Онлайн чтение книги Дело нерешительной хостессы
Глава 14

Когда в понедельник, в десять часов утра, суд собрался на заключительное заседание, эффект произошедших за уик-энд событий стал очевиден.

Плотно сжатые губы присяжных и каменные маски враждебности на их лицах ясно свидетельствовали, что большая часть их уже читала газетные сообщения об опознании Альберта Брогана как убийцы Дафны Хоуэлл. От непредвзятости присяжных не осталось и следа. Их прежний настрой сменился мрачной неприступностью палачей.

Поднявшись со своего места, Мейсон обратился к судье:

— Ваша честь, у меня заявление, которое я хочу сделать в отсутствие присяжных.

Судья Иган нахмурился.

— Хорошо, — произнес он, немного поколебавшись. — Они будут удалены из зала на то время, пока защита будет делать свое заявление. — Он повернулся к скамье присяжных: — Ввиду того что предстоящая речь защитника имеет предметом вопросы процедурного характера, которые не входят в компетенцию присяжных, им предлагается покинуть зал. При этом присяжным следует помнить запрет касательно ведения разговоров, обсуждения или позволения кому бы то ни было обсуждать слушаемое дело в их присутствии.

Судья Иган слегка наклонил голову. Присяжные удалились.

После того как они покинули зал, Мейсон произнес:

— Прежде всего, с вашего позволения, я хотел бы воспользоваться случаем и…

— Суд догадывается о характере предстоящего заявления защиты. Сделайте его по возможности кратким, мистер Мейсон, — перебил Иган.

— Я хочу обратить внимание вашей чести на появившиеся в прессе сообщения об имевшем недавно место опознании моего подзащитного в качестве убийцы Дафны Хоуэлл.

— И что же? — холодно спросил судья Иган.

— Тон упомянутых сообщений неминуемо вселил в присяжных недоверие и предвзятость к подсудимому.

— Почему вы так считаете?

— Это с очевидностью следует из самого содержания названных статей, ваша честь.

— У вас имеются доказательства того, что присяжные их читали?

— Данный факт невозможно установить без непосредственного опроса, который, в свою очередь, лишь акцентировал бы внимание присяжных на теме опознания, что также не в интересах моего подзащитного, — сказал Мейсон.

— Хорошо. Что вы предлагаете?

— Я предлагаю распустить настоящий состав присяжных, признав его полномочия недействительными, и продолжить слушание дела с новым составом, предварительно изолировав присяжных на весь период судебного разбирательства.

— Одну минуту, ваша честь! — вскочив на ноги, заговорил помощник окружного прокурора Гарри Фритч.

Сделав ему знак замолчать, судья Иган обратился к Мейсону:

— У вас имеются объективные основания считать, что кто-либо из присяжных читал упомянутые вами статьи?

— К сожалению, я не имею возможности привести конкретные факты, ваша честь, но информация получила в прессе чрезвычайно широкую огласку. Если суд опросит присяжных — хотя такой опрос очень нежелателен, — читали ли они текущие газеты, то я осмелюсь утверждать, что по крайней мере девять из двенадцати ответов окажутся утвердительными.

— Присяжные были проинструктированы не читать сообщений, имеющих непосредственное отношение к делу, — сказал судья Иган.

— И естественно, не являясь провидцами, чтобы выяснить, имеет то или иное сообщение отношение к делу или нет, они должны были сначала его прочитать.

— Не обязательно, — возразил судья. — Я с вами не согласен и не считаю, что нам следует брать под сомнение добросовестность присяжных в плане выполнения ими наказа суда.

— Ваша честь, разрешите взять слово, — попросил Гарри Фритч.

— Я еще не закончил, — ответил Иган. — Итак, суд отклоняет предложение защиты о смене состава присяжных. Вы что-то хотели сказать, господин помощник окружного прокурора? Прошу!

На лице Фритча появилась ухмылка:

— Благодарю, ваша честь. Теперь в этом уже нет необходимости.

— В таком случае, если вам нечего сказать суду, то мне есть, что сказать вам, мистер Фритч. Хотя я и не знаю, каким образом информация об опознании Альберта Брогана просочилась в прессу, но я совершенно уверен, что, прими прокурор должные меры предосторожности, этого бы не произошло. У меня за плечами немалый опыт, и я знаю, что говорю. Допущенная огласка была, мягко выражаясь, весьма преждевременной. Подобный шаг нельзя квалифицировать иначе, как неблагоразумный. Кроме того, я склонен считать, что он был, по всей видимости, преднамеренным. В результате возникла ситуация, в которой защита обрела право подать апелляцию. Объясните, что помешало придержать информацию об опознании до тех пор, пока судебное разбирательство не закончится?

— Но, ваша честь, — возразил Фритч, — мы не имеем возможности контролировать средства массовой информации. Газетчики добывают сведения по своим каналам…

— Одним из которых является болтливость служащих окружной прокуратуры, — перебил судья Иган. — Если бы вы действительно приложили усилия к сохранению факта опознания в тайне, то, я уверен, вам бы это прекрасно удалось. Говоря «вы», я, конечно, обращаюсь не к вам лично, а к прокурорскому ведомству в целом. На этом, пожалуй, закончим спор. Пристав, пригласите присяжных.

Всем своим видом демонстрируя, что принятое им решение окончательно и обжалованию не подлежит, судья Иган метнул сердитый взгляд сначала на Фритча, потом на Мейсона и стукнул по столу председательским молотком.

Судебный пристав вызвал присяжных, которые снова заняли места на отведенной для них скамье.

— Заседание продолжается! — выкрикнул судья Иган.

— Если суд позволит, — начал Мейсон, вновь поднимаясь на ноги, — защита хотела бы удостовериться, что все свидетели выполняют распространяющиеся на них процедурные правила и что ни одно лицо, которому предстоит выступить свидетелем, в данный момент не находится в зале.

— А как насчет свидетелей, уже давших свои показания? — вежливо осведомился Гарри Фритч.

— Если вы абсолютно уверены, что они ни при каких обстоятельствах не будут вызваны вторично, то я не возражаю. Учтите, что я не позволю оставшемуся в зале свидетелю повторно занять свидетельское место.

— Обычно для лиц, закончивших дачу показаний, делается исключение, и им разрешают присутствовать.

— В данном случае такого исключения не будет, — сказал Мейсон. — Я требую точного соблюдения всех процедурных правил.

— Всем свидетелям по делу Альберта Брогана просьба покинуть зал суда, — постановил судья Иган. — Итак, начнем. Если не ошибаюсь, в пятницу мы прервались, когда перекрестный допрос Марты Лавины был в самом разгаре?

— Ваша честь, — заговорил Гарри Фритч, — во время этого перекрестного допроса возникла одна маленькая неясность, и, чтобы рассеять ее, я хотел бы, прежде чем мы двинемся дальше, просить у суда позволения вернуть на свидетельское место Родни Арчера, дабы он ответил всего на несколько вопросов, что в дальнейшем значительно облегчит разбирательство и окажет ощутимую помощь присяжным в их работе.

При этом Фритч исполнил небольшой полупоклон в сторону присяжных, тем самым как бы желая продемонстрировать, что делаемый им шаг продиктован исключительно заботой о них и вниманием к ним. Судья Иган обратил взгляд на Мейсона: — Думаю, что в данной ситуации мне лучше руководствоваться мнением защитника.

— Никаких возражений, — ответил адвокат. — Защита не менее обвинения заинтересована в прояснении фактов.

— Тем лучше, — заключил судья Иган. — Пусть мистер Арчер вернется на свидетельское место. Вы, миссис Лавина, как свидетельница, согласно установленным правилам не должны слышать его показаний, поэтому я прошу вас удалиться в комнату для свидетелей. Судебный пристав вызовет вас, когда будет нужно.

Марта Лавина встала и с улыбкой произнесла:

— Хорошо, ваша честь, — после чего покинула зал суда, сопровождаемая хищными мужскими взглядами.

Несколько мгновений спустя в дверях появился бурлящий еле сдерживаемым негодованием Родни Арчер.

Модный, явно не из дешевых костюм плотно, не образуя ни единой складки, облегал его статную фигуру. Однако, когда он опустился в свидетельское кресло, задравшиеся о подлокотники полы пиджака продемонстрировали собравшимся толстую подбивку, недвусмысленно дававшую понять, в сколь значительной степени брюшковатый обладатель этих одежд был обязан своей элегантностью маленьким хитростям портняжного искусства.

Видимо, заметив это, Арчер попробовал прижать локти к бокам, держа руки вровень с подлокотниками, но обнаружил, что так сидеть слишком тесно, и вытащил их обратно. Помедлив в нерешительной позе, он поерзал и, наконец, отыскав компромиссный вариант, сел немного боком, осторожно водрузив один локоть на подлокотник, а другой опустив вниз и прижав к себе.

Гарри Фритч начал допрос:

— Мистер Арчер, я хотел бы попросить вас вспомнить обстоятельства нападения.

— Да, сэр.

— Вы можете точно описать присяжным свои действия в тот момент, когда преступник распахнул дверцу машины и приставил вам к лицу пистолет?

— Да, сэр.

— Пожалуйста, расскажите суду и присяжным, что вы делали.

— Я закуривал, — ответил Арчер. — Я нажал электрический прикуриватель на приборном щитке, и, когда он, разогревшись, выпрыгнул, поднес его к сигарете. Именно в этот момент подсудимый распахнул дверцу и приказал мне не двигаться. Я поднял обе руки вверх, и раскаленный прикуриватель выскочил у меня из пальцев.

— Что с ним произошло потом?

— Не знаю. Наверно, он упал на сиденье и тогда-то и прожег ту круглую дыру в обшивке, которая видна на фотографии.

— Говоря о фотографии, свидетель обращается к вещественному доказательству номер пять, — сообщил Фритч, доставая из стопки и подавая Арчеру фотографию размером восемнадцать на двадцать четыре.

— Совершенно верно, сэр.

— Вам удалось позднее найти этот прикуриватель и вернуть его на место в приборный щиток?

— Да, сэр. Я обнаружил его на полу в салоне машины как раз перед прибытием полиции. Я поднял его и вставил обратно в щиток.

— Благодарю вас, — сказал Фритч, после чего обратился к судье Игану: — Я хотел уточнить этот момент, чтобы впоследствии исключить какие-либо недоразумения.

— Отложите свои комментарии на потом! Обсуждение свидетельских показаний еще не началось, — сказал судья Иган, явно раздраженный неуместной бойкостью помощника прокурора, открыто стремившегося вытащить Марту Лавину из того нелегкого положения, в которое Мейсону удалось ее загнать на перекрестном допросе в пятницу вечером.

Арчер поднялся, чтобы покинуть зал.

— Одну минуту, — произнес Мейсон. — У меня есть несколько вопросов к свидетелю.

— Пожалуйста, — со слащавой любезностью пропел Фритч.

Мейсон не удержался от сарказма:

— Я очень признателен, что вы разрешаете мне подвергнуть свидетеля перекрестному допросу.

Фритч густо покраснел.

Судья Иган ударил по столу председательским молотком:

— Я настоятельно советую защите воздержаться от выпадов личного характера, — произнес он, понимая, однако, что стычка с адвокатом была спровоцирована Фритчем умышленно.

Мейсон обернулся к Арчеру:

— Вы обсуждали с кем-нибудь только что изложенный вами факт в период уик-энда?

Быстрота, с которой последовал ответ Арчера, свидетельствовала, что вопрос был им предвиден и ответ на него заранее отрепетирован.

— В субботу мистер Фритч попросил меня подробно рассказать ему о том, что произошло во время нападения, и я это сделал.

— Как случилось, что когда вы давали свидетельские показания в пятницу вечером, то не упомянули эпизод с прикуривателем?

— Но меня о нем никто не спрашивал!

— Возможно, мне удастся освежить вашу память, мистер Арчер, — сказал Мейсон. — Разве не соответствует действительности тот факт, что на последнем заседании мистер Фритч попросил вас описать, что произошло, когда вы остановили машину у перекрестка?

— Да, сэр.

— Почему же вы тогда не сообщили нам…

— Ваша честь, я протестую! — вскочив со своего места, вмешался Фритч. — Я протестую против попыток защиты с помощью подобных вопросов бросить тень на показания свидетеля. Если мистер Мейсон хочет взять под сомнение что-либо из сказанного мистером Арчером в пятницу, то пусть обратится к тексту протокола и, исходя из него, изложит свои претензии, после чего предоставит свидетелю возможность дать объяснения.

Фритч замолчал, с учтивым видом ожидая решения судьи.

По губам Мейсона скользнула чуть заметная улыбка. Он произнес:

— Прошу собравшихся обратить внимание на то, что я предвидел такую ситуацию. У меня в кармане лежит выдержка из сделанной судебным секретарем стенограммы последнего заседания, в которой излагается в точности то, о чем я сейчас говорил.

— Ваша честь, я протестую! Заявление защитника о том, что он предвидел мое возражение, не имеет под собой никакой почвы, — снова вмешался Фритч.

— Протест принят, — сказал судья Иган. — Обсуждение дела еще не начато, поэтому защите следует воздержаться от каких бы то ни было комментариев. Зачитайте стенограмму, мистер Мейсон.

Вынув из кармана отпечатанный на машинке листок бумаги, Мейсон произнес:

— Мистер Арчер, в пятницу, на утреннем заседании суда, вас попросили описать события, происшедшие вслед за тем, как вы подъехали к перекрестку, и вы сообщили:

«Я снизил скорость и остановился на красный сигнал светофора. Разговаривая со спутницей, которая сидела справа от меня, я на какое-то время отвлекся и не смотрел налево. Кроме того, ожидая, когда загорится „зеленый“, я должен был постоянно следить за светофором. В этот момент кто-то резко распахнул находящуюся с моей стороны дверцу машины. Я обернулся узнать, в чем дело, и обнаружил у себя перед носом дуло пистолета, который держал в руках подсудимый. Подсудимый приказал мне поднять руки, что я сразу же сделал. Потом он быстро вытащил из внутреннего кармана бумажник, сорвал с галстука бриллиантовую заколку и, наклонившись через мои ноги, схватил сумочку моей спутницы, после чего ударом ноги захлопнул дверцу и отскочил от машины. Это было проделано так быстро, что едва я успел сообразить, что происходит, как все уже закончилось.

ВОПРОС: Что было потом?

ОТВЕТ: Я отчетливо видел, как подсудимый перебежал через дорогу, туда, где стояла его машина. Она стояла на встречной полосе с включенными фарами. Двигатель, очевидно, не был заглушен, потому что едва подсудимый, сев в машину, захлопнул дверцу, как она мгновенно рванула с места на большой скорости.

ВОПРОС: Вам удалось рассмотреть машину, за руль которой сел нападавший?

ОТВЕТ: Да, удалось. Это была относительно недавняя модель «шевроле» светлого цвета, причем правое переднее крыло машины было немного помято».

Мейсон опустил бумагу.

— Были ли вам заданы эти вопросы и такими ли были ваши ответы, мистер Арчер?

— Да.

— Почему же в ваших ответах не упоминается эпизод с прикуривателем?

— На это я могу только повторить, что о прикуривателе меня никто не спрашивал.

— Но разве вас не просили рассказать, что произошло, когда вы подъехали к перекрестку?

— Да, сэр.

— И вы достаточно хорошо поняли этот вопрос?

— Я понял его в том смысле, что меня попросили изложить детали, непосредственно связанные с происшествием, — ответил Арчер. — Мне как-то не пришло в голову, что от меня требуют также сообщить, что я делал руками, как сидел, о чем разговаривал и так далее. К примеру, я не довел до сведения суда, что, подъехав к перекрестку, нажал ногой педаль тормоза и не снимал ее, ожидая смены сигнала светофора. В моей машине автоматическая коробка скоростей, и нет необходимости переключать передачи. Я пренебрег этим эпизодом, как и эпизодом с прикуривателем, ибо рассудил, что он не является существенным.

Речь Арчера была такой уверенной, что стала очевидна ее тщательная предварительная подготовка.

— Обратимся теперь к упомянутой вами фотографии, фигурирующей в деле как вещественное доказательство номер пять, — сказал Мейсон.

— Да, сэр.

— На ней отчетливо видна круглая дыра в обшивке переднего сиденья вашей машины.

— Да, сэр.

— Вы знаете, когда был сделан снимок?

— Нет, сэр. Он был сделан полицией, но я не знаю когда.

— Вы передавали свою машину полицейским?

— Да, сэр. Они предложили обследовать ее в надежде, что, быть может, им удастся обнаружить на дверце отпечатки пальцев нападавшего.

— Когда вы им передали машину?

— На следующее утро после нападения. — Когда вы получили ее назад?

— Тем же вечером.

— И вы уверены, что, когда вы передавали машину полиции, эта дыра на обшивке уже существовала?

— Может быть, вы даже знаете, когда она на ней появилась?

— Во время нападения.

— Но не раньше?

— Конечно нет.

— Вы в этом уверены?

— Совершенно.

— Достав портсигар, вы предложили сигарету своей спутнице?

— Вы имеете в виду миссис Лавину?

— Я имею в виду ту женщину, которая находилась с вами в машине.

— Это была миссис Лавина.

— Вы предложили ей сигарету?

— Я… не помню.

— Но сделать это было бы так естественно, ведь верно?

— Да, безусловно.

— Она курит? — Ода.

— Может, вы все-таки вспомните, как предложили ей сигарету?

— Да, я вспомнил.

— И она взяла ее?

— Да.

— Но в таком случае, — направляя на свидетеля указательный палец, громко произнес Мейсон, — вы ошибаетесь относительно прикуривателя. Вы должны были поднести его сперва к ее сигарете, а не к своей, как вы нам здесь заявили.

— Нет… одну минуту, я действительно ошибся. Я не предлагал ей сигареты. В тот вечер я уже делал это, и она отказалась, потому что я курю «Честерфилд», а она предпочитает «Лаки». Она курила свои сигареты.

— Но вы, однако, подносили к ее сигарете прикуриватель?

— Нет. У нее был портсигар со встроенной зажигалкой, и она пользовалась ею.

— Вы видели этот портсигар сами или вам о нем кто-то рассказывал?

— Я видел его сам.

— В тот вечер?

— Да.

— Сколько раз?

— Несколько.

— Раз шесть?

— Да, по меньшей мере.

— Или десять?

— Возможно. Я не считал, сколько она выкурила сигарет. Тогда я не предполагал, что мне придется отчитываться о том, как и когда она открывала сумочку, чтобы достать из нее портсигар.

— Но все-таки вы полагаете, что она проделала это не менее шести раз?

— Пожалуй, да.

— Вы заявили, что успели хорошо разглядеть лицо нападавшего.

— Да.

— Достаточно хорошо, чтобы запомнить?

— Конечно, я ведь смотрел на него.

— Прямо ему в лицо?

— Да.

— Как долго?

— Все время, пока длилось нападение, мистер Мейсон.

— Которое, как вы ранее нам сообщили, произошло чрезвычайно быстро.

— Да, сэр.

— Сколько оно длилось?

— Считанные секунды.

— Тридцать секунд?

— Нет, поменьше.

— Двадцать?

— Пожалуй, еще меньше.

— Сколько же?

— Вероятно, от пяти до десяти секунд.

— Но не более десяти секунд?

— Нет.

— И на протяжении всего этого времени вы смотрели нападавшему прямо в лицо?

— Да, сэр. Именно поэтому я и не заметил, что прикуриватель, выпав из моих пальцев, прожигает в обшивке дыру.

— Сперва грабитель вытащил у вас из пиджака бумажник?

— Да, сэр.

— И сунул его себе в карман?

— Да, сэр.

— Затем сорвал с вашего галстука бриллиантовую заколку?

— Да, сэр.

— После чего наклонился и схватил сумочку вашей спутницы?

— Миссис Лавины, ее сумочку.

— Пусть так, — произнес Мейсон. — Бумажник вы держали в правом внутреннем кармане пиджака?

— Да, сэр.

— Пиджак был расстегнут?

— Нет, сэр. Я ношу пиджак застегнутым, у меня такая привычка.

— Следовательно, чтобы вытащить ваш бумажник, преступнику пришлось добираться до него через вырез пиджака, то есть сверху?

— Да, сэр.

— Но для этого ему понадобилось бы нагнуться вперед, опустив голову почти до уровня вашего подбородка?

— Да, сэр. Так оно и было.

— В какой руке нападавший держал пистолет? В правой или в левой?

— Он держал его… в правой.

— Следовательно, в то время, как его левая рука шарила у вас в пиджаке, слева на вас был направлен пистолет?

— Да, сэр.

— Грабитель прежде всего потянулся за вашим бумажником?

— Сразу же, как только распахнул дверцу.

— Даже прежде, чем приказал вам поднять руки?

— Это произошло одновременно.

— Вы выполнили приказание?

— Конечно.

— Значит, когда он вытаскивал у вас бумажник, ваши руки уже находились в поднятом положении?

— Совершенно верно.

— Вы подняли руки быстро?

— Да, сэр.

— Как быстро?

— Сразу же после его слов.

— Мистер Арчер, не сочтите за труд продемонстрировать присяжным, насколько быстро вы это проделали.

Свидетель весьма расторопно вскинул руки вверх.

— Благодарю вас, — сказал Мейсон. — Получается, что в то время как преступник вытаскивал из левого, дальнего от него кармана вашего пиджака бумажник, пользуясь при этом левой рукой, все, что вы могли видеть, — это его темя. Его волосы должны были находиться как раз на уровне вашего подбородка. Чтобы иметь возможность проделать все так, как вы утверждаете, он неминуемо был вынужден сильно пригнуться.

— М-м… пожалуй, верно, сэр.

— Срывая булавку с вашего галстука, он держал пистолет по-прежнему в правой руке?

— Да, сэр.

— И действовал левой?

— Да, сэр. Он ее дернул так сильно, что вырвал вместе с куском материи. В свое время я отдал за этот галстук двадцать долларов, ручная работа.

— Значит, когда преступник нагнулся, чтобы схватить сумочку женщины, сидевшей справа от вас…

— Сумочку миссис Лавины, — перебил свидетель.

— Пусть так, — сухо согласился Мейсон. — Когда он нагнулся, чтобы дотянуться до сумочки миссис Лавины, вы по-прежнему не могли видеть ничего, кроме, на сей раз, его затылка. Ведь он тянулся через ваши колени, не так ли?

— Да, сэр.

— Сколько времени ему потребовалось на эту операцию?

— О, каких-то две секунды.

— Вы уверены в своем ответе?

— Ну, возможно, три секунды… скажем даже — четыре. Одним словом, от двух до четырех секунд, мистер Мейсон.

— Перед этим преступник наклонился и сорвал с вашего галстука бриллиантовую булавку?

— Да, сэр.

— Она легко отсоединилась?

— Учитывая то, с какой силой он дернул ее, — да, легко. Он вырвал ее прямо с куском материи.

— Сколько времени ему на это потребовалось?

— Думаю, столько же — от двух до четырех секунд.

— Сколько времени ему потребовалось на то, чтобы вытащить у вас из пиджака бумажник?

— Тоже где-то от двух до четырех секунд.

— После чего преступник отступил назад и захлопнул дверцу?

— Да, сэр.

— Все еще направляя на вас оружие?

— Да, сэр.

— И держа его по-прежнему в правой руке?

— Да, сэр.

— Сколько ушло на закрывание дверцы?

— Не более двух секунд. От одной до двух.

— Но в таком случае выходит, что вы смотрели преступнику в лицо отнюдь не все время, пока длилось нападение!

— Э-э… я… нет, конечно, не на протяжении каждой из десяти секунд.

— Когда преступник тянулся за сумочкой через ваши колени, вы могли видеть только его затылок. Когда он вытаскивал у вас бумажник, вы могли видеть только его темя. Когда он срывал с вашего галстука бриллиантовую булавку, вы, опять же, могли видеть только его темя. Вы не могли видеть его лица, когда, отступив назад, он захлопывал дверцу, держа пистолет в правой руке. Наконец, согласно вашим же словам, вы не заметили, как преступник приблизился к машине, так как следили за светофором и обернулись, лишь когда он уже распахнул дверцу.

Свидетель беспокойно заерзал на своем месте.

— Таким образом, — заключил Мейсон, — тот период, когда вы смотрели ему в лицо, был очень краток, и, по всей вероятности, не превышал одной секунды.

— Я этого не говорил.

— Попробуйте сделать приблизительный расчет. На каждую из описанных вами операций преступник затратил от двух до четырех секунд. Вы заявили, что все нападение заняло секунд десять или того меньше, так как за это время даже не успел смениться сигнал светофора. А теперь, мистер Арчер, хорошенько подумав, скажите присяжным, как долго вы видели лицо нападавшего.

— М-м… я…

— Мы слушаем вас, мистер Арчер.

— Я не могу ответить на этот вопрос.

— Вы видели его лицо немногим более секунды, не так ли?

— Все… все произошло так внезапно и быстро, что я, право, затрудняюсь…

— Именно! — воскликнул Мейсон. — Все произошло так внезапно и быстро, что вам удалось лишь очень смутно, мельком увидеть напавшего на вас мужчину. Впоследствии вы убедили себя, что это был подсудимый.

— Неправда. На опознании я сразу указал на него.

— Что ж, ладно. Теперь вернемся к моменту нападения. Вы держали в руке раскаленный прикуриватель?

— Да, сэр.

— И подносили его к сигарете?

— Да, сэр.

— Одновременно вы следили за сигналом светофора?

— Совершенно верно, сэр.

— В момент нападения ваши глаза были обращены на красный сигнал светофора или же на раскаленный докрасна прикуриватель, который вы подносили к своей сигарете?

— И на то, и на другое. Главным образом на светофор.

— То есть на яркий красный свет?

— Да, сэр.

— А также на прикуриватель, который вы держали в руке?

— Да, сэр.

— Прямо рядом со светофором находилась большая неоновая вывеска расположенной на противоположной стороне улицы аптеки, не так ли?

— Насколько я помню, да.

— Следовательно, к тому моменту ваши глаза уже немного привыкли к яркому свету?

— Пожалуй, так.

— А там, где стоял нападавший, было относительно темно?

— Ну… несущественно.

— И вы смотрели на него не дольше секунды. Ведь, кроме того раза, вы больше не видели его лица?

— Нет, сэр.

— Итак, вы видели лицо преступника лишь на протяжении какой-то секунды, — проговорил Мейсон, в такт словам покачивая направленным на свидетеля указательным пальцем, — причем когда он находился в относительной темноте, а ваши глаза уже привыкли к сверканию неоновой вывески и яркому огню светофора.

Арчер пожал плечами:

— Наверное, все было так, как вы говорите.

— Не гадайте и не позволяйте мне или кому-то еще давать показания вместо вас. Полагайтесь только на свою память. Повторяю вопрос: так это было или нет?

— Так.

Внезапно у присутствующих возникло впечатление, что пиджак вдруг стал Арчеру невероятно велик. Теперь Арчер уже совсем не был похож на того самоуверенного и нагловатого типа, который занял свидетельское место несколько минут назад.

— Вы заявили, что у автомобиля, в который преступник сел после нападения, было помято правое переднее крыло? — спросил Мейсон.

— Да, сэр.

— Вы ехали по направлению к южной окраине города?

— Да, сэр.

— А автомобиль преступника стоял на встречной полосе?

— Да, сэр.

— Он был запаркован у края тротуара на противоположной стороне улицы?

— Да, сэр.

— В таком случае каким же образом вам удалось разглядеть его правое крыло? Вы обладаете способностью видеть предметы насквозь?

— Нет, сэр. Я заметил, что крыло машины помято, лишь когда, вскочив в нее, подсудимый отъехал от бордюра. Выруливая во второй ряд, он резко кинул автомобиль влево. Я попытался рассмотреть, нет ли на нем каких-либо особых примет, и эта вмятина на крыле сразу же бросилась мне в глаза.

— Впоследствии вы видели эту машину еще раз?

— Да, сэр. Я видел ее вчера, во дворе полицейского управления.

— И вы опознали ее?

— Да, сэр. Это была та же самая машина.

— Когда в ночь нападения представители полиции прибыли на место происшествия, вы сообщили им о замеченной вами вмятине на крыле машины преступника?

— Нет, сэр, тогда я об этом не упомянул. Я был слишком взволнован. Но уже следующим утром полиция была мною проинформирована.

— У меня все, — сказал Мейсон.

В то же мгновение послышался елейный голос Гарри Фритча:

— Мистер Арчер, по данной теме у меня к вам всего один-единственный вопрос. Если отвлечься от всех этих сложных и путаных выкладок в секундах, вы, насколько я понял, успели достаточно хорошо рассмотреть лицо нападавшего, чтобы его запомнить, не так ли?

— Я протестую! — вмешался Мейсон. — Ваша честь, вопрос наводящий.

— Протест принят.

Фритч торжествующе улыбнулся:

— Что за человек напал на вас, мистер Арчер? — Это был подсудимый.

— У меня все, — сказал Фритч.

Судья Иган, нахмурившись, бросил на него недовольный взгляд.

— Весь вред наводящего вопроса заключается не в том, что свидетель на него отвечает, а в том, что его задают. Думаю, что обвинению это должно быть понятно не хуже, чем мне.

— Я признаю свою ошибку и прошу вашу честь простить меня. Я просто хотел сэкономить время, — сказал Фритч.

— Защита исчерпала свои вопросы к свидетелю? — спросил Мейсона судья Иган.

— Да, ваша честь, — ответил адвокат. Арчер поднялся и покинул зал.

— Заседание продолжается, — произнес судья Иган. — В пятницу мы прервались в тот момент, когда вы, мистер Мейсон, проводили перекрестный допрос свидетельницы Марты Лавины. Господин судебный пристав, пригласите миссис Лавину занять свидетельское место. Господин адвокат, вы можете продолжить допрос.

Войдя в зал, Марта Лавина подошла к свидетельскому креслу, с чуть заметной лукавой улыбкой посмотрела на судью Игана и послала долгий, обволакивающий взгляд в сторону скамьи присяжных.

Мейсон обернулся к свидетельнице:

— Миссис Лавина, с тех пор как вы последний раз давали показания перед присяжными, вы разговаривали с мистером Арчером?

— Нет, я с ним не разговаривала, — ответила она, улыбаясь. — Я полностью отдавала себе отчет в том, что, как свидетельница, я не должна ни с кем обсуждать свои показания, и строго придерживалась этого правила.

— Однако вы все же беседовали по вопросам, имеющим отношение к делу, с мистером Фритчем?

— Да, мистер Фритч и я обсуждали кое-какие детали.

— Он спрашивал вас, какие показания вы собираетесь дать?

— Нет, он просто задавал мне конкретные вопросы, и я на них отвечала.

— Эти вопросы были связаны с предстоящей дачей показаний?

— Они были связаны с событиями, происшедшими в ночь нападения.

Ваша честь, я должен признать, что действительно имел со свидетельницей небольшую беседу, — поспешно поднимаясь на ноги, вставил Фритч. — Я не провидец и, естественно, чтобы подготовиться к сегодняшнему заседанию, должен был сначала хоть в общих чертах выяснить, какие показания она собирается дать.

— Между прочим, сейчас идет допрос свидетельницы, а не вас, мистер Фритч, — заметил судья Иган. — Вы хотите заявить протест?

— Что вы, конечно нет.

— В таком случае сядьте.

Фритч медленно опустился на сиденье. Мейсон продолжил допрос:

— Миссис Лавина, теперь я хотел бы выяснить некоторые детали, имеющие отношение непосредственно к нападению.

— Пожалуйста, мистер Мейсон.

— Как долго вы были с мистером Арчером в тот вечер?

— Около полутора часов. Мы заезжали поужинать.

— Куда?

— В «Золотой лев».

— Вы помните, что вы ели?

— С тех пор прошло уже немало времени, но кое-что я все-таки помню. Мы заказали французские жареные креветки, и я помню, как обсуждала достоинства этого блюда с мистером Арчером.

— Вы помните, каким путем, покинув ресторан, вы проследовали к месту происшествия?

— Конечно. Миновав Харвей-бульвар, мы свернули на Мюррей-роуд, после чего выехали на Крестуэлл, где и произошло нападение.

— Вы можете воспроизвести детали происшествия?

— Ваша честь, этот вопрос уже задавался, и на него был получен вполне исчерпывающий ответ, — вмешался Фритч. — В конечном счете, перекрестный допрос не может быть бесконечным.

— Протест отклоняется.

Улыбнувшись, Марта Лавина начала рассказ:

— Как раз когда мы подъезжали к светофору, зажегся красный, и мистер Арчер остановил машину. Он наклонился вперед и стал прикуривать сигарету. Внезапно дверца с левой стороны автомобиля распахнулась, и я увидела человека, стоящего с пистолетом в руке. Это был подсудимый. Он приказал мистеру Арчеру поднять руки и не двигаться.

— В тот момент мистер Арчер прикуривал сигарету?

— Я не возьму на себя смелость сказать, что уверена на сто процентов, но склоняюсь к мысли, что это было так. Видите ли, я тогда немного переволновалась.

— Что сделал преступник?

— Он наклонился вперед, вытащил из внутреннего кармана пиджака мистера Арчера бумажник, сорвал с его галстука бриллиантовую булавку и схватил мою сумочку, после чего захлопнул дверцу, отбежал на противоположную сторону улицы, вскочил в машину и уехал.

— Вы хорошо рассмотрели его машину?

— Да, но, к сожалению, здесь я мало чем могу вам помочь, мистер Мейсон. Я ровным счетом ничего не смыслю в марках и моделях. Я женщина и не интересуюсь техникой.

— Что было в вашей сумочке?

— Около ста двадцати долларов наличными.

— Что еще?

— Обычные предметы, которые носят в сумочках все женщины. Ключи, губная помада, маленький кошелечек для мелочи, пудреница, записная книжка и, наверно, еще какие-то безделушки.

— Итак, вы опознали эту сумочку и признали, что она ваша, — произнес Мейсон, беря со стола найденную в трейлерном парке и представленную в качестве вещественного доказательства изрезанную кожаную сумочку.

— Да, сэр.

— Именно эта сумочка была с вами в тот вечер?

— Совершенно верно.

— Когда вы увидели ее вновь после того, как ее у вас похитили?

— Мне ее показала полиция.

— Когда это было?

— Вскоре после того, как я узнала подсудимого на опознании.

— Полиция показала вам эту сумочку в ее теперешнем состоянии?

— Да, мистер Мейсон. Как видите, сумочка необычная, она имеет клапан, в который вделано зеркальце. Так что, когда сумочка открыта, клапан откинут назад, и перед зеркальцем можно в случае необходимости поправить косметику.

— Вы сами нарисовали мастеру ее эскиз?

— Эскиз делала не я, но при изготовлении были учтены мои пожелания.

— У вас все сумочки одинаковые?

— Да.

— Сколько их?

— Несколько, из разного материала. Одна черная из телячьей кожи, одна коричневая, одна красная крокодиловая, одна замшевая.

— Они были изготовлены специально для вас?

— Разве это имеет какое-то значение?

— Я просто пытаюсь помочь вам уточнить свои показания.

— Я не думаю, что вы пытаетесь помочь мне, мистер Мейсон, — сказала Лавина, холодно улыбаясь. — Скорее, вы пытаетесь запутать меня.

— Я пытаюсь докопаться до фактов, — возразил адвокат.

— Мистер Мейсон, я совершенно уверена, что это моя сумочка и, если необходимо, могу указать вам, где я ее приобрела.

— И вы ни разу не видели ее с тех пор, как лишились во время нападения, и до того момента, как ее вам показала полиция?

— Ни разу.

— Вам не удалось впоследствии найти ничего из ее содержимого?

— Нет.

— Зеркальце на клапане довольно тяжелое?

— Оно сделано из толстого стекла. Я немного суеверна. Когда разбивается зеркальце — это плохая примета, поэтому я попросила мастера вставить во все мои сумочки вот такие толстые зеркала и защитить их с обратной стороны стальными пластинками.

— Так же, как и на сумочке, которую я сейчас держу в руках?

— Совершенно верно. И так же, как зеркальце на той сумочке, что со мной сейчас.

— И содержимое вашей сумочки тем вечером было приблизительно таким же, что и сейчас?

— Пожалуй, да.

Она щелкнула замочком сумочки, раскрыла ее, заглянула внутрь и довольно небрежно закрыла.

— Миссис Лавина, вы курите?

— Да.

— Вы предпочитаете какую-то определенную марку сигарет?

— «Лаки».

— Вы не знаете, курит ли мистер Арчер?

— Конечно знаю.

— Он курит?

— Да.

— Вы случайно не помните, какую марку?

— Я… затрудняюсь ответить.

Мейсон сказал:

— Миссис Лавина, я вовсе не пытаюсь каким-то нечестным способом заставить вас дать неверные показания и поэтому хочу сообщить вам, что задавал подобный вопрос мистеру Арчеру, и он ответил, что, по его мнению, вы курите «Лаки», а он предпочитает «Честерфилд». Вы согласны с его словами?

— Я не совсем уверена относительно марки, которую курит мистер Арчер, но раз он сам заявил, что предпочитает «Честерфилд», то ему, конечно, виднее, и я соглашусь.

— Вы курили в тот вечер, пока находились с мистером Арчером?

— Естественно.

— Вы курили перед ужином?

— Да.

— Во время ужина?

— Да.

— И после ужина?

— Да.

— Вы курили в момент нападения?

— Я… не могу вспомнить… Думаю, нет.

— Но вы курили в его машине после ужина?

— Пожалуй, да.

— И поскольку вы предпочитаете не ту марку сигарет, которую курит он, то курили свои сигареты?

— Да.

— Могу я посмотреть на них?

— Мне кажется, защиту увело в сторону от обсуждаемого вопроса, — произнес Фритч. — Ваша честь, вы не находите, что перекрестный допрос становится беспредметным?

— Вы хотите заявить протест? — спросил судья Иган.

— Да, я протестую против последнего вопроса защиты на том основании, что он выходит за рамки рассматриваемой темы, является несущественным, некомпетентным и не имеет отношения к тому, о чем допрашивалась свидетельница во время прямого допроса.

— Я думаю, ваша честь, через несколько мгновений смысл моей просьбы станет понятен, — сказал Мейсон.

— Протест обвинения отклоняется, — решил судья Иган.

— В вашей сумочке сейчас есть сигареты, миссис Лавина?

— Конечно.

— Можно на них взглянуть?

Мгновение поколебавшись, свидетельница, не скрывая раздражения, откинула клапан сумочки, открыла ее и погрузила в нее руку.

Мейсон всем телом подался к свидетельскому месту, но Марта Лавина резко отвернулась и, оказавшись к нему спиной, быстро извлекла из сумочки серебряный портсигар и протянула его адвокату.

Раскрыв портсигар, Мейсон произнес:

— Я держу в руках серебряный портсигар со встроенной зажигалкой и содержащий сигареты «Лаки Страйк». На его крышке в овальной рамке имеются инициалы «М. Л.». — Он поднял портсигар так, чтобы тот был виден присяжным, после чего повернулся к Марте Лавине и продолжил: — Портсигар принадлежит вам, миссис Лавина, уже довольно давно, не так ли? Это по нему хорошо заметно. Даже инициалы на крышке несколько стерлись.

— Да, он у меня много лет, и я им очень дорожу. Это подарок.

— Он при вас постоянно?

— Да.

— Тогда не могли бы вы ответить присяжным, — произнес Мейсон, слегка оживившись, — как могло получиться, что этот портсигар, который был в вашей сумочке в ночь нападения — сумочке, которую у вас отнял грабитель и ничего из содержимого которой, по вашим же собственным словам, вам впоследствии не удалось найти, — как этот портсигар мог здесь, сегодня, оказаться при вас?

Марта Лавина стояла на свидетельском месте, держа в безжизненной руке серебряный портсигар. Ее лицо казалось вылепленным из гипса.

— Итак, — произнес адвокат после небольшой паузы, — вы можете ответить на мой вопрос?

— В ту ночь при мне не было этого портсигара. Я не говорила, что он находился в моей сумочке, мистер Мейсон.

— Но вы заявили, что в вашей сумочке, помимо прочих безделушек и косметических принадлежностей, были сигареты…

— Именно! — торжествующе воскликнула она. — Тем вечером я забыла положить в сумочку портсигар и обнаружила это сразу, как только вышла из дома. Я остановилась у автомата и купила пачку «Лаки Страйк» и спички. Они были в сумочке, когда ее схватил грабитель, но портсигара там не было.

— В таком случае, выходит, что мистер Арчер ошибся, сообщив нам в своих показаниях, что в тот вечер вы курили «Лаки», доставая их из серебряного портсигара со встроенной зажигалкой?

Во взгляде свидетельницы внезапно появилось выражение затравленного животного.

— Он ошибся, миссис Лавина? — повторил Мейсон.

— Ваша честь, — вмешался Фритч, — я протестую против этого вопроса, как не связанного с воспоминаниями свидетельницы!

— Протест принят, — согласился судья Иган.

— Миссис Лавина, вы сейчас утверждаете, что тем вечером при вас не было этого портсигара? — спросил Мейсон. — И что при вас была пачка «Лаки Страйк» и что, прикуривая, вы пользовались спичками из купленного вами вместе с сигаретами коробка?

— Да… я просто пытаюсь вспомнить некоторые детали.

— Всего минуту назад ваше заявление на этот счет было весьма бойким, — заметил Мейсон. — Неужели вас так смутили, по всей вероятности, ошибочные слова мистера Арчера о вашем портсигаре?

— Нет, — огрызнулась она.

— Вы утверждали, что помните, как купили пачку «Лаки Страйк» и спички. Так оно и было на самом деле?

— Я… думаю, да.

— Вы в этом уверены?

— Да.

— Абсолютно уверены?

— Да.

— Уверены в этом настолько же, насколько уверены в любых других данных вами показаниях?

— Да! — теряя терпение, произнесла она.

— Уверены относительно оставленного дома портсигара настолько же, насколько уверены относительно того, что нападавшим был подсудимый?

— Да.

— То есть если выяснится, что вы ошиблись относительно портсигара, то это значит, что вы могли ошибиться и относительно личности преступника?

— Вопрос неправомочен! — запротестовал Фритч.

— Я просто прошу свидетельницу еще раз проверить свои показания и определить уровень их достоверности, — возразил Мейсон.

— Протест отклоняется, — сказал Иган. — Свидетельница, отвечайте на вопрос.

— Да! — холодно отрезала она.

— Теперь возможность того, что сделанное вами заявление ошибочно, практически исключается, — сказал Мейсон, — и, значит, любые противоречащие ему показания мы должны рассматривать как неверные. Я правильно вас понял, миссис Лавина?

— Да, конечно, мистер Мейсон. Но учтите, что речь идет только об одном конкретном портсигаре.

— Нет, сейчас я имею в виду вообще любой портсигар, — уточнил адвокат. — Следует ли считать любое заявление относительно того, что в тот вечер в вашей сумочке находился какой бы то ни было портсигар, ошибочным?

— Позвольте мне подумать…

— Вы помните, как покупали пачку сигарет «Лаки Страйк»?

Наступила долгая пауза.

— Вы можете ответить на мой вопрос?

— Да.

— Разве стали бы вы держать их в бумажной пачке, будь у вас в сумочке другой серебряный портсигар?

— Видите ли, мистер Мейсон, иногда я одалживаю портсигар у одной из своих девочек…

— Почему?

— В случаях, если… ну… не очень часто.

— Сообщите суду имя одной из своих, как вы их назвали, девочек, у которой вы когда-либо брали портсигар, — попросил Мейсон.

— Инес Кейлор.

— Инес Кейлор — хостесса, работавшая у вас в то время, когда на машину Родни Арчера было совершено нападение?

— Да.

— Она по-прежнему работает у вас?

— Да.

— И все это время работала у вас постоянно?

— Да.

— Вы знаете, где она сейчас находится?

— Да, знаю.

— Где же?

— Она сейчас под надзором врача. В связи с этим судебным разбирательством ее затравили до такой степени, что…

— Достаточно, — перебил судья Иган. — Вас просили сообщить, где в настоящий момент находится свидетельница Кейлор. Отвечайте на заданный вопрос.

— Она в частной клинике, в Рестуэй.

— Вы не знаете, есть ли у нее квартира в Лас-Вегасе? — спросил Мейсон.

— Я знаю лишь, что время от времени она туда ездила на несколько дней.

— Ее работа ей это позволяла?

— Я не требую, чтобы мои хостессы работали все ночи подряд. Они вольны отдыхать, когда хотят и сколько хотят.

— И Кейлор предпочитала проводить значительную часть свободного времени в Лас-Вегасе?

— Она любила азартные игры.

— А не существует ли двух девушек по имени Кейлор?

— Работающих у меня?

— У вас или еще у кого-то.

— Но, мистер Мейсон, я, право, не могу сказать вам, сколько в Соединенных Штатах насчитывается девушек по фамилии Кейлор.

— А скольких из них вы знаете?

— Одну.

— Только одну?

— Да.

— У Инес Кейлор нет сестры?

— Нет.

— Скажите, Инес Кейлор и Петти Кейлор — это одно и то же лицо?

— Под именем Петти ее знают посетители.

— В вашем штате нет двух девушек по фамилии Кейлор?

— Мистер Мейсон, я просто не понимаю, откуда у вас могла возникнуть эта идея.

— Значит, нет?

— Нет.

— И никогда не было?

— Минутку… я должна подумать… Видите ли, одних своих хостесс я знаю лучше, других хуже…

— Повторяю: у вас когда-нибудь работала другая девушка по фамилии Кейлор?

— Я должна проверить по своим книгам. К тому же вопрос едва ли корректен, мистер Мейсон. Работающие у меня хостессы, как правило, берут вымышленные имена. Основания к этому очевидны.

— Я спрашиваю, — терпеливо повторил адвокат, — можете ли вы вспомнить какую-либо другую девушку по фамилии Кейлор, которая когда-либо у вас работала?

— Нет.

— Какую-либо другую девушку, которая проходила под этим именем?

— Кажется… кажется, я смутно припоминаю… Иногда случается, что новая девушка берет имя своей предшественницы. Если они внешне похожи, новенькой удается таким образом подхватить ее популярность и престижное положение. Другими словами, когда одна девушка уходит, другая может, взяв ее имя, некоторое время пользоваться ее популярностью. Во всяком случае, тогда ей уже не приходится начинать с нуля. Понимаете, в такого рода работе все решает мнение посетителей. Эта своеобразная устная реклама значит для хостессы чрезвычайно много. Например, если в какой-нибудь компании кто-то услышит о девушке лестный отзыв, то, оказавшись на вилле, спросит о ней.

— То есть хотите ли вы сказать, что для девушки, которая относительно похожа на другую девушку, прежде работавшую хостессой, является обычаем брать имя предшественницы?

Колебание свидетельницы показывало, что она в замешательстве.

Гарри Фритч проворно вскочил на ноги, чтобы прийти ей на выручку:

— Ваша честь, я протестую! Я терпеливо удерживал себя от протестов, пока защита ограничивала круг своих вопросов молодой женщиной, которая в ночь происшествия подвозила миссис Лавину до виллы от места нападения. Пусть защита задает какие хочет вопросы о мисс Кейлор, о том, имела ли она схожую с собой девушку или двойника, но когда дело доходит до копания в личной жизни целого штата из восемнадцати хостесс, я вынужден протестовать. Мы просидим здесь еще шесть месяцев, если будем пытаться покрыть вопросами такое необозримое поле.

— Протест принят, — сказал судья Иган. — Защите ограничить круг вопросов личностью одной девушки, той, которая была упомянута свидетельницей, как доставившая ее на виллу с места происшествия.

— И у которой свидетельница брала портсигар, — добавил Мейсон.

— Суд не возражает, — сказал Иган.

— Дело в том, ваша честь, что я считаю этот момент крайне важным и…

— Мистер Мейсон, вам не ставится никаких ограничений относительно вопросов, касающихся мисс Кейлор. Продолжайте перекрестный допрос свидетельницы.

— Миссис Лавина, вы брали у мисс Кейлор серебряный портсигар накануне нападения? — спросил адвокат.

— Я… не совсем уверена…

— Иными словами, когда вы покупали пачку «Лаки Страйк», у вас в сумочке мог находиться пустой портсигар?

— Ну… если бы он не был пустым, я ведь не стала бы, наверно, покупать новую пачку?

— Отвечайте на мой вопрос.

— Я… не исключаю, что он мог там находиться.

— Так все-таки: да или нет?

— Я бы сказала, что, скорее, нет.

— Если бы в вашей сумочке действительно находился пустой портсигар, вы бы сразу же наполнили его сигаретами из купленной вами пачки «Лаки Страйк», так ведь?

— Да.

— И если вы действительно брали у кого-то портсигар в тот вечер, то брали его именно у Инес Кейлор?

— Да, сэр.

— Не могли бы вы все-таки ответить однозначно: брали или не брали?

— Я сомневаюсь, что брала портсигар у Инес именно в тот вечер. Точнее сказать не могу.

— Хорошо, пойдем далее. У вас дружеские отношения с работающими у вас хостессами?

— Да, я стараюсь с ними ладить.

— Вы справедливы?

— Пытаюсь быть таковой.

— Вы своевременно выплачиваете им жалованье?

— Денежную компенсацию, которую они получают, сложно отнести к разряду жалованья, мистер Мейсон.

— Вы аккуратно выплачиваете им все, что бываете должны?

— Да.

— Должны вы мисс Кейлор какую-либо сумму в настоящее время?

— Нет, не должна.

— Вы не должны ей ни цента?

— Нет.

— Вы отдали ей деньги за портсигар?

— За портсигар?

— Именно.

— Нет.

— Но если портсигар, который вы брали у нее, находился в вашей сумочке в момент нападения, то вы не могли вернуть его ей и, следовательно, должны были взамен выплатить ей денежную сумму, не так ли?

— В общем… конечно…

— Да или нет?

— Да, я должна была так поступить.

— Но вы не отдавали Кейлор денег за портсигар?

— Н-нет…

— И тем не менее ничего ей за него не должны?

— Нет, сэр.

— Следовательно, ее портсигар не мог находиться в вашей сумочке в момент нападения!

— Да, очевидно, вы правы, мистер Мейсон.

— Очень хорошо, — проговорил адвокат. — Что ж, у меня больше нет к вам вопросов по поводу портсигара. Можете положить его обратно в сумочку, миссис Лавина.

Вновь отвернувшись от Мейсона, свидетельница раскрыла сумочку, опустила в нее портсигар, закрыла и приняла прежнее положение.

— Миссис Лавина, за уик-энд вы припомнили множество деталей, которые не могли вспомнить в пятницу вечером, во время дачи показаний.

— Ну, не такое уж множество.

— Мистер Арчер не оказывал вам в этом помощи?

— Я не разговаривала с мистером Арчером, мистер Мейсон, и хочу, чтобы вы себе это как следует уяснили. За уик-энд мы не обменялись друг с другом ни единым словом.

Выдержав секундную паузу, Мейсон обратился к Игану:

— Ваша честь, я прошу у суда всего минуту терпения, — сказал он и направился к ограждению, отделявшему ту часть зала, где сидели зрители. Он поймал взгляд Пола Дрейка и кивнул ему.

Дрейк приблизился к Мейсону. Зрители с любопытством наблюдали за ними. Гарри Фритч опустил веки, изображая глубокую задумчивость. Увидев, с кем, стоя у ограждения, шепотом совещается адвокат, Марта Лавина впервые показала признаки явного беспокойства.

Судья Иган недовольно посмотрел на часы и бросил на Мейсона неодобрительный взгляд.

— Что случилось, Перри? — тихо спросил Дрейк.

— Я пытаюсь тянуть время.

— Ты будешь за это наказан. Помни, старик Иган не дремлет.

— Знаю, — сказал Мейсон. — Теперь слушай внимательно, Пол. У Марты Лавины в сумочке находится нечто, о чем она забыла, идя в суд. Она, видимо, думала, что выложила этот предмет, и лишь сейчас, раскрыв сумочку, чтобы достать портсигар, заметила его. Мне удалось мельком увидеть что-то желтое.

— Что это?

— Думаю, это листок бумаги, вырванный из большого желтого судебного блокнота, какие разложены в зале для ведения записей присяжными. Это может быть записка, переданная ей Гарри Фритчем. Это может быть записка, переданная ей Родни Арчером. Ты заметил, что, когда я спрашивал, общалась ли она с Арчером на протяжении уик-энда, она оба раза с негодованием ответила, что ни разу с ним не разговаривала. Я не сомневаюсь, что, если будет нужно, она не колеблясь скажет заведомую ложь, но думаю, ей доставляет удовольствие парировать мои вопросы так, чтобы, формально произнося правду, при этом водить меня за нос. Вероятно, покинув зал суда, она первым делом постарается избавиться от этого листка. Она может пойти с ним в дамскую комнату или смять его и выбросить в урну. Я хочу, чтобы она ни на секунду не оставалась вне поля твоего зрения. Имей наготове женщину, которая сможет следить за ней повсюду. Конечно, если Лавина спустит листок в уборную, то тут мы будем бессильны что-либо поделать, но все же постарайся предотвратить этот вариант, если возможно. Используй свою изобретательность и…

Судья Иган рассерженно стукнул председательским молотком:

— Суд старается оказывать защите всяческое содействие, но считает дальнейшее затягивание разбирательства недопустимым. Я прошу адвоката продолжить перекрестный допрос.

— Хорошо, ваша честь, — произнес Мейсон, но внезапно вновь обернулся к Дрейку.

Взгляд судьи Игана стал зловещим.

— Пол, как насчет агентства моделей «Афродита»?

— Две мои девушки и Мэри Броган предложили свои кандидатуры. Сегодня утром парень должен был прийти и забрать отклики на свое объявление…

Молоток судьи Игана во второй раз властно опустился на крышку стола:

— Я настоятельно советую защите продолжить допрос свидетельницы. В противном случае я буду вынужден принять определенные меры.

— У меня нет к ней больше вопросов, ваша честь, — обернувшись к судье, произнес Мейсон.

— Вызов свидетелей обвинения закончен! — объявил Гарри Фритч.

— Господин адвокат, пригласите первого свидетеля защиты занять свидетельское место, — распорядился судья Иган.

— Со стороны защиты первой будет давать показания мисс Инес Кейлор, — сообщил Мейсон.

При этих словах направлявшаяся к выходу из зала Марта Лавина остановилась, сделала несколько шагов назад и шепнула что-то на ухо Гарри Фритчу.

Фритч поднялся на ноги:

Ваша честь, смею заверить, что обвинение не меньше мистера Мейсона хотело бы видеть мисс Кейлор сейчас на свидетельском месте, но, к сожалению, я должен сообщить суду, что ввиду обстоятельств, суть которых я предпочел бы изложить без присутствия присяжных, свидетельница Кейлор не может в настоящее время быть вызвана для дачи показаний.

— Почему? — спросил судья Иган.

— Об этом, как я уже заявил, я не хочу говорить при присяжных, дабы ни одна из сторон не оказалась поставленной в неловкое положение.

— Но нельзя же бесконечно гонять присяжных туда-сюда! — возразил судья. — Они оставили дела и жертвуют своим временем ради свершения правосудия, и это просто неуважение!

— Суд хочет, чтобы я сделал заявление в присутствии присяжных? — осведомился Фритч, и в его глазах появился зловещий огонек.

— Нет-нет, — сказал судья Иган. — Суд просит присяжных покинуть зал на десять минут и приносит им свои извинения за причиняемое беспокойство. Суд предупреждает, что впредь не станет удовлетворять подобных просьб и поэтому настоятельно советует сторонам не упускать последней возможности поднять те вопросы, обсуждение которых требует удаления из зала присяжных.

Подождав, пока присяжные покинут зал, судья Иган обратился к Фритчу:

— Мы вас слушаем, господин помощник прокурора.

— Прежде всего я хочу заметить, что располагаю доказательствами того, о чем собираюсь сообщить суду.

— Изложите суть дела, — попросил судья.

— Я хочу довести до сведения суда, что в ходе расследования мисс Инес Кейлор подверглась форменной травле, в которой участвовали не только частные сыщики, нанятые защитой для ведения слежки за свидетельницей, но и сам мистер Перри Мейсон, который, действуя под видом простого посетителя принадлежащего Марте Лавине ночного клуба, нанял хостессу Кейлор провести с собой вечер и пытался оказывать на нее давление.

— А что здесь противозаконного? — вставил адвокат. — Вход в ночные клубы открыт для всех желающих.

Мистер Мейсон, дайте возможность мистеру Фритчу сделать свое заявление, — сказал судья Иган. — Вам предоставят слово чуть позже.

— Как я уже сказал, в отношении Инес Кейлор была устроена травля, — вновь заговорил Фритч. — В субботу вечером ей была доставлена повестка, что повергло ее в состояние сильной депрессии. Сразу же после этого в квартиру девушки пробовала ворваться, требуя объяснений, родственница подсудимого. В результате доведенная до отчаяния Инес Кейлор предприняла попытку покончить с собой, приняв смертельную дозу снотворного. Сейчас ее самочувствие постепенно приходит в норму, однако, по мнению ее врача, девушка еще слишком слаба, чтобы быть вызванной для дачи свидетельских показаний.

— У вас есть письменное врачебное свидетельство? — спросил судья Иган.

— Да, сэр.

— Кем оно выдано?

— Доктором Дойлом.

— Но ведь первую помощь Кейлор оказал доктор Хановер, не так ли? — заметил Мейсон.

— Совершенно верно, — сказал Фритч, — но родственники предпочли заменить его ее постоянным врачом, Генри Л. Дойлом.

— Доктор Дойл лечил Кейлор когда-либо раньше? — спросил адвокат.

— Не имею понятия, — раздраженно ответил Фритч. — Я не провожу время в беседах с хостессами ночных клубов. У меня хватает других дел.

— Это уж точно! — проговорил Мейсон.

— Сторонам прекратить пикировку, — потребовал судья Иган. — Кстати, что там насчет доктора Хановера? Откуда он взялся?

— Доктор Хановер был вызван в квартиру Кейлор по телефону кем-то, чей голос он не сумел или не пожелал узнать. Он оказал девушке первую врачебную помощь и доставил ее в больницу. Кейлор никогда его прежде не видела и, естественно, предпочла ему своего постоянного врача.

— Значит, она уже видела доктора Дойла прежде? — спросил Мейсон.

— Я повторяю вам, что не знаю этого, — отрезал Фритч.

— Однако вы же знаете, что она не видела прежде доктора Хановера. Почему бы вам не располагать информацией насчет доктора Дойла?

Фритч промолчал.

— Я утверждаю, — продолжал Мейсон, — что отстранение доктора Хановера и замена его Дойлом были проделаны исключительно с той целью, чтобы доктор Дойл засвидетельствовал, что Инес Кейлор в настоящее время не может быть вызвана в суд для дачи показаний.

— Ваше утверждение ошибочно! — с достоинством произнес Гарри Фритч.

— Кстати, могу я поинтересоваться, кто оплачивает лечение Кейлор? Случайно, не миссис Лавина? — спросил Мейсон.

— Я совершенно не в курсе того, кто платит доктору Дойлу. Я могу лишь повторить, что у меня есть его письменное заключение, в котором сказано, что в настоящее время вызов Инес Кейлор в суд крайне нежелателен, так как это может весьма неблагоприятно отразиться на состоянии ее здоровья. В точности то же самое я услышал от доктора Дойла сегодня утром, когда разговаривал с ним по телефону. Нервы мисс Кейлор еще не пришли в норму, и ее желательно оберегать от стрессов.

— Конечно, забота о здоровье мисс Кейлор — вещь похвальная, — сказал судья Иган, — однако, мне кажется, что она была бы вполне способна прийти сюда и ответить на некоторые вопросы. Если бы каждый свидетель, сославшись на то, что дача показаний ляжет тяжким бременем на его нервную систему, мог отказаться от явки в суд, то на судебных процессах свидетелей бы просто не осталось, тем более что приход в суд уже сам по себе процедура для многих не из приятных. Впрочем, в субботу эта женщина приняла смертельную дозу снотворного и… Мистер Фритч, когда Инес Кейлор пришла в сознание?

— Не знаю, ваша честь.

— А когда она отстранила доктора Хановера и заменила его доктором Дойлом?

— Не знаю.

— Это было в субботу?

— Ваша честь, я, право, затрудняюсь ответить.

— Что ж, мне кажется, в собранной вами информации многовато пробелов, и их необходимо восполнить. Очевидно одно: хотя свидетельнице была вручена повестка, свидетельницы здесь нет. Эти бесконечные задержки начинают действовать на нервы. Суд предлагает защите вызвать своего следующего свидетеля.

— Но у защиты, за исключением самого подсудимого, других свидетелей нет, — сказал Мейсон, — и, прежде чем вызвать его, защита хотела бы услышать показания Инес Кейлор. Защита полагает, что имеет на это полное право.

Судья Иган нахмурился:

— Очень досадно. Суды и так перегружены, присяжным дорог каждый час, а здесь мы вдруг сталкиваемся с ситуацией, когда приходится откладывать заседание просто на основании заключения какого-то врача. Суд объявляет десятиминутный перерыв, во время которого я попытаюсь связаться с доктором Дойлом по телефону. Или здесь будет он сам, или здесь будет свидетельница. Мистер Мейсон, это вы высказали предположение, что его счета оплачивает Марта Лавина?

— Да, ваша честь, — ответил адвокат. — Я считаю, что доктор Дойл был нанят исключительно ради того, чтобы, сославшись на выданное им заключение, Инес Кейлор получила бы возможность уклониться от явки в суд. Я думаю, что в самом скором времени выяснится, что доктор Дойл знаком свидетельнице не больше доктора Хановера.

— Я не хотел бы показаться столь же неосторожным в своих заявлениях, как мистер Мейсон, — произнес Гарри Фритч, — но, в свою очередь, у меня возникло подозрение, а не был ли доктор Хановер направлен к Кейлор мистером Перри Мейсоном? Помнится, когда-то Хановер был одним из его подзащитных.

— Что ж, в ближайшие десять минут мы попытаемся во всем разобраться, — сказал судья Иган. — Суд весьма обеспокоен сложившейся ситуацией. Мне вполне понятно желание защиты вызвать подсудимого для дачи показаний непосредственно перед тем, как дело будет передано на решение присяжным, но, помимо интересов защиты, суд вынужден принимать во внимание и ряд других моментов. Если выяснится, что присутствие мисс Кейлор здесь является невозможным, суд настоит на продолжении заседания и вызове защитой следующего свидетеля. Мы не можем откладывать дело до бесконечности. Суд удаляется на десятиминутный перерыв.

Судья Иган с грохотом отодвинул стул, подобрал мантию и гордо прошествовал в судейскую комнату.

Мейсон встал и окинул взглядом зал. Увидев появившегося в дверях Пола Дрейка, он махнул ему рукой.

Фритч обратился к Мейсону:

— Не понимаю, почему вы так упорствуете в отношении вызова Инес Кейлор. Вам же не будет от нее никакой пользы.

— У меня есть к ней несколько очень важных вопросов.

— Как же, как же, — с сарказмом произнес Фритч. — Ставлю пять против одного, что вы побоитесь вызвать ее на свидетельское место в качестве свидетельницы защиты. Это блеф! Вы просто тянете время!

— Если вы так думаете, то скажите об этом во всеуслышание, — предложил Мейсон.

— Что я и собираюсь сделать.

— Простите, мне еще нужно кое-что уладить, — произнес Мейсон и направился к подошедшему к барьеру Дрейку.

— Ну как? — спросил адвокат.

— Ты угадал, Перри!

— Что это было?

— Листок желтой бумаги, сложенный пополам.

— Где он?

— У меня в руке. Повернись боком, и я незаметно засуну тебе его в карман.

— Марта Лавина знает, что он у тебя?

— Конечно нет!

— Как тебе удалось добыть его, Пол?

— Пришлось изловчиться. Я повесил на дверь дамской комнаты табличку: «ВРЕМЕННО НЕИСПРАВНА». Когда Марта Лавина вышла из зала суда, то направилась прямиком туда, но, увидев табличку, в нерешительности остановилась, после чего постаралась незаметно проскользнуть к одному из стоявших в коридоре мусорных баков. Мне удалось заметить, как она слегка приподняла крышку, а затем быстро пошла прочь.

— И как ты поступил?

— Откинув крышку бака и осветив его дно карманным фонариком, я сразу разглядел, что поверх прочего мусора лежит смятый желтый листок. Едва я успел схватить его и снять табличку с дамской комнаты, как суд объявил перерыв, и в коридор хлынул поток людей.

— Марта Лавина случайно не видела, как ты снимал с двери табличку?

— Думаю, нет.

— Спасибо тебе, Пол, — сказал Мейсон. — Считай, один козырь у нас уже в кармане. Теперь мне нужно знать следующее: не было ли при осмотре тела Дафны Хоуэлл обнаружено на нем где-либо небольшого круглого или серповидного следа?

— Был такой след. На левой ноге, приблизительно посередине между коленом и бедром, на внешней стороне.

— Размером с двадцатипятицентовую монету, так?

— Около того. Какая-то круглая отметина. Проводивший вскрытие врач не смог объяснить ее происхождение. Он только предположил, что, вероятно, это…

В дверях показался судебный секретарь.

— Мистер Мейсон, мистер Фритч, судья Иган просит вас немедленно пройти в судейскую комнату, — объявил он.

— Все будет отлично, Пол, — сказал Мейсон. — Находись все время поблизости. Возможно, мне потребуется, чтобы ты дал показания по поводу этого листка. Ну, я пойду.

И он направился вслед за Фритчем в судейскую комнату.

Судья Иган стоял возле стола с телефонной трубкой в руке.

— Мне удалось связаться с доктором Дойлом, джентльмены, — сказал он. — Он говорит, что к двум часам дня мисс Кейлор сможет приехать в суд, но ставит условие, что будет рядом с ней, и если заметит, что она слишком разнервничалась, то потребует освободить ее от дальнейших вопросов.

— Весьма разумно, — заметил Фритч.

— Ваша честь, я хотел бы немного поговорить с ним, — сказал Мейсон.

Судья Иган поднес трубку к уху:

— Доктор Дойл, с вами хочет поговорить мистер Перри Мейсон, адвокат, по чьей повестке мисс Кейлор должна была явиться для дачи показаний.

Он передал трубку Мейсону.

— Здравствуйте, доктор.

— Добрый день, господин адвокат, — сказал Дойл. — Я думаю, вы понимаете, какая сложилась ситуация. Девушка недавно пережила сильный нервный срыв. Я заметил у нее симптомы маниакально-депрессивного психоза, дальнейшее развитие которого я, конечно же, стараюсь предотвратить.

— В данный момент меня больше интересует, что вы знаете о прошлом своей пациентки? — сказал Мейсон.

— Совсем немного… я…

— Все, что вы знаете о ней, вы узнали уже после того, как получили вызов?

— Да.

— Когда вы получили вызов?

— В субботу вечером, около семи.

— Кто вас вызвал?

— Подруга мисс Кейлор.

— Вы лечили мисс Кейлор когда-либо прежде?

— Нет.

— Но вы лечили ее подругу?

— Я… могу я узнать, почему вас это так интересует? Этой подругой была Марта Лавина? — спросил Мейсон.

— У меня нет ни малейшего желания отвечать на ваш вопрос.

— Попробуйте заявить это судье, — сказал Мейсон и протянул трубку Игану.

— Это правда? Вы врач Марты Лавины? — спросил судья.

Немного послушав, он нахмурился и произнес:

— Я считаю, что имею право на лучший ответ, доктор… Что ж, доставляйте свою пациентку в суд к двум часам, да не забудьте явиться сами. Раз вы не хотите отвечать на вопросы по телефону, то будете отвечать на них перед лицом присяжных, стоя на свидетельском месте… Нет-нет, доктор, лучше вам приехать лично. Это будет как раз то, чего вы хотели. Ведь вы хотели находиться рядом со своей пациенткой, не так ли? У вас будут для этого все возможности. А заодно и ответите на мои вопросы. Жду вас. Всего хорошего, доктор.

Судья Иган швырнул трубку на рычаг и озлобленно проговорил:

— Хотя я и не понимаю, что происходит, но мне это не нравится. Сейчас я верну присяжных в зал, и мы возобновим заседание. Вызывайте своего следующего свидетеля, мистер Мейсон. Мисс Кейлор будет здесь к двум часам дня, и тогда вы сможете ее допросить. Доктору Дойлу тоже предстоит ответить на вопросы. Теперь, джентльмены, давайте вернемся в зал и постараемся прекратить имевшую между сторонами место пикировку.

— Поймите меня правильно, ваша честь, — сказал Фритч, — я ничего не имею против избранной мистером Мейсоном тактики защиты, но считаю долгом заявить, что, по-моему, в действительности у него нет и никогда не было намерения вызвать Инес Кейлор на свидетельское место. Это всего лишь блеф. Ее показания только ухудшат положение подсудимого, а это не может не противоречить интересам адвоката. Судья Иган нахмурился:

— Если выяснится, что вы правы, я обязательно приму меры. Совершенно очевидно, что девушка пыталась покончить с собой именно из-за того, что ей была доставлена повестка с вызовом в суд. Надеюсь, защита сознает, что посылать свидетелю повестку с целью обеспокоить и запугать его — вещь недопустимая.

— Конечно, ваша честь, — ответил Мейсон. — Кстати, мистер Фритч предложил мне пари, что я не вызову Инес Кейлор для дачи показаний. Я хотел бы, чтобы он повторил свои слова. Я принимаю его условия.

— Улаживайте свои разногласия сами, — сказал судья Иган. — Я не желаю принимать участие в ваших спорах. Но учтите, мистер Мейсон, что я буду очень внимательно следить за тем, вызовете ли вы Инес Кейлор. А теперь оставим эту тему.

Мейсон и Фритч вышли из судейской комнаты.

— Не хотел бы я сегодня в два часа дня оказаться в вашей шкуре, — вполголоса сказал помощник прокурора.

— Думаю, от вашей шкуры запахнет паленым гораздо раньше, Фритч, — усмехнулся Мейсон.

— Вы так полагаете?

— Скоро вы в этом убедитесь.

— Сомневаюсь.

Они вернулись к своим местам, и через минуту в зале послышался стук призывающего к порядку председательского молотка.

— Продолжаем слушание дела Альберта Брогана, — объявил судья Иган.

— Ваша честь, — обратился Мейсон, — как выяснилось, свидетельница, которую я предполагал вызвать, сможет быть в суде только к двум часам дня. Что же касается подсудимого, то я хотел бы, чтобы его показания были заслушаны непосредственно перед тем, как дело перейдет на решение к присяжным.

— В обычных обстоятельствах, — сказал судья Иган, — ваше пожелание было бы принято во внимание и вам была бы предоставлена возможность вести защиту, вызывая свидетелей в том порядке, в каком вам удобно, однако в сложившейся ситуации это не представляется возможным. Пригласите своего следующего свидетеля, господин адвокат.

— В таком случае, ваша честь, я хотел бы еще раз допросить Марту Лавину, — сказал Мейсон.

— Ваша честь, я протестую! — воскликнул Фритч. — Обвинение уже завершило вызов своих свидетелей, а Марта Лавина — свидетель обвинения. Мистер Мейсон пытается тянуть время, он хочет дождаться перерыва, он…

Судья Иган грохнул по столу молотком:

— Прошу вас воздержаться от комментариев. Вы протестуете?

— Да, ваша честь.

— Протест обвинения принят. Просьба вызвать Марту Лавину для повторного перекрестного допроса отклоняется.

— В таком случае я прошу вызвать для допроса мистера Арчера, — сказал Мейсон.

— Я протестую на том же основании! — вмешался Фритч.

— Протест принят, — сообщил Иган.

— Раз так, защита приглашает для дачи показаний своего первого свидетеля, миссис Марту Лавину, — объявил Мейсон.

— Вы вызываете ее в качестве своего свидетеля? — воскликнул Фритч.

— Да, в качестве свидетеля защиты.

— Пригласите Марту Лавину занять свидетельское место, — обратился Иган к судебному приставу.

Несколько мгновений спустя в зал суда с откровенной улыбкой на лице вошла Марта Лавина.

— Вы уже произносили клятву, и поэтому можете сразу занять свидетельское место, — сказал ей судья Иган. — На этот раз вы будете давать показания в качестве свидетеля защиты. Мистер Мейсон, я полагаю, вы понимаете положение, в которое это ставит вас?

— Да, ваша честь.

— Очень хорошо. Можете начинать допрос. Адвокат обернулся к свидетельнице и вынул из кармана сложенный вдвое листок желтой бумаги.

— Миссис Лавина, я прошу вас обратить внимание на этот листок, — произнес он.

— Да, мистер Мейсон.

— На нем записка. Пожалуйста, взгляните и ответьте, ваш ли это почерк?

Марта Лавина бросила взгляд на листок, потом внезапно схватилась за свою сумочку, прикусила губу и бегающими глазами обвела зал суда.

— Записка была написана вами? — повторил адвокат.

— Нет, сэр.

— Вы знаете, чей это почерк?

— Я…

— Одну минуту, ваша честь! — воскликнул Фритч. — Я протестую! Адвокат пытается вести перекрестный допрос своего же свидетеля!

— Протест отклоняется, — сказал судья Иган. — Миссис Лавина, отвечайте на заданный вопрос.

Я думаю, что это почерк Родни Арчера.

Когда вам была передана записка?

Ваша честь, я протестую! почти закричал Фритч. — Во-первых, не доказано, держала ли вообще когда-нибудь в руках свидетельница эту записку. Во-вторых, непонятно, какое эта записка имеет отношение к делу. И в-третьих, снова налицо попытка адвоката вести перекрестный допрос своего же свидетеля.

— Протест отклоняется, — произнес судья.

— Миссис Лавина, вы можете ответить на мой вопрос? Когда к вам попала эта записка? — повторил Мейсон.

— В… субботу, утром.

— Кто вам ее передал?

— Мистер Арчер.

— Где?

— В офисе мистера Фритча.

— Ваша честь, — сказал Фритч, — совершенно очевидно, что все эти вопросы имеют единственной целью запутать свидетельницу и увести суд в сторону от основных фактов. К тому же обвинение закончило вызов своих свидетелей, и перекрестный допрос Марты Лавины вестись уже не может.

— На ваши возражения я отвечу следующее, — сказал судья Иган. — Конечно, еще слишком рано делать какие-то выводы, но хотя, когда адвокат в первый раз обратился к суду с просьбой вызвать свидетельницу Лавину для повторного перекрестного допроса, я и был уверен, что это лишь попытка защиты выиграть время, теперь мне кажется, что дело тут гораздо серьезнее. Мистер Мейсон, я хочу спросить вас, была ли эта записка в вашем распоряжении до начала последнего перерыва?

— Нет, ваша честь.

— У вас ее не было, когда обвинение прекратило вызов своих свидетелей?

— Нет, ваша честь.

— В таком случае, мистер Мейсон, я разрешаю вам обратиться к суду с повторной просьбой и еще раз вызвать свидетельницу Марту Лавину для перекрестного допроса.

— Я протестую! — выкрикнул Фритч. — Это противоречит процедурным правилам!

— Насколько я помню закон, в таких случаях суду предоставляется полное право действовать на свое усмотрение, — ответил судья Иган. — Если после того, как мистер Мейсон задаст свои вопросы, вы захотите уточнить показания своей свидетельницы, вам тоже будет предоставлена такая возможность. А сейчас, мистер Мейсон, вы можете допрашивать миссис Лавину не как свидетеля защиты, а как свидетеля противной стороны на перекрестном допросе. Приступайте.

Мейсон обернулся к Марте Лавине:

— Надпись на этом листке бумаги сделана почерком мистера Арчера. Мистер Арчер передал вам его в субботу утром в офисе мистера Фритча. Правильно?

— Да, — произнесла она после небольшой паузы.

— Вы прочли то, что здесь написано?

— Да.

— Теперь я хочу перейти к тексту записки…

— Ваша честь, я протестую! — перебил Фритч. — Записка не фигурирует в деле в качестве улики, и я протестую против прочтения ее перед присяжными.

На мгновение судья Иган заколебался.

— Пожалуй, прежде чем принять решение, я сам ознакомлюсь с ее содержанием, — произнес он.

Мейсон протянул ему листок. Судья Иган взял его, и по мере того как он читал, лицо его становилось все более мрачным.

— Думаю, прежде чем записка сможет фигурировать в деле как полноправная улика, потребуется, конечно, провести дополнительную экспертизу, однако я считаю, что уже сейчас она должна стать базой для ведения дальнейшего перекрестного допроса свидетельницы, — сказал он. — Протест отклоняется. Продолжайте, мистер Мейсон.

— Миссис Лавина, вы неоднократно заявляли суду, что не общались с мистером Арчером на протяжении уик-энда, — обернувшись к свидетельнице, произнес адвокат.

— Я заявляла, что не разговаривала с ним.

— Но тем не менее общались?

— Ну… смотря что под этим подразумевать… Да, он передал мне эту записку.

— Теперь вернемся к вечеру нападения. Что вы заказывали в ресторане?

— Я была там с мистером Арчером. Мы ели французские жареные креветки и пили какое-то красное чилийское вино.

— Опишите, какой дорогой вы добрались до места, где на вас было совершено нападение?

— Миновав Харвей-бульвар, мы свернули на Мюррей-роуд, после чего выехали на Крестуэлл, где все и произошло.

— Миссис Лавина, в субботу утром вы получили от мистера Арчера записку, в которой, в частности, было сказано: «Мы ужинали в „Золотом льве“, где заказали французские жареные креветки и бутылку красного чилийского вина, марку которого вы точно не помните. Покинув ресторан, мы выехали на Харвей-бульвар, после чего через Мюррей-роуд добрались до Крестуэлл, где на нас и напал грабитель. Это произошло как раз в тот момент, когда я собирался прикурить сигарету, и от неожиданности я выронил прикуриватель, который упал на обивку сиденья…» Далее здесь подробно описывается сцена нападения. В связи с этим я хочу задать вам, миссис Лавина, вопрос: содержание записки легло в основу данных вами сегодня утром свидетельских показаний, не так ли?

Марта Лавина умоляюще посмотрела на Фритча.

— Ваша честь, вопрос сформулирован некорректно, — заявил помощник прокурора. — Из того, что мистер Арчер записал что-то на листке бумаги, который передал свидетельнице, вовсе не следует, что ее показания не базируются на собственных воспоминаниях.

— Протест отклоняется, — сказал Иган.

— Хотя я прочла эту записку, во время дачи показаний я опиралась исключительно на свою собственную память, — произнесла Марта Лавина.

— Теперь, когда обвинение буквально вложило вам в рот спасительную фразу, вы ее очень бойко продекламировали, — заметил Мейсон.

— Ваша честь, я протестую! — закричал Фритч. — Я расцениваю последние слова защиты как оскорбление!

— Протест отклоняется, — сухо сказал судья Иган. — Мистер Мейсон, продолжайте допрос.

— Миссис Лавина, однако в пятницу вы не могли вспомнить того, что сообщили нам сегодня, не так ли? — спросил адвокат.

— Да.

— Вы вспомнили эти детали только сегодня утром?

— Да.

— Не потому ли, что вашу память освежила переданная мистером Арчером записка?

— Нет. Просто за уик-энд у меня было достаточно времени, чтобы все обдумать. В пятницу ваши вопросы застали меня слегка врасплох. Что касается записки, то в ее содержании для меня не было ничего нового.

— Значит, вы помнили чилийское вино?

— Да, очень отчетливо.

— Какой марки оно было?

— Этого я вспомнить не могу.

— Вы пили кофе?

— Да.

— Мистер Арчер тоже пил кофе?

— Я… не помню.

— При каких обстоятельствах мистер Арчер передал вам записку?

— В субботу мистер Фритч попросил нас обоих прийти к нему в офис. Он опрашивал нас по очереди, объяснив, что не хочет, чтобы мы обсуждали друг с другом свои показания. Он сказал, что ему нужно прояснить кое-какие детали.

— И что же произошло?

— Мистер Арчер вошел в кабинет мистера Фритча первым. Он пробыл там около пятнадцати минут, после чего вышел, попрощался со мной и отправился домой.

— Он обронил записку вам на колени?

— Нет… не совсем так.

— Как же она оказалась у вас?

— Остановившись, чтобы пожать мне руку, мистер Арчер вложил в мою ладонь сложенный листок бумаги.

— Вы взяли его?

— Да.

— И прочли то, что на нем было написано?

— Да.

— Вы это сделали прежде, чем вошли в кабинет мистера Фритча?

— Нет, это было невозможно. Мистер Фритч стоял в тот момент прямо на пороге своего кабинета. Я прочла записку позже.

— Когда?

— Вскоре после того, как вошла. Я разложила листок на коленях под столом. Мне было интересно, что на нем написано.

— В это время мистер Фритч задавал вам вопросы?

— Да.

— Вы рассказали ему об ужине в «Золотом льве»?

— Да.

— Вы упомянули чилийское вино?

— Да.

— И сказали, что не можете вспомнить его марку?

— Да.

— Вы сказали, что вино было красным?

— Да.

— И вы не помнили всего этого в пятницу, когда давали показания перед присяжными, но вспомнили в субботу, когда оказались в офисе мистера Фритча?

— Да.

— До того, как получили записку, или после?

— Записка, конечно, тоже помогла.

— В какой степени?

— В некоторой.

— Она воскресила в вашей памяти события того вечера?

— Да.

— О которых, на самом деле, вы до ее прочтения ничего не помнили, не так ли?

— Нет, кое-что я, безусловно, помнила.

— Например то, что в «Золотом льве» мистер Арчер заказал красное чилийское вино?

— Да, я вспомнила об этом в пятницу, поздно вечером.

— Спасибо. У меня нет к вам больше вопросов, миссис Лавина, — произнес Мейсон. — Теперь, если суд позволит, я хотел бы еще раз допросить свидетеля Родни Арчера.

— У вас есть вопросы к миссис Лавине? — обратился к Фритчу судья Иган.

— Нет, ваша честь.

— Очень хорошо. Пристав, пригласите мистера Арчера для повторного перекрестного допроса.

Когда Марта Лавина покинула свидетельское место, в зале воцарилась напряженная тишина. Спустя пару минут Родни Арчер предстал перед Мейсоном.

— Мистер Арчер, — обратился адвокат, — общались ли вы с Мартой Лавиной с того момента, как в пятницу вечером закончилось очередное судебное заседание?

— Сегодня я сказал ей «доброе утро».

— Я имею в виду темы, имеющие непосредственное отношение к делу, — уточнил Мейсон.

— Конечно нет.

— Одну минуту, ваша честь! — вмешался Фритч. — Я думаю, что из справедливости к свидетелю обвинение должно поставить его в известность относительно…

— Сядьте! — перебил судья Иган. — Дело приняло крайне серьезный оборот, и в данный момент суд как никогда заинтересован в том, чтобы допрос свидетеля велся по всем правилам, без подсказок и наводящих вопросов. В связи с этим я предлагаю сторонам хранить молчание и предоставить мне возможность самому задать несколько вопросов свидетелю. Мистер Арчер, общались ли вы с Мартой Лавиной с того момента, как в пятницу вечером закончилось очередное судебное заседание, на темы, имеющие непосредственное отношение к слушаемому делу?

— Нет, ваша честь. Я отдавал себе отчет в том, что должен строго соблюдать предписываемые свидетелям правила.

— Вы не затрагивали тему дачи показаний?

— Нет, ваша честь.

— Вы не затрагивали тему событий той ночи, когда на вас было совершено нападение?

— Простите, ваша честь, но я не совсем понимаю, чем вызваны эти вопросы?

— Общались ли вы каким бы то ни было образом по поводу каких бы то ни было событий, имевших место в тот день, когда на вас было совершено нападение? — чуть повысив голос, повторил судья Иган.

— Ну… в общем… да.

— Так, значит, вы все-таки общались?

— Это было по поводу каких-то довольно незначительных подробностей.

— Вы упоминали их в разговоре с Мартой Лавиной?

— Нет… не совсем так.

— В процессе общения вы упоминали, какие блюда заказали в «Золотом льве» в тот вечер?

— С позволения суда, я хотел бы… — начал Фритч.

— Я прошу обвинение не вмешиваться, — прервал его судья Иган.

— Однако вы же не можете лишить меня права заявить протест против заданного вами вопроса? — возразил помощник прокурора.

— Чем же он вам не понравился?

— Я полагаю, что свидетелю не было достаточно четко дано понять, распространялся ли вопрос суда также и на письменное общение.

Судья Иган тяжело откинулся на спинку кресла.

— Это-то суд и хотел выяснить у свидетеля, мистер Фритч, — произнес он полным негодования голосом. — Вы, конечно, имели полное право заявить протест, однако то, как вы его сформулировали, довольно ясно демонстрирует, какие… какие цели вы при этом преследовали. Мистер Мейсон, вы можете продолжить перекрестный допрос.

— Мистер Арчер, вы в состоянии ответить на последний вопрос суда?

— Видите ли, в субботу я имел встречу с мистером Фритчем в его офисе, во время которой он задал мне несколько вопросов, которые сами по себе не имели непосредственного отношения к нападению, а были заданы с целью проверить точность моих воспоминаний о том дне. Поскольку информация, которой интересовался мистер Фритч, никак не была связана с преступлением, я решил, что не случится ничего противозаконного, если я изложу ее в записке и передам миссис Лавине, что я и сделал.

— Сообщив миссис Лавине даже тип вина, который был вами заказан к ужину в «Золотом льве»?

— Да.

— Это та записка? — спросил Мейсон, показывая свидетелю листок желтой бумаги.

— Да, это она, — ответил Арчер.

— Она написана вами?

— Да.

— Вы передали ее миссис Лавине для того, чтобы, ознакомившись с показаниями, данными вами мистеру Фритчу, она могла отвечать на его вопросы, не противореча тому, что было сказано вами?

— О, вовсе нет, мистер Мейсон! — воскликнул Арчер. — Я просто подумал, что, возможно, получив вызов к помощнику окружного прокурора, миссис Лавина будет волноваться, не связано ли это с чем-нибудь еще… Сами понимаете, она ведет дела, управляет несколькими ночными клубами… И чтобы немного ее успокоить, я набросал эту записку, в которой дал понять, какого рода факты интересовали мистера Фритча.

— В таком случае, не проще ли было написать, скажем: «Мистер Фритч интересуется только событиями ночи нападения, поэтому не волнуйтесь, о делах он вас спрашивать не станет» — или что-нибудь подобное?

— Честное слово, мистер Мейсон, в тот момент мне это просто не пришло в голову!

— Но ведь на самом деле в тот вечер вы ужинали не с Мартой Лавиной, а с другой женщиной, не так ли? — внезапно спросил адвокат.

— Нет, сэр.

— Разве не соответствует действительности, что в момент нападения с вами в машине находилась не Марта Лавина, а какая-то другая женщина?

— Нет, сэр.

— Разве, войдя в аптеку, чтобы вызвать полицию, вы не сделали сначала еще один звонок?

Свидетель колебался.

— Так да или нет? — спросил Мейсон.

— Я… сейчас не могу вспомнить. Возможно…

— И разве ваш первый звонок не был звонком на виллу «Лавина-2»?

— Я не помню.

— Но вы не исключаете такую возможность?

— Понимаете, мистер Мейсон, я был в сильном замешательстве и не отдавал себе отчета в своих действиях.

— Почему же?

— У меня ведь нервы не железные. Во время нападения я… ну, я ужасно перепугался.

— Что испугало вас больше всего?

— То, как дверца неожиданно распахнулась, и я увидел перед своим носом дуло пистолета.

— И это испугало вас настолько, что сейчас вы даже не можете вспомнить, звонили ли сразу после происшествия на виллу «Лавина-2»?

— Да, сэр.

— Однако несмотря на то, что вы были настолько испуганы, что не можете вспомнить, имел ли место этот телефонный звонок, вы все же пытаетесь убедить суд, что смогли совершенно точно опознать нападавшего после секундного взгляда, брошенного вами на его лицо в ту ночь?

— Испуг не помешал мне запомнить лицо нападавшего.

— Но ведь вы видели его не более секунды!

— На это я могу только повторить, что тем человеком, который напал на меня, был подсудимый.

— Вы не отрицаете вероятность того, что, войдя в аптеку, вы, прежде чем вызвать полицию, набрали номер виллы «Лавина-2»?

— Нет, не отрицаю. Повторяю, тогда я плохо отдавал себе отчет в своих действиях.

— И когда вилла ответила, вы попросили к телефону миссис Лавину?

— Возможно… Хотя нет, конечно же нет!

— Однако ваш первый ответ не был столь категоричен.

— Я волновался.

— Настолько волновались, что могли попросить к телефону Марту Лавину, которая в этот момент находилась в вашей машине?

— Я хотел сказать, что волновался, отвечая на ваш вопрос. Что касается телефонного звонка, то заявляю совершенно однозначно, что если я и звонил на виллу «Лавина», то уж во всяком случае не для того, чтобы поговорить с ее владелицей.

— Зачем же еще вам было туда звонить?

— Но я не помню, звонил ли я туда вообще.

— Однако и того, что точно туда не звонили, вы тоже не помните!

— Мистер Мейсон, если вы сможете представить доказательства того, что факт, о котором идет речь, действительно имел место, я соглашусь признать его. В противном случае я не вижу смысла продолжать разговор на данную тему.

— Хорошо, спасибо. У меня все, — сказал Мейсон.

— У обвинения есть вопросы к своему свидетелю? — спросил судья Иган.

— Мистер Арчер, насколько я понимаю, в настоящий момент вы не можете дать ни отрицательного, ни утвердительного ответа относительно того, звонили вы на виллу «Лавина» сразу после происшествия или нет, — произнес Фритч. — Я правильно изложил вашу позицию? В конце концов, все это было уже значительное время назад, и вполне естественно, что сейчас вы не помните подобных деталей.

— Совершенно верно.

— Спасибо. У меня все, — сказал Фритч.

— Прошу прощения, еще всего лишь один вопрос, — заговорил Мейсон. — Мистер Арчер, другие события, происшедшие той ночью, вы помните довольно отчетливо, не так ли?

— Да, сэр.

— Вы помните, что заказали в «Золотом льве» чилийское вино?

— Да.

— Это было именно чилийское вино?

— Да.

— Красное вино?

— Да.

— Вы помните это отчетливо?

— Да, сэр.

— Вы помните, что ели креветки?

— Да, сэр.

— Вы помните, как они были приготовлены?

— Да, сэр. Это были жареные французские креветки.

— Но вы не помните, звонили ли в промежуток между происшествием и вызовом полиции на виллу «Лавина»?

— Нет, сэр.

— Спасибо, — сказал Мейсон. — У меня все. Судья Иган поднялся со своего кресла.

— А сейчас суд объявляет перерыв до двух часов дня, — огласил он. — Во время перерыва присяжным запрещается вести обсуждение или позволять кому-либо обсуждать в своем присутствии вопросы, имеющие отношение к делу, а также высказывать какие-либо мнения и суждения касательно существа дела или же читать в газетах сообщения отдела уголовной хроники. Суд удаляется на перерыв.

Зрители стали покидать зал. Пробравшись к Мейсону, Дрейк схватил руку адвоката и пожал ее:

— Черт возьми, это было замечательно, Перри! Ты обратил их в бегство! Все в зале теперь совершенно убеждены, что Марта Лавина и Родни Арчер лгут беспросветно!

Покидая свидетельское место, Арчер на мгновение задержался возле Мейсона.

— Все-таки в вас есть что-то тошнотворное, — бросил он полушутя-полусерьезно.

— Благодарю вас, — ответил Мейсон и снова повернулся к Дрейку.

— События развиваются полным ходом, Перри. Нам удалось добыть кое-какие сведения об этом агентстве моделей. И вот что интересно: оно тоже находится в многоквартирном доме «Уиндмор» — том самом, в котором живет Кейлор. Парня, который им руководит, зовут Джеймс Дарвин. Он занимает квартиру 409. Мой наблюдатель из отеля «Киноут» видел, как время от времени к нему поднимались очень симпатичные девушки.

— Откуда вы узнали адрес?

— Это все Делла. Под именем Деллы Смит она откликнулась на объявление агентства и послала номер своего телефона. Дарвин позвонил и предложил прийти к нему.

— Когда?

Дрейк посмотрел на часы:

— Как раз сейчас она должна быть там.

— Хорошо. Я возвращаюсь в офис. Кстати, Пол, твои люди по-прежнему ведут наблюдение за домом Кейлор?

— Нет, Перри. После того как девушку доставили в больницу, я решил, что в этом нет необходимости.

— Тогда пошли туда несколько человек. Я волнуюсь за Деллу и не хочу, чтобы она…

— О Господи! Это просто какое-то вымогательство! — воскликнул Дрейк. — Сколько можно выматывать моих людей. С Деллой и так все будет в порядке.

— Ну так пошли людей в этом удостовериться, — сказал Мейсон.