Это тебе о чем-нибудь говорит?

Чак поначалу не понял, но потом до него дошло. «Пабтранс Инкорпорейтед» была спонсором шоу Банни Хентмана.

— Это значит, — сказал он, — что хозяином всего является…

Чак умолк. Он хотел сказать «один из наших бывших врагов», но вовремя остановился. С одной стороны это действительно было так, но с другой — это все-таки бывший, а не сегодняшний враг. Терра и Альфа жили в мире, и чувство враждебности было сейчас неуместно.

— Ты никогда прежде не встречал альфанцев, — понял наконец Банни. — А жалко. Они отличный народ. Впечатлительные, с невероятным чувством юмора… «Пабтранс» частично спонсирует меня, потому что Эр-Би-Экс Триста Третий верит в мой талант. Он многое сделал, чтобы из комика, играющего в ночных клубах и только изредка появляющегося на экране, я стал звездой собственного телешоу. Шоу существует именно потому, что «Пабтранс» изрядно потрудилась, рекламируя его.

— Понимаю, — сказал Чак. Ему было плохо, но он не мог сообразить, почему. Может, из-за того, что он попал в ситуацию, которую не понимал?

— Альфанцы телепаты? — спросил он, хоть и знал, что это не так. У него была какая-то необъяснимая уверенность относительно этого альфанца; предчувствие, что тот знает все, что нет такого секрета, которого он не мог бы раскрыть.

— Они не телепаты, — сказал Банни, — но слышат гораздо лучше нас. — Он взглянул на Чака. — А с чего ты вдруг заговорил о телепатах? Мне интересно, потому что ты-то должен бы знать это: во время войны нам вбивали в головы все о врагах, а ты не настолько молод, чтобы не помнить этого.

Внезапно заговорил Дарк:

— Я вам скажу, в чем дело, я и сам много раз испытывал такое. Риттерсдорфа наняли ради его идей, и он не хочет, чтобы их узнавали без его ведома. Они принадлежат ему, пока он не решит открыть их кому-нибудь. Если бы он привел, скажем, ганимедийского студняка, это было бы, черт побери, нарушением всех наших прав. Мы превратились бы в машины, из которых автоматически выкачивают идеи. — Он повернулся к Чаку. — Не беспокойся, Эр-Би-Экс Триста Третий не может читать твоих мыслей. Он может лишь уловить тонкие нюансы твоего голоса. Кстати, просто удивительно, как много можно открыть таким образом. Альфанцы — прекрасные психологи.

— Сидя в соседней комнате и слушая журнал «Лайф», — заговорил Эр-Би-Экс Триста Третий, — я прислушивался и к вашему разговору о новом комическом персонаже, Зигфриде Тротсе. Он заинтересовал меня — и вот я здесь, Никто не возражает против этого?

— Никому из нас твое присутствие не мешает, — заверил альфанца Банни.

— Ничто так не развлекает и не занимает меня, как творческие беседы твоих талантливых писателей. Мистер Риттерсдорф, я никогда прежде не видел вас, но сразу понял: вам есть что сказать. Однако я чувствую вашу антипатию — глубоко скрываемую, впрочем, — к направлению, в котором пошел разговор. Можно спросить, что вы считаете неподходящим в фигуре Зигфрида Тротса и в его стремлении освободиться от неприятной жены? Вы женаты, мистер Риттерсдорф?

— Да, — ответил Чак.

— Может, это вызывает у вас чувство вины? — задумчиво сказал альфанец. — Может, подсознательно вы испытываете враждебные чувства к своей жене?

— Это уже близко, Эр-Би-Экс Триста Третий. Чак расстался с женой, она даже обратилась в суд. Во всяком случае личная жизнь Чака — это его дело. Мы здесь не для того, чтобы анализировать его поведение. Вернемся к работе.

— Однако я утверждаю, — упорствовал альфанец, — что в реакции мистера Риттерсдорфа есть что-то нетипичное. И мне хочется узнать, что именно. — Он повернул шишковатую безглазую голову к Чаку. — Может, если мы будем чаще встречаться, я пойму это. Полагаю, вам это тоже пойдет на пользу.

Задумчиво почесывая нос, Банни Хентман сказал:

— Может, он знает, Эр-Би-Экс. Может, просто не хочет говорить. — Посмотрев на Чака, он добавил: — Но я все же считаю, что это только его дело.

— Просто идея комедии кажется мне неубедительной. Отсюда мое… сомнение, — Чак едва не сказал, «отрицание»

— А у меня нет никаких сомнений, — отрезал Банни. — Реквизиторы подготовят мне пустой манекен симулакрона, внутрь мы посадим человека. Это гораздо дешевле и вернее, чем покупать настоящего. Еще нам понадобится девушка, которая сыграет роль жены Зигги. Моей жены, потому что я буду играть Зигги.

— А как насчет любовницы? — спросил Джонс. — Будет она или нет? Можно подобрать бабу погрудастее, это публике нравится. А иначе мы останемся с одной мегерой, которая решительно не может быть грудастой. С такой ничего бы не вышло.

— Ты знаешь кого-то, кто мог бы сыграть эту роль? — спросил Банни.

— Да, та новая куколка, с которой ведет дела твой агент, — сказал Дарк. — Та малютка… Пэтти Как-то-там. Пэтти Вивер. Вот уж у кого бюст! Ей подсадили минимум пятьдесят фунтов силикона.

— Еще сегодня я найму эту Пэтти, — кивнул головой Банни. — Я ее знаю; пожалуй, она нам подойдет. И еще нужна какая-нибудь воинственная ведьма, которая сыграет сварливую жену. — Он глухо засмеялся. — Может, Чак посоветует кого-нибудь на эту роль.