Онлайн чтение книги Кривой домишко Crooked House
26

Можно только удивляться, почему я был так слеп. Истина буквально рвалась наружу, и, если вдуматься, одна лишь Жозефина отвечала всем отцовским характеристикам. Ее тщеславие, постоянное важничанье, непомерная любовь к разговорам, бесконечные заявления о том, какая она умная и какая полиция глупая.

Я никогда не принимал ее всерьез, потому что она была еще ребенком. Но дети ведь не раз совершали убийства, а в данном случае убийство было вполне в пределах ее возможностей. Дед сам указал ей точный способ – он фактически дал ей в руки готовый план. Единственное, что от нее требовалось, – не оставлять отпечатков пальцев, а этой науке легче легкого выучиться даже при самом поверхностном знакомстве с детективной литературой. Все остальное – просто мешанина, почерпнутая из шаблонных романов. Тут и записная книжечка, изыскания сыщика, тут и ее якобы подозрения, многозначительные намеки на то, что она не хочет говорить, пока до конца не уверена…

И наконец покушение на самое себя. Почти невероятная операция, принимая во внимание то, что Жозефина могла легко погибнуть. Но она чисто по-детски этого не учитывала. Она была героиней, а героинь не убивают. Здесь, однако, появились улики – комочки земли на сиденье старого стула в прачечной. Жозефине и только Жозефине могло понадобиться влезть на стул и пристроить на двери мраморный брусок. Он, очевидно, не один раз пролетал мимо (судя по вмятинам на полу), и она снова терпеливо взбиралась на стул и снова укладывала кусок мрамора на дверь, пользуясь шарфом, чтобы не оставлять отпечатков. А потом, когда брусок упал, она едва избежала смерти.

Это была великолепная постановка – блестящее воплощение ее замысла: ей грозит опасность, она «что-то знает», на нее совершено покушение.

Теперь мне было ясно, что она нарочно привлекла мое внимание к чердаку и бакам, когда она там была. Сама же она и устроила артистический беспорядок в своей комнате перед тем, как отправиться в прачечную.

Однако после возвращения из больницы, когда она узнала, что арестованы Бренда и Лоуренс, у нее появилась неудовлетворенность. Расследование было закончено, и она, Жозефина, оказалась вне огней рампы. Тогда она и выкрала дигиталис из комнаты Эдит и опустила таблетки в свой собственный стакан с какао, оставив его нетронутым на столе в холле.

Знала ли она, что няня его выпьет? Вполне возможно. Судя по ее словам в то утро, она не одобряла критического отношения к себе няни. А няня, умудренная долголетним опытом общения с детьми, не могла ли она что-то заподозрить?… Мне кажется, няня знала, всегда знала, что Жозефина не совсем нормальная. Раннее умственное развитие сочеталось в ней с отсталостью нравственного чувства. Не исключено также, что в ее генах столкнулись разные наследственные факторы – то, что София назвала «семейной жестокостью».

Она унаследовала властную безжалостность бабушки с материнской стороны и безжалостный эгоизм Магды, которая видела всегда все только со своей колокольни. Будучи чувствительной, как Филип, Жозефина страдала от клейма некрасивого, «приблудного» ребенка. Несомненно и то, что ей передалась изначальная искривленная сущность старого Леонидиса. Плоть от плоти своего деда, она напоминала его и умом и хитростью, но с той лишь разницей, что любовь его изливалась наружу, на его семью, а у нее лишь на самое себя.

Я решил, что старый Леонидис понял то, чего не понимал ни один член семьи – а именно, что Жозефина может быть источником опасности для других и в первую очередь для самой себя. Он не пускал ее в школу, потому что опасался, что она может наделать бед. Дома он мог укрыть и уберечь ее, и теперь мне стала понятна его настойчивая просьба к Софии последить за Жозефиной.

И не было ли продиктовано страхом за девочку неожиданное решение Магды отправить ее за границу? Это мог быть и неосознанный страх, скорее неясный материнский инстинкт.

А как Эдит де Хевиленд? Она, очевидно, что-то заподозрила… ее охватил страх, и в конце концов она поняла всю правду.

Я взглянул на письмо, которое все еще держал в руке.

Я колебался только одну минуту, а затем вручил письмо Софии. Вместе мы раскрыли Жозефинину черную книжечку.

Мы перевернули страницу. Это было очень любопытное сочинение, особенно, как я себе представляю, интересное для психолога. С поразительной откровенностью оно описывало ярость, которую вызывали любые препоны, чинимые эгоцентрическим желаниям. Мотив преступления был изложен так по-детски и был настолько несоразмерен, что мог вызвать только жалость.

Я привожу только несколько пассажей, но все они очень важны для понимания.

Я закрыл книжечку. У Софии по щекам лились слезы.

– Чарльз, Чарльз, это ужасно. Она маленький монстр… но при этом… жаль ее до ужаса.

Я испытывал те же чувства.

Мне была чем-то симпатична Жозефина… И я все еще не утратил симпатии к ней… Не любишь ведь ты кого-то меньше из-за того, что у него туберкулез или другая смертельная болезнь? Жозефина была, как сказала София, маленьким чудовищем, но чудовищем трогательным. Она родилась с дефектом – выкрученный ребенок из скрюченного домишка.

– А если бы… она не погибла, что бы с ней сталось? – спросила София.

– Очевидно, ее бы послали в исправительное заведение или в специальную школу. Потом освободили бы или, на худой конец, признали невменяемой.

София содрогнулась:

– Лучше уж так, как есть. Но вот тетя Эдит… Мне невыносимо думать, что она взяла на себя вину.

– Она сама выбрала этот путь. Не думаю, что это получит огласку. Мне представляется, что против Бренды и Лоуренса, когда начнется суд, не будет выдвинуто никаких обвинений, и их освободят. А ты, София, – я переменил тон и взял обе ее руки в свои, – ты выйдешь за меня замуж. Я получил назначение в Персию – мне только что стало известно об этом. Мы поедем туда вместе, и ты забудешь о скрюченном домишке. Твоя мать будет ставить пьесы, отец сможет покупать больше книг, а Юстас скоро поступит в университет. О них больше не надо беспокоиться. Подумай обо мне.

София посмотрела мне прямо в глаза:

– Чарльз, ты не боишься на мне жениться?

– Чего же мне бояться? В бедной маленькой Жозефине сосредоточилось все самое худшее, что есть в вашей семье, а тебе, София, – в этом меня не переубедить – досталось все самое честное и мужественное. Твой дед был о тебе высокого мнения, а он, судя по всему, редко ошибался. Выше голову, друг мой, у нас впереди будущее.

– Я постараюсь, Чарльз. Я выйду за тебя замуж и сделаю тебя счастливым. – Она поглядела на записную книжечку. – Бедная Жозефина, – сказала она.

– Да, бедная Жозефина, – повторил я.

– И какова же правда? – спросил отец.

Я не привык обманывать старика.

– Это не Эдит де Хевиленд, – сказал я. – Это Жозефина.

Отец понимающе кивнул:

– Я и сам уже какое-то время думал об этом. Несчастное дитя…