Онлайн чтение книги Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй
ГЛАВА ШЕСТИДЕСЯТАЯ. ЛИ ПИНЪЭР ОТ ГОРЯ И ПОПРЕКОВ ОДОЛЕВАЕТ НЕДУГ. СИМЭНЬ ЦИН ОТКРЫВАЕТ ТОРГОВЛЮ АТЛАСОМ

Итак, Сюээ тогда вместе с Иньэр старалась успокоить Пинъэр, а потом ушла к себе.

Цзиньлянь же со смертью Гуаньгэ прямо-таки воспрянула духом.

– А, потаскуха проклятая! – со злорадством кричала она ежедневно в присутствии служанок. – Что я говорила? Зайдет и твое солнце! Отойдет и твое время! Сбили горлицу и самострел теперь ни к чему. Сломалась скамейка – о спинку не обопрешься. Продала старуха Ван мельницу – куда молоть пойдет? Умерла красавица – хозяйке хоть все заведенье закрывай. Что ж! Равны мы теперь – что я, что ты!

Пинъэр отчетливо слышала ее злопыхательскую брань, но и голосу подать не смела. Только проливала втихомолку слезы. Перенесенное горе и затаенная обида сломили Пинъэр. Нервы ее не выдержали, и она лишилась покоя даже во сне, не пила и не ела.

На другой же день после похорон Гуаньгэ ушла домой Иньэр, а тетушка Фэн привела тринадцатилетнюю служанку, которую за пять лянов продала Сюээ. Ее назвали Цуйэр, но не о том пойдет речь.

От горя и попреков у Пинъэр открылся старый недуг – истечения. Симэнь пригласил лекаря Жэня. Как вода точит камень, так и лекарство, им прописанное, – чем больше пила его Пинъэр, тем ей становилось все хуже. За какие-нибудь полмесяца она побледнела, осунулась и сделалась неузнаваемой.

Да,

Однажды, в начале девятой луны, погода стояла прохладная, дул осенний ветер. Пинъэр спала одна на серебряной кровати. Через газовую занавеску в окно глядела луна. Вспомнив сына, Пинъэр всхлипнула и тяжело вздохнула. Она была в полузабытьи. Вдруг ей послышался стук в окно. Пинъэр кликнула служанок, но те крепко спали. Тогда она встала, нащупала шлепанцы, завернулась в расшитый халат и, открыв дверь, выглянула наружу.

На пороге стоял Хуа Цзысюй, державший на руках Гуаньгэ. Он стал звать Пинъэр в новый дом, который только что подыскал. Но Пинъэр была не в силах расстаться с Симэнем и за ним не пошла. Она протянула руки, собираясь обнять сына, но Хуа Цзысюй так оттолкнул ее, что она упала и с испугу пробудилась. То был сон. Пинъэр покрылась испариной и тихо проплакала до самого рассвета.

Да,

Тут прибыл и корабль с товарами из Нанкина. Лайбао дал молодому слуге Ван Сяну опись товаров и направил его к хозяину за серебром на уплату пошлины. Симэнь велел составить письмо и приготовить сотню лянов серебра, барана, вина и золотой парчи. С письмом и подарками был послан слуга Жунхай, которому наказали отблагодарить акцизного и попросить быть помилостивее при взимании пошлины.

А тем временем лавку отделали, и на четвертое число в девятой луне было назначено открытие. В тот же день на двадцати больших подводах привезли и новую партию товаров.

Родных и близких с подарками по случаю торжественного открытия лавки собралось более тридцати человек. Сват Цяо нанял двенадцать музыкантов и забавников, от Симэня были певцы Ли Мин, У Хуэй и Чжэн Чунь. Приказчики Гань Чушэнь и Хань Даого стояли за прилавком. Один проверял серебро, а другой торговался. Цуй Бэнь был занят подноской и раскладкой товаров. Кто бы ни проходил мимо – маклеры ли или обыкновенные покупатели, всякого зазывали в лавку и подносили чарку-другую вина. Симэнь, одетый по-праздничному в ярко-красный халат с поясом, возжег жертвенные предметы; родные и друзья вручили ему коробки с подарками.

Немного погодя в большой зале были накрыты полтора десятка столов. Одни кушанья сменялись другими, блюда подавали нескончаемой чередой. Когда снова наполнили кубки, грянула музыка. Прибыл с подарками посыльный от надзирателя Ся. Симэнь отправил с ним ответные дары.

Среди пировавших были сват Цяо, шурины – У Старший, У Второй и Хуа Старший, свояки Шэнь и Хань, настоятель У, сюцай Ни, Вэнь Куйсюань, Ин Боцзюэ, Се Сида и Чан Шицзе. Последнему Симэнь одолжил на днях пятьдесят лянов серебра, из которых тридцать пять лянов предназначались на покупку дома, а пятнадцать на открытие при доме малюсенькой мелочной лавчонки, но не о том идет речь. Все они пришли поздравить хозяина и поднесли ему подарки. Были тут подрядчики – Ли Чжи и Хуан Четвертый, приказчик Фу Цзысинь и остальные приказчики и служащие Симэня, а также и соседи, так что все места оказались занятыми. Вышли певцы и запели на мотив «Куртка красная»:

Вино обошло пять кругов, и трижды накрывали столы. Играли музыканты, пели певцы, выступали забавники и шуты. Пир был в разгаре. Порхали кубки и ходили чары над столом, за которым сидели Боцзюэ и Сида. Только когда солнце начало клониться к закату, гости стали расходиться. Симэнь оставил шурина У Старшего, свояка Шэня, сюцая Ни, Вэнь Куйсюаня, Ин Боцзюэ и Се Сида. Снова накрыли стол и пир продолжался.

В день открытия лавки по подсчету приказчиков шелку было продано на пятьсот с лишним лянов серебра. Симэнь остался очень доволен, и как только лавку заперли, пригласил к столу приказчиков Гань Чушэня, Хань Даого и Фу Цзысиня, а также Цуй Бэня, Бэнь Дичуаня и Чэнь Цзинцзи. Их услаждали музыканты, которых потом отпустили. Затем им пели певцы.

Порядком захмелевший Боцзюэ вышел по нужде и подозвал Ли Мина.

– Откуда этот смазливый певец с собранными в пучок волосами? – спросил певца Ин Боцзюэ.

– А вы разве не знаете, батюшка? – удивился Ли Мин и, прикрывая рот, продолжал: – Это Чжэн Чунь, брат Чжэн Фэна. В прошлый раз батюшка пировал у Чжэнов с его сестрой Айюэ.

– Вон оно что! – протянул Боцзюэ. – Теперь понятно, почему Айюэ была на недавних похоронах.

Боцзюэ сел за стол и обратился к Симэню:

– Тебя, брат, надо еще поздравить с обретением нового шурина, да?

– Брось, сукин сын, глупости болтать! – шутя обрезал его Симэнь и кликнул Ван Цзина: – Налей-ка батюшке Ину большую чару.

– Шурин, дорогой! – обратился к У Старшему Боцзюэ. – Ну что ты скажешь, а? За что он наказывает невинного человека?

– Я тебя наказываю, сукин сын, за то, что ты распространяешь ложь, – отвечал Симэнь.

Боцзюэ понурил голову, помолчал и захохотал.

– Ладно! – воскликнул он. – Я готов пить чару. Думаю, не помру. Только я отродясь не пил всухую. Позови-ка Чжэн Чуня. Пусть споет, а я выпью.

Вышли трое певцов и заиграли на своих инструментах.

– Нет, вы ступайте, – обратился Боцзюэ к Ли Мину и У Хуэю. – Я хочу, чтобы мне пел только Чжэн Чунь.

– Чжэн Чунь! – крикнул Се Сида. – Поди сюда! Спой, раз тебя просит батюшка Ин.

– Раз ты просишь, будешь пить по чарке за каждую песню, – заключил Симэнь.

Дайань поставил перед Боцзюэ две больших чары. Чжэн Чунь настроил серебряную цитру и запел негромко романс на мотив вступления к «Чистой реке»:

Чжэн Чунь спел, и Боцзюэ предложили вино. Только он осушил кубок, Дайань опять наполнил его вином. Чжэн Чунь запел на тот же мотив:

Боцзюэ осушил чарку и поставил ее перед Сида.

– Хватит! – говорил он. – Не могу я больше! Меня и эти две уложили.

– И хитер же ты, Попрошайка! – возражал Се Сида. – Что ж я за тебя пить должен, да? Я тебе не раб!

– Сам ты попрошайка-хитрец! – заявил Боцзюэ. – Погоди, стану сановником, тогда у меня в рабах ходить будешь.

– Тебе, сукин сын, больше подойдет пост служки в вертепе, – заметил Симэнь.

– Хорошо, сынок, тогда я тебе не откажу в приеме, – засмеялся Боцзюэ.

Симэнь обернулся к Дайаню и наказал в шутку:

– Ступай сходи за щипцами. Я Попрошайке голову расколю.

Се Сида потихоньку подкрался к Боцзюэ и щелкнул его по голове.

– Как ты можешь городить ерунду в присутствии почтенного господина Вэня? – укорял его Сида.

– Господин Вэнь – человек образованный, – отвечал Боцзюэ, – и поймет, что в шутку, что всерьез.

– Вы, господа, так близки с почтенным благодетелем, моим хозяином, – говорил сюцай Вэнь, – что иначе за пиршественным столом было бы довольно скучно. А когда становится весело на душе, радость рвется наружу. Невольно начинают «жестикулировать руки и пританцовывать ноги».[925]Слова из «Большого предисловия» (II в. до н. э.) к «Книге песен».

– Хватит этих шуток, свояк! – обращаясь к Симэню, сказал свояк Шэнь. – Давайте лучше попросим старшего шурина занять почетное место и начнем застольную игру. Можно метать кости или выбрасывать пальцы, а можно и в домино. Кто не знает стихов и песен, пусть скажет скороговорку. А ни того ни другого – пей чарку. Так будет справедливее, и утихнут споры.

– Это ты прав, свояк, – поддержал Симэнь.

Налили кубок и велели начинать шурину У Старшему. Тот взял коробку с костями.

– Начинаем игру, господа! – обратился он. – Кто скажет невпопад, тому штрафной кубок. Сперва я брошу одну кость, потом – две. Если совпадут со сказанным, пью штрафную.

Первая:

В несметном войске белое знамя свернули,

Вторая:

Немногим известен в Поднебесной храбрец,

Третья:

Самодержец Циньской казнил верховного командующего Юя,

Четвертая:

Поруганный полководец коня боевого лишился,

Пятая:

Перепуганы так, что на зов мой никто не откликнется,

Шестая:

Государь на улице одеянье скинул,

Седьмая:

У посыльного из черни не сыщешь седого волоска,

Восьмая:

Четвертовавший не принесет домой топор,

Девятая:

Чудодейственна пилюля, да некому принять,

Десятая:

Век вместе, а в конце одна разлука.

Шурин У бросил кости. Вторая кость совпала, и он выпил чарку.

Теперь была очередь свояка Шэня.

– Я буду бросать по одной кости шесть раз, – пояснил он. – При совпадении пью штрафную.

Он вынул красную четверку и выпил чарку, а потом передал кости сюцаю Вэню.

– Ваш ученик назовет цветок и процитирует строку из Четверокнижия,[928]Четверокнижие (Сы-шу) – набор классических конфуцианских книг, сформированный неоконфуцианцами в эпоху Сун (960-1279 гг.) в дополнение к ассимилированному древними конфуцианцами Пятиканонию. В состав Четверокнижия входят: «Да-сюэ» («Великое учение»), «Чжун-юн» («Срединное и неизменное»), «Лунь-юй» («Суждения и беседы»), «Мэн-цзы» («Учителя Мэна»). которая начинается со слова предыдущего предложения.

Бросаю раз:

Бросаю два:

Бросаю три:

Бросаю четыре:

Бросаю пять:

Бросаю шесть:

Сюцаю Вэню пришлось выпить только одну чашу.

Настала очередь Ин Боцзюэ.

– Я ни аза не знаю, – сказал Боцзюэ. – Я лучше прибаутку-скороговорку скажу.

– Что б тебе, шутник ты никудышный, провалиться! – засмеялся Симэнь. – Где это видано, чтобы собаку рукой били, а? И за руку не схватила?

– Так кто ж ему велел без палки по улицам шмыгать? – говорил Боцзюэ. – Я сам тут как-то собирал пожертвования, и клюки под рукой не оказалось. Так насилу от собак отбился.

– Брат, ты слышишь? – обратился Сида к Симэню. – Попрошайка сам признается, что побирается. У кого что болит, тот о том и говорит.

– Наказать его чаркой за такую скороговорку! – предложил Симэнь. – А теперь твоя очередь, Се Цзычунь.

– Моя скороговорка получше будет, – предупредил Се Сида. – Запнусь – чарку в наказание.

– Еще надо мной подтрунивал! – говорил Боцзюэ. – Тебе моя скороговорка не по душе пришлась, зато мне строптивый мул понравился. Я – строптивый мул, а невестка Лю, баба твоя, – черепица разбитая. Пока ты, облезлый мул, жернова вертел, я черепицу молол.

– А твоя Ду, старая потаскуха, таких бобов наварит, что и собаки жрать не станут, – отвечал Сида.

Посыпались колкости и попреки, и обоим пришлось пить по штрафной.

Настал черед Фу Цзысиня.

– Я вам скажу скороговорку торгового люда, – начал он. – При совпадении пью чарку.

Ни одна кость не совпала со сказанным.

– Вот это да! – воскликнул шурин У Старший. – Ловко сказал приказчик Фу, не правда ли?

– Надо ему хоть запасную чарку выпить, – сказал Боцзюэ и, выйдя из-за стола, лично поднес Фу Цзысиню наполненный до краев кубок. – А теперь черед приказчика Ханя.

– Не смею опережать батюшку, – проговорил Хань Даого.

– Мы ж играем, – говорил Симэнь. – Давай, давай, а я потом.

– Первая строка – парящая в небе птица, – объяснил Хань, – вторая строка – плод, третья – название игральной кости, четвертая – чиновное звание. Строки должны быть связаны одна с другой. При совпадении пью штрафную.

Хань Даого бросил кости, и настал черед Симэня.

– Я метну четыре кости, – пояснил Симэнь. – При совпадении пью штрафную.

На строку со словом «красную» на столе появилась красная четверка.

– К зиме, брат, тебя ждет новое повышение по службе, – заметив кость, сказал Боцзюэ. – Надо тебя, выходит, поздравить.

Боцзюэ наполнил большую чашу и, поднося ее Симэню, кликнул Ли Мина и остальных певцов.

Вышли певцы и запели. Веселый пир затянулся до зари. Потом Симэнь отпустил актеров и певцов, а после того, как убрали посуду, наказал Хань Даого, Гань Чушэню, Цуй Бэню и Лайбао по очереди ночевать в лавке и караулить на совесть. Тогда только все разошлись на ночлег, о чем говорить не будем.

На другой день Ин Боцзюэ привел к Симэню подрядчиков Ли Чжи и Хуана Четвертого, которые должны были вернуть хозяину долг.

– Мы выручили всего только около тысячи четырехсот пятидесяти лянов серебра, – объясняли Симэню подрядчики. – Так что пока не в состоянии вернуть долг сполна. Все, что нам удалось набрать вам, почтеннейший сударь, вот эти триста пятьдесят лянов. В следующий раз мы обязуемся погасить весь долг без малейшего промедления.

За них замолвил доброе словцо и стоявший рядом Ин Боцзюэ.

Симэнь передал серебро зятю Чэнь Цзинцзи и велел взвесить его на безмене. Должников отпустили, а серебро лежало на столе.

– Брат Чан вроде дом себе подыскал, – обратился к Ину Симэнь. – Как будто из четырех комнат и всего за тридцать пять лянов. Когда он ко мне пришел, у меня был серьезно болен сын, и мне было не до этого. Я его тогда сразу отпустил. Не знаю, говорил он тебе или нет.

– А как же! Конечно, говорил, – отвечал Боцзюэ. – Я ему прямо сказал, что он не вовремя тебя побеспокоил. Досуг ли, говорю, брату, с тобой заниматься, когда у него наследник болеет. У него, говорю, и без тебя хлопот хватает. Я ему тогда же посоветовал, чтобы он пока к хозяину не показывался, и пообещал с тобой, брат, обсудить, а ты, видишь, и сам заговорил.

– Вот и хорошо! – выслушав Боцзюэ, заключил Симэнь и продолжал: – Давай сейчас поедим, а потом я дам тебе пятьдесят лянов. Надо ему помочь обделать дело. Тем более, нынче для этого благоприятный день. А на оставшиеся деньги пусть брат Чан откроет при доме мелочную лавку. Выручки им двоим и хватит на прожитье.

– Брат Чан за такую твою милость должен будет потом пир устроить, – заметил Боцзюэ.

Симэнь немного поел за компанию с Боцзюэ.

– Я тебя задерживать не буду, – сказал Симэнь. – Бери серебро и ступай помоги ему купить дом.

– Ты бы дал мне сопровождающего, – попросил Боцзюэ. – Как-никак серебро при мне.

– Брось уж ерунду-то болтать! – оборвал его Симэнь. – Спрячь в рукав, ничего с тобой не случится.

– Да как сказать! – не унимался Боцзюэ. – Мне еще в одно место попасть надо. По правде сказать, нынче у двоюродного брата Ду Третьего день рождения. Я ему с утра подарки отправил, звали после обеда приходить. Мне уж не придется потом к тебе заглянуть, о деле доложить. Так что лучше дай слугу. Он тебе и доложит.

– Тогда я пошлю Ван Цзина, – сказал Симэнь и кликнул слугу.

Чан Шицзе оказался дома. Увидев Ин Боцзюэ, он попросил его пройти в дом и присаживаться. Боцзюэ достал серебро.

– Вот какое дело, – начал он. – Брат[950]Братом Ин Боцзюэ называет Симэня. велел мне помочь купить дом, но я занят. Меня двоюродный брат Ду Третий приглашает. Так что пойдем купчую оформим, и потом я к брату пойду, а доложить благодетелю отправится слуга. Вот для чего я его с собой взял, понял?

Чан Шицзе засуетился и велел жене подать чай.

– Кто б еще кроме брата мог оказать мне такую милость? – приговаривал Шицзе.

Они сели пить чай. Потом он позвал слугу, и все вместе они направились в сторону Нового рынка. Серебро вручили хозяину и составили купчую. Боцзюэ наказал Ван Цзину доложить хозяину, а остальное серебро велел взять Чан Шицзе, после чего простился с ним и поспешил на день рождения к Ду Третьему.

Симэнь пробежал глазами купчую и протянул Ван Цзину.

– Ступай передай дяде Чану, – сказал он. – Пусть у себя хранит. Однако не о том пойдет речь.

Да,

Воистину:

Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой раз.