Глава седьмая

Онлайн чтение книги Смерть после полудня Death in the Afternoon
Глава седьмая

А вот здесь корриду надо видеть. Даже если бы я решил ее описать, вы бы все равно стали свидетелем чего-то иного, потому как и тореро и быки всегда разные, а если бы я взялся перечислять возможные варианты, то глава получилась бы бесконечно длинной. Существует два вида путеводителей; одни читаются до, вторые – после; так вот те, что читаются после события, наполовину непонятны до него. Как и с любой книгой о горных лыжах, половых сношениях, перепелиной охоте или любом ином предприятии, которое невозможно в полном объеме отразить на бумаге или, по меньшей мере, сделать это одновременно для нескольких версий, читатель добирается наконец до места, где автор вынужден ему заявить: уйди и не возвращайся, пока сам не встанешь на горные лыжи, посовокупляешься, подстрелишь перепелку-куропатку – или побываешь на бое быков, чтобы понимать, о чем у нас пойдет речь. Так что с этого момента будем считать, что читатель уже видел корриду.

– А-а, вы ходили на бой быков? И как?

– Омерзительно. Невыносимо.

– Хорошо-хорошо, мы увольняем вас с положительной аттестацией, но денег не вернем… Ну а вы? Вам понравилось?

– Ужас какой-то.

– В смысле?

– Я же говорю: чистый ужас, безобразие, тьфу!

– Ладно. Вот вам тоже положительная характеристика, можете идти… Так, а у вас какие впечатления?

– Скукотища.

– Гм. Шли бы вы отсюда… Что же получается, никому не понравилось? Совсем-совсем никому?

Молчание.

– Сэр, вам понравилось?

– Нет.

– А вам, сударыня?

– Решительно нет.

Пожилая дама в глубине зала: А, что он говорит? О чем спрашивает тот молодой человек?

Кто-то из соседей: Он интересуется, кому из нас понравилась коррида.

Пожилая дама: О, а мне показалось, он ищет тех, кто сам хочет стать матадором.

– А вы, сударыня? Вам понравился бой быков?

Пожилая дама: Очень.

– Чем конкретно?

Пожилая дама: Как быки сбивают лошадей.

– А почему?

Пожилая дама: Уютное ощущение.

– Да вы загадка, сударыня! Здесь вам друзей не найти. Отправимся лучше в кафе «Форнос», где сможем в свое удовольствие поговорить о таких вещах.

Пожилая дама: Как вам угодно, сударь, но там должно быть чисто и прилично.

– Сударыня, на всем полуострове нет места приличнее.

Пожилая дама: А мы увидим тореро?

– Их там не протолкнуться.

Пожилая дама: В таком случае идемте.

«Форнос» – кафе, куда ходят лишь те, кто связан с миром корриды. Ну и проститутки. Здесь накурено, снуют озабоченные официанты, звенят стаканы… словом, сидишь себе в шумном одиночестве большого заведения. Хотите, поболтаем о бое быков, а пожилая дама может разглядывать тореро. Эти найдутся за каждым столиком, на любой вкус и цвет, и все прочие в «Форносе» тем или иным образом живут за их счет. Акулу редко сопровождают более четырех ремор, то бишь рыб-прилипал, зато вокруг тореро, когда он в фаворе и делает деньги, таких увиваются десятки. Пожилой даме неинтересно говорить про корриду. Бой быков ей понравился; сейчас она смотрит на тореро и никогда, даже с самыми близкими друзьями, не обсуждает понравившиеся ей вещи. Мы же ведем свою беседу оттого, что есть кое-какие особенности, которые, по вашим словам, вы недопоняли.

Когда вышел бык, вы обратили внимание, что один из бандерильеро пробежал перед ним, зигзагом волоча за собой плащ, и что бык свернул следом, пытаясь рогом поддеть ткань? Так вот, тореро всегда с этого начинают, чтобы узнать, какой рог ведущий, т. е. боевой. Матадор из-за кабинки следит за поведением быка, подмечая, в равной ли мере тот охотится за плащом обоими рогами: это позволяет понять, видит ли бык одинаково хорошо правым и левым глазом и каким именно рогом предпочитает поддевать цель. При этом становится ясно, атакует ли он строго по прямой или склонен срезать углы. Мужчина, который после пробных пробежек быка вышел вперед и, развернув плащ обеими руками перед носом животного, замирает на месте как вкопанный, принимая на себя атаку, медленно ведет плащ чуть ли не на кончиках рогов, да так, что те проносятся совсем близко от его тела, словно бык подчиняется движению матерчатых складок, повторяет это вновь и вновь, когда бык разворачивается и опять атакует; пять раз общим счетом, и вдруг завершает проворотом, на миг подставив под удар спину, со взмахом плаща, который будто припечатывает быка к месту – так вот, этот мужчина и есть матадор, а каждый выполненный им пасс называется вероника , причем самый последний, останавливающий, именуется медиавероника . Эти пассы были созданы с той целью, чтобы матадор смог продемонстрировать свое мастерство, искусство владения плащом, степень превосходства над быком и способность останавливать его в строго конкретном месте перед тем, как на арене появятся лошади. А вероникой они названы оттого, что когда святая Вероника обтирала лицо Господу нашему Иисусу Христу, убрус свой она держала за оба верхних уголка, точь-в-точь как матадор – или, во всяком случае, ее так рисуют. Медиавероника, которая останавливает быка в конце серии пассов, является разновидностью рекортэ́ . Рекортэ – дословно, «подрубка» – это любой пасс плащом, который, вынуждая быка повернуть на дистанции менее длины корпуса, резко его останавливает или заставляет сменить направление атаки на противоположное.

Бандерильеро не имеет права держать свой плащ обеими руками при первом появлении быка. Плащ, удерживаемый одной рукой, волочится по песку, и бык следует за поворотами плавно, без резких бросков. Это происходит оттого, что за вытянутым во всю длину плащом легче следить и проще понимать, куда бандерильеро сворачивает. А если развернуть ткань обеими руками, ее можно мгновенно «выдернуть» из поля зрения быка, и тот сразу остановится; мало того, бык при этом настолько круто может повернуть шею, что в буквальном смысле вывихнет себе позвонок, другими словами, покалечится и потеряет годность для последующего боя. Лишь матадору разрешено оперировать плащом обеими руками в начальной стадии схватки. Строго говоря, бандерильеро, которых также называют пеонами , имеют право обеими руками взяться за плащ лишь в исключительных случаях, а именно, когда бык отказывается сойти с места. Впрочем, весь процесс развития – или упадка? – корриды привел к тому, что упор в большей степени делается на стиль исполнения различных пассов, а вовсе не на их результат, так что нынче бандерильеро выполняют много той подготовительной работы, которой в былые времена занимался только матадор. Матадоры, не владеющие прочными навыками и глубокими познаниями, в том числе техническими, а обладающие лишь пластикой или артистизмом, при возникновении малейшей трудности с быком поручают его заботам опытного бандерильеро, а уж тот своим плащом выполняет подготовительную работу от начала до конца: изматывает быка, утверждает господство человека, словом, совершает все, кроме собственно убийства.

Наверное, это звучит довольно глупо: довести боевого быка чуть ли не до смерти при помощи какой-то тряпочки. Понятное дело, убить плащом его не удастся, зато можно повредить хребет, заставить вывихнуть ногу и в целом покалечить животное за счет его же вспыльчивости, вынуждая вновь и вновь бросаться в бессмысленную атаку, всякий раз «подрубая» его на вершине запала: вот как можно довести быка до изнеможения, превратить его в инвалида, лишить стремительности и почти всех запасов природных сил. Говорят же рыбаки о смерти на крючке. Форель порой гибнет, саму себя изматывая. Сома подтаскивают к борту лодки полным сил и желания сражаться – а он гибнет, так же как и лосось, и форель, и тропический тарпон. Заставь рыбу достаточно долго воевать с лесой и удилищем, и ты ее прикончишь.

Потому и был введен запрет для бандерильеро работать с быком, удерживая плащ в обеих руках. По идее, всю подготовку к убийству и сам финальный акт полагается осуществлять матадору. Что касается пикадоров, то они замедляют быка, вынуждают его менять ритм атак и опускать голову. Бандерильеро вступают в дело в начале схватки: гоняют быка, быстро вонзают бандерильи ему в холку, причем так, чтобы нивелировать все дефекты работы рогами, если они имели место, но ни в коем случае не обессиливая животное, чтобы оно попало в руки матадора практически в целости и сохранности, а уж тот обязан с помощью мулеты скорректировать любую асимметрию атаки, поместить животное в позицию для убийства и убить – спереди, заставив склонить голову перед алой саржей мулеты и вонзив шпагу между лопатками.

По мере развития и упадка корриды был утрачен упор на правильность формы убийства, что некогда представляло собой саму суть боя; первостепенная важность теперь уделяется работе с плащом, бандерильями и мулетой. Эти атрибуты перестали быть лишь средствами, превратились в самоцель, отчего коррида как выиграла, так и понесла потери.

В старое время быки были по большей части крупнее, нежели сейчас, свирепее, хитрее, тяжелее и старше. Теперь их в угоду матадорам специально выводят поменьше размерами, да и на бой отправляют в возрасте от трех с половиной до четырех с половиной лет, а не от четырех с половиной до пяти, как раньше. Прежде чем стать лицензированным матадором, тореро в течение шести, а то и двенадцати лет набирались опыта в качестве бандерильеро и новильеро. То были зрелые мужчины, знавшие быков от и до, видавшие такие экземпляры, чья физическая сила, мощь, умение пользоваться рогами, своенравие и опасность в целом были на пике. Весь бой подводил к одной-единственной точке кульминации: конечному удару шпаги, подлинной стычке человека и зверя, той вещи, которую испанцы именуют la hora de verdad , «момент истины», и каждое движение на арене служило для подготовки быка к убийству. С такими быками не было нужды искусственно нагнетать градус эмоций, орудуя плащом так, чтобы животное пронеслось как можно ближе. Плащ применялся для изматывания быка и для защиты пикадоров, а пассы, если судить с нынешних позиций, вызывали эмоции в силу размера, веса и свирепости животного, той опасности, которой подвергался матадор, а вовсе не формой или замедленностью их исполнения. Зрителя возбуждал сам факт, что человек устраивает пассы перед быком, вообще находится с ним на одной арене, да еще и утверждает свое превосходство; вот что вызывало эмоции, а не та, как принято сейчас, математическая близость рогов к телу, да чтоб еще при этом стоять как вкопанному. Современная коррида появилась на свет именно благодаря современному быку-«декаденту». И вообще, это искусство является декадентским во всех отношениях, и, подобно большинству упадочных форм, момент его наибольшего расцвета является вершиной гнилости, что мы сейчас и имеем.

Невозможно изо дня в день сражаться с быками, если они всамделишные боевые быки – то есть если они громадны, сильны, свирепы и быстры, умеют орудовать рогами и находятся на пике физической формы, – пользуясь той техникой, которая укоренилась в современной корриде, начиная с Хуана Бельмонте. Она слишком опасна. Технику изобрел Бельмонте. Он был гений, сумевший сломать правила боя; его приемы (а все те действия, которые человек совершает с быком на арене, передаются в испанском одним-единственным глаголом тореар ) считались доселе попросту невыполнимыми. Но стоило ему разок их показать, как всем тореро пришлось превращаться в подражателей, коль скоро нельзя давать обратный ход, когда у зрителя появились новые ощущения. Гиганту Хоселито (Бельмонте тщедушен), обладателю атлетического тела, цыганской грациозности, интуиции и благоприобретенных знаний о быках, Хоселито, кому все в корриде давалось играючи, кто жил корридой, кто, казалось, был вылеплен, рожден – если не сказать специально выведен, как порода, – чтобы стать великим матадором, даже ему пришлось осваивать приемы Бельмонте! И это Хоселито, наследник великих тореро, а может, и величайший из всех! Он был вынужден учиться «тореарить» по-бельмонтовски. А Бельмонте все это устроил оттого, что ему недоставало роста и физической силы, из-за слабых коленок. Гений и великий актер, он не принимал на веру ни единого правила. Бельмонтовская метода не была унаследована, она не явилась результатом поступательного развития; это была революция. Хоселито освоил ее, и в годы соперничества, когда каждый из них проводил около сотни боев в год, любил говаривать: «Утверждают, дескать, Бельмонте работает вплотную к быку. Внешне – да. Но по сути ничего подобного. Это я работаю вплотную. Только у меня техника естественней, и вот почему она смотрится не такой близкой».

Короче говоря, декадентский, невозможный, чуть ли не извращенный стиль Бельмонте прижился и развился в здоровое, интуитивно-гениальное великолепие Хоселито и его семилетнее соперничество с Хуаном Бельмонте, в золотой век корриды, хотя искусство боя быков уже катилось под уклон.

Быков нарочно выводили менее крупными, не такими свирепыми, с рогами покороче и чуть ли не пообходительней при атаке как раз потому, что Хоселито и Бельмонте могли проделывать с ними вещи поизящнее. И тот, и другой умели показать класс с любым быком, никакой зверь не мог заставить их выглядеть беспомощными, но с быками поменьше да попроще они гарантированно демонстрировали чудеса, до которых публика столь охоча. Крупные животные были несложным противником для Хоселито, в отличие от Бельмонте. Для Хоселито все быки были простыми, вот ему и приходилось изобретать трудности на собственную голову. Соперничеству пришел конец 16 мая 1920 года, когда Хоселито погиб на арене. Бельмонте выступал еще год, затем покинул профессию, и коррида осталась с новым декадентским стилем, почти невозможной техникой, быками-недомерками, ну а что до тореро, то из них уцелели только плохие: закосневшие упрямцы, неспособные выучиться новым штукам и, стало быть, уже не доставлявшие удовольствие зрителю, да молодая поросль, упадочная, жалкая и болезненная, не прошедшая школу подмастерьев, без способностей, отважной брутальности и гениальности Хоселито, а заодно и без малейшего намека на волшебно-нездоровую загадочность Бельмонте.

Пожилая дама: Я не увидела ничего упадочного или гнилого в том зрелище, что мы сегодня наблюдали.

– Да и я не увидел, сударыня, потому что сегодня из матадоров выступали Никанор Вильялта, арагонский телеграфный столб-храбрец; Луис Фуентес Бехарано, доблестный и уважаемый трудяга, профсоюзная гордость; и Диего Маскарян, он же «Фортуна», смелый подручный мясника из Бильбао.

Пожилая дама: Все они показались мне героическими и мужественными. В чем же, сударь, их упадочность?

– Сударыня, они и вправду мужественны хоть куда… правда, голос у Вильялты чуток писклявый… А упадочность, о которой я упоминал, относится не к ним, а ко всему искусству вследствие чрезмерного раздувания отдельных его аспектов.

Пожилая дама: Вас, сударь, сложно понять.

– Я объясню позднее, хотя словом «упадочность» и впрямь трудно пользоваться, коль скоро оно превратилось в ярлык, который критики обожают цеплять к любой вещи за пределами их моральных концепций или разумения.

Пожилая дама: Я полагала, что под упадочничеством понимают разложение, как, например, среди судейских.

– Сударыня, все наши слова поизносились от небрежного употребления, но глубинная суть ваших сентенций безупречна.

Пожилая дама: С вашего позволения, сударь, меня мало интересует обсуждение слов. Разве мы пришли сюда не ради того, чтобы узнать что-то новое о быках и тех, кто с ними воюет?

– Наведите писателя на тему слов, и он пойдет вещать без передышки, пока вы не измучаетесь желанием, чтобы он показал больше мастерства в их использовании, а не в чтении проповедей на тему их значимости.

Пожилая дама: В таком случае, отчего бы вам не остановиться?

– Вам не доводилось слышать о покойном Раймоне Радиге?

Пожилая дама: Боюсь, что нет.

– Это был юный француз-писатель, который умел строить карьеру не только перьевой ручкой, но и собственным карандашиком, буде позволено так выразиться.

Пожилая дама: То есть…

– Не в буквальном, конечно, смысле.

Пожилая дама: Вы хотите сказать, он…

– Именно. Пока Радиге был жив, он частенько утомлялся от жеманности, восторженности и капризности своего литературного доброго гения Жана Кокто и коротал ночи в гостинице неподалеку от Люксембургского сада в компании двух сестричек, в ту пору подвизавшихся натурщицами. Добрый гений был изрядно раздосадован сим обстоятельством и заклеймил его упадничеством, а про покойника сказал так – с горечью, хотя не без гордости: «Bébé est vicieuse – il aime les femmes»[7]«Малыш испорчен: любит женщин». Интересно отметить, что фр. слово vicieux («порочный, развратный, с изъяном») употреблено в женском роде.. Так что, сударыня, надо поаккуратнее орудовать этим словечком, раз не все понимают его одинаково.

Пожилая дама: Оно мне сразу не понравилось.

– В таком случае предлагаю вернуться к быкам.

Пожилая дама: С удовольствием, сударь. Но что же все-таки приключилось с Радиге?

– Он подцепил тифозную лихорадку, плескаясь в Сене, и помер.

Пожилая дама: Бедняжка.

– И не говорите.


Читать далее

Фрагмент для ознакомления предоставлен магазином LitRes.ru Купить полную версию
Глава седьмая

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть