Онлайн чтение книги Cлавенские древности, или приключения славенских князей.
Приключения Вельдюзевы.

Когда лютый Карачун, говорил он, обманув бедного Видостана под образом Китайца, похитил его из замка, тогда я, и все его придворные, искав его повсюду тщетно, так как и мнимого Богдоханова сына, не знали что о том заключить, как вдруг увидели на полу в зале, в которой тогда все мы собрались, начертанное золотыми буквами имя Карачуново. При виде сего все мы возгласили сие проклятое имя, и не сомневались уже более, чтоб не им был похищен великодушный наш Видостан. К горести, объявшей тогда наши сердца, присовокупились страх и опасность, чтоб и нам самим не попасть под власть сего ужасного чародея. Чего ради положили мы все совокупно, чтоб не выходить вон из замка, пока не узнаем чего о Видостане; ибо мы уверены были, что в замке нам Карачун ничего не сделает, по причине завороженного Видостанова кабинета.

Но однако же безопасность моя в сем случае была мне бесполезна, как ты теперь сам услышишь.

Спустя две недели по похищении Видостанове, наскучился я сидеть в комнате и вздумал прогуляться в саду, что я и учинил в ту же минуту не объявив о том никому из придворных. Это случилось под вечер. Благорастворенность воздуха, и прельщающее предметы Видостанова сада, произвели во мне приятную задумчивость, в которой будучи ходил я очень долго, и наконец был из нее исторгнут приятным пением Колибри. Я оглянулся туда, откуда слышал её голос, и увидел, что она сидела от меня недалеко на земле. Вид её столько мне прелестен показался, что я вознамерился ее поймать; чего ради и пошел за ней, чтоб исплоша ее схватить. Но чем ближе я к ней подходил, тем больше она от меня отдалялась, перепрыгивая вперед помаленьку. Напоследок дошел я с нею до стены сада, разделяющей его с полем: птичка вскочила на стену и запела, а я между тем, подкравшись потихоньку, схватил ее за хвост. Но лишь только сие учинил, как с превеликою силою был ею поднят на воздух, и вытащен вон из сада; и малая Колибри превратилась в тот же миг в превеликого страуса. Тогда то, в чрезвычайном моем удивлении и ужасе, познал я, что попался в руки к страшному моему злодею.

И в самом деле это был Карачун: он принял тотчас любимый свой вид, престрашного и прегнусного Волота; и Схватив меня в преогромные свои руки, поднялся со мною на воздух. Он отомчал меня в минуту весьма далеко от замка, и поровнявшись со мной над каменною горою, сказал мне свирепым голосом: слабый и дерзновенный враг, неужели ты думал, что Карачун оставит тебя спокойна по претерпении от тебя обиды? Нет, этого подлого чувствования я чужд и великой моей душе едино мщение пристойно и угодно. Избавитель твой уже наказан, присовокупил он; познай и ты в свой ряд действие моего гнева. Выговорив сие бросил он меня с воздуха на каменную гору, произнося сии слова: когда уже по власти немилосердных Богов не можно мне моих врагов умершвлять, так по крайней мере превратись в такое гнусное животное, чтоб жизнь твоя в оном была тебе горчее смерти, и пребудь в странном виде до самой моей кончины. Ад голосе его услышал, и Боги, за несправедливое мое убиение неповинных Князей, на зложелание его соизволили. Я упал на объявленную мною гору, и разбившись почти вдребезги, превратился в скорпию.

Представь себе, любезный мой Светлосан, говорил Полоцкий Князь, такая горесть довлела тогда объять мое сердце: Я охотно соглашался тогда умереть, чтоб избавиться только от столь гнусного вида; но не имея силы того исполнить, принужден был повиноваться злому моему року. Чувствуя же что сами Небожители на сие попущают, решил я повиноваться их воле, и по предписанию их помогать несчастным, если смогу найти к тому случай. И в самом деле не долго я оного искал: ибо по нескольких днях пресмыкания моего по лесам, набрел я некогда на шайку разбойников, кои ограбив известного тебе Древлянского Князя, привязали его к дереву, и один наилютейший из них хотел его застрелить, то я в самое то время ужалил его смертельно в ногу; и тем одного наказал за бесчеловечие, а другого избавил от смерти. Сие мое деяние не оставили милосердные Боги без награждения: я получил тогда же вид ворона, и в сем образе подшался совершенно освободить от смерти Остана, привлекши тебя к нему. Боги не оставили меня и за сие без воздаяния: я превратился в зайца, и в сем новом виде имел счастье спасти тебя от львов, растерзавших твоего коня.

Как мне желалось тогда сделаться снова человеком, чтоб облобызать тебя, и разделить с тобою все твои труды, дражайший мой свойственник; но судьба моя тому еще противилась, и превратив меня в соловья, увлекла меня на помощь той девице, которую похитил сказанный тобою разбойник. Вот как это происходило. По претворении моем в сию птичку, почувствовав в себе некое стремление лететь на Индийское море, направил я туда мой полет, и по некоем времени прилетел на один из его островов. Сев на дерево, и начав осматривать сию прекрасную страну, услышал я визг происходивший недалеко от того места, где я находился, я обратив туда глаза увидал, что мужчина, свирепого вида, держал в своих руках прекрасного лица девицу, и хотел силою похитить у нее то, что свойственно снискивать одними только услугами и ласками, или полновесными червонцами, смотря по свойству красавицы. Девушка кричала изо всей силы, и рвалась у него из рук, однако же силы её не соответствовали её невинности; и разбойник конечно бы ее преодолел, если б не послали Боги меня к ней на помощь. Ибо, будучи тронут слезами и несчастьем сей неповинной красавицы, пожелал я от всего моего сердца ей помочь, и вдруг увидел себя превращенным, несомненно по воле всемогущих Богов, в свирепого тигра. Лишь только принял я сей вид, то и кинулся на разбойника, и не дав ему времени справиться, растерзал его почти до смерти. Девушка между тем убежала на морской берег, находившейся недалеко от нас, устрашась меня, и боясь, и себе подобной же участи, какую имел и разбойник; но свойство и образ тигра даны мне были для наказания злодейства, а не для покарания неповинности. Я побежал за нею, чтоб сохранить ее от опасностей, могших ей приключиться; а она увидев меня бегущего за собою, испугалась того пуще, и бросилась в отчаянии своем в море; я кинулся также туда за нею, и увидел себя опять превращенным в Дельфина. Получив сей вид, подплыл я тотчас к сей девице, и подхватив ее к себе на спину, понес ее по морю, будучи влеком неведомою мне силою, и через несколько часов привез ее к берегу её родины.

Как только она вышла на оный, то и была тотчас окружена знакомцами и сродниками своими; ибо город их стоял подле самого берега. А я, не имея нужды больше тут медлить, погрузился в море, и плавая несколько времени во глубине оного, нашел твой меч, я его тотчас узнал, и думая что ты каким нибудь случаем находишься на сем море, или лучше сказать, влеком будучи силою Всевышних, поднялся я на поверхность вод; и в самое то время снова имел счастье спасти тебя от гонящегося за тобою Карачуна. Едва ты выхватил у меня свой меч, как погрузился я снова во глубину, и почувствовав в себе некую премену, увидел наконец, что я уже не Дельфин, но морской лев. Не странна мне была сия перемена, ибо к чудным сим превращениям имел уже я привычку. Я возблагодарил Богам, что они способствовали мне избавить стольких людей от напастей, и просил их и впредь меня употреблять в таковых же помощах. Молитва моя была не тщетна, любезный мой шурин, говорил Вельдюз Светлосану; я тебе опять помог промыслив тебе куст Кокосовых орехов. После чего превратясь в морского орла, и будучи побуждаем Богами, способствовал я тебе разрушить очарование Левсила; потом, по их же побуждению вынырнув перед сим островом в виде Аллигатора, принудил тебя следовать к сему острову; и напоследок превратясь в крылатого змия, и нашед на здешнем острове каменный нож, полетел к тебе на помощь, и имел последнее и наивеличайшее всех удовольствие, помочь тебе против общего нашего врага и злодея.

Сказав сие снова бросился они лобызать Светлосана, который, услышав сколько раз помогал он ему, и спасал его от смерти, еще более был тем тронут; он не возмог порядочно ему возблагодарить, будучи восхищен великодушием его, но только проливал радостные слезы, лобызая его и превознося: что было для Вельдюза сладостнее всякого витийства. Оба вкушали они тогда величайшую радость, видя и лобызая друг друга, как были вдруг приведены в приятнейший восторг, увидев идущего к себе Видостана. Все трое возгласили они имена один другого, и бросились ко взаимному облобызанию. Чистейшая радость объяла их души: они все совокупно вещали друг ко другу, изъясняя восхищения свои и восторги и сиe смешение гласов было для них тогда наиприятнейшим согласием, и превосходнейшим всякой музыки, исчадия скуки и роскоши.

Но не успели еще они насытиться лицезрением друг друга, как Вельдюз и Видостан вскричали, как будто б чего испугаясь: Светлосан подъял туда очи, откуда казалось происходит их страх, и увидел идущего к себе Липоксая в том безобразнейшем виде, в каковом узрел он его в пещере. Князь обрадовался ему чрезвычайно, и пошел к нему навстречу, между тем как Полочанин и Индеец стояли в удивлении. Липоксай бросился в ноги Славенскому Князю, благодаря его за освобождение свое от уз и мучения. Светлосан, чтоб не оставить других долее в безвестии, рассказал им вкратце его историю, и тем лишил их всякого страха; ибо они подумали было сперва, что это был Карачун, оживленный силою своих чародейств. Но Липоксай их уверил, что он погиб точно; ибо злоключение его соединено было с его смертью.

По сем приятном уверении, пали они все на землю, принося благодарственную молитву бессмертным за избавление свое от страшного Карачуна. После чего начали они вопрошать друг друга, что с ними сделалось во время их разлуки; и когда Светлосан и Вельдюз рассказали свои: приключения, тогда Видостан объявил им о своих следующее.

Моя история не очень долга, говорил он: когда в последний раз обманул меня в саду злоковарный Эфиоп, и злые его прислужники, бросив в железную колесницу, помчали меня по воздуху с необычайною скоростью, то вдруг очутился я на сем страшном острове, посреди бесчисленного множества прегнусных чудовищ. Минуту спустя явился и Карачун: он имел испуганный и свирепый зрак. Злодей; сказал он мне, ежели бы сила моя равна была моему мщению, то сею же бы минуту ты, и опасные твои друзья, были от меня преданы наимучительнейшей казни; но когда сего удовольствия неправедная Судьба меня лишает, так по крайней мере восприми вид единого из сих чудовищ, и пребудь в оном до моего издыхания. По сих ужасных словах ударил он меня своею дубиною, и превратил в самого гнуснейшего страшилища. Вы можете себе представить, государи мои, говорил Индиянин слушателям своим, сладостно ли мне было влачиться в столь гнусном виде по сему ужасному острову, вспоминая первое великолепное мое состояние! Повсеминутно воссылал я молитвы Богам, чтоб они или отняли жизнь мою, или бы возвратили мне прежний мой вид и состояние, однако же долго принужден я был сего ждать; и может быть никогда бы сего не дождался, если б победа твоя, лишив жизни общего нашего врага, не возвратила мне прежнего вида и свободы. А каким образом получил я их опять, и какие им обстоятельства предшествовали, сие также достойно вашего любопытства, и для того расскажу вам о том в коротких словах.

За день до пришествия твоего сюда, продолжал он обратясь к Светлосану, предстал передо меня Карачун во свирепом и отчаянном виде, препровождаемый шестью единоглазыми Исполинами, которые держали в руках своих тяжелые железные цепи. Не говоря мне ни слова, приказал он последователям своим оковать меня ими, и тащить на высочайшую гору, стоявшую прямо напротив его замка. И когда мы на оную прибыли, тогда сей волхв приказал меня, к оной приковать. Ты соучастник моего злодея, сказал он мне потом, который приближается сюда для нападения на меня. Судьба определила одному из нас завтра умереть: и ежели буду я побежден, то ты воспримешь снова свой вид, и я погибну не возвратно со всем моим знанием. Но ежели буду я столько счастлив, что хитрости мои превозмогут силу моего врага, то непременно умрет он от моей руки, со всеми своими единомышленниками, в коих числе находишься и ты: ибо так определила владычествующая над Богами Судьба. В теперешней моей крайности, присовокупил он, принужден я и тебя опасаться, слабый враг! дабы не подал ты какие помощи моему супостату; и для того пребудешь ты в сих оковах по тех пор, пока твоя или собственная моя смерть не избавит тебя от оных. Сказав сие он исчез, и совокупно с ним страшные его прислужники, а я остался в превеликой горести и боязни, не столько о своих днях, сколько о жизни того Витязя, который шел, по словам Карачуна, наказать его за его тиранство.

Весь остаток того дня, и наибольшую часть следующего, провел я в беспрестанном страхе о будущей моей судьбе, и в принесении неусыпных молитв Бессмертным. Напоследок на другой день, когда солнце начало склоняться к своему захождению, усмотрел я страшную перемену на острове: замок Карачунов от глаз моих скрылся, а на месте оного увидел я обширное облако пламени и дыма, стремящееся на высоту, и будто б изрыгаемое землею. После чего весь остров пришел в превеликое движение; горы его исчезали, а долы вздымались, одним словом глазам моим представилось преужасное землетрясение; хотя в самом деле было сие ничто иное, как обман Карачунов, дабы тебя устрашить и не допустить до своего жилища, что я после совершенно узнал, когда Боги вспомоществуя тебе, дражайший мой Светлосан, ниспустили тьму молний на сей остров, то в самый тот миг нестроение его исчезло, и он снова принял прежний свой вид.

В тот самый час и тебя я увидел на острове, продолжал они говорить Светлосану, приносящего молитву Бессмертным, и готовящегося напасть на замок. Между тем Карачун собирал всех своих лютых прислужников, которые имели прегнусные и престрашные виды. О как тогда, примолвил Индиянин, трепетало мое сердце, волнуясь между страхом и надеждою! Чем ближе подходил ты к замку, тем больше увеличивалась моя боязнь, и тем сильнее вооружался на тебя Эфиоп. Напоследок, когда ты поднялся на воздух, дабы вступить в замок, тогда Карачун, имевший вид прелютейшего чудовища, бросился на тебя со всеми своими прислужниками, и окружил тебя со всех сторон. Я бросился на землю, проливая слезы, и умоляя Богов ниспослать тебе свою помощь, не спуская однако же с глаз тебя и твоих врагов. Рассуждая по лютой их ярости, силе и множеству, не мог я ласкаться твоею победою; да и конечно бы ты погиб, если б сами Боги тебе тогда не помогли, ниспосылая бесчисленные молнии, кои поражая чудовищ, приводили их в бессилие.

Наконец, к превеликой моей горести и ужасу, увидел я, что снизошедшая громовая стрела, вышибла у тебя из рук меч, который в падении своем превратился в длинный нож, и вскоре после того тебя упадшего, и полетевшего стремглав на низ. Я обмер от страха увидев cиe, и подумал, что сами Боги согласились на твою погибель, но вскоре усмотрел мою ошибку, увидев преславную тебе их помощь. Ибо коль скоро усмотрел Карачун, что ты ниспадаешь в приготовленную им тебе пропасть, то возгордясь заранее своею победою, принял истинный свой вид, и погнался за тобою с саблею, чтоб иметь удовольствие самому тебя умертвить; но Боги сию его гордость вскоре посрамили, послав тебе на помощь крылатого змия, сыскавшего превращенный твой меч в нож, которым ты вооружась, поразил гнавшегося за тобою Карачуна, и с жизнью его окончил все его злодейства и злоумышления.

Как же скоро ты его пронзил, продолжал Индиянин, то тьма молний снизошедших с небес, сожгла его тело на воздухе в прахе; а замок его, со всеми чудовищами, провалился сквозь землю с великим шумом, от чего поднявшаяся пыль и дым от молний затмили весь воздух, и скрыли тебя от глаз моих. В тогдашней моей радости пал я на землю, принося жарчайшее благодарение Бессмертным, за дарование тебе победы над общим нашим врагом. После чего почувствовав в себе легкость, встал я от земли, и увидел себя, к несказанной моей радости, без оков и в прежнем моем человеческом виде. Я снова повергся ниц, воссылая благодарственное моление Небесам, сотворившим со мною сие чудо.

Между тем прочистившийся от мрака воздух, явил очам моим, на место Корачунова замка и его ужасов, прекрасную долину, и тебя сидящего на оной самдруг. Я бросился к вам бежать, чтоб облобызать тебя, любезный мой Светлосан, и возблагодарить тебе, как виновнику, за мою свободу и разрешение от очарования. К совершенно же моей радости, нашел я с тобою и любезного моего Вельдюзя, которого я мнил давно уже погибшим. Сказав сие, бросился он опять их лобызать, изъявляя им наичувствительнейшим образом искренность своего дружества.

А я, сказал тогда Липоксай, воссылаю бессмертным тем вящую славу и благодарение, что они избавив меня от лютого моего тирана, истребили с ним вкупе и вину моего злодеяния; ибо в замке его, погибшем с ним совокупно, находились все произведенные мною волшебный вещи, которые коварством своим собрал они отовсюду. Теперь уже я уповаю, примолвил он, что праведные Боги вскоре сделают конец моему наказанию, и упокоят меня в жилище усопших с моими предками.

После чего рассказал он Светлосану, как его тиранил Карачун, после неудачного своего нападения на сего Князя, и что месть его нес он по самый тот час, когда Светлосан лишил жизни сего чародея. Сие я узнал потому, присовокупил он, что услышав в моей пещере пресильный гром и стук, увидел себя вдруг освобожденным от цепей, в которых я давно уже находился. Я не мог ничему иному сего причесть, говорил он Славенскому Князю, как победе твоей над Карачуном и его смерти, которую знаменовали Небеса пресильным столь громом. Тогда возрадуясь и возбрагодарив Бессмертных, помогшим тебе низложить сего престрашного злодея, пошел я тебя искать прямо на сей остров, думая тебя конечно здесь найти, в чем я и не ошибся.

Ах: вскричал тогда Видостан, к совершенному моему благополучию ничего иного теперь не достает кроме оживления моих подданных: и я бы блаженнейшим себя почел, ежели б и они, подобно мне, получили прежнюю свою свободу и вид. Не сомневайся и в этом, сказал ему безобразный Дух, они конечно оживлены; ибо не думаю я, чтоб милосердные Боги попустили Карачуна очаровать их навеки. Но ежели ты хочешь уведать о сем подлиннее, примолвил он, то я тебя отнесу в твой замок, или столицу, сей же час, если сие тебе угодно. Ах: любезный мой Липоксай, возопил к нему Индеец, ты бы сим меня несказанно одолжил; и как мне ни горестно будет расстаться с сими любезными Князьями, но скажу искренно, что чувствую в себе больше желания увидеть моих подданных, так как чад моих и ближних, что иметь удовольствие подавать им помощь во всех их нуждах, каковые могут они ожидать от своего Самодержца. Славенские Князья, одобрив добродетельное его желание, просили Духа обещание свое исполнить; и возблагодарив сему Государю за угощение, какое они от него имели, простились с ним во слезах обещав друг другу вечную дружбу и воспоминовение. После чего Липоксай, взяв его в свои объятия, понесся с ним по воздуху, и скрылся от них в минуту: ибо наступавшая тогда ночь воспрепятствовала им далеко следовать за ним глазами.

Светлосан и Вельдюз, оставшись на острове одни, имели свободу изъяснить друг другу соя чувства; первое Вельдюзево слово было о Милославе. Я ее нашел в Карачуновом замке, ответствовал ему Князь; но увы! любезный друг, она без чувств; лютый волхв лишил ее, так как и всех её подруг, всякого движения. При сем известии Полоцкий Князь обомлел от ужаса; он переспрашивал многократно о сем случае, и не мог утешиться, пока Светлосан, хотя и сам о том сокрушался, не подал ему некоей отрады, обещав просить Липоксая, чтоб он приложил все свои силы привести ее в прежнее чувство. По сем объявил он ему и о своей любви, которую почувствовал он к прекрасной незнакомке. Сии два обстоятельства подали им случай говорить весьма долго, так, что в разговорах сих застал их Липоксай.

Сей Дух уведомил их, что Видостан действительно, нашел в замке и в столице подданных своих оживленными, и в прежнем их виде, и принято был от них с чрезвычайнейшею радостью; и что он сожалел о том только, что не имел сих двух Князей участниками и свидетелями своего удовольствия. Сия ведомость обрадовала Славенских Князей; они воздали благодарение Богам, моля их совершить и свое благополучие, возвратив им сродников их и друзей. После чего предложили они Липоксаю, чтоб и их перенес в замок похищенных Карачуном красавиц; причем изъяснили они ему, что и они опасаются в свой ряд, дабы очарование их любезных не пребыло вечно. Не опасайтесь сего, сказал им Скиф, при отнесении Видостана путь мой был через сей замок, и я действительно приметил в оном движение людей, и в комнатах огонь, потому что уже тогда гораздо смерклось.

Сия приятная весть в несказанное привела восхищение Князей: они ни минуты не хотели медлить на пустом острове, и просили одушевленного Скифа отнести их туда поскорее. Липоксай c охотою им повиновался, и подхватив их обеих на свои руки, понесся с ними быстрее вихря. Немедленно перелетели они расстояние, разделявшее их от замка, и прибыли на остров, обитаемый красавицами. Они действительно увидели все покои освещенными огнями, и получили от того твердейшую надежду. Нимало не медля вошли они в комнаты, и в третьей из оных, к несказанному своему удовольствию, увидели ходящего и разговаривающего Левсила c Милославою, и c прекрасною незнакомкою, окруженных толпою других девиц.

Светлсан побуждаемый родством, а Вельдюз любовно, бросились к Милославе, дабы облобызать ее; но нечаянный их приход, и страшный вид Липоксаев, привели всех в смятение и страх; многие из девиц лишились чувств от ужаса, почтя Липоксая Карачуном. Смятенные случаем сим Князья кинулись к ним на помощь, прося спутника своего Духа удалиться из комнаты, пока не приведут в прежнее чувство девиц, и не уверят их о безопасности. Липоксай удалился, а Светлосан и Вельдюз, вспомоществуемые Левсилом, познавшим вскоре Князя, приложили все свои силы к приведению в чувство Милославы, и прочих девице, в чем и успели наконец совершенно.

Не можно изобразить радости, какую почувствовала Милослава увидев брата своего и жениха: едва она снова не обмерла от объявшего ее восхищения при виде столь любезных ей особ. Бросясь в объятия своего брата, пролила она источник слез, лобызая его и трепеща от радости: равномерное чувствие показала она и к Вельдюзю, который сам от восхищения чуть не умер. Наконец когда первые их, восторги несколько поутихли, и Светлосан уверил свою сестру, и прочих девиц, что Карачун точно погиб, объявив притом вкратце свою, Вельдюзеву и Скифову историю, тогда совершенно все обнадеялись, и позволили позвать в комнату Липоксая. Вид его никому уже не причинил ужаса; но напротив того Мнлослава, и прочие девицы с нею, воздавая Богам бесчисленные благодарения, не имели радости своей предела, освободясь от ужасного и наилютейшего своего тирана. После чего окружив Светлосана со всех сторон, и называя его избавителем своим и благодетелем, приписывали они ему тьму похвал и благодарений, а он со своей стороны, отвечая им ласками и учтивостями на их благодарности, обещал всех возвратить в их дома. Сие обещание наипаче умножило их радость и веселье, коих восторги продержали их без сна во всю ту ночь. Между тем Славенские Князья просили Милославу рассказать, что с нею приключилось во время её се ними разлуки, в чем она тотчас и удовольствовала, их следующими словами.

***