11. Гандикап

Онлайн чтение книги Часы-убийцы Death-Watch
11. Гандикап

Мелсон, супруга которого была женщиной чрезвычайно уравновешенной, даже не представлял, как выглядит настоящая женская истерика. Дело было даже не в душераздирающих воплях. О том, что им пришлось в ближайшие десять минут услышать от Милисент Стеффинс, Мелсон всегда вспоминал, как о классическом примере бессвязного мышления больного-невропата, причем невропата, начисто лишенного чувства юмора, но зато обладающего всеми опасными качествами, какие только могут быть у стареющей пятидесятилетней женщины.

Мелсон готов был поклясться, что этой женщине и в голову не приходило, что ее хотя бы на мгновение могут заподозрить в убийстве. Возможность быть обвиненной в чем-то, кроме, самое большее, мелкой лжи или себялюбия, явно выходила за рамки ее воображения. Если бы при ней нашли бутылку с ядом и в доме валялось бы с полдюжины отравленных им людей, она назвала бы это несчастным случаем. А поскольку причиной несчастных случаев всегда бывал кто-то другой, а не сама миссис Стеффинс, единственное объяснение, которое она могла бы дать, сводилось бы к совету искать истинного виновника.

Первые же связные слова, произнесенные миссис Стеффинс, оказались яростной атакой на Хедли и Иоганнеса Карвера. На первого, потому что он, как видно, считает ее ни на что не годной ленивой хозяйкой, неспособной держать в чистоте свои тазики, да к тому же послал людей шарить в ее комнате. На второго – потому что причиной всех бед оказалось раскрашивание фарфора, которым она занималась по просьбе Карвера.

Да, она раскрашивает фарфор, и любой может сказать, что у нее великолепно получается, но теперь стараются все повернуть против нее. Ну так она больше не будет этим заниматься! Сегодня вечером она работала над вазой, разрисовывала ее золотыми гортензиями, и у нее жутко разболелась голова, потому что глаза устали от напряжения. Разумеется, и Карвер знал об этом. Карвер когда-то, еще много лет назад, посоветовал ей заняться подобной работой. Вечером, когда Карвер собирался уже уйти к себе, он видел ее, миссис Стеффинс, за работой, причем пользовалась она красками, которые разводятся на скипидаре и стоят по шиллингу три пенса за тюбик. Она их на собственные деньги купила. Но если Карвер не только не ценит ее умение вести хозяйство, но еще и сговорился с полицией, чтобы навести на нее, миссис Стеффинс, подозрение в убийстве какого-то грязного бродяги, то тут уж она...

Ситуация стала до такой степени неловкой, что не было даже возможности отнестись к ней с юмором. Миссис Стеффинс всерьез – во всяком случае, так это выглядело – думала то, что говорила. Тем не менее, разыгрываемая ею сцена, подумал Мелсон, не произвела того эффекта, который, вероятно, всегда достигался в подобных случаях. Дошло до того, что заставить себя слушать миссис Стеффинс удалось только с помощью нового истерического припадка. Элеонора оставалась совершенно равнодушной, Люси Хендрет с устало-презрительным видом смотрела на кончик своей сигареты, а Мелсон размышлял о том, что за всей этой бурей должна скрываться какая-то более глубокая причина...

– Сожалею, что так расстроил вас, миссис Стеффинс, – сухо проговорил Хедли. – Если следы краски имеют именно такое происхождение, это нетрудно будет установить. Предварительно, однако, я вынужден задать вам еще несколько вопросов. Хотел бы услышать от вас, чем бы занимались, начиная с того момента, когда мистер Карвер запер дверь и, побеседовав с вами, поднялся к себе.

Миссис Стеффинс сидела в состоянии полной апатии, всем своим видом напоминая мученицу.

– До... до половины одиннадцатого я работала, – сказала она, и при одной мысли об этом слезы снова появились в ее глазах. – Так устала, что даже не в силах была все убрать как следует, а ведь обычно я без этого и не лягу. Мне... – вероятно, какая-то мысль пришла ей в голову, потому что она опустила глаза и после паузы продолжала:-...мне так хочется, чтобы меня оставили, наконец, в покое. Я же ничего не знаю еб этом гнусном убийстве. Потом я легла, только сначала, конечно, вымыла руки – они были немного испачканы краской. Больше ничего уже не было, пока не начались беготня и разговоры. Я приоткрыла дверь и из того, что услышала... Элеонора как раз разговаривала с этим вот видным джентльменом...

Доктор Фелл, просияв, наклонил голову – вероятно, ему уже давно не приходилось слышать столь лестных высказываний о своей наружности. Миссис Стеффинс же сразу почувствовала, что нашла в нем союзника.

– Да, да, я знаю, что вы согласны со мной, сэр! Одним словом, я поняла, что какого-то грабителя не то ранили, не то убили, и страшно разволновалась – тем более, что Элеонора стояла там среди мужчин, можно сказать, совсем в неглиже. Что именно произошло, я не знала и хотела уже позвать ее, но передумала, решив сначала одеться.

Всхлипнув, она неожиданно умолкла, и Хедли несколько мгновений ждал продолжения, пока не понял, что это уже все.

– Значит, вы постарались сначала полностью одеться – проговорил он, наконец, – и только потом поинтересовались, что именно произошло?

Миссис Стеффинс рассеянно кивнула, но затем, сообразив, о чем речь, выпрямилась и сурово поджала губы.

– Разумеется, я сначала оделась, – с достоинством ответила она.

– Теперь я задам вам очень существенный вопрос, миссис Стеффинс, – медленно проговорил Хедли. – Помните ли вы, что произошло в прошлый вторник, 27 августа?

Миссис Стеффинс была изумлена до такой степени, что даже оторвала платочек от глаз. Лицо ее сморщилось еще больше, она болезненно вздохнула и жалобно воскликнула:

– Неужели вы все постарались разузнать, чтобы потом меня мучить? Откуда... откуда вы знаете, что Хорейс... что это была как раз годовщина? Он умер двадцать четвертого, двадцать четвертого августа, в двенадцатом году, том году, когда... когда потонул "Титаник", и похороны были как раз двадцать седьмого – в Сток-Бредли. Я этот день никогда не забуду. Весь... весь по... поселок...

– Ну, – перебил Хедли, – если в этот день была как раз годовщина похорон вашего любимого мужа, то вы, вероятно, помните...

– Мой покойный муж, – проговорила миссис Стеффинс, несмотря на новый поток слез жестко сжав губы, – мой покойный муж был, хотя о мертвых плохо не говорят, ничтожеством и бездельником. Он пропил все что мог и погиб во время войны. Я говорила не о нем, а о его старшем брате, от которого видела гораздо больше добра, чем от мужа... Столько уже дорогих мне людей умерло. Грустно становится, когда думаешь об этом... Такие годовщины я стараюсь проводить в кругу близких людей, чтобы найти хоть какое-то утешение. Разумеется, я помню прошлый вторник. Мы с Иоганнесом пили чай как раз в этой комнате. Хотелось бы, конечно, чтобы собралась вся семья, но, что характерно для Элеоноры, она и тут должна была опоздать.

Люси Хендрет в наступившей тишине прошептала:

– Начинаю понимать. Был как раз вторник, когда того беднягу... и часы... Ну-ну...

Хедли сделал вид, что ничего не слышал, и, пристально глядя на миссис Стеффинс, быстро продолжал:

– Итак, вы пили чай с мистером Карвером. В котором часу?

– Ну, было уже довольно поздно. Что-то около половины пятого, а встали из-за стола мы примерно через час, если не через два. Знаете, как быстро летит время, когда беседуешь со старыми друзьями. Да, я припоминаю, что была половина седьмого, когда я позвонила Китти и велела убрать со стола, а Элеоноры все не было.

– Китти – это горничная? Так... А вы, мисс Хендрет, могли бы рассказать нам, где находились в тот день, скажем, с половины пятого до шести часов вечера?

Было очевидно, что девушка изо всех сил старается держать себя в руках, но голос ее, когда она заговорила, прозвучал глухо и в нем уже не было и следа прежней изысканной вежливости. Говорила она с опущенной головой, не поднимая глаз.

– Двадцать седьмого, вторник. В тот день шел, кажется, дождь, не так ли? По-моему, я была в Челси, на вечеринке.

– У кого?

– Не надо так спешить, господин инспектор. И лучше пока ничего не записывайте. Не так-то легко все сразу вспомнить. – Она нахмурилась, сгорбившись и опустив плечи. – Я должна буду заглянуть в свой календарь, чтобы дать вам точный ответ. – Она подняла глаза. – Одно могу сказать: вблизи "Гембриджа" я не была.

– А я была, – неожиданно и несколько вызывающе заявила Элеонора. – Мелсон вздрогнул. – Почему это так важно? Кажется, в тот день как раз убили какого-то несчастного и украли драгоценности? По-моему, я была там в то самое время, когда это случилось, хотя узнала обо всем только на следующий день из газет. – Она умолкла, испуганная выражением лиц слушателей. – Не понимаю! Какое к нам все это имеет отношение?

Хедли не знал, как быть. Обведя присутствующих суровым взглядом, он повернулся к Феллу, который тоже явно чувствовал себя неловко. "Кто-то здесь просто артистично обманывает нас – пронеслось в голове у Мелсона. Кто-то делает это настолько великолепно, что..."

В дверь постучали, и на пороге появился сержант Бетс. При виде стольких людей он нерешительно остановился.

– Ну! – рявкнул на него измученный инспектор. – Что там? Выкладывайте!

– Этот пьяный парень... – неуверенно начал Бетс.

– Что с ним?

– Он у себя в комнате, сэр, это точно. Я слышал через замочную скважину, как он храпит. На стук не отвечает, а дверь заперта. Может, постучать погромче или взломать дверь?

– Не надо. Оставьте его пока в покое. Что еще?

– Через ту дверь, что ведет в полуподвал, появились какая-то старушка – говорит, что занимается здесь хозяйством, – и совсем молоденькая девушка. Чуточку под хмельком, но ведут себя вполне прилично. Хотите поговорить с ними?

– Еще бы. Все женщины дома уже здесь, – угрюмо проговорил Хедли, – не хватало только этих двух. Пришлите их сюда, Бетс. О том, что произошло ночью, ни слова – скажите просто, что дом пытались ограбить.

Мелсон поймал себя на том, что со жгучим любопытством и отчаянной надеждой ждет появления миссис Горсон и Китти Прентис. Однако, когда они вошли, он сразу понял, что их вряд ли можно в чем-то заподозрить. Обе женщины были в явно приподнятом настроении, а лицо миссис Горсон выражало прямо-таки драматическое ожидание. Массивного телосложения женщина, она когда-то могла считаться, наверное, настоящей красавицей, хотя сейчас остались только следы былой красоты. Края ее шляпы с перьями обвисли; живой взгляд выражал какую-то телячью покорность; во рту уже не хватало нескольких передних зубов. Манера говорить была у миссис Горсон довольно своеобразной: откинув голову далеко назад, она затем медленно кивала ею, не сводя глаз с собеседника. Словно подражая порывам ветра, голос ее при этом то стихал до шепота, то поднимался до драматических высот. Речь сопровождалась соответствующей жестикуляцией.

– Глядите-ка, тут и полиция, мэм, – удивленно, будто речь шла о семейном празднике, кивнула она в сторону миссис Стеффинс и сразу же взволнованным тоном добавила: – Ужасно, хотя, насколько я могу судить, ничего не украли. Должна попросить у вас прощения за то, что мы вернулись так поздно. Дело в том, что на Фулхем-роуд наш автобус зацепил грузовик и водители долго бранились между собой, употребляя, должна заметить, прямо-таки ужасные выражения...

– Именно так! – покраснев, живо подтвердила Китти.

– Не хотел бы долго вас задерживать, – сухо проговорил Хедли, – но я здесь по долгу службы и, соблюдая необходимые формальности, должен задать вам несколько вопросов. Ваше имя?

– ...Вот нам и пришлось добираться домой пешком. Генриетта Горсон. С двумя "т", – любезно добавила она, видя, что Хедли взял в руки карандаш и блокнот.

– Давно здесь работаете?

– Одиннадцать лет. – Она откинула голову и повысила голос. – Не всегда я была такой, как сейчас. – Она грустно покачала головой. – Мне случалось выступать на лучших сценах мира.

Да, да, разумеется. Мне хотелось бы услышать, миссис Горсон, как вы провели сегодняшний вечер.

– Полицию и это интересует? Серьезно? – почти с восторгом спросила миссис Горсон. – Могу вас уверить, мы провели чудесный вечер. С верным рыцарем Китти, мистером Альбертом Симмонсом, мы встретились во "Льве". Потом пошли в кино на легкую романтическую музыкальную комедию – "Принцесса мечты". Актеры играли великолепно. Сюжет временами был несколько натянут, но играли восхитительно.

– Именно так! – с жаром кивнула Китти.

– Весь вечер вы были вместе?

– Совершенно верно. После кино мы поехали в Фулхем к родителям Альберта, и время, знаете ли, летело так незаметно, что было уже около полуночи, когда...

– Спасибо, – буркнул Хедли с еще более унылым видом, чем прежде. – Последний вопрос. Помните ли, где вы были в прошлый вторник, двадцать седь...

– В тот самый день, Генриетта, – вмешалась, уже позабыв о слезах, миссис Стеффинс, – в тот день, когда, помните, я сказала, что бедный Хорейс...

– Тот самый день, когда произошло то ужасное убийство, – с наслаждением вставила Китти.

Измученному инспектору с превеликим трудом удалось выжать из них следующее: в тот день, между пятью и половиной шестого, Китти и миссис Горсон пили у себя в полуподвале чай вместе с некой мисс Барбер, работающей по соседству. В половине пятого Китти подала чай Карверу и миссис Стеффинс, после пяти принесла им еще кипятку, а в половине седьмого поднялась наверх в третий раз, чтобы убрать со стола. Хедли оставалось только задать обеим женщинам единственный интересующий его вопрос:

– В "Герцогине Портсмут" вы, вероятно, видели одного человека, а может быть, даже разговаривали с ним. Этот человек сейчас здесь, в доме...

– Бетс! – крикнул Хедли, явно не собиравшийся присутствовать при еще одной истерике. – Покажите им Эймса и потом, если у них будет что сказать, доложите! Это все, спасибо.

Когда миссис Горсон и Китти вышли, Хедли снова оглядел присутствующих.

– Надеюсь, вам уже все ясно. Кто-то в этом доме обвинил одну из живущих здесь женщин в убийстве, совершенном в универмаге. Обвинил одну из вас, ясно? Даю обвинившему последний шанс. Ну?

Молчание.

– Кто видел женщину, сжигавшую окровавленные перчатки? Кто видел у нее украденные часы и браслет с бирюзой?

Кулак инспектора резко опустился на стол. Это произвело надлежащий эффект.

– Не понимаю, о чем вы говорите! – вырвалось у Элеоноры. – Что касается меня, то я впервые об этом слышу! Могу вас уверить, я в универмаге никого не убивала. Будь я в чем-то виновата, разве стала бы сама признаваться, что была там!

Миссис Стеффинс, поборов первый испуг, возмутилась.

– Счастье еще, прошептала она медово-ледяным голосом, – что вы знаете, где я была весь вечер в годовщину похорон бедного Хорейса. Тем не менее, это уж чересчур!

– Я тоже как-то не склонна чувствовать себя преступницей, – с насмешливой улыбкой проговорила Люси. – Не сомневайтесь, свое алиби я сумею подтвердить. Меня беспокоит только тот лжец, который возвел на нас эту напраслину, если, конечно, вы не сами ее придумали.

– Тогда, надо полагать, вы не станете возражать, если мы основательно обыщем ваши комнаты? – ласково спросил Хедли.

– Да, пожалуйста! – отрезала Люси.

– Я тоже не возражаю, – пробормотала Элеонора. – Ищите что угодно, только поставьте потом все на место.

Миссис Стеффинс выпрямилась. – А я и слышать об этом не хочу! – воскликнула она сквозь снова набежавшие слезы. – Только через мой труп! Я буду жаловаться! Обращусь в поли... к самому министру! Если вы только посмеете, я добьюсь, чтобы всех вас... О, мои бедные нервы! Почему вы не можете оставить в покое несчастную... Не говоря уже о том, что... Вы же знаете, где я была? Объясните, зачем вам тогда все перерывать в моей комнате?

Хедли встал.

– Пока достаточно, – сказал он и махнул рукой. – На сегодня хватит. Труп сейчас уберут, и каждый, кто хочет, может отправляться к себе.

Однако теперь, когда подозрение высказали напрямик, воздух был словно отравлен им и никто не решался двинуться с места. Миссис Стеффинс поглядывала на Элеонору, Элеонора – на миссис Стеффинс.

Только когда Хедли обратился к ним: – Ну, у вас есть еще что-нибудь? – обе поспешно вышли. Одна Люси Хендрет сохраняла невозмутимое спокойствие. В дверях она обернулась.

– Желаю удачи, мистер Хедли, – кивнула она инспектору. – Если вы намерены все же обыскать мои пожитки, постарайтесь сделать это побыстрее. Мне хотелось бы лечь. Спокойной ночи!

Дверь хлопнула. На некоторое время напряжение спало. Мелсон устало откинулся на спинку стула. Становилось прохладно.

– Знаете, Фелл, – проговорил Хедли, – все как-то начинает ускользать у меня из рук. Подозреваю, что до сих пор я только делал один промах за другим. Убийца в эту минуту находится здесь, под этой крышей в нескольких шагах от нас. Это один из них. Но кто?

Фелл не ответил. Он сидел, опустив подбородок на руки, сжимавшие трость. Ленточки пенсне шевелил легкий сквозняк. Часы глухо, отрывисто, неумолимо пробили половину четвертого.


Читать далее

11. Гандикап

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть