Онлайн чтение книги Часы смерти Death-Watch
Глава 22. ПРАВДА

«Дейли сфер» : «Блистательная стратегия отставного полицейского офицера с целью отомстить за убийство старого товарища!»; «Дейли бэннер» : «Очередной триумф Скотленд-Ярда, поверившего опороченному старшему инспектору!»; «Дейли трампетер» : Фотографии: «Слева: старший инспектор Дейвид Хэдли, нашедший правильное решение за двадцать четыре часа, с заместителем комиссара, достопочтенным Джорджем Беллчестером; справа: мистер Питер Э. Стэнли, герой дня, у которого, к сожалению, невозможно взять интервью, поскольку он отправился в длительное морское путешествие для поправки здоровья».

В передовице «Дейли трампетер» говорилось: «Вновь была продемонстрирована эффективность стражей закона, в том числе тех, кто более не связан с полицией, но остается преданным ей даже в отставке. Мы можем с гордостью заявить, что подобное возможно только в Британии…»

— Черт побери! — проворчал доктор Фелл. — Для них это был единственный способ не потерять лицо. Налейте еще стакан пива.

* * *

Но так как эта история не столько о способах сохранения лица, сколько об убийстве, совершенном человеком, который считал себя слишком проницательным, мы должны для объяснения обратиться к разговору, состоявшемуся той же ночью в отеле доктора Фелла на Грейт-Расселл-сквер. Хэдли было необходимо потихоньку освежить в памяти подробности своего триумфа, поэтому доктора слушали только он и Мелсон.

Было уже за полночь, когда доктор Фелл приступил к рассказу, так как оставалось еще много дел — в частности, было необходимо получить при свидетелях подпись Боскома на его заявлении, покуда он не пришел в себя настолько, чтобы все отрицать. Но теперь работа была завершена, в камине ровно гудел огонь, перед ним стояли мягкие кресла, а рядом находились ящик пива, две бутылки виски и коробка сигар. Доктор Фелл благодушно улыбался, готовясь к повествованию.

— Я не шучу, — начал он, — выражая сожаление из-за того, что мне все время приходилось обманывать вас. Я был вынужден намекать на невиновность Боскома не только вам, но и ему самому. Вспомните, сразу после того, как мы утром вошли в его комнату и обнаружили исчезновение часов, которые он сам у себя украл, я сказал вам, что только что пережил один из худших моментов в моей жизни. Когда мне приходилось стоять там и делать комплименты этому хладнокровному дьяволу, я давился ими, как касторкой. Но это было необходимо. Если Боском был самым гнусным убийцей в моей практике, то он также был одним из самых умных, ухитрившись не оставить почти никаких улик, за которые можно было зацепиться. Единственным шансом завлечь его в ловушку был тот, который я использовал. Утром вы пребывали в таком состоянии, что, если бы я сообщил вам свои выводы, вы попытались бы в них удостовериться и дали бы Боскому знать, что он под подозрением. Тогда он снова начал бы увиливать и догадался бы о ловушке, которую готовили ему я и Стэнли. Боском боялся не закона, а Стэнли — боялся, что помраченный рассудок Стэнли обернется против него и разорвет его своими когтями. Я видел, что он опасается только этого.

— Но алиби! — запротестовал Мелсон. — Ведь Хейстингс видел… Так почему же он…

— Погодите, — вмешался Хэдли с записной книжкой на колене. — Давайте рассуждать последовательно. Когда вы впервые заподозрили Боскома?

— Прошлой ночью. Но в душе я не был уверен до утра, когда мы узнали, что исчезли часы-череп, а полностью убедился, лишь поднявшись наверх перед ленчем (специально не взяв вас с собой) и обнаружив скользящую панель в стене прохода, которая также являлась стеной спальни Боскома. Там должна была находиться такая панель, иначе рассказ Полла о лунном свете в проходе становился бессмысленным.

Но не будем нарушать порядок. Впервые я заподозрил Боскома в результате одного из совпадений, которые так нас беспокоили. Некоторые из них — особенно одно — я не мог отнести к случайностям. В менее значительные было легко поверить, так как они являлись не столько совпадениями, сколько логичными следствиями привычек и черт характера участников этой истории.

Например, я мог поверить в случайность того, что в тот роковой вечер четверга Элинор и Хейстингс договорились встретиться на крыше, хотя по будням они, как правило, этого не делали. В доме происходила суматоха из-за часов, нервы Элинор были на пределе, Хейстингс также был удручен, поэтому скорая встреча становилась неизбежной. Боском предвидел такую возможность и приготовился к ней, украв ключ, хотя был не вполне уверен, что они выберут середину недели. Таким образом, это не являлось удивительным совпадением.

Далее, я мог поверить, что миссис Стеффинс отправилась на крышу подглядывать за двумя влюбленными (к этому мы вскоре вернемся), потому что — как вы указали в вашей реконструкции, что было единственно верной частью вашего дела против Элинор как убийцы, — такой поступок был вполне в духе миссис Стеффинс. Логически вечер четверга был самым подходящим для нее: миссис Горсон отсутствовала, поэтому Стеффинс могла рано запереть дом и отправиться на крышу, не рискуя, что ее станут разыскивать по каким-то хозяйственным делам.

Но, — доктор Фелл постучал по подлокотнику кресла, — одно из этих совпадений выглядело слишком чудовищным, чтобы его можно было легко переварить.

Я не мог поверить, что Боском, сфабриковав «план убийства» в качестве безобидной забавы, случайно выбрал жертвой этого плана замаскированного детектива, который искал доказательства виновности в убийстве одного из обитателей этого же дома! Такого рода совпадение, Хэдли, способно повредить рассудок и заставить звезды опрокинуться вверх ногами. Если случай способен проделывать такие трюки, то это наводит ужас. Такое попахивает не просто сверхъестественным, а сотворенным силами тьмы. Конечно, если перед нами действительно случайность.

Но, поразмыслив, я понял, что это подкрепляется другим, столь же поразительным совпадением. В качестве единственного свидетеля задуманного фиктивного убийства Боском случайно выбрал бывшего полицейского офицера, ранее тесно сотрудничавшего с замаскированным детективом, о подлинной профессии которого Боском не догадывался! Вспомнив несколько фрагментов из книги «Верь или не верь», я мог поверить первому совпадению, но не двум сразу. Такое не могло быть случайностью. Следовательно, это входило в замысел Боскома.

Хэдли взял стакан пива, который протянул ему доктор.

— Это выглядит достаточно очевидным, — согласился он. — Но какова была цель такого замысла?

— Подождите. Сначала нужно ответить на вопрос, что этот человек пытался сделать, затем, как и, наконец, почему.

Прежде всего обратимся к замыслу фиктивного убийства, который оказалось так легко раскрыть и который был бы раскрыт почти так же легко, даже если бы Хейстингс не оказался очевидцем. Я довольно быстро понял, что произошло, как понял бы любой, у кого было бы время подумать. К тому же Стэнли был готов проболтаться в любую минуту и сделал бы это, о чем Боском прекрасно знал. Но странным выглядело то, как мало усилий предпринимал Боском, чтобы скрыть свой план, который мог навлечь на него много неприятностей. Казалось, он даже ускорял его раскрытие, хотя делал это исподтишка, чтобы не возбуждать подозрений. Подумайте над его поведением.

Допустим, намерения Боскома ограничивались замыслом ложного убийства. Что-то пошло не так, «жертва» шутки каким-то необъяснимым образом свалилась замертво на пороге, и Боском внезапно сознает, что он и Стэнли оказались в весьма скверном положении… Самым естественным для него было бы постараться скрыть и сам замысел, и все его доказательства.

Но что же делает Боском? Он стоит в комнате, размахивая оружием, которое легко мог спрятать, позволяет нам его увидеть, даже привлекает к нему наше внимание, а потом спешно дает крайне сомнительное объяснение. И более того. Хотя Боском далеко не глуп, он позволяет не слишком сообразительному констеблю, который звонит по телефону в его спальне, увидеть, как он прячет ботинки и перчатки, которые полисмен иначе никогда бы не обнаружил.

Мне незачем напоминать вам все, что Боском говорил и делал, но подчеркну, что события развивались по одинаковому образцу. Почему же он хочет, чтобы об этом узнали? И тут мне пришла в голову дикая мысль — потому что Боском действительно заколол Эймса стрелкой от часов по какой-то веской причине, а его притворство, будто он собирался застрелить Эймса из пистолета вообще без причины — только ради своего нелепого замысла, — имеет целью отвести от себя подозрения! Иными словами, Боском чернил себя, чтобы потом обелить. Это парадокс, дети мои. Если он признался, что поджидал посетителя с пистолетом, мы бы едва ли заподозрили его в том, что он ранее выскользнул из комнаты и ударил Эймса ножом. Иными словами, трудно заподозрить даже потенциального убийцу в том, что он расстроил собственный план.

Замысел сам по себе был блестящим, но Боском воплотил его еще лучше. Прежде чем подумать, как ему удалось себя обезопасить, вспомните, что он не мог долго оставаться в позе признавшегося в попытке убийства, так как это могло привести его на скамью подсудимых. Отсюда фальшивый глушитель, которым он также размахивал у нас перед носом. Обратите внимание, как Боском то и дело подбрасывал намеки, покуда не выдохся и не признал с вызовом, что в действительности не собирался никого убивать. Мы должны были подумать: «Грязная маленькая свинья! Он хотел напугать Стэнли и выставить его серьезным подозреваемым, а самому духу не хватало совершить настоящее убийство!» Должен признать к своему стыду, джентльмены, что сначала я так и думал. Боском снова чернил себя, чтобы впоследствии обелить, и посмеивался при этом украдкой.

Но вернемся к его подлинным действиям при совершении преступления.

Задавая себе вопрос «Как?», мы прежде всего должны выяснить, был ли Стэнли сообщником в настоящем убийстве. Очевидно, нет, иначе не существовало бы причин для фокус-покуса. Стэнли отводилась роль свидетеля. И свидетель бы из него получился самый лучший и самый убедительный — тот, кто думает, что Боском собирался убить этого человека, но твердо знает, что он этого не делал.

Как же такое можно было устроить? Если Боском заколол Эймса, то невиновный очевидец в той же комнате не мог этого не заметить. Но потом всплыло несколько интересных фактов, которые было нелегко объяснить: во-первых, что в комнате было темно; во-вторых, что Стэнли поместили за тяжелой ширмой, установленной Боскомом; в-третьих, что на полу у ножек массивного голубого кресла Боскома имелись странные отметки мелом.

Хэдли издал возглас и перелистал записную книжку.

— Черт бы побрал эти отметки — я совсем забыл о них! Да, вот они… Теперь вспоминаю.

— Потому что вы забыли о Боскоме, — криво усмехнулся Мелсон. — Боюсь, я тоже.

Доктор Фелл глотнул пива и прочистил горло.

— Рассмотрим сначала пункт фальшивого плана Боскома, касающийся необходимости темной комнаты, как Боском объяснял его Стэнли, согласно показаниям Хейстингса. Это звучит настолько сомнительно, что могло убедить только человека с вконец расстроенными нервами, как у Стэнли. Боском утверждал, что в комнате должно быть темно, когда жертва поднимется наверх и войдет, чтобы, если кто-нибудь будет находиться снаружи в коридоре, он не увидел свет, когда жертва входит в дверь. Но даже если кто-то в коридоре увидел бы жертву, когда все свидетельствовало, что жертва пыталась ограбить дом, трудно понять, почему Боском опасался такой мелочи, как тусклый свет. Однако это не главная слабость его доводов. Если план был таков, каким казался, то это странный способ завлечь муху в паутину. Человека приглашают прийти за костюмом, подняться наверх, открыть дверь, увидеть темную комнату в темном доме, сесть и ждать, пока кто-то принесет обещанный костюм!

Причина, по которой Стэнли поместили за ширму, выглядит еще менее убедительно. За ширму в темноте! Не было сказано ни слова, почему Стэнли не должен быть видим при ярком свете. Неужели присутствие друга Боскома могло так напугать пришедшего за поношенной одеждой? Однако намерение держать его не просто в темноте, но и за ширмой предполагает жертву, чьи зрительные способности комбинируют кошачий глаз с рентгеновскими лучами.

Впрочем, это не важно. Вы знаете, почему это проделали. Прежде всего, темнота требовалась для того, чтобы Боском мог незаметно передвигаться в своей черной пижаме, он позаботился и о том, чтобы не быть слышимым в мягких шлепанцах…

— Постойте! — прервал Хэдли. — Хейстингс смотрел вниз при лунном свете…

— Вскоре я к этому перейду. Далее, Стэнли поместили за ширмой, чтобы он сквозь указанную ему узкую щель мог видеть в заранее намеченном пятне лунного света то, что было нужно Боскому, — что заставило бы его поклясться, что Боском все время находился в комнате. И наконец, отметки мелом. Они были жизненно важны, так как показывали точное местонахождение ножек кресла, дабы с любого места за ширмой в поле зрения попадало только то, что требовалось Боскому.

Но, очевидно, в комнате не должно было быть совсем темно, иначе Стэнли вообще ничего бы не увидел. Поэтому световой люк в потолке оставили слегка приоткрытым, тщательно приготовив это заранее, как софит в театре. Неужели вам не приходило в голову, что педантичный Боском повел бы себя как дурак, не занавесив люк полностью (на случай, если Хейстингс окажется на крыше, хотя он не считал это вероятным), если бы не крайне нуждался хотя бы в самом тусклом свете?

Но самая большая ирония судьбы в этом деле, полном таких ситуаций, состоит в том, что человек, для которого все это предназначалось — Стэнли, — так и не был нами допрошен. Это Хейстингс доказал, что…

— Именно об этом мы вас и спрашивали, — снова вмешался Хэдли. — Почему Хейстингс не видел, как Боском выскользнул из комнаты? Он ведь не лгал, верно?

— Нет, он говорил правду. Но я обрисовал вам только то, что заставило меня усомниться в словах Боскома и считать его виновным. Прежде чем перейти к настоящему убийству, давайте рассмотрим весь план начиная с его зарождения и увидим, что произошло.

Прежде всего мы должны разобраться в подлинной натуре Боскома. К этому человеку, Хэдли, я испытываю личную ненависть. Он единственный преступник из всех, с кем мне приходилось сталкиваться, в котором я не мог найти ни крупицы… я не говорю «добра», так как это слово имеет смысл только в духовном контексте, а обычных человеческих свойств, способных вызвать сочувствие. Все в его жизни было подчинено ледяному самодовольству — именно самодовольству, а не гордости. Несомненно, в его разлагающийся мозг закрадывалось желание осуществить то, что он якобы намеревался проделать в соответствии с фиктивным замыслом — убить кого-нибудь ради удовольствия понаблюдать за «реакциями» этого человека перед смертью, питая тем самым собственное тщеславие, как летучая мышь-вампир жиреет на чужой крови. Но самодовольство сделало его чересчур ленивым, чтобы демонстрировать хотя бы свой интерес к подобному зрелищу, покуда Элинор Карвер не нанесла этому самодовольству рану и Боском впервые не обнаружил, что над ним смеются. Поэтому Элинор должна была умереть.

Когда люди в будущем станут писать о знаменитых преступниках наших дней, я могу себе представить, как они его опишут. «Боском с его бледной физиономией и скверной улыбочкой впал в истерику перед пистолетным дулом, когда собственный план обернулся против него». Как психологического монстра, его будут сравнивать с Ниллом Кримом[60]Нилл Крим, Томас (1850–1892) — знаменитый серийный убийца. с его лысой головой и кривой усмешкой, рыскающим в поисках проституток с таблетками стрихнина в кармане. Но Боском не обладал даже человеческой слабостью к проституткам и прямотой, чтобы использовать яд. Я подал вам намек, говоря о его интересе к испанской инквизиции. Я говорил вам, что инквизиторы прошлого, несмотря на их пороки, были, по крайней мере, честными людьми и искренне верили, что спасают души. Боском никогда бы не смог понять такое. Он мог всю жизнь изучать деятельность инквизиции, но ему и в голову бы не пришло, что зло можно творить с честными намерениями или что человеческая душа существует в каком-либо качестве, кроме фантомного оправдания лицемерного садизма. Более всего его увлекало то, что он называл «изощренностью», но что мы предпочитаем именовать всего лишь самодовольством.

Мы должны помнить об этой черте характера, если хотим понять все аспекты преступления. Когда Боском решил его совершить, ему, как я говорил, не хватило твердости для использования яда. Элинор должна была умереть? Отлично.

Но он никогда не стал бы убивать так, как могли бы убить вы или я, — внезапным выстрелом или ударом. Вокруг этого убийства предстояло сплести фантастический замысловатый узор — чем более запутанными и ненужными были бы нити, тем сильнее это бы польстило его тщеславию. Он должен был начать работу с мелких кусочков, расширяя их день за днем, пока не возникло бы изображения фигуры на виселице.

Помните, что Элинор была единственной, кто проник в сущность его характера. Когда Боском решил сделать ее своей любовницей или даже провести эксперимент с браком, как с интеллектуальной игрушкой, и покровительственным тоном сообщил ей об этом, ее смех неожиданно показал ему, чего он стоит. Она смеялась, джентльмены, к тому же она увидела его с сорванной маской. С тех пор Элинор знала, почему Боском ее ненавидит. Увидев мертвеца, она подумала, что это Хейстингс, и сразу закричала, что Боском убил его… И сегодня, когда вы спрашивали о людях, которые ее ненавидят, Элинор могла бы назвать Боскома. Но вы так часто ссылались на показания Лючии Хэндрет, что она, естественно, могла прийти лишь к одному выводу.

Хэдли кивнул, и доктор продолжил:

— Вернемся к Боскому. Мы уже обсуждали намерение приписать Элинор убийство в «Гэмбридже». Это вдохновение снизошло на него внезапно, когда он размышлял, что делать дальше. Вспомните, Карвер говорил нам, что в тот день Боском был в «Гэмбридже», когда сам Карвер приходил туда осматривать часы, и что Элинор должна была появиться там позже. Теперь из показаний Боскома мы знаем, что он специально задержался в магазине, чтобы увидеть Элинор. У него еще не было плана — он просто ходил за ней по пятам. Возможно, Боском был свидетелем убийства администратора, но в любом случае он знал, что Элинор должна прийти туда без спутника и, следовательно, без алиби, а когда на следующий день прочитал подробности в газетах, план начал обретать форму.

Но как обратить это знание к своей выгоде? Боском не мог пойти в полицию и открыто обвинить Элинор — такой шаг не был бы изощренным, а кроме того, для осуждения не хватало доказательств. С другой стороны, он не мог написать анонимку инспектору, ведущему это дело, — ее, по всей вероятности, отправили бы в мусорную корзину, как и сотню других. Даже если письмом бы занялись, это могло бы испортить все шоу, прежде чем Боском успел бы приготовиться. Короче говоря, это было бы не то расследование, в котором он нуждался.

И тут вовремя подвернулся его друг Стэнли! Инспектор Джордж Эймс упоминался в газетах как ведущий расследование. Стэнли, любивший распространяться о своих горестях и особенно о людях, из-за которых его уволили, естественно, рассказывал Боскому о роли Эймса в деле Хоупа-Хейстингса, о его цепкости, не слишком высоком интеллекте, пристрастии к секретности. Эврика! Если безымянный источник посоветовал бы Эймсу прийти переодетым в определенное место, Эймс, скорее всего, отказался бы, но если это сделал Стэнли?..

— Но ведь вы говорите, — запротестовал Хэдли, — что Стэнли ничего об этом не знал! Однако в найденном письме его подпись. Он должен был знать…

Доктор Фелл покачал головой:

— Думаю, вам бы не понадобилось, чтобы кто-то печатал за вас письмо. Вам нужна была бы только его подпись внизу листа бумаги. А чтобы получить эту подпись, вам бы потребовалось только попросить него написать вам записку о чем угодно. В любой аптеке вы можете купить за пару шиллингов пузырек с жидкостью, стирающей чернила, которая уничтожила бы оригинальную записку так, что проявить ее можно было бы только с помощью микрофотографии (а в Скотленд-Ярде ею не пользуются). После этого вы могли бы отпечатать на вашей машинке поверх подписи Стэнли необходимый вам текст.

Попробуйте проследить за работой малыша Боскома! Для этого вам придется задуматься над самой сомнительной частью рапорта Эймса — третьим из трех «совпадений», которые слишком удивительны, чтобы считать их таковыми. Мы объяснили первые два. Третье заключается в том, что после того, как Эймса информировало о виновности одного из обитателей дома Карвера лицо, отказавшееся помочь ему проникнуть в дом за доказательствами, другое лицо внезапно и весьма кстати пригласило его в дом ночью за костюмом. В некотором смысле это всего лишь следствие первого совпадения и оно возвращает нас к нему. Потому что мы уже сомневались в этом пункте, когда о нем сообщил Боском, и тем не менее о нем же сообщил Эймс! Единственные разумные объяснения состоят в том, что (а) рапорт был поддельным или (6) что Эймс по какой-то причине не говорил правду.

Вы заявили, что рапорт не мог быть поддельным, так как Эймс сам принес его в Ярд. Тогда я спросил вас, не мог ли он слегка подтасовывать факты, думая, что поступает так ради доброго дела? И вы дали понять, что это не исключено…

— Но зачем ему подтасовывать факты в рапорте своему начальству? — осведомился Мелсон.

— Я объясню вам, что произошло. Боском сознает, что теперь у него имеется безукоризненный план для обоих убийств — фиктивного и подлинного. Фиктивного, потому что около месяца назад, только ради удовольствия помучить Стэнли, он уже сообщил ему о туманном замысле совершить убийство для забавы, которое, вероятно, никогда не намеревался осуществить… (Обратите внимание, что Хейстингс лишь однажды слышал упоминание о нем.) И подлинного убийства, поскольку сцена для убийства подготовлена таким образом, чтобы Элинор отправили на виселицу.

Эймс в своем маскарадном наряде наблюдает в пивной за всеми, поскольку не получил от Стэнли обвинений по конкретному адресу, и ждет, что Стэнли появится во плоти. Но вместо этого к нему подходит Боском и говорит: «Я знаю, кто вы — я друг Стэнли, и он прислал меня сюда». Естественно, Эймс спрашивает; «Какое вы имеете к этому отношение? Почему Стэнли не пришел сам?» — «Вы глупец, — отвечает Боском. — Некоторые из них уже догадались, что вы полицейский офицер. Если кто-нибудь увидит Стэнли с вами или услышит от кого-то о вашей встрече, быть беде. Я тот человек, о котором упоминал Стэнли и который видел украденные предметы в распоряжении одной из женщин». Далее он рассказывает ту же выдумку, которую мы читали в рапорте Эймса. За одним исключением. «Я проведу вас в дом, — говорит Боском. — Но если мы не раздобудем доказательств и у меня будут неприятности из-за того, что я сообщил вам об этом, вы должны меня прикрыть. Вы сообщите вашему начальству на тот случай, если меня обвинят в клевете, что человек, который рассказал вам это, не был тем человеком — мною, Кэлвином Боскомом, — который помог вам попасть в дом. Если мы найдем доказательства, я, безусловно, признаюсь и в том и в другом. В противном случае я должен иметь алиби, написанное черным по белому, иначе я откажусь помогать вам. Это ваше крупное дело — в случае удачи вас ожидают повышение, деньги и прочее. То, о чем я прошу, сугубо номинально, но я на этом настаиваю».

Ну, что оставалось Эймсу? Согласившись, он ничего не терял, а отказавшись, мог потерять все. Конечно, предлог был сомнительным, но он ему поверил — и в итоге погиб.

Они договорились, что поздно вечером в четверг — именно в четверг, так как дом в отсутствие миссис Горсон запрут рано и не будет слуг, которые могли бы заметить посторонних, — Эймс прокрадется в темноте в комнату Боскома и встретится со Стэнли. Последний убедительный штрих был бы добавлен, когда Эймс, околачиваясь около дома, увидел бы входящего Стэнли, а ему вбили в не слишком умную голову, что со Стэнли он говорить не должен. Ну, Эймсу было не суждено добраться до комнаты Боскома живым.

Тем временем Боском приготовил улики против Элинор. Украденных браслета и серег, даже часов-черепа, было бы недостаточно. Он должен использовать перчатки, якобы принадлежащие Элинор, и что-нибудь еще, указывающее непосредственно на нее. И тут он почерпнул свою лучшую идею из затруднений Полла — стрелки часов.

— Погодите, — вмешался Мелсон. — Тут что-то не клеится, верно? Когда Полл говорил с Элинор на крыльце или в автомобиле, Боском никак не мог их слышать! Как же он узнал об этом?

— Благодаря характеру самого Полла. Вечером я говорил с юным Кристофером. Полл вел себя именно так, как можно было от него ожидать. Вероятно, вы заметили, что единственным человеком в доме, к которому Боском относился терпимо, хотя и полупрезрительно, был Полл. Молодой человек забавлял Боскома, и тот мог холить свое тщеславие, сравнивая себя с ним. Более того, Поллу всегда нравился Боском. Он хотел занять денег, и самым подходящим для этого был Боском, но Полл не осмеливался обратиться к нему лично…

— Понял! — воскликнул Хэдли. — Уходя из дома тем утром, Полл внезапно решил, что было бы легче в качестве последнего средства запиской обратиться к Боскому и попросить денег, на что у него не хватало духу при личной встрече…

— Да. Боском встретился с ним, выпытал у него о причине затруднений и быстро убрал его с пути, обеспечив молчание наличными. Именно ему Полл написал записку. Он был готов встретиться с Боскомом, когда тот будет знать о его беде. Полагаю, такое случается нередко.

Итак, мы подходим к последнему акту. Поздно вечером в четверг Боском и Стэнли поджидают жертву в комнате Боскома. Вокруг лежат аксессуары фиктивного убийства, в которых Боском не нуждается. Зато в спальне улики, которые ему нужны.

Прошлой ночью он украл стрелки часов, надев перчатки, которые могла бы носить Элинор. Неужели вы не сознавали, приятель, того бросающегося в глаза факта, что Боском — единственный мужчина в доме, у которого руки достаточно маленькие, чтобы натянуть эти перчатки? Дюжину раз вы видели его миниатюрные деликатные ручки, которые к тому же незачем было просовывать в перчатки целиком, а лишь настолько, чтобы на них не попала краска при снятии стрелок? Одна перчатка вместе с часовой стрелкой и прочими уликами была спрятана за панелью в четверг, когда Элинор все еще была на работе. Боском знал, что он в безопасности, знал об инстинктивном, глубоко укоренившемся страхе Элинор перед скользящей панелью, которой она не пользовалась годами. И в четверг вечером улики, в которых он нуждался, — минутная стрелка и правая перчатка — были наготове в его спальне.

— Вы хотите сказать, — спросил Хэдли, — что перчатку все-таки использовали?

— Да.

— Но, черт возьми, вы же сами доказали, что ни одна из этих перчаток…

— Не перепутали ли вы кое-что? — осведомился доктор Фелл, наморщив лоб. — Мне помнится, что это доказали вы — как я неоднократно повторял впоследствии, вы это продемонстрировали. Не припоминаю, чтобы я когда-либо утверждал, будто правая перчатка не была использована. Я лишь говорил, что левая перчатка в вашем изобретательном и восхитительном, но ложном решении была не той, которую мы искали… Естественно, мой мальчик, я не осмелился намекнуть, что, так сказать, правая была правильной. При вашем состоянии это было слишком опасно. Если бы это помогло доказать виновность Элинор, вы бы охотно согласились, что она одинаково хорошо владеет обеими руками.

— Значит, вы использовали ложную улику, — медленно произнес Хэдли, покосившись на свой карандаш, — чтобы доказать…

— Вы правы, — весело подтвердил доктор. — Но этим занимались мы оба… Позвольте предложить вам маленький эксперимент. Вы проделайте его. Мелсон, — я не хочу, чтобы этот тип мошенничал. Возьмите этот нож для бумаги — он достаточно острый. Теперь подойдите к дивану и вонзите его в одну из подушек, набитых перьями. Не беспокойтесь — я отвечу перед администрацией отеля. После удара сразу отскочите назад — не потому, что вы не хотите… хм… чтобы перья попали на вашу перчатку, а потому, что не желаете, чтобы они оказались на вашей одежде. Как Боском. Ну?

Мелсон, надеясь, что его никто не фотографирует, нанес удар и отскочил.

— Превосходно, — кивнул доктор Фелл. — Что вы сделали, как только нож вонзился в подушку?

— Разжал руку. Вот перо…

— Это объясняет, Хэдли, почему кровь была на ладони перчатки и нигде больше, притом в небольшом количестве, так как, если не перерезать артерию, человеческое тело не кровоточит обильно в момент удара. Ваша теория была бы верной, только если бы убийца извлек оружие из раны в плотно сжатом кулаке, но не иначе.

Теперь давайте проясним последнюю трудность — почему Хейстингс не видел через окно в потолке, как Боском встает с кресла, и почему был готов поклясться, что все время наблюдал за сидящим там.

Прежде всего подумайте, что, согласно намерениям Боскома, должен был видеть Стэнли, чтобы позднее мог ручаться в его присутствии. Обратите внимание на необычайную высоту, ширину и глубину этого голубого кресла. Где оно находилось? Вспомните, что, по словам Хейстингса, он мог видеть со своего места на крыше: «Я мог видеть только правую сторону спинки кресла, так как оно стояло лицом к двери». Иными словами, было устроено так, чтобы лунный свет падал на одну сторону спинки и подлокотник, в то время как большая часть кресла слева (вообразите, что смотрите на него сверху) оставалась в тени. Что Хейстингс неоднократно подчеркивал, рассказывая, как посмотрел вниз впервые — несколько месяцев назад? Что кто-то сидел в кресле — вероятно, Стэнли, но он не мог быть в этом уверен, так как видел только часть головы над спинкой, а главное, руку Стэнли, сжимающуюся и разжимающуюся на подлокотнике.

Теперь представьте себе Стэнли, смотрящего в четверг вечером сквозь щель в ширме. Большая часть кресла находилась в глухой тени, в том числе весь перед, потому что из-за лунного света тень самого кресла становилась еще чернее — короче говоря, все, кроме наружной стороны бока и подлокотника. Отлично. Стэнли должен был видеть, как Боском садится в кресло, когда свет погас. А что он мог видеть потом? Что так загипнотизировало Хейстингса той ночью?

— Лунный свет, отраженный на пистолете, — ответил Хэдли, — вероятно, рука, державшая его… да, рука… Господи, теперь я припоминаю, что пистолет был абсолютно неподвижен!

— Вот именно. Часть этого должен был видеть Стэнли. У Хейстингса был лучший обзор, но все было устроено таким образом, что и он не мог видеть ничего больше. Согласно его же показаниям, он не может поклясться, что видел в кресле Боскома — хотя думает, что это так. Вспомните, Стэнли ростом в шесть футов два или три дюйма, обладающий вполне пропорциональной росту шириной, сидел в этом кресле в первую ночь, когда Хейстингс подслушивал их разговор и видел при этом только верхнюю часть его головы и руку на подлокотнике! Кресло было слишком большим даже для огромного Стэнли, а миниатюрного Боскома оно должно было поглотить вовсе. Следовательно, в соответствии с его же показаниями Хейстингс мог видеть максимум оружие и, возможно, часть руки.

Боском скользнул на левую сторону кресла в полной темноте; не будем забывать, что он был в черной пижаме. Какой трюк он устроил с пистолетом, мы сейчас не знаем, так как от этой улики он избавился, но я могу догадаться. Помните, Мелсон, как мы впервые вошли в его комнату прошлой ночью? Я, по неведению, собирался сесть в единственное кресло, которое казалось достаточно большим, чтобы позволить мне расслабиться. По непонятной причине Боском метнулся к креслу и сел в него раньше меня. Что-то было засунуто сбоку под подушку — что-то вроде приспособления для снимания сапог, чтобы держать оружие в неподвижном состоянии, — а одна из белых перчаток, приготовленных для фиктивного убийства, была обернута вокруг рукоятки пистолета. Боском нуждался лишь в нескольких секундах, чтобы установить все это, перегнувшись через кресло и закрывая приспособление собственным телом, и стольком же времени, чтобы убрать его. Между прочим, Хейстингс слышал шорох и тяжелое дыхание, когда Боском либо покидал кресло, либо возвращался к нему. Неудивительно, что он был так удивлен странной неподвижностью его руки.

В принципе Боском не нуждался во всей этой чепухе. Стэнли, вероятно, был бы и так готов поклясться в его постоянном присутствии, предполагая, что Боском оставался невидимым для него, сидя в кресле. Трюк был глупый, ребяческий и ужасный — как и сам Боском.

Итак, наш убийца скользнул влево, встал с кресла, направился к задней стене комнаты и проследовал в свою спальню. Времени у него было достаточно. Он велел Эймсу позвонить в дверь и ждать, а если никто не отзовется через пару минут, подняться наверх. Боском был готов к приему. Лунный свет, проникающий в окна его спальни, позволял ему найти стрелку от часов и нужную перчатку. Он вышел, отодвинув панель, нанес удар и вернулся, создав себе безупречное алиби. Боском позаботился, чтобы ему не помешали. Он выбрал полночь, он знал — Элинор, даже если бы она поднялась на крышу, что казалось маловероятным, никогда не устраивала свиданий ранее четверти первого. Но если в этом отношении Боскому не повезло, удача благоприятствовала ему в том смысле, что Элинор в первый раз поднялась туда без четверти двенадцать, а во второй, после тщательных поисков исчезнувшего ключа, через несколько минут после убийства — как раз в нужное время, чтобы вызвать подозрение, на что Боском и рассчитывал.

И наконец, блокировав проход со стороны площадки кражей ключа, Боском позаботился о том, чтобы блокировать его и со стороны крыши. Сломанный засов был починен и задвинут. Если Элинор не могла подняться, то Хейстингс не мог спуститься, чтобы выяснить причину. Боском не пренебрег ничем, он предусмотрел даже те возможности, в которые не верил, и держал в руке тысячу нитей, восторгаясь своей способностью не путаться в них. Фактически он играл в шахматы на дюжине досок и наслаждался этим. Но, несмотря на всю изобретательность, Боскома постигла неудача, и меня не слишком огорчает, что его ждет виселица.

Хэдли глубоко вздохнул и закрыл записную книжку. Огонь догорал в камине, дождь начался снова, и Мелсон уже подумывал о том, как эта краткая интерлюдия отразится на его работе над Бернетом.

— Пожалуй, это все, — сказал старший инспектор, снова взяв стакан. — Кроме того, что вы делали во второй половине дня и вечером.

— Пытался раздобыть надежные доказательства. Господи, у меня ведь не было абсолютно ничего против этого человека! Да, в его спальне имелась скользящая панель, сквозь которую он мог выбраться в коридор, — ну и что из того? Боском посмеялся бы надо мной. Двое свидетелей поклялись бы — пускай неохотно, — что он все время сидел в кресле. Его алиби было неопровержимым, и тем не менее я должен был его опровергнуть.

Из уважения к вам я вначале пробовал более мягкие методы. Существовал шанс, что кто-то в ювелирном отделе «Гэмбриджа» мог запомнить человека, покупавшего дубликаты украденных предметов. Я направил двух ваших людей по этому следу, но он был слишком слабым. Даже если бы в Боскоме опознали человека, покупавшего браслет и серьги, он только укрепил бы свою позицию защитника Элинор, просто заявив, что покупал их для нее. Поскольку эти предметы не являлись украденными, мы должны были решить, что он по-прежнему галантно ее защищает… Моей последней, столь же слабой нитью было письмо «Стэнли». Если это было послание Боскому, стертое жидким выводителем чернил, я надеялся, что микрофотографическая обработка проявит стертый текст: «Дорогой Боском! Вот книги, которые вы просили» или что-то в этом роде. Я поехал к старому другу-французу, который живет в Хэмпстеде и ранее сотрудничал с Бенколеном в полицейской префектуре Парижа; он все еще увлекается криминалистикой. Он проверил письмо. Нам удалось проявить смутно различимые слова — их было достаточно, чтобы доказать невиновность Стэнли в написании фальшивого письма, если бы случилось худшее, но они не указывали на Боскома.

Тогда мне пришлось разыграть мою последнюю, рискованную и, возможно, смертельно опасную карту. Я был вынужден обратиться к Стэнли — единственному человеку, которого боялся Боском, — рассказать ему все, состряпать для него этот план и дойти до такой крайности, чтобы попросить безумца притвориться безумным! Я знал, что он пойдет на это и что, если мы добьемся успеха, вы и ваш отдел выберетесь из чудовищной передряги. Но величайшая опасность заключалась в том, что этот человек, согласившись, мог свихнуться окончательно и попытаться воздействовать на Боскома настоящими пулями… Ну, за тот вечер у меня прибавилось седых волос. Я снабдил Стэнли холостыми патронами для его револьвера и держал под разными предлогами оружие у себя, пока вез его в дом Карвера — он действительно приехал со мной. Потом я посвятил в свой план двух полисменов, дал сигнал поднять занавес перед началом моего шоу и едва не заставил поседеть вас. Это был выстрел наугад, вероятно, глупый поступок, и я не испытывал большего нервного напряжения, чем когда щелкал бичом перед лицом настоящего сумасшедшего, притворяющегося таковым… Но… — И доктор глубоко вздохнул.

* * *

В передовице «Дейли трампетер» говорилось: «Вновь был продемонстрирована эффективность стражей закона, в том числе тех, кто более не связан с полицией, но остается преданным ей даже в отставке. Мы можем с гордостью заявить что подобное возможно только в Британии…»

— Черт побери! — проворчал доктор Фелл. — Для них это был единственный способ не потерять лицо. Налейте еще стакан пива.