Онлайн чтение книги Смерть в белом галстуке Death in a White Tie
Глава 25. Неподсудность

Слушания по делу об убийстве лорда Роберта Госпела начались на следующий день в одиннадцать часов. Они были примечательны прежде всего тем обстоятельством, что ни на одном из предыдущих судебных процессов, проходивших в одном и том же здании, не было такого количества людей, не сумевших попасть в зал. Коронер[43]Судебный следователь, расследующий дела о насильственной или внезапной смерти. был человеком с дурным характером, чрезвычайно скептически относился к человеческому обществу вообще и с крайним омерзением — к светскому обществу. Он страдал от хронического расстройства желудка и от убеждения, смутного, но истового, что кое-кто пытается его подсидеть. Слушания проходили бы скучнее, если бы не его попытки сначала принизить значение процесса (когда ему приходило в голову, что зал заполнен великосветскими зрителями), а затем выжать из процесса все, что возможно (когда до него доходило, что репутация подобных процессов — прямой результат поведения на них людей именно такого сорта). Впрочем, если не обращать внимания на эту его глубоко индивидуальную идиосинкразию, коронером он был хорошим. Он вызвал Доналда, который со смертельно бледным лицом прошел процедуру установления личности. Затем коронер выслушал показания шофера такси, причем особенно заинтересовался временем, местом и маршрутом, после чего вызвал Аллейна.

Аллейн описал свои впечатления после первого осмотра тела. Несколькими фразами, сухими и специальными, он точно и ясно перечислил все повреждения, какие обнаружил на теле своего друга. За ним последовал доктор Кертис с сообщением о результатах вскрытия. Один из людей Димитрия засвидетельствовал время, когда лорд Роберт вышел из Марздон-хаус. Бросив мстительный взгляд на аудиторию, коронер заявил, что не видит необходимости в дальнейших свидетельствах, затем обратился к жюри присяжных, после чего у них не осталось никаких сомнений в том, что дело следует вернуть на доследование, а когда они его и в самом деле возвратили на доследование, он потребовал отсрочки следующего заседания. В конце концов, уставившись злобным взглядом своих голубых глаз в противоположную стену зала, он выразил сочувствие родственникам. Длилась вся эта процедура двадцать минут.

— Ну и ну! — сказал Фокс, уже выйдя вместе с Аллейном на улицу. — Этот старый Быстро-Быстро и А-Вот-И-Мы-Опять! Можно работать быстрее, чем он, сэр?

— К счастью, нельзя. Фокс, мы отбываем в Барбикон-Брэмли. Я одолжил у матери автомобиль, и у меня есть что порассказать вам, и мне кажется, что время истекло.

— Сэр?

— Да, Фокс, вы совершенно правы. И никаких цитат, а если это уж вам необходимо, то только не из «Макбета».

Автомобиль леди Аллейн был припаркован на боковой улице, и, сев в машину, Фокс и Аллейн направились на Аксбридж-роуд. По дороге Аллейн изложил все, что ему рассказали Бриджет и Доналд и леди Каррадос. Когда он закончил, Фокс откашлялся, и несколько минут оба молчали.

— Что ж, — произнес наконец Фокс, — все это указывает в одном и том же направлении, не так ли, мистер Аллейн?

— Да, Фокс. Хоть и туманно, но указывает.

— Мне по-прежнему неясно, как мы сумеем исключить всех прочих.

— Я этого и не сделаю, пока мы от этих людей не услышим что-либо поопределеннее. Если понадобится, мы задержимся в Фэлконбридже и навестим больницу, но я очень надеюсь, что дядюшка мисс Харрис отвлечется от своего времяпрепровождения на пенсии и припомнит веселые деньки, когда он священствовал семнадцать лет назад.

— Надежды, надежды! — отозвался Фокс.

— Да, шансы, как вы заметили, невелики.

— Если они не смогли отыскать письмо этого молодчаги О'Брайена сразу, то как можно рассчитывать напасть на его след сейчас, спустя семнадцать лет?

— Резонно, братец Лис, резонно, но мне представляется, что нам сейчас известно нечто, что было неизвестно им.

— Ну да, ну да, — уступил Фокс. — Возможно, но все равно я бы не дал и гроша ломаного за эти самые шансы. Вот и все.

— Ну я не столь оптимистичен. Если мы потерпим здесь неудачу, что ж, займемся чем-нибудь еще.

— Есть еще исчезнувшие пальто и шляпа.

— Да. Этим утром от почтовиков не было донесений?

— Нет. Я последовал за вашим предположением и попросил проверить все вчерашние посылки из-за рубежа. Наши парни засунули нос в каждую ячейку, но ничего не обнаружили. Ячейки на Челси и Белгрэйв вообще в то утро оказались пустыми — в них не было ни пальто, ни шляпы. Хотя, конечно, что-то могло и выпасть из поля зрения.

— Я не имел в виду проверку ячеек, Фокс. Слишком рискованно. По тем или иным причинам ему требовалось, чтобы все это полностью исчезло. Возможно… масло для волос. Да-да, очень может быть, именно масло для волос. Знаете, боюсь, нам придется запросить всех этих людей на предмет осмотра их квартир.

— Каррадос, несомненно, станет протестовать, сэр, а ведь особых полномочий у вас нет, не так ли?

— Я думаю, нам удастся убедить его, сказав, что с просьбой о разрешении на осмотр квартир мы обратились и к Димитрию, и к Уитерсу, и к Дэйвидсону, и к Хэлкет-Хэккету, и к леди Милдред Поттер. И если после всего этого он откажется, то будет выглядеть очень глупо.

— Вы полагаете, что пальто и шляпа могут быть спрятаны в доме, где давали этот бал?

— Да нет же, черт возьми! Я полагаю, что припрятали их еще вчера, прежде чем мы приступили к расследованию.

— Почтой?

— А что? Можете придумать способ лучше? Например, в Лондоне… Мы пришли к заключению, что река это сделать не позволила бы — из-за прилива. Этих чертовых объявлений мы разослали более чем достаточно — не пропустили ни одного района. Поиски велись по всему побережью, там и по сию пору ходят наши люди, но не думаю, что они что-нибудь найдут. У убийцы просто не было времени, чтобы продумать, как спрятать вещи получше, и если мы правы, это вывело его из себя.

— Куда же он отослал их? — задался вопросом Фокс.

— А вы поставьте себя на его место! Куда бы вы отправили пакет с компрометирующими вас вещами?

— В Маньчжурию — к Ху Сланг Дэнг, в сорок второй батальон, в Чоп Сью, Ма Джонгу, и стану ждать, пока ни позвонят, — не без раздражения предположил Фокс.

— Вот-вот, что-то вроде этого, — согласился Аллейн, — что-то вроде этого, братец Лис.

Весь оставшийся путь до Барбикон-Брэмли они проделали в полном молчании.

Родная деревушка мисс Харрис оказалась маленькой и какой-то даже застенчиво колоритной, своеобразной — с редкими лавочками в старинном вкусе и псевдотюдоровскими полукирпичными-полудеревянными стенами окрестных домов. Остановились они у здания почты, и Аллейн спросил, как проехать к дому преподобного Уолтера Харриса.

— Я так понимаю, что приходом заведует не он, а его брат, — заметил он.

— О да, — согласилась служащая здесь дама и, смущенно поправив свои кружевные манжеты, вежливо ему улыбнулась. — Джентльмену уже много лет. Его тут все знают. Сначала идите налево по Оукэппл-лейн, а там до самого конца. Дом называется «Тростник». Ошибиться там невозможно. По левой стороне он последний, и вокруг него сад.

— Премного благодарен, — сказал Аллейн.

Когда они отъехали, он заметил, что при здании почты расположено и поместье, и это заинтересовало его не меньше, чем кружевные манжеты.

«Тростник» они, как и предсказывала дама, обнаружили без труда. Участок, в глубине которого находился дом, представлял собой очаровательный садик в одну восьмую акра. Аллейн с Фоксом не прошли и половины дорожки, выложенной булыжником, как увидели мужчину и женщину, наполовину скрытых высокой изгородью из цветов розмарина и лаванды. На нем были серые брюки священника, изрядно залатанные, она же была одета в саржевую юбку изысканного цвета морской голубизны. Благоухающие травы почти скрывали из виду обоих садовников.

— Доброе утро, сэр, — произнес Аллейн, сняв шляпу. Преподобный Уолтер Харрис и его супруга начали медленно разгибаться и, придя в конце концов в вертикальное положение, обернулись.

— О, — мягко отозвались они, — доброе утро.

Им и в самом деле было очень много лет, и они обладали той странной супружеской схожестью, какая столь часто встречается у мужчины и женщины, всю свою жизнь работающих совместно. В их лицах, хотя и своеобразных, читалось общее выражение. У обоих были одинаково спокойные серые глаза, окруженные сетью морщинок — признак доброты, одинаково обветренная загорелая кожа, на губах обоих застыла одинаково вопросительная, выжидательная улыбка. Миссис Харрис была в шляпе, которая держалась скорее на волосах, нежели на голове, — широкая садовая шляпа с широкой прорехой на макушке, через которую виднелись прямые седые волосы. На голове ее супруга также сидела шляпа, правда, сдвинутая на нос, — старая панама с выцветшей зеленой лентой. Его пугающе длинную шею обнимал узкий священнический воротничок, но вместо обычного серого сюртука с его острых лопаток свисал неправдоподобно выцветший блейзер. Он слегка закинул голову, чтобы из-под края шляпы, сквозь очки, почти съехавшие с носа, разглядеть Аллейна.

— Сожалею, сэр, что пришлось вас побеспокоить, — проговорил Аллейн.

— Это не имеет никакого значения, — ответил мистер Харрис, — совершенно никакого.

Голос его прозвучал подлинным благовестом.

— Нет ничего хуже, — добавил Аллейн, — если тебе мешают копаться в саду после обеда.

— Сволочи! — решительно заявил мистер Харрис.

— Простите?

— Сволочи! Они отравляют мне существование: вырастают, точно зубы дракона, и, уверяю вас, вытащить их удается с превеликим трудом. С утра четверга вывезли три тачки.

— Уолтер, — сказала его жена, — эти джентльмены хотят поговорить с тобой.

— Мы задержим вас, сэр, всего на несколько минут, — подтвердил Аллейн.

— Да, милая. Но где же мне их принять?

— У себя в кабинете, — ответила миссис Харрис таким тоном, будто ее муж был насекомоядным животным.

— Конечно, конечно! Проходите, прошу вас, — заговорил мистер Харрис с обычным священническим радушием, — проходите, пожалуйста.

Через французское окно он провел их в комнатку с некогда красными обоями, где старые выцветшие фотографии молодых людей в сутанах чередовались со столь же старыми и столь же выцветшими фотографиями знаменитых соборов. Книжные полки были заполнены пыльными томами проповедей и сочинений господ Хэмфри Уорда, Чарлза Кингсли, Шарлотты М. Янг, Диккенса и сэра Вальтера Скотта. Между комментариями и «Подражанием Христу» виднелся экземпляр «Мученичества Человека», имевший довольно-таки устрашающий вид. Мистер Харрис в свое время был добросовестнейшим из студентов и все вопросы выяснял сполна. Словом, это была запущенная уютная старая комната.

— Садитесь, садитесь, — говорил мистер Харрис.

Он поспешно подобрал с кресел религиозные журналы, газету «Черч таймс» и каталоги по семенам и, держа все это в охапке, принялся блуждать по своему кабинету, не зная, куда приткнуться.

Аллейн и Фокс тем временем расселись в кресла из конского волоса.

— Это хорошо, — произнес мистер Харрис и, тотчас выронив все, что держал, на пол, сел сам. — Так, чему же я обязан удовольствием…. Э-э…

— Прежде всего, сэр, должен вас поставить в известность, что мы — офицеры полиции.

— Простите, — сказал мистер Харрис, — надеюсь, это не насчет юного Хокли? Вы уверены, что вам нужен не мой брат? Приходский священник в Барбикон-Брэмли? Он крайне заинтересован в этом деле и неоднократно говорил мне, что, если бедного малого не осудят, он мог бы найти ему место, где работают такие же, над кем учреждено наблюдение…

— Нет, сэр, — мягко прервал его Аллейн, — нам нужны именно вы.

— Но я на пенсии, — возразил мистер Харрис, широко раскрыв глаза. — Я, знаете ли, совершенно отошел от дел.

— Я намерен попросить вас вспомнить те дни, когда вы владели приходом в Фэлконбридже.

— В Фэлконбридже! — заулыбался мистер Харрис. — Это с величайшим удовольствием. Так вы из старого Фэлконбриджа! Дайте-ка взглянуть на вас. Что-то я не припоминаю ваших лиц, хотя, конечно, я ведь отошел от дел пятнадцать лет назад, так что, боюсь, от памяти моей мало толку. Скажите же мне ваши фамилии.

— Мистер Харрис, мы не из Фэлконбриджа, мы из Скотленд-Ярда. Моя фамилия Аллейн, а это — инспектор Фокс.

— Вот как! Надеюсь, в моей милой старой деревушке ничего особенного не произошло? — воскликнул с тревогой мистер Харрис. Он вдруг вспомнил, что на голове у него панама, сорвал ее, и взгляду открылась сверкающая розовой кожей макушка в поразительно белом облаке пушка.

— Нет-нет, — поспешил уверить его Аллейн. — Пока, во всяком случае, ничего. — Он метнул на Фокса взгляд, полный яду, но тот лишь осклабился. — Мы, сэр, расследуем одно дело и стремимся обнаружить следы письма, которое, по нашему убеждению, пропало именно в Фэлконбридже примерно семнадцать или восемнадцать лет назад.

— Письмо! О Господи! Если оно адресовано мне, боюсь, у вас очень мало шансов отыскать его. Вот только сегодня утром я куда-то засунул очень важное письмо от моего самого близкого, старого друга каноника Уорсли из церкви Всех Святых, в Чиптоне. Удивительнее всего то место, где пропало это письмо. Я отчетливо помню, как положил его в карман вот этого сюртука, и… — он сунул обе руки в карманы своего блейзера и вытащил оттуда целый ворох всяческих тесемок, пакетиков из-под семян, карандашей и бумажных листочков. — Как! Вот оно! — воскликнул он, растерянно глядя на конверт, который падал на пол. — Оно все-таки здесь! Я просто потрясен!

— Мистер Харрис, — громко проговорил Аллейн, и мистер Харрис тут же откинул голову и взглянул на него через сползшие очки. — Восемнадцать лет назад — поспешно продолжал Аллейн, — на мосту возле дома священника в Фэлконбридже произошла автокатастрофа. Шофер, капитан О'Брайен, был тяжело ранен, и его отнесли в дом священника. Вы это помните?

Мистер Харрис открыл рот, не в силах что-либо сказать, и по-прежнему лишь смотрел изумленно на Аллейна.

— Вы были к нему очень добры, — продолжал Аллейн, — оставили его у себя в доме и послали за помощью. Затем его перевезли в больницу, где спустя несколько часов он умер.

Он помолчал, но выражение лица мистера Харриса не менялось. В самой его позе, в его странном молчании чувствовалось какое-то необыкновенное замешательство.

— Вы помните это? — настаивал Аллейн.

Так и стоя с открытым ртом, мистер Харрис медленно повел головой из стороны в сторону.

— Но это была действительно серьезная автокатастрофа. Из Лондона приехала его молодая жена, она отправилась прямо в больницу, но он умер, не приходя в сознание.

— Бедный парень, — произнес мистер Харрис своим низким голосом. — Бед-ня-га!

— Вы и теперь не припоминаете?

Вместо ответа мистер Харрис поднялся, подошел к французскому окну и выглянул в сад.

— Эдит! Эдит!

— Ау! — послышался слабый голос откуда-то совсем рядом.

— Не отвлечешься ли, а?

— Иду-у!

Он повернулся спиной к окну и взглянул на гостей.

— Мы вас не задержим, — сообщил он им.

Но, увидев, с каким блаженным видом двигается миссис Харрис по садовой тропинке, то и дело сворачивая не туда, Аллейн с трудом верил в этот оптимизм. Она села на предложенный Аллейном стул и стянула с жилистых рук садовые рукавицы. Мистер Харрис при этом рассматривал ее с таким видом, будто она была уникальным творением его рук.

— Эдит, дорогая моя, — громко заговорил он, — не расскажешь ли ты этим джентльменам об автомобильной катастрофе?

— Какая катастрофа?

— Вот этого, дорогая, я, боюсь, не знаю. Мы ждем, что ты-то нам об этом и сообщишь.

— Не понимаю тебя, Уолтер.

— Должен признаться, Эдит, я и сам себя не понимаю. И нахожу, что это чрезвычайно странно.

— Что-что? — переспросила его жена, и Аллейн догадался, что она была глуховата.

— Стран-но! — прокричал мистер Харрис.

— У моего супруга не слишком-то хорошая память, — объяснила миссис Харрис Аллейну и Фоксу и ласково им улыбнулась. — Несколько месяцев назад он был сильно травмирован, упав с велосипеда. Полагаю, вы насчет страховки?

Напрягая связки, Аллейн вновь принялся за свой монолог, и, хотя его никто не прерывал, трудно было понять, есть ли прок от того, что он говорит: Харрисы и виду не подали, что что-либо взяли в толк. Когда он закончил, вид у мистера Харриса был, как и ранее, смущенный, однако миссис Харрис повернулась к мужу и сказала:

— Помнишь, Уолтер, кровь на ковре? Там, в милом старом Фэлконбридже?

— Господи, ну конечно же! Это-то я пытался припомнить. Конечно, была кровь. Бедный парень. Бед-ня-га!

— Так вы помните? — воскликнул Аллейн.

— Ну разумеется, — с укоризной заметила миссис Харрис. — Эта несчастная молодая жена написала нам очаровательное письмо, благодаря нас за то немногое, что мы смогли сделать для него. Я бы с удовольствием ответила на него, но, к несчастью, муж его где-то потерял.

— Эдит, я только что обнаружил письмо дорогого старины Уорсли. Оно было у меня в кармане! Фантастика!

— Да, фантастика, дорогой.

— Поговорим о письмах, — обратился Аллейн к миссис Харрис. — Не могли бы вы хоть что-нибудь припомнить в связи с этим письмом относительно несчастного случая с капитаном О'Брайеном? С тем, что потерялось? Мне кажется, вас спрашивали, не нашлось ли оно в доме.

— Боюсь, я не вполне поняла… Аллейн повторил.

— Разумеется, помню, — сказала миссис Харрис. — Как сейчас.

— Нет ли у вас какой-либо информации об этом письме?

— Напротив.

— Что?

— Напротив, — твердо повторила миссис Харрис. — Я отослала его тотчас вслед за ним.

— За кем? — закричал Фокс, причем так громко, что даже миссис Харрис слегка вздрогнула. — Прошу прощения, сэр, — поспешно оговорился он, — не знаю, что нашло на меня, — и он в замешательстве уткнулся в свой блокнот.

— Миссис Харрис, — продолжил Аллейн, — не будете ли вы столь любезны рассказать нам все, что сможете припомнить об этом письме?

— Да, Эдит, расскажи уж, пожалуйста, — неожиданно произнес ее супруг и добавил как бы в сторону: — Она сейчас расскажет. Только не волнуйся.

— Н-ну, — начала миссис Харрис, — это было уже давно, и воспоминания мои, боюсь, покажутся туманными. Мне кажется, они его сначала унесли, а потом мы обнаружили письмо под диваном в кабинете. Вспомни-ка, Уолтер, мы тогда же заметили пятно на ковре. Сперва я, разумеется, подумала, что это одно из писем моего мужа, потому что оно было не в конверте. Но, взглянув на него, я поняла, что это не так, — оно начиналось словами «Дорогой папочка», а у нас детей нет.

— Дорогой папочка, — повторил Аллейн.

— Потом я решила, что, возможно, там было написано «Дорогой Пэдди[44]По-английски «папочка» (Daddy) и имя Пэдди (Paddy) и пишутся и звучат сходно.», но так как моего мужа зовут Уолтер Бернард, то я не придала этому никакого значения. «Что ж, — сказала я, или что-то подобное. — Что ж, оно, должно быть, выпало из пальто этого несчастного, когда его осматривал врач скорой помощи». И я — вот это помню, словно все произошло вчера, — сказала маленькой Вайолет: «Садись-ка на велосипед и побыстрее, как только можешь, поезжай в больницу, они его могут уже хватиться». И маленькая Вайолет…

— Простите, а кто она? — спросил Аллейн, не веря своим ушам.

— Простите?

— Кто такая маленькая Вайолет?

— Моя племянница. Третья дочка брата моего мужа. Она была у нас на каникулах. Сейчас она уже взрослая и получила прекрасное место в Лондоне у леди Каррадос.

— Благодарю вас, — проговорил Аллейн. — Продолжайте, пожалуйста.