Онлайн чтение книги Дело мерзкого снеговика
Глава 8

Итак, раздумывал Найджел, Кларисса имела непосредственное отношение к детству Элизабет. В те времена та была вовсе не великолепной Элизабет, какой она стала в последние годы и какой она стояла у него перед глазами, и не угрюмой, замкнутой девочкой, только что вернувшейся из Америки, а ребенком, подстрекающим Эндрю вылезти через огромную печную трубу Истерхем-Мэнор на всеобщее обозрение приглашенных на обед и сидящих в саду внизу; ребенком, оседлавшим высоченную изгородь, с выражением глаз, ясно говоривших (Кларисса нарочно это подчеркнула): «Снимите меня, если не побоитесь».

Найджел еще раздумывал надо всем этим, когда пришел полицмейстер Филипс, и Найджелу досталось все счастье испытать на себе достоинства его деревенского темпа жизни и медленной, сельской манеры говорить. Снег на дворе, который с каждым днем все больше и больше подтаивал, давал полицейскому большой выигрыш перед Найджелом и Скотленд-Ярдом – приятное досужее обсуждение такого предмета не терпело суеты. И все-таки полицмейстер был оперативен даже при всей своей скорости изложения. Он вынудил Найджела рассказать обо всем, с чем тот лично столкнулся в этом деле, в том числе и о его странном амплуа – раскрывателе кошачьей тайны, при этом с жаром подбадривая его, как учитель, выволакивающий из класса неслуха. Найджелу он нравился больше, чем взрывные и непредсказуемые субъекты из Мэнор, так крепко связавшие себя с жизнью усадьбы.

– Очень хорошо, мистер Стрэнджвейс. Очень полезные вещи, – произнес Филипс, когда Найджел окончил. – Мы могли бы на пару покумекать над этим делом, каждый со своего конца. Но майор Диксон собирается звонить в CID [14]CID – Criminal Investigation Department – Управление уголовного розыска Скотленд-Ярда., ведь на приеме было много народу из Лондона. Вы понимаете, мы же могли бы все это уладить, но есть небольшая загвоздка – уж слишком известен в этих местах мистер Ресторик. К нему нужен подход.

– Вы подтвердили, что это убийство?

– Нельзя сказать точно, пока мы не узнаем мнение экспертов о веревке. Но уже кое-что есть. – Филипс по привычке возбужденно перевел дух, окатив Найджела волной воздуха. – Кое-что уже есть. Да. – С сосредоточенностью сумасшедшего он покопался в кармане, выудив оттуда записную книжку, лизнул большой палец и стал переворачивать страницу за страницей: найдя нужную, он вздохнул с таким облегчением, будто нашел потерянного сына. Чтобы добраться до сути дела, этому человеку приходилось вязнуть в трясине приготовлений.

Во-первых, тщательный осмотр покрытой снегом местности подтвердил, что ни один посторонний человек не приходил в ночь убийства в Мэнор. Следов борьбы в комнате мисс Ресторик не обнаружено. Той ночью в кровати лежали, но потом постель не забыли заправить. На кровати была мятая ночная рубашка. Это ни о чем не говорит, потому что убийца мог все за собой прибрать. Одна красная туфля нашлась на полу, недалеко от висящего тела, другая под кроватью. Многочисленные отпечатки пальцев были сняты, и теперь с ними работают. Нигде нет и намека на посмертную записку, но полиция перерыла целую кучу писем и счетов, лежащих в бюро. Ближе всего к спальне покойной находятся спальни детей Ресторика, горничной детей, которая ходила за ними в отсутствие гувернантки, и Эндрю Ресторика. Остальная часть гостей спала в другом крыле дома. Ночью никто из них не слышал никаких подозрительных звуков.

– А вы опросили детей? – уточнил Найджел.

– Миссис Ресторик не хотела их волновать, сэр. Поэтому она сама задавала им вопросы в моем присутствии. Они сказали, что никто из них не слышал ночью никаких шагов мимо своей двери.

– Должен сказать, что вам не мешало бы более твердо проявить свои полномочия в этом семействе.

– Я говорил им, что это только обычная рутина, но некоторые из них глядели на меня весьма странно.

– Кто?

– Доктор Боган, сэр. И эта мисс Эйнсли. Конечно, в тот момент мистер и миссис Ресторик уже знали, что нам чего-то недостает.

– Я рассказал все Эндрю.

– Да что вы говорите? Ну и ну! Он довольно отстранен, но такой приятный в обхождении джентльмен. Помню его в лучшие времена, помню. Какими щедрыми и добрыми были он и бедная мисс Бетти!

– Как мистер Дайке воспринял опрос?

– Ошарашенно, сэр, – сказал полицмейстер, сделав паузу, чтобы найти подходящее слово, – он был ошарашен. С виду даже не понимал, что происходит вокруг. Этот джентльмен – писатель, так они мне сказали. Всегда любил взять в руки хорошую книгу.

– Ну что ж, старина, чем дальше, тем лучше. Но я думаю, что вам еще предстоит засучить рукава и повозиться с этим делом.

Филипс глянул на него победным петушиным глазком:

– Может быть, и придется. Во-первых, сэр, сегодня мы получили показания от мистера Ивза – это фермер и один из особых констеблей. Он сказал, что прошлой ночью обходил свои угодья и заметил в одном из окон Мэнор щель света. Было десять минут за полночь. Он собирался постучать и сказать им, но, когда подошел к дому поближе, свет погас – вот видите, какой важный джентльмен в округе мистер Ресторик, если этот мистер Ивз решил, что лучше уж будет спокойно шепнуть ему об этом словцо наутро. Мы пошли по его пути, и я попросил его показать, из какого окна был свет. Вся суть в том, что было уж очень темно, и мы не можем быть абсолютно уверены в нем, но он показал на окно мисс Ресторик.

– Гром и молния! Это же очень важно! Кто-то выключил в комнате свет в 12.10. Может быть, это была сама Элизабет, еще живая. Если она собиралась покончить с собой, она вряд ли стала бы гасить свет, чтобы перед этим немного поспать. Если предположить, что она решила именно в 12.10 уйти из жизни, то в это тоже как-то не верится – людям обычно не свойственно кончать с собой в темноте: во-первых, это неудобно с практической стороны, а во-вторых, психологические исследования подтвердили, что это ненормально. Получается большая вероятность того, что свет выключила не она сама. А значит, это сделал убийца. Вы проверили отпечатки пальцев на выключателе?

– Да, сэр, – отвечал Филипс с медленно нарастающим торжеством. – На выключателе лампы с ночного столика и на выключателе у двери не было никаких отпечатков. Поверхность обоих выключателей заляпана, скорее всего – перчатками.

– Вот как? Убийце пришлось повозиться.

– Но с дверью дело обстоит совсем иначе, мистер Стрэнджвейс. У этой двери – двусторонний замок. Запасной ключ горничной мог отпереть дверь, несмотря на то что внутренний ключ торчал в замке изнутри. Милли показала, что сегодня утром дверь была заперта, из-за чего и напрашивается вывод о самоубийстве. Но мы-то с вами отлично знаем, что существует много способов повернуть внутренний ключ, находясь снаружи. Он проделал все с помощью нитки и карандаша. Мы нашли следы от нитки, которые остались на краске двери.

– Неужто вы нашли и карандаш тоже? Я его не видел.

– Закатился под комод у двери.

– Есть на нем отпечатки пальцев убийцы?

– Нет, сэр, – степенно ответствовал полицмейстер Филипс. – Карандаш был взят из приемной. Они там для того и лежат, если гостям взбредет в голову что-нибудь написать.

– Так, хорошо. Еще что-нибудь?

– Знаете, сэр, как вы сами видели, рядом с телом не было ни перевернутого стула, ни чего-нибудь другого в этом роде. Конечно, бедная леди могла уйти из жизни – я думаю, что да, так, – со спинки своей кровати. Или даже – с самой кровати. Но обычно все становятся на стул.

– Да, на эту деталь особенно уповать нельзя. А что с веревкой?

– Миссис Ресторик сказала, что ее отрезали от мотка бельевой веревки, хранящейся у нее в шкафу. Этот шкаф будет дальше по коридору, следом за маленькой чайной. Кто угодно мог взять веревку. Но я все равно приму этот факт на заметку.

– Все указывает на то, что это было преднамеренное убийство.

– И я так думаю, сэр. – Полицмейстер выдохнул во всю силу своих легких. – Веревку для инсценировки самоубийства заготовили загодя. Карандаш с ниткой – чтобы запереть дверь на внутренний ключ. Дело плохо, сэр, уж слишком хладнокровно все проделано, понимаете?

– Ну да. Думаю, что теперь уже можно в общих чертах воссоздать хронологию преступления. В десять вечера Милли покинула мисс Ресторик. Как раз перед этим, как она сказала, та сидела в ночной рубашке, накладывая на лицо ночной крем, только что смыв свой дневной макияж. Получается, что все уже было готово ко сну. Но она была взбудоражена и сказала горничной не уносить одежду. Выходит, что довольно скоро к ней должен был кто-то прийти, и получается, что это было лицо мужского пола, потому что иначе мисс Ресторик не стала бы притворяться перед Милли, смывая на ночь свой макияж, а после ее ухода – не накрасилась бы снова.

– С этим «довольно скоро» и вся беда, не так ли, сэр? Вы вот предполагаете, что она сказала Милли не беспокоиться об одежде лишь для того, чтобы та не столкнулась с гостем, который должен был прийти с минуты на минуту. Но уверены ли вы, что он мог прийти к ней так рано? Ему могли встретиться люди. Кстати, вы все сидели в комнате Епископа до 10.30 или около того.

– Да. Это любопытно. Но нам придется на время забыть об этом. Кстати, я надеюсь, вы выяснили, когда разошлись все остальные?

Полицмейстер снова полез в свою записную книжку:

– Собрание начало расходиться вскоре после вашего ухода. Миссис Ресторик, мисс Эйнсли и мистер Эндрю Ресторик отправились на покой в одиннадцать часов. Доктор Боган и мистер Дайке – примерно через десять минут после них. Мистер Ресторик оставался внизу несколько дольше, но лег в постель около 11.30, как он сказал. Все слуги были в постели около 11.00, за исключением дворецкого, который обходил первый этаж и запирал двери и окна в 11.15, а ко сну отошел в 11.20. Тогда мы еще не могли устроить перекрестный допрос, чтобы сверить эти данные.

– Значит, около 11.30 все были в постелях. Теоретически убийство могло произойти в любое время между одиннадцатью и полуночью, а у убийцы были дополнительные десять минут, чтобы обставить дело как самоубийство. Но для того, чтобы попасть в комнату Элизабет, ему бы пришлось пройти мимо комнаты Эндрю Ресторика. Возможно, убийца сделал это тогда, когда Эндрю еще не уснул, но в таком случае он сильно рисковал. По логике вещей, он должен был дать Эндрю не менее получаса, чтобы тот погрузился в сон. Значит, он попал в комнату Элизабет с 11.30 до 12.10, до того момента, когда особый констебль увидел, как погас свет.

– Соглашусь с вами, мистер Стрэнджвейс, что период между 11.00 и 12.10 для нас наиболее интересен. Но мы еще не знаем, сам ли убийца выключил свет в 12.10. Может быть, у нее побывал кто-то еще?

– Да, думаю, что это возможно. Очень может быть, что в этом доме у нее было двое любовников. Кто бы еще решил пойти к ней в комнату в такое время?

– Убийце не стоило становиться ее любовником, сэр. А то ему могли указать на дверь.

– Что вы знаете о мистере Дайксе?

Полицмейстер с крысиным самодовольством поглядел на Найджела:

– Мне сказали, что мистеру Дайксу удалось уговорить ее на свадьбу. И тогда она…

– «Сказали», вы говорите?

– Информация получена от мисс Эйнсли, сэр. А миссис Ресторик наотрез отказалась что-либо сообщить, она сказала, что не выносит таких вещей. Мне это кажется вполне вероятным, мистер Стрэнджвейс, особенно если Дайке понимал, что в доме все время находится тот, кто стремится его оттуда выжить.

– Что ж, по-моему, мы кое-как разложили по полкам то, что смогли добыть. Теперь подождем результатов вскрытия.

Полицмейстер снова окатил его воздушным потоком и поднялся, направившись к выходу.

Найджел провел вечер, читая и играя в пикет с мисс Кэвендиш, – оба были несколько рассеянны.

Утром в одиннадцать Найджел услышал в телефонной трубке знакомый голос. Это был его старый приятель – инспектор Блаунт из Управления угрозыска Скотленд-Ярда. Скотленд-Ярд проинформировали.

– Удели мне примерно с полчаса, Стрэнджвейс, – произнес вежливый голос со слабым шотландским выговором. Блаунт никогда не тратил время на вступления. – Я прибыл в Мэнор.

– Твоя королевская воля. Странно, если бы они догадались тебя сюда подбросить. Ну, как здешняя погодка? Едва не забыл о приличиях.

– А, ничего, – без особого интереса отвечал Блаунт. – Только что получил результаты вскрытия. Больная была наркоманкой. Кокаин. Можешь поразмышлять об этом по дороге.

– Кокаин? Так я и думал. Сколько времени…

Но Блаунт уже положил трубку.

Когда Найджел вышел на деревенскую улицу, ударил порыв восточного ветра, пробрав его до мозга костей и, будто стальным обручем, сжав голову. Опаляющее дыхание ветра заморозило в теле все жизненные соки. Сразу за деревней люди выкапывали из сугроба машину – их дыхание небольшим парком подымалось в воздух. Наркоманка, думал Найджел. Бедная Бетти! Так он и предполагал. Все указывало на это – эксцентричность, резкие перепады от возбуждения к депрессии, агрессия.

Но это же было и странно. Наркомания не очень-то вязалась с его представлением об Элизабет Ресторик, которое отложилось у него глубоко в душе, – как о женщине, хранящей частицу невинности в самом центре своей разнузданности, о женщине с беспутной, но не порочной натурой. Такой жрице телесного наслаждения были ни к чему искусственные возбудители.

Когда Найджел прибыл в Истерхем-Мэнор, то сразу отправился в чайную, которую полиция превратила в свою штаб-квартиру. Несмотря на жаркий огонь, пылавший в большом камине, в комнате было промозгло – словно в вестибюле станционной гостиницы, подумал Найджел, с ее разнокалиберными столами, пачками писчей бумаги и железными пепельницами. И – опять же, несмотря на огонь, на инспекторе Блаунте красовался ночной колпак. Найджел никогда не одобрял людей в таких нарядах. Инспектор, размышлял про себя Найджел, все-таки не нарочно создан природой, чтобы походить на пиратов или кого-нибудь еще в этом духе – из разряда «людей с большой дороги». Но Блаунт все равно упорно считал, что, если ты лыс как колено, надо обязательно прикрывать голову от холодной погоды, даже в помещении. «Моя голова – мой инструмент, – обычно присовокуплял он к своему объяснению, – и я не могу позволить себе схватить простуду».

Когда Найджел вошел, в комнате находились также полицмейстер Филипс и сержант-детектив. Блаунт, сидя на письменном столе, пододвинутом поближе к огню, рассеянно помахивал своим пенсне в золоченой оправе в направлении стула. Найджел покорно забрал пенсне из его рук. Что же делать – когда на свете появляется тот, кто умудряется не замечать нелепую и хогартовскую [15]Хогарт Уильям (1697—1764) – английский живописец, график и теоретик искусства, мастер сатирического бытового жанра, разоблачающего пороки аристократии. распущенность белого ночного колпака, он всегда смахивает на банковского управляющего, решившегося сообщить клиенту, что тот превысил допустимый кредит.

– Я вижу, ты снова во что-то впутался, Стрэнджвейс, – сурово произнес Блаунт, и Найджел повесил голову. – Лучше уж сам расскажи обо всем, хочу услышать это от тебя лично.

– Я не имею права приводить слова других людей, – с достоинством ответил Найджел и стал излагать перед Блаунтом собственный взгляд на дело.

Сержант-детектив прилежно почесывался.

– Хм, – сказал Блаунт, когда он окончил. – Меня интересуют несколько вещей. Какое у тебя… э-э… толкование кошачьих кувырков?

– Я склоняюсь к мысли, что в молоко что-то подмешали. Надо проверить, бывает ли наркотик, который так действует. Кокаиновое бешенство давно известно, но не может быть, чтобы кокаин действовал на животных так же, как на людей. Может, это была просто шутка. Но теперь мы уже знаем, что мисс Ресторик оказалась наркоманкой, и можем допустить, что между случаем с котом и убийством есть связь. А вдруг кто-то пытался дать ей этим понять, что он знает о ее пристрастии к наркотикам?

– Первый намек шантажиста? Или же предупреждение? Но почему этот человек не сказал все в открытую? – спросил Блаунт.

– Понятия не имею. Может, по каким-то причинам он не хотел показывать ей, что это он? Шантажисты любят оставаться анонимами.

– Все это теории! – Блаунт размашисто махнул рукой. – Ты уже думаешь на кого-нибудь?

– Мисс Кэвендиш – это кузина моей жены, у которой мы остановились, – сказала, что во время кошачьего бешенства Эндрю Ресторик очень внимательно смотрел на сестру. Она сказала, что это было как в «Гамлете». Ты же помнишь то действие, где…

– Я смотрел постановки этой пьесы, – сухо ответил Блаунт.

– Может быть, Эндрю не знал наверняка, была ли его сестра наркоманкой, и решил кинуть пробный шар.

– Это предположение можно принять, но со слишком большой натяжкой, Стрэнджвейс. Во-первых, это подразумевает, что покойная должна была догадаться об участии наркотиков в кошачьих выходках, а во-вторых, что Эндрю – о котором мы говорили как об исключительно добром к своей сестре человеке – не стал высказывать ей свои опасения по-хорошему. Хватит предположений! Будьте добры, попросите войти доктора Богана.

Сержант вышел. Блаунт с неохотой снял свой колпак и переместился на стул, спиной к огню. Когда врач вошел, Блаунт выглядел погруженным в бумаги, лежащие перед ним на письменном столе. Выдержав значительную паузу, в которой доктор Боган отсутствующе прореживал пальцами свою бороду, Блаунт посадил кляксу на лист бумаги, поднял глаза и сказал:

– Вы лечили мисс Ресторик от наркотической зависимости.

– Да, это так. – Доктор не был ни взволнован, ни задет.

– Вы прекрасно сознавали, что это должно было вскоре всплыть. Не понимаю, зачем вы скрыли это вчера.

– Я сомневался в полномочиях мистера Стрэнджвейса – с одной стороны. С другой – я всегда был другом этой семьи и потому имел как личные, так и профессиональные побуждения как можно дольше хранить их секреты. – Доктор говорил довольно рассудительно, и это расположило к нему Найджела.

– Ваше лечение было… э-э… несколько нетрадиционным.

Доктор Боган блеснул белыми зубами в быстрой усмешке:

– Некоторые мои коллеги называют меня шарлатаном. Пастер тоже терпел такие нападки.

– Да-да, конечно, – приглядываясь к нему, отвечал Блаунт. – Но гипноз…

– Кокаин – наркотик, вызывающий зависимость. Эта зависимость берет начало в бессознательном. Я уверен в том, что гипноз – самый лучший способ контратаки против нее. – Доктор Боган насмешливо взглянул на инспектора. – У меня есть заявление, подписанное мисс Ресторик, что она согласна вверить себя такому лечению.

– Я бы хотел увидеть это заявление, – деревянно сказал Блаунт. – Ваше лечение помогало?

– Уверен, что мы шли по пути к выздоровлению. У мисс Ресторик совершенно очевидно наблюдались улучшения. Мы даже провели эксперимент по полному прекращению приема наркотиков.

– Как вы считаете, был ли в доме кто-нибудь еще, знавший о ее зависимости?

– Насколько я знаю, нет. Но все признаки были налицо, разумеется, если кому-нибудь было под силу их определить.

– Ладно. Та-ак. – Блаунт несколько раз энергично шлепнул себя по лысине. – Я бы хотел, чтобы вы поведали нам об истории ее болезни.

Со слов доктора Богана выходило, что Элизабет Ресторик вверила себя его лечению шесть месяцев назад. Первый раз они встретились за несколько недель до этого, на банкете в Лондоне. Кокаин она начала принимать незадолго до этой встречи. Еще на начальных стадиях лечения она находилась в частной лечебнице доктора Богана; продержав Элизабет месяц, он выписал ее, но не выпускал из-под своего наблюдения. Курс лечения перестал основываться на самых решительных мерах. Она никогда не говорила ему, кто подтолкнул ее к наркотикам и потом снабжал ее ими, а требовать немедленного ответа – не его метод. Насколько он мог судить, с началом курса лечения она больше не получала никаких наркотиков, кроме поддерживающих доз, которые он ей позволял. Они полностью прекратили принимать наркотики в течение двух недель. После этого пациентка смогла от них отказаться, и именно тогда наступил период неустойчивости в психике.

– Как вы думаете, почему она стремилась избавиться от зависимости? Особенно во время лечения? – спросил Найджел, когда врач замолчал.

– Я не могу ничего сказать. Может, это диктовалось ее отношениями с мистером Дайксом. Если она питала к нему чувства…

– «Если»?..

– Ну, он не очень похож на человека, который может вскружить голову таким, как она. Он сильно отличается от ее круга.

– Может, и из-за него… – сказал Найджел.

Повисла пауза. Доктор был немного смущен и растерян, отвечая на последний вопрос Найджела. Его роль в этом деле, решил Найджел, довольно естественна и далека от подозрений, все сказанное доктором можно проверить, а сам он вполне заслуживает уважения – своей цельной индивидуальностью.

Очевидно, Блаунт чувствовал то же самое.

– Мне кажется, вы бы хотели завтра же вернуться к своей работе, – сказал он. – Мы будем поддерживать с вами связь – адрес ваш у нас есть. Показания ваши понадобятся во время расследования.

Когда доктор Боган встал, полицмейстер Филипс, которого отослали из комнаты на время разговора, возвратился и что-то шепнул на ухо Блаунту. Тот поднял руку, привлекая внимание Богана:

– Минутку, доктор. – В его тоне, кроме обычного благодушия, послышалась жесткость, которую Найджел помнил за ним с давних времен. – Будьте добры, объясните нам, что за бумаги вы жгли в своем камине сегодня утром.