Онлайн чтение книги Дело мерзкого снеговика
Глава 13

И вновь доктора Богана положили на лопатки. Найджел передал инспектору Блаунту рассказ Эндрю. Сначала Блаунт усомнился в его достоверности: как и всякий полицейский, он испытывал неприязнь к мелодрамам, а признание Эндрю заводило расследование на слишком тернистый путь. Но его добросовестность взяла верх, как и всегда, если это было необходимо для раскрытия преступления.

– Ну вот, доктор, – произнес он вкрадчиво, – у нас тут всплыло кое-что, о чем я хотел бы перекинуться с вами словцом. Вы… э-э… конечно же знакомы с эффектами гашиша?

Доктор Боган кивнул. Его глаза не мигая уставились на Блаунта. Инспектор выдержал минутную паузу, в течение которой прилежно очинивал карандаш. Но тут его любимая тактика – долгим молчанием заставить оппонента выбраться из своих укреплений – не сработала. Боган, полностью расслабившись, рассеянно теребил бороду, вовсе не проявляя желания принимать эстафету в разговоре.

– Ну вот, – отозвался Блаунт, – и готово. До чего здорово этими использованными лезвиями чинить карандаши!

– Конечно, – насмешливо отвечал Боган, указывая на свою бороду, – если не бреешься, невыгодность положения только в этом.

– Именно. А теперь не окажете ли любезность, рассказав нам, как произошло, что у вас оказались сигареты, набитые гашишем?

– Марихуаной, если точнее, – ответил доктор, слегка улыбаясь. – Как я понял, вы намекаете на те, что заперты в моей шкатулке для денег? И у вас, не сомневаюсь, есть ордер на обыск?

– Есть. Но эти данные о сигаретах я получил не при обыске. Мне почему-то кажется, что вы не станете возмущаться, если увидите, что одна из них исчезла.

– А вот это не совсем связано с делом, – жестко произнес доктор. – Это – один из профессиональных секретов.

Блаунт снова замолчал на некоторое время, и снова безрезультатно. Наконец с некоторой досадой произнес:

– Я спросил, как у вас очутились…

– Ясно. Если я и скрыл этот факт, то по одной причине: мне не хотелось расписываться в неудаче. В тот же день, когда я попал в этот дом, я обнаружил, что моя пациентка курила эти сигареты. У меня и раньше имелись такие подозрения. Я конфисковал сигареты, но ничего не говорил о них, даже когда увидел, что у кота шерсть стала дыбом (я не сомневался, что его одурманили наркотиками), потому что это свидетельствовало о более низкой эффективности моего лечения, чем мне казалось, и потому что этого требовала моя профессиональная этика.

– У вас есть предположения, кто взял у вас сигареты для одурманивания кота?

– Нет. Сначала я приписал это обычной шутке мисс Ресторик, но потом, когда я открыл свою шкатулку, то увидел, что две сигареты пропали.

– Вы спросили, ее ли это рук дело?

– Да, сразу же после случая с котом. Она все отрицала. Но боюсь, что наркоманам верить нельзя. Правда, с другой стороны, я и сам не понимаю, зачем ей понадобилось устраивать такие глупые представления.

– Сразу же после? – уточнил Найджел. – Это когда вы сказали ей «подклей»?

Доктор Боган бросил на него оценивающий взгляд:

– Да. Так она говорила о действии сигарет с марихуаной. Это американский сленг, вы же знаете.

– Это случилось с ней на последних этапах лечения – курение марихуаны?

– Насколько я знаю.

– Фамилия Инглман вам о чем-нибудь говорит?

На короткое время взгляд Богана принял отсутствующее выражение, и лицо его сделалось почти идиотским.

– Инглман? Инглман? О чем-нибудь говорит? Я не совсем понимаю… Я не знаю никого с такой фамилией!

– Доводилось ли вам бывать в…?– Блаунт назвал тот американский городок, где Элизабет и Эндрю учились в школе.

– Нет, никогда. Насколько я понял, вы предполагаете, что если мисс Ресторик говорила о действии сигарет с марихуаной, используя американский сленг, то ее наркопоставщики должны были быть американцами? Видно, вы окончательно записали меня в преступники. А что, этот Инглман был ее поставщиком?

– А сами вы не спрашивали у нее, как звали поставщика?

– Спрашивал. Но она мне не сказала. Это был тот же самый, что и с кокаином. Но не мог же я давить на нее, в самом деле. У наркомана легко потерять доверие, если производить впечатление, что подрабатываешь в полиции.

Блаунт снял пенсне, подышал на стекла и энергично протер их рукавом.

– Ну что ж, спасибо, доктор. На сегодня все. Наведение справок, как вы знаете, начнется завтра. Расследование будет отложено до выяснения дальнейших деталей, и вы сможете вернуться к своим пациентам.

У двери Боган искоса посмотрел на них:

– А у вас, я вижу, свои источники, инспектор.

Блаунт просиял:

– О да, у нас тоже есть свои профессиональные секреты… Гм-м, располагает к уважению, – добавил он, когда доктор вышел. – Весьма остроумен. А может быть, просто говорит правду. Таких, как этот, никогда не знаешь. Да уж, да уж… А теперь обратимся к прошлому. Нудное занятие. Пусть американская полиция тоже немного поучаствует.

– Ты думаешь, с этим Инглманом может быть что-то связано?

– Не знаю. Но я всегда настораживаюсь, если свидетель не проявляет никакого здорового любопытства. Такое впечатление, что он изо всех сил притворялся, когда я спросил про Инглмана и Америку. Готов поспорить, гораздо естественнее на его месте было бы разозлиться и спросить, какого черта я хожу вокруг да около.

Инспектор вышел, захватив своего сержанта и одного из местных, чтобы продолжить осмотр здания. Найджел ему не завидовал – искать что-то в таком-то большом и промозглом доме, как Истерхем-Мэнор! Но Блаунт бы все равно это сделал. Если еще оставались какие-то улики, он должен был их найти. Найджел даже поморщился, вспомнив об ужасающем упорстве и скрупулезности Блаунта. Инспектор действовал словно пылесос. Пылесос? И тут Найджела осенило. Горничная в утро перед убийством обошла всю спальню Элизабет Ресторик с пылесосом, поэтому Вилл Дайке не мог потерять там щетинку от одежной щетки в свое предшествующее уборке посещение! Или он был у Элизабет в комнате в ночь убийства, или щетинку подложили!

Итак, если предполагать, что Дайке не убивал Элизабет и щетинку подбросили, другие улики – сожженные бумаги в богановском камине – указывали на Богана. Не могло же случиться так, что какая-то третья сторона, убийца, попыталась очернить сразу двух человек из обитателей дома.

Найджел и Джорджия возвращались обратно в Дауэр-Хаус. По дороге она рассказывала ему, чем закончилось его поручение. Джон и Присцилла поначалу замкнулись в себе: то, как их тетя откликнулась на невинный маленький скетч, насторожило детей. Тем не менее Джорджии удалось вызвать обоих на откровенность. С их слов, наутро после скетча тетя Бетти вошла к ним в детскую и взяла с них слово не брать сигареты ни у кого, пока они как следует не вырастут. Она «ужасно развеселилась», как описала это Присцилла, когда они сразу же и без всяких вопросов пообещали.

– Я вспомнила, что марихуану кладут еще и в сладости, – рассказывала Джорджия, – поэтому спросила их, говорила ли Бетти что-нибудь о сладостях. Они ответили, что тетя просила их сразу же сказать ей, если кто-нибудь даст им сладости, от которых им станет хорошо. Понятное дело, они ответили: «Заметано». Джон был перевозбужден и спросил ее, не собирался ли кто-нибудь отравить их, как Белоснежку.

– И что же?

– Нет. Не было ни шоколада, ни сигарет.

– А Элизабет не предостерегала ли их от каких-то конкретных людей?

– Нет. Думаю, они бы мне сказали. А что у тебя?

Найджел вкратце пересказал ей показания Эндрю, и за этим разговором их и застали ворота Дауэр-Хаус.

– Какое ужасное, жуткое дело! – проборомотала Джорджия. – Я уж начинаю думать, что лучше бы мы сюда не приезжали. Есть одна вещь, в которой тебе стоит разобраться. Эндрю явственно намекнул, что за всем стоит Боган. Да, мне по душе Эндрю, а от Богана у меня мурашки по коже. Но надо выяснить, нет ли у Эндрю какой-то своей особой причины иметь зуб против Богана.

– Как же это сделать?

– Можно прямо спросить у Богана. Если он даст какое-то объяснение, мы с легкостью все проверим.

После полдника Найджел в одиночестве побрел обратно в Мэнор. За поворотом дороги его взгляду предстал дом и весьма любопытное зрелище.

Джон и Присцилла катили огромный снежный шар, который все увеличивался, оставляя позади себя полосу обнажавшейся зеленой травы. Эндрю Ресторик подбадривал их, а мисс Эйнсли с весьма заискивающим видом стояла в сторонке, словно хотела принять участие в забаве, но сомневалась, нужна ли она там. Сказочное, как у принцессы, голубое с капюшоном пальто Присциллы, алые шерстяные перчатки мисс Эйнсли, бежевый овечий жилет Эндрю и розовые щеки Джона – все вместе радовало глаз веселой игрой красок на фоне покрытого снегом Истерхем-Мэнор. Дети пронзительно и возбужденно смеялись – трагедия будто совсем истаяла.

Эндрю скрылся в доме и через минуту появился снова – уже с кухонным стулом. Довольно бесцеремонно усадив на него мисс Эйнсли, он сказал:

– Мы должны изваять статую нашей славной королевы Виктории. Ты будешь позировать.

– О, только не я, – смеялась она защищаясь, – я же просто умру от холода, вот и все.

– Без паники. Мы не собираемся тебя туда замуровывать. Просто сиди здесь и хлопай в ладоши, чтобы согреться, как королева Виктория.

– Но она же не ходила на хоккей! Или ходила?

На реплику мисс Эйнсли никто не обратил внимания, и она повернулась к Найджелу:

– Вот и мистер Холмс. Может, вы следы ищете? А то их тут сколько хочешь!

– А почему вы зовете его «мистер Холмс»? – спросила Присцилла.

– Да потому что он – детектив, идиотка! – любезно подсказал Джон.

– Так-так, шантрапа, – съехидничала мисс Эйнсли. – Быстро к доске!

Джон хмуро отвернулся к своему снежному шару. Эндрю уже приладил его – как постамент для статуи. Сунув в рот сигарету, мисс Эйнсли нервно закурила. Потом сказала:

– Видно, брат Хивард такие забавы не совсем одобряет.

– Это почему же?

– Ну, он же такой зануда со своим этикетом! А книги об этикете не разрешают господам лепить снеговиков, когда их сестер только что…

– Заткнись, Эвнис! – Голос Эндрю прозвучал ровно, но со стальными нотками.

– Ты вспотел и стал довольно красивый, – внезапно снова возникла та. – От этого профиль Ресториков почти похож на человеческий – правда, мистер Стрэнджвейс?

Найджел что-то невнятно пробормотал в ответ. Эвнис с вызовом поглядела на Эндрю:

– С таким лицом, как у тебя сейчас, тебя никто не узнает. Какой бы чудесный домушник получился из Эндрю! Хотя, может, уже получился.

– Ну и болтовня у тебя, Эвнис, – сказал Эндрю, деловито вылепливая что-то из снега.

– Думаю, что мне позволительно и поговорить, раз уж приходится сидеть тут на холоде. Потрогай мои руки – они ледяные.

– Дома полно каминов.

Мисс Эйнсли от неожиданности вспыхнула, затем повернулась к Найджелу и сказала:

– У Эндрю такой тяжелый характер, как вы считаете? Это все из-за его эгоцентризма. Вполне безобидные слова он воспринимает в штыки. Бетти была совсем не такая. Она бы никогда и никому ни в чем не отказала.

В ее последних словах прозвучала боль, словно от обиды. Эндрю, нежно улыбаясь ей, подошел, поднял ее со стула, набрал снега и залепил ей рот. Дети завизжали от восторга и стали беспорядочно забрасывать друг друга снежками. Эвнис, отплевываясь и стряхивая с лица снег, тоже засмеялась.

– Скотина! – воскликнула она. – Ну, погоди! – Она с нарочитой ленцой бросилась снежком в Эндрю. Что-то в ее жестах, в голосе, в двусмысленном выражении глаз заставило детей прекратить возню.

Эндрю рассудительно заметил:

– Ну что, теперь согрелась, а, Эвнис? Тебе надо больше двигаться. – От этой вкрадчивой заботливости Найджел испытал неприятное чувство. – По-моему, надо приспособить этот стул для королевы Виктории, – продолжал Эндрю. – Ей нужен трон.

Он взял стул и начал облеплять его снегом, стараясь не замечать мрачных взглядов, которые бросала на него Эвнис.

Снеговик постепенно рос. У Эндрю оказались умелые руки, и скоро у всех на глазах начала получаться вполне узнаваемая скульптура. Мисс Эйнсли снова сумела выделиться, заметив, что у королевы Виктории от сидения на мокром холодном стуле может быть геморрой. Когда Эндрю заканчивал лепить снеговика, она пошла в дом и вернулась с дамской шляпкой с вуалью, которую откопала в театральном сундуке.

Она водрузила шляпку на голову изваянию, и тогда все отступили, чтобы полюбоваться на дело рук своих. Перед ними сидела обрюзглая, более крупная, чем в жизни, снежная фигура королевы, покровительственно взирая на фасад Истерхем-Мэнор, восточный ветер трепал креповую вуаль дамской шляпки. Эндрю дал Джону и Присцилле по полпенни каждому, чтобы те вставили их в пустые глазницы. В этот момент внезапно появился Хивард Ресторик, быстро направлявшийся к ним:

– Привет, ребятки. Я вижу, лепите снеговика?

– Да, папочка! Он просто классный, правда? Спорим, не угадаешь, кто это?

– Ох, дайте подумать. Повар?

– Нет-нет! – закричала Присцилла. – Это королева Виктория.

– Королева Виктория? Хм, вот как? – В голосе Хиварда довольно ощутимо послышался холод.

– О, дорогой, – пропела Эвнис, – мы произвели на свет lese-majeste [19]Оскорбление величества (фр.)..

Хивард подергал себя за ус.

– Простите, – отрывисто произнес он, – но мне не по душе эта шляпка. Джон, будь хорошим мальчиком, отнеси ее туда, где взял.

– Бедная я бедная, маленькая! Опять виновата! Это я, сэр, украсила королеву. Ну посмотри, разве не прелесть? По-моему, ей идет. Так кокетливо.

Эндрю с насмешкой глядел на них.

– Я не имел в виду кокетство, Эвнис, – заметил Хивард.

– Ну, не будь старым скупердяем! – резко бросила мисс Эйнсли – она не умела шутить легко.

Хивард нахмурился:

– Если надо выразиться яснее: мне не кажется, что при данных обстоятельствах эта шляпка здесь уместна.

– Ладно, может, она немного и demodee [20]Старомодна (фр.).,– сказала Эвнис, вскипая гневом.

Хивард снял со снеговика предмет спора и сунул его сыну:

– Отнеси это назад, старина. Сбегай с ним, Присцилла, ты хорошая девочка. – Когда дети отбежали на порядочное расстояние, он сказал Эвнис: – По-моему, ты меня намеренно не понимаешь. Пусть я и старомоден, но считаю чертовски дурным тоном выставлять напоказ эту шляпку, когда Бетти только что отошла в мир иной. Теперь я ясно выразился?

– Да, конечно, Хивард. – Эвнис трясущимися пальцами зажигала сигарету, но в ее голосе зазвучала неожиданная твердость. – Твои чувства позволяют тебе быть правым. Ты же сейчас в большом выигрыше, не так ли? Эвнис настырна, но ты забыл, что Бетти была моей подругой. А я не стыдилась ее, когда она была жива. И не пыталась затыкать ей рот. А сам ты – разве забыл, как она умерла?

– Слушай, Эвнис, я не понимаю…

– Бетти убили. Знаю, со стороны кого-то это чертовски дурной тон – убивать ее в Истерхем-Мэнор. Но так оно и есть.

– Должен тебе напомнить, что ты здесь у меня в гостях.

Мисс Эйнсли сняла с языка крошку табаку.

– Да, – сказала она, – как и Бетти тогда.

Последовало долгое молчание. Хивард отвел от нее свои голубые глаза:

– Не понимаю, куда ты клонишь.

– Вот как? – любезно осведомилась она. – Значит, нам надо поболтать об этом еще разочек. Наедине.

Странной, нелепо триумфальной походкой направилась она к дому; меховые сапоги оставляли небольшие аккуратные следочки на снегу.