Онлайн чтение книги Влюбленные Deadline
Глава 4

– Ну, ма-ам…

– Сначала поешь, потом можешь продолжить.

– Ну еще пять минут!..

– После обеда.

– Ну еще минуточку!..

Уперев кулаки в бока, Амелия строго взглянула на своего шестилетнего сына. Этого оказалось достаточно. Хантер покорно вздохнул.

– Ну ладно… – разочарованно протянул он и вышел из воды. – Мы так хорошо играли!..

Амелия накинула на плечи сыну мохнатое пляжное полотенце, а уголком вытерла ему с лица соленую воду.

– Вот странно, – сказала она, – стоит мне только позвать вас обедать, всякий раз оказывается, что вы «хорошо играли»!.. Почему это, ты не знаешь? А ну-ка, кто первым добежит до зонтика?

И она трусцой побежала по направлению к большому пляжному зонту, под которым они устроились. Грант был уже там и рылся в большой сумке для пикника. На половине пути Амелия немного замедлила бег, чтобы Хантер мог ее догнать, и невольно улыбнулась, глядя, как проворно старший сын работает своими крепкими ножками. Похоже, подумала она, еще немного, и ей будет уже не нужно ему поддаваться.

Песок под ногами был теплым, но не горячим. Солнце светило по-южному жарко, но с моря дул свежий ветер, и зной почти не чувствовался. Набрав полную грудь соленого морского воздуха, Амелия снова улыбнулась. Для нее этот остров был самым любимым местом на свете! Когда она приезжала сюда, все заботы отступали. Она могла позволить себе просто отдыхать, ни о чем не думая и не тревожась. Суд, адвокаты, присяжные, прокурор, необходимость стоять перед всеми и давать показания казались ей сейчас чем-то очень далеким, почти выдуманным. Мысленно Амелия еще раз поблагодарила судью за то, что та подарила ей целых пять дней отдыха. Правда, потом ей все равно придется вернуться в зал судебных заседаний, где ее подвергнут перекрестному допросу. Но это будет еще очень не скоро. Сейчас Амелия твердо решила, что не будет думать ни о процессе, ни о тех страшных событиях, которые ему предшествовали. Вместо этого она постарается хорошенько отдохнуть и насладиться последними теплыми деньками вместе с сыновьями, которые в данный момент самозабвенно потрошили съестные припасы, добираясь до сэндвичей с арахисовым маслом и джемом.

– Я хочу этот! – Грант, которому только недавно исполнилось четыре, крепко прижал к груди завернутый в пищевую пленку сэндвич, оберегая добычу от старшего брата.

Сняв свою широкополую соломенную панаму, Амелия забралась под зонтик и с удовлетворенным вздохом опустилась на циновку.

– Хантер, оставь брата в покое и возьми себе другой сэндвич, – попросила она. – Они все одинаковые.

– Абсолютно одинаковые! – подтвердила Стефани Демарко, присоединяясь к ним. – Кто хочет «Капри сан»? – добавила она, ставя на песок между мальчиками небольшую сумку-холодильник.

Эту двадцатилетнюю студентку Амелия наняла в качестве няни для своих сыновей, причем сделка оказалась выгодной для всех заинтересованных сторон. Стеф (девушка просила, чтобы ее называли именно так) училась в колледже, где готовили учителей младших классов, поэтому ей казалось, что тесное общение с двумя мальчишками будет для нее хорошей педагогической практикой. Кроме того, Стеф была родом из засушливого Канзаса, поэтому она с радостью ухватилась за возможность провести три месяца на атлантическом побережье. Для нее это было все равно что попасть в рай. Со своей стороны Амелия была очень довольна своей молодой няней, которая оказалась трудолюбивой и внимательной. К тому же Стеф была готова помогать ей все двадцать четыре часа в сутки, без всяких выходных. Именно благодаря постоянному присутствию няни Амелия смогла перебраться в коттедж на острове Сент-Нельда на все лето, вместо того чтобы приезжать сюда только на выходные. Пока няня занималась с детьми, Амелия работала в своем кабинете на верхнем этаже, а если в музее требовалось ее присутствие, ничто не мешало ей сесть на паром и отправиться в Саванну: Стеф готова была подменить ее в любой момент. Амелия была уверена, что оставляет детей в надежных руках.

Поблагодарив Стеф за принесенные напитки, Амелия в который уже раз подумала, что эту девушку, должно быть, послали ей сами Небеса. Мальчики просто обожали свою няню, хотя она и была с ними достаточно строга и умела настоять на своем: они чистили зубы, принимали по вечерам ванну, ложились вовремя спать и вообще вели себя как следует. Днем Стеф играла с ними в разные игры и даже потихоньку учила читать, писать и рисовать.

Отношения между Стеф и Амелией тоже складывались прекрасно. Две женщины очень быстро подружились и общались скорее как старые знакомые, чем как наниматель и работник.

– Не представляю, зачем ты вообще ходишь на пляж, – заметила Стеф, протягивая Амелии бутылочку ледяного чая. – Ты каждый раз так кутаешься, что становишься похожа на Лоренса Аравийского.

В ответ Амелия рассмеялась и потрогала намокший подол своего тонкого пляжного халата.

– Когда мне было столько лет, сколько тебе, я тоже любила загорать, – сказала она.

– Я, конечно, знаю, что солнечные лучи могут быть вредны, – согласилась Стеф. – Но мне нравится, когда у меня загорелая кожа.

Амелия бросила одобрительный взгляд на роскошную фигуру Стеф, прикрытую в некоторых местах миниатюрным купальничком.

– У тебя очень красивый бронзовый загар, и он тебе идет, – сказала она, и Стеф рассмеялась.

Сразу после импровизированного обеда Амелия и няня заново натерли детей солнцезащитным кремом, после чего Хантер и Грант, подхватив свои совки и ведерки, снова отправились к полосе влажного песка у самой линии прибоя.

– Только не заходите в воду без меня! – крикнула Амелия вслед сыновьям.

– Хочешь, я немного побуду с ними? – предложила Стеф.

– Спасибо, конечно, но лучше я сама. В последнее время они меня почти не видели, да и я тоже без них соскучилась. Если хочешь помочь – съезди лучше в магазин. Список покупок я оставила на столе на кухне.

– Я видела. – Девушка кивнула. – Пожалуй, я куплю еще пищевую пленку – наша закончилась. Может, нужно что-нибудь еще?

– Пожалуй, прихвати еще пару электрических лампочек. Лампа на заднем крыльце перегорела, ее нужно заменить. И… можешь не спешить. На этой неделе я много отсутствовала, и мне хочется побыть с сыновьями. Да и тебе полагается «личное время», не так ли?

– Спасибо, босс!.. – Стеф шутливо козырнула и, легко поднявшись, быстро зашагала через песчаную полосу, отделявшую коттедж от пляжа. Амелия снова надела свою панаму и присоединилась к Хантеру и Гранту. Втроем они зашли в воду, чтобы немного поиграть в мяч.

– Мне казалось, этот мяч сдулся, – заметила она, бросая яркий оранжево-желто-синий мяч старшему сыну. В последний раз Амелия видела мячик дня три назад – он валялся в углу веранды такой жалкий и скукоженный.

– Он починился, – сообщил Хантер.

– А ты поблагодарил Стеф за то, что она его заклеила? – спросила Амелия.

– Это не она. Он сам починился. Смотри, как я умею! – И он рыбкой нырнул в набежавшую на берег волну. Грант попытался повторить прыжок, но шлепнулся в воду животом, подняв тучу брызг.

Мальчишки возились и плескались на мелководье, пока не устали. Потом они вышли на берег и стали строить из песка средневековый за́мок – с зубчатой стеной, башенками и рвом, который сразу заполнялся морской водой.

– Это чтобы защищать замок от врагов? – поинтересовалась Амелия.

– И от драконов, – ответил Грант.

Хантер закатил глаза.

– Глупый! Никаких драконов не бывает!

– Нет, они есть!

– Не смей называть своего брата глупым, – вмешалась Амелия. – Никогда! Понятно?

– Поня-ятно… Только скажи ему, что драконы – это выдумки.

– Выдумки или нет, но этот ров их точно задержит, – дипломатично заметила она.

Какое-то время спустя они вернулись под зонт и легли на циновку, и Амелия стала читать им сказку. Она прочла одну и начала вторую – из другой книжки, но прежде чем она закончила, Грант уснул, удобно положив голову к ней на колени. Какое-то время спустя Хантер перевернулся на живот и, опустив голову на руку, тоже задремал.

Отложив книгу в сторону, Амелия долго смотрела на сыновей – на свое главное и единственное сокровище. У Хантера были темные, вьющиеся волосы, как у ее отца. У Гранта волосы были прямыми и более светлыми, с легкой рыжиной, как у нее. Глаза у обоих были голубыми, и Амелия уже не раз благодарила за это прихотливые законы наследственности. Меньше всего ей хотелось, чтобы глаза у ее сыновей были карими, как у Джереми. Правда, когда-то глаза мужа ей очень нравились, но это было очень давно – целую жизнь назад, еще в те времена, когда Джереми еще умел смотреть на нее с любовью и обожанием. С тех пор действительно прошла целая жизнь, нет – целая вечность. Во всяком случае, когда Джереми смотрел на нее в последний раз, в его глазах она читала только ненависть и гнев.

Поежившись, как от холода, Амелия постаралась отогнать от себя непрошеные мысли и стала любоваться морем. Потом она откинулась на спину и, обняв сыновей обеими руками, заснула.

* * *

На ужин были спагетти болоньезе. Пока дети ели, Амелия спросила у Стеф, не она ли починила мяч.

– С этим мячом какая-то странная история, – ответила няня, помогая Гранту накрутить макароны на вилку. – Вообще-то я его выбросила пару дней назад. Но вчера он снова оказался на веранде – аккуратно заклеенный и надутый. Я думала, это ты сделала.

– Нет, не я… – Амелия слегка пожала плечами. – Действительно странно! Не мог же он сам себе заплатку на бок налепить?!

– Это, наверное, Берни, – отмахнулась Стеф небрежно. В данный момент ее куда больше беспокоили макароны, которые Грант уронил на скатерть, чем тайна починенного мяча.

Когда ужин был закончен, Амелия сказала:

– Если ты уберешь со стола, я сама детей выкупаю.

– Ты уверена? Прибраться – минутное дело, а вот купать этих пиратов задачка потруднее.

– Это верно, – улыбнулась Амелия. – Но я слишком по ним соскучилась. На этой неделе мне, честно говоря, было не до них: даже когда я была здесь, то большей частью все равно думала о другом.

– Я понимаю… – Стеф сгрузила грязные тарелки в раковину и добавила нерешительно: – Сегодня в местной газете опубликовали подробный отчет о процессе и… и о твоих показаниях. Я на всякий случай купила один экземпляр – вдруг ты захочешь посмотреть.

– Нет, не захочу, – заверила Амелия. – Всю неделю я даже телевизор выключала, когда передавали новости. Все, что мне нужно знать об этом деле, я знаю, а домыслы журналистов меня не интересуют.

И она велела сыновьям идти наверх. Хантер и Грант немного поныли, но послушались. Совсем скоро оба сидели в ванне, и Амелия опустилась рядом на колени, чтобы самой отмерить и растворить в воде нужное количество шампуня (мальчики частенько злоупотребляли этим средством, так что белоснежная гора пены поднималась чуть не до потолка ванной комнаты). Прежде чем опустить руку в воду, Амелия машинально попыталась снять часы, но обнаружила, что их нет на запястье.

Черт!

Часы были сравнительно дешевыми – без бриллиантов и прочих наворотов, – но они были до́роги Амелии как память об отце. Дэвис Нулан подарил их ей незадолго до смерти, и она ими очень дорожила. Разглядывая голое запястье, Амелия попыталась прикинуть, где она могла их потерять. Может, машинально сняла, когда готовила сэндвичи на обед? Или положила в пляжную сумку, прежде чем бежать с мальчиками в воду? Возможно, так и было. Но Амелия не зафиксировала в памяти что-либо подобное.

Ее размышления прервала голубоватая струя жидкого мыла, вылетевшая из флакончика прямиком ей на рубашку. Дети не теряли времени даром. Увидев, что мама задумалась, завладели пластиковой бутылочкой с яркой наклейкой.

– Ну, хватит! Успокойтесь!..

Когда купание закончилось, Амелия была мокра с ног до головы. Она проследила за тем, как дети почистят зубы, одела обоих в пижамки и выслушала их вечерние молитвы. Когда наконец Амелия погасила в спальне свет, сил у нее оставалось совсем чуть-чуть. Их едва хватило на то, чтобы спуститься в кухню и подкрепиться стаканчиком охлажденного белого вина. В кухне она застала Стеф, перекладывающую посуду в буфете.

– Я где-то посеяла свои часы, – сказала Амелия, доставая из холодильника бутылку и наливая себе вина. – Они тебе не попадались?

– Нет, но если я их где-нибудь увижу…

– А-а, найдутся! – Амелия сделала глоток вина и даже зажмурилась от удовольствия. – Ты и так постоянно мне помогаешь. Может, увеличить тебе зарплату?

– Нет-нет, мне хватает! – рассмеялась Стеф. – Но вот если бы ты сегодня отпустила меня на пару часиков, я была бы тебе очень признательна.

– Конечно, Стеф. Можешь даже взять мою машину.

– О, огромное спасибо! Ездить ночью на велосипеде не очень-то приятно.

– А куда это ты собралась, если не секрет?

Стеф хихикнула.

– На этом острове не так много мест, где приличная девушка могла бы расслабиться.

Амелия кивнула. Сент-Нельда был маленьким островом, который соединяла с континентом паромная переправа, поэтому именно около пристани сосредоточилась вся островная инфраструктура: универмаг, контора по прокату лодок и катеров, заправочная станция, где торговали как автомобильным бензином, так и топливом для лодочных моторов. А кроме того, магазин рыболовных снастей, почта, офис риелторской фирмы, работавший, впрочем, только по выходным, когда на остров валом валили отдыхающие. И конечно, кафе́ и бар под названием «У Микки». Кафе закрывалось сравнительно рано, поэтому бар оставался единственным местом, где кипела ночная жизнь.

– Поедешь к «Микки»? – догадалась Амелия, и Стеф кивнула. – Неужели познакомилась с каким-нибудь красавцем-мачо?

Стеф снова хихикнула и порозовела.

– Может быть.

– А как зовут этого твоего мистера Может Быть?

– Дирк.

– Дирк? Чем он занимается?

– Точно не скажу. Кажется, ловит рыбу или, может быть, возит приезжих рыбаков туда, где клев лучше. А может, просто обслуживает лодочные моторы.

– Так, значит, он местный? Как его фамилия? Может быть, я знакома с ним или с кем-нибудь из его родных?

Стеф покачала головой:

– Нет, Дирк здесь первый сезон.

– Познакомишь?

– Там видно будет… – Стеф улыбнулась, но сразу посерьезнела: – А ты правда не против, что я немного развлекусь? Как ты будешь тут одна?

– Думаю, что справлюсь. Мне было восемнадцать, когда папа впервые разрешил мне отдыхать здесь в полном одиночестве, так что я привыкла.

– Я не о том. Все-таки у тебя была тяжелая неделя.

– Ничего страшного. Вот приму горячую ванну, и усталость как рукой снимет. – Амелия отсалютовала Стеф бокалом. – Спасибо за заботу, но…

– Что ж, горячая ванна – это действительно то, что надо, – согласилась Стеф и, взяв со столика сумочку, сняла с крючка автомобильные ключи (только сейчас Амелия обратила внимание, что няня не только надела новые джинсы, но и накрасила ресницы). – Ладно, я все равно постараюсь не слишком задерживаться.

Она направилась к задней двери, и Амелия пошла за ней, чтобы закрыть замок. Увидев, что крыльцо ярко освещено, она сказала:

– Спасибо, что заменила лампочку.

Стеф, которая уже спустилась со ступенек и направлялась к автомобилю, остановилась.

– Я ее не меняла. Должно быть, лампа разболталась в патроне и погасла, а потом ее раскачал ветер, и она снова включилась. Так бывает.

Стеф села в машину и уехала, а Амелия еще долго стояла на пороге. Одной рукой она держалась за дверной косяк, а другую непроизвольно прижала к сердцу, которое билось так часто, что, казалось, готово было выскочить из груди. Она точно знала, что лампа над задним крыльцом не могла включиться по мановению волшебной палочки, потому что своими руками выкрутила ее из патрона и, убедившись, что вольфрамовый волосок внутри перегорел, выбросила в мусорное ведро.

* * *

Загадочная электрическая лампочка и непонятным образом «починившийся» мяч занимали Амелию не слишком долго. Куда больше ее заботило, где именно она могла оставить часы. Как только Стеф уехала, Амелия отправилась в хозяйственную комнату и несколько раз тщательно просмотрела содержимое пляжной сумки. Но сколько она в ней ни рылась, так ничего и не нашла. Потом она проверила кухонный подоконник и полочку рядом с раковиной, куда иногда клала часы, собираясь мыть посуду, и даже заглянула в мусорное ведро. Убедившись, что часов нигде нет, Амелия поднялась наверх и окинула придирчивым взглядом свою спальню и ванную комнату, уделив особое внимание корзине с грязным бельем. Оттуда она извлекла пару кубиков от детского конструктора «Лего», однако никаких других посторонних предметов среди использованных наволочек и простыней не оказалось.

Присев на краешек кровати, Амелия попыталась восстановить в памяти события сегодняшнего дня. Она отчетливо помнила, как натянула купальник, надела сверху пляжный халат и застегнула на руке часы. Потом они с детьми отправились на пляж, и… Кажется, она все-таки обронила часы на берегу…

Поднявшись, Амелия потихоньку заглянула в детскую спальню и, убедившись, что оба мальчугана крепко спят, вернулась в кухню. Отыскав в ящике буфета электрический фонарик, она проверила заряд батареек и бесшумно вышла из дома.

Дощатая дорожка, которая вела от дома к пляжу, была не слишком широкой – фута два или около того. Старые доски давно рассохлись и потрескались, и Амелия не разрешала детям бегать по дорожке босиком, чтобы те не занозили или не прищемили ноги. Сама она, однако, не боялась ходить по старым доскам без обуви – Амелия отдыхала в коттедже уже много лет и успела выучить каждую щелочку, каждый сучок. Кроме того, за эти годы ее подошвы успели в достаточной степени затвердеть, чтобы она могла не бояться мелких заноз. Пожалуй, теперь ее мог бы серьезно поранить только вылезший из старых планок гвоздь.

В свете фонарика замаячили пучки меч-травы на вершинах дюн. Ее стебли негромко шуршали, склоняясь под порывами ветра, и Амелия невольно подумала о том, как хорошо знаком ей этот звук. Она помнила его еще с тех пор, когда отец, сидя на веранде на качелях, предупреждал ее беречься медуз. И даже еще раньше: с тех пор, когда мать, что-то мурлыча себе под нос, чистила свежие персики для фруктового пирога. И сегодня трава все так же шелестела, и все так же над морем взошла луна. Правда, даже если бы ночное светило успело подняться достаточно высоко, толку от него было бы мало. Сегодня луна напоминала тоненький серпик, почти не дававший света; ее отец, бывало, называл такую луну «обрезком божественного ногтя».

Сама того не заметив, Амелия поддалась ностальгии по давно прошедшим временам, которая оказалась намного сильнее, чем ласковый ночной прибой. Морские волны негромко шипели, накатываясь на берег, и, отступая, оставляли на мокром песке белые разводы, которые в пляшущем свете фонарика напоминали тонкое, как паутина, кружево. Белели в темноте торчащие из песка острые обломки раковин. Стараясь не наступать на них, Амелия прошла вдоль са́мой линии прибоя, высматривая, не блеснет ли где-нибудь золотой браслет.

Но часов нигде не было. Амелия развернулась и двинулась в обратную сторону, ориентируясь на свет в окнах коттеджа. На этот раз она шла, держась несколько дальше от линии прибоя, где песок был почти сухим. Однако и там ее поиски не принесли результата. Наконец Амелия осознала тщетность своих усилий. Если она обронила часы здесь, их, должно быть, унесло в море приливом или так забросало песком, что найти их можно только с металлоискателем, которого у нее, конечно, не было. Несмотря на это, Амелия продолжила поиск на берегу в том месте, где днем стоял их зонтик от солнца. Она довольно скоро отыскала в песке углубление, оставшееся от центральной опоры, и, опустившись на колени, запустила руки в песок, но нашла только несколько некрупных камней.

В конце концов Амелия выпрямилась, рассеянно потирая правой рукой левое запястье, на котором обычно носила часы. Ну почему, почему она не потеряла что-нибудь другое?! Мать когда-то учила ее никогда не плакать из-за потерянных или сломанных вещей, как бы жалко их ни было и сколько бы они ни стоили, однако сейчас глаза Амелии защипало от подступивших слез. В конце концов, это были не просто часы – с ними у нее была связана живая память об отце. Даже если бы она купила новые, точно такие же, ей не стало бы легче. Часы, которые она потеряла, нельзя было заменить ничем, как нельзя было вернуть тех, кто умер.

С сожалением вздохнув, Амелия выпрямилась во весь рост и, повернувшись к океану, долго смотрела на воду и на луну. Она до сих пор скучала по матери. Но это была хорошо знакомая, почти привычная тупая боль, поскольку мама умерла уже очень давно. А вот рана, оставленная в ее сердце гибелью отца, все еще саднила.

Внезапно, как это нередко бывало, Амелия почувствовала себя очень одинокой.

Одинокой, но… не в одиночестве.

Охваченная совершенно необъяснимым страхом, она быстро обернулась. Отдыхающие – те, кто приезжал на остров на все лето – к Дню труда уже разъезжались по домам, поэтому выстроившиеся вдоль побережья коттеджи, включая дом ее соседа Берни, оставались темными и мрачными. Нигде не видно было ни огонька: поблизости не горел ни один костер, да и вдалеке в море она различила топовые огни только одной лодки или катера, который болтался на якоре довольно далеко от берега. Ветер тоже не доносил никаких звуков – ни музыки, ни смеха, вполне обычных для летнего сезона. И все же Амелия кожей чувствовала, что она не одна.

Это ощущение было настолько отчетливым, что у нее по спине пробежали мурашки. Хотя она и пыталась уверить себя, что во всем виноват дующий с моря холодный ветер. Подавив в себе иррациональное желание погасить фонарик, Амелия быстро зашагала по направлению к дощатой дорожке. Непроизвольно она все ускоряла шаг, и к тому моменту, когда перед ней появились ярко освещенные ступени крыльца, Амелия уже почти бежала. Тяжело дыша и поминутно вытирая покрытый испариной лоб, она ворвалась в дом и, захлопнув за собой дверь, задвинула тяжелый железный засов. Ее тревога была столь велика, что, не дав себе ни минуты передышки, Амелия обошла комнаты первого этажа, хотя и не могла объяснить себе, что или кого она рассчитывала там обнаружить. Впрочем, убедившись, что окна на первом этаже не просто закрыты, но и заперты, Амелия немного успокоилась и даже почувствовала легкое смущение от того, что так легко поддалась панике. Взяв себя в руки, она прошла на кухню и налила себе еще бокал вина. Держа его в руках, Амелия поднялась в детскую. Сыновья крепко спали, и она с облегчением выдохнула. Допив вино, Амелия пошла к себе и легла.

Но заснуть ей никак не удавалось. Только несколько часов спустя, когда снаружи раздался приглушенный рокот двигателя и она услышала, как Стеф почти бесшумно поднялась к себе в комнату, Амелия сумела наконец закрыть глаза и забыться тревожным сном.

* * *

– Тук-тук? Можно?.. – Прежде чем Амелия успела отозваться, дверь черного хода отворилась, и в щели показалась растрепанная седая шевелюра. – Кто-нибудь есть дома?!

– Берни!

– Дядя Берни!

Выскочив из-за стола, за которым они завтракали, Хантер и Грант бросились навстречу соседу. Обоих привлек огромный пластиковый пакет, который тот держал в руках.

– Что ты нам принес, дядя Берни? – наперебой кричали мальчики. – Скажи скорее – что?!

– Эй, молодые люди! Не забывайте о хороших манерах! – одернула их Амелия.

Берни рассмеялся.

– Ничего страшного, ничего страшного… Я действительно кое-что принес твоим ребятам. Только пусть сперва чемпионы доедят завтрак, тогда и получат!..

Амелия благодарно кивнула, а Хантер и его младший брат бросились обратно и стали торопливо запихивать за щеки овсянку на молоке.

– Выпьешь с нами кофе, Берни? – предложила Амелия.

– Спасибо, с удовольствием. Да сиди, я уж сам… Поди, не в первый раз, верно? – И он подошел к буфету, где на верхней полке хранилась его личная кружка с отбитой ручкой. У Берни были больные ноги; одну из бедренных костей ему даже заменили титановым стержнем, поэтому он всегда ходил немного враскоряку. Амелии показалось, что сейчас Берни прихрамывает даже больше обычного. Что ж, старость не радость, подумала она с сочувствием.

Берни налил себе кофе и подсел к столу.

– А я уж хотела на тебя обидеться, – сказала Амелия с улыбкой.

– Это еще за что? – удивился старик, дуя на свой горячий кофе.

– Подумала, что, пока я была в Саванне, ты уехал. – Зимой Берни жил где-то в Северном Мичигане.

– Не попрощавшись с тобой? Да ни за что!

– Вчера вечером у тебя было темно.

– Вчера я весь день собирал вещи, потом прибирался… Устал как собака, вот и лег пораньше.

– Понятно. – Амелия кивнула. – Разве фирма, у которой мы снимаем дома, не делает генеральную уборку после отъезда жильцов? У нее есть для этого специально обученные люди. Зачем же было самому напрягаться?

– Я знаю, просто не хочу оставлять после себя свинарник. Не люблю, когда посторонние люди роются в моем мусоре.

– Тогда почему не позвал на помощь меня или Стеф?

Берни улыбнулся:

– Я видел вас на пляже, и мне показалось, вы прекрасно проводите время. Не хотелось вас отвлекать.

– Грант, вытри губы, пожалуйста, – проговорила Амелия и только закатила глаза, когда младший сын с готовностью вытер рот подолом футболки. Берни снова ухмыльнулся.

– Когда же ты уезжаешь? – спросила она.

– Послезавтра. Пора возвращаться домой, готовиться к долгой зимовке.

– Не хочешь немного задержаться, пока погода позволяет? Или вообще переселиться на остров и жить здесь постоянно?

Берни покачал головой.

– Мой дом там, в Мичигане, – сказал он с ноткой грусти в голосе. – Ты ведь сама знаешь, как это бывает.

Амелия кивнула. Она знала, что Берни и его жена, о которой он часто вспоминал, много лет прожили на одном и том же месте. Жена умерла довольно давно, но старик до сих пор по ней тосковал и не хотел покидать город, в котором она была похоронена. Берни много раз говорил, что, когда придет его час, он хотел бы лежать рядом с человеком, которого любит.

– Ну, тогда хотя бы попрощаемся, как следует, – сказала Амелия и, перегнувшись через стол, похлопала старика по руке.

– Привет, Берни!.. – сказала Стеф, проходя через кухню в прачечную с охапкой простыней. – Потрясающе выглядишь! И рубашка отличная, кстати. Последний писк!

Рубашка у старика была ярко-розовой, как оперение фламинго, в тон розовых полосок на его широких шортах-бермудах.

– Спасибо. Это новая…

Амелия спрятала улыбку. Шутливые заигрывания юной няни неизменно смущали старика.

Тем временем Стеф вернулась в кухню.

– А это что? – спросила она, показывая на большой пакет, который Берни прислонил к стене у двери.

– Это мой прощальный подарок мальчишкам.

– Ой, а можно нам уже посмотреть? – Хантер оттолкнул свою пустую тарелку и резво спрыгнул с табуретки. – Мы уже поели, мам, вот, смотри!..

– Да, мам, пожалуйста! – пискнул Грант, торопливо доскребая остатки каши.

– Ну ладно, смотрите… – разрешила Амелия. – Только пусть дядя Берни вам поможет.

Старику, похоже, тоже не терпелось поскорее достать подарок. Открыв пакет, он вынул оттуда плоскую картонную коробку, на крышке которой был нарисован воздушный змей в виде пиратской шхуны. Это была довольно сложная игрушка, точно повторявшая форму парусника со множеством парусов.

– Вот это да! – воскликнула Амелия. – Какой замечательный змей! А он правда полетит?

– Ой, дядя Берни, можно мы запустим его прямо сейчас? – наперебой закричали дети, и старик покосился на их мать.

– Можно? – спросил он, и Амелия рассмеялась.

– Конечно. Только наденьте сандалии! – добавила она вслед детям, устремившимся к двери.

– Я прослежу, чтобы они обулись, – сказала Стеф и тоже вышла. Берни ненадолго задержался.

– Наверное, мне следовало сначала посоветоваться с тобой, – сказал он, – но я увидел его в магазине в Тайби и сразу подумал о твоих мальчиках. Надеюсь, ты не против?

– Что ты, нисколько! Напротив, очень мило с твоей стороны. И, кстати, спасибо, что заклеил мяч…

Берни удивленно уставился на нее.

– Какой мяч?

– Большой, полосатый пляжный мяч… Разве это не ты?

– Нет. Наверное, это Стеф.

– Наверное. – Амелия улыбнулась, но вышло несколько напряженно. – Ладно, не стану тебя задерживать. Вижу, тебе и самому хочется поскорее запустить этого воздушного змея.

Ухмыляясь, как проказливый мальчишка, старик захромал к задней двери. Амелия проводила его взглядом. Улыбка сползла с ее лица. Непонятному происшествию с мячом – да и с новой лампочкой на заднем крыльце тоже – должно быть какое-то логическое объяснение. Она пыталась его найти, но не слишком преуспела. Беспокойство не оставляло ее, и, чтобы отвлечься, она начала собирать со стола посуду. Составив в посудомоечную машину грязные блюдца и тарелки, Амелия налила себе еще одну чашку кофе. Выйдя с ней на веранду, опустилась в кресло-качалку.

Запуск змея был в самом разгаре. Держа в руках хрупкую конструкцию, Стеф бегала по песку вдоль линии прибоя, а Берни возбужденно размахивал руками и выкрикивал указания. Хантер и Грант носились вместе с няней, то и дело спотыкаясь и падая. В какой-то момент Стеф выпустила «пиратский корабль» из рук. Он начал взлетать, но тут же резко пошел вниз и зарылся носом в прибой. Берни что-то крикнул, Стеф снова схватила корабль в руки, и через минуту воздушный «корабль» уже гордо реял над пляжем, с каждой минутой поднимаясь все выше.

От этой картины веяло такой безмятежностью, что Амелия почувствовала, как у нее перехватило дыхание в горле, а на глаза навернулись слезы. Она была рада, что ее мальчики счастливы. И в то же время она не могла не печалиться о том, что играть им приходится с наемной няней и стариком-соседом, а не с родным отцом. Настанет день, когда дети станут расспрашивать ее о Джереми, и она боялась, что это произойдет раньше, чем ей хотелось. Что она им скажет? Хантер и Грант знали, что их папа умер, но никаких подробностей она им не сообщала – оба были еще слишком малы. Но, в конце концов, они захотят узнать все, и ей придется им рассказать…

Фотография Джереми и сейчас стояла на тумбочке в детской спальне, но Амелия сомневалась, что дети ее замечают. Для них это всего лишь часть обстановки, не более. В последнее время дети все реже вспоминают об отце; в особенности это касалось Гранта, который в силу возраста почти не знал Джереми. Да и Хантер если что-то и помнил, то эти воспоминания не доставляли ему слишком большой радости. Да и какая радость может быть в запахе перегара, пьяной брани и хлопанье дверьми?..

Конечно, Джереми был таким не всегда. На фото в детской спальне он красуется в военной форме: на красивом лице суровая мужественность и благородство. Эта фотография была сделана задолго до того, как они поженились, поэтому когда Амелия впервые ее увидела, то не удержалась и сказала:

«У тебя на ней такой вид, словно ты решаешь важнейшую геополитическую задачу!»

«Так и есть, – ответил он тогда. – Я обдумываю, как бы мне уложить тебя в постель и сделать своей женщиной. Навсегда».

«Что ж, в таком случае я готова сдаться без сопротивления!» – рассмеялась она, и они поцеловались, а потом действительно легли в постель и долго занимались любовью. Как же давно это было!.. В те уже почти забытые времена жизнь казалась прекрасной, а будущее не обещало ничего, кроме безмятежного счастья.

Да, подумала Амелия, когда дети станут расспрашивать ее об отце, она должна подчеркнуть именно эту сторону его характера: умение смеяться и шутить, а также умение добиваться своего. Она расскажет им, как он месяц за месяцем ухаживал за ней преданно и трогательно, с искренним желанием оберегать. День за днем, пока наконец она не согласилась выйти за него замуж.

Поначалу, правда, Джереми был слегка подавлен видом огромного особняка в плантаторском стиле, в котором она выросла. Он был еще больше потрясен, когда узнал, с какими известными политиками – представителями высшей государственной власти запросто общается ее отец. Однако Джереми не сдался. Именно его твердая решимость войти в круг избранных и стать в нем своим покорила Амелию, заставила ее отдать свое сердце человеку, который, строго говоря, принадлежал совсем к другому социальному слою.

И все равно те, с кем обычно общались конгрессмен и его дочь, сочли бы подобный союз мезальянсом, если бы не служба Джереми в Ираке, отмеченная многими наградами и сделавшая его настоящим героем. Да и сам он в случае необходимости мог быть настолько вежлив и обаятелен, что перед ним не устояли даже самые предвзято настроенные знакомые Нуланов. К тому моменту, когда Джереми и Амелия предстали перед алтарем, он уже стал одним из них без всяких оговорок.

То была счастливая и беззаботная пора! Амелия постарается рассказать сыновьям именно о ней. В первую очередь о ней. Разумеется, ей придется упомянуть и о тех временах, когда их брак начал трещать по всем швам, – это было неизбежно, но она рассчитывала, что в памяти сыновей останется в первую очередь тот Джереми, которого она когда-то полюбила. Лишь бы этот разговор произошел, когда Хантер и Грант подрастут и сумеют ее понять. Впрочем, зачем сильно откладывать? Вдруг дети узнают историю Джереми из какого-то другого, недоброжелательно настроенного источника, и тогда… тогда ей вряд ли удастся что-то поправить. Ее сыновья до конца жизни будут считать своего отца скандалистом и безвольным пьяницей.

При мысли об этом Амелия снова едва не заплакала. Стараясь смахнуть с ресниц выступившие слезы, она затрясла головой и вдруг краешком глаза заметила, как на перилах веранды что-то ярко блеснуло. Машинально повернувшись в ту сторону, Амелия даже не сразу поняла, что именно видит, точнее – не поверила своим глазам. Медленно, будто сомнамбула, она поднялась с кресла и сделала несколько неверных шагов к перилам.

На широких деревянных перилах веранды лежали ее потерянные часы.

– Как… Не может быть… – пробормотала Амелия. Она была абсолютно уверена, что не оставляла их здесь даже случайно. Кроме того, часы лежали так аккуратно, словно кто-то специально положил их здесь, чтобы она их нашла.

Но кто?..

Амелия так глубоко задумалась, что вздрогнула от неожиданности, когда позади нее раздался голос Стеф.

– Мальчики просят пить, – сообщила няня. – Они веселятся от души, хотя я немного беспокоюсь за Берни: все-таки он уже немолод, к тому же у него болит нога. А ты к нам придешь?.. Что-нибудь случилось? – добавила Стеф, видя, что хозяйка не отвечает.

– А?.. Нет, ничего… Просто я нашла свои часы. – Амелия взяла часы в руку и повернулась.

– Правда? А где они были?

Амелия только пожала плечами. Не такого ответа она ожидала.

Ведь если Стеф задала такой вопрос, значит, это не она положила часы на перила веранды.

* * *

Доусон достал зазвонивший мобильник и бросил взгляд на дисплей. Хедли…

– Слушаю?.. – без воодушевления сказал он в микрофон.

– Как дела, Доусон?

– Почему ты спрашиваешь меня ? Ведь это не я, а ты принимаешь «Виагру».

Хедли фыркнул:

– «Виагра» мне не нужна.

– Ну, тебе виднее…

– Ты где?

– У себя в номере.

– И чем ты занимаешься?

– Так, ничем…

– А почему не работаешь над статьей?

– Потому что у меня пока нет никакой статьи.

– Вот как? Разве ты не слышал показания Амелии Нулан?

– Слышал. А во вторник я буду присутствовать на перекрестном допросе. Тогда, быть может, у меня и появится какая-то идея, но пока…

– Разве ты не можешь набросать хотя бы черновик будущего материала?

– Могу, но не стану. Незачем писать статью, которую потом придется выбросить в корзину. Что, если во вторник адвокат опровергнет ее показания?

– Ну, это маловероятно.

– Но возможно.

– Итак, ты бездельничаешь?

– Можно сказать и так.

– Ты так и не выяснил нынешний адрес мисс Нулан?

– Гленда дала мне адрес одного дома на Джонс-стрит, но, как я и предвидел, Амелия там больше не живет.

– Может быть, она вернулась в отцовский особняк? Ты не проверял?

– Нет, не вернулась. По словам Гленды, мисс Нулан передала семейный особняк в дар штату. В настоящее время он ремонтируется, а будущей весной там, возможно, будет организован музей или что-то в этом роде. Сейчас этот вопрос прорабатывается местным историческим обществом.

– Но ведь должна же она где-то жить! – нетерпеливо прервал его Хедли.

– Конечно, – лениво согласился Доусон. – Но пока это тайна, покрытая мраком. Из суда ее увез бейлиф. Думаю, он же доставит ее на заседание во вторник. Но на выходных наша дамочка, похоже, не склонна обнаруживать свое местопребывание. И, честно говоря, я нисколько ее в этом не виню.

– Черт!.. – с досадой заметил Хедли. – Я-то надеялся, что за выходные ты успеешь с ней побеседовать.

– Не думаю, что она захочет со мной разговаривать.

– Откуда ты знаешь?

– Потому что мисс Нулан не давала интервью никому из представителей прессы.

– Но сайты новостей в Интернете опубликовали отчеты о процессе. Я сам читал их в онлайне.

– В таком случае ты наверняка заметил, что никто из журналистов не цитирует мисс Нулан – если, конечно, не считать показаний, которые она дала, когда находилась на свидетельском месте. Государственный обвинитель…

– Лемюэль Джексон? Я слышал, он очень опытный юрист.

– В среду сразу после судебного заседания он устроил пресс-конференцию для журналистов прямо на ступеньках здания суда. Я немного послушал издалека… так вот, он не сказал о мисс Нулан ни одного слова, только упомянул, что ее показания выглядят достаточно убедительно. Это, собственно, и есть последние новости с процесса – с тех пор в Саванне не произошло ровным счетом ничего; сам понимаешь – длинный уик-энд, вся жизнь замерла… А у тебя есть что-нибудь новенькое? Твой Кнуц ничего больше не разнюхал?

– Насчет Вессонов из Огайо? Пока нет. В Огайо, знаешь ли, тоже праздники.

– Ладно, как только будут какие-нибудь новости, дай мне знать. А сейчас мне пора идти.

– Куда это ты заторопился? Сам же сказал – жизнь замерла и все такое…

– Мне нужно отлить.

Доусон дал отбой и, положив телефон на заваленный бумагами стол, отправился в туалет. Ему действительно хотелось по нужде, так что, по крайней мере, в этом отношении он не солгал крестному.

Закончив свои дела, Доусон ненадолго задержался у раковины, чтобы вымыть руки. Из зеркала на него смотрел небрежно одетый, заросший щетиной мужчина со впалыми щеками, темными кругами под глазами и тоскливым взглядом. Вот он какой! Доусон долго смотрел на собственное отражение, словно спрашивая, как он здесь оказался, какого черта он согласился освещать этот процесс и что ему за дело до Джереми Вессона?

Ответов Доусон так и не нашел и, включив холодную воду, несколько раз плеснул ею себе в лицо. Потом он небрежно вытерся полотенцем и, застегивая на ходу ширинку, вернулся в комнату.

И остолбенел.

Амелия Нулан стояла не дальше, чем в десяти футах от него, и в руке у нее был баллончик с перцовым аэрозолем.

– Ну-ка, быстро отвечайте, кто вы такой, – сказала она холодно. – Потому что после того как я испробую на вас эту штуку, вы еще долго не сможете говорить.