Онлайн чтение книги Амстердамский крушитель Dekok and the Geese of Death
1

— Старик уже был дохлым, когда я его нашел… твердый, как соленая… как покойник. Я до него дотронулся, и он свалился. Такая жуть… как в дурном кошмаре. Я просто поверить не мог, что он откинулся.

Лицо молодого человека дергалось, он хаотично двигал руками, как будто пытался поймать что-то, до чего не мог дотянуться.

— Такая жуть, — повторил он. — Я всегда боялся, что когда-нибудь кто-нибудь возьмет и прямо при мне откинется.

Инспектор Декок из городской полиции Амстердама (убойный отдел) с усмешкой взглянул на Игоря Стаблинского и покачал головой.

— Не верится мне что-то, что ты испугался, — сказал он.

Молодой человек заколебался. Облизал сухие губы и нахмурил брови.

— Вы не понимаете, как это может травмировать человека? — неуверенно спросил он. В выражении лица и голосе наметилось нечто мученическое.

Декок спокойно посмотрел на него. Внезапно лицо старого сыщика стало бесстрастным.

— Вряд ли тебя можно назвать травмированным, Игорь, — произнес он насмешливо. — Нет, ты у нас парень крутой. Ты заранее планировал, как разобьешь голову Самуэлю Лайону; ты подобрал подходящее орудие, твой ломик. Тебя ничего не волновало, ты не колебался ни минуты. Чего волноваться — старик дремлет в кресле. Сидит спиной к тебе, Игорь. Даже если бы он не спал, он бы тебя не заметил. Он был слишком глух, чтобы услышать твои шаги.

Игорь Стаблинский вскочил со стула.

— Я его не убивал! — завизжал он. Он наклонился в Декоку — глаза выпучены, жилы на шее натянуты. — Вы меня слышите? Я его не убивал! Старик был уже мертв, когда я пришел.

Декок спокойно смотрел на него и слегка улыбался. По предыдущим допросам он знал, насколько упрямым может быть Игорь Стаблинский. Какими убедительными ни были бы улики, Игорь упорно настаивал на своей невиновности. Хотя его страстная ложь никого не убеждала, она укрепляла его решимость.

Декок вздохнул.

— Сколько раз ты еще собираешься повторять эту свою выдумку? — устало спросил он. — Десять раз? Двадцать? Это утомительно, а я очень устал. Слушай, скажи хоть раз правду, ради разнообразия.

Стаблинский крепко сжал губы, чтобы не сказать ни одного лишнего слова.

— Я говорю правду, — наконец прошипел он.

После небольшой паузы он продолжил уже более спокойно, почти нормальным своим голосом:

— Абсолютную, чистую правду. Я обнаружил старика твердым, как соленая треска… как я уже сказал.

Он снова откинулся на спинку стула.

— Что бы вы хотели от меня услышать? — нагло спросил он. — Ложь? Вы на самом деле хотите, чтобы я сказал, что вышиб старику мозги? Почему? Зачем мне на себя наговаривать? Для пущей славы инспектора Декока?

Старый инспектор вздохнул и позволил себе расслабиться.

— Моя слава, как ты выразился, не имеет к этому никакого отношения. Оглянись — напоминает ли тебе обстановка чаепитие у знаменитостей?

Стаблинский наклонился ниже к столу инспектора.

— Тогда зачем вам это? — спросил он.

Декок не сводил глаз со своего оппонента.

— Я не только защищаю общественность, я еще и вершу правосудие.

Молодой человек окинул инспектора насмешливым взглядом:

— Правосудие… для кого?

Декок не ответил. Он потер лицо ладонью, одновременно глядя на Стаблинского сквозь раздвинутые пальцы. Он знал, что этому парню тридцать пять лет, но выглядел тот значительно моложе. Игорь был почти красив: четко очерченный нос немного крючком был правильно расположен на его узком, бледном лице со слегка выдающимися скулами. Но бледно-голубые, настороженные глаза были, возможно, чересчур близко посажены. Слегка впалые и прикрытые тяжелыми веками, они придавали лицу странное выражение. Он напоминал стервятника, который внимательно наблюдает за последними трепыханиями своей жертвы.

Декок снова вздохнул, открыл один из ящиков стола и вытащил оттуда ломик, выкрашенный голубой краской. Он лежал в прозрачном узком полиэтиленовом пакете. Открытая часть пакета была завязана куском бечевки. На узле бечевки — кусочек свинца, на котором специальными щипцами был вытеснен значок полиции Амстердама. Это был общепринятый способ — таким образом материальные улики защищались от случайных отпечатков пальцев, а также попадания чужеродных материалов на объект.

Он положил лом в пакете на стол перед собой, карандашом указал на несколько седых волосков и пятна крови на поверхности лома.

— Послушай, Игорь, — терпеливо сказал он, — одной этой крови достаточно, чтобы доказать, что старину Сэма убили этим ломом. — Он наклонил голову и искоса взглянул на подозреваемого. — Это ведь твой лом, верно, Игорь? — добавил он.

Молодой человек на мгновение прикрыл глаза. Затем медленно открыл их.

— Он не мой, — проворчал он. — Никогда в жизни не видел этого лома. Сколько раз я должен повторять?

Декок снова вздохнул, как будто ему все уже надоело. Он порылся в стопке бумаг на углу стола.

— У меня тут запись допроса миссис Броойман, экономки Самуэля Лайона, — сказал он спокойно. — По ее словам, она находилась в соседней комнате, лежала в постели, когда услышала шум падения. Она испугалась, сразу же встала и накинула халат. Открыв дверь в гостиную, она увидела, как ты склонился над телом Самуэля Лайона. Ты поднял голову, немного помедлил, а затем выскочил в открытое окно.

Стаблинский пожал плечами.

— Тут все правильно, — сказал он. — Незачем повторяться. Я знаю об этом заявлении. Я даже признался, что был там.

Но Декок продолжил, не обращая внимания на его слова.

— Учитывая наш предыдущий опыт общения с тобой и твоим хитроумным адвокатом, мы добились абсолютно точной твоей идентификации. Свидетельница нашла тебя среди четырех групп абсолютно разных людей, причем все такой же комплекции и такого же типа. Среди четырех групп!

Декок поднял довольный взгляд от отчета и посмотрел на подозреваемого:

— Миссис Броойман была совершенно твердо уверена. Она поклялась, что не могла ошибиться, что узнала бы тебя из тысячи.

Стаблинский заерзал на стуле, но Декок не обратил на него внимания.

— И это меня совсем не удивляет, — сказал он. — Раз увидев твою рожу стервятника, вряд ли когда-нибудь ее забудешь.

Внезапно в глазах Стаблинского вспыхнула злоба.

— Это оскорбление, Декок, — огрызнулся он. — Я не обязан такое слушать! Незачем переходить на личности. Какое отношение имеет мое лицо ко всему этому делу? Я же не говорю вам, что ваша физиономия напоминает рожу старого побитого боксера… какого-то невыспавшегося гуляку, который постоянно под градусом.

Инспектор от души рассмеялся.

— Ты прав, Игорь, — сказал он. — Извини меня. Не стоило переходить на личности. «Рожа стервятника» — грубое выражение. Не стоило так говорить. Но ты сам виноват, так уперся в своем вранье, что и святого выведешь из терпения. А я никогда не претендовал на святость. Ты можешь продолжать утверждать, что белое — это черное и наоборот, но повторенная ложь не станет правдой. Я просто хочу с тобой поговорить, Игорь, но твое поведение мешает нормальному разговору.

Стаблинский ухмыльнулся:

— Вы сами виноваты. Это ведь вы меня выпустили, инспектор.

Декок медленно кивнул.

— Не было доказательств, — признался он с сожалением в голосе. — Тогда не в твоих интересах было признаваться. По сути, это было бы бессмысленно. Признание себя виновным привело бы к тому, что ты провел бы лучшие свои годы в тюрьме. В то время у тебя еще не было репутации убийцы. На тебя ничего не было, кроме мелких нарушений. — Декок печально улыбнулся. — Тогда мы всего лишь знали, что настоящим игроком ты не был. Ты совершил несколько мелких грабежей, причем предпочитал дома пожилых людей. У нас не было доказательств, чтобы доказать в суде твою причастность к убийству…

Декок замолчал и глубоко вздохнул.

— Но на этот раз… — сказал он, — на этот раз все обстоит иначе. Теперь у меня есть четкие и ясные доказательства, так что ни один судья в Голландии, каким бы податливым он ни был, не сумеет снять тебя с крючка. Вот почему бесполезно все отрицать. Более того — глупо.

Голос Стаблинского снова стал визгливым.

— Я сам решаю, что глупо, а что нет, — упрямо заявил он.

Декок пожевал губами и покачал головой:

— Глупо было проламывать голову беззащитному старику, жестоко и грязно. Убийство Самуэля Лайона — дело рук маньяка, сумасшедшего.

Стаблинский снова вскочил на ноги:

— Когда это кончится?! Когда вам надоест повторять одно и то же? — Он кричал, на губах выступила пена. — Я знаю свои права! — Он поднес правую руку ко рту, облизал кончики пальцев, затем поднял руку: — Я клянусь, Декок, что я не убийца. Клянусь могилой моей матери, я НЕ УБИВАЛ этого старика.

Декок равнодушно пожал плечами.

— Ты меня не впечатлил, — спокойно заявил он. Инспектор поднял глаза на Стаблинского: — Как говаривала моя старая матушка, тот, кто легко клянется, так же легко лжет. — Он указал на стул перед своим столом. — Сядь, Игорь, — резко, с некоторым раздражением сказал Декок. — Ты действуешь мне на нервы.

Стаблинский неохотно уселся на стул. Инспектор немного покопался в ящике стола и нашел там маленькую книжку в коричневом кожаном переплете: это был деловой календарь.

— Догадайся, что еще у нас есть в дополнение к показаниям миссис Брооймен, волосам и крови жертвы на ломе? Мне эта книженция попалась на глаза во время обыска в твоем доме: оказалась во внутреннем кармане твоей спортивной куртки.

Декок открыл книжку и полистал страницы.

— Здесь я нашел, — продолжил он, — имена и адреса. Среди них были и имена и адреса миссис Линсхот и Самуэля Лайона. Полагаю, у тебя найдется разумное объяснение?

Стаблинский снова поерзал на стуле. Декок улыбнулся.

— Ну, — сказал он, — лично я рад, что не вхожу в круг твоих знакомых. Для некоторых из них жизнь закончилась весьма трагично.

Он еще полистал страницы, разыскивая ту, что требовалась ему в данный момент.

— Мы с моим напарником Фледдером проверили весь список. Можно даже сказать, что мы сделали это дважды… — Он хмуро усмехнулся. — Те из этого списка, кто еще жив, все люди состоятельные… пожилые состоятельные люди…

Он взглянул на Стаблинского.

— Что ты задумал, Игорь? — мягко спросил он. — Ты собирался убрать их одного за другим, не торопясь? В чем твоя проблема? Ты что, страдаешь особой ненавистью к богатым старикам?

Но Игорь Стаблинский продолжал настаивать:

— Повторяю, не было никакого плана. Я не убийца.

— Будешь возражать, если я позволю себе с тобой не согласиться?

— Я ничего не имею против стариков.

Декок снова хмуро усмехнулся:

— Если, конечно, у них не полно денег.

Стаблинский с ненавистью взглянул на человека, сидящего напротив него. Его щеки постепенно покраснели, а стальные глаза сузились, приобретая кровожадный блеск.

Декок положил книжку на стол и откинулся на спинку кресла. Его лицо приняло задумчивое выражение.

— Мне показалось странным совпадением, — сказал он медленно и задумчиво, — что к обеим жертвам… миссис Линсхот и старине Сэму… убийца или убийцы подкрались сзади. — Он склонил голову и взглянул на Игоря. Ему удалось встретиться с ним взглядом. — Готов поспорить, что у тебя не хватает мужества взглянуть в глаза даже самой слабой жертве.

За спиной Декока резко зазвонил телефон. Инспектор бросил книжку назад в ящик и повернул кресло наполовину, чтобы снять трубку. В тот момент, когда он поднес ее к уху, раздался резкий крик:

— Декок!

Это был голос Фледдера.

Декок снова повернулся к столу и, сразу же осознав опасность, резко крутанул кресло в сторону, одновременно отталкиваясь от стола. Колесики проделали остальную работу, откатив его из опасной зоны. Одновременно телефонный аппарат грохнулся на пол.

Ломик, все еще в полиэтиленовом пакете, со страшным грохотом обрушился на край стола в нескольких дюймах от того места, где только что находилась голова Декока. Пока Фледдер боролся со Стаблинским, инспектор поднял телефонный аппарат и крикнул в трубку:

— Подождите секунду, пожалуйста.

Он держал трубку, пока несколько офицеров, сидевших за соседними столами, помогли выволочь Стаблинского из большой комнаты, где находились детективы. Затем он продолжил разговор, стараясь скрыть легкую дрожь в голосе.

После того как орущего и визжащего Игоря Стаблинского увели два констебля в форме, Декок положил трубку на рычаг. Лицо его приобрело серый оттенок; он был явно выбит из колеи. Положив ладонь на стол, он провел ею по металлическому бортику, обнаружив большую вмятину. Затем взглянул в обеспокоенное лицо Фледдера.

— Спасибо, сынок, — тихо сказал он.

— Я как раз только что вошел, — улыбнулся молодой инспектор.

— Я допустил оплошность, — признался Декок. — Нельзя было оставлять ломик на виду. И мне не следовало допрашивать его без наручников. — Он слабо улыбнулся: — Извини, что я тебя не подождал.

Он глубоко вдохнул и шумно выдохнул. Сердце уже начало биться нормально. Он взглянул на напарника и снова улыбнулся:

— Наверное, теперь мы наконец-то уберем телефонный аппарат из-за моей спины. Он слишком отвлекает. Поставь его туда, где он стоял раньше — на мой стол: так я буду чувствовать себя нормально.

Фледдер все еще выглядел обеспокоенным. Декок улыбнулся, чтобы поддержать его:

— Я понимаю, что телефонный аппарат тут ни при чем. Хотя я точно знал, что мне никогда не следует поворачиваться спиной к Игорю, резкий звонок заставил меня поступить неразумно.

Фледдер сел верхом на стул перед столом Декока:

— Он признался?

Декок отрицательно покачал головой:

— Мне кажется, он скорее предпочтет медленную смерть.

Фледдер нетерпеливо махнул рукой:

— То, что он только что сделал, называется попыткой убийства. Разве это само по себе не признание? Во всяком случае, это доказывает, что Стаблинский способен на убийство… и всегда готов размозжить голову жертве и любому, кто встанет на его пути.

Декок помедлил, прежде чем ответить. Он потер ладонью шею под воротником, будто ему не хватало воздуха, рассеяно заметил, что шея влажная. Подмышки тоже промокли от пота.

— Нам не удастся это использовать в качестве свидетельства в делах миссис Линсхот и Сэма Лайона. Даже средненький адвокатишка сможет объяснить нападение на меня целым рядом причин. Игорь не дурак, а его адвокат более чем компетентен. Скорее всего, эта парочка что-нибудь придумает. Я не удивлюсь, если они еще и жалобу на меня подадут.

— На вас?

— Да.

— На каком основании?

— Применение насилия, например.

Фледдер оторопело смотрел на него.

— Разве вы его били?

Декок рассмеялся:

— Разумеется, нет. Надеюсь, на это у меня ума хватает. Я пальцем до него не дотронулся. — Он пожал плечами. — Но подобные жалобы вообще не нуждаются в правдивых фактах.

Фледдер совсем растерялся.

— Не нуждаются в правдивых фактах? — переспросил он. — Но ложное обвинение преследуется по закону.

Декок широко ухмыльнулся:

— Только не в том случае, когда жалоба направлена против офицера полиции. — Слова прозвучали цинично. — Я ни разу не слышал, чтобы кого-нибудь осудили за ложное обвинение полицейского. Похоже, в Голландии это разрешено.

— Вы разозлили Игоря?

Декок перебирал в уме разговор, глядя в пространство. Он обладал редкой способностью вспомнить после допроса слова, выражения лица и жесты. Затем инспектор отрицательно покачал головой.

— Нет, — задумчиво ответил он. — Временами разговор становился несдержанным. Нельзя сказать, чтобы мы обменивались любезностями, но мне думается, что настоящей злобы я у него не вызвал. Скорее, Стаблинский притворился, что впал в ярость.

— И? — настаивал Фледдер.

— И ты знаешь, что не всегда получается во время допроса оставаться совершенно спокойным. Случаются моменты, когда эмоции грозят тебя захлестнуть — такая уж работа. А Игорь Стаблинский очень умный подозреваемый. Он понимает, что упрямое, глупое отрицание выводит из себя. Как и любой следователь, я начинаю терять терпение, потом выхожу из себя. На этот раз я продолжал допрос, поскольку полагал, что он вот-вот расколется. И тут зазвонил телефон.

Фледдер задумчиво взглянул на него:

— И кто звонил?

Декок поморщился.

— Вот это самое странное, — сказал он. — Звонила женщина, старая женщина. Хотела узнать, не знаю ли я чего-нибудь о ее гусях.

— Гусях?

— Так она сказала.

— Что за женщина? Она назвалась?

— Да, — ответил Декок, — звонила миссис Бюилдайк.

Фледдер явно удивился:

— Бюилдайк? Живет на берегу Амстела?

— Да.

— Ее имя и адрес есть в списке Стаблинского Декок хлопнул себя ладонью по лбу:

— Ну разумеется. Из-за всей этой суеты я не сразу сориентировался. Давай выясним побольше насчет этой милой дамы.